Андрей действительно решил уйти в монастырь. Долгие годы скитаний на чужбине, постоянное нервное напряжение последнего времени, страшное ежедневное ожидание признаков заражения черной смертью не могли не надломить его психику. Он не хотел больше видеть в руке меч и зарабатывать этим на жизнь. Он не мог вернуться к повседневным будням мирного жителя, поскольку не находил в этом смысла бытия. И самое главное – он постоянно чувствовал себя виноватым за тот страшный совет, который дал под Кафой беглербеку Могул Буге. В памяти вновь и вновь всплывало вечернее море и корабли, уходящие в его кровавую даль. То, что страшная болезнь не угасла на берегах Русского моря, а перекинулась в неведомые дали, он считал своим тяжким грехом. Продолжали гибнуть тысячи и тысячи. Он словно видел: так же, как и раньше на берегах Итиля и в степи, в далеких городах и деревнях валялись зловонные трупы, которые уже некому было убирать. Он словно видел, как чума расползается по Европе, обезлюживая целые страны. Просыпался порою в холодном поту и шептал горячими губами: «Господи, прости мя, грешного! Я сам не ведал, что сотворил!»
И Иван, и Алёна как могли пытались помочь Андрею вернуться к мирной жизни. Дядя брал племянника на рыбные ловы, заставлял таскать длинный тяжелый невод, поил хмельным медом под наваристую уху у ночного костра. Они вспоминали свои совместные прошлые приключения, на какое-то время парень веселел, но вскоре вновь впадал в молчаливую хандру. Иван пытался свести его с веселыми жонками, не требовавшими от мужиков ничего, кроме жарких объятий и бессонных страстных ночей. Но не загоралось сердце Андрея любовными забавами, уходил он куда-нибудь на берег Москвы-реки, чтобы погрузиться вновь в молчаливое одиночество. Отчаявшись, Иван отослал племянника в Москву испрашивать разрешения у боярина Вельяминова на оставление княжей ратной службы. Василий сразу не дал своего согласия, повелев пока оставаться в дружине. Слишком много знал этот ратник, чтобы так вот просто оставить его без присмотра. Секреты большой политики – опасные секреты, за них во все времена порою люди вместо свободы получали внезапную смерть.
Вельяминов хотел посоветоваться о дальнейшей судьбе ставшего странным парня с великим князем, но тут состоялась описанная ранее Боярская дума. К вечеру Андрей предстал перед Симеоном.
Князь молча изучал стоящего перед ним человека взглядом, которым опытный коневод оценивает возможности нового коня. Наконец изрек:
– Спасибо тебе за прошлую службу, Андрей! Слышал, в иноки хочешь податься? Отчего, поведай! Ужели мир стал столь не люб лихому и умному парню?
– Не люб, княже… Устал я от мира. Нет мне в нем боле покоя, молитвами хочу грех свой искупить.
– Что за грех, расскажи? Да заодно поведай, как все эти годы в Орде жил, чем занимался. Баяли, Джанибек тебя возвысил, нойоном сделал? Ты присядь, не стой, беседа у нас с тобою длинная будет.
Великий князь слушал неторопливую повесть своего слуги и все больше удивлялся капризам человеческой судьбы. Услышав про причину вспышки чумы среди генуэзцев, не смог удержаться:
– Так вот как оно случилось? Выходит, они сами к себе эту заразу на галерах завезли? А теперь франкские короли и королевы из-за этих глупцов в гроб ложатся!
При слове «глупцы» Андрей до крови прикусил себе губу. Это не укрылось от глаз Симеона.
– Что с тобой?
– Так это ж я, княже, я во всем виноватый получаюсь! Вовек мне этот грех не замолить!
– Не понял, проясни!
Услышав следующие слова парня, князь надолго замолчал.
– Будем вместе молить Господа, чтобы отвел он от Руси напасть сию. В монастырь хочешь? Хорошо, отпущу тебя на все четыре стороны, только напоследок еще одну службу сослужи мне и всей Руси Владимирской. Важную службу, Андрей! Думаю, лучше тебя под рукою у меня нет сейчас никого. Снова в Орду тебе с грамотой моею птицей лететь надо и любой ценою Джанибеку ее побыстрее вручить. Возможешь?
В последнем слове прозвучал явный металл. По сути, это был уже приказ, на который Андрей мог лишь покорно кивнуть головою.
– Ступай в молодечную. Как грамота будет готова, тебя найдут. Возьмешь десяток для охраны, серебра на дорогу и – с богом! Бояре Кобыла и Сорокоум далее просветят, что от тебя требуется.
…Снова Ордынка, ставшая уже до боли знакомой. Снова быстрые смены лошадей по первому предъявлению княжей грамотки. На одном из дворов, завидев нерадивость и неторопливость конюших, Андрей едва не выхватил из ножен саблю:
– Княжью волю исполнять не хотите, ироды?! Наполы развалю!
Он был страшен в своем безумном желании поскорее выполнить поручение Симеона. Андрей после беседы с боярами четко понимал, сколь важна для десятков тысяч русичей эта бешеная гоньба. И еще осознание того, что это его последняя служба, а далее столь желанная келья, возможность быть одиноким и молить Его во спасение себя и многих других…
Сопровождавшие его ратные на третий день возроптали было, что ночевки коротки, что поясницы уже болят, что неплохо бы на долгий постой встать да баньку принять перед Диким полем.
– Я великим князем над вами поставлен, и мне одному решать, как быть! – сорвался в очередной раз Андрей. – Кто болен или слаб – не держу! Возвращайтесь назад и сами тысяцкому объясните, почему раньше меня в Москве оказались! Ясно все объяснил?!
Повтора не потребовалось. На двенадцатые сутки после выезда из Москвы они достигли столицы Золотой Орды.
Татары действительно находились в состоянии войны с улусом Хулагидов, но войсками руководил опять беглербек. Сам Джанибек находился в степной ставке между Итилем и Яиком. Андрей сообщил эмиру о своем прибытии и о целях визита. Эмир оказался знакомым Кадана, бакшиш взял охотно и пообещал доложить великому хану при первой возможности. Русичам отвели для ночлега просторную вежу и выдали двух баранов для первого питания. Дальнейшая забота о хлебе насущном ложилась на плечи (и кошелек) гостей.
Ставка была многолюдна, звучала разная речь, мелькали разные одежды. На русичей взирали с интересом, но знакомых лиц Андрей не встречал. Лишь однажды к ним подъехал конный и насмешливо вопросил:
– Московиты?
– Слуги Великого Князя владимирского! – словно отрезал Андрей, оглядывая богато одетого всадника на дорогом скакуне. – Здороваться батя с мамкой не обучили?
– Успеем еще поздороваться! – столь же весело, но с какой-то легкой угрозой ответил незнакомец, толкнул коня пятками и улетел прочь.
– Кто такой, не знаешь? – спросил Андрей у сопровождавшего гостей татарина. Тот всмотрелся и уверенно ответил:
– Литвин, над дружиной у них старший. Давно приехали, все встречи с великим ханом ждут.
«Значит, вовремя подъехали, – подумал посланник. – Не зря коней и людей торопил!»
Он не заметил, как вслед русичам на почтительном расстоянии поехали двое. Сопроводив их до вежи, развернулись и поспешили к своим шатрам.
Андрей поинтересовался у татар, нет ли поблизости Кадана. И, к своей искренней радости, узнал, что тумен брата находится поблизости в степи, а юрта самого Кадана в перелете стрелы от юрты великого хана.
Встреча была радостной. Кадан возмужал, завел трех жен, от каждой из которых успел получить по ребенку. На войну отправлен не был, поскольку продолжал со своими нукерами отвечать за жизнь и охрану Джанибека. Темник предложил брату провести ночь в своей юрте, обещая хмельное, музыку и жарких наложниц. С удивлением услышал отказ от последнего вида развлечений, но расспрашивать пока о причине не стал. Послав в вежу русских своего нукера, чтобы предупредить о месте ночлега их старшего, Кадан велел слугам омыть брата и подавать ужин.
Ночь прошла весело, но утро было страшным. Едва только засерел горизонт, как братьев разбудил стоявший на страже нукер:
– Там какой-то русский прибежал! Кричит что-то громко, я не понимаю.
Андрей быстро накинул на себя халат и выскочил на улицу.
– Что случилось, Олежко?
– Беда, боярин! Наших кто-то стрелами побил! Всю вежу издырявили, в упор били. Целы только я и Онопка, еще трое раненых, остальные…
Не дослушав, Андрей вернулся в юрту, чтобы переодеться. Когда Кадан услышал, что произошло, он вскочил с кошмы, отдал громкий приказ и удержал брата за руку:
– Не спеши, возьми с собою охрану. Я сам вскоре тоже подъеду.
Войлочное укрытие действительно было все в дырах. Внутри теплилось несколько свечей, и при их прыгающем свете картина была еще более ужасающей. Оставшиеся в живых перевязали раненых и растерянно пытались навести хоть какой-то порядок. Андрей остановил их:
– Не трогать ничего! Пусть хозяева увидят, как их улусников встречают! Закон гостеприимства нарушен, а татары этого ой как не уважают! Пусть сами ищут виновного.
В веже побывал Кадан, затем еще несколько важных чиновников. Русичей немедленно перевели в другое место. Андрей молча сидел на корточках, уставясь куда-то вдаль.
– Ты с кем-то успел поссориться по приезде? – подсел к нему брат.
– Нет. Я, кажется, знаю, чьих рук это дело. Ты можешь нагрянуть к литвинам и проверить, какие стрелы у их дружинников?
– Думаешь, они?
– Думаю, что их воевода наконец-то со мною поздоровался. По-иному он не умеет…
Андрей не мог ожидать, что все случившееся ночью поможет ему быстро выполнить основную цель своего приезда. Уже к обеду он был вызван в юрту великого хана. Вместе с Джанибеком находилось несколько эмиров, Тайдулы на этот раз не было. Это означало, что встреча носила полуофициальный характер.
Джанибек неожиданно встретил гонца улыбкой:
– Здравствуй, Андрей-бей! Хотел уехать от меня, а опять вернулся?
– Я исполняю лишь волю московского князя, великий! Вот его письмо к тебе!
Джанибек сам принял грамоту, внимательно посмотрел на серебряную печать Симеона Гордого и передал бумагу толмачу:
– Прочитай!
Переводчик нараспев принялся за перевод. Джанибек внимательно слушал, перебирая пальцами правой руки четки, иногда кивая головой. Когда услышал последние строки послания, движение пальцев замерло:
– «Ольгерд опустошил твои западные улусы и вывел их в плен, теперь то же хочет сделать и с нами, твоим верным улусом, после чего, разбогатевши, вооружится и на тебя самого…»
Толмач закончил. Великий хан некоторое время был подобен истукану, сидящему с закрытыми глазами. Потом вдруг протянул руку, взял грамоту вновь и прилюдно поцеловал печать.
– На словах что мой верный князь просил передать? – повернул он голову к Андрею.
– Посольство вскоре прибудет от него, все как положено. Меня просто прислали, чтобы заранее упредить о кознях Ольгердовых. Какова честь у брата его Кориата, все сегодня могли увидеть, великий!
Джанибек страшно улыбнулся:
– Мой великий отец казнил вашего князя Дмитрия за то, что тот посмел своевольничать рядом с его шатром. Возвращайся назад, верный слуга, и передай своему князю, что я с нетерпением буду ждать его послов и подарков. После чего порадую и Симеона своим… очень для него дорогим!.. А ты прими от меня за прошлую верную службу, Андрей!
Джанибек хлопнул в ладони, и тотчас из-за занавеси появился нукер с бухарской легкой саблей в руках. Андрей пал на колени, вытянул многоцветное блестящее лезвие и поцеловал его в глубоком поклоне.
– Разрешаю удалиться! До Оки тебя проводят мои нукеры, Кадан позаботится об этом.
Русичи, оставив раненых на русском подворье в Сарае, отправились в обратный путь. Андрей вновь не медлил, прекрасно понимая, сколь желанную весть он везет из последней своей мирской поездки…
Великого князя он застал еще в Москве. Выслушав его, Симеон широко перекрестился:
– Слава тебе, Господи, бережешь землю Русскую!
Затем вновь обратил лицо на своего гонца и вопросил:
– Не передумал?
– Нет, княже.
– Лишнего за монастырской стеной болтать не будешь?
– Нет, княже. Обет молчания готов принять, коли пожелаешь!
Сам того не подозревая, Андрей этими словами спас свою жизнь. Бояре, знавшие о прошлых поручениях Иванова племянника, настойчиво советовали негласно убрать того с людских глаз. Но Симеон колебался, он всю жизнь был противником пролития лишней крови.
– Целуй крест, что сделаешь так, как только что пообещал!
Андрей расстегнул рубаху, вынул потемневший серебряный нательный крестик, перекрестился и поцеловал распятие.
– Езжай, прощайся со своими и затем в Богоявленский монастырь. Игумена я предупрежу, примет. Будешь свой грех молча замаливать, раз служить мне больше не желаешь!..
…Джанибек и в этот раз щедро проявил всю силу своей любви и уважения к Симеону Гордому. Прибывшим вслед за Андреем боярам были переданы под строгой охраной литовский князь Кориат, сопровождавшие его в поездке бояре и вся литовская дружина. Ценные пленники оказались в Москве, где, хотя и считались почетными гостями великокняжеского двора, по сути оказались заложниками. Ольгерд отныне не мог продолжить свои коварные замыслы в отношении Московии и должен был потратить массу времени и средств, чтобы вернуть брата домой. Союз его со шведами распался сам собою, Магнус вынужден был вернуться домой. Крепость на Неве-реке новгородцы взяли приступом и срыли уже без помощи великокняжеских дружин. Так умом Симеона Гордого и усилиями десятков его верных слуг вновь была продолжена мирная жизнь Владимирской Руси.
Молчальник Андрей начал истово исполнять обязанности послушника в главном мужском монастыре того времени. Вскоре произошло его второе, уже монастырское, рождение, в московском монастыре появился новый инок по имени Симон…