— Про меня ты грамотно Вовчику рассказал, — никак не мог успокоиться Петр. — Правильно сделал. Эта гадина способна на что угодно и окружающий мир по себе меряет…

Мы уже закончили чаепитие и теперь потихоньку катились на «крузаке» к дому Марычей, забирать сундучок с архивом.

Выслушав во время перекура мою историю о нечаянном госте, Петр поменялся в лице, и взгляд его стал сочувственным.

Он рассказал, как из-за Козлякина погиб друг детских лет, не найдя выхода после умело организованного обвала.

— Все прошли, все! А он попал, — горестно вспоминал мой собеседник. — Шахта слепой оказалась. Когда мы его откопали, он уж задохнуться успел.

— А откуда известно, что это Вова?

— Только он любит в призраков играться. Все пытается жути побольше нагнать, а потом слухи по городу распускает.

— Тот раз тоже?

— Конечно. Я прибить его хотел, когда понял, что он это, да разве его поймаешь?

— А в Слюдянке?

— В городе тоже не найдешь. Он после шахт ведет себя как ниндзя. Одним маршрутом не ходит, а когда ему надо, появляется словно из-под земли. Только-только не было, и вот он. Не удивлюсь, если он и теперь нас слушает.

— Ты серьезно?

Я прикусил язык. Хотел ведь прямо сейчас новости излагать.

— Конечно. Это ж для простых горожан все как всегда. На самом деле те, кто касался «подземли», нормально не живут. Особенно кто со смертью поигрался. Здесь такой Заморенок есть. Один из тех, кто в этой подземной войне выжил, так он на окружающих как на стадо смотрит. Жена от него ушла, дети тоже неинтересны. Но у них, похоже, с Козлякиным договоренности.

— ???

— Друзья детства они, да и в шахты сейчас мало кто ныряет, вот они незваных гостей вместе и отваживают.

— Что за гости?

— Туристы там, спелеологи да праздношатающиеся всякие. Правда, сейчас попасть на нижние горизонты сложно. Доступных лестниц нет. Ходы, которые остались для прохода в самую глубину, знает совсем немного народа. Путь вниз открыт только зимой, да и то с альпинистским снаряжением.

— Зимой?

— Инерция температур. Стволы шахт наледями затягивает. Получаются линзы, через которые не пробиться. Оттаивают они начиная с октября, а в феврале — марте опять замерзают.

— А ты-то вниз дороги знаешь? — поинтересовался я.

Петр внимательно заглянул мне в глаза, утвердительно моргнул, а вслух произнес:

— Давно не ходил, да и какая нужда? Выпить хочешь?

Вопрос прозвучал заговорщицки, и неожиданно я спиной почувствовал сверлящий взгляд. Хотелось обернуться, но Петр положил руку мне на колено и незаметно сжал пальцы. Я понял, что он тоже чувствует, и теперь надо верно ответить, чтобы не насторожить наблюдателя.

— Выпить можно, — сказал я. — Вот только Лидия Иннокентьевна пьяниц не привечает…

— Поехали тогда ко мне, — улыбнулся Петр. — Я сегодня один.

— Давай, только сначала к Марычу.

— А что там?

Чужой взгляд не оставлял мою спину ни на секунду.

— Архив Петровича.

— В доме, что ли, оставил? — нервно вскинулся Петр.

Теперь настала моя очередь сжимать его колено.

— Да, — подмигнул я.

Сверливший меня взгляд неожиданно пропал.

— Поехали, — поднялся Петр. — Только с Быковыми попрощаемся.

Когда сели в машину и поехали к Марычам, я в двух словах рассказал Петру о своем исследовании документов.

Узнав, что есть письмо с разъяснениями, мой новый товарищ успокоился.

— Читать поедем ко мне в новый дом, — сказал он. — Там не подкрадешься. Машину на двор загоним, если что, у меня и заночуешь.

— Да мне Марыч ключи оставил, — похвастался я.

— Ты не понимаешь, — наклонился ко мне Петр, — Козлякину известно больше. Я не знаю, что там, в архиве, но чую — интересное что-то. Мой-то папаша покойный ничего не рассказывал, а вот Козлякины всегда жадные были, и, значит, старший младшему поведал что-то. Только нет у него деталей, вот он за тобой и погнался.

— Послушай, — вспомнил я секретничанья на подворье Быковых. — Ты же заметил, что за нами кто-то следил? Ну, когда курить в последний раз выходили.

— Конечно, — улыбнулся Петр. — «Подземля» знаешь какое чутье придает! Тоже уловил?

— У меня это после уголовного розыска, я и Козлякина останавливать не стал, когда он в дом сегодня утром ворвался.

Петр вернулся к утренним событиям:

— Интересно, откуда он про архив узнал?

— Серега рассказал.

— Серега? Не может быть, они же не общаются.

— Тогда кто? — удивился я.

— Ладно, после будем думать, — ответил Петр, выскакивая из машины. — Пойдем, архив заберем.

Когда отпирал калитку, из дома послышался стук.

На подворье Маркиных обычно царила тишина, и звук насторожил сразу.

— Слышал? — спросил я.

— Давай отпирай быстрее, — скомандовал Петр.

Мы ввалились в калитку и побежали к крыльцу.

Замок открылся, но дверь не поддавалась.

— Заложка, — прорычал я и побежал вокруг дома, вспомнив про окно без шпингалетов.

Оно оказалось распахнуто, и из него вился черный дымок. Боковым зрением я заметил две темные фигуры, которые перебирались через забор в дальнем конце огорода. Первый спрыгнул на другую сторону, а второй подал ему какой-то предмет.

«Сундучок Быкова», — узнал я, и мысли понеслись за похитителями, но соображения о пожаре остановили.

Обдумывая после свои действия, понял: погонись я за ними, ничего хорошего не вышло бы. Парни, способные на такие поступки, могут и большее. Напугать попробовавших крови невозможно, тем более что уходили они с добычей.

Побеги я следом — валяться бы мне с каким-нибудь штырем в животе среди кустов соседской малины, а дому Маркиных — медленно догорать.

Когда заскочил через окно, сваленная на полу куча уже занялась. Хорошо, мое детство прошло в лесу. Огонь, конечно, штука страшная, но тушить что-либо мне доводилось не раз.

«Сразу не обжигает», — вспомнились слова соседа по даче, летчика-фронтовика. Таскал он тогда из костра угольки, прихватывая их заскорузлыми пальцами, подкуривал и успевал бросить обратно.

В раскрытое окошко полетели загоревшиеся обломки стула, которыми похитители архива затеяли разжечь импровизированный костер. Следом я вышвырнул затлевший матрас.

Петр ломился в двери.

Я заорал:

— Не ломай!

И подскочил к опасно прогибающемуся косяку. Откинул кованую задвижку.

— Правильно побежал, — оценил обстановку партнер. — Еще бы минут десять, и прощай, берлога Бульдозера.

— Знал дядю Толю? — поинтересовался я.

— Конечно, — разулыбался тот. — Кто его не знал? Бульдозера все боялись, особенно, кто у жены его учился. Хулиганить на уроках не решался никто.

— Да уж, — вспомнил я ручищи дяди Толи.

— Надо полы пролить, — взял ведро Петр. — Вдруг где залетело…

— Милицию зовем? — спросил я.

— Не стоит, только время потеряем, да и объяснять придется, что и откуда.

— Зато остерегутся…

— Эти? — удивленно уставился на меня Петр. — Им вообще на все плевать. Никто связываться не хочет.

Действия противника неожиданно показали мне опасность нового предприятия.

Я вытаскивал во двор обгоревшие остатки мебели и думал: «Еще ничего не начали, а уже целый ворох проблем».

— Вовремя приехали, — гудел, поливая половицы, Петр. — Смотри какие, мало что архив утащили, так и следы еще замести решили: мол, сгорело да сгорело… Что там за тайна такая?

— Стоящая, — коротко ответил я. — Причем наша с тобой.

— То есть?

— Для тебя и для меня, — сообщил я вполголоса. — Архив твоего бати где сейчас?

— Эх, мать честна, — спохватился партнер. — В старом доме, а там никого.

— Так поехали, — чуть не заорал я. — Без него вся возня зря…

В обратную сторону неслись быстро. Сколько ни прислушивался к себе, на сердце было спокойно.

Домик покойного отца Петра стоял на той же улице, что и дом Быкова. Подворье, как и у того, вымощено отходами цеха по обработке камня, и даже гараж построен из таких же мраморных брусков. Почти полные двойники.

Пока ехали, провернул в голове все, что произошло.

«Насыщенный денек выдался, — рассуждал я. — Может, хватит на сегодня проблем?»

— Сиди на месте, — велел Петр. — Охота только началась.

Но я все-таки не удержался и пошел за ним в приоткрытую калитку.

Подворье выглядело нежилым. Петр грохотал в доме, что-то переворачивая или открывая.

— Зачем вылез-то? — крикнул он в форточку. — Не будешь слушаться, в «подземлю» с тобой не пойду. Вали в машину!

«Развоевался», — капризно оценил я, но тем не менее послушался. Прошло еще минут пятнадцать.

Партнер появился с кучей каких-то баулов. Ясно просматривался таежный сидор с притороченным на боку спальником. Чехол для ружья и пара объемных сумок.

— Открой багажник! — крикнул он. — Есть шанс окончательно переехать.

Загрузив весь скарб, он бахнул на заднее сиденье одну из сумок.

— Архив тут, — ткнул Петр в нее пальцем. — Гляди в оба и, пока мы вместе, давай без самостоятельности.

— Как получится, — упрямо проговорил я вслед его спине, исчезающей в проеме ворот, и неожиданно понял: пыжиться глупо. Петру виднее, как вести себя в этих обстоятельствах.

Хотел спросить, как вернется, а почему мы так неприкрыто переезжаем, и сообразил, что если кто сейчас наблюдает, то после эдакой показухи соваться сюда не будет резона… «А может, и на самом деле наблюдают?» — задумался я, но лишнего внимания к своей персоне не заметил и стал рассматривать окрестности.

Дамба на речке Слюдянке и сам городок лежали как на ладони. Слева и справа возвышались сопки с каменными осыпями и желтеющим лесом. Под горой виднелась дымка испарений от Байкальского покрывала.

В проеме калитки появился Петр, снова груженный непонятными баулами.

Я хотел выйти и открыть ему двери, но неожиданно прямо в глаза сверкнул солнечный блик. Глянул в том направлении и получил еще одну порцию света, отраженного оптикой.