Ристана
436 г. 8 день Жнеца. Роель Суардис.
«…не оставим возлюбленного брата в беде…
…спешим на помощь с тремя полками драгун и Его Светлостью Трондхелем, шером разума и жизни второй категории, и Её Светлостью Зульдани, шером разума третьей категории…
…подойдем к Луазу не позднее 14 дня Жнеца…
…настоятельно просим больше не рисковать военными силами Валанты без должной магической поддержки…»
Ристана швырнула письмо четвертого кронпринца на пол и сжала кулаки. Но насмешливые строчки продолжали плясать перед глазами — за три дня, прошедших с тех пор, как проклятое письмо убило отца, Ристана выучила его наизусть.
— Что уставилась? — зашипела она портрету мачехи. — Это все ты виновата, Хиссово отродье!
Схватив нож для вскрытия писем, Ристана подбежала к портрету последней королевы и всадила острие в нарисованную грудь. Рванула вниз, и наискось, и еще… только когда холст перестал протестующе трещать и повис лохмотьями, обнажив дубовые шпалеры, она вздохнула и отступила. Писаный маслом Император скептически смотрел с другой стены отцовского кабинета… нет, теперь — её кабинета. Её, законной наследницы, лишенной трона, но не лишенной власти.
— И твой сын не получит Валанты, — усмехнулась Ристана прямо в жесткие бирюзовые глаза Элиаса Второго Кристиса. — Это моя земля. Мой дом.
Стук в дверь заставил Ристану вздрогнуть, выронить нож — на миг показалось, что с него капает кровь, но это был всего лишь отблеск заката. Она сорвала со стены погубленный портрет и спрятала за ближний комод.
— Что? — громко спросила она, придав лицу подобающе скорбное выражение.
— Его Темность Рональд шер Бастерхази просит аудиенции у Вашего Высочества, — приоткрыв дверь, дрожащим голосом произнес королевский секретарь.
— Его Темность? Ах, Его Темность! — Ярость снова поднялась, грозя выплеснуться обвинением в государственной измене и приказом о казни.
— Приветствую Ваше Высочество.
Демонический красавец официально поклонился, сияя свежим морским загаром и наглыми угольными глазами. Алая траурная повязка на рукаве черного камзола и алый подбой старомодного короткого плаща казались насмешкой: утром, на похоронах короля, место придворного мага занимал Эрке Ахшеддин. Дождавшись, пока секретарь закроет дверь с той стороны, маг продолжил низким интимным шепотом:
— Не велите казнить, моя прекрасная королева, велите слово молвить.
Ристана молча шагнула к Бастерхази и отвесила хлесткую пощечину… то есть хотела отвесить: он перехватил руку, ухмыльнулся и притянул к себе.
— Ах, какая страсть, — мурлыкнул Бастерхази и прикусил мизинец пойманной руки. — Ты так скучала, моя драгоценная? Всего месяц, а какой эффект!
— Прекратите паясничать. — Ристана вывернулась и отступила на шаг, успокаивая предательски участившееся дыхание. — Из-за вас… Какого шиса вы удрали?! Вы ведь знали о Пророке! Знали раньше, чем пришло донесение, или нет, вы удрали, получив первое — уничтожили его, и удрали!
— Дорогая, я восхищен вашей проницательностью, — кивнул темный, обходя ее и направляясь к резному шкафу рядом с письменным столом. — Кардалонского или тельдийского? — спросил, открыв дверцу и достав два широких бокала. — Пожалуй, вам Кардалонского.
Ристана поперхнулась от его наглости, хотела высказать все, что думает о предателе…
— Нам есть за что выпить, не так ли, Ваше Высочество регент Валанты? — опередил ее Рональд. — Поздравляю, моя дорогая, теперь королевство — ваше.
Маг отвесил изысканный поклон и вручил Ристане полный бокал, но не убрал руку — чтобы будущая регентша не выплеснула коньяк ему в лицо, как собиралась.
— Из-за вас умер отец, — справившись с детским порывом, холодно сказала Ристана. — Из-за вас погиб генерал Флом. Из-за вас…
— Вы получили шанс вернуть себе королевство, — так же холодно прервал ее Рональд. — И не говорите мне, что вас волнуют несколько десятков сдохших мужиков. Зато вам так идет алый!
— Отец не должен был умирать так быстро, — попыталась сопротивляться Ристана.
— Разумеется. Он должен был дождаться совершеннолетия Кейрана и собственными руками вручить ему корону, а вам — приказ оставить столицу.
— Он бы никогда…
— Хватит. — Повелительное мановение руки темного полностью отбило у Ристаны охоту спорить. — Изображать любящую дочь будете перед толпой на коронации вашего брата. А пока…
— А пока вам придется очень, очень быстро подавить к шису это мятеж.
— Полно, дорогая, какой мятеж? — удивился Рональд. — Чернь немного побузила и успокоилась. Жатва на носу, до мятежа ли мужикам! — Маг, наконец, обратил внимание на полные бокалы, поднял свой, глянул на просвет и прищелкнул языком. — Какой цвет! Его Величество превосходно разбирался в благородных напитках. Мягкой ему травы.
Рональд на миг склонил голову, отдавая дань мертвому королю, и отхлебнул сразу треть. Ристана последовала примеру и задержала дыхание, пока горячая волна бежала по горлу и вниз, до кончиков пальцев на ногах.
— Итак, нам осталось написать письмо дорогому Лерме шер Кристису, да не оставят его чесотка и лихорадка отныне и до скончания света. Садитесь и пишите, Ваше Высочество. — Рональд кивнул на письменный прибор с королевским единорогом-чернильницей и принялся диктовать, прерываясь на коньяк. — Возлюбленный брат наш… так, политесы вы сами, сами… собственно, суть: благодарны, сил нет, но страшно сожалеем, что побеспокоили. Слухи о мятеже оказались преувеличенными. Проповедник, называющий себя пророком, исчез при загадочных обстоятельствах, зачинщиков мятежа, называющих себя Чистыми братьями, одумавшиеся подданные короны казнили собственноручно.
На последних словах Рональда колени у Ристаны подломились, и она упала на стул. Исчез? Казнили?! О нет, она не сомневалась в его словах. Лишь не могла понять, как же так — ужас последних недель исчез сам, растворился.
— Дорогая, что с вами? — спросил Бастерхази, опускаясь рядом на одно колено и поднося её безвольно повисшую руку к губам. — Не надо так волноваться, моя сладкая. Неужели вы могли подумать, что я позволю кому-то вас обидеть? Разве хоть когда-нибудь я подводил вас, моя маленькая…
Шепот Рональда успокаивал, согревал, а его поцелуи рождали глубоко внутри сладостную дрожь. Ристана сама потянулась к нему, запустила пальцы в черный шелк волос, провела ладонью по гладко выбритой щеке, открыла губы навстречу…
— А где портрет? — резкий, холодный вопрос выдернул её из влажной неги.
— Какой еще портрет? — Ристана не могла понять, о чем это он.
— Зефриды.
Темный вскочил на ноги и оглядывал кабинет, раздувая тонкие ноздри. Ристана невольно любовалась статью породистого мужчины: благородный профиль, широкие плечи, смуглая мускулистая грудь в вырезе белоснежной сорочки, поджарый живот, сильные ноги.
— Где, дорогая моя?
Длинные твердые пальцы взяли ее за подбородок, потянули, заставляя встать. Завораживающие черные глаза с алыми отблесками заглянули прямо в душу.
— А, портрет, — улыбнулась Ристана и облизнулась. — Выкинула. Я повешу тут портрет моей матери.
По губам Рональда скользнула кривая ухмылка, взгляд устремился на комод, за который Ристана сунула раму с лохмотьями.
— Умница, моя королева, — шепнул Рональд и впился в её рот.
Шуалейда
436 г. 8 день Жнеца. Роель Суардис.
Лица, лица… старые и молодые, мужские и женские — сотни предков смотрели на Шу слепыми деревянными глазами. Сотни стволов — дубов, кленов, груш, буков…
Она провела ладонью по стволу яблони, обрисовала пальцем скулы, брови, так похожие на её собственные. Ветер зашептал что-то утешительное в кроне, осыпал розоватыми лепестками: для этой яблони всегда будет поздняя весна. Рядом зашелестел голыми ветвями с едва проклюнувшимися почками клен. Крохотное младенческое лицо его словно сморщилось, готовое заплакать. Погладив старшего брата по коре, Шуалейда, наконец, взглянула на отца. Узловатый граб, только сегодня выросший в Лощине Памяти, ответил ей ласковым шорохом желтых листьев и улыбнулся морщинистым коричневым лицом.
На мягкой траве под сплетенными ветвями граба и яблони сидел черноволосый, с резкими чертами породистого лица и скорбной сладкой между бровей юноша в алом. Он задумчиво перебирал листья, словно собираясь рисовать генеалогическую рощу Суардисов. Выразительные серые глаза его были сухими, как и пять часов назад, когда эльф с длинными белыми косами вышел из глубины Леса Фей и приветствовал шеров, принесших завернутого в алые шелка мертвого короля. За спиной эльфа порождением волшебного сна застыл тонконогий жеребенок той же лунной масти. Единственный рог на длинной благородной морде переливался опалом, глаза отсвечивали лиственной зеленью: гербовой единорог Суардисов пришел проводить старого короля и встретить нового.
— Пойдем домой, Кейран, — позвала брата Шуалейда. — Тебе надо принять послов.
Юный король молча встал и пошел прочь из Лощины Памяти, прижимая к груди опаловый рог. Шуалейда последний раз коснулась укоризненно качающего ветвями граба, прошептала: «он справится, отец, поверь», — и пошла вслед за братом.
— Кей, — окликнула его десяток шагов спустя. — Кей?
Брат остановился, глянул пустыми глазами. Шу вздрогнула: в этой пустоте летели на снежных крыльях демоны вины и отчаяния.
— Ты не виноват, Кей. — Она взяла его за руку, слегка сжала. — Просто время пришло…
Слова звучали глухо и фальшиво. Время… Кто так распорядился? Кто сказал, что время — ради власти жертвовать жизнями и топтать судьбы? Что время — умирать самым лучшим, чтобы не мешать стервятникам? Боги отвернулись, позволили людям играть людьми, позволили забыть, что власть не цель, не награда, а ответственность.
— Не бойся. Я справлюсь, Шу, — одними губами улыбнулся Кей. — Мы не отдадим Валанту. Отец не для того… — он осекся и обернулся, Шу вместе с ним.
Позади качали ветвями клены и эвкалипты. Обыкновенные клены и эвкалипты с зелеными листьями и гладкими стволами. Лощина Памяти закрылась — до конца месяца Журавлей, до равноденствия.
* * *
До парадного подъезда дошли в молчании. Так же, в молчании, поднялись на второй этаж, к королевскому кабинету. По дороге Кейран лишь едва кивал в ответ на поклоны придворных: Ваше Величество, скорбим… Ваше Величество, плачем…
На половине пути, в холле перед галереей Масок, перед Кейраном склонился поседевший, пожелтевший от горя и вины секретарь: именно он, беззаветно преданный шер Блум, принес Мардуку то злополучное письмо, не решившись нарушить волю кронпринца.
— Ваше Величество, позвольте…
— Слушаем. — Кейран скользнул по нему холодным взглядом.
— Шер Бастерхази вернулся два часа назад. Он получил из Хурриги известия…
Шуалейда вздрогнула. Вернулся, шакал! Вовремя, ничего не скажешь!
— …мятежники разбежались, город полон полусумасшедших людей и сумасшедших слухов, — продолжал шер Блум.
— Что за слухи? — не выдержала Шу.
Спрашивать, откуда секретарь узнал о письме, не было необходимости: она легко читала его страх перед Бастерхази, смешанный со сжигающей виной и желанием хоть как-то загладить. Пусть даже за подслушанный разговор темный превратит его в такое же умертвие, как Эйты — все равно после смерти любимого сюзерена жизнь не имеет смысла.
— По слухам, предводителя и Чистых забрал демон из Ургаша. — Секретарь осенил лоб малым окружьем. — Прошу простить, но больше ничего темный шер не говорил.
— Благодарю вас, шер Блум, — кивнул Кейран. — Вы принесли поистине радостное известие, столь драгоценное в этот скорбный час.
Шер кланялся, пряча слезы: от милостивых слов юного короля его вина и боль лишь росли и крепли.
— Проводите нас, шер Блум, — приказала Шуалейда, чтобы старик, упаси Светлая, не разрыдался прямо посреди холла, и махнула рукой, веля ему идти вперед.
* * *
— Извольте, Ваше Величество, Ваше Высочество, — поклонился шер Блум, пропуская их в распахнутые гвардейцами высокие двери.
Королевский кабинет казался пустым, темным и холодным, несмотря на жаркий предзакатный час. Единственным ярким пятном алело траурное платье Ристаны. И, разумеется, никаких послов — только груда свитков невесомой рисовой бумаги, перевитых разноцветными шелковыми шнурами: дипломатическая почта.
— Ваше Величество, — пропела старшая принцесса, вставая из-за отцовского стола. — Какая честь! Вы соизволили вспомнить о делах!
Ристана присела в реверансе.
Шуалейда попыталась прочитать её, но снова наткнулась на непроницаемую защиту изготовления Бастерхази. Поморщилась: от сестры несло ненавистью и тьмой, словно она только что ложилась под придворного мага.
— О, вы уже позаботились наплести послам околесицы, дорогая наша сестра, — парировал Кей. — Может, вы уже готовы принять и корону?
— Увы, от этой тяжкой обязанности я вас не избавлю, — скорбно покачала головой Ристана. — Придется вам явиться на коронацию лично. Надеюсь, хоть на площадь Близнецов Ваше Величество не опоздает.
— К счастью, время и место коронации не зависит от Вашего Высочества. Так что есть надежда, что Его Величество узнает о ней не через полчаса после начала, — пропела Шуалейда так же сладко, как сестра.
— На вашем месте я не была бы так уверена в том, что вам стоит туда являться, — усмехнулась Ристана. — Вдруг Пророк не сумасшедший мятежник, а истинный глас богов? Хотя… народу нужны зрелища, а что может быть лучше испепеления самозванца Радугой.
— Мечтайте, дорогая, мечтайте, — отозвался Кей.
— Где портрет? — Шу, наконец, поняла, почему кабинет казался пустым. — Где портрет нашей матери?
— Здесь не место шлюхам, — улыбнулась Ристана. — Как и шлюхиным отродьям. Готовьтесь в дорогу, милые детки.
— Вы правы, дорогая. Вам тут не место, — фыркнула Шу, оглядывая шкафы и комоды в поисках портрета.
Ристана перехватила ее взгляд и усмехнулась, отмахиваясь от несуществующего запаха:
— Тальге пованивает. — Она шагнула к ближнему комоду, вытащила из-за него раму с лохмотьями и швырнула на пол перед Кеем. — Забирайте с собой на свалку. Это все, что вы здесь получите.
Кейран побелел, шагнул к ней, поднимая руку…
«Стой!» — наплевав на опасность обвинения в нападении на королевскую особу, Шу остановила руку брата, не позволяя ударить Ристану, и выдернула из его ауры горячие нити гнева. Кей задышал ровнее, а она подняла воздушной нитью портрет, вернула ему первозданный вид и повесила на место. Для верности Шу слила раму, холст, обшивку стен и камень основы в одно целое, а сверху прикрыла пленкой зеркальной защиты.
— Надеюсь, дорогая, вы повторите попытку. Возьмите только нож острее и бейте сильнее, — предложила Шу.
Но Ристана сделала вид, что не слышит. Она вернулась за стол и принялась разворачивать свиток, не обращая внимания на брата с сестрой.
— Сообщить нам об окончании мятежа и возвращении Бастерхази Ваше Высочество не считает нужным, — констатировал Кейран. — Похоже, вы решили, что два года это очень долгий срок.
— Вы еще здесь, Ваше Величество? — подняла брови Ристана. — Ступайте, отдыхайте и ни о чем не волнуйтесь. Вашей помощи в делах мне не требуется. Да, и собирайтесь в дорогу. Свежий воздух Сойки пойдет вам на пользу.
— Ваше Высочество забывается. — Голос Кея был все так же ровен, но под маской спокойствия снова закипала ярость. — Мы не собираемся покидать Роель Суардис.
— Это Ваше Величество забывает, что на регенте лежит обязанность блюсти жизнь и здоровье короля. Роель Суардис слишком опасен для вас. Сойка же зарекомендовала себя как полезное для здоровья, совершенно безопасное место. Сразу после коронации вы отправляетесь туда.
— Что ж, раз вы настаиваете… Я не намерена нарушать волю отца и оставлять Его Величество, следовательно, мне тоже придется поехать в Сойку. Вот только Башню Заката я никак не могу взять с собой. — Шу сделала скорбное лицо, при этом понизив температуру в кабинете и сгустив тени по углам. — Увы, я недостаточно опытна, чтобы надежно закрыть Линзу, а если её тронет шер Бастерхази…
Ристана хотела было что-то сказать, но ей помешал грохот захлопнувшегося окна.
— Не хотелось бы, чтобы Роель Суардис постигла участь мыса Сойки, ныне острова Глухого Маяка, — голосом ветра в скалах продолжила Шу и позволила стихиям проглянуть сквозь тонкую оболочку человечности. — Конечно, маловероятно, что последствия неконтролируемой флуктуации вероятностей примут именно такую форму. Чрезвычайно интересно с научной точки зрения, как именно изменятся обитатели дворца под влиянием трех стихий. В Ночном Городе первыми исказились шеры.
Ристана и Кей следили за ней, не смея вздохнуть. Брат — с восхищением, сестра — со страхом. В ее расширенных глазах Шу видела свое отражение: существо без пола и возраста, сплошь из сине-лиловых теней и льдистых углов.
— Не забудьте предупредить Конвент, что именно по вашему повелению Башня Заката останется без присмотра, — добавила Шу звоном сосулек. — А нам пора собираться. Морской воздух дивно полезен для здоровья, а мне следует поскорее сформулировать тему для диссертата на грамоту первой категории. Когда еще выдастся случай понаблюдать за возмущенным Источником с безопасного расстояния.
Взметнув юбками вихрь призрачного снега, Шу развернулась и направилась к дверям. Брат — за ней. Он не понимал ее игры, но доверял безоговорочно. Как всегда.
— Постойте, Ваше Величество, — отмерла Ристана.
Шу и Кей не остановились и не обернулись: до дверей кабинета оставалось еще с полдюжины шагов.
«Держись, Кей, — твердила про себя Шу. — Король должен уметь блефовать!»
— Если по вашей вине что-то случится с Роель Суардисом… — ломким голосом начала Ристана.
— Только по вашей. — Шу резко обернулась. — Я вас предупредила о возможных последствиях, видит Свет!
Она очертила в воздухе круг: несколько мгновений он светился белизной Сестры, подтверждая, что ритуальная формула принята.
Кей остановился за шаг до порога, обернулся.
— Мы поедем в Сойку, но только после того, как Ваше Высочество будет утверждено в должности регента и подпишет официальный указ, — с истинно королевской невозмутимостью сказал он. — А до тех пор не трудитесь беспокоиться.
Он развернулся, двери перед ним распахнулись, настроенные на мысленный приказ короля. Шу последовала за братом, сдерживая облегченный вздох: Кею удалось показать себя настоящим Суардисом. Пусть и с некоторой помощью.
Ристана
Едва дверь за проклятой девчонкой закрылась, Ристана упала на стул и выругалась. Колени до сих пор дрожали, холод продирал до костей, а затея Рональда казалась далеко не такой удачной, как час тому назад. Девчонке удалось нагнать страху — и Ристана готова была растерзать её за это.
Дверь между кабинетом и библиотекой отворилась, на пороге показался Рональд в одной рубахе, без камзола. Ристана покосилась на него с подозрением: за фасадом страстного любовника мерещилось такое же чудовище, чуждое всему человеческому.
— Ах, дорогая, — искренне засмеялся он. — Неужели вы приняли всерьез весь этот детский балаган? Иллюзии, всего лишь иллюзии. Совершенно безобидные, надо сказать. — Он с сожалением покачал головой. — Но вы прекрасно сыграли, радость моя. Теперь они из чистого упрямства не покинут столицу.
— В следующий раз избавьте меня от подобного удовольствия. — Ристана зябко передернула плечами. — Разбирайтесь с ней сами. Чтобы я еще связалась…
На миг почудилось, что темный слишком пристально смотрит на вернувшийся портрет Зефриды. Пристально, со странной нежностью и тоской. Нет, не может быть, чтобы те слухи были правдой! Да и прошло уже двенадцать лет — даже если Рональд и питал когда чувства к шлюхе Тальге, они давно превратились в прах и пепел.
— Не беспокойтесь о девчонке, моя королева. — Маг улыбнулся горячо и обещающе. — Нам никто не помешает. Обсудим государственные дела…
Рональд шагнул к ней.