На первом же привале Иван уединился с Нури.

— Бери всех и уходите на север. Пошли ребят, пусть отобьют еще лошадок у Амылея. Я же пока приотстану, еще одно дело надобно обделать.

— Не понял! Ты ж уже взял что хотел.

— Нет, не все, дорогой. У той женщины, ради которой я этот поход затеял, два сына там остались. А отец их не Амылей, нет!! Отец — мой брат-близняк, что от Амылеевой стрелы красной в копне дух испустил. Понимаешь? Я Любане обещал их взять, да и сам не хочу здесь мальцов оставлять. Это ж род мой, Нури, пойми!

— Давай вернемся и возьмем силой! Или ты уже забыл мои уроки?

— Не в том дело! Пленных и деньги надо доставить к границе степи, верно? Я ведь мальчикам моим обещал заплатить в случае удачи. Никто лучше тебя, Нури, этого не сделает. Я же возьму одного Степку да пару коней заводных и ночью шепотом выдерну парней из постели. Метет хорошо, к утру ваши следы надежно передует. А по моим они языки на плечи вывалят, гоняясь. Так что выручай, дорогой!

Нури внимательно посмотрел на Ивана и едва заметно кивнул. Снял с шеи пайцзу. Русич отстранил протянутую руку:

— Нет, оставь себе, в степи с такой толпой она нужнее будет. Дай мне лучше коней порезвее из своих, наши тверские со степными не сравнятся.

— Бери Алтына, он ведь твой был. Еще трех подберу, огонь-кони. А вот как ты нас потом без следов-то найдешь?

— Жди меня в том месте, где встретились. Седмицу жди! Не объявлюсь — проводи пленных и моих докуда сможешь и расплатись. Своим тоже дай по паре гривен. Ну, не прощаюсь! Езжайте, а я тут до ночи коням роздых дам.

Две ладони сошлись в крепком мужском рукопожатии, глаза сказали больше, чем слова.

Услышав просьбу Ивана, Степка вначале растерялся. Он никак не мог предполагать, что рискованный поход одним посещением становища не ограничится.

— Боишься? — испытующе заглянул ему в глаза старший. — Обделаем все ладом — серебра не пожалею. Но если ты против, тогда я кого другого подберу.

— Да брось ты со своим серебром! — отмахнулся молодой парень. — Не об том баять надобно. Как складнее все обтяпать — вот в чем штука?!

— Вяжем к одному коню два больших мешка. Ты ждешь меня в условленном месте, я подвожу мальцов. Суем в мешки, затягиваем их и… ходу!!

— А коль погоня?

— Отстреляюсь! Татарва — они в ночи не вояки, они любят, когда трое на одного да среди ясного дня погожего. Лишь бы меж юрт сполох раньше времени не поднялся, собаки у них добрые. Но и против этого есть у меня задумка, научили в свое время. Айда, поохотимся!

Поздней ночью, когда узкая луна лишь обозначала себя, не в силах осветить округу, из белесой мути поземки неслышно показалось странное существо. В нем можно было б признать всадника на коне, если б не странные клочья-крылья, трепавшиеся на ветру. Это были свежесодранные шкуры трех шакалов, животных, постоянно находящихся неподалеку от мест обитания человека и обладавших сильным стойким запахом. Именно за ними и охотились двое несколько часов тому назад.

Копыта Алтына неслышно погружались в свежий снег. Лишь изредка ломалась корочка старого наста, но за воем пурги и более сильный звук был бы не слышен. До нужного шатра оставалось уже недалеко.

Одна из овчарок, укрывшаяся с подветренной стороны жилища, подняла чуткий нос и прислушалась. Ее уши уловили-таки посторонний звук, но запах шакала забил запах лошади и человека, и, сладко зевнув, волкодав вновь сунул нос под теплый хвост.

Иван спешился, достал острый нож. Умный Алтын послушно стоял у самого шатра, опустив голову и лишь слегка развернувшись к ветру задом. Перекрестившись, тверич резким движением распорол стенку.

В свете двух неярко горевших жирников он увидел обоих близнецов, крепко спавших под теплыми ватными одеялами. Раньше их покой охраняла русская полонянка, теперь же, кроме сыновей Любани, внутри был лишь громадный лохматый кобель.

Собака тотчас залаяла, едва в рукотворный вход протиснулась человеческая фигура, и смело бросилась на неведомого врага, выполняя свой собачий долг. Ей немедленно откликнулись все остальные псы.

Схватка была недолгой. Окольчуженной перчаткой Иван отбил бросок и всадил длинное лезвие в грудь животного. Сгреб обоих детей под мышки и выбрался вновь на свежий воздух. Алтын даже не затанцевал, когда хозяин с трудом без помощи рук взбирался в седло, словно понимал, что мгновения в тот миг для обоих решали все. И лишь получив толчок пятками под ребра, с места сорвался в горячий намет.

Их увидели, заулюлюкали, загомонили. С десяток нукеров устремились в погоню. Темнота и выигранное расстояние спасали Ивана от метких длинных стрел, все теперь зависело лишь от Алтына. Ступи он в старую заметенную нору суслика, запнись о какое-нибудь препятствие — погоня была б тут как тут. А ответить из лука Иван, увы, не мог, руки были заняты близнецами. Да, ночь работала на похитителя, но свежий предательский след верно служил преследователям…

До Степки оставалось саженей триста-четыреста, и тверич достиг бы запасного коня с мешками с достаточным для перегрузки запасом времени. но тут один из мальцов, удерживаемый левой, травмированной-таки псом рукой, умудрился извернуться и изо всех сил вцепился в мякоть большого пальца. Было это столь неожиданно, столь больно, что локоть сам по себе освободил сжатие, и звереныш сиганул в сугроб.

Горячий конь пролетел далеко вперед, прежде чем послушался поводьев и повернул назад. Но малыш успел затаиться, а крики преследователей становились все ближе и ближе. Задержка означала бы верную гибель для русича.

«Пусть уж лучше один, чем вообще никого!» — мелькнуло в разгоряченном мозгу, и тверич вновь пришпорил аргамака, направляя в сторону укрывшегося Степана.

Сколь времени он потерял на вынужденную остановку, столько же и приобрел, когда преследователи наткнулись на одного из близнецов. Пока татары разбирались что к чему, пока четверо из десятка прочесывали окрестность, надеясь найти второго, Иван достиг заводных лошадей и с неописуемым блаженством сунул сохраненного сына Любани в прочный объемный мешок.

— Бежим? — жарко вопросил Степан, держа лук наготове.

— Погодь! — прислушался к вою ветра старшой. И почти тотчас продолжил: — Встретим! Ветер в их сторону, им глаза слепит. Наши стрелы хорошо понесет. Бей споро, Степа! Нам провожатые ни к чему.

Едва несколько теней появились в мутной белизне, дружно запели тетивы луков. Округу огласили жалобные крики боли. Два приятеля били очень быстро, и на близком расстоянии меткие посланцы их луков точно находили свои жертвы.

Двое свалились замертво, еще трое были ранены, и лишь один избежал смертельных укусов железа. Четыре коня споро развернулись и помчались назад по собственным следам. Иван зло прищурился:

— Это вам не безоружных смердов зорить, конееды! В другой раз подумайте, стоит ли за русичем в погоню бросаться. Айда, Степка, время не ждет. Молодец ты, брат, стойко держался! Выбирайся на косогор, там снегу меньше и заметет быстрее. Теперь нам до утра без передыху. Надо наверняка от них оторваться. Особо коней не гони, пусть рысью, вполсилы идут. Запалим лошадей — тогда конец. Пошел, Алтынушка!!

Через шесть дней они встретились с Нури в условленном месте. Мать истово прижала к себе сына, лишь кратко спросив о судьбе второго. Похоже, Любаня не чаяла уже встретить их обоих, равно как и своего спасителя.

Пацан, которого звали Талтаном, жадно вцепился в единственное близкое ему существо в этом непонятном и страшном скопище людей и коней и весь оставшийся путь до границ с Суздальским княжеством ехал только с матерью.

— Не говори ему пока про Андрея ничего, — посоветовал Иван. — Не надо, пусть маленько пообвыкнет да оглядится. Родную-то кровь все одно признает!

С Нури расстались по-братски. Захваченную добычу честно поделили на всех, ходивших в поход. Заглянув в глаза степному удальцу, Иван спросил:

— Куда теперь? Снова в степь?

— Нет, туда нам дорога заказана. Амылей не вернется, а значит, меня, от имени Узбека действовавшего, теперь за золото по всей Орде начнут искать соглядаи ханские. Я уже говорил со своими, все вместе подадимся в Литву к Гедимину. Служить надо сильному. А этот князь уже всех соседей своих уважать себя заставил: и Русь, и Орду, и прочих.

Иван от услышанного вздрогнул. Нури практически дословно повторил слова отца о сильной власти.

— Ну, — занес он руку для прощального рукопожатия. — Может, еще и свидимся.

— Только б не на сече по разные стороны, — глядя в лицо товарищу, негромко ответил Нури.

— Не допусти Господь! А только знай, что и тогда на тебя у меня рука не поднимется, пусть лучше отсохнет!

Они крепко обнялись на прощание. Любаня, сидевшая верхом неподалеку, смахнула из уголка глаза непрошеную слезу.