Хилл бие Кройце, Стриж
436 г. 17 день Журавля. Роель Суардис
— Баль, проводи Тигренка в ванную на втором этаже, — велела Шуалейда. — Я сейчас приду.
Она развернулась и вылетела за дверь, словно разноцветный вихрь. Стриж непроизвольно шагнул вслед, не желая отпускать… сон? Наваждение? Шисов дысс, что это было?! Застыв посреди комнаты, он пытался понять, где он, кто он, что тут делает и почему она убежала? И почему все кажется таким неправильным?
— Идем, Тигренок, — позвала компаньонка принцессы.
Вздрогнув, Стриж оторвал взгляд от двери и оглянулся. В изломе рыжих бровей и прищуре лиственных глаз снова почудилось что-то странное. Но странностей было слишком много, а голова кружилась слишком сильно, и чего-то не хватало — так не хватало, что думать не получалось, только прислушиваться, не раздадутся ли за дверью шаги.
— Идем. — Рыжая покачала головой, тронула Стрижа за руку и указала на лестницу.
От прикосновения морок развеялся, и он вспомнил.
«Убить! Я же должен её убить. Шуалейду… — Его окатило холодом и страхом, таким же неправильным и ядовитым, как в тюрьме. — Какого шиса? Не хочу! — подумал он и испугался теперь уже собственного порыва. — Багдыр`ца. Приди в себя, Стриж, переигрываешь».
Он потряс головой, ответил пожатием плеч на удивленный взгляд рыжей, с трудом сглотнул. Пора выполнять заказ и убираться отсюда, пока сам не сошел с ума.
Следуя за Балустой, Стриж осматривал покои Ее Высочества — обыкновенная гостиная, никаких страстей-мордастей, подобающих страшной колдунье. Круглая, просторная, светлая комната, разве что стены медленно пульсируют сине-лиловым, словно в такт огромному сердцу. Оружия не видно, даже ножика для писем. Дальняя стена заплетена цветами, обеденный стол, спинет, щеглы и канарейки в клетке, рядом притаился «в засаде» котенок. Три высоких окна в белой кисее, без решеток, всего лишь третий этаж, но голубоватая пленка запросто может оказаться смертельно опасным заклинанием. Двери две: входная, та же пленка, боковая — наверняка в гардеробную, без защиты. Открытая лестница наверх.
На втором этаже ни птичек, ни котят и цветочков не было. Окна отсвечивали той же опасной голубизной. На стене висела коллекция клинков, подобранная под мальчишку лет четырнадцати. Или под руку самой Шуалейды? Легкая шпага с парной дагой явно часто бывали в деле.
Стриж усмехнулся: толку от оружия? Шпага против урагана, смешно. Вспомнились дивной красоты стихийные потоки, шипящие на него, словно змеи. К Шельме не ходи, укусят прежде, чем он успеет всадить ей нож под ребра. Да и шис знает этих шеров, может, ей и нож нипочем. Проклятье! Как убить мага-параноика?
Как наяву Стриж увидел гаснущие сиреневые глаза, ощутил, как умирает эта ядовитая красота… К горлу подкатила тошнота, пахнуло крысами и Гнилым Мешком. Стриж скорее принялся смотреть по сторонам — рано сходить с ума. Заказ не выполнен.
Кабинет. Янтарь, дуб, шафран. Книги, свитки, камин, рысья шкура, снова книги. Не вяжется с образом людоедки, скорее подошло бы Ульриху, любителю почитать мудреный трактат за чашечкой чая.
— Сюда. — Балуста отворила дверь с витражами и указала на огромную мраморную ванну с золотыми кранами. — Раздевайся и мойся.
Стриж зашел, остановился.
— Раздевайся, — повторила рыжая.
Пожав плечами, Стриж стянул драные штаны — последнее, что на нем оставалось. Повинуясь взмаху её руки, шагнул в ванну и сел на дно. Рыжая отвернула краны, пустив струю горячей воды и, взяв двумя пальчиками грязную тряпку, удалилась.
Несколько мгновений Стриж сидел, глядя на текущую воду. Нестерпимо хотелось, чтобы эта вода вымыла из него всю отраву — и зелье, и страх, и вожделение, шис подери эту прекрасную принцессу: как она пахнет, как движется!..
«Чтобы обмануть мага, обмани себя, — вспомнился урок Мастера. — Играешь лавочника — стань лавочником. Забудь, как идет и дышит боец, дыши и иди, как лавочник: твое тело должно верить тебе. Если надо бояться, сжимайся и дрожи. Надо любить — желай и гори. Маг прочитает верхний слой эмоций, сравнит с языком тела и убедится, что ты тот, кем кажешься. Тогда у тебя будет шанс — даже самому сильному магу требуется мгновение, чтобы защититься, но Тень быстрее».
Вот и обманул. Так хорошо сыграл, что сам себе поверил. Желал, горел… И сейчас готов взять ее. Проклятье! Каким местом думаешь, жеребец недоенный?!
Стриж стукнул кулаком по краю ванной, надеясь, что боль поможет вернуть рассудок и отвлечет от мыслей о влажных приоткрытых губах, о жарких касаниях…
Шис! Да опомнись!
Резко дернув кран, он зажмурился, сунул голову под ледяную струю и держал, пока не начал дрожать от холода. Лихорадка отступила, зато вернулась способность связно мыслить, а заодно злость на заказчика. Так подставить ткача!
Стриж снова плеснул в лицо ледяной водой. Хватит злиться. Надо разобраться, как это он так влип, и продумать план.
Во-первых, заказ на колдунью из королевской фамилии. Закон позволяет не брать таких заказов, значит, у Наставника были очень веские причины, чтобы его принять. Скорее всего — личность заказчика. Бастерхази не в первый раз одаривает Гильдию своим вниманием, а смерть Шуалейды нужна прежде всего ему и регентше.
Во-вторых, заказ опасен. Даже Пророк со своим амулетом по сравнению с Шуалейдой — слепой котенок. Значит, или Наставнику нужно, чтобы заказ был исполнен любой ценой, или заказчик потребовал для дела именно Стрижа. В ином случае Наставник послал бы Седого.
В-третьих. Формулировка заказа и зелье. Наставник сказал: «сам поймешь» и напоил его наркотической отравой. Чтобы Шуалейда не поняла, что он ткач? Она может почуять Тень и защититься от нее? Наверняка может. Она же убила калбонского ткача. Убьет и Стрижа, если почует опасность.
Шис. Как все сложно…
Снова разболелась голова, затошнило. Подумалось — если она при первой встрече не прочитала его истинных намерений, значит ли это, что не поймет и дальше? Нет, лучше не думать об этом. Страх она точно почует. Она же питается страхом, Наставник говорил — сумрак, зурги… Проклятье. Если бы можно было просто сбежать! Но она найдет. Женщины не прощают отказа — а она хочет своего Тигренка. Шис. Шис!
Стриж сжался, представив, что сделает с ним Шуалейда, когда поймает. Дрессура у Мастера, когда он учил терпеть боль и дышать по команде, покажется прогулкой по Светлым Садам. Все! Хватит паниковать! Безвыходных положений не бывает. Хочет его — получит. Все что захочет. И подпустит достаточно близко, чтобы он успел нанести единственный удар.
«Справишься и вернешься!» — послышался голос Наставника.
— Вернусь. Если не подохну, — беззвучно сказал Стриж Зеленому Дракону на витраже, рассмеялся и задел флакон, стоявший на бортике ванны.
В воздухе разлился аромат кувшинок. Так же пахли её руки…
Стриж не успел снова провалиться в наваждение: внизу хлопнула дверь и раздались голоса. Шуалейда спорила с рыжей, но разобрать слов он не мог.
Глубоко вздохнув, Стриж очистил разум.
«Менестрель. Влюбленный мальчишка. Ничего, кроме желания!»
Он выпрыгнул из ванны. Подобрал длинный тонкий осколок, выпрямился и…
— Тигренок? Ты поранился? — голос колдуньи словно ударил под дых.
Стриж обернулся, сжимая стекло в ладони, шагнул к ней. И замер, впитывая запах разгоряченной женщины, алые пятна на щеках, голодный взгляд.
— Не бойся.
Она отбросила охапку одежды, которую держала в руках, шагнула к нему. Стрижа качнуло навстречу, обдало жаром, руки сами потянулись — схватить, сорвать платье, впиться в губы, коснуться сладко пульсирующей сонной артерии…
Он не смог завершить движение: в шею впились змеиные зубы, яд мгновенно разлился по венам, сковав мышцы болезненной судорогой.
«Щассс… — прошипели призрачные змеи, обвившие его руки. — Только попробуй, и умрешь!»
Осколок обжег льдом, впился в ладонь. Паралич отпустил — Стриж едва смог сохранить равновесие и отшатнуться от колдуньи, но она поймала его за руку. Стриж вздрогнул, вскинул глаза на Шуалейду, готовый увидеть свою смерть: чешуйчатые кольца лишь слегка ослабели, готовые в любой момент раздавить его, укус горел — еще немного, и зубы прокусят артерию.
— Не бойся, Тигренок, — повторила она ласково, коснулась его шеи. — Ты не сильно поранился, сейчас все пройдет.
Она отняла ладонь, испачканную красным, и, сочувственно улыбнувшись, разжала его кулак. Осколок упал — но она не обратила на него внимания, провела по ладони пальцем, заживляя порез, и глянула ему в глаза…
Стриж смотрел в упор в колдунью и не мог понять, что происходит? То она чуть не убила его, то лечит и говорит «не бойся». Бред и наваждение. Если бы не рана на шее, он бы поклялся, что змеи ему привиделись — не может же она так играть недоумение! Или может? Но зачем?
Ни до чего додуматься он не успел. Колдунья вдруг опустила глаза, вспыхнула румянцем, словно смущенная девчонка.
— Одевайся, Тигренок. — Она отвела взгляд и отступила. — И спускайся к ужину.
«Слушаюсь, Ваше Высочество», — хотел ответить Стриж, но голос отказал.
Тем временем Шуалейда сделала сложный жест кистью, собирая осколки в целый флакон и отправляя его на полочку, и убежала, оставив Стрижа смотреть ей вслед.
«Придурок, чуть не попался. Но почему не попался? Она же все поняла… Или нет? Играет? Проклятье, проклятье…»
Стриж бессильно прислонился лбом к зеркалу, зажмурился. Попытался выругаться вслух — но голос снова отказал. От страха? А, шис! Она же сказала: «молчи». Наверное, это хорошо… Молчать проще, чем врать в глаза менталу.
Отлепившись от зеркала, он глянул на отражение: менестрель, юный, наивный, влюбленный и перепуганный до смерти. Неплохой образ. Если она верит.
* * *
Через пару минут Стриж спускался вниз, одетый в рубаху с кружевами и панталоны, но босиком — про обувь колдунья забыла. В гостиной ждал накрытый на две персоны стол, а Шуалейда стояла у окна, и лучи заходящего солнца мешались с сине-лиловым переливом магии, придавая ей вид старинной камеи: темный тонкий силуэт, парящий в потоках света.
Она обернулась и улыбнулась.
— Прошу к столу. Надеюсь, ты любишь жареных перепелок.
Стрижа вдруг разобрало шальное веселье. Какая разница, верит или нет? Хотите играть — так поиграем, Ваше Высочество! Припомнив уроки придворного этикета, что регулярно давал маэстро Клайвер вдогонку гитаре, скрипке и клавесину, он поклонился, как заправский граф, и отодвинул даме стул.
Весь ужин он ухаживал за Шуалейдой, накладывая на тарелку деликатесы, подавая салфетку и то и дело мимолетно касаясь её пальцев — всякий ткач умеет не только убивать, но и дарить наслаждение одним касанием. Сначала она удивлялась, явно не ожидая от купленного с виселицы раба манер, розовела и путала вилки с ложками. А потом забыла о еде и смотрела на него — так смотрела, что Стриж перестал понимать, что он ест, и продолжал изображать из себя благовоспитанного шера из чистого упрямства, хотя единственное, чего ему хотелось, это схватить её и уложить прямо тут, между блюдами с пирожными и фазаньими крылышками.
Вполне возможно, что он бы так и поступил, но помешала отворившаяся дверь.
— Ваше Высочество, послание от Его Величества, — раздалось с порога.
— И что желает Его Величество? — Шуалейда подхватила порывом ветра записку из рук гвардейца и развернула на лету. — Так, с Фломом… шер Блум? — Прочитав записку, Шуалейда глянула на Стрижа и покачала головой. — Нет, пока рано. Заканчивай без меня, Тигренок. Спать ложись в кабинете, на втором этаже. И не выходи!
В ответ на приказ башня Заката зарокотала низко, за пределами слышимости, вспыхнула синим и белым: если у Тигренка и был шанс сбежать, то он его благополучно прозевал.
Он склонил голову, пряча глаза. Флом. Который из них? Если, упаси Светлая, нашелся генерал Флом — а ведь тогда, в лагере пророка, он оставил Флома живым — игры вмиг закончатся, а он окажется в магическом круге колдуньи. Говорил Наставник: ткач не имеет права на жалость. Она слишком дорого обходится.
Шуалейда ушла, а Стриж все сидел, играя столовым ножом, достаточно острым и тяжелым, чтобы пробить девичье горло, и думал: если бы Наставник считал, что дело безнадежно, он бы не стал посылать Стрижа. Или стал?
Рональд шер Бастерхази
436 г. 17 день Журавля. Роель Суардис.
Закат застал Рональда лежащим на кушетке с мокрой тряпкой на лбу. От головной боли не помогало ничего — как ничего не помогало от тошного страха, скребущегося изнутри висков, словно дюжина отборных сколопендр.
— Ссеубех, хватит увиливать! — сказал Рональд, не открывая глаз. — Вспомнил?
— Вы меня переоцениваете, патрон. Подобные эксперименты были запрещены, когда я еще не родился.
— Поздно прибедняться.
— Патрон, не буду врать. Я знаю еще два заклинания из тех самых. Но только два! Не думаете же вы, что Ману разбрасывался секретами направо и налево? Я сумел добыть лишь самые простые. Увы.
— Ты зря боишься. — Наплевав на раскалывающуюся голову, Рональд открыл глаза и сел, обняв себя за колени. — Я обещал тебе тело и свободу, и ты их получишь, если поможешь мне. Или ты еще не понял, что никакого другого мага не будет? Подумай головой, или что там у тебя есть. Ты же пил мою кровь.
От столь длинной фразы боль вспыхнула с новой силой, перед глазами заплясали радужные пятна, но Рональд сдержал желание немедленно сунуть мертвяка в огонь и полюбоваться, как он будет корчиться. Слишком велики ставки.
— Я бы рад, патрон. Но этого не умел и сам Ману. Как вы знаете, он мертв, его имя проклято, а Одноглазая Рыба из символа мудрости стала пугалом для малышей.
— Может я и не так хитер, как Паук, но и не совсем дурак. Как-нибудь сумею отличить кусок души, запрятанный в артефакт, от полноценной личности, сохранившей дар. И не пой мне про везение, особенности расположения звезд и недогляд Двуединых. Хочешь жить, рассказывай. И не как с Линзой.
— Я уже жалею, что помог, — тон Ссеубеха похолодел окончательно, а про «патрона» он и вовсе забыл. — Вы слишком многого хотите, ничего не давая взамен. Я прекрасно знаю, чего стоят обещания темных.
— Наконец дело. Клятвы сюзерена именем Хисса тебе хватит?
Некромант на несколько мгновений замолчал, а Рональд, не скрываясь, сжал виски и зажмурился, откинувшись на подушки.
— Нет. Не хочу клятву сюзерена. Как только я получу тело, не хочу быть ничем больше обязан. Надоело.
— Мне не нужен еще один паук в этой банке.
— Без пауков. Наши интересы не пересекутся, Бастерхази. Я покину Империю, мне тут делать нечего. А тебе нечего делать в Цуане и Тмерла-хен. Оформим пакт, как полагается, и…
Настойчивый стук в дверь прервал переговоры. Рональд вскочил, оправил камзол и махнул Эйты, чтоб отворил. Ссеубех же приземлился на пюпитр и притворился книгой.
— Его Величество желает немедленно видеть Вашу Темность в оранжерее. Шер Блум скончался, — с порога отчеканил гвардеец, глядя строго перед собой.
— Сейчас буду, — ответил Рональд закрывающейся двери.
Прежде чем отправиться на зов короля, Рональд осушил поданную слугой склянку — настойка кха-бриша поможет продержаться еще часа три, а больше и не надо.
* * *
Вскоре он входил в знакомую оранжерею. Между кадками с пальмами и увитыми орхидеями арками столпились король, оба Флома, лекарь Альгаф, барон Кукс и советник Наммус. Из-за их спин проглядывала голубая аура Ахшеддина — он осматривал тело.
— Приветствую, Ваше Величество. — Рональд коротко поклонился. — Чем могу служить?
Мальчишка обернулся, оглядел Рональда с головы до ног — каков наглец! — и распорядился:
— Нам нужно знать, о чем шер Блум перед смертью говорил с бароном Куксом.
К горлу снова подступила тошнота — от королевского тона. Что-то пошло не так. Почему он смеет командовать, когда должен валяться пьяным? Но ладно, это уже не имеет значения.
— Вашему Величеству угодно знать, говорит ли барон правду? Или Вашему Величеству угодно услышать все из уст шера Блума?
Краем глаза Рональд отметил, как передернулся барон Кукс при намеке на некромантию.
— Достаточно вашего подтверждения, шер Бастерхази.
— Если Ваше Величество позволит, я бы просил присутствия Её Высочества Шуалейды. Во избежание.
— Разумеется. За Её Высочеством уже послали. А пока извольте взглянуть на тело и проверить наличие следов магического вмешательства.
Рональд поклонился и молча прошел к телу. Ахшеддин так же молча уступил место. Несколько минут Рональд делал вид, что изучает остаточную ауру мертвеца, присматривался и прислушивался: судя по общему напряжению, имя Шуалейды уже прозвучало, Кукс успел высказать королю возмущение несправедливым обвинением, а король начал подозревать Кукса в заговоре. Что ж, у короля будет, кого обвинить в смерти сестры. Осталось совсем чуть, и…
— Её Высочество Шуалейда! — скороговоркой оповестил гвардеец, распахивая дверь перед колдуньей. Живой и здоровой, будь проклята эта Гильдия пустозвонов!
— Наконец, — проворчал Рональд, оборачиваясь и вглядываясь в сумрачную в попытке догадаться: то ли Биун запаздывает, то ли она уже съела ткача на десерт. — Посмотрите, Ваше Высочество, здесь явно дело нечисто. Похоже на следы ментального воздействия, но я затрудняюсь определить дату и авторство.
— Вы уверены? — Шуалейда резко остановилась.
— Не уверен. След слишком слабый.
Рональд сделал приглашающий жест и посторонился. Сумрачная замерла над телом, похожая на берущую след гончую, а Рональд на миг усомнился, не слишком ли велик риск тыкать ее носом в нужное место? Но тут же оборвал себя: если даже недоучка обнаружит следы замещения сознания по методу Бастерхази-Ссеубеха, грош цена такому методу. Да, и тогда тело придется уничтожить — на всякий случай. Мало ли, что из него сумеет вытянуть Конвент.
Все присутствующие тоже замолчали и уставились на Шуалейду. Как же, ментальное воздействие на защищенного самим Конвентом королевского секретаря, пусть и бывшего! Высший уровень секретности, первое приближенное к монарху лицо и так далее. Но ждали зря. Ничего она не унюхала.
— Все равно подозрительно. Я бы рекомендовал призыв духа и глубокий допрос. Уверен, мы узнаем множество интересных фактов, в частности, о прискорбной кончине Его Величества Мардука. — Рональд осенил лоб малым окружьем, наплевав на новую вспышку головной боли. — Ваше Высочество и Ваша Светлость, — он кивнул Ахшеддину, — могут принять в допросе непосредственное участие. А еще я бы рекомендовал немедленно связаться с Конвентом. Заодно Ваше Высочество выяснит вопрос наличия в Роель Суардисе вурдалаков.
С каждым его словом желание сумрачной раскапывать эту историю таяло, пока не растаяло совсем. Но лишь когда она была готова немедленно испепелить тело неудачника Блума, Рональд прекратил её поучать.
— Благодарю, Ваша Темность, — фыркнула она. — Давайте все же послушаем барона Кукса.
— Как скажете, Ваше Высочество. Но на вашем месте я бы не пренебрегал…
— Барон, мы слушаем, — вмешался король.
Слишком уверенно вмешался. Ощущение неправильности обострилось, но выяснять, что же не так с «классическим» мертвяковым сглазом — не время.
Кукс сделал все, чтобы его заподозрили: краснел, запинался, пытался замалчивать Блумовские намеки на Шуалейду. Рональд слегка подлил масла в огонь, заявив:
— Барон Кукс не сказал ни слова неправды, Ваше Величество, — с таким видом, что только слепой бы не понял, что барон о чем-то умалчивает. — Не угодно ли Вашему Величеству…
— Не угодно. Благодарим Вашу Темность. Можете быть свободны.
С видом огорченного недальновидностью детей мудреца Рональд поклонился королю, отдельно Шуалейде — с еще большим укором — и покинул оранжерею. Он торопился в башню Рассвета: после того, как еле вырвался из когтей Хисса, умерев в теле Блума, он особенно остро почувствовал необходимость запасного варианта. Пусть это будет артефакт, а не тело — лучше стать магом-книгой, чем тенью в Ургаше.
Дайм шер Дукрист
436 г. 17 день Журавля. Фьонадири.
Ясная осенняя погода как нельзя лучше подходила для решающего сражения. К двум часам пополудни все было готово: осажденная крепость пестрела штандартами, крыши башен и шлемы выстроившихся перед воротами пехотинцев сияли, конница на флангах рыла копытами стриженную траву, лучники заняли позиции на стенах, маги — на башнях, баллисты и катапульты нацелены.
— Можно начинать, Ваше Всемогущество, — сказал маршал, подтянутый пожилой шер в начищенной серебряной кирасе и феске с черно-серебряной кокардой.
Император в последний раз оглядел поле боя, чуть склонил породистую голову вправо, прицеливаясь, и объявил:
— Красный дракон пошел!
Совершенных очертаний дракон, запущенный умелой рукой, устремился к крепости, сея панику и разрушения в войске, а свита за спиной императора разразилась восторженными криками:
— Какой удар!
— Великолепное начало, Ваше Всемогущество!
— За вами не угнаться!
Элиас Кристис вместо ответа прищурился, подсчитывая потери противника.
— Семнадцать пехотинцев, три лучника и баллиста, — бесстрастно сообщил маршал.
— Восемнадцать, — спустя мгновенье уточнил младший законный сын императора, Лерма шер Кристис, одновременно с падением еще одной фигуры.
Император, не обращая внимания на восхищенные вздохи — Элиас Второй был, есть и будет лучшим игроком в Короля и Мага во всем Фьон-а-бер — протянул руку. Маршал подал ему оранжевый шар, превратившийся в дракона, едва коснулся императорской руки.
— Оранжевый пошел! — выдохнул Элиас Второй, запустив второй снаряд.
Половина кавалерии на левом фланге пала, одна из башен рухнула, раскатившись по газону ровными кусками дерева. Не устояла и нынешняя фаворитка, юная шера с очами томными, как сашмирские ночи, и станом тонким, как сашмирские минареты. Она ахнула и тихо проворковала что-то такое, что заставило непоколебимого императора оглянуться и дернуть углом рта в подобии улыбки.
Маршал протянул повелителю третий шар, но вместо того чтобы вернуться к игре, император нахмурился, продолжая глядеть в сторону дворца. Полторы дюжины придворных обернулись вслед за ним…
— Его Светлость маркиз Дайм шер Дукрист по повелению Вашего Всемогущества, — звонко объявил гвардеец в черно-серебряном мундире, встретивший Дайма у ворот Ольбе Кристис словами: «Немедленно к императору».
Под взглядами разодетых по последней моде придворных не успевший переодеться с дороги Дайм должен был сгореть со стыда, но этот балаган повторялся слишком часто, чтобы оставаться хотя бы забавным. А этот брезгливый взгляд сверху вниз в исполнении августейшего братца Лермы за двенадцать лет употребления затерся до полной потери вкуса. Так что Дайм всего лишь светло улыбнулся отцу, проигнорировав задранные носы, и отвесил предписанный этикетом поклон ненаследного принца — братец, ненавидящий любой намек на родство с «приблудным щенком», сжал губы и задрал нос еще выше. Единственным, кто обратил внимание не на серый камзол, а на тускло поблескивающий гадючий браслет — не считая шести изображающих столбы лейб-гвардейцев, оценивших весь магический арсенал Дайма еще на полпути от дворца до лужайки для игр — был маршал, и он же единственный улыбнулся императорскому бастарду не как вампир осиновому колу.
— Почему так долго? Подай мне желтого, — вместо приветствия велел император, указал на место между с собой и маршалом, и отмахнулся от свиты, тем же жестом приказывая активировать Полог Молчания. — И рассказывай.
Юная фаворитка, сводный брат с любовницей и прочие приближенные к императору персоны послушно отошли на дюжину шагов. Лиц Дайм уже не видел, но этого и не требовалось, чтобы догадаться об их чувствах. Все как всегда: отец никогда не упускает случая продемонстрировать сыновьям запасного наследника, а придворным — свои Длинные Уши и Тяжелую Лапу. Все пять месяцев, пока Дайм был в Хмирне, император в упор не замечал распущенных младшим принцем сплетен об опале и ссылке бастарда, но, судя по составу приглашенных сегодня на игру, слухи о глухоте, слепоте и маразме Его Всемогущества оказались несколько преувеличены.
— Наш августейший старший брат Ци Вей шлет Вашему Всемогуществу тысячу поклонов и наилучших пожеланий, — церемонно начал Дайм, но император дернул мохнатой бровью, выказывая все, что думает о церемониях. — Ци Вей доволен… — тут же сменил тон Дайм.
Пока он докладывал об успехах посольства, император мастерски запустил еще четырех драконов, что ничуть не помешало ему задавать каверзные вопросы и смеяться шуткам Ци Вея. На шестом, синем, драконе партия была окончена, а доклад плавно подошел к следующей обязательной стадии: выдаче срочных поручений.
— …не думаешь, что мне не терпелось тебя увидеть, — проговорил император, подкидывая в руке непригодившегося фиолетового дракона. Тот хлопал крыльями, завивал блестящий хвост кольцами и плевался длинными и очень красивыми струями пламени. — Ирсидские герцоги готовы сорваться с цепи, так что ты завтра же едешь туда. Заодно разузнай, что творится на границе с Маркой. Донесениям этих дармоедов я не доверяю ни на ломаный динг!
При слове «дармоеды» маршал, ожидающий в двух шагах с оставшимися черным и белым шарами в сетке, усмехнулся в усы. Вне игры «Король и Маг» герцог Лайен, светлый шер воздуха категории терц, был секретарем императорской Канцелярии, начальником тех самых дармоедов и заместителем Дайма. Также герцог ведал всеми официальными делами. К счастью — или в подтверждение императорского таланта ставить нужных людей на нужное место — герцог Лайен не страдал воспалением амбиций и спокойно принял зеленого мальчишку как официального начальника. «Работы хватит на всех», — было его любимой присказкой.
— Как я уже докладывал, Ци Вей поручил мне лично доставить подарки кронпринцам и королю Валанты, — напомнил Дайм. — И ситуация в Валанте требует пристального внимания.
— Вот и займись. По дороге в Ирсиду, — кивнул император и жестом велел снять Пролог Молчания. — Мы желаем посмотреть подарки нашего августейшего брата Ци Вея за обедом, — громко распорядился он и добавил для принца Лермы: — А завтра мы с вами, дорогой сын, разыграем партию Первый Дракон — Полуденная Марка, сражение на острове Карудо. Надеюсь, вы помните диспозицию.
— Разумеется, отец! — Принц просиял и направился к императору. — Для меня большая честь…
Дайм посторонился: первый цирковой номер окончен, можно передохнуть. Но Его Всемогущество еще не достаточно развлекся. Продолжая милостиво улыбаться младшему принцу, он резко подкинул последний шар-дракона вверх и скомандовал:
— Враг!
Ледяная игла сорвалась с руки Дайма прежде, чем он успел оценить шутку. Мгновеньем позже в шар полетел нож принца Лермы — чуть медленнее заклинания, но для условно-шерской категории очень, очень хорошо. Лучше мог бы метнуть разве что один из големов лейб-гвардии, но в отсутствии реальной опасности они даже не пошевелились, только лейтенант Диен уставился немигающим бирюзовым взглядом на Дайма. Когда-то от подобного внимания сводного брата, такого же бастарда, но не имеющего дара, Дайма бросало в дрожь. Не потому, что боялся: в прямом столкновении у шера-дуо неплохие шансы даже против голема-убийцы. А потому что слишком уж похожи глаза Диена на те, что Дайм каждое утро видит в зеркале, и слишком короткий шаг отделяет самого Дайма от превращения в следующего лейтенанта лейб-гвардии, голема с именем-руной Жакль. Но человек привыкает ко всему.
Дайм чуть замедлил заклинание, позволяя ножу Лермы почти догнать дракона, а самому Лерме почти почувствовать вкус победы. И лишь в самый последний момент изменил иллюзию, наложенную на снаряд.
Императорская свита ахнула в один голос, когда карликовый лиловый дракон вдруг вырос до размеров настоящего — десять саженей от носа до жала на хвосте — выписал мертвую петлю и с хрустом раскусил нож. Ледяную иглу постигла та же участь. А дракон издал торжествующий рев, выпустил струю пламени, не долетевшую до императора на ладонь, и спикировал прямо на него, разинув зубастую пасть.
Императорская фаворитка завизжала, вслед за ней тонко вскрикнула любовница Лермы и схватилась за его рукав, сам принц выругался под нос и отшатнулся. Остался неподвижен лишь император: бирюзовые глаза загорелись азартом, рука потянулась к шпаге. Но сражения с драконом не получилось. Дайм выхватил из сетки маршала белый шар и запустил навстречу лиловому. Белый развернулся в полете в такого же дракона, они столкнулись и рассыпались великолепным фейерверком — в точности таким, каким развлекал посла хмирский царь.
Ахи дам из испуганных превратились в восторженные, злость Лермы дошла до критической отметки — он побледнел и схватился за шпагу. Но хватило единственного строгого взгляда императора, чтобы принц вернул на лицо светскую улыбку, а шпагу оставил до более подходящего случая.
— Неплохо, неплохо, — кивнул император, когда Дайм с поклоном преподнес ему оба шара. — Надеюсь, с настоящим тебе столкнуться не придется.
Дайм вместо ответа лишь поклонился еще раз.
* * *
Третий цирковой номер был за обедом. Не такой эффектный, но намного более утомительный. Император желал смотреть подарки и слушать байки. Юная фаворитка желала удушить Дайма и вернуться на свое место рядом с императором. Лерма желал знать, куда подевался его советник Вандаарен — чтобы удушить за то, что тот не удушил Дукриста по дороге. Любовница Лермы желала, чтобы Вандаарен сдох сам, чтобы не доставлять лишних хлопот её отцу, графу Кроельбину, занявшему теплое место советника кронпринца. Один Дайм хотел всего лишь передохнуть и спокойно поесть. Но у императора были другие планы — и не только у императора.
«Как жаль, что нельзя вместо себя прислать иллюзию», — в который раз подумал Дайм, поднимая бокал и поднося ко рту. За миг до того как отпить, он взглянул в глаза Лерме. Братец держался отлично. Смотрел в меру ненавидяще, улыбался в меру фальшиво, в точности как всегда. Даже прошептал одними губами: «Чтоб ты подавился, ублюдок!» Интересно, откуда он взял яд лесной йуши? «Пожирательницу мантикор» найти не просто, а выжить, найдя, еще сложнее. От этого яда погибнет даже шер-зеро: он действует быстрее заклинания нейтрализации, а обнаружить его, не зная, что искать, невозможно. Если, конечно, Печать Верности индивидуальной конфигурации не позаботится о твоей безопасности.
«Ты слишком дорого обошелся Конвенту, чтобы позволить принцам тебя отравить, — усмехался Парьен, вплетая в Печать сто пятнадцатую охранную нить. — Такая работа! Музейный экспонат. Жаль, нельзя по твоей Печати писать диссертат. Император не поймет».
Дайм бы посмеялся вместе с Парьеном, если бы проклятая Печать не так отравляла ему жизнь. Еще лучше бы он посмеялся, избавляясь от нее. Но этой шутки император точно не поймет — бастард имеет право дышать, только пока безусловно верен отцу и повелителю. И пока послушно бегает на коротком поводке и лает по мановению брови.
Все же Лерма не выдержал до конца. В миг, когда бокал коснулся губ Дайма, он вспыхнул такой радостью, что, не будь у Дайма совсем других планов на ближайшие двести лет, непременно бы упал замертво, только чтобы не лишать братца счастья лицезреть свой труп. Но…
Глядя брату в глаза, Дайм отпил вина, покатал на языке, улыбнулся — нет, пожалуй, тщательно скрытое разочарование идет Лерме куда больше — и, отставив бокал, достал из воздуха фиал с притертой крышкой. Медленно, очень медленно перелил в него содержимое бокала, закрыл, спрятал за пазуху. К концу действа за столом установилась мертвая тишина. Все три дюжины императорских гостей с искренним интересом наблюдали за тем, что творится во главе стола: император посадил бастарда по левую руку от себя, напротив младшего принца.
— Великолепный букет, Ваше Всемогущество, — додержав паузу, ответил Дайм приподнятой брови отца. — Сохраню на память о вашем благоволении.
Император медленно кивнул ему, затем так же медленно перевел взгляд на законного сына. Тот встретил отцовский взгляд, как истинный Кристис: твердо и холодно. Ни вины, ни сомнения, ни страха — Дайм поставил бы в заклад собственную голову, что и топор палача Лерма встретил бы так же.
— Вам, сын мой, тоже нравится тельдийское? — тон императора был образцом светскости. — Пожалуй, я велю прислать вам несколько бутылок такого же.
— Благодарю, Ваше Всемогущество, — не менее светски ответил Лерма.
— Да, так что за зверя ты обещал Его Мудрости Ци Вею? — как ни в чем не бывало продолжил император. — Мы желаем немедленно испробовать новый кальян и послушать подробности.
Вслед за императором гости-мужчины перешли в курительную, выдержанную в традиционном для Сашмира стиле: ярко расписанные цветами и листьями стены, красные сводчатые потолки, золоченые колонны и горы шелковых подушек с кистями на низеньких резных диванчиках. На столиках красовалось не меньше двух дюжин кальянов, от крохотного золотого, подаренного сашмирским реджабеем самому Элиасу Второму, до гигантского кальяна-аквариума, изготовленного русалками еще для первого императора Фьон-а-бер.
Без дам разговор потек в более фривольном русле. Сиятельные и светлые шеры непременно желали узнать, каковы знаменитые наложницы Ци Вея — об их искусстве легенд ходило много больше, чем о мудрости последних Драконов. Полчаса, покуривая кальян, Дайм обстоятельно рассуждал на животрепещущую тему, и, к вящей радости имперского казначея тут же подарил ему вторую луноликую деву. Разумеется, первую он подарил императору, а третью — дорогому брату. Брат не остался в долгу:
— А каков в постели сам Ци Вей? — осведомился он. — Похоже, Вашей Светлости так понравилось место наложницы, что Ваша Светлость задержались на месяц дольше.
— Великолепен, — серьезно, как похоронных дел мастер, ответил Дайм. — Какая досада, что Вашего Высочества там не было. Уверен, Ваше Высочество бы задержались в Тан-До много дольше, чем на месяц.
— Право, я не настолько неосмотрителен, чтобы оставлять прелестную даму одну на полгода, — покачал головой Лерма. — Всегда найдется какой-нибудь смазливый баронет Кукс, готовый согреть постель принцессы. Кстати, у неё не такой уж плохой вкус. — Лерма прикрыл глаза и затянулся, словно потеряв интерес к теме.
Дайма пробрала ледяная дрожь: баронет отлично объяснял нежелание Шу отвечать.
Он не успел парировать, как невинную братскую пикировку прервало появление главы Конвента. Его Светлость Парьен изволили посетить императора в приватной обстановке и испробовать хмирские кальяны, а заодно обсудить несколько мелких, совершенно несущественных вопросов.
— Продолжим в другой раз, — расслабленно махнул император.
Отвесив положенные поклоны, придворные удалились. Лерма на прощанье подмигнул Дайму, а Дайм пожалел, что не выжал из бокала с ядом все возможное. При некотором везении вполне можно было вынудить самого Лерму выпить… Но тогда бы визит в Валанту отложился на неопределенное время: похороны, разбирательство и прочая тягомотина. Ширхаб с ним, пусть еще немного поживет. Вот только даже лучший враг, бывает, говорит правду. Слишком долго Шуалейда хранила верность любовнику, который не может быть любовником, будь проклят Парьен со своей Печатью. Закономерный финал великой любви, и остается лишь молить Светлую, чтобы Шу взяла в постель Кукса, а не Бастерхази.
К счастью, Лерма уже не видел, что его последняя отравленная стрела попала в цель, а императора и Парьена настроение Дайма не волновало — была бы цела Печать. А то, упаси Светлая, бастард еще возомнит себя человеком.
Унизительную процедуру проверки Дайм вытерпел, сжав зубы и повторяя про себя умну отрешения. Когда стало совсем невмоготу, умна сменилась на «Ци Вей» и воспоминания о Змеином Озере. Дракон и правда был великолепен, но как собеседник, друг и брат, а не любовник. И, как настоящий брат, прекрасно понимал, что в постели никто кроме Шуалейды Дайму не нужен.
— Полный порядок, — наконец вынес вердикт Парьен. — Элиас, пора отпустить мальчика и выкурить кальян.