Месяц после выписки провел дома. Пробовал пробежаться по

Андреевской набережной – тяжело становится уже после полукилометра.

Как-то странно не слушаются мышцы у ступни. Снег сошел и я стал ходить по своему беговому воскресному маршруту по Ленинским горам – до Сетуни и обратно. Около трех часов. После десятка таких походов мои ноги восстановились. За этот месяц я уволился из банка и зарегистрировался в районном отделе занятости. Два раза в неделю я должен бывать там и получать две, три вакансии на работу. В следующий приход в отдел занятости я должен показать отметку об отказе или приеме на работу. Отказ от вакансии с моей стороны фиксируется. После трех отказов отдел занятости прекращает платить месячное денежное пособие.

Сначала я устроился в какой-то только отреставрированный особняк министерства культуры на старой Басманной. Оклад маленький – семьсот рублей. В отделе трое, задача – создать базу данных для музейных экспонатов. Второй программист, как и я в этом деле не в зуб ногой.

Мало того, что я не знаю языка, на котором надо программировать, и документация по нему скудная, зрение мое еще не совсем восстановилось после таблеток психических врачей. Проработал дней пять и уволился.

Однажды в отделе занятости среди прочих, мне вручили адрес с вакансией на Западной водопроводной станции (ЗВС). Ехать туда нужно на автобусе от конечной станции метро. То есть это уже пригород, а не Москва. Хоть это и моя ветка метро, но мне показалось слишком далеко. Приехал и попросил в кадрах поставить мне отказ с их стороны по причине отсутствия опыта в языке программирования или что-нибудь в том же роде. Отказ со стороны работодателя нужен для того, чтобы мне платили пособие. Отказ я получил.

В списках, предлагаемых отделом занятости половина программистских вакансий в организациях так или иначе связанных с МВД. Платят в полтора – два раза больше. Я обхожу их. Иногда по названию организации трудно понять, что это. И только в процессе беседы по телефону узнаешь, что платят за звание, и что если вступишь, то ни гу-гу.

Вторая организация, в которой я проработал всего два дня, называлась Промгаз. Она расположена в брошенной при отступлении белыми школе пятиэтажке. Снаружи и внутри все ободрано от пола до стен и потолка. Вход со двора, через фанерную дверь. В коридорах устойчивый запах дешевых сигарет. Меня взяли в группу из трех человек. Начальник группы и женщина сотрудница. Оба специалисты-газовики, обоим за пятьдесят. Моя задача – написать какие-то программы на Си для газовых нужд. В нашей комнате стоят две машины. Одна с 486-м процессором, другая – с 286-м. Пентиумы только, только стали появляться. Меня посадили за 286-ю. Савраска удивительно рассеянная, долго елозит по своей памяти, кряхтит и чешется.

Прошел месяц с тех пор, как я ездил на ЗВС. Вакансия до сих пор свободна. Я стал склоняться, чтобы пойти туда. В конце-концов дорога не такая уж дальняя – сорок, пятьдесят минут, на свежем воздухе, деньги неплохие предлагают. На четверть больше, чем в других местах.

И требования к специалисту не строгие. Поехал устраиваться.

Мне предложили изучить язык Фокспро 2.5, для поддержания и доработки базы данных по контролю за качеством воды. К отделу автоматизации прикреплен внештатный специалист-разработчик базы, но теперь решено иметь своего. Сказал, что с Фокспро не приходилось работать, придется изучать с нуля – ничего страшного. Это потрясающе. Эдак можно школьника взять и на месте за месяц обучить.

Что касается удаленности, позднее узнал, что три сотрудника из отдела ездят из более отдаленных мест, чем я.

В отделе автоматизации три человека и начальник. Кроме меня взяли специалиста по сетям Игоря, на два года старше меня. Он делал сеть для лаборатории, занимающейся контролем воды, а я стал писать для этой лаборатории базу данных. Фокспро 2.5 работает под ДОС'ом. Моя задача постепенно перейти на Windows 3.1, и, значит, к новой версии

Фокса. Нынешняя база накапливает двести тысяч записей в месяц. Чтобы не было задержек из-за растущего объема записей, необходимо в конце года откусывать старые записи и хранить их отдельно. При этом надо оставить возможность просмотра старых записей.

На разных участках линии очистки берутся пробы воды и по выводам лаборатории принимаются меры: сыпется коагулянт, меняется песок в фильтрах и тому подобное.

Сделал три рабочих места. Для зоопланктона, для фитопланктона и для общих параметров. Общие – это температура, ph – показатель, вкус, запах (от навозного до весьма навозного), содержание химических элементов.

База сетевая. На испытании мы попробовали изменять записи одной общедоступной таблицы с разных рабочих мест. Если запись в таблице изменяет первый пользователь, у второго, при желании изменить ту же запись, на экране появляется сообщение о занятости записи. И еще одно интересно. У первого пользователя на экране список записей.

Одна из записей только что была изменена вторым пользователем. Но данные на экране первого пользователя остаются старыми. Изменения проявляются, если выделить эту строку. Все это интересно, когда сталкиваешься с этим впервые.

Компьютеры в лаборатории слабоваты – 386-е. Тетеньки-лаборантки в белых халатах ворчат на меня – почему так медленно работает. Уровень подготовки у них разный и разное образование – от нескольких классов до высшего. Тетеньки обступили меня группой. Обучаю их работе с новой базой. Показываю, рассказываю. Молчат. Тетенька лет пятидесяти:

– Нет, у нас это не приживется.

Больше всего их угнетает работа с новым аппаратом – мышкой. В старой базе мышки не было. Та, что говорила 'не приживется', например, работает с мышкой обоими руками: держит левой, а кликает правой.

Операторов, вводящих данные в базу, обычно двое. Одна диктует с листа, другая ищет нужные клавиши. На экран они внимания не обращают, поэтому в базе стали появляться показатели температуры воды 'минус 20 градусов' или ph равный 130 единицам. Это я быстро устранил, введя границы по ряду параметров.

Через месяц в лаборатории появились новенькие Пентиумы, и программа стала летать. Закончились жалобы: почему так медленно.

Лаборантки показали мне воду под микроскопом – там маленькие растения, ползают рачки.

Вода очищается качественно и до границ Москвы считается нашей. А дальше – трубы Мосводопровода. По общей схеме подачи воды в город я выяснил, что наша домашняя вода состоит из смеси очищенной речной и отработанной и отстоянной воды промпредприятий западной части города. Вода чистая, но какая-то безжизненная. В Кузьминках вода вкуснее. Кузьминская вода из скважины, водозаборная станция находится недалеко в лесу. А на нашу станцию воду толкают насосы из реки в десяти километрах, и потом она течет по длинным старым трубам почти в центр города.

В буфете ЗВС иногда покупаю шокладный батончик. Однажды прочел на обертке состав и с тех пор перестал покупать. Там честно написано, что в составе есть гидрогенизированный растительный жир. То есть обработанный так, чтобы дольше сохраняться и сопротивляться: бактериям, коррозии, желудочному соку.

После банка у меня остались деньги, немного подкопил и купил компьютер Пентиум-100, с диском один Гигабайт. В Митино открылся первый радио-компьютерный рынок. Накупил там компакт-дисков. Фотошоп четвертой версии, программы для создания клипов. Понравились некоторые эффекты Фотошопа, в особенности волшебная палочка, с помощью которой можно выбрать, например, шевелюру на голове, не упустив ни одного волоска. Программа для клипов – просто чудо. Для нее нет никакой справки, приходится тыкать наугад. Интересно расставлять камеры, заставлять их двигаться по заданной траектории, с постоянной или меняющейся скоростью. Интересно заставлять двигаться или деформироваться сам объект съемки. Деформации можно задать механические или под действием температуры, если объект, например, состоит изо льда. Интересно располагать в разных точках съемочной площадки несколько источников света с разной яркостью, разного типа, меняющие освещенность по заданному закону во время движения камеры. Интересно натягивать на куб карту мира или любой другой рисунок.

Когда черновое решение разработано, и оно меня удовлетворяет, запускаю программу для создания клипа. Полтора часа работает мой пентиум, чтобы создать одиннадцатисекундный клип. В секунде по двадцать четыре кадра.

Директор нашей станции бывший подводник. В вопросах водоочистки по-моему не фурычит, делает вид, что руководит: хмурится и ругается.

В наш отдел он заходит раз в год и, слава богу. Вообще на станции крепостнические порядки. С работников в добровольном порядке требуют деньги на строительство храма Христа Спасителя. Я не сдал, а год спустя сам перечислил на строительство двадцать рублей, в сберкассе на Остоженке. На эти деньги был расписан свод храма. Работников заставляют выходить на субботник 22 апреля. О субботнике я не жалею, потому что посадил пять деревцев, но вообще это дело добровольное.

Базовый оклад сотрудников в шестьсот рублей дополняется различными милостынями по четыреста – шестьсот рублей на пропитание, сколько-то за выслугу лет и другими. Деньги мы получаем в солнцевской сберкассе, в которую ездим на автобусе. В одну из таких поездок я заметил в автобусе Ирину Мирошниченко. Сидит задумчиво. Вокруг бабульки, женщины среднего возраста. Кажется, только я узнал ее и незаметно сказал Игорю.

Дважды меня просили помочь в компьютерах посторонние люди. Сначала

Боря, алкоголик из нашего отдела отвез меня в солнцевскую милицию.

Тут какой-то подполковник попросил меня установить Виндовс 3.11 вместо ДОС. Устанавливал с дискет. Машина глотает одну дискету за другой и в конце сообщает об успешной установке. А Виндовс работать отказывается. После двух безуспешных попыток прогнал антивирусную программу, которая выявила и стала безжалостно громить непрошенных зверюшек. В десять минут они были рассеяны, часть, зализывая раны, отступила в БИОС, другая через параллельный порт ушла на матричный принтер. Виндовс заработала.

В другой раз о помощи попросили овцеводы среднеазиаты. Они пасут стадо овец в километре от административного здания станции. К своему офису они повезли меня на своем газике. Около входа в избу на цепи рвется и громко лает овчарка, пытаясь загрызть. Но цепь рассчитана так, что войти в дом все-таки можно, до горла остается еще полных восемь сантиметров. Настроил им машину и принтер, показал, как можно набирать текст. Не знаю, пошутили они или нет: коврик для мыши лежит обратной стороной. Эта сторона не гладкая, а в пупырышках, так что мышь ползает как по бездорожью. Предложил ребятам свои услуги по обучению. Не сошлись в цене.

Летом, перед отпуском, стал готовиться к ремонту в квартире. К этой мысли меня подтолкнул Олег из нашего отдела, после того, как пригласил нас посмотреть свою новую квартиру. Сто квадратных метров, просторно. Стеклопакеты, в кухне пол с подогревом, дифференциальные смесители…

Димка и мама делали несколько лет назад ремонт на кухне. Сменили линолеум, побелили потолок, Димка выложил плитку у мойки за газовой плитой, поменял плинтус. Это растянулось на три месяца. Меня тогда не задействовали, да и мне было неинтересно, я жил своей студенческой жизнью. Теперь, после апартаментов Олега, мне захотелось обновить нашу квартиру. Хорошо, что под окном строительная выставка, таскать мешки со смесью или плинтус недалеко.

Мне доставляет удовольствие искать нужный плинтус, побелку, приспособление для резки плиток, стеклорез, шпатлевку, порожки, телефонный провод и телевизионный кабель. Несколько магазинов объехал в поисках люстр и бра, дифференциальных смесителей. Лет пять назад я покрыл комнатные двери пленкой под дерево. Мама говорит: давай ее снимем, раз уж ремонт, слишком грубый рисунок, видно, что не дерево. Действительно. Как я раньше не замечал. Снял пленку и покрасил двери в белый цвет. Поставил на двери новые ручки с защелкой, а раньше на косяке был прибит кусок кожи, чтобы плотно закрывалась. Батареи были темно-зеленые, стали светло-бежевые. В ванной много нового: зеркало с двумя светильниками, подставки, полочка, сушилка. В туалете на полу и по стенам выложил плитку.

Плитка оказалась напольной – плохо режется. Потратил на нее несколько дней. На стене плитка получилось чуть косо. Если заходить в очках как у мистера Икс или при потушенном свете – не заметно.

Генка принес мне лист фанеры, которым я закрыл трубы, вырезал лишь окошки для кранов холодная/горячая. На фанеру тоже наклеил плитку, так, что получилось будто стена. Наш дом из желтого кирпича, только лоджии у всех выложены красным. Красный кирпич с трещинами, на некоторых черные пятна, и вообще косой какой-то. Зашпатлевал все. В коридоре спрятал всю наружную проводку. На полу в коридоре вместо дорожек постелил палас.

Олег посоветовал покупать дубовый плинтус. Он же дал мне стусло – приспособление для резки плинтусов.

Мама на время ремонта уехала загород. Иначе бы ей пришлось с утра до вечера нюхать краску, которой вымазаны двери, а позже лак на плинтусах. Мне даже настежь открытые окна не помогли – утром болела голова.

Обои мы клеили с Генкой, моим старым заводским приятелем. Окна не красил, думал позднее поставить стеклопакеты.

На Палашевском я привык к самостоятельной жизни. Когда вернулся на

Комсомольский, мы с мамой постепенно разделили обязанности.

Во-первых, мы иногда ссоримся и молчим месяцами, а во-вторых, я ем не все, не солю, без сливочного масла и тому подобное. Мы раздельно готовим, стираем и убираемся. Готовить мама научила меня еще до армии. В варке супов ничего сложного нет, главное не забыть его когда-нибудь выключить. Мама научила меня тушить овощи, делать котлеты. Вкусно получается, когда смешаны два, три сорта мяса. Мама научила меня готовить сырники, голубцы, салат 'столичный'. Стирать тоже научила мама. Красящееся белье стирается отдельно; светлое со светлым и в первую очередь; горсть порошка на тазик; у рубашек внимание к воротничку, манжетам, подмышкам; выжали – встряхните, чтобы расправилось и не крепите оттяжки антенн к сооружениям городской радиотрансляционной сети. Убираем квартиру пополам. Мама комнату, кухню и туалет, я – комнату, коридор и ванную.

В нашем отделе принято отмечать дни рождения, но без спиртного, как было в банке. Заранее собираем деньги и посылаем сотрудника, который приносит юбиляру наковальню, чернильницу или дуршлаг.

Слабому полу дополнительно дарим цветы. Именинник угощает всех тортом. У меня уже есть дуршлаг, и потому за месяц до своей даты попросил друзей купить мне книгу. Составил список из десятка произведений, которые мне особенно хотелось иметь. Результат превзошел мои ожидания. Мне подарили три книги: альманах с

Сумароковым, Тредиаковским, Ломоносовым и другими русскими, 'Бедная

Лиза' Карамзина. Третья, кажется, Макиавелли 'Государь'.

К нам пришел новый начальник отдела Дима. Моложе всех нас, общительный, интеллигентный, крупный, с бородой. Носит дурно пахнущие кроссовки и бегает по лестницам через четыре ступеньки. Ни на кого не давит, любит собирать отдел в своей комнате просто за чаем или в день рождения сотрудника. В его кабинете просторно, мы приносим лишь свои стулья.

К концу 97-го полтора года молчавший тот же самый телевизор в моей комнате вдруг начал опять щелкать. Однажды ночью, только лег спать, почувствовал странное воздействие. Начала болеть печень, через несколько секунд печень перестала, заболело сердце, сердце перестало, заболела селезенка, перестала селезенка, заболел желудок.

При этом каждый орган сильно нагревался, откуда-то извне. Нагрев был не общий, по всей груди и животу, а точечный.

Некоторое время спустя я услышал постороннюю речь в своей голове.

Какой-то благодетель говорил: 'Мы будем предупреждать тебя об опасности (какой опасности?). Если во дворе услышишь противоугонную сигнализацию – это наши предупреждают, будь осторожен!'.

На работе за полтора года ничего такого странного не произошло.

Запомнился единственный случай. Меня попросила остаться после работы и помочь Валентина, наша сотрудница. Полная как товаровед тетя, лет на шесть старше меня. Остался, хотя это можно сделать и в рабочее время. Минут за пятнадцать мы разобрались в какой-то ерунде на

Фоксе. Она стала благодарить, схватила мою руку обеими своими и поцеловала.

С третьей версии Фокса я перешел на пятую. По всей станции, начиная с нашего отдела, перешли на Виндовс 95. В нашем отделе программисты сидят за пентиумом. У Олега и у меня 133 МГерцовый, у остальных – 75 МГц. Сижу, думаю над программой. Валя что-то рассказывает Олегу. Она говорит громко и возмущенно, и я поневоле отвлекся и прислушался. Сижу к Вале спиной, к Олегу боком, слушаю и бессмысленно смотрю на свой экран. Кажется, речь идет обо мне. Обо мне, Няне и отце. Только без имен. Одно совпадение, другое, третье.

Удивительно: слышу какие-то точные подробности наших отношений, детали из прошлого, из домашней обстановки. Общий смысл такой – отец пьет, бранится с Няней, а я не могу вступиться за нее. И второе – что я сижу у Няни на шее – она покупает для меня всякие банки, куриные окорочка, дает варенье, когда уезжаю. Я зарабатываю хорошо, и мог бы давать Няне денег.

Дома я еще раз вспомнил разговор. Все так. Отец, когда пьян невыносим. Может он и бьет ее? Няня ничего не говорит, и сам я не видел. В школьные годы, когда ездил в Кузьминки на выходные, я даже оставался там на ночь. Тогда отец при мне только ныл или ругался, но руки никогда не распускал. Однажды где-то год назад я приехал, Няня открыла дверь с синяком под глазом. Он? Нет, – и она подробно рассказала, как упала. Вообще-то я видел, как она плашмя падает на ровном месте на улице или дома – отказывает нога, коленка.

Обманывает? Может и обманывает. Она всегда прикрывает отца. Однажды он выбил у нас дверь на Ленинском, мама вызвала милицию, отца взяли.

Няня приехала, плакала, просила забрать заявление. А в Кузьминках он попадал в вытрезвитель и она опять ходила просить за него. Дома они часто ругаются. Не бывает недели, чтобы отец не просил рупь двадцать на водку. Может Няня скрывает от меня, потому что думает, что я буду ругать отца или брать его за шкирку. Ничего я не могу. Сейчас с ним невозможно говорить – он спит пьяный. Только завтра, послезавтра по телефону, если будет трезв. Но звонить я не буду, хуже будет. Если это действительно он сделал, он соврет, скажет, что не он и будет гадить Няне за то, что рассказала мне. И за шкирку я не могу его взять. Он мой отец. Все остается без изменений.

И второе тоже верно. Няня в каждый мой приезд нагружает меня сумкой с окорочками, банками, продуктами. Это началось со времен дефицита, она звонила, и я заходил к ней в магазин после училища и получал сумку продуктов. Няня работала в шестом, в двух шагах от метро Автозаводская. О деньгах она никогда не заводила разговор.

Всегда это были подарки. Она всю жизнь была такой. И не только со мной, со всеми. Я давно привык к такому положению. И даже после того, как стал зарабатывать самостоятельно, все осталось по-прежнему. Теперь, после разговора на работе я впервые задумался – не хорошо получается. Нельзя больше брать эти сумки. Нахлебник нашелся. В ближайшую поездку в Кузьминки я отказался брать все, что

Няня передо мной выложила. Она долго уговаривала, а я долго отказывался. Даже от варенья отказался. Она была поражена.

В ближайшие дни в нашу комнату на работе заходили друг за другом несколько человек и с чем-то поздравляли Валю. С чем – не известно.

Просто поздравляли, а она улыбалась и отвечала 'спасибо'.

Прошло несколько дней. Сижу за монитором, думаю над программой. В нашей комнате позади меня сидит Валя, слева Олег. Они о чем-то длинно говорят. Постепенно я прислушался, надо же, говорят на тарабарском языке, совсем как в сумасшедшем доме! Мне стало страшно.

С минуту я смотрел на экран. Про программу забыл. Придумал какой-то вопрос по работе, обернулся к Вале и спросил. Она ответила, как ни в чем не бывало по-русски, не кратко 'да' или 'нет', а предложением.

К концу года на станции прошла годовая переаттестация. В кабинете начальника станции сидят начальник, начальница отдела кадров, председатель профкома, главбух. По заведенному порядку заходит сразу весь отдел и рассаживается. Аттестация проходит на предмет повышения оклада. Оклад повысили Ларисе, нашей программистке. Лариса поддерживает ранее разработанные программы для бухгалтерии. У них меняются формы отчетности, в отчет добавляются или удаляются те или иные параметры. Лариса иногда консультируется со мной, и все об этом знают. Она не доверяет мне полностью тему, а задает мелких пять, шесть вопросов. А я каждый раз успокаиваю ее, давая понять, что меня интересует лишь моя база данных в лаборатории, и на ее бухгалтерию посягать не собираюсь.

Неприятно, что обошли меня, не смотря на отличное представление начальника отдела. Игоря тоже забыли, чтобы мы делали без его сети.

Думаю, что у Ларисы сильная протекция в бухгалтерии. А может быть, кто-то донес, как полгода назад я предложил на день рождения подарить начальнику станции компьютер в аквариуме (он бывший подводник). Это единственное, что я запомнил, но вероятно не последняя моя шутка в его адрес. Начальника я перестал уважать после того, как он наорал на Петровича – инженера по технике безопасности.

Петрович после этого день ходил красный (давление подскочило). После этого случая сотрудники на этаже избегают встречи с ним, расходятся, когда он приближается к курилке. Петрович позвал меня помочь с программой, которая установлена на его компьютере неизвестно кем и когда. Это было еще задолго до истерики начальника. Наладил, и с тех пор мы здороваемся. Он, судя по всему, из военных, но невысокого чина.

После тарабарских разговоров и других странных событий я написал заявление на увольнение и стал отсиживать положенные две недели.

Отвечаю на вопросы, передаю дела по базе данных, большую часть времени сижу, играю. Мне поручили обучить двух девушек из другого отдела работе в Автокаде. До такого уровня, чтобы они смогли самостоятельно начертить план местности со строениями. Для обучения нам выделили пустую комнату на пятом или шестом этаже. Поставили стол с компьютером и три стула. В ходу была 11-я версия Автокада.

Девушки звонят мне, если что непонятно, прихожу и объясняю. Однажды я показал им, как можно закруглить углы у прямоугольника. И вот позвонит Дуся и говорит, что углы не закругляются. Поднимаюсь на шестой. Сейчас не помню всех тонкостей этой операции. Примерно так: рамкой выделить угол, цифрой задать радиус закругления, щелчок и прямой угол становится закругленным. Это я уже девчонкам показывал.

Повторил. Вдруг прямо на глазах закругление выпрямилось. Дуся тоже видела это. Мы переглянулись. Она говорит с улыбкой: – Ну, вот, видишь. При этом клавиатуры и мыши мы не касались, компьютер не сетевой, единственный в комнате. Я удивился, но молчу. Попробовал повторить – тот же результат: сначала угол закругляется, а потом становится прямым. Я подумал, что тут подвох какой-то, но Дусе не сказал, сказал, чтобы она оставила пока это и делала другое.

В последний рабочий день года мы отделом собрались отметить наступающий год. Обычно собираемся в Диминой комнате, а теперь, почему-то в соседней. Здесь сидят Витя и Боря. Они занимаются накладными, скобяными изделиями и пайкой. Виктор – по характеру спокойный, а Боря алкаш, он часто недовольно ноет и ведет себя распущено. (Это он возил меня в милицию устанавливать Виндовс).

Комната их вытянута, с узким проходом посередине, вдоль стен стоят ободранные столы. Восемь человек расселись в один ряд, лицом к стене. На одного линейного дистанции. И закуска была не такая как всегда. Обычно торт, чай. Сейчас – соленые огурцы развесные, сало, горчица, на десерт торт. Сидим, шутим, закусываем. Всякий раз, когда кто-то заводит разговор, нужно поворачиваться полубоком в ту или другую сторону. Кто-то взял слово. Повернулись к нему. Передо мной сидит Лариса, спиной. Слушал, слушал, вдруг посмотрел на зеркальце перед ней на столе, а с него на меня строго смотрит Лариса. Я вспомнил почему-то как Паниковский во время допроса в конторе по рогам и копытам зицпредседателя Фунта поставил перед ним громадный компостер.

С работы нужно добираться до ближайшего метро на автобусе, минут пятнадцать. Сижу один, рядом стоят люди, но ко мне не подсаживаются.

Еду, смотрю в окошко. Вдруг, что такое, слышу шипение за спиной.

Позади сидят Игорь и Пал Палыч. Они негромко беседуют, но так, что я слышу: '…да он подонок, гнида, сволочь…'. Никаких имен или фамилий не произносится, только поток шипящей брани. Обернулся, посмотрел на Палыча. Он фальшиво улыбается: – Что, Коль? Возвращаюсь в исходное и опять слышу сзади: 'сволочь… придурок…'. Только начинаю поворачивать голову, разговор мгновенно прекращается. Почти в конце поездки случайно или нарочно, не помню, быстро посмотрел в правое окно и краем глаза успел заметить, как злобные складки на лице Палыча быстро расправились.

Маме объяснил свой уход с ЗВС тем, что мне не повышают зарплату. Боюсь, как бы она опять не отправила меня в сумасшедший дом.

Вновь поехал в районный отдел занятости. Его перевели с большой

Коммунистической улицы в переулок между Земляным валом и бульварами.

Нужно сидеть в очереди, собирать какие-то справки с предыдущей работы. Из одного кабинета вышел безработный и с настроением проследовал мимо меня в другой кабинет с более высоким начальством.

В руке он держит 500-рублевую купюру. Несет как справку, открыто, никого не стесняясь. Намекает безработным как нужно жить.

В отделе занятости мне предложили два места. Съездил в оба и отказался. Одно – шарикоподшипниковый завод, другое – ЗИЛ, работа с промышленными контроллерами. На заводе проведал своих, тех, кто еще остался. После отказов получилось, что пособие я потерял. От услуг отдела занятости я отказался и стал самостоятельно искать работу в

Интернете. К счастью там 80% вакансий программистские. В 9 утра ежедневно просматриваю сайт с вакансиями. Иногда дни бывают пустые.

А в иной раз выделяю десяток мест. Разъезжаю сам или отсылаю свое резюме по е-мэйл или факсу, или звоню. Опыт научил меня держать наготове файлы с разными резюме: кратким и более полным. Сначала я ориентировался на Фокс третий или пятый, которые хорошо знаю.

Первое собеседование состоялось в районе улицы Кравченко. Обещали семь тысяч (на ЗВС выходило две с половиной), кроме того, недалеко от дома. Приехал в офис – квартира в жилом доме. Дверь открывает девушка, похожая на обслуживающий персонал. Вторая – менеджер, предлагает пройти в одну из комнат. Кроме меня других посетителей нет. В комнате для собеседования стоит закругленная стойка бара, несколько банкеток, сверху свисают декоративные светильники на длинных стержнях, посередине стол и стулья. Тетя менеджер сказала, что работа предлагается в парфюмерной фирме, нужно написать какие-то базы данных. Появился дяденька лет сорока трех, пяти. Белая сорочка, галстук, черный костюм, папка – наверное, работает, но ищет новое место. Сидим рядом, заполняем какие-то анкеты. Вошла менеджер, немного побеседовали втроем, потом дядя ушел. А меня менеджер попросила в другую комнату. Мы сели и продолжили обсуждать вопросы, связанные с работой. В комнате столик, два стула и метра два на два кровать. Как это принято, менеджер не ответила, принимает меня или нет. Разговор закончился, менеджер пошла на кухню, а меня попросила самому закрыть за собой входную дверь. Действительно, прислуга ушла, и мы были все это время одни.

На сайте вакансий лежит предложение из МГУ. Отправил резюме. Мне ответили по почте, а я не могу разобраться – на экране каракули. В то время я не знал, как сменить кодовую страницу.

Наконец устроился в небольшую фирму, торгующую оргтехникой. Три остановки на метро от дома, оклад $500. Нужно разработать новые и привести в порядок старые программы. Все программы на знакомом мне

Фоксе. Начальник, чтобы оценить мои возможности дал задание, которое я выполнил дома за пару дней. Он остался доволен, и я приступил к работе. Фирма занимает полуподвал, окон нет, смотрю в монитор или в стену. Здесь я единственный программист. Остальные сотрудники, четыре молодые дяденьки, собирают системные блоки, по заказу покупателей и консультируют их. Справа от меня секция, где идет сборка. За ней просторный кабинет начальника. Слева за перегородкой кухня. К полудню все помещения наполняются запахом жареного лука.

Фирма держит кухарку, она устанавливает ежемесячную таксу с каждого едока. На второй или третий день начальник подошел ко мне и хмуро сказал, что я медленно работаю. И еще пару раз подходил с тем же. И на следующее утро. Что-то не заладилось. Я зашел к нему и попросил вернуть мне трудовую книжку, сказал, что еще не решил, буду ли у них работать.

Есть вакансия в банке, расположенном в районе метро

Краснопресненской. Какая-то бывшая государственная контора. Чья-то добрая душа однажды превратила счетоводов и конструкторов в банкиров. Банк не занимается вкладчиками, как мне объяснили, а работает по крупному рогатому скоту. Место предполагаемой работы – комната метров шестьдесят квадратных, штук двадцать компьютеров, туда сюда мелькают программисты – мальчики, девочки. Здесь же стол начальника. Если кто-то что-нибудь говорит, слушают все. Все постоянно на виду, расслабиться невозможно. Курят на лестничной клетке, на узкой площадке, по которой вниз и вверх снуют посторонние. Мне предложили изучить незнакомый язык программирования, и писать на нем. Это не сложно. Но есть риск. Этот язык не известен за пределами банка. Если через несколько лет возникнет желание уйти, то придется идти прямо в дирижеры. Оклад предложили 400$ на испытательный срок в полгода, впоследствии 600$.

Фирме, торгующей автомобилями, требуется программист. Близко к дому – Петровка 15 или 17, оклад от 800$. На собеседовании девушка – менеджер устроила мне сорокаминутный тест. Сначала выбрал из десятка предложенных цветов тот, что мне больше нравится, и ближайший к нему, предпочтительный. Потом тот, который наименее всего нравится.

Потом тетенька задала нарисовать животное, непохожее на тех, что бегают или ползают (нарисовал двуглавого орла). Потом была анкета из нескольких сотен вопросов, с вариантами ответов: 'да'; 'нет'; 'не учите меня жить'. Иногда в анкете встречаются вопросы, которые повторяются, но в несколько иной форме. И повторяются не один раз.

Последнее испытание. Девушка монотонно читает вопрос за вопросом с паузой секунды в две. Я должен отвечать на бумаге, не переспрашивать и не задавать вопросов. Вопросы разные от выбора среди нескольких слов одного не связанного с другими как-либо, например: Партия – ум, честь и совесть. Есть вопросы на вычисление или вспоминание. В середине теста я стал заваливаться – пока додумываю предыдущий вопрос, уже звучит следующий. Пришлось оставить вопроса два без ответа и слушать текущие.

Тестирование прошел, и мне предложили работу. Нужно поддерживать и доработать базу данных по автомобилям, разработанную на Аксесе. И еще обеспечить ежедневную отсылку данных по модему в центральный офис. Интернетом они не пользуются. Рабочее место оказалось не в центральном офисе, а на Петровско-Разумовской, и оттуда еще на автобусе. Это дальше от дома на сорок минут. Работать требуется ежедневно без выходных. Точнее о выходном раз в неделю нужно договариваться с напарником. С ним же нужно договариваться о ежегодном отпуске и всех праздниках. Если он заболеет, сидеть на работе придется напролет неделями.

Пока искал работу, вновь стал бегать по Андреевской набережной.

Времени достаточно, бегаю четыре, пять раз в неделю. Бросил курить, и пить кофе. Денег вообще-то мало. У Няни не беру ни денег, ни продуктов. Мама через день, другой плачет – что я не могу найти работу.

В конце апреля и в июне на Воробьевых горах, Фрунзенской набережной и в центре города проводятся кроссы. Бегут в субботу или воскресенье. За несколько дней до кросса на Андреевском мосту вывешивают транспарант с объявлением, который я не могу не заметить, когда бегаю. Вообще-то меня вполне устраивают мои кроссы. Только однажды мне стало любопытно, поехал к гостинице 'Россия'. Здесь проводятся три забега: километр, десятка и двадцать (или сорок, точно не помню). Транспортное движение поблизости хоть и перекрыто, все равно воздух плохой, безжизненный. Оказалось, что за участие нужно платить. Кто-то должен составить списки участников, раздать номера участникам, охранять их одежду, после забега участнику дают бутылку воды. В общем, я решил пока посмотреть. Сначала с удовольствием посмотрел на разношерстную толпу малышей и их мам, бегущих по Большому Москворецкому мосту на километр. Потом поднялся на площадку перед концертным залом, поставил локти на гранит, и стал смотреть за группами, бегущими на большие дистанции по Раушской набережной на другом берегу реки. На этой площадке кроме меня стоят несколько болельщиков. Десяток, не более, остальные внизу. Через пару минут подошла молодая парочка. Встали в двух шагах, хотя рядом по обе стороны десятки метров свободного места и видно отовсюду одинаково. Странные ребята. А девушку эту я уже видел. Пятнадцать минут назад на Москворецком мосту она остановилась в трех шагах. Но тогда была одна. Я смотрел за бегущими и не сразу заметил ее.

Заметить было не мудрено, все пробежали, кроме нее и меня на мосту никого не было. Стоит, то вокруг посмотрит, то под ноги. Тогда я развернулся к ней корпусом и уставился. Нет, так и стоит, бегуны ее тоже не интересуют. Я отвернулся и пошел на площадку перед концертным залом.

Удается иногда подработать. Обзвонил объявления в газете, которые предлагают обучение на компьютере, и узнал о цене за час. Дал свое объявление с той же ценой. Пятьдесят рублей брал за выезд и тридцать пять, при обучении у себя дома. Звонили исключительно девушки и тетеньки. Девушка, лет восемнадцати, приехала с мамой. Мама осмотрела квартиру – чистота, порядок, в прихожей картина 'Ленин раздает чупа-чупсы участникам штурма Зимнего', пулемет 'Максим' смазан и не мешает проходу. Она осталась довольной и поручила мне научить дочку редактированию текстов, распечатыванию их и работе в

Интернете.

На Зубовском бульваре я обучаю девочку девяти лет. Она сидит дома с парализованными после аварии ногами. По квартире бегает кошка.

Девочка бросает на пол бумажки, ластик. Кошка тут же срывается за ними, берет зубами и приносит ей в руки.

Интересная вакансия в программистской фирме на проспекте Мира. Они принимают заказы от крупных предприятий. Предлагают работать на знакомом мне Фоксе. Приехал, и стало ясно, что фирма процветает. Она занимает этаж здания. Евроремонт. Нет суеты. В комнате переговоров ничего лишнего: новый стол без каких-либо бумаг, стулья.

Для начала предложили 600$, а после испытательного срока до тысячи. Напротив меня сидит менеджера по персоналу и два программиста. Программисты навалились на меня. Нет, вопросов по языку не было. Только о том, что у них на все про все разработаны модули, от которых нельзя отходить, никакой самодеятельности. И что им часто приходится восстанавливать тексты или что-то в этом роде, про рутинную работу. Можно было бы согласиться, поработать некоторое время, осмотреться. Но что-то мне не понравилось.