В 67-м маме дали однокомнатную квартиру на Ленинском проспекте, на двенадцатом этаже 19-этажного дома. Наши пять домов стали вторыми по высоте в городе после 25-этажных высоток на Калининском проспекте.
Сталинские башни не в счет.
Из окон вид на проспект. Слева далеко высотки Калининского, еще дальше телебашня. До нее километров двадцать пять. Впереди – теряется за домами Ленинский, правее – большой пустырь, за ним хрущевки и лес. На пустыре растут несколько вишневых деревьев. Глядя с высоты, можно догадаться, что вишневые ряды были когда-то большим садом – по отрезкам угадываются параллельные ряды.
Окна выходят на восток, Солнышко утром. В квартире очень светло от того, что большие рамы и низкие подоконники.
По проспекту идут редкие машины. 'Волги' раскрашены в два цвета – белый и бежевый. Автобусы и троллейбусы старых моделей. Ветка 33-го троллейбуса заканчивается на пересечении Ленинского проспекта с улицей Кравченко. А к нашим домам ее протянули спустя года два.
Пустили 62-й троллейбус. В большой туман не видно ни проспекта ни транспорта. С токосъемников троллейбусов, потрескивая, сыплются синие искры. Красиво, празднично.
Салют из окна виден сразу в нескольких точках над городом.
Когда мы переехали, спали с мамой на подушках от тахты. Из мебели
– стул сороковых годов. Это совсем простой советский стул, его можно увидеть в каждом втором советском фильме в быту или в парткоме.
Через двадцать пять лет я купил три стула на роликах, а этот стул так и стоит в моей комнате.
Наша посуда – набор из трех кастрюль, четыре тарелки, стаканы и чайник. Вымытые кастрюльки, тарелки и ложки сложены на газете, потому что на кухне пока только одна газовая плита. Вскоре мама купила кухонный набор из шкафчиков, стола и табуреток. Светлые. А еще через год – холодильник.
Телевизор мы изредка ходим смотреть на восьмой этаж к тете Неле.
Мама дружит с ней, они почти ровесницы. У тети Нели сын Дима тоже ездит в лесную школу. И она так же, как моя мама разведена. С Димой я не дружу – он старше меня на год, и значит, я для него сосунок.
Два года я носил его зимнее пальто. Темно-зеленое, в черную крапинку с черным воротником. А демисезонное было уже мое. Мама купила.
Дома бываю редко и не надолго – на каникулы и летние пересменки. И еще учусь в Москве первую учебную четверть. В один из приездов смотрю – в комнате две новенькие кушетки. Для меня и мамы.
Мама зарабатывает шестьдесят рублей в месяц, этого мало, даже для обычного питания. Выручают мои отъезды. Мама платит за учебную четверть рублей одиннадцать. А сама экономит, чтобы купить самую необходимую мебель. Мне безразлично, где спать, и есть ли дома холодильник. Сладкого нет – вот в чем вопрос. Однажды мама взяла чайную ложку сахара и подержала ее над газом. Сахар растаял и потемнел – получился леденец. Даже пахнет. Только важно не пережечь.
Но такое случалось лишь в начале нашей жизни на Ленинском. По воскресеньям мама обычно дает мне денег на одно мороженое. Или на выходной отвозит в Кузьминки, где заветный чулан с вареньем, мороженое и конфеты. Когда уезжаю из Кузьминок, Няня всегда дает мне двадцать копеек на пломбир в стаканчике с розочкой.
В младших классах, когда я учился в Москве, мама платила школе за мои обеды, а с четвертого класса стала давать мне на руки ежедневно сорок пять копеек на комплексный обед. Так у меня появилась возможность решать непростой кондитерский вопрос. Остается найти где-то три копейки – сорок восемь копеек стоит большое мороженое
'Пломбир'. Все равно от обеда никакого толку: съел и забыл, а
'Пломбир' – это наслаждение.
У Нелиного Димы взял почитать книгу 'Сто затей двух друзей'. Очень интересная. О множестве полезных поделок для ребят, фокусах, много иллюстраций. В 50-е, 60-е годы выпускались познавательные книги, рассказывающие как своими руками сделать диод, а потом и весь радиоприемник. Приятно чувство возникает, когда из неживых закорючек, пластинок вдруг получается говорящее устройство.
В Димкиной книге не только о технических проблемах. Из нее можно узнать, как охладить воду во фляжке летом, как сделать новогоднюю маску и многое другое. Однажды я скрутил из бумаги конус, прикрепил иголку на конец и слушал таким способом пластинку на отцовском
'Урале'. По Димкиной книжке научился делать парусники. Корпус вытачивается из сосновой коры на асфальте. Три мачты строгаю из расщепленного карандаша. На средней мачте три бумажных паруса, на крайних – по два. И треугольные паруса на носу. Несколько ниточек – канаты. Парусник плавает по лужам или в ванне. Можно и на пруд отнести.
На пруду тоже интересно. Зимой он усеян рыбачьими лунками. Весной много погибшей крупной рыбы плавает вверх животом.
За нашим домом растет мой любимый дуб. На уровне второго этажа ветви его скрещены так, что можно сесть и даже спинка есть. Под дубом пешеходная дорожка, по которой идут редкие прохожие с остановки 120-го и 42-го автобуса. Они и не подозревают, что я смотрю на них. Здесь же ходит с работы мама.
Ко дню рождения мне купили два конструкторских набора: танк Т-34 и броненосец 'Потемкин'. Особенно трудно собирать 'Потемкин' – много мелких деталей. Все детали клеятся ацетоном.
У меня есть замечательные фломастеры. Мама с работы принесла, японские. Что говорить, даже отечественные фломастеры редкость. А тут японские. Если ко мне заходит приятель, обязательно хвастаюсь ими. Потом мы рисуем. Если приятель сплошь закрашивает все пальто у деда мороза или елку в пол листа – хоть святых выноси.
– И ты, Брут? – спрашиваю я из последних сил.
И все тошнит, и голова кружится и мальчики кровавые в глазах.
Мама учится в строительном техникуме на Первомайской улице.
Однажды она взяла меня на лекцию. Сидим с мамой за партой. Веселые дяденьки и тетеньки спереди и сзади вертятся, шутят со мной, сделали бумажную шапочку для меня. А я сижу и рисую кремлевскую стену, мавзолей и наши автобусы вдоль стены.
Дома мы с мамой играем в прятки. Пока она занимается на кухне, в моем распоряжении туалет, ванная и комната. Только в комнате есть три места, где можно спрятаться: за дверью, под кушеткой или в кушеточном бельевом ящике.
А еще я делаю маме 'операцию'. Она ложится на кушетку и закрывает глаза. А я карандашами делаю 'надрезы' на руке, зашиваю 'шов', бинтую. Маме нравится, она говорит: 'А на другой руке' или 'Ты вот здесь еще не делал'.
Летом и до ранней осени мы с мамой ходим в летний кинотеатр
'Ромашка' на улице Новаторов. Другой, ближайший к дому – кинотеатр
'Прогресс'. Туда нужно ехать на автобусе, на метро и опять на автобусе. Билет в 'Ромашке' стоит 10-15 копеек, вблизи лес и пруды, можно погулять и поискать грибы. Другой кинотеатр, который я запомнил – 'Горизонт'. Мы с мамой оказались в районе Фрунзенской, и зашли. Шел фильм 'Мне 20 лет'. На улице снег, а главный герой ходит без шапки. Вдруг кадр на экране замер, и на нем стали расти и лопаться пузыри. 'Сапожник!' закричали беспартийные.
За грибами мы с мамой ездим в сторону кольцевой дороги, пять минут на 144-м автобусе до остановки 'Зона отдыха'. Здесь под березками в спаленной солнцем траве торчат коричневые шляпки подберезовиков.
В третий класс я пошел в 257 школу, в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Здесь я учусь первую четверть, а на остальные уезжаю в лесную школу или другие детские санатории.
Утром первой встает мама и ставит кашу для меня.
Проснулся. Полоски света с кухни и приглушенные звуки. Опять провалился в сон. Пятнадцать минут пролетели в мгновение. Подходит мама, будит. Иду умываться.
В 7.40 начинается 'Пионерская зорька'. А по четвергам – спортивная пионерская передача 'Внимание, на старт'. В это время я ем.
Геркулесовую, манную или пшенную кашу на молоке. Только пшенная не очень. Люблю манную, когда получается жидкая. Мама делает каши по своим рецептам, с точными дозами. Насыпает порцию в старую розовую чашку. Но почему-то со временем манная стала получаться густая и противная, я ее ем, но разлюбил. Хлеб с маслом, чай или какао.
Одеваюсь. 'Пионерская зорька' всегда заканчивается счастливой песней. Эти песни Вы не найдете в современных песенниках. Мне очень хочется, чтобы Вы вспомнили их:
Учительница Ю.Чичков, К.Ибряев
Ровесники, ровесницы. А.Островский, И.Дик
Наша школьная страна. Ю.Чичков, К. Ибряев
Летите голуби. И.Дунаевский, М.Матусовский
Школьные годы. Д.Кабалевский, Е.Долматовский
В восемь часов по радио пикают сигналы точного времени. Начинаются новости, пора выходить.
После школы хожу в продовольственный магазин. Мама просит купить хлеб и молоко. Иногда кефир, пачку масла, сахарный песок. Молоко продается в прозрачных бутылках с толстым горлышком. Вымытую бутылку нужно сдавать в том же магазине в секции 'Прием стеклотары'. Бутылка с молоком или кефиром стоит тридцать копеек, пустая принимается за пятнадцать. У каждой бутылки крышечка из фольги своего цвета. Только так можно различить кефир и молоко. Кефир – с зеленой крышечкой, молоко с белой. Бледно-бежевая ряженка с розовой крышечкой.
Можайское молоко продается в бутылках с узким горлышком и металлической крышкой. Пустые бутылки громыхают в сетке-авоське, когда иду в магазин. Однажды я летел по лестнице черного хода и задел пустой бутылкой о стенку, расколол. Вернулся домой, плачу.
Мама успокоила меня и добавила недостающие монетки.
Хлеб белый стоит 13, 16, 18, 22, 28 копеек. Черный – 16, 18 и 20 копеек. Чаще всего покупаю белый за 28 копеек. Это килограммовый батон, серый внутри с кислым вкусом.
Редко, редко мы с мамой балуемся ряженкой. Ряженка стоит 39 копеек. Настоящая вкуснятина. Она такая густая, что не вытекает, даже если трясти, а столовая ложка в горлышко не пролезает.
Приходится мешать другим концом.
Пачка сливочного масла стоит 62 копейки. Сахарный песок – 94 (96) копеек. Подсолнечное масло наливают аппараты в подставленную бутылку. Нужно опустить монету, дернуть рычажок сбоку и сказать:
'Снип, снап, снуре, пуре – базилюре'. Растительное масло продается подсолнечное, реже кукурузное, настоящее. Вскоре масло стали продавать и в пластиковых упаковках.
Самые дешевые конфеты стоят 90 копеек – карамель 'Бестолковая' с толстыми стенками, фруктовой начинкой, без обертки. Самые дешевые шоколадные конфеты – 'Кавказские', невкусные.
Со временем появилось молоко в пирамидальных бумажных пакетах за
16 копеек. С одной стороны удобно – с посудой возиться не нужно, но пакеты часто текут и молоко кислое. В молочном отделе стоят молочные лужи. А еще через некоторое время пошло молоко в полиэтиленовых белых бесформенных пакетах.
Когда я учусь в Москве, дружу с Сережкой. Мы учимся в одном классе и живем в одном доме. Только он на четвертом этаже. С Сережкой мы скорее приятели. Настоящий мой друг – Сашка Сидельников, с которым мы встречаемся в Непецыно.
Захожу к Сережке, он вываливает свои сокровища, закорючки и приспособления, показывает и рассказывает. Сидим, играем. У Сережки кошка. Он посоветовал и мне завести. Мы нашли около дома не очень больную и принесли ко мне. Помыли ее в ванне и вытерли маминым полотенцем. Потом Сережка ушел, а в семь пришла с работы мама. Она посмотрела и уговорила меня отпустить кошку. Мама сказала, что на шестьдесят рублей трудно содержать еще одно существо. Я согласился.
Зимой Сережка позвал меня на ледяную горку у прудов на улице
Кравченко. Он рассказал, что ходит не кататься, а щупать девчонок, когда катится с ними. На горке толпится куча детей и взрослых, наверху и внизу. Среди пятиклассников ощупывание девочек модно, как вальс при крепостном праве. И девчонки есть, которым нравится.
Румяные они визжат, пока их торопливо обшаривают сопливые кавалеры.
Нет, такой хоккей нам не нужен. Не чистоплотно это, не хорошо. Вот на слете дружины, у развернутого красного знамени…
Однажды Сережка стырил у меня 35 копеек. У меня есть жестяная банка из-под леденцов, в которой хранится около двух рублей монетками. Сережка зашел ко мне, и я стал показывать все свое богатство, а потом похвастался копилкой. Выложили монетки, посчитали. Когда решили перейти из кухни в комнату, я хотел убрать монетки в банку. Сережка говорит – не надо, пусть лежат. Когда он ушел, я стал все собирать. Не хватает двадцатки и пятнашки. На следующий день я сказал Сережке, что знаю, это он взял. Он с хмурым лицом ответил: 'Ничего я не брал'. Мы не разговаривали некоторое время. Потом само как-то собой забылось.
Два года назад с этой копилкой мы разыграли случайного мальчишку в
Кузьминках. Как в 'Бриллиантовой руке'. Мы с Сашкой заранее зарыли банку с монетами в школьном саду. Аккуратно сняли мох, зарыли банку в песочек и также аккуратно положили мох на место. Сад еще не был огражден забором – заходи в любом месте. У первого подъезда нашли мальчика и, положив руку ему на плечо, пошли играть в сад в солдатики. Сели на корточки и стали рыть окоп для солдатика. Вдруг я наткнулся на что-то твердое. Интересно. Коробочка какая-то. Денежки!
Вот повезло! Сашка тоже удивлен. Пересчитали – около двух рублей монетками! На мальчика это произвело огромное впечатление, он взялся рыть рядом.
Очень люблю что-нибудь жечь. Дома или на улице. С Сережкой, Вовкой или один. На заднем дворе продмаг сваливает ненужные ящики.
Картонных и пластмассовых ящиков пока не изобрели, а деревянные ящики – одноразовые, их жгут рабочие магазина или мальчишки. Кроме ящиков поблизости стопки макулатуры. Горят хорошо.
Дома, на кухне поджег камыш и оставил его тлеть. Когда кухню заволокло молочным туманом, я с трудом отыскал окно.
Мама приезжает с работы или института и говорит грустно: 'Опять что-то жег'. Как она догадывается, ведь я проветриваю, и все вытираю за собой.
Нашел на улице пластмассовый детский автобус, положил в мойку и зажег. Посмотрел некоторое время, как горит, и ушел в комнату.
Вернулся, когда автобус догорал. Заметил, что вместе с дымом в воздух взлетают и разносятся повсюду мельчайшие черные частички. Они оседают на пол, стол, другую мебель. Пробую вытереть – они размазываются жирными черными пятнами. Только мама как-то все это отмыла.
Жег смесь бенгальских огней с серой от спичек. Ее нужно насыпать в банку от леденцов и зажечь. Горит и красиво брызжет. Когда банка догорела, на столе, в том месте, где она стояла, осталось черное пятно.
И конечно хлопушки к новому году. Это интересней бенгальских огней. С первого декабря начинается предновогодняя торговля. В
'Детский мир' на Здержинской нужно ехать в первые же дни, иначе хлопушки раскупят. Останутся десятикопеечные, из которых, наряду с конфетти вылетает бессмысленная пластмассовая игрушка.
Простая хлопушка стоит шесть копеек. В упаковке двадцать штук. В пятом классе к новому году у меня было три рубля на хлопушки. В следующем году – шесть. Еще через год – двенадцать. Двести хлопушек!
Когда мама узнала, что я хочу на все купить хлопушки, она спросила: и не жаль тебе столько денег тратить на хлопушки. Я подумал и отдал ей половину. Купил сто штук. Никто не собирается дергать их за ниточку. Хлопушка аккуратно разбирается, высыпается конфетти, вынимается синяя бумажка с бертолетовой таблеткой и ниткой на конце.
Потом осторожно разворачивается синяя бумажка и извлекается таблетка. Одна таблетка бахнула у меня в пальцах – зацепилась за волоски покрывала. Как использовалась вся эта взрывчатка – совершенно не помню, где-то клали под дверь в лесной школе или бахали на улице.
Дома у нас нет карты Москвы. Мама купила как-то небольшую карту-схему метрополитена. На ней около станций метро наброски ближайших улиц. А я вижу в окно высотки Калининского проспекта и мечтаю посмотреть на них вблизи. На какой улице стоят эти высотки, я пока не знаю.
Однажды я пошел. После уроков. От дома дошел до метро 'проспект
Вернадского'. Высотки видны впереди, хорошо. Дошел до следующей станции 'Университет'. Высотки видны. На сегодня хватит. Сел в метро и вернулся домой.
В следующий раз доехал до 'Университета' и пошел уже от него. С
Ленинских гор спустился вниз по эскалатору и перешел метромост.
Высотки скрылись за домами Комсомольского проспекта. Но еще на
Ленинских горах заметил, что проспект идет прямо, а высотки остаются левее. По Комсомольскому шел, пока он не уперся в Садовое кольцо.
Здесь я сел на станцию 'Парк Культуры' и вернулся домой.
В третий раз доехал уже до 'Парка культуры'. Перешел Садовое кольцо. Купил эскимо на палочке за 11 копеек у тети с тележкой на колесах в начале Метростроевской улицы. Взял левее и заблудился в переулках – пропали ориентиры.
Следующее мое путешествие – по Ленинскому проспекту. Ленинский проспект я уже немного знаю. Иногда в субботу мама везет меня на
144-м автобусе от дома до конца проспекта – метро Октябрьская. Здесь меня забирает отец или Няня, и мы едем в Кузьминки. Когда я привык, мама стала сажать меня на 144-й, и я доезжал самостоятельно.
А теперь мне захотелось пройти Ленинский пешком. Весна, почки.
Пальто демисезонное. В кармане пятнадцать копеек на всякий случай
(автобус стоит пять копеек, троллейбус – четыре). Улица Марии
Ульяновой, магазин 'Власта', 'Лейпциг'. Магазин 'Школьник', где мы с мамой покупаем для меня пионерский галстук. В нашем доме тоже
'Школьник', но он канцелярский, а здесь и форма и обувь и игрушки.
Ломоносовский проспект. Университетский проспект. Площадь Гагарина, магазин 'Тысяча мелочей'. Октябрьская площадь, кинотеатр 'Авангард'.
От дома до метро Октябрьская десять километров. Развернулся и пошел назад. Домой вернулся часов через пять. Все тело горит. Проспал до следующего утра.
Однажды позвонил в Кузьминки и сказал Няне, что сейчас приеду. Она подумала, что я пошутил. Доехал на сто двадцатом до станции
'проспект Вернадского' и зашел в метро. Самое сложное – сделать две пересадки на Парке культуры и Таганке. Сейчас можно сделать одну пересадку на Лубянке, но тогда Краснопресненская линия еще не имела станций внутри кольца. Раньше, когда меня возили в Кузьминки, никогда не обращал внимания, как делается пересадка. Оказалось – несложно, если следовать указателям. Теперь у мамы, отца и няни стало меньше проблем.
Мне интересно есть ли автобусный путь в Кузьминки. И вскоре я разведал его. Доехать можно последовательно на трех автобусах 66-м,
44-м и 99-м. Время в пути около двух часов.
Последний мой дальний пеший переход был как раз по маршруту 99-го, от Автозаводской до Кузьминок.
У меня появилась карта Москвы с изображением достопримечательностей: кремля, сталинских башен, университета, ВДНХ и другого, со станциями метро и списком улиц на обороте. Я стал свободно ездить в метро. Побывал у высоток на Калининском проспекте.
Побывал на останкинской телебашне. Лифт здесь с телефоном – ничего подобного еще не видел. Он мчит со скоростью шесть метров в секунду, так сказал экскурсовод, уши закладывает. Башня едва заметно вращается, точнее не башня, а обзорная секция для зрителей. Внизу по дорожкам ходят букашки и ездят божьи коровки. Дальше зеленых аллей
Сокольников не видно – облачность, дымка.
Иногда после школы или в воскресенье мы всем классом едем в театр или подмосковную усадьбу. На автобусе ездили в Абрамцево. Ряд деревянных домиков. Внутри множество картин. В туалете господского дома на стене написано: 'Здесь был Врубель'.
Четвертый класс. Метро. Едем в ТЮЗ. Напротив наших девчонок сидит пара – пожилые иностранцы. Что иностранцы видно по одежде и манерам.
Бабуся империалистка стала доставать из сумки что-то и уронила конфету на пол. Подняла и протянула ее Ире. Все кто видел это, поразились. В ответ, открыв 'Казбека' пачку, сказала Ира с холодком:
– Вы интересная чудачка, но дело, видите ли, в том…
В 70-м мама поступила в институт. Через год у меня появился отчим
Дима. Они с мамой учились в одной группе в строительном. Я ревную.
Жить стало полегче материально. У нас появился черно-белый телевизор 'Рекорд'. А первый, старенький который дед подарил, проработал год. Вместо антенны у него торчал обычный провод, который я однажды положил на батарею. Тут телевизор и вскипел.
Мы выписываем журналы и газеты. 'Комсомольская правда', 'Юность' – это для взрослых, 'Юный натуралист' для меня и 'Наука и жизнь' и
'Техника молодежи' для всех. 'Пионерскую правду' никогда не выписывали. В 'Науке и жизнь' в конце номера кроссворд, в котором я отгадываю одно или два слова.
В нашей комнате стало больше цветов. Забавная камнеломка. Плющ вытянулся на пять метров и красиво окаймляет потолок.
Мамины и Димкины однокурсники – взрослые дяди. Кому-то даже под сорок. Потому что институт вечерний. Они дружны и веселы. После сессии или в праздник собираются, выпивают. Одну зовут Маша, еще одного Леша Люлякебаб, а других я позабыл. Лешу назвали так, потому, что когда народ сбрасывается, он всегда приносит котлеты люляки-баб.
Летом мама отправила меня в деревню к однокурснице Маше, на месяц.
На Киевском вокзале мама передала Маше сорок рублей за мое пропитание и купейные билеты до Брянска, извинилась, за маленькую сумму, стала говорить, что нужно покупать новую школьную форму, и расплакалась. Маша сказала: все нормально. Поехали вчетвером: Маша, ее муж Ваня, трехлетняя дочь Анжела и я. Ваня обычный работяга.
Любит выпить и кроссворды. Он хранит вырезки из газет с ответами на старые кроссворды и таким образом восполняет пробелы в знаниях.
Пришлось мне потаскать их неподъемный чемодан, потому что у Вани травмирована нога. В чемодане всякие подарки в деревню – съестное. В том числе протухшая копченая колбаса. Она такая дорогая и дефицитная, что жалко выбрасывать. Предполагали обдать ее кипятком, чтобы ошеломить микробов и съесть.
В Брянске пересели на местный поезд и доехали до городка Почеп. В
Почепе нас встретил дед Анжелки на телеге. Отсюда мы ехали до деревни четырнадцать километров по грунтовой дороге лесами и полями.
Сидеть на телеге неудобно – спинки нет, а свисающие ноги постепенно затекают.
Хозяйство хорошее. Дом, сарай со свиньями, грядки с картошкой и огурцами, грядка с пестрыми цветами. В первый же день меня напугали свиньи. Все домашние куда-то разошлись, а я стоял во дворе. Свиньи с грохотом бились в дверь сарая и громко визжали. Страшно стало, когда одна за другой разъяренные они стали протискиваться сквозь узкую щель в двери. Тут они сразу успокоились, подбежали к корыту с едой и стали с улыбками кушать.
Ночи здесь черные – протяни руку – не видно. На верху звезд больше, чем в Москве. Луны почему-то нет. Днем жарко. В доме несколько сотен мух, к ним все привыкли. Главная дорога деревни вся в глубоких ямах с грязью. После дождя грузовик погружается по колесо.
Погода стоит солнечная. Ловлю бабочек, порхающих над цветочной грядкой. Прямо в ладонь. Потом выпускаю. Купаюсь в прудах за деревней. В пруду в двух местах под водой бьют холодные ключи. Когда проплываю над ними, дух захватывает. У первого пруда конский водопой. Берег усеян глубокими лунками от копыт. Их облюбовали стрекозы 'Коромысло', в книжке пишут, что они летают со скоростью
180 километров в час. Стрекозы в лунках в разных стадиях: без крыльев и с крыльями, сохнут перед первым полетом. Их можно легко взять и рассмотреть.
Ребята ловят рыбу. Впервые видел щуку. У нее весь рот утыкан зубами. Сунул палец внутрь, думал дохлая, а она сладко прижала его, не открывая глаз. Вынимать палец нужно осторожно – зубы как бритва.
В лес не ходил, там партизаны. Лес лиственный. Тропинок и дорог нет и других, каких-либо ориентиров. Листва густая, видно на двадцать шагов вперед. Легко можно заблудиться.
Впервые мылся в деревенской бане. Как зашел в парилку, так и присел на корточки и больше не вставал. Соленые капли сами собой катятся градом по лицу. Удивительно, совсем не мылился, а вышел чистый.
Гонят самогон. Сначала закисает брага в бачке, в котором обычно возят молоко на фермах. А потом в избе стоит неприятный запах.
Над дверями магазина вывеска: 'Сельпо '. Мы с мальчишками в Москве или лагере иногда дразнимся этим словом. Здесь на единственном прилавке лежат вместе: сапоги, макароны, трусы, грабли, сахар.
Утром Анжелкина бабушка просит меня нарвать огурцов к завтраку.
Теплые с колючими пупырышками они прячутся среди таких же зеленых листьев и стеблей, в солнечных зайчиках. Почему в магазине горькие, а с грядки – нет?
Картошка в огороде гибнет от колорадского жука. Все листочки съел, никак не наестся. В Колорадо он давно все съел, теперь ест на Брянщине.
Из-за серого забора чужого сада над тропинкой склонились зеленые, твердые сливы. Съел несколько штук. Весь день резало живот.
На обратном пути в Почепе мы сели на автобус типа 'Фердинанд'. Мы одни из первых, до отправки много времени. На заднем сиденье сидят три девочки пятиклассницы в юбках выше колен. Две бабушки обсуждают длину их юбок: – Куда мы идем?
В пятом классе у нас появился необычный математик. Он обращается к нам:
– Вот Вы, да, да, привстаньте, пожалуйста. А потом: – Хорошо, может присесть. Математику лет двадцать с небольшим. Он никогда не сердится и всегда так вежлив. Однажды он рылся в распределительном шкафу на нашем этаже и свалился со стула со снопом искр. Через год он ушел из школы, оставив нам кучу пятерок в дневниках.
У меня появился друг. Коля Суханов. Он учится в нашем классе, а живет в хрущевке у продмага. После школы мы вместе гуляем и ходим друг к другу домой. Коля живет с мамой, старшей сестрой и бабушкой.
И они меня, и я их знаю, но когда звоню Коле, и слышу женский голос, прошу:
– Попросите, пожалуйста, Колю Суханова.
– Суханов!! Где Суханов! Суханов, к телефону! – слышу удаляющийся веселый голос Колиной мамы. Месяца через два стал просить к телефону просто Колю.
Мы помогаем друг другу в домашних заданиях, выдавливаем масло из грецкого ореха на бумажку для природоведения, проращиваем в мокрой вате фасоль. Ходим на пруды на улице Кравченко. К весне на льду почему-то много крупной дохлой рыбы. Кувыркаемся и носимся во дворе.
Коля занимается в кружке во дворце пионеров на Ленинских горах.
Однажды он пригласил меня туда. В этот день мог пройти любой пионер
– проводились какие-то конкурсы и турниры. Мальчишки и девчонки в красных галстуках носятся туда-сюда, спешат выигрывать призы. В помещениях очень много зелени. Просто сад.
Мы с Колей любим ходить на стройплощадку у метро 'проспект
Вернадского' и с разбегу прыгать с одной стопки бетонных плит на другую. Строительство законсервировано и потому здесь лазает много мальчишек.
Наш класс поехал на экскурсию в музей вооруженных сил. Вышли из метро на Новослободской. У киоска Коля остановил меня, – Подожди, давай купим, это вкусно. И купил двести граммов коричневого сухофрукта. На узком тротуаре прохожие месят снег с грязью.
– Это инжир, – сказал Коля. Правда, как вкусно.
Как и все мальчишки, мы хоккейные болельщики. Болеем за ЦСКА и стараемся смотреть его матчи с главными соперниками: Спартаком, московским Динамо, Крыльями Советов, Воскресенским Химиком,
Челябинским невропатологом. Футбол Колю мало интересует и меня, в общем, тоже. И, конечно же, следим за всеми матчами чемпионата мира по хоккею и болеем за наших. Мы знаем в лицо тренера Кулагина,
Валерия Харламова, Петрова и Михайлова – нашего капитана, вратаря
Третьяка. Защитников: Гусева, Рагулина, Васильева. Нападающих:
Мальцева, Якушева, Фирсова, братьев Майоровых, Балдериса.
Постоянную многолетнюю конкуренцию сборной СССР составляют чехословаки, шведы и отчасти финны. Каждый год, весной идет чемпионат мира по хоккею, и мы слышим от дикторов знакомые имена:
Холечек, Поспишил, Хорешовски, Мартинец, Недомански, Хлинка, Новак,
Тумба Юхансон, Абрахамсон, Лундстрем, Палмквист, Валтонен,
Марьямяки, Куусисто, Репо, Пелтонен.
В 72-м был настоящий праздник – в Москву приезжала канадская команда. Бобби Халл, Фил Эспозито и другие ребята без касок. Сыграли восемь матчей. Три наши выиграли, четыре проиграли.
К началу 70-х Союзмультфильм выпустил четыре серии 'Ну, погоди!'.
По рукам в классе ходит детский журнал с картинками из второй серии.
Все копируют эти картинки. Прижимают к окну и обрисовывают контуры.
Потом раскрашивают. С копии можно снять другую копию и так далее.
Картинок десятка два, на каждой волк или заяц. Настолько привык копировать их, что с легкостью рисую просто так на промокашке или листке бумаги. У волка морда – перевернутая груша, рот капелькой – приоткрыт от удивления. Нос тоже капелькой, с отблеском. Потом рисуются вытянутые глаза, с отблесками на зрачках, шевелюра и ушки.
Однажды мне пришло в голову скопировать три рубля. Где-то раздобыли с Колей зеленый трояк. Я скопировал одну сторону. Пошли на
Ленинский, туда, где начинаются скверы и положили трояк на дорожку в нескольких шагах. Идет тетя. Начинается спектакль. Я рвусь к денежке, а Коля меня удерживает. – Пусти, – говорю, – пусти, это сои деньги… Тетя видит сначала нас, а через три шага денежку на дорожке. Приседает, берет и тут же бросает и уходит.
А еще в летние сумерки у Колиного подъезда мы играем в жертву и преступника. 'Жертва' лежит 'потеряв сознание' на лавочке, скрываемой кустами. 'Преступник', заметив одинокого прохожего, прячется в подъезд и выбрасывает перед лавочкой кусок кирпича.
Глухой стук и стон 'жертвы': 'А-а-а-а!!'. Мы все ждем Семена
Семеновича Горбункова, который посмотрит и скажет: 'Ребята, на его месте должен был быть я'. Но старший экономист Гипрорыбы каждый вечер на задании в отеле 'Атлантик', в номере с блондинкой.
В конце марта я попал в больницу. Носились во дворе за продмагом, я споткнулся и упал коленом на выступ колодца. Больно. Слезы и кровь. Случайный прохожий принес меня домой. Мама на работе.
Неотложка отвезла меня в районную поликлинику на проспекте
Вернадского, а потом в детскую травматологическую больницу на
Полянке. Ждал маму, но так и не увидел ее, этим вечером она училась.
Зачем меня привезли в больницу? Дома, когда увидел дырку на коленке, подумал, что она также как и другие болячки затянется и постепенно заживет. В операционной мне надели маску. Поплыли круги, и все исчезло. Проснулся в палате с сухим ртом. Прошу у сестры пить.
Трудно шевелить языком. Она сначала отказывала, а потом принесла воды. Нога в гипсе. В палате еще мальчики. У одного мизинец прищемлен дверью лифта. Приезжала мама, приезжали Няня и отец, приезжал Коля.
У взрослой девочки (14 лет) из соседней палаты нет ноги выше колена. Она заходит к нам на костылях. Из нашего окна лучше виден салют.
Услышал про стоклеточные шашки. Почему-то подумал: 'сто на сто' – сто в длину и сто в ширину. Это сколько же нужно играть.
Пока лежал, прочел 'Приключения капитана Врунгеля' и 'Повесть о настоящем человеке'.
После пятого класса Коля перешел из нашей школы в спортивную.
Заниматься гимнастикой. Наши встречи постепенно затухли.
В шестом классе у меня резко упала успеваемость. Преподаватели по другим предметам не обращают внимания на троечников. А новая математичка заставляет посещать обязательные дополнительные занятия по алгебре. После занятий умные дети уходят домой. А мы, дураки из шестых 'А' 'Б' и 'В' остаемся в школе еще на час или два.
Математичка, небольшая подвижная женщина говорит двоечникам:
– Вы будете хорошо учиться, когда у меня здесь, – показывает на свою ладонь, – вырастут волосы. По большому счету тетенька она неплохая, активная. С ее приходом в школе на разных этажах появились плакаты с изречениями великих:
'Ты мне не тычь, я те не Иван Кузьмич' (Дездемона),
'Вот пуля пролетела и ага'. (Миледи),
'Любовь зла – полюбишь и козла' (собака Баскервилей),
'Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала' (герцог Бекингем),
'Чур меня, чур. Чур, чур, перечур' (Ардальон Борисович).
В шестом мы начали изучать новый предмет: физику (механику). И здесь для меня дремучий лес. Дома я исправляю в дневнике двойки на тройки. Подтираю лезвием и дорисовываю завитушку. Отойду, посмотрю – похоже. Вру сам себе. Да, можно не заметить, если смотреть через маску сварщика. Бумага в дневнике такого низкого качества, что прикосновение бритвы превращает ее в лохмотья. Еженедельно мама смотрит дневник и расписывается. Она не ругает меня, только говорит:
– Что ж ты думаешь, я совсем слепая? Мне стало стыдно, стараюсь не получать двойки.
По результатам года за шестой у меня две четверки, остальные тройки.
Тройка стоит и по рисованию. Рисуем мы с необыкновенным учителем, солидным мужчиной, лет сорока пяти. Он всегда ходит в белой сорочке и галстуке. Когда мел в его руке ведет линию, на белой накрахмаленной манжете обнажается запонка. Говорит художник с расстановкой. Он ни о чем нас не спрашивает, а только учит точке схода, перспективе и требует тишины. Начинается урок так:
– Вот Вы, с барахлом вон! – художник вытягивает руку в сторону ученика на задней парте и делает движение кистью в сторону двери, -
И Вы тоже, да, да Вы, с барахлом, тоже вон.
Это предназначается двум беспризорникам с всклокоченными пыльными волосами, грязными шеями и лицами – Уткину и Кузнецову. Они часто прогуливают, опаздывают на уроки. Курят из класса только они. На урок требуется иметь карандаши, циркуль, линейку, транспортир, ну, и бумагу. Перед Уткиным и Кузнецовым на парте листки со следами от ботинок и карандаши, заточенные зубами.
После вступительного слова друзья забирают свои папки подмышку и уходят. Папку носят легкомысленные школьники. Во-первых: в нее мало что влезает, а во-вторых: руки при этом вызывающе торчат в карманах.
Рисуем в тишине. Художник у доски, спиной к нам. Леша Шарапов и
Леша Орлов что-то не поделили. Сначала они спорили тихо, а в потом
Шарапов сказал в полный голос: 'Дурак!'. Мы подняли головы. Художник опустил руку с мелом и начал поворачиваться не сразу, а как доцент.
Молча в упор уставился на Шарапова. Лешка не выдержал и говорит: -
Это я не Вам, это я ему. Рисуйте, рисуйте.
– Скоко я зарезал, скоко перерезал, скоко душ я загубил! А-а-а!
С Лешкой Шараповым я однажды подрался. Вышло нелепо. На верхних этажах лестницы в школе всегда кто-то стоит и, увидев ладонь, перемещающуюся по перилам, плюет. Кажется, я попал Лешке на голову.
Подумаешь, мне сколько раз попадали. Поругаешься и ладно. Я знал, что Лешка не задира и хотел как-то замять, но он потащил меня в туалет, и его кулаки стали свистеть перед моим лицом. Я разозлился и несколько раз попал ему по лицу, а потом зажал его голову, как мне один раз сделали. Какие-то незнакомые ребята, стоявшие в туалете, говорят: 'здорово ты его'. А мне не было радостно.
С вторым Лешкой, Орловым, мы иногда играем в шахматы. Идем после школы к нему домой. Он тоже живет в 19-этажке, только я во второй, а он в четвертой, напротив кинотеатра 'Казахстан'. Лешка чуть сутулится, как Суслов. Его отец военный, но я никогда его не видел.
После партии, двух я ухожу домой. Играть с Лешкой интересно, он сложный соперник.
В Лешкином доме парикмахерская. В которую приходится идти, если
Полина Абрамовна, наша классная, заметила, что волосы слишком отросли. Стрижка 'молодежная' обходится мне в сорок копеек. Это самая дорогая. 'Бокс', 'полубокс' стоят копеек пятнадцать.
Сережка рассказал мне однажды, что лазает по карманам в школьной раздевалке, – Это так просто. Попробуй.
И я попробовал. Одежда в раздевалке висит свободно. Я забрался в чей-то карман. Взял в кулак деньги и сразу отошел. В кулаке оказались еще и ключи, которые я сразу выбросил. На деньги, копеек семьдесят пять, купил что-то сладкое. Некоторое время оставалось неприятное чувство. Потом забылось – я больше не лазал в карманы и никому не рассказал об этом.
После третьего урока нас кормят завтраком. Иногда запеканка, иногда кашка. Если творожный сырок, ребята пятых – седьмых классов суют его в чей-то карман или сапог в раздевалке. Иногда сырок летит с крыльца школы в пятиэтажку напротив, и после шлепка отваливается от стены.
Весь шестой класс мы дружили с Игорем Лембергом. Он маленький и весь рыжий. К тому году как раз построили серую 16-этажку с продмагом внизу, туда и переехала их семья. Мы сидим за одной партой и валяем дурака. Никак не могу выиграть у него в морской бой. То есть он выигрывает десять партий, я одну. Оказалось, Игорь просто не ставит один однопалубный (одноклеточный) корабль. Ждет, пока не останется последняя непробитая клетка.
Игорь, как и я, собирает значки и мы несколько раз встречались после школы, смотрели свои коллекции и обменивались. Очень популярны значки вышедшие после чемпионата мира по хоккею в Москве 73-го года
– хоккейная перчатка с гвоздикой или вратарь в полной экипировке. Из интересных у меня: значок федерации СССР по футболу, несколько значков 40-50-х годов на винте: воин- спортсмен, БГТО (будь готов к труду и обороне), комсомольский значок.
Летом мы с отцом поехали в Крупино. Это гнездо моих родственников по отцовской линии. На электричке доехали до Павловского посада, где отец выпил стакан вина в буфете, а я стакан березового сока. В
Посаде мы сели на тесный автобус и помчались по пыльным, лесным разбитым дорогам.
Жили мы в избе Лидии Ивановны, нашей дальней родственницы. Она живет вместе с племянницей Ларисой. Лидия Ивановна учительница в сельской школе.
Изба нашей семьи, дедовская, давным-давно сгорела. Она в трех домах от нашего. Так и стоят обугленные стены в высокой крапиве.
Из-за забора наружу лезет малина с крупными ягодами.
Отец родился в Москве, а войну прожил в Крупино. Здесь он многих знает. Пол деревни приходится ему и мне троюродными, восьмиюродными родственниками. Отец весь день ходит по гостям, а вечером приходит выпимши. Только однажды, когда он был трезв, мы пилили дрова. Я заметил, что он через некоторое время начинает часто дышать.
Странно, ведь он старше и сильнее. Позднее, когда я сам стал курить, понял, что это от сигарет. А курит отец много.
В другой трезвый день мы с отцом пошли за черникой. Ботинок или сапог у меня не было, приехал в сандалиях. В лесу может быть сыро.
Тетя Лида подобрала мне ботинки. В прихожей стоит десяток поношенных мужских ботинок разного размера. Они не выбрасываются, на всякий случай. Мне подошли пыльные остроносые ботинки. На одном дырка на подошве. Не лопнула, а истерлась.
Нашли черничник в сосновом лесу. Ягоды мало. Собирать тяжело, еще и комары пристают. Принесли на донышке ведра.
Молоко пил настоящее. Оно доброе.
Если вечером вдруг гаснет свет, в избах зажигают керосиновую лампу. И готовили тоже на керосинке. Вообще в доме пахнет керосином.
Сплю я в отдельном закутке без двери, за занавеской. В комнатке пахнет подушками, наволочками, кучка тряпья ворохом лежит за кроватью. Кровать мала мне, ноги упираются в прутья. Лучше всего спать на боку, согнув ноги. Среди книг нашел в комнатке географию для второго курса гимназий. На первых страницах рисунок компаса: вид сверху и сбоку и подробное объяснение, что это. Старый глобус без
Антарктиды, вместо Ленинграда – Санктъ-Петербург, вместо СССР -
Российская имперiя.
Стараемся есть всегда вместе. Тетя Лида, Лариса, я. Иногда с нами ест Надя, Ларисина подружка. Утром с нами завтракает и отец.
У деревенских меньше свободных денег и потому конфеты на столе редкость. Сахар, варенье, баранки, сухари, печенье – это, пожалуйста. Я кладу в чай сахар, а на хлеб мажу варенье. Для деревенских это смешно и странно. – Не слипнется? Отсталый народ.
Ну, слипнется. Это ж раньше оперировали. А сейчас клизма, раз и все.
Говорят Илья Муромец изобрел. 33 года думал. Сиднем сидел. Как говорится с пеной у рта. О, дайте, говорит, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить. Какие Авгиевы конюшни? Это вы с Гераклом перепутали…
Через пару недель я соскучился по конфетам, и мы с Ларисой и Надей пошли в соседнюю деревню, в магазин, через золотое пшеничное поле.
Надя мне нравилась.
В восьмом классе у нас появился новичок Саша Рыбаков. Он приехал из Рыбинска. Мы дружили год, а потом разошлись. Саша пошел в военное училище, а я в ФЗУ. Для меня стал неожиданностью такой его выбор.
Сашины родители не военные и он никогда не говорил, что хочет быть военным. В младших классах на НВП (начальная военная подготовка) военрук пускал по рядам анкету, хотим ли мы быть военными. Я написал
– нет. Мне не хочется всю жизнь коротко стричься и ходить в форме.
Сашка – спокойный и хороший человек. Мы дружим не только в школе, ходим в кино или ездим куда-то вместе. И учимся мы одинаково.
В школе пошла неорганическая химия. И дома мы пробуем получить углекислоту. Напускаем в молочную бутылку дыма и наливаем немного воды. Теперь бутылку нужно потрясти, чтобы дым и вода вступили в контакт. Результат можно определить языком. Получается кислота, только очень низкой концентрации.
По нашему Ленинскому проспекту проезжают эскорты космонавтов или международных правительственных делегаций. Это прямая дорога из аэропорта Внуково в Кремль. Если в этот день занятия, всей школе раздают бумажные флажки и отпускают встречать. Проспект за час или около того полностью перекрывают. Он непривычно пустой. Вдоль проезжей части стоит плотная полоска любопытных. За чужими спинами не видно, но слышен нарастающий гул голосов. Едут. Возглавляет эскорт мотоциклисты. Люди машут флажками и кричат: Ура! Слава! В машине с открытым верхом Янош Кадар, председатель венгерской коммунистической партии и Леонид Ильич Брежнев – генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза. У него загоревшее лицо, густые брови и щелки глаз. Тут и там видны плакаты:
'Партия – наш рулевой!', 'Полевые работы не ждут!', 'Не стой под краном!'. Считаем машины. До ста не дотягивает. В среднем семьдесят, бывает и до девяноста.
В нашем классе мальчишки уже самостоятельно пробуют спиртное. То есть не так, как на новый год, с взрослыми. И мы с Сашкой тоже попробовали. Середина октября, темно, сыро и холодно. Каким-то образом оказались на Арбате. Зашли в кафетерий 'Прага'. Здесь публике наливают в розлив. Взяли по стакану красного вина. Приехал домой. Мама, конечно, почувствовала запах. Мы поговорили, но она не ругала меня.
Математичка у нас новая. Уже второй год. Сидим, пишем итоговую контрольную за четверть. Я решил примеры и сдал листок. Внизу расписался: 'В.И. Ульянов (Ленин)'. Размашисто так. Уже не раз пробую копировать подпись Ленина на, получается. Ленинскую подпись можно найти везде: в учебнике истории, на каждом третьем плакате в школе и на улице. Я и не думал, что это вызовет такую реакцию.
– Это как его… волюнтаризм!
Я начал, было, возражать: – Людмила Петровна, я по свету немало хаживал, жил в землянках, окопах, тайге, похоронен был дважды заживо, знал разлуку, любил в тоске… Но потом переписал.
Летом после восьмого класса, в Метеоре я начал курить. Приехал в
Москву, нужно купить какие-то сигареты. Кроме 'Дымка', который нам с
Володей привез непецынский велосипедист, не видел других сигарет и не ориентируюсь в ценах. Подхожу к сигаретному киоску у нашего метро: 'Гавана клуб', 'Партагас', 'Стюардесса', 'Слънце', 'Шипка',
'Бородино', 'Ява-100', 'Столичные', 'Друг' – 30 копеек пачка, собака на этикетке. 'Шипка', стоит 14 копеек. Что за сигареты? Попробовать что ли? Следующей купил пачку 'Гавана клуб' – кубинские. 'Шипка' короткие, а эти длинные, но без фильтра, стоят 30 копеек. Курю на улице с деловым видом, дома мама не знает. Каждый день нужно искать причину, чтобы выйти из дома, покурить. Когда возвращаюсь, оставляю пачку за щитом счетчиков электроэнергии. Раз пять оставил, на шестой пропала. Стал держать сигареты во внутреннем кармане пиджака. Тоже до некоторых пор, пока мама однажды не положила ладонь на грудь. -
Что это?…Так выяснилось, что я курю.
Пришла повестка из военкомата. Сказано, чтобы явился за приписным свидетельством, и захватил с собой ордена и почетные грамоты. Грамот у меня великое множество, непецынские. Это моя гордость. За хорошую учебу, за шахматы и шашки, за футбол, 'Юный барабанщик', за волейбол и настольный теннис. Все взял с собой. В кабинете сидит десяток моих ровесников. Обратил внимание, что ни у кого из них нет папок, как у меня, и подумал, как глупо, что притащил свои грамоты.
Герцено. Зима шестого и седьмого классов.
В шестом и седьмом классе вторую и третью учебные четверти я учился в Герцено. Это снежные четверти с ноября по март. В дошкольном возрасте я ездил в санаторий имени Герцена, но то был санаторий для маленьких. Он здесь где-то рядом. А этот – санаторий для школьников первого – восьмых классов. Он совсем не похож на старую милую лесную школу.
Вся территория покрыта лесом. Даже глубокие овраги поросли елями и молодыми елками. Красиво. С севера выход к Москве реке.
Вся жизнь идет в единственном двухэтажном здании, которое включает в себя жилые корпуса, столовую с кухней, клуб, бассейн, учебные классы и медицинский корпус. Здание имеет форму квадрата с внутренним двориком и жилыми и медицинским отростками.
Каждая группа занимает этаж в жилом корпусе – несколько палат, два туалета с душем, гладилка, холл с цветным телевизором. Холл плотно закрывается раздвижной дверью – гармошкой, которая катается по направляющим на полу и потолке. Всюду ковры и дорожки, много цветов.
И очень светло – окна широкие. В палатах есть розетки, которые обычно отсутствуют в детских палатах пионерлагерей и санаториев. Из фольги от конфет 'Белочка' мальчики делают электроды и вставляют их в розетку. Шлеп тапочкой и последующий хруст и сноп искр скрашивает серые будни. Свет от этого не гаснет, он отдельной сетью.
В нескольких километрах от санатория военный аэродром. Миги с грохотом низко пролетают над нашими крышами, из сопла вырывается пламя. Проходит несколько секунд и пламя исчезает.
Рядом с классами коридоры зимнего сада – множество растений от пальм до кактусов. Растения стоят в больших кадках, в ящиках на подоконниках, в подставках с морскими камешками. Камушками мальчишки бросаются, когда носятся здесь. Тут же два больших стола с шашками и шахматами. Шашки крупные, как противотанковые мины, их катают по полу. Шахматные фигуры еще больше. На стенах висят плакаты с призывами: 'Готовься к жизни трудовой! Учись, изобретай и строй!',
'Анна Ванна, наш отряд хочет видеть поросят!', портреты членов
Политбюро ЦК КПСС. По нескольку раз ежедневно прохожу мимо них, и почти всех запомнил.
В медицинский корпус все детки ходят пить кислородный коктейль.
Это пена из черносмородинового морса насыщенного кислородом.
Здесь есть класс ЛФК – лечебной физкультуры, где мы упражняемся с палками, прыгалками или мячами, ходим, приседаем, тянемся на шведской стенке.
В кабинете электрофореза лаборантка накладывает на живот и грудь пациенту жестяные пластины с проводками и подключает ток. Главное не напутать с полюсами.
В бассейн мы ходим два раза в неделю, утром перед завтраком. Сеанс получасовой. Нас учат плавать сначала с досками, учат дышать в воду.
Вода хлорирована в соотношении 50 к 50. У тех, кто открывал глаза в воде, на уроках они красные и слезятся.
Ежедневно идут четыре – пять уроков (не шесть, как в Москве). Урок длится тридцать пять минут, а не сорок пять, как в Москве, и неожиданно быстро заканчивается. В полдень у нас часовой перерыв на второй завтрак – морс с большой желтой грушей или яблоком. Это время для прогулки и процедур.
Все блюда в столовой мы заказываем себе сами, за несколько дней вперед из меню. Именно в Герцено мы узнали, что такое кнели, бифштекс, бефстроганов, рыба в кляре, самбук. И стали делать правильное ударение в слове 'тефтели'.
Окрестности санатория в красивых оврагах, которые расширяются и углубляются к реке. Всюду ель. Много молодых красивых елочек, растут по одиночке или группами, с ровными боками, пышные. Как будто для нового года. Ближе к реке растет сосна. До санаторных ворот минут десять ходьбы. По этой дороге раз в день проезжает грузовик с продуктами. В основном она пустая. У обочины низкие фонари с козырьком. Дорога пересекает несколько оврагов. В этих местах под ней проложена труба, для стока вод. Димка по ней пролезал. Пальто вымазал в грязи. Обычно, когда мы кувыркаемся, пачкаемся в снегу, он растает.
Учиться в санатории легко. Двоечников нет. На немецком большую часть времени устно беседуем, это здорово помогает.
Мы любим историка Виктора Константиновича, нашего классного руководителя. Однажды в воскресенье Виктор Константинович повел наш класс в свой поселок. Он живет за Москвой – рекой. Перешли через подвесной мост. Говорят, что весной его сносит паводком. Справа церковь. Купол разрушен – прямое попадание бомбы или снаряда. Под куполом вперемешку со снегом мы увидели битый кирпич и плиты девятнадцатого века с ятями и датами. Прошли мимо нескольких дач, пустующих зимой. Наконец вышли на главную улицу поселка.
У нас необычная географичка – дама бальзаковского возраста, на голове носит зеленую чалму, а во лбу звезда горит. Она единственная женщина, которая носит в помещении головной убор. Держится – как леди. Она любит быть центром внимания, любит, когда ею восхищаются и правильно отвечают у доски. И после уроков вокруг нее вьется стайка поклонников. Она пробовала играть с мальчишками в шашки, в те, большие, которые в зимнем саду, но проиграла. С тех пор она никогда не играла в шашки.
Обычно мы хорошо отвечаем и всегда готовимся к географии. Мы давно опередили учебную программу, и можем ответить, где Фризские острова,
Маточкин шар, Киркенес.
Однажды класс совсем не подготовился к занятиям. Ни один человек.
Географичка вызвала одного, второго, третьего. Никто не ответил. Ей стало так плохо, что она откинула голову назад, ладонью закрыла глаза и с протянутой вперед другой рукой неуверенной походкой пошла к выходу. Она шла немного неточно и уперлась в умывальник. Но поправилась и вышла. Класс молча провожал ее глазами. Черствые люди, ни один не разрыдался.
Урок русского. Заходит Людмила Петровна: – Здравствуйте, дети, садитесь. Села сама и неожиданно ножки ее стула рухнули. Учительница сделала кувырок через себя, как на физкультуре, только туфли мелькнули. Поднялась и покраснела. Сказала: 'Спасибо, дети' и вышла.
Стул сломался случайно, мы были не при чем.
В санатории прошел шахматный турнир. Димка получил третий разряд, а я проиграл ему и получил четвертый. Ферзевый гамбит. Начало было хорошее, а в эндшпиле он съел у меня турку и офицера. Всем разрядникам выдали 'Зачетную квалификационную книжку спортсмена'.
Теперь каждый вторник – на допинг-контроль в кабинет электрофореза.
Сашка Апанасенко привез с собой маленький радиоприемник. Маленькое чудо шипит все время. Дома у каждого стоит однопрограммный приемник, а собственный карманный – роскошь для школьника. Когда подносишь его к металлическому громоотводу, громкость усиливается, и шорохи исчезают.
Очень любим лыжи. Катаемся по лыжне или с оврагов. Вокруг сосны, ели, только успевай увертываться. Димка смешно свалился – лыжи прилипли к снегу, а он прогнулся вперед с прямыми коленями, как перед его сиятельством графом Аракчеевым. В следующем году я уже не решался спускаться между деревьев. Смотрю и не верю, неужели мы носились здесь в прошлом году?
Димка ездит не первый год в Герцено. Он знает, где на кухне сушится курага на противнях. Мы пробираемся и таскаем ее. Зачем-то прячемся после сеанса в клубе за плотными шторами. Клуб закрывают, а мы вылезаем через окно и бежим по снегу в тапочках в свой корпус…
Лазаем по сугробам. Играем в хоккей. Это уже командами. Кто умеет – на коньках, другие в обычной обуви. Димка на коньках, я в ботинках.
На катке много снега, не скользко.
Много читаем. У Ильфа и Петрова есть, оказывается, другие книги, кроме 'Золотого теленка' и 'Двенадцати стульев'. Из всего прочитанного запомнил только 'Айвенго' и 'Сильные духом'.
Однажды, класс шел на завтрак, как обычно произвольной толпой.
Один мальчик рядом со мной сказал другому про девчонку впереди:
– Да ты на ноги ее посмотри. И я посмотрел. И с тех пор я стал обращать внимания на девчоночьи ноги.
Мне нравится девушка Марина. Она старше меня на год. На ее ноги я не смотрю. То есть смотрю, но это не главное. У нее умное лицо и теплое. Волосы собраны сзади в хвост. Марина понимает шутку, не злая, она душа нашей компании человек из пятнадцати. Многие из наших ребят хотят, чтобы она обратила на них внимание. И я тоже пробую шутить, через пять раз удачно. А Марина ровна со всеми и не выделяет кого-либо.
А меня любит хорошая и красивая девушка Вика. В конце четверти были прощальные танцы. Вика пригласила меня. Обычно девочки не приглашают первыми. Вика смотрела своими грустными глазами прямо в мои. Как же я не замечал ее раньше? Спасибо тебе Вика.