Извечную противницу Москвы в спорах за великое Владимирское княжение Тверь лихорадило уже второй год. Покорный во всем Симеону Гордому князь Константин Михайлович Тверской решил проявить свою власть в борьбе с собственной родней и начал передел имущества. Вопреки предсмертной воле старшего брата Александра, записанной при ближних боярах в Орде накануне печальной гибели отца и сына по наветам Ивана Калиты, Константин начал брать на себя уделы жены покойного и его сына Всеволода. Подросший племянник не хотел оставаться спокойным свидетелем творящегося беззакония и произвола, собрал малую дружину и ответил силой. Он смог отстоять свои земли, но понимал, что это ненадолго. Для победы над обуянным жаждой наживы дядей нужен был сильный союзник, и Всеволод увидел такового в Симеоне Гордом. Константин не смог воспрепятствовать отъезду племянника в Москву, насторожился, на время осторожно затаился.
Приезд гостя поставил Великого Владимирского князя в трудное положение. Бояре Москвы не поддержали бы прямой военной помощи молодому и активному сыну Александра против дряхлеющего и слабовольного Константина – это, скорее всего, впоследствии привело бы к новому усилению позиций Твери. Но и отказать Симеон уже не мог: к тому времени он отчаянно влюбился с первого взгляда в сестру Всеволода, Марию, в мечтах видел ее своею третьей женой. А потому и принял свое, не зависимое от Боярской думы, решение.
Поздним вечером тверской гость тайно, по крытым переходам, был приведен в малую горницу великого князя. Верный слуга удалился, оставив князей с глазу на глаз за накрытым столом.
– Угощайся! – кивнул Симеон на вино и закуски. Всеволод послушно наполнил две чаши, положил на блюдо зажаренное лебединое бедро. Вслед за великим князем пригубил вина, взялся за разделочный нож и двузубую вилку. Покорно жевал, словно действительно был изрядно голоден. Вздрогнул от неожиданного вопроса:
– Как мать поживает?
– Выгнал дядя Настасью со двора княжеского.
– Сестру тоже?
– Куда ж Мария без матери?! Вместе нужду мают…
Вновь долгая пауза, нарушаемая лишь звуками еды и питья. Наконец, вытерев руки о плат, Симеон негромко изрек:
– Езжай в Орду, я дам тебе письмо к Джанибеку. Великий хан дружен мне, примет и рассудит. Он сам хотел вершить суды над русскими князьями. Я укажу в грамотке, что прошу хана принять твою сторону. Одарить найдешь чем?
– Малой толикой токмо. Константин всю нашу казну себе захватил. Отбить не удалось.
– Я дам что надо, напишешь заемную грамоту. С богом, Всеволод, езжай! Да, бают, в Орду мор пришел с юга, ты остерегись там! На подворье лучше не вставайте, разбей шатры за городом и чужих не допускайте. Коли дары какие получишь, вином протирай хорошенько, мне так купцы из Дербента советовали заезжие. Коли свои заболеют – изгоняй из стана немедля, жалости не имая. Страшный мор, черная смерть, страшнее мора прыщом! Думаю, сами там всё еще на подъезде узрите! Ступай, слуга тебя обратно проводит. О том, что здесь баяли, никому ни слова. Даже матери…
Всеволод прямо из Москвы направился водою в Сарай. Константин узнал об этом с большим запозданием. Его повестили тверские купцы, видевшие караван молодого князя на пристанях в Нижнем Новгороде. Узнал… и забил тревогу! Он ждал грамотки московской, торга с Симеоном, при котором все равно можно было хотя бы часть отнятого оставить при себе. Суд Джанибека сулил лишь новые проторы в казне и непредсказуемое волевое решение. Нужно было срочно выезжать, не дожидаясь ханского вызова. Тверской князь приказал готовить лодьи, дары великому хану, деньги для взяток эмирам, малую дружину для охраны.
На пристанях Сарай-Берке поразило непривычное малолюдье и горы почерневших разлагающихся трупов, которых специальные нукеры с промасленными повязками на рту стаскивали и свозили на длинных крючьях с разных сторон великого города. На подворье смерть попятнала уже троих старых слуг, ходивших на базар за продуктами. Страх и напряженность поселились в глазах вновь прибывших…
Константин узнал, что племянник остановился в степи. В ханском дворце также было пусто, Джанибек и Тайдула покинули город. Он оповестил о прибытии, начал обходить эмиров, оставшихся в своих домах. На входе окуривали серным дымом, принимали только его одного, подарки даже не смотрели, веля оставлять все за дверью. Разговоры велись уклончивые, чувствовалось, что племянник уже успел многого добиться за время своего пребывания. Надо было ехать в степь в ханскую ставку.
Джанибек принял официально-холодно. Расспросил, правда ли то, что тверской князь изгнал семью Александра из стольного города. Недовольно поцокал языком, сказал, что о дате суда и дядя, и племянник будут вскоре оповещены. Тайдула все время сидела на своем месте ханши молча. Константин покинул ставку в весьма смятенном состоянии.
Дома его поджидал новый удар. Заболел молодой парень из прибывших вместе с ним, ухаживавший за лошадьми. Накануне он сводил пару жеребцов на Волгу, почистил их и искупался сам. Теперь натужно кашлял с кровавой пеной, забившись к забору и испуганно-жалостливо глядя на чурающихся собратьев.
– Дайте ему еды и выгоните вон! – приказал князь. – Пусть идет, куда хочет. Бог милостив – может, еще вылезет.
Ночью не спалось. В голову лезли мысли о суетности бытия, о справедливости свершаемого, о каре Господней за все неправедные поступки. Кусали блохи. Константин оделся и вышел на улицу.
«Может, напрасно все это? – впервые подумал он. – Может, завтра послать к Всеволоду, предложить мир, вернуть все, что отнял? Что тогда скажут гридни, слуги, жена? Что я слаб и безволен, что пора передать кресло тому же племяннику, съехать в свой удельный Дорогобуж и тихо доживать отпущенный свыше век? А ведь неплохо бы, лучше, чем сидеть в этом проклятом Сарае, смотреть, как тащат по улицам черные трупы, и ждать невесть чего! Как же быть мне, Господи, подскажи? Как поступить?..»
Он поднял глаза к звездному небу. Небо молчало…
Спустя двое суток князь ощутил под мышкой небольшую твердую припухлость. Осмотрел сам, призвал лекаря. Старый знахарь, не раз правивший здоровье хозяина, подавил подкожный бугорок и уверенно заявил:
– Блоха укусила в болевое место, княже! Не сумуй, ничего страшного. Поешь, выпей вина и не думай о плохом.
Князь послушался совета, но перекусил без аппетита. Лишь вино немного взбодрило. Он решил выехать в степь, чтобы дать пробежку застоявшемуся коню, приказал собираться нескольким гридням. Переоделся, вышел во двор… и покачнулся от внезапного удара, словно бы пронзившего его от лопаток до ребер…
«Господи, что это? Господи, неужели?..»
Тяжелый кашель разорвал легкие, красная слюна выступила на губах. Князь кашлял вновь и вновь, и верные слуги испуганно отступали от хозяина, не в силах побороть страха.
«Господи, помоги! Я помирюсь, я покаюсь, я на колени перед Настасьей встану!»
Константин смотрел на испачканную красным ладонь, а виделся ему всадник в повязке, влекущий багром очередное тело к зловонной куче…