Опасные@связи

Соловьев Сергей Владимирович

Жизнь после смерти или Пенни Голдсмит

 

 

1

Осенью 201… года у меня появилась не совсем обычная студентка. На мой курс по распределенным информационным системам тогда записалось относительно мало слушателей – дюжина душ вместо двух десятков в предыдущем году, поэтому я был рад всякому пополнению.

Я работаю в одном из частных чикагских университетов – университете Де Поля, названном в честь известного католического святого. В нашем университете, как написано на его официальной странице в интернете, особое внимание уделяется педагогике.

Пенелопа Голдсмит была значительно старше остальных, таких здесь называют «взрослыми», противопоставляя студентам «традиционного возраста», но это, конечно, была не главная и не единственная особенность, выделявшая ее из общего ряда.

Еще на приеме по случаю начала семестра ко мне подошел наш декан: «К вам тут записалась одна студентка… Хочу вас обрадовать, она требует довольно деликатного обращения». «Интересно… А на что бы вы мне посоветовали прежде всего обратить внимание?»

Мы отдрейфовали к окну – следовало соблюдать дистанцию конфиденциальности.

«Ее отец, мистер Голдсмит, пожертвовал университету довольно значительную сумму… В принципе, она нуждается в некотором психологическом сопровождении… Юношеский травматизм и тому подобное». «Понимаю. Но я всего лишь специалист по информатике». «Дело не в вас – она каждую неделю консультируется у университетского психолога… Просто – имейте в виду… Удачи!» – он поднял бокал с безалкогольным коктейлем. У нас на кампусе алкоголь не приветствуется. Я отсалютовал в ответ таким же бокалом.

Следующим сигналом был e-mail от одного моего коллеги.

От Сергея Соловьева – Андрею Р.

Привет, Андрей!

Обойдусь без дежурных разговоров на тему «как дела».

На твой курс должна была записаться одна не совсем обычная студентка. Зовут ее Пенелопа Голдсмит. В принципе, ей просто нужно предоставить возможность заниматься тем, чем она хочет, но время от времени она может обращаться с вопросами. Некоторые могут показаться тебе более «взрослыми», чем ожидаешь от студентов, некоторые – просто странными. Постарайся оказать ей максимальную помощь, как информацией, так и контактами. Имей в виду – за ней наблюдают. Считается, что ей просто требуется наблюдение психиатра, но, насколько мне известно, в действительности все обстоит значительно сложнее.

Буду делиться информацией по мере возможности. Подробнее пока написать не могу.

Увидишь студентку – напиши.

Всего лучшего!

С.

На первой лекции я, наконец, увидел Пенни. Она сидела на последнем ряду, около прохода. По спискам студентов мне было известно, что ей уже тридцать один год, но выглядела она, пожалуй, даже несколько старше.

Одутловатое лицо, круги под глазами. Что называется, рыжая блондинка, волосы до плеч, но – тусклые.

Бывают рыжие с очень красивой белой кожей, на которой ярко выделяются веснушки. У Пенни кожа казалась слегка желтоватой, что, в сочетании с веснушками, лишь усиливало впечатление нездоровья.

В течение этой лекции она не задала ни одного вопроса. С учетом скромной численности группы, я мог не только показывать слайды и писать на доске, но и прогуливаться по небольшой аудитории. Я обратил внимание, что пишет она перьевой авторучкой фиолетовыми чернилами в не слишком современно выглядящей клетчатой тетради. Почерк у нее был очень мелкий и аккуратный. Разумеется, во время лекции мне было трудно разглядеть, что значительная часть записей в тетради делается по-французски.

 

2

Надо сказать, что в то время я еще ничего не знал об истории маркизы и виконта, равно как и о том, какова роль в этой истории Пенни Голдсмит. С. Соловьев (т. е. «издатель») знал чуть больше, но делиться информацией со мной начал далеко не сразу.

От Андрея Р. – Сергею Соловьеву

Доброго времени суток!

Студентку видел – выглядит хмуро. Первое занятие прошло мирно, без вопросов. Хотелось бы, конечно, чуть больше знать о ее проблемах… В конце концов, ты сам завел о них разговор.

Всего лучшего,

А.

От Сергея Соловьева – Андрею Р.

Привет!

Ну что тебе сказать… Ты знаешь о навязчивой идее американцев – видеть всюду, по крайней мере в современной литературе, двойников и расщепление личности. Трудно поверить, когда с чем-то похожим приходится сталкиваться в действительности. Не представляю, как лучше поступать в подобной ситуации. Мне кажется, что главным принципом должно оставаться «не навреди».

Опережая возможные вопросы, П.Г. поступила в ваш университет по собственной инициативе, и без моей помощи доучилась до четвертого курса. Как та знаешь, я нахожусь на другом континенте. Но мы оказались в контакте.

Вопрос – кто эти «мы». Я и Пенни? Все не так просто. Насколько я понимаю, я, она и еще несколько каким-то образом запутанных в это дело личностей.

Ты можешь воспринимать все это с известным скепсисом. Я тоже отношусь к этому не без скепсиса. Однако то, что мне до сегодняшнего дня удалось узнать, представляется мне весьма интересным, и мне хотелось бы в этом разобраться, а возможно, и помочь.

Когда Пенни (и те, другие) спросили у меня совета, какие курсы выбрать, я посоветовал твой. Можешь на меня сердиться, если хочешь.

Главное – не навреди!

С.

 

3

Первый раз Пенни подошла ко мне по окончании третьей лекции. Все, кто хоть немного преподавал в СССР, а потом оказался преподавателем в Штатах, знают, что одно из главных различий советских и американских студентов можно сжато выразить одной фразой: «Здесь никто не будет смотреть вам в рот».

Но оттенков, конечно, гораздо больше. Например, когда американские студенты задают вопросы, как правило, чувствуется невысказанный вопрос – а как я это смогу использовать? Порой, впрочем, его, не стесняясь, высказывают вслух.

Не надо думать, что это – знак более зрелого отношения к делу. Здесь явный парадокс – как можно судить о том, что тебе нужно, не зная предмета? Так что вопрос с таким подтекстом не обязательно звучит более взросло. В нем – желание получить игрушку, вызванное тем, что у других есть такая же, или недавно прошла яркая реклама. Или – желание узнать необходимый минимум, чтобы побыстрее начать ездить самостоятельно, по принципу: справа – педаль газа, слева от нее – тормоз… Очень редко – действительно желание понять, а тем более, в широком контексте. «Взрослые» студенты в большинстве своем просто стремятся наверстать упущенное.

Вопросы, которые задавала Пенни, звучали необычно. Точнее, необычно звучало то, как она их задавала. Само по себе содержание вопросов во время этого первого разговора не произвело на меня особого впечатление, но ее желание понять, разобраться, несомненно, понравилось. Разговор, помнится, зашел о том, почему в современных информационных системах такую роль играют вычисления, почему вообще в них вычисления так тесно связаны с хранением и передачей информации? Ведь в конечном счете нужно, чтобы кто-то это понял, увидел в потоках цифр смысл, но кто? Неужели все сводится к преобразованиям, а смысл появляется только в тот момент, когда все эти потоки преобразуются в понятную для человека форму?

– Я видела, в литературе иногда говорится о распределенных интеллектуальных системах, но, честно говоря, с трудом понимаю, что в них является интеллектуальным. В прошлом делались механические автоматы, теперь все делается на базе электроники, но где тут, собственно, место для интеллекта?

На меня вопросительно смотрели серые, слегка навыкате глаза в обрамлении рыжеватых ресниц. Чувствовалось ли хоть как-то, что на самом деле этими глазами смотрят трое разных людей? Может быть…

Несомненно, мое внимание было соответствующим образом настроено, ведь неделю назад я читал письмо Соловьева, в котором говорилось о расщеплении личности.

Несомненно, однако, и то, что никаких признаков психического расстройства в рассуждениях Пенни я не заметил.

 

4

От Андрея Р. – Сергею Соловьеву

Доброго времени суток!

Я наблюдаю за Пенелопой Голдсмит уже довольно долго, но пока никаких признаков безумия, т. е. расщепления личности или чего-то подобного, у нее не заметил. Она очень много времени проводит за компьютером в студенческих компьютерных залах. Пару раз отвечал на ее вопросы – вопросы звучали вполне здраво. Пожалуй, достаточно интересная студентка, но и только. Хотелось бы знать, откуда ты вообще взял эту идею о расщеплении личности. Допускаю, что сейчас у нее ремиссия, но все же – откуда информация?

А.

От Сергея Соловьева – Андрею Р.

Информация – главным образом из переписки с Пенни и двумя другими личностями, которые якобы с ней сосуществуют. Сам понимаешь, что поверить в такое не очень просто, поэтому я надеялся, что ты сможешь в какой-то степени сыграть роль независимого наблюдателя, чтобы проконтролировать ситуацию.

Раз ты настроен критически – я решил, что можно тебе об этом сказать. Пожалуйста, продолжай наблюдение.

Всего лучшего

С.

 

5

Я сидел в своем любимом баре недалеко от университета, когда заметил Пенни. Она тоже меня заметила и подошла к моему столику.

– К вам можно?

Необычный вопрос со стороны малознакомой студентки…

– Присаживайтесь.

– Спасибо.

– Что вам заказать?

(Я знаю, конечно, что это один из вопросов, которые в Америке в лучшем случае могут быть сочтены старомодными, а в худшем – воспринимаются как недопустимое покушение на личную независимость. Правда, от такого вопроса, заданного в баре, совсем уж опасных последствий все-таки не будет.)

– Что нам заказать? – ее глаза смотрели с легкой насмешкой. Ничего столь выразительного во время наших с нею немногочисленных разговоров в аудитории я раньше не замечал.

– Ну, какого-нибудь вина. Лучше французского, – она улыбнулась, – и оливок. В этом баре обычно есть. Хотя бы простого «бордо».

Я сделал заказ, чувствуя, что сегодня меня ожидает что-то необычное.

– Ваш коллега нам посоветовал поговорить с вами более откровенно. Здесь принято считать, что все русские – сумасшедшие… Так что… Мы согласились.

– Он мне не сказал, кто вы.

– Votre collègue croit que nous sommes les personnages littéraires et que Mademoiselle Goldsmith écrit de notre part. Ваш коллега считает, что мы литературные персонажи, и что мадемуазель Голдсмит пишет от нашего имени.

– Et alors? И что же?

Позже я задавал себе вопрос, принимал ли мой коллега во внимание мое знание французского. Я не помню, чтобы мы с ним об этом говорили.

– La verité n’est pas si simple. Истина не так проста.

Немного другая интонация, другая улыбка.

– Он слышал только о литературных персонажах, но до персонажей существовали живые люди.

– Ну и жизнь после смерти, разумеется.

– Так что каждый говорит за себя…

Эта фраза для разнообразия была сказана по-английски.

В это время дня бар был почти пуст. Бармен сам принес нам два бокала вина и оливки. Пенни отпила глоток.

– С такой биографией трудно найти подходящего конфидента.

– Но вы ведь переписываетесь с Соловьевым?

– В интернете полная конфиденциальность невозможна. Вам это должно быть известно, раз вы специализируетесь по распределенным системам. Он рекомендовал вас, мы к вам присматривались некоторое время. Перекрестное тестирование повышает надежность…

– Он не говорил мне ни о каких литературных персонажах.

– Он писал вам о «personnallité multiple», т. е. расщеплении личности, как мы с ним и договаривались. Все это постепенно прояснится, если мы с вами сможем время от времени обсуждать кое-какие наши проблемы. К сожалению, в прошлом мадемуазель Голдсмит оказалась участницей некоторых событий, с последствиями которых приходится считаться до сих пор. В частности, ее свобода подвергается серьезным ограничениям, это одна из проблем, где нам могла бы понадобиться в будущем ваша помощь.

– А как к этому относится сама мадемуазель Голдсмит?

– Оn the main points we perfectly agree. Мы вполне согласны по основным вопросам. Как правило, меня отвозят в университет и забирают после занятий, просто отец не в курсе, что сегодня отменили занятия по «базам данных».

Она снова отпила вина, я решил не отставать. Вскоре мы заказали еще по бокалу и порции оливок.

Ничего особенно содержательного в тот день я больше не узнал. Для меня оказалось сюрпризом, что моя собеседница или, вернее, собеседники способны с легкостью поддерживать разговор на самые разнообразные темы. Мы расстались… трудно сказать, кем, но возврат к обычным отношениям преподавателя и студентки вообразить было невозможно.

 

6

У меня осталось впечатление, что Пенни, или те личности, с которыми она делит свое «внутреннее пространство», могут каким-то образом читать чужую переписку в интернете, поэтому я не стал тотчас сообщать о разговоре Соловьеву. Вместо этого я стал думать, как можно было бы что-то узнать о событиях, участницей которых в прошлом была «мадемуазель Голдсмит», желательно, не слишком привлекая внимание к своим поискам. Конечно, он уже мог быть в курсе, но мне не хотелось его спрашивать, чтобы не оборвать ту нить доверия, которая, как мне казалось, возникла сегодня между мною и моей собеседницей.

На следующий день я пошел в публичную библиотеку. Не очень было ясно, что и как искать. Просто перелистывать газеты за несколько лет, хотя бы основные? «Чикаго Трибюн», «Дейли Геральд»? Неэффективное, хотя и довольно приятное занятие, поскольку из газет узнаешь массу забавных фактов, да еще во временной перспективе. Можно было попытаться искать по каталогу, благо каталоги теперь компьютерные, и поиск ведется анонимно. Но – каким образом? Используя ключевые слова? Что можно взять в качестве ключевого слова? Пенелопа Голдсмит?

Проведя несколько часов в библиотеке, я резко увеличил свою осведомленность по части чикагской криминальной хроники. Я узнал, что писали в чикагских газетах по поводу военных действий в Ираке и Афганистане, по поводу банковских скандалов и финансового кризиса, но не нашел ничего касательно какого-нибудь «дела Голдсмит».

Вышел с библиотечного компьютера в интернет – тоже анонимно, набрал «Пенелопа Голдсмит». Нашел одиннадцать Пенелоп Голдсмит в Англии, трех в Австралии, нескольких в Штатах, но явно ни одна не имела никакого отношения к моей студентке.

 

7

От Сергея Соловьева – Андрею Р.

Я в курсе твоей встречи с Пенни. Кстати, если тебя интересует информация о кое-каких ключевых событиях – вот ссылки на прессу. Имей ввиду – ссылки получены от «них самих», т. е. самой Пенни и «других», но речь идет о газетных публикациях, можешь проверить в библиотеке. Ясно, что тебя могут интересовать и более конфиденциальные документы – вот ссылки. Не удивляйся, кстати, если по этим вопросам тебе напишет кто-то помимо меня и Пенни. Если хочешь поговорить, лучше – по скайпу, я к твоим услугам. В скайпе хорошая кодировка. Не забывай, пожалуйся, о разнице во времени.

Всего,

С.

От маркизы де Мертей и виконта де Вальмона – Андрею Р.

Дорогой Р.,

Мы – копия с копии. Удивляться не приходится – такова судьба всей аристократии, интернет только слегка ускоряет процесс копирования. А где наши оригиналы? Далеко. А где предыдущие копии? Вам уже приходилось с ними разговаривать. Догадываетесь, где и когда? Мы пишем вам с общего согласия, время не ждет – надо быстрее вводить вас в курс дела. Как вы понимаете, это письмо содержит ответ на один из вопросов, которые могут вас интересовать.

С наилучшими пожеланиями,

М. и В.

Намек был, очевидно, на то, что «личности», населяющие Пенни, это именно маркиза и виконт, но когда я говорил с «ними», было сказано, что за литературными персонажами существовали живые люди. Мне хотелось как можно быстрее снова поговорить со студенткой. Увы, особой инициативы она пока не проявляла, а мои попытки завести беседу быстро сводились к короткому бесцветному диалогу. Я помнил о «не навреди» и не настаивал.

У Пенни был мобильный телефон, но пользовалась она им редко.

Я заметил, что она очень много времени проводит в студенческих компьютерных классах. Кроме того, я несколько раз видел ее отца, эдакого светлобородого Зевса, если бы только божественному образу не мешало намечающееся брюшко, – обычно он звонил, и затем появлялся около девяти вечера, Пенни быстро собирала вещи и они уходили.

 

8

– Ну что ж, здравствуйте снова, – в расчете на встречу, я ходил теперь в бар по нескольку раз в неделю.

– Как в прошлый раз?

– Почему бы и нет?

Я заказываю оливки и вино.

– Вы, наверное, читали письмо от…

– Читал… Вы хотите сказать, что вы – это они? То есть, помимо мисс Голдсмит, еще маркиза и виконт? Я правильно вас понимаю?

– Правильно.

– Вы не против, если мы будем писать у вас курсовую?

– На какую тему?

– Тему о распределенном интеллекте у вас уже кто-то взял…

– Другую. Об иммунитете, как необходимом условии интеллекта. Однако сформулировать лучше «о безопасности распределенных сетей».

– Я ее не предлагал.

– Но вы же можете модифицировать тему, тем более, если есть студенты, который собираются ею заниматься.

– Могу.

– Ну вот.

Похоже, вино – необходимое условие интересного разговора.

– Почему вам хочется писать на эту тему?

– Из-за них.

– Те кто в сети, они больные.

– Почему?

– В сети невозможно оставаться нормальным, там постоянные сбои, атаки. Вирусы, черви.

– Хорошо, значит, у меня, курсовую. Еще вина? – по разговору я соскучился.

– Конечно, только сегодня мы вас приглашаем.

Выражение серых глаз непроницаемо, трудно догадаться, что за мысли крутятся в голове у Пенни.

– Разумеется, я согласен, но при условии, что работу вы делаете всерьез.

– Как же может быть иначе?

– Иначе не имело бы смысла.

– У нас есть некоторые идеи.

– Например?

– Например, иммунитет определяет, что организм может ассимилировать, а что нет. Если не ассимилировать ничего, любая система, распределенная или нет, становится бездушным автоматом. И рано или поздно погибнет из-за случайных флуктуаций.

– Или из-за атак, которые не удалось отразить.

– Мы бы хотели это исследовать.

– А если возможно, помочь.

– Тем, кто остался в сети.

Третий бокал мы пили за тех, кто в сети.

 

9

Этим разговором о курсовой работе ознаменовалось наступление золотой середины наших отношений. Осень в Чикаго, кстати, в том году тоже выдалась на редкость тихая и теплая.

«ПеМаВи» – так я называл теперь про себя необычную студентку – старательно работала. Помимо встреч на занятиях, и – непредсказуемых – в баре, мы выбрали день для обсуждения курсовой.

Каждую пятницу ПеМаВи приходила ко мне в кабинет. Разумеется, как это принято в Америке, во время обсуждений дверь моего кабинета оставалась широко открытой, чтобы не давать повода для ненужных слухов и обвинений.

К моему удивлению, ПеМаВи оказалась не только старательной, но и небесталанной. По крайней мере одна из населяющих ее личностей должна была отлично программировать. Другая, а может и та же самая, обладать способностями к математике. Третья – а может две из трех или все – задавать неожиданные вопросы о поставленной задаче.

Я говорю это с некоторой иронией, скорее, впрочем, обращенной на себя самого, поскольку все это время меня не оставляли сомнения, что в этом расщеплении личности является игрой, а что вполне серьезно.

Не следует думать, что наша трудовая идиллия была совершенно безоблачной – далеко не так. В том, что касалось нашей работы и было в центре внимания – пожалуй, но мое боковое зрение, если можно так выразиться, со всех сторон отмечало угрозы.

Одна из угроз, пока неясная по своему потенциалу – постоянное присутствие где-то на периферии мистера Голдсмита.

Другая – возможное наличие интереса к Пенни со стороны ФБР. Я видел выдержки из протокола ее допроса в связи со сбоем глобальной сети. Это было давно, но ФБР, как всякая спецслужба, не забывает тех, к кому однажды проявила интерес.

Надо сказать, что в этот период я нередко разговаривал с Соловьевым по скайпу, избегая обсуждать серьезные дела по e-mail’у, который, как я знал, легко может попасть под наблюдение. Кроме того, я получал благодаря ему доступ ко все новым документам. С этой стороны моя информация постоянно пополнялась. В частности, я выяснил, что с момента последнего пребывания в психиатрической клинике дееспособность мисс Голдсмит признается ограниченной, и Улисс Грант Голдсмит является опекуном Пенни по закону, несмотря на то, что ей скоро исполнится тридцать три года.

По словам Соловьева, признаков возобновления интереса к Пенни Голдсмит со стороны спецслужб вроде бы пока не было, быть может, психиатрический диагноз послужил для нее прикрытием, но в таких делах не существует абсолютной гарантии.

Короче, следовало быть осторожным. Направляя ход курсовой, я всячески старался избегать вопросов, напрямую связанных с компьютерной безопасностью, предпочитая более абстрактное моделирование.

ПеМаВи не возражала. Как я догадался впоследствии – просто потому, что не видела смысла со мной спорить. В том многополярном виртуальном мире, в котором она большей частью существовала, она вполне могла заниматься чем угодно, не спрашивая моего согласия.

 

10

С тех пор как я получил работу в университете Де Поля и переселился на север Чикаго, я иногда гуляю в Линкольн-парке. Правда, не очень часто – на работу я езжу обычно на машине, а парк не совсем по дороге, но гулять там мне нравится. В нем есть красивые пруды, оранжерея, и с его дорожек открывается красивый вид на даунтаун – небоскребы, если глядеть из парка, напоминают причудливую горную гряду, и можно забыть, что все они кишат людьми, как термитники – термитами.

В тот день у меня были дела в администрации университета – она, как раз, находится поблизости от Линкольн-парка. Разобравшись с делами, я решил прогуляться. Был отличный день, как здесь говорят, «индейского лета» – в Америке наше «бабье лето» приходится на начало октября. Красные и золотые листья, голубое небо…

– Хелло, профессор!

Я обернулся. Мне не удалось скрыть удивления, когда я увидел Пенни. На ней была майка, красные спортивные трусы, белые кроссовки на толстой подошве – очевидно, заметив меня, она прервала пробежку, но и стоя на месте продолжала переминаться с ноги на ногу, как это делают бегуны.

– Чему вы удивляетесь? Я все-таки американка, да и моим духам на пользу здоровое тело. Вы часто здесь гуляете?

– Не очень, но бывает.

– Пройдемся?

Мы пошли рядом. Влюбиться в нее, что ли? Абсурдность этой мысли меня смутила.

– Зачем вам это нужно?

– Что?

– Ну… расщепление, несколько личностей в одной?

– Нам это совершенно не нужно. Но кому-нибудь в вашей стране нужны были коммуналки? А они есть даже сейчас. И что с этим можно поделать?

– Если вы говорите серьезно, то не знаю.

– Ну вот… Как в приличной коммуналке, мы стараемся предоставить друг другу возможность жить спокойно. Сейчас – мое время, пробежка по парку, только и всего.

– Я вам не мешаю?

– Нет… И вообще – мы хотели бы вас пригласить.

– Куда?

– На костюмированный бал. Придете?

– Когда?

– Тридцать первого. В Америке ближайший праздник – Хэллоуин. Не волнуйтесь, все для нормальных людей, ничего детского. У нас есть билеты.

– С удовольствием.

– Не могли бы мы воспользоваться номером вашего мобильного телефона? Сейчас входной код обычно скидывают на телефон, – невинная и в то же время бесконечно умудренная улыбка. – Мы, собственно, ваш номер знаем, с этим ничего не поделаешь, но не хотелось бы им пользоваться без вашего разрешения.

– Конечно, – говорю я в некоторой растерянности.

– Вот и ОК. Ну, всего хорошего! – она помахала рукой и побежала по дорожке дальше.

В университете дел у меня не оставалось, я вернулся к машине и поехал домой. В компьютере меня ждал очередной кусок курсовой, на этот раз посланный от имени сетевых копий маркизы и виконта.

 

11

Я – в своей квартире. Вид из окна на скучную улицу. Мне, конечно, хочется пойти 31-го на маскарад, но я боюсь. По приглашению собственной студентки, да еще такой необычной. Я вызываю по скайпу Соловьева.

– Каким образом у Голдсмит возникло расщепление личности? Не может быть, чтобы это просто от психологического шока. И почему именно эти личности? Ты хоть что-нибудь знаешь, ты можешь об этом рассказать?

Он рассказывает о глобальном сбое и о версии сетевого самоубийства, как средства вынудить переселение душ.

– А сам ты в это веришь?

– Не знаю. Но звучит грандиозно, согласись.

На следующий день в университете ПеМаВи приходит ко мне обсуждать курсовую.

Вопросов о самоубийстве я не задаю, но спрашиваю, каковы ее отношения с сетевыми двойниками.

– Это действительно копии, они нам помогают.

– Но как они там оказались? Поймите, я не хочу на вас давить, но в этом всем столько непонятного. Мне кажется, если мы сможем разобраться, это вам поможет, в том числе, вашей работе.

– Они там давно.

Слегка другим голосом:

– А вам не кажется, что сейчас наступает время гибридных существ? Часть здесь, часть в сети?

– Одному жить трудно.

– Сами по себе копии быстро деградируют.

– Сеть не очень пригодна для жизни.

Поздно ночью я снова связываюсь с Соловьевым. В Европе утро.

– Почему двойники в сети деградируют?

– Уверенности у меня нет – передаю, что слышал.

– Давай.

– Во-первых, они страдают от случайных сбоев. Во-вторых, они пытаются повторить то, что удалось один раз – глобальный сбой сети как эквивалент самоубийства, и переселение душ в результате. С точки зрения тех, кто остается, переселяются копии, а они сами – оригиналы. Значит, у них те же неудовлетворенные желания. Но глобального сбоя больше ни разу организовать не удалось, от региональных сбоев полноценного переселения не выходит, а качество копий страдает. Более убедительного объяснения не знаю.

Смотрю на улицу – как там, агенты ФБР еще за мной не наблюдают?

Написать, что ли, какое-нибудь экзистенциальное письмо маркизе и виконту, которые находятся в сети?

Но я сдерживаю свой порыв – написав такое письмо, я легко могу поставить себя в глупое положение. Лучше оставаться наблюдателем.

Вместо этого я проверяю, много ли «маркиз де Мертей» и «виконтов де Вальмонов» в Facebook. Оказывается – много, но вряд ли это те же самые персонажи. Обычно страницы их иллюстрированы кадрами из различных версий фильма «Опасные связи». Реальная ситуация, с которой я встретился, выглядит куда серьезнее.

Рабочие встречи с ПеМаВи как ни в чем ни бывало продолжаются до конца октября. Дело движется – она демонстрирует мне целый рой микропрограмм, которые должны играть роль иммунных клеток.

Незадолго до 31-го она присылает мне пригласительный билет.

 

12

Когда приглашение оказалось у меня в айфоне, я понял, что передо мной стоит проблема маскарадного костюма – до этого я о ней как-то не задумывался. Я не хотел привлекать к себе излишнего внимания, и в то же время не хотел выглядеть скучно или глупо, прежде всего, с точки зрения ПеМаВи, но и со своей собственной точки зрения тоже. Это сразу исключало популярных персонажей американского фольклора, вроде Дракулы, Бэтмена, Кинг-Конга или ковбоя обыкновенного.

Напрашивалось что-нибудь из европейского восемнадцатого века, века маркизы и виконта, но я сомневался, что смогу носить шелковые чулки, кюлоты и пудренный парик с должной уверенностью и естественностью.

В итоге я остановился на костюме пирата – в меру банально, но может сочетаться с интеллигентным лицом и некоторой образованностью.

Достать костюм в Чикаго, где существуют десятки фирм, занимающихся продажей и прокатом маскарадных костюмов, разумеется, не составляло труда.

 

13

Чтобы мой костюм раньше времени не бросался в глаза, сверху я набросил длинный черный плащ. Съезд гостей был назначен в одиннадцать. Я приехал чуть позже, позволив себе небольшое академическое опоздание.

Здание, где проходил маскарад, ничем особенным снаружи не выделялось – бывший ангар или склад из бурого кирпича под плоской крышей. Сбоку – паркинг, унылые кусты у бетонной ограды.

У въезда в паркинг дежурила пара охранников, еще пара стояла у входа. Проверив штрих-код прямо на экране телефона, билетер в костюме монгола выдал мне с улыбкой продолговатую металлическую пластинку золотого цвета: «Ваша пайцза». Старомодный гардероб, где можно было оставить плащ, оказался весьма кстати.

Как видно, мое академическое опоздание оказалось недостаточным – народу пока было немного. Правда, ПеМаВи уже была там и вскоре подошла ко мне. На ней мужской костюм восемнадцатого века сидел прекрасно. Положив руку на эфес шпаги, она слегка поклонилась.

– Мы рады вас видеть, сэр Эндрю. Возможно, вам известно, что во время бала некоторые гости рассчитывают провести учредительное собрание чикагского отделения пиратской партии, так что ваш костюм весьма уместен.

– Хотелось бы вас предупредить, отец мисс Голдсмит находится среди приглашенных, но мы не думаем, что вас должен беспокоить этот факт.

– Позже у нас будет возможность продолжить беседу, а пока советуем вам воспользоваться преимуществами, которые предоставляет золотая пайцза.

Оглядевшись, я без труда нашел глазами мистера Голдсмита. На нем был костюм «Синей Бороды», он стоял у стойки бара в глубине зала и исподлобья смотрел на нас.

– Впрочем, не придавайте слишком большого значения тому, что видите. Это как виртуальная реальность – суть дела не похожа на то, что происходит на поверхности, – ПеМаВи слегка наклонила голову, прикрытую пудренным париком. Выпрямилась, улыбнулась, отошла в сторону.

Я принялся бродить по залу. К мистеру Голдсмиту мне приближаться не хотелось. На подиуме оркестр настраивал скрипки. К счастью, баров в помещении было несколько, я подошел к тому, который находился подальше от «замка Синей Бороды».

Первым из преимуществ золотой пайцзы, оказались бесплатные напитки. При виде золотой пластинки бармен, наряженный Франкенштейном, с любезной улыбкой налил мне бокал шампанского. На стойке стопкой лежали программки, взяв одну, я уселся в углу за столиком. Удобная позиция для наблюдения за залом…

Народу постепенно прибывало.

Программа выглядела достаточно интересной, хотя и безнадежно эклектической – выступление балетной труппы из Европы, концертные номера («двадцать четыре королевских скрипки», чередование барокко и электронной музыки), разнообразные викторины, но не это меня интересовало. Зачем меня пригласила ПеМаВи?

С того момента, как я получил приглашение, и даже раньше, со встречи в парке, мне казалось, что меня втягивают в какую-то грандиозную интригу.

В программке был план места – центральное пространство зала с танцевальной площадкой и подиумом для оркестра, бары, дюжина отгороженных от этого пространства «гостиных» – голубая, розовая, золотая и т. д. Оказывается, в дальнем конце был еще выход в сад, а в саду – оранжерея.

Ровно в полночь повсюду погасло электрическое освещение. Это, видимо, было предусмотрено – одновременно вверх было поднято несколько люстр со множеством зажженных свечей. На столах и в стенных бра свечи горели и раньше.

Многочисленные зеркала, банальные при электрическом свете, теперь уводили в таинственную глубину, играли отражениями. Правда, компьютер в баре продолжал работать – мне было видно светящийся экран.

Я взял еще шампанского, но напомнил себе, что выпивать слишком много в мои планы не входит. Интриги интригами, но самая лучшая роль – это роль наблюдателя. Я поднял бокал. Шампанское в свете свечей приобрело необычный золотисто-розовый оттенок. Пузырьки красивыми цепочками поднимались со дна.

В кармане моей пиратской куртки ожил айфон. Я достал трубку:

– Рандеву через полчаса в оранжерее.

Чуть погодя я расстался с опустевшим бокалом. Еще почти полчаса… Стоило осмотреться, прежде чем идти в оранжерею. Интересно, где собирается пиратская партия?

Оркестр играл менуэт. В свете свечей, отражаясь в зеркалах, чинно двигались пары. «Синяя Борода» исчез – возможно, тоже направился к месту свидания… В воздухе чувствовался сладковатый запах марихуаны – поработав в Америке, я научился четко его идентифицировать.

Конечно, если присмотреться, все вокруг было чистой бутафорией и эклектикой – как говорила ПеМаВи, эдакая осуществленная в материале виртуальная реальность. Некоторые из танцующих были в более или менее адекватных костюмах семнадцатого или восемнадцатого века, но рядом с ними выступали другие – босоногая цыганка в паре с вампиром, мой коллега-корсар в паре с русалкой. «Гостиные» отделяли друг от друга и от центрального пространства легкие перегородки, обитые, надо отдать должное организаторам, настоящими тканями, а не синтетикой.

Моя золотая пайцза позволяла, как будто, заглядывать всюду.

В одной из гостиных показывали магические опыты, в другой и вправду заседали молодые люди, все, как один, с компьютерами, все во фраках и галстуках-бабочках, но было ли это заседанием пиратской партии, я не знаю.

Персонал, непосредственно отвечающий за проведение бала, был по большей части одет ордынцами Чингиз-хана.

Чтобы занять время, я выпил еще бокал. Наконец пришло время двигаться к оранжерее.

Сад за ангаром был таким же эклектическим, как и костюмы участников бала. По размеру он был, пожалуй, не меньше паркинга. На лужайке около ангара монголы готовили фейерверк. С одной стороны от лужайки видны были аккуратно подстриженные во французской манере кусты – значительно более симпатичные, чем кусты, обрамлявшие паркинг. Погода для осени была теплая, там мелькали гуляющие. Прямо за лужайкой – густая тень деревьев. С другой стороны – оранжерея. Желтый колеблющийся свет факелов.

Я прошел в оранжерею.

Влажный, душный воздух. Темно-зеленая, почти черная листва тропических растений. Желтоватые язычки пламени – оранжерея освещалась тоже только свечами.

Светлые пятна в полумраке – цветы орхидей, чье-то платье.

– Добро пожаловать, soyez bienvenu, – ПеМаВи ждала меня в беседке около темного пруда, в воде которого отражались свечи. – Присаживайтесь.

Беседку освещали три или четыре свечки, плававшие в заполненных водой керамических чашках.

– «Синяя Борода» здесь нам не угрожает?

– Нет. Мы отвечаем за безопасность всего этого зрелища.

– Это именно так. Ныне невозможно отвечать за что-то, если у вас нет доверенной части в интернете.

– А у нас она есть.

– Мы думаем, что в будущем это предстоит всем.

– Хорошо это или плохо.

– Но как вам это удается?

– Действовать – не значит понимать…

– Но ради понимания мы и учимся в университете.

– Делаем проект под вашим руководством.

– Вам, наверное, хочется разобраться. Узнать, кто мы.

– Признаться, да.

– Увы, ничего не получится. Мы и сами этого не знаем.

– Смерти нет – как ни странно, в этом мы убедились.

– У нас есть некоторая власть…

– Но есть и вмешательство хаоса.

– Поминутно.

– Бывает, что власть есть у тех, кому она не нужна.

– Мы не знаем, почему она нам досталась.

– Мы не знаем, почему, умерев, мы оказались в Сети.

– Мы не знаем, где можем оказаться, если умрем снова.

На обманчиво спокойном лице, которое, главным образом, все же принадлежало Пенни Голдсмит, еле заметно рисовалось трудно передаваемое словами сочетание разных видов муки. Мучительно было самой Пенни, которой приходилось говорить не только за себя, но еще и выражать чувства и мнения населяющих ее личностей, мучительно этим личностям, словно каторжникам, скованным одной цепью, и не ждущим ничего от будущего, кроме очередного прыжка в неизвестность.

– Считается, что свобода этого тела максимально ограничена, – ПеМаВи похлопала себя веером по запястью. – Почти все, что вы можете вообразить, будет правдой.

– Например, поскольку мы по закону считаемся психически нездоровыми, наши передвижения якобы контролируются при помощи чипов. Правда, мы в любой момент можем их заблокировать.

– Если захотим.

– В эпоху сети – главный вопрос, кто, что и как контролирует.

– Для нейтрализации контроля наших копий в интернете вполне достаточно.

– Кстати, сюда идет мистер Голдсмит.

– Но вы же говорили…

– Вам ничего не угрожает, не волнуйтесь.

– Если он предложит поехать с ним, соглашайтесь. Мы тоже поедем. Мы думаем, вам есть смысл с ним познакомиться.

– А как же безопасность этого карнавала? Кто теперь будет ее обеспечивать? – никакой радости от предстоящего появления «Синей Бороды» я не испытывал, но постарался замаскировать свои чувства иронией.

– В сети постоянно находится наш бэкап, этого довольно.

– А шпага при необходимости может играть роль антенны, – теперь улыбка ПеМаВи выглядела откровенно издевательской.

 

14

Синяя краска уже была смыта с бороды и усов мистера Голдсмита, но не очень тщательно, часть светлых прядей сохраняла синеватый оттенок. Пышное жабо маскарадного костюма намокло и деформировалось, впитав часть смытой краски. Голдсмита сопровождал бритоголовый молодой человек в мешковатом черном костюме. Несмотря на полноту, чувствовалось, что он очень силен и способен двигаться весьма быстро, а его костюм вполне может скрывать разнообразные виды оружия.

– Наш телохранитель. Его звать Джон, – меланхолично прокомментировала ПеМаВи.

– Добрый вечер, папа.

– Знакомьтесь. Профессор Эндрю К. из университета Де Поля.

– Здравствуйте, – мистер Голдсмит, взглянув исподлобья, сунул мне пухлую влажную руку. – Как вы понимаете, нам необходимо поговорить.

– Но говорить лучше не здесь, – прокомментировала ПеМаВи.

– Я хотел бы пригласить вас к себе домой.

– Утром у меня дела.

– Не волнуйтесь, разговор займет не так уж много времени.

– У меня машина на паркинге.

– Вы можете следовать за нами.

На паркинге нас ждал второй телохранитель, похожий на первого.

– Это Марк, – улыбнулась ПеМаВи. – И вы, Эндрю, и папа выпили, будет лучше, если за руль сядут Джон с Марком, не спорьте. У вас осталось что-нибудь в гардеробе? Дайте номерок Джону, он принесет.

Почему-то больше всего мне было жалко, что фейерверк теперь состоится без нас.

 

15

– Я – обыкновенный отец, мой первый долг – долг перед дочерью, – мистер Голдсмит усадил меня в кресло, а сам расположился в кресле напротив. Вернувшись домой, он успел переодеться и даже смыть остатки синей краски, в то время как на мне по-прежнему был пиратский костюм. Мы были одни в небольшой комнате – кабинете Голдсмита.

Высадив нас у дверей виллы, охранники запарковали машины и стушевались – скорее всего, их место было в домике привратника. Внутрь вошли только ПеМаВи и мы с мистером Голдсмитом. ПеМаВи тут же удалилась к себе в комнату.

Мне пришлось довольно долго ждать в гостиной, пока Голдсмит приведет себя в порядок. Он, правда, приготовил мне виски со льдом, чтобы скоротать время. Наконец он снова появился из глубины дома, и предложил пройти в кабинет.

– Нас не подслушивают?

– Какое это имеет значение? Они слышали это все от меня много раз, к тому же все – чистая правда… К сожалению, моя дочь вынуждена делить… Как говорят в России? Коммунальную квартиру с непрошеными соседями, я тут ничего не могу поделать. А хирургическое вмешательство исключено… Вы уж извините меня за монолог. Но вы должны понимать, что настоящий диалог пока между нами невозможен. Слишком велика разница в положении. Я не утверждаю, что в моем все плохо, просто слишком многое от меня не зависит. Имеет же человек право выговориться!

Благодаря этой истории, я полюбил русскую литературу. Как говорил ваш Мармеладов, человеку должно быть, куда пойти.

– В данном случае, скорее вы меня к себе пригласили…

– Не в этом дело. Попробуйте понять, что такое – состояние неизбежного симбиоза. Вполне возможно, это – всеобщее будущее. Вы – одинокий преподаватель, вам все это кажется далеким. Не отрицайте, я о вас очень много знаю. Еще виски? – не дожидаясь моего согласия, он налил мне и себе. От виски я отказываться не стал, но соглашаться безропотно с тезисами Голдсмита мне не хотелось.

– Все-таки я не понимаю, зачем вы меня пригласили. Можете быть уверены, с курсовой у вашей Пенни все будет хорошо, я сознаю всю сложность ситуации и готов вести себя максимально деликатно.

– Дело в том, что одной деликатностью вы не отделаетесь. Я не зря говорил вам о неизбежном симбиозе. Достаточно прикоснуться – и вы уже связаны тысячами нитей. Вполне вероятно, что со временем вы тоже окажетесь неотъемлемой частью нашей симбиотической системы. И ваше согласие или несогласие мало что будет значить.

– А существуют и другие системы?

– Конечно. Но шансов, что они захотят вас интегрировать, по-моему, немного.

– Не понимаю, почему мне вообще надо входить в какую-то систему.

– Да потому, что в нашем мире всем нужны защита и опора. Вы не исключение.

– От кого?

– Мало ли… Вы иностранец. Работаете в области компьютерной безопасности. Одинокий. Кто-нибудь легко может вас в чем-нибудь обвинить. Да вы пейте, пейте. Я лучше расскажу о себе, чтобы было понятнее.

Вы поймите, меня никто ни к чему не принуждал. Вас тоже никто ни к чему принуждать не будет, и меньше всего французы, с которыми вынужденно сожительствует моя дочь. Я имею в виду, не будет принуждать персонально, именно вас, как индивидуальность и бессмертную душу…

Шел четвертый час утра, я боролся с усталостью, стараясь закрепить в памяти хотя бы главное из многословных рассуждений Голдсмита.

– Меня никто не принуждал, но ясно было, что необходимы деньги, много денег. Пенни превратилась в инвалида. Между тем я работал в банке, а она оказалась в центре скандала. Результат – при нормальном ходе событий моя карьера под вопросом. Именно тогда, когда мне надо много, очень много, на меня все смотрят, и только и ждут, чтобы я оступился. Я не вижу выхода. Но какой-то запас времени все же есть, есть кое-какие сбережения. Что мне делать? Я люблю дочь, я начинаю с ней разговаривать. Она тоже в ужасе и в шоке, в ее жизни произошла катастрофа. Но очень скоро я понимаю, что разговаривать приходится не только с ней. Вы киваете, вам понятно – да, разговаривать приходится с ними двумя, вы правы. А что с ними? Они тоже в шоке, то, что случилось, для них тоже катастрофа. Разумеется, то, что они замышляли, было преступлением, но преступлением, вызванным отчаянными обстоятельствами. Все мы ходим в одном шаге от преступления – это я понял. И они ошибались – даже если бы их план удался, вместо одного инвалида стало бы два, и только. Душа неразрушима, их души не смогли бы занять место чужих. Но оказаться в коммуналке – пожалуйста. Они этого не ожидали. Тут-то мы все и оказались в ситуации неизбежного симбиоза. Я согласился допустить их к интернету. Выяснилось, что там у них остался действующий бэкап. И стало ясно, что друг без друга никому их нас не обойтись. Как видите, сейчас наше положение значительно улучшилось. Нежелательная информация легко распространяется в интернете? Что ж, она оказалась под контролем. Мне удалось получить значительно более престижную работу. Удалось решить финансовые проблемы. Вы спросите, кто тут правит бал? Я отвечу. По эту сторону интерфейса средства контроля скорее у меня, но по ту – скорее у них. Я не откажусь от своих, они от своих. Например, я не откажусь от опеки над моей дочерью. Мы друг другу необходимы, даже если бы каждому хотелось остаться независимым и свободным…

– Но при чем тут я?

– Пока ни при чем, но все сложно, очень сложно… Я вижу, вы очень устали. Спите, ничего не пьете…

Впрочем, главное я сказал. Джон отвезет вас домой. Не забудьте свой плащ, я думаю, он на вешалке у входа.

 

16

Я вернулся домой с чувством глубокой неудовлетворенности. Правда, мне очень хотелось спать… но чувство не исчезло и после пробуждения. Мы слишком избалованны литературой и кино – все сюжетные ходы должны куда-нибудь вести, задержки действия недопустимы. Когда ПеМаВи позвала меня на костюмированный бал, я был заинтригован, но интрига получилась какая-то недоношенная. Любопытство мое было разбужено – и обмануто…

Встреча пиратской партии, если и была, обошлась без меня. Довольно-таки абстрактные откровения ПеМаВи в оранжерее и последующие полупьяные излияния мистера Голдсмита не привнесли чего-то радикально нового. История одной семейки, как у Достоевского. Однако в рассуждениях мистера Голдсмита о неизбежном симбиозе чувствовалась попытка давления на меня, которая не могла мне понравиться.

Похоже, меня пытаются во что-то втянуть – но во что? Кому я нужен? Я заранее решил, что скорее всего на все отвечу отказом. Никакой симбиоз не может быть настолько неизбежным, как его изображают.

Со следующей недели как ни в чем не бывало возобновились наши рутинные рабочие встречи с ПеМаВи. Встречи обычно происходили на факультете после занятий. Курсовая работа успешно двигалась к завершению – но и только.

Бывал я и в баре, но там ПеМаВи почему-то больше не появлялась, что меня огорчало, но я не решался заговорить об этом. Инициатива по отношению к женщинам в Америке наказуема, а с точки зрения закона ПеМаВи была женщиной – да еще и инвалидом.

 

17

Меня вызвали к провосту. В необычное время – к девяти утра.

Для лучшего понимания ситуации необходимо объяснить, кто такой провост в американском университете.

Как правило, это самый главный из вице-президентов, он отвечает за внутреннюю политику университета, контролирует финансовые и карьерные вопросы, вмешивается в случае нарушений университетской дисциплины и этики, в область его компетенции попадают и вопросы, связанные с безопасностью. Провостом в Стэнфорде на протяжении многих лет была Кондолиза Райс, до того, как она стала государственным секретарем.

Необходимо также сказать, что, будучи профессором, я в тот момент еще не получил постоянной профессорской должности. Здесь это называется «tenure track». Постоянная должность, «tenure», обычно дается в конце пяти-шестилетнего периода – если нет возражений со стороны администрации.

Необычный вызов давал мне основания для беспокойства.

Мизансцена, когда я вошел в кабинет к провосту – тоже.

Провост – крупная, скандинавского типа женщина с тяжелым генеральским лицом – вышла из-за стола, и официально-вежливо пожала мне руку. Но другой персонаж – мужчина в сером костюме, при галстуке, с прилизанными черными волосами и незапоминающимся лицом, сидевший за журнальным столиком спиной к окну, из-за столика не вышел и руки мне не подал, только слегка улыбнулся. На коленях у него был лаптоп.

– Это мистер Симпсон из Федерального Бюро Расследований, – представила его провост, – У него к вам будет несколько вопросов.

Мистер Симпсон кивнул.

– Вынуждена вас на некоторое время оставить, срочные дела, – провост улыбнулась. Её улыбка, содержавшая намек на дальнюю весну, показалась мне гораздо теплее, чем зимняя улыбка Симпсона.

Когда она вышла, я взял стул и сел напротив Симпсона.

Нижеследующий диалог я передаю по возможности буквально. Я постарался записать его по памяти как только вернулся домой. Симпсон, скорее всего, вел запись через свой компьютер.

 

18

– Прежде всего, мы вас ни в чем не обвиняем. Хотелось бы рассматривать эту встречу как неформальную беседу. Как видите, я спрашиваю вашего согласия.

– Пока я не знаю, о чем пойдет речь, так что не вижу причин отказываться, – боюсь, я нервничал больше, чем надо, и это было заметно.

– Хорошо. Тогда сначала несколько уточняющих вопросов. Вы – Андрей Р., вы въехали в эту страну в 2000 году, так?

– Совершенно верно.

– Вы не являетесь гражданином Соединенных Штатов, у вас есть green card? Заявления на получение гражданства вы пока не подавали?

– Справедливо.

– Сначала вы работали на нескольких временных контрактах, а потом получили должность профессора, tenure track, в этом университете. Все время вы работали легально.

– Все обстоит именно так.

– Летом вы, наверное, слышали о разоблачении группы русских шпионов – что вы думаете об этом?

– Вы имеете в виду…?

– Да.

– Я считаю, что шпионаж не являлся их основной задачей.

– Не могли бы вы пояснить свою мысль?

– Всему миру известно о высоком уровне коррупции в современной России. Это мое личное мнение, но я считаю, что коррупция в настоящее время проникла и в разведывательные службы. Поэтому мне кажется, что их деятельность была в основном связана с незаконным использованием бюджетных денег.

– То есть с воровством?

– Совершенно верно. Скажите, мистер Симпсон, вы знаете русское слово «откат»?

– Боюсь, что я недостаточно хорошо знаю русский язык.

– Это слово означает сумму, отчисляемую незаконно в пользу чиновников, помогающих получить бюджетное финансирование.

– Комиссию за лоббирование?

– Приблизительно так. Но сам проект, получающий финансирование, может при этом быть полной чепухой. Так что речь в этом случае идет о дележе ворованных денег. И мне кажется, что шпионская сеть, о которой вы говорите, служила именно этому. Может быть, они и получали деньги от русской разведки, но на мой взгляд их шпионские операции были абсолютной ерундой, спланированной для воровства денег из бюджета.

– На основании чего вы пришли к такому выводу?

– На основании информации об организации их так называемой «шпионской сети», опубликованной в прессе, информации из интернета и того, что я непосредственно знаю о жизни в России.

– Вы продолжаете поддерживать контакты с Россией?

– У меня там остались родители. Обычно я бываю в России каждое лето.

– С коллегами вы, вероятно, тоже поддерживаете контакты. Влияют ли они как-то на ваше мнение?

– То, о чем я говорю, не является секретом. Среди моих коллег это чрезвычайно широко распространенное мнение. Я его тоже придерживаюсь. Может быть, это мнение объединяет людей, которые честно работают, в какой бы стране они ни оказались. Допускаю, что это не совсем справедливо, но мы очень плохо относимся к тем из своих соотечественников, кто приезжает сюда, утверждая, что они приехали заниматься бизнесом. Обычно это либо попытка использовать деньги, украденные в России, либо прикрытие для чего-то другого, либо просто глупость. Во всех случаях хочется держаться подальше…

Я понимал, что, говоря о бедах своей родины, слишком разгорячился, но ничего не мог с этим поделать. Все мы когда-то боялись КГБ – моя нервозность искала выхода.

– Вы меня удивляете, Эндрю. Вы такого невысокого мнения о своих соотечественниках?

– Не обо всех.

Мне показалось, что, послушав мои агрессивные речи, Симпсон был несколько растерян.

– Ваша основная тема – информационная безопасность?

– На чисто техническом уровне. Программные средства детектирования угроз, уменьшение рисков при планировании сетевой архитектуры. От политических проблем, связанных с безопасностью, я стараюсь держаться как можно дальше.

– Продолжаете ли вы публиковаться на русском языке?

– Для развлечения в русскоязычных социальных сетях – не больше.

– Вы интересный человек, Эндрю. Спасибо за разговор. Надеюсь, вы не возражаете, если мы позволим себе в случае необходимости связаться с вами в будущем?

– Необходимость есть необходимость.

Дверь открылась и на пороге появилась провост.

– Я, кажется, подоспела к концу разговора…

Она взглянула на Симпсона.

– Мистер Симпсон доволен?

– Вполне.

Провост улыбнулась. Теперь от ее улыбки точно веяло теплом.

– Я могу идти?

– Разумеется. Спасибо.

На этот раз Симпсон поставил свой лэптоп, встал с кресла, подошел ко мне и тоже пожал мне руку. Его рукопожатие, в отличие от рукопожатия провоста, оказалось довольно вялым.

 

19

На этом листке – соображения по поводу беседы в кабинете провоста.

Что меня больше всего испугало? То, что мне не задали ни одного из вопросов, которых я боялся.

Никаких вопросов о ПеМаВи и моей работе с нею.

Никаких вопросов о ее прошлом.

Никаких вопросов о переписке с Соловьевым.

Тем более странно, что я к тому времени уже просмотрел многие из файлов, присланных Соловьевым, и имел общее представление, какие секреты могут скрываться в этом ворохе документов и перекрестных ссылок.

Никаких вопросов о Пиратской Партии.

О критических статьях, которые я вывешивал в интернете.

И даже о фильмах и музыке, которые я иногда скачивал из Интернета не вполне законным образом.

Что все это могло значить?

ФБР в курсе всего, и по каким-то своим соображениям готовит мне ловушку, хочет уличить меня во лжи и утайке информации?

Или оно совсем не в курсе – но почему?

ПеМаВи достаточно сильна, чтобы ФБР о ней забыло?

 

20

Наконец-то ПеМаВи снова нашла меня в баре. Я уже и не надеялся, что она удостоит меня разговором за пределами университета.

– Вино и оливки?

– Конечно.

Полумрак, тихая музыка, до вечернего наплыва посетителей еще далеко. Видеть ее улыбку после пережитого стресса было счастьем.

– Вы с такой горячностью осуждали пороки своего отечества в разговоре с агентом ФБР, что вас, похоже, собираются вербовать. Или, по крайней мере, предложить вам поработать аналитиком на здешнюю службу безопасности. Вы этого хотите?

– Вы пришли сюда только для того, чтобы задать мне этот вопрос?

– Не только, отчего же. Вы нам нравитесь. Кроме того, нам думается, вы достойны того, чтобы у вас было право выбора. Но после того как они обратятся к вам со своим предложением, с выбором будет сложнее.

– Я могу отказаться.

– Правильно, но какой ценой? Вы волей-неволей окажетесь в мире бинарной логики – «да-да, нет-нет, остальное от лукавого». А пока цена еще не назначена, у вас есть возможность избежать навязанного выбора.

Голосом Пенни:

– Примерно это мой отец называет «неизбежным симбиозом». У вас есть возможность решить, с кем вы предпочитаете оказаться.

– Прикованным к одной из этих государственных глыб или, например, в нашей скромной компании?

– Это благодаря вам ФБР почти ничего обо мне не знало?

– Представьте себе – да.

– Если я соглашусь быть с вами, мне тоже придется со временем просить на все разрешения? Первоначальная свобода – это ведь только бонус…

– Мы так не думаем. Прежде всего, у нас нет никаких государственных целей. Нам не нужна власть. Наш симбиоз носит главным образом оборонительный характер.

– Главным образом?

– Иногда нападение – лучшая защита. Но мы ничего не хотим завоевывать.

– Хорошо, можно вам задать вопрос? В качестве проверки.

– Само собой.

– Будете ли вы возражать, если я напишу обо всем? О том, как мы познакомились, о наших с вами отношениях?

– Если вы попытаетесь написать донос в ФБР, мы не только будем возражать, мы этому воспрепятствуем. Но если вы напишете обо всем в художественной форме, пожалуйста. Соловьев уже об этом спрашивал, мы разрешили. Вы ведь знаете, про нас уже писали пару веков назад.

– Мы не просим вас подписывать какой-либо договор. Пока нас интересует только – хотите ли вы избежать предложения со стороны ФБР? Так, чтобы это не отразилось на ваших планах?

– Ну что мне вам ответить? Да.

– Большего и не требуется. Что ж, теперь нам есть, за что выпить.

 

21

Мне кажется, основное было сказано. В заключение мне бы хотелось добавить совсем немного.

ФБР меня, как будто, забыло.

В конце семестра Пенни Голдсмит успешно защитила свою курсовую.

Весной мне, наконец, утвердили «tenure».

По некотором размышлении, я пока продолжаю откладывать подачу документов для получения американского гражданства – трудно сказать, как будет эволюционировать политическая ситуация в России, возможны варианты, при которых двойное гражданство может оказаться помехой, к тому же его наличие очень легко устанавливается при пересечении границы.

По рекомендации мистера Голдсмита я стал консультантом в одной неправительственной консультационной фирме, насколько я могу судить, не связанной, даже косвенно, с правительственными агентствами, вроде ФБР, ЦРУ или «Homeland Security».

То есть, если я и играю свою роль в «неизбежном симбиозе», пока что на моей повседневной жизни это почти не отражается.

Надеюсь, что так будет и впредь.

КОНЕЦ