Дайм шер Дукрист
436 г. 18 день Жнеца. Хмирна, Тан-До.
«Возлюбленный старший брат наш Ци Вей, позвольте выразить всемерную признательность от имени царствующего дома Кристис за дивные подарки. Увы, даже столь роскошные и редкостные дары не смогут скрасить разлуку с вами, но послужат напоминанием о вашем благоволении. Не откажите в милости принять скромный ответный дар, забавную зверушку, обитающую в Седых Песках Ирсиды…»
Укусив кончик пера, имперский посол вздохнул: если бы он мог бросить все эти дипломатические игры и нестись, лететь в Валанту! Помочь Шу, оградить, сберечь. Проклятый мятеж, как же некстати!
«Шу справится сама», — убеждал себя Дайм, верил себе и не желал думать, какими глазами она посмотрит на него — потом, если… нет, когда! справится без него.
«…и да не зайдет никогда Солнце над благословенной страной Красных Драконов.Дайм шер Дукрист».
За сим остаюсь вернейшим и преданнейшим слугой Вашим,
Посол Его Всемогущества Элиаса Второго Кристиса,
Дайм отложил перо и потянулся за сургучом, но рука его замерла на полпути. Только сейчас он понял — ни Дракон, ни глава Конвента так и не сказали всего. А он, самонадеянный мальчишка, даже и не подумал, что царю Хмирны не так интересны разговоры с послом, как нужно зачем-то задержать его подальше от Империи. Проклятые игры! Зачем? И что все же происходит в Валанте? Дракон не просто так расспрашивал о ритуале коронации… Наверняка в Валанте новый король — и, судя по спокойствию Парьена, это не Лерма Кристис.
Аккуратно свернув готовое письмо, Дайм протянул руку за новым листом бумаги и глянул на обернувшую левое запястье водяную гадюку, прикидывающуюся серебряным браслетом с глазами-рубинами: подарок Ци Вея. Раз уж Дракон так добр, что дарит послу целый караван подарков, расщедрится и на лицензию внешней связи. Подумаешь, разок обойти «древний и мудрый» закон, разрешающий общение за пределами Хмирны лишь шерам категории прим или зеро — и то лишь потому, что даже Дракону не под силу за ними уследить.
«За сохранность хмирской культуры, столь отличной от любой другой, приходится платить серьезными ограничениями в связях с внешним миром, — поучал Парьен три месяца назад, отправляя Дайма добывать для Империи политические и торговые договоры с Двенадцатым Драконом. — Тебе, как и всему посольству, придется неукоснительно следовать всем законам и обычаям Подсолнечной. К счастью, на шеров-зеро запрет не распространяется. К тому же ты мой ученик, а по хмирской традиции связь ученика с учителем священна. Так что я буду постоянно держать канал открытым, и ты сможешь меня вызвать в любое время. Но никого более! Никаких штучек и ухищрений, Дайм. Маловат еще крутить Дракону усы».
Крутить Дракону усы — зачем? Можно попросить прямо, пусть даже придется выказать неуважение к традициям. Дайм обмакнул перо в чернильницу и только вывел первую букву приветствия, как в дверь постучали.
— Послание Его Всемудрости, да сияет вечно солнце над благословенной землей Красных Драконов, к Вашей Светлости, — послышался голос алера Вандаарена, первого помощника посла и по совместительству глаз и ушей принца Лермы.
— Да сияет, — ответил Дайм укороченной ритуальной фразой, пытаясь угадать, что еще приготовил Ци Вей.
Вандаарен торжественно внес свиток рисовой бумаги на расписном подносе и с церемонным поклоном подал Дайму. Он встал навстречу, коснулся ладонью сначала лба, затем сердца и обеими руками взял свиток.
— И все же это была ссылка, а не важное поручение, — встретившись взглядом с прозрачно-голубыми глазами северянина, тихо и ровно сказал Дайм. — Сочувствую.
Поднос в руках Вандаарена едва заметно дрогнул, но лицо осталось безучастным, а пелена ментальной защиты стала еще плотнее.
— Возможно, вам было бы разумно задержаться в Хмирне, — продолжил Дайм так же тихо. — После неудачи с мятежом Его Высочеству потребуются виноватые, а граф Крильбин вряд ли жаждет вернуть вам место первого доверенного лица Его Высочества. Кстати, жалованье в Серой страже не так велико, как милости Его Высочества, зато намного более постоянно.
Алер Вандаарен вместо ответа лишь поджал и без того тонкие губы, еще раз поклонился по хмирскому церемониалу и покинул кабинет Дайма. Только когда за помощником закрылась дверь, Дайм криво усмехнулся: зря северный змей думал, что кронпринц достаточно умен, чтобы не променять его на интригана и льстеца Крильбина. Покидать на три месяца столь неуравновешенного и самовлюбленного патрона — непростительная ошибка.
* * *
«…твоя мудрость и уважение к обычаям моей страны согрели мое сердце, — гласил свиток. — Позволь преподнести тебе последний скромный дар: дозволение на связь с РоельСуардисом. Но очень прошу тебя, брат мой, сохранить сие в тайне ото всех, кроме лица, с коим тебе доведется беседовать…»
Дочитав витиеватые заверения в искреннем расположении, Дайм шепнул:
— Благодарю, возлюбленный брат мой, — в полной уверенности, что Дракон услышит, несмотря на защиту посольского кабинета.
Не откладывая на потом, он устремился к настенному зеркалу. Начертил мягким концом пера руну личного вызова, удерживая перед внутренним взором образ Шуалейды. Но зеркало молчало, словно обыкновенная стекляшка. Еле удерживая готовое сорваться с языка проклятье, Дайм с силой вонзил перо в ладонь, и, обмакнув его в кровь, начертал руну еще раз, усилив её заклинанием стабильности.
— Шу! — позвал он, сосредоточенно пробиваясь сквозь неподатливый эфир. — Ответь же, Шуалейда!
На миг показалось, что с той стороны зеркала что-то откликнулось. Дайм усилил давление, приложил окровавленную ладонь — и эфир с громким треском поддался.
— Что угодно Вашей Светлости? — послышался скрипящий, прыгающий от баса до комариного писка голос, зеркало мутно засветилось, обрисовывая человеческий силуэт.
Дайм вздрогнул — Шуалейда не могла ответить ему так! Что-то случилось. В подтверждение опасений зеркало прояснилось, явив сердитого и взъерошенного шера Бастерхази в халате.
— Так ради чего Ваша Светлость изволили поднять меня с постели в два часа ночи? — продолжил Бастерхази ядовито-светским тоном. — Надеюсь, дело не в войне с Хмирной?
— Нашей Светлости угодно знать, почему вместо Её Высочества Шуалейды отвечает Ваша Темность, — сжав пораненную руку в кулак, как можно ровнее спросил Дайм.
— Потому что Ваша Светлость изволили разбудить меня, а не Её Высочество, — зевнув, ответил Бастерхази. — Вашей Светлости угодно что-то еще, или я могу идти спать?
— Угодно, — процедил Дайм. — Где Её Высочество, почему не отвечает на вызов?
— Понятия не имею, почему Её Высочество не отвечает. Её Высочество не изволит передо мной отчитываться.
— Извольте ответить, где сейчас находится Её Высочество Шуалейда.
— Как и положено благовоспитанной девице, Её Высочество изволит почивать в собственных апартаментах. Только не спрашивайте меня, с кем. — Бастерхази поднял руку. — Я вашей ученице не нянька.
— Хорошо. А теперь извольте рассказать, когда и от чего умер король Мардук.
— Неделю назад с Его Величеством Мардуком случился удар. — Бастерхази усмехнулся и добавил: — Никаких магических воздействий, светлый шер Затран провел все необходимые исследования. Кстати, меня вообще не было на тот момент в Суарде, дела, знаете ли. — Бастерхази с притворным сожалением развел руками. — Пятого дня коронован Его Величество Кейран, церемония прошла в присутствии шеров Валанты, Его Высочества Лермы шер Кристиса и Её Высочества Шуалейды. О браке с Шуалейдой Его Высочество не говорил и немедленно после коронации покинул Суард. Надеюсь, это все, что вы хотели узнать.
— Благодарю, коллега. Не смею больше задерживать ваш отход ко сну.
Дайм подождал, пока зеркало погаснет, разжал руку и лизнул ладонь, заживляя ранку. Странная формулировка дозволения стала понятна: Дракон предполагал, что связаться с Шуалейдой не удастся. Интересно, знает ли он, почему?
Взгляд Дайма упал на смятое перо в руке. Попросить объяснений? Бесполезно. Ци Вей попрощался, а ждать еще одной аудиенции можно месяцами — хмирский царь и так нарушил сто и одну традицию, приняв имперского посла всего лишь через две недели после прибытия в Тан-До.
«Ци Вей желает, чтобы послом прибыл именно ты. Великая честь для тебя и прекрасная возможность для Империи. Драконы не часто проявляют интерес к чему-то за пределами Хмирны. За тысячу лет, прошедшую с Великой Войны, Драконы лишь два раза вмешались в дела на континенте: когда останавливали Багряные Пески, поглощающие Ирсиду после восстания Школы Одноглазой Рыбы, и когда изгоняли степнков Тмерла-Хен с заброшенных островов Марки. А последним званым гостем в Хмирне был сам Ману, до того как стал Одноглазым. Так что, Дайм, что бы ни хотел от тебя Ци Вей, ты едешь и делаешь все, что он скажет».
Отбросив перо, Дайм сжал руками виски. Будь прокляты игры Великих! С Парьена станется услать его в Хмирну, а тем временем выдать Шуалейду замуж — только ради блага самого же Дайма.
От размышлений его отвлекли звуки за дверью: кто-то по-хмирски требовал посла.
— Слушаю вас. — Распахнув дверь, Дайм встретился взглядом со сморщенным старичком и расшитом жемчугами циу и квадратной шапочке с желтыми кистями, Хранителем Придворных Церемоний.
— Всемудрейший Двенадцатый Красный Дракон, да простираются вечно его крылья над Подсолнечной, повелитель Хмирны и Сеньчу с прилегающими равнинами, владетель Круглого моря… — начал Хранитель.
Дайм принял восторженный и смиренный вид, подобающий всякому смертному, удостоенному внимания столь высокой и значимой персоны, как Хранитель Церемоний. Пока исполненный торжественности старичок перечислял сорок два титула Ци Вея, Дайм разглядывал сопровождающих Хранителя слуг. С подарками, разумеется, с подарками! Для Императора, для кронпринцев, для Светлейшего Парьена, для…
— …модель мира, выполненная лучшими мастерами Поднебесной, для возлюбленного брата Всемудрейшего Ци Вея, Его Величества Кейрана Зелимарта Варкуда Суардиса, да продлится благословенное богами правление его вечно…
Узкоглазые носильщики сгрузили квадратный короб, расписанный птицами и цветами, высотой по грудь, а Дайм облегченно вздохнул: слава Светлой, Бастерхази не соврал.
— …говорящий опал для возлюбленной сестры по сути, Её Высочества Шуалейды Язирайи Суардис.
Подарок для Шу был много скромнее в размерах. Нечто, названное говорящим опалом, уместилось в шкатулку длиной с ладонь, непроницаемую для любопытства шера-дуо, в отличие от прочих подарков.
— Его Всемудрость выражает надежду, что возлюбленный брат не сочтет за труд вручить подарки от его имени лично, — с сияющей улыбкой закончил Хранитель Церемоний и подал Дайму вытащенный из широкого рукава свиток.
Дайму ничего не оставалось, как только в подобающе витиеватых выражениях заверить Хранителя Церемоний в том, что он счастлив исполнить волю Дракона, и оставить при себе все, что он думает о необходимости всю дорогу до Фьонадири плестись с караваном. Месяц! Насмешливые боги, еще целый месяц возвращаться в Метрополию, а потом восемь дней на дорогу в Валанту, даже если торопиться изо всех сил.
«Чтоб у тебя хвост завязался таким же мудреным узлом, как твои хитрости, возлюбленный брат Ци Вей!» — подумал Дайм, обмениваясь пятым поклоном с Хранителем Церемоний.
«Не дождешься», — подмигнул со стены парадный портрет Двенадцатого Дракона.
Рональд шер Бастерхази
436 г. 18 день Жнеца. Роель Суардис.
Лишь через несколько минут после того, как зеркало погасло, Рональд вернул себе приличный вид и облегченно выдохнул. Глухой Маяк не подвел! Если бы не привычка всегда и везде держать себя в руках, Рональд бы радостно заорал и пустился в пляс, как мальчишка. Но вместо этого он лишь велел Эйты подать кардалонского пятидесятилетней выдержки.
Вытянувшись в кресле с бокалом коньяка, Рональд еще раз придирчиво проверил систему заклинаний. В подвале башни Рассвета, на антрацитовом алтаре пульсирует выточенный в форме открытой ладони с растопыренными пальцами базальт с острова Глухого Маяка. Шесть вырезанных в антраците линий терцанга тепло мерцают свежей кровью и окрашивают проходящие сквозь вершины силовые нити тускло-алым. А сами нити, на создание которых ушли полтора месяца, проведенные на острове, тянутся к напольному зеркалу, оплетают его и исчезают в исчерченной рунами бронзовой раме, чтобы вновь появиться у подножия башни Заката — невидимыми и неощутимыми ни для кого, кроме создателя и хозяина.
Вынырнув из системы глушения связи, Рональд несколько раз глубоко вздохнул, утер повлажневшие виски и одним глотком допил коньяк. Приятно сознавать, что тебе удалось хоть в чем-то превзойти учителя. Вряд ли даже Паук смог бы так изящно отрезать от внешнего мира обладающего несоразмерной силой Линзы шеру-дуо, пусть даже такую наивную и неумелую, как Шуалейда. Но если каждый раз, когда Дукрист пытается с ней связаться, система будет поглощать столько энергии, никаких рабов не хватит!
Рональд еще раз взглянул сквозь три каменных свода на привязанного к высокому столу рядом с алтарем мертвого каторжника и последнюю каплю крови, зависшую над северной вершиной терцанга, и нехотя поднялся.
— Эйты, — велел он вполголоса. — Давай свежего.
Пока немертвый слуга выводил из кладовки свежего раба, привязывал на место использованного и ланцетом вскрывал ему вену на запястье, чтобы кровь вытекала медленно, Рональд, стоя у алтаря, поглаживал обложку Ссеубеха.
— Давай, дохлый, отрабатывай, — шепнул он, когда раб был готов к ритуалу.
Мертвый некромант, четыре сотни лет назад поселившийся в фолианте — намного более уютное место, чем Ургаш — взлетел над алтарем и раскрылся на последних страницах. Сделанные на острове Глухого Маяка записи едва заметно засветились, и Рональд начал нараспев читать вербальную формулу.
Через несколько минут, оставив ключу порцию энергии на трое суток, Рональд жестом велел Ссеубеху подниматься и сам направился к лестнице. Мертвый некромант недовольно зашелестел страницами и облетел вокруг истекающего кровью и страхом раба.
— Не наглей, — не оборачиваясь, сказал Рональд.
Ссеубех снова прошелестел что-то нецензурное о жадных мальчишках, но тронуть хоть каплю крови, предназначенной Хиссу, не посмел.
Вернувшись в кабинет, Рональд вытащил из отворота камзола булавку, уколол палец и поманил фолиант. Тот подлетел и поднырнул под руку открытой титульной страницей с гравюрой, изображающей геральдического грифона и обвившего его двуглавого змея. Одна из голов змея мигнула зеленым глазом и, не дожидаясь, пока драгоценная капля упадет, метнулась вверх. Рональд сморщился от обжегшего руку мороза и отпихнул фолиант, выпрашивающий добавки.
«Наглеет с каждым днем, — думал Рональд, массируя сведенную судорогой руку. — Растопка!»
Но как ни хотелось скормить дохляка пламени Хисса, пока Рональд не мог себе этого позволить. Ссеубех, заставший расцвет Школы Ману Одноглазого, помнил слишком много интересного. Мало того, оживая от роскошной кормежки кровью и силой темного шера, он из обложки вон лез, чтобы оказаться нужным и полезным. Именно благодаря Ссеубеху Рональд добился таких успехов в овладении дальней связью, пусть это было и не совсем то, ради чего он ездил на остров Глухого Маяка.
* * *
Бесплодную серую скалу, окруженную рифами и водоворотами, рыбаки обходят стороной: дурное, темное место. За две сотни лет до войны со Школой Одноглазой Рыбы здесь заканчивался мыс Крыло Сойки, полумесяцем охватывающий Найрисский залив. Маяк исправно указывал путь кораблям, а при маяке жил смотритель с семьей. Так бы и продолжалось по сей день, если бы жена смотрителя не загуляла с проезжим шером, а боги одарили ублюдка не только Источником, но и разумом.
В один далеко не прекрасный день мыс исчез, и в огненный пролом устремились океанские воды. Поморцы до сих пор рассказывают легенду о глупце, из-за которого море смыло семь городов и выплюнуло дымный остров посреди Акульей Пасти.
Валанту тогда спасла выстроенная гномами в знак вечной дружбы с династией Суардисов крепость Сойки: рассчитанный на пламя Драконов магический щит справился со взбесившейся стихией, отведя энергию в корни гор. Правда, щит обрел новые, непонятные и непредсказуемые свойства — рунмастера клана, строившего крепость, лишь походили вокруг, послушали, что-то измерили и высказали пожелание непременно пригласить их, если кто-нибудь вздумает атаковать Сойку. Исследование останков, видите ли, может многое дать современной науке.
* * *
На Глухой Маяк Рональда привел не только подброшенная принцем Лермой информация. Надо сказать, правдивая — кронпринц щедро расплатился за данный Рональдом шанс, другое дело, что не сумел его использовать. Но что взять с бездарного.
Полтора года назад в руки Рональда попал дневник Андераса, прозванного Бессердечным. Ни подсказки, где искать Глаз Ургаша, ни описания трансформы Ману в свитках не было. Зато дневник полнился сопливыми излияниями: кто бы мог подумать, что самый жестокий из учеников Ману Одноглазого окажется урожденным светлым, влюбленным в учителя! А еще там было упоминание о поездке Ману на Глухой Маяк, так и не открывший своих тайн.
Еще одним толчком стал позорный проигрыш Дукристу. Лучший враг опять поимел то, что должно было принадлежать Рональду: сумрачная девчонка стала его ученицей и любовницей, мало того, Дукрист заставил Шуалейду поделиться силой Линзы. Той самой Линзы, что десять лет пряталась под самым носом! О предательнице Зефриде, отвергшей его любовь, Рональд предпочитал не вспоминать. Правильно говорил учитель: любовь — слабость, непозволительная истинному шеру.
Но, пожалуй, если бы не вмешался Ссеубех, скала бы так и хранила свои тайны. Без бабкиного наследства он вряд ли бы добрался до подвалов маяка, провалившихся чуть не в самый Ургаш.
Когда-нибудь, когда призрак Паука перестанет являться к нему в снах с обещанием сейчас же изготовить из ученика-предателя полезное и верное умертвие, Рональд собирался написать мемуары. Немалое место в тех мемуарах займет история полувекового ученичества у Паука: история лжи, предательства и вечного страха, когда последний из Бастерхази вынужден был притворяться дубиной, лизать пятки темному параноику и сутками прятаться в закутке около кухонной печи, пока Тхемши злился после очередного заседания Конвента или каких-то своих неудачных темных дел. Оттуда, из раскаленного гроба — шаг в длину, полшага в ширину — он наблюдал, как его соученики один за другим пополняли коллекцию немертвых слуг. Спасти юных магов могли бы связи родителей — но темные шеры в Империи давно утратили влияние, а кто еще оставался на плаву, держали своих наследников подальше от Паучьих лап. Ложь, лесть и глупый вид тоже помогали выжить — но не всегда и не всем. Наверное, родовая удача хранила Рональда: в приступе злобы Паук достал бы ученика хоть из Ургаша, но другие прятались хуже.
Десять тысяч раз Рональд проклял бабку, отдавшую его в рабство «старому другу» и в завещании велевшую во что бы то ни стало вернуть себе «Аспекты химеристики», главное сокровище рода Бастерхази. Рональд наплевал бы на ее завещание, если бы эти «Аспекты» не были бы так нужны Пауку. Если бы Паук не проводил с книгой дни напролет, год за годом, пытаясь что-то такое в ней вычитать. Если бы однажды, на сорок втором году обучения, Паука не вырвали из постели и не отвели к Императору под стражей, так что он не успел как следует запереть лабораторию. Если бы Рональду не хватило наглости в эту лабораторию влезть. Если бы Ссеубех не заговорил с ним тогда и не предложил помочь сбежать от учителя. Если бы Рональд не насобачился подделывать старинные фолианты — Паук не гнушался красть книги из библиотеки Конвента и подменять копиями, вечная благодарность ему за науку. Если бы не освободилось так вовремя место придворного мага Валанты. Если бы Пауку не встряло поспорить с Парьеном и вытребовать эту должность для темного, во имя Равновесия, справедливости и паучьей вредности, а заодно паучьего любопытства к обстоятельствам смерти предыдущего придворного мага. Если бы Паук хоть на миг заподозрил, что «дубина» Рональд вовсе не такая дубина и вполне может выпутаться из императивов повиновения, и что у него вполне хватит ума не высовываться из Валанты, где обожаемый учитель не может снова наложить на него лапу — Конвент позаботился о неприкосновенности своих представителей. Если бы… Если бы! Но Рональду везло, как должно везти истинному шеру, желающему лишь одного, данного всем шерам от рождения: свободы! Сначала — от Паука, а затем — от Ургаша.
Правда, Паук пока лишь догадывался, что Рональд роет носом землю не ради паучьего блага. Признаваться в «измене» учителю Рональд не собирался, его не убудет раз в полгода облизать паучью задницу и выслушать, какой он придурок, что до сих пор не принес Пауку на блюдечке ни Линзы, ни Глаза Ургаша, ни хотя бы сумрачной девчонки. А про Ссеубеха Паук не догадался до сих пор: дохлый некромант полвека притворялся обыкновенной книгой, не меняя ни буквы, ни пятнышка на страницах, позволяя жечь себя кислотой и огнем, травить зельями и топить в воде, даже пожертвовал собственную кожу — обложку — чтобы подделка пахла как прежде.
Стойкость некроманта вызывала в Рональде искреннее уважение. Полвека сопротивляться Пауку, не имея возможности даже спрятаться — вот настоящий подвиг, нечета какому-то там объединению Империи.
* * *
«Если у нас получится с Линзой, сделаешь мне хорошее молодое тело. Что, не умеешь? Научишься».
Рассказывать до приезда на место, как можно активировать чужую, мертвую уже шесть веков Линзу, Ссеубех отказался. Настаивать Рональд не стал. Уж если дохляк пять десятков лет казал шисовы хвосты самому Пауку, надеяться выпытать из него то, что он не хочет говорить, смешно. И хорошо, что не рассказал. Знай он заранее, что предложит полоумный некромант, ни за что бы не поехал. И не полез бы в разлом, и не искупался бы в первородном Огне, не нашел бы Руку Глупца, и не открыл несколько весьма своеобразных и многообещающих методик — все же бабка не зря завещала вернуть кровное имущество, подло вымороченое Пауком.
Испытание еще одной из новых методик, он решил провести прямо сейчас. Методика обещала сохранить за ним безопасное место придворного мага еще лет на двадцать. Ни Дукрист, ни Шуалейда не заподозрили подвоха со связью. Значит, не заметят и нарушения Первого Закона Империи: принцип работы со стихиями тот же. Рискованно пытаться обойти королевский оберег, Канцелярию с Конвентом и сводить с ума коронованного короля? Еще бы. Но не более рискованно, чем полсотни лет изображать из себя самого тупого и верного из всех паучат.
— Приступим, патрон? — прошелестел Ссеубех, раскрываясь на середине. — Классический сглаз, выполненный настоящим профессионалом, может обнаружить только профессионал более высокого уровня. Снять — тем более. А я, скажу без ложной скромности, из ныне живущих — лучший. А из ныне немертвых и подавно, хе-хе.
Рональд поморщился. Иногда Ссеубех слишком походил на Тхемши. Один народец — цуаньцы. Мелкие, скользкие узкоглазые проходимцы.
— Читайте, патрон, — перешел на деловой тон некромант. — Вашего участия все равно никто не докажет. Мы, не совсем живые, перебиваем запах любой ищейке.
— Заткнись и не мешай.
Ссеубех послушно замер. Если бы у него были губы, наверняка они бы сейчас подхалимски улыбались. Но и так он умудрялся страницами выказывать униженное почтение к сильному. Гнусность, но правильная гнусность. Не позволяет забыть о том, что никому нельзя доверять, даже собственному имуществу.
— Морок и подлость, слабость и муть, глупость с тоскою окрасят твой путь, куда б ты не шел, не летел и не плыл, себя ты, Суардис, сегодня забыл, — прочитал Рональд кривые детские стишки.
Видимый эфир не колыхнулся, ни одна сторожевая нить, оплетающая спящего короля, не дрогнула. Только Рука Глупца на алтаре Хисса запульсировала чуть быстрее, померещился запах старой мертвечины, а луна, сквозь ветви эвкалипта заглянувшая в окно, подмигнула: правильным путем идешь, сын ночи.
— Тьфу ты, проклятая кровь! — выругался Рональд, стряхивая наваждение. — Ну и дрянь.
Он подозрительно посмотрел на некроманта, размышляя, а не мог тот провернуть финт с проклятием с ним?
— Не мог, — с явным сожалением прошелестел тот. — Если б мог…
Ссеубех захлопнулся и со свистом вылетел прочь из кабинета.
«Все равно не верю. Где подвох? — Рональд подошел к окну и посмотрел на почти полную луну. — Ведь все просчитано. У меня полтора месяца. Дукристу добираться из Хмирны до Фьонадири дней сорок, не меньше, а там еще неделя до Суарда. За месяц мальчишка Кейран превратится в полоумную тряпку, сумрачная ничего не сможет сделать. Парьен им тоже не поможет. Если только настоятель Халрик вмешается… но Двуединым нет дела до таких мелочей. Так что способно мне помешать?»
Луна не отвечала, лишь скептически подмигивала, словно круглый желтый глаз, обрамленный острыми треугольниками черных листьев. На миг показалось, что луна покраснела, а листья выстроились вокруг правильной шестиконечной звездой.
«Мой», — усмехнулся Глаз Ургаша и снова пожелтел.
«Пора спать. Тоже еще, ночной злодей», — пробормотал Рональд и, захлопнув окно, пошел наверх.