Погода в последние дни стояла прохладная и пасмурная, оттого принимать гостей в саду возможным не представлялось - столы были накрыты в обширном праздничном зале дома Альмасио. Приглашенные прибывали один за другим, и вскоре почти все места за столами оказались заняты. Я, точно окаменев, сидела на отведенном мне месте. Иногда невесте полагалось встречать гостей у входа в пиршественный зал и ласково приглашать каждого прибывшего разделить праздник вместе с нею, но свадьба господина Альмасио собрала так много народу, что я бы до следующего утра повторяла свою однообразную любезную речь. От меня требовалось всего лишь сидеть ровно и улыбаться гостям, благо столы были расставлены так, что все могли видеть меня без особых ухищрений.

Я провела в Иллирии совсем немного времени, да и большую часть его не выходила из комнат, служивших попеременно мне тюрьмой, и имена большей части господ мне были неизвестны. Незнакомые лица походили одно на другое, тем более, что все они выражали любопытство и жадное внимание. Никто не мог подумать, что господин Ремо решит жениться так скоропалительно, да еще и на сестре своей невестки. Подогревала интерес и странная слава, связанная с моим именем. Я видела, как оживленно перешептываются гости, глазея на меня, но от того лишь все сильнее ощущала одиночество и безысходность.

Семейство Брана появилось в числе последних. Пусть я и пыталась подготовиться ко встрече с ними, все равно справиться с захлестнувшими меня чувствами не удалось, и, боюсь многие заметили, какое волнение вызвало у меня появление семьи понтифика. Как и на свадьбе Флорэн, их было трое: Рагирро и его сыновья - Рино и Викензо. Но если в прошлый раз никто из них, кроме Вико, не обращал на меня внимания, то теперь, когда я стала госпожой Альмасио, пронзительный изучающий взгляд старшего Брана заставил меня вздрогнуть, и я поняла, отчего столько лет его боится вся Иллирия. Глава рода был, как и его младший сын, грубовато скроен, но природа не обидела его ростом. Пожилой мужчина возвышался над своими сыновьями, как могучая скала, и не приходилось сомневаться, что в этом теле все еще сохранилась редкая физическая сила.

Хромой Рино Брана также уродился высоким, но сложение его отличалось изяществом, что подобало знатному иллирийцу, и я подумала, что он, несмотря на явное сходство с прочими своими родственниками, куда больше похож на знатного господина, нежели все прочие Брана вместе взятые. Мне вспомнилось, как Вико отзывался о старшем брате, и нашла, что внешне Рино, и в самом деле, располагает к себе, несмотря на увечье, заставлявшее его заметно хромать. В лице Рино не читалось откровенной враждебности, как у Рагирро Брана, и его пристальный взгляд я перенесла куда легче, попытавшись даже улыбнуться в ответ, как подобает любезной новобрачной, принимающей важных гостей.

Вновь Брана были одеты в скромные серо-черные одеяния, подчеркивая, что их вежливость по отношению к Альмасио распространяется лишь до определенных пределов. Я запрещала себе жадно искать глазами Вико, намеренно задерживала взгляд на Рагирро и Рино, но получалось из рук вон плохо, я не могла думать ни о чем, кроме того, что сейчас мы увидим друг друга.

За прошедшее с нашей последней встречи время Вико изменился внешне - он осунулся, побледнел и выглядел нездоровым. Из-за спутанных длинных волос и заметной щетины он менее всего походил на понтифика, но, видимо, ему и в голову не приходило беспокоиться об этом. Когда наши взгляды встретились, я подумала, что иллирийцы окажутся сущими идиотами, если не поймут, что между госпожой Альмасио и Вико Брана существует какая-то связь - он переменился в лице, точно перед его ногами ударила молния. Должно быть, точно так же выглядела и я. За то время, что Брана шли в мою сторону, мне показалось, что я могу читать мысли Вико и выслушала десятки безмолвных вопросов. "Вы живы... Да, все же живы! А я не верил в это до последнего! Что он сделал с вами?.." - и он с тревогой торопливо посмотрел на мои руки, точно заподозрив, что под перчатками скрыты следы пыток. "Почему он вас не убил? Что он задумал?.. Что вам довелось пережить?" - читала я в его глазах, но на моем лице сохранялась все та же бесстрастная маска, ведь рядом со мной сидел господин Ремо, от которого не получилось бы утаить и мимолетного взмаха ресниц.

- Благодарю вас за то, что приняли мое приглашение, - сухо сказал господин Альмасио в ответ на скупые любезности Рагирро Брана, также произнесенные сквозь зубы. - Почетное место для почетных гостей!

И Брана были усажены за один из столов, несомненно, с тем расчетом, чтобы Вико мог на меня смотреть, лишь повернув голову. Таким образом, любое проявление его внимания ко мне не осталось бы незамеченным, и господина Альмасио весьма забавляло то, как Вико из последних сил сдерживался, чтобы нарушения правил приличия с его стороны не стали слишком красноречивы.

- Да он и впрямь обезумел, - шепнул мой супруг удовлетворенно. - Забавно выглядит любовь ничтожества - даже искреннее чувство не способно изменить его. Непрерывно страдает, но не может забыть ни на мгновение, что ты для него недостижима, и оттого его мучения лишь усиливаются. Не припомню названия того мифического животного, что взбесившись, начало пожирать само себя... Да, ничто другое не открыло бы Вико Брана глаза на всю убогость его положения, не дало бы понять, насколько он бессилен и жалок...

Мне не оставалось ничего другого, как молча слушать его. Я изнемогала от желания еще раз посмотреть на Вико, но запрещала себе это делать. Мне казалось, что даже взгляд мой для него губителен, как ни смешно это звучало. "Может, он догадается, что дело нечисто!" - мелькнула у меня отчаянная глупая мысль, но Ремо, точно услышав ее, насмешливо произнес вполголоса:

- Ну же, Годэ, не ввергай в отчаяние своего друга. Он так старательно ищет твоего взгляда, а ты изображаешь неуместные холодность и равнодушие...

И я, сжав зубы, послушно повернула голову в сторону Брана. Время то ли замедлило свой бег, то ли, напротив, ускорило, так что голоса прочих гостей слились в неразборчивый шум, а мы с Вико все смотрели друг на друга, ненавидя себя. С ужасом я поняла, что он и впрямь пойдет туда, куда я его позову, забыв об осторожности. Как меня снедало все эти дни лихорадочное исступление, так и его измотала подобная же напасть. Сколько раз я, не в силах думать ни о чем другом, мысленно просила прощения у него, за то, что собираюсь убить; он же точно так же просил прощения у меня за то, что уже убил. Должно быть, он решил, что я мертва, едва только до него дошла весть о том, что господин Ремо забрал меня из дома Эттани, и все это время винил себя в произошедшем. Хоть Вико и предсказывал подобный исход, когда прощался со мной, подготовиться к нему оказалось делом не столь уж простым. Он всегда держался так, будто не знал, каково это - испытывать душевную боль, и сложно было сказать с уверенностью, сколько в этом было притворства, а сколько правды. Сейчас же я видела перед собой человека истерзанного и смертельно уставшего. Доброе чувство, столь несвойственное ранее Вико, сыграло с ним жестокую шутку. "Лучше бы тебе оставаться прежним, любовь ко мне принесла тебе только горчайшую печаль", - сказала бы я ему, если бы могла.

- Да, оно того стоило, - негромко сказал Ремо, склонившись ко мне. - А ведь это только начало. Пусть пока скрипит зубами, сознавая, что ты моя, и он бессилен это изменить. Как, должно быть, унизительно переживать подобное. Почти так же, как и узнать, что твоя невеста сошлась с твоим же врагом. Но недолго ему довелось торжествовать, жизнь все расставила по своим местам. Трус всегда проигрывает, даже если имеет преимущество в виде беспринципности. Будь я на месте Вико, то никогда бы не позволил, чтобы соперник вытер об меня ноги, как это сейчас происходит с ним, не отводящим от тебя тоскливого щенячьего взгляда.

- И что бы вы сделали на его месте, господин Ремо?- спросила я сквозь зубы, не поворачивая к нему головы.

Ремо усмехнулся, и поцеловал мою руку, не скрывая, что смотрит при этом на Вико.

- На месте этого недотепы, полностью зависящего от воли своей семьи?.. Я бы тебя убил, разумеется, раз уж не мог бы заполучить. Нет ничего ценнее гордости, но раз уж у него отродясь не водилось такого качества, то теперь придется ему стерпеть все, что я посчитаю нужным.

К этому времени все гости, включая самых запоздавших, прибыли, и господин Ремо обратился к ним с приветственной речью, в которой благодарил за внимание к столь важному событию в его жизни. Далее последовал бесконечный поток учтивых обращений к наиболее родовитым гостям, которые, заслышав свою фамилию, вежливо кланялись, чуть привстав. Лишь Рагирро Брана и его сыновья ограничились едва заметным кивком, когда Ремо назвал их визит знаком божьего благословения, снизошедшего на дом Альмасио. Мое уныние было настолько сильно, что я не находила сил прислушиваться к словам своего мужа, однако завершение его речи заставило меня насторожиться.

- ...И в этот счастливейший день, соединивший меня с Годэ, огорчает меня лишь то, что неотложные дела заставляют меня покинуть Иллирию еще до наступления вечера. Сколь злая ирония - в эту долгожданную ночь я буду находиться вдали от моей супруги. Загладить столь великую вину будет непросто, но, надеюсь, я заслужу ее прощение впоследствии...

Я, дождавшись, когда он займет свое место рядом со мной, несмело спросила:

- Как? Вы уезжаете сегодня?

- Не стану же я мешать встрече своей дорогой жены с ее преданным поклонником, - саркастично ответил Ремо. - Пусть знает, что сегодня меня не будет в городе. Осторожностью Вико никогда не отличался, ведь это качество сопутствует уму, но даже он заподозрит неладное, если окажется, что ты можешь отправляться на свидания, когда заблагорассудится, а я смотрю на это сквозь пальцы. Сегодня ты воспользуешься моим отсутствием, слугам будет чем заняться, когда гости разойдутся... Думаю, это не покажется ему столь уж странным - не впервой тебе сбегать из дому, пользуясь темнотой.

- Вы хотите, чтобы мы с ним встретились сегодня? - мои помертвевшие губы едва шевелились.

- А ты думала, что я посвящу воплощению своей мести годы? - Ремо не скрывал, как доволен тем, что у меня не получилось скрыть свои чувства. - Разумеется, чертовски занятно наблюдать за вами двоими, но одного дня, преисполненного тоскливых взглядов и вздохов, вполне достаточно. К ночи мы покончим с этой нелепой историей, которой я и без того занимаюсь в ущерб куда более важным делам. Признаю, что ты уязвила меня своей изменой, Годэ, и куда сильнее, чем я мог предполагать, иначе я давно бы разрешил наш с ним спор.

Заметив, что лицо мое исказилось, Ремо сжал мою руку и жестким тоном, отрезвляющим не хуже оплеухи, произнес:

- Исполняй свою роль как положено, дорогая моя жена, если хочешь расстаться со мной по-доброму. Даже если ты выполнишь мои указания, решение отпустить тебя будет продиктовано лишь моей доброй волей. Если же ты нарушишь мои планы, то и тени надежды у тебя не останется.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как попытаться придать лицу выражение спокойствия. Уж не знаю, хорошо ли у меня получалось, но больше Ремо ничего говорить мне не стал. И в самом деле, мы слишком долго перешептывались, позабыв о гостях, которые с трудом скрывали недоумение от такого поведения новобрачных. Впрочем, судя по особому выражению женских лиц, многие сочли это признаком крайне близких и теплых отношений между супругами. То, как скандально была совершена наша помолвка, подтверждало догадки гостей и заставляло их лукаво поглядывать на Ремо, от которого никто не ожидал подобной страстности и подверженности чувствам.

Зазвучали поздравления, облекая эту мысль в разные слова. Ремо принимал их с благосклонностью, остроумно отвечал на них и очаровательно улыбался, демонстрируя, что сегодняшний день стал едва ли не счастливейшим в его жизни. Не забывал он и время от времени упоминать свой отъезд, который вскоре стал предметом для бесконечных шуток - в самом деле, не забавен ли бедняга-муж, вынужденный покинуть жену в первую брачную ночь?.. Я лишь бледно улыбалась, торопливо отпивая вино, когда мне казалось, что вот-вот не смогу сдержать рыдание. Стоило мне только посмотреть на Вико, как остатки рассудка меня покидали - нас словно затягивало в водоворот тьмы, где не было ничего, кроме осознания, что нам не спасти друг друга. "Неужели это тоже любовь? - спрашивала я сама у себя. - Неужели она бывает такая горькая и темная?".

Если бы мне предстояло сейчас честно и твердо ответить, люблю ли я Вико, то вряд ли у меня бы получилось. Я точно знала лишь одно - мне невыносимо больно из-за того, что он погибнет по моей вине. Но было ли в моем сердце что-то другое?.. В тот момент, когда он требовал у меня ответа на вопрос о чувствах, которые я испытываю к нему, в моей голове звучал беспощадный голос: "Ты могла бы быть с ним счастлива, повстречайся вы при других обстоятельствах и имей другое прошлое. Но в этой жизни вам суждено испытывать только тоску от осознания этой истины". Тогда мне просто хотелось утешить его, точно слова его о безнадежной любви относились не ко мне, а к другой женщине, которую я даже не знала. Но сейчас, когда я при каждом взгляде на Вико испытывала боль и нежность, сожаление и желание прикоснуться хоть на мгновение к его усталому лицу... Возможно, я и впрямь полюбила его?..

- Пожалуй, пришло время воодушевить нашего несчастного влюбленного, - тихий голос Ремо прервал мои тягостные размышления. - Сделай все, как следует, дорогая.

- И как мне надобно поступить? - зло огрызнулась я. - Объявить во всеуслышание, что я приглашаю понтифика встретиться со мной вечером в уединенном месте?

- Побереги свои прекрасные зубки и не показывай их лишний раз, - с недоброй улыбкой посоветовал мне Ремо. - Конечно же, мы поступим по-другому. Брана уже собираются откланяться, Рагирро поперек горла все здесь происходящее, он уже который раз порывается покинуть наш веселый праздник. Как только он объявит, что его семейство вынуждено попрощаться со столь гостеприимным домом, я скажу, что моя богобоязненная жена скромно просит понтифика благословить ее, раз уж он оказал честь своим визитом. Ты подойдешь к Вико, поцелуешь ему руку и встанешь на колени - пусть прочие гадают, что за голоса надоумили на подобное. Тебе же надо незаметно передать Вико записку и сопроводить ее выразительным взглядом.

- Но я не писала никакой записки...

- Конечно, не писала. Ее написал я. Он ведь не знает твоего почерка, в твоих вещах не нашли ничего, указывающего на то, что вы состояли в переписке.

- И что там написано? - голос мой дрогнул.

- О, там содержится трогательнейшая мольба встретиться с тобой в Эдан-Бри, ты должна помнить это живописное место, - хмыкнул Ремо. - Остальное уж не твоя забота. Я отдам тебе ее, когда ты встанешь из-за стола, и упаси тебя господь попытаться незаметно выбросить ее по дороге, равно как и подать Вико какой-либо знак. Если я заподозрю хоть что-то неладное, тебе несдобровать.

После этого снова наступил черед обмена любезностями с очередным гостем, произносящим многословный тост, я же беспомощно смотрела на тарелку, стоящую передо мной. Мне так и не удалось съесть ни кусочка еды, от вида которой на меня накатывала дурнота. Однако вилка, лежащая рядом с тарелкой, вдруг вызвала в памяти неясное воспоминание, беспокоящее мой ум. Я невольно посмотрела на свою руку в красной перчатке и поняла, что же за смутный образ возник в моей голове - то был случай за столом в доме Эттани, когда я намеренно ткнула себе вилкой в палец, чтобы сбежать из-под взгляда Ремо. "На красном кровь не будет видна, - прозвучал в моих ушах ясный голос, - а записка испачкается, и Вико поймет, что дело неладно".

Я как можно непринужденнее провела рукой по волосам, точно поправляя выбившуюся из прически прядь, и незаметно вытащила острую шпильку. Продолжая улыбаться гостям, я опустила руки под стол и проткнула шпилькой ладонь левой руки несколько раз. Было больно, но я знала точно, что не выдала себя и улыбка моя не дрогнула. Шпильку я бросила себе под ноги.

Между тем, Рагирро Брана и в самом деле решил, что уделил достаточно времени свадьбе господина Альмасио, чтобы речи об обострившейся вражде семейств не зазвучали слишком громко. Он с достоинством подал знак, что желает сказать следующий тост, и когда все внимание обратилось к нему, произнес короткую речь, в которой желал нашему союзу долгих лет счастливой жизни. Закончил же он ее словами: "...Увы, срочные дела в городе требуют моего немедленного присутствия. Раз уж господин Альмасио и сам не сумел избежать необходимости покинуть дом в столь неурочное для этого время, что уж говорить о прочих. Надеюсь, это не станет причиной для обиды, ведь жизнь и без того преисполнена поводов для разногласий".

Конечно, тост этот был оскорбителен, но никто не ждал другого от господина Рагирро, каждое движение которого выражало неприязнь к хозяину дома. Ремо выслушал эти слова, не моргнув глазом, и поблагодарил Брана в чуть более теплых выражениях.

- Надеюсь, ваша семья не откажет мне в последней милости перед своим уходом, - тут голос его стал сладчайшим. - Тем более что просьба эта, хоть и исходит из моих уст, на самом деле является пожеланием моей дорогой жены. Вы, должно быть, знаете, что она известна своей набожностью и приверженностью святой вере. Для нее стало огромной честью то, что сам понтифик удостоил нашу свадьбу своим визитом, и она несколько раз уже сказала мне, что не желала бы ничего столь сильно, как получить благословение из его рук.

Рагирро с некоторым недоумением выслушал обращение господина Ремо и, перемолвившись парой слов с Рино, сделал неопределенный жест, показывающий, что он хоть и удивлен, но не видит повода для отказа. Брана вышли из-за стола, Ремо подал мне руку, помогая подняться, и указал с улыбкой мне в сторону Вико, едва скрывающего сильное волнение. Другой рукой он незаметно передал мне записку, свернутую в трубочку и я сжала ее в кулаке, чувствуя, как пропитавшаяся кровью ткань перчатки стала плотнее, из-за чего пальцы гнулись с некоторым усилием. Ремо ничего не заметил, перчатка и в самом деле лишь самую малость потемнела.

Едва переставляя ноги, я двинулась в сторону Брана, ожидающих меня посреди зала. Каждый шаг давался мне с огромным трудом, и дело было отнюдь не в том, что я несколько часов кряду неподвижно просидела за столом. Два взгляда жгли меня, точно угли. В выражении глаз Ремо смешались ненависть, торжество и дикая ревность, с приступами которой он тщетно пытался бороться - в этом я не могла ошибиться. Вико смотрел на меня растерянно, отчаянно, но я видела, как мысль о том, что сейчас он сможет дотронуться до моей руки, пусть даже на секунду, заставляет его забыть обо всем. Гости умолкли, наблюдая за этой странной и неожиданной сценой, и мне казалось, что они не могут не чувствовать, что между нами троими бушуют вихри бешеных, остервенелых, безнадежных и нежных чувств. Мы все - и даже Ремо - были пропащими людьми, словно отмеченными незримым клеймом, предвещающим, что нас рассудит только смерть.

Я подошла к Брана, медленно встала на колени и поцеловала руку Вико, которую он мне слегка неуверенно протянул. Пальцы его дрогнули, а когда он почувствовал, что я передаю ему записку, зрачки его глаз, в которые я смотрела неотрывно, расширились от волнения. Я негромко, но четко произнесла, отпустив его руку:

- Благословите мой брак как наместник бога на земле, Ваше Святейшество, и пожелайте нам с супругом жить в любви и счастье.

- Благословляю, - хрипло ответил Вико. Это далось ему с таким усилием, что даже лоб его покрылся испариной, лицо же, и без того изможденное, стало и вовсе серым. Пожелать любви нашему союзу с господином Альмасио он не смог себя заставить. Рагирро Брана, за которым я следила краем глаза, стоял почти рядом с сыном и, конечно же, заметил странность происходящего. От его тяжелого испытующего взгляда мне стало не по себе.

Напоследок я снова посмотрела в лицо Вико, пытаясь запомнить каждую его черту, ведь, скорее всего, нам больше не суждено было встретиться. Нет, он не был так хорош собой, как Ремо, но для меня это не имело значения - от воспоминаний, как выглядели эти бледные пересохшие губы, когда их трогала улыбка, мне становилось одновременно горько и сладко. Иногда я ощущала вспышки ненависти - он не спас меня и даже не попытался! - но, одновременно с этим, мысленно умоляла его не откликаться на записку и выбросить ее, не читая. Последний миг, когда мы стояли друг напротив друга, был и бесконечен, и мимолетен; и мучителен, и прекрасен, но, увы, я, как и Вико, знала, что нам нельзя ни на секунду замешкаться, чтобы не выдать себя перед прочими гостями. Я, поклонившись понтифику, вернулась на полагающееся мне место подле своего мужа. Рагирро Брана вместе с сыновьями удалился быстрым порывистым шагом. Я была почти уверена, что ему чертовски не понравилось произошедшее, и об истинной сути его он догадался, хоть и в общих чертах.

Ремо что-то сказал мне, но его слова доносились до меня словно издалека. Я поняла, что он остался доволен мной, но никакого облегчения не испытала. Боль немного притуплялась лишь тогда, когда я представляла пятна крови на записке. Теперь тяжкий груз предательства стал самую малость полегче. Я не смогла решиться предупредить Вико открыто, но подала ему знак, и оставалось лишь надеяться, что он сможет верно его истолковать.