Из-за объявленного отъезда господина Альмасио свадебное пиршество закончилось рано. Впрочем, свадьба эта выглядела настолько странно, что подобное ее завершение особо никого не удивило, став лишь очередным звеном в цепи нелепостей. Иллирия все еще не могла прийти в себя после нашей неожиданной помолвки, на которой губы мои пылали от недавнего поцелуя, и стыдливые иллирийские дамы с усилием отводили взгляд от этого явного знака страстной любви Ремо ко мне. Все отнеслись к поспешной свадьбе, как к причуде зрелого мужчины, внезапно павшего жертвой пылкой влюбленности и теперь посмеивались при мысли о том, как раздосадован новоиспеченный муж, которому необходимо покинуть столь любимую им жену сразу после свадьбы. Когда пришло время прощаться, почти каждый гость напоследок одарил господина Альмасио многозначительной и понимающей улыбкой.

Я испытывала столь сильную усталость, что даже не смогла подняться сама из-за стола. Если в провинции на свадьбах невесте разрешалось даже танцевать с женихом, то у иллирийской знати танцы почитались развлечением греховным, и уже несколько лет те семьи, что ратовали за возвращение к истинной вере, отказывались проводить танцевальные вечера в своих домах. Разумеется, меньше всего на свете меня сейчас заботило то, как скучны стали свадебные торжества из-за подобного предубеждения, но ноги и руки мои сильно затекли, и я невольно сожалела, что не имела никакого повода их размять.

Дом быстро опустел, лишь слуги тихо и быстро сновали, унося блюда и столовые приборы. Что-то странное было в том, как быстро сменилась обстановка - казалось, гости сбежали, почуяв что-то недоброе. Господин Ремо провел меня в гостиную, поддерживая под локоть. Я шла осторожно, ступая точно по тонкому льду, ведь ноги мне почти не повиновались. За нами, отстав на пару шагов, следовал Орсо. Я не видела его вблизи с тех самых пор, как Ремо отхлестал сына плеткой, и лишь после ухода гостей мы оказались вновь лицом к лицу. В храме я была настолько растеряна и испугана, что мне и в голову не пришло высматривать его среди присутствующих. Когда наступило время пиршества, Орсо сидел по правую руку от Ремо, и я избегала смотреть в ту сторону, ведь своего пасынка я боялась еще больше, чем мужа. За весь день я не услышала от него ни слова, он даже не поздравил отца со свадьбой вопреки обычаям, требовавшим, чтобы все ближайшие родственники произнесли речь с кубком в руке.

...При свете свечей красивое лицо Орсо выглядело старше своих лет, светлые волосы казались почти седыми. Войдя в гостиную, я тут же невольно перевела взгляд на портрет первой госпожи Альмасио - светловолосой красавицы, единственным недостатком которой можно было счесть чуть удлиненные очертания носа, и подумала, что старший сын Ремо пошел в мать, любовь к которой пронес сквозь годы, прошедшие со времени ее смерти. Но если прежних жен своего отца он ненавидел за то, что они пытались занять место его матери, то я совершила в его глазах преступление куда более серьезное - отняла у него отца. Уж не знаю, о чем думал Ремо, когда избил его на моих глазах, но я была уверена, что этого унижения Орсо не простит мне никогда, ведь после случившегося он лишь уверился в том, что я управляю волей господина Альмасио.

Мне мало было известно об отношениях Ремо с сыном, но не столь сложными они являлись, чтобы ошибиться в их толковании. Орсо боготворил отца - волевого, сильного человека, и одним из проявлений этой силы считал жестокость к женщинам. Любая женщина, согласно представлениям Орсо, хотела опутать мужской разум сетями обмана и подчинить себе, чтобы использовать в собственных низких интересах. То, как Ремо обходился со своими женами, казалось его сыну признаком проницательности ума и силы духа, сочетание которых позволяло Ремо видеть женщин насквозь и не поддаваться их уловкам. Ну а мучения, которым подвергались несчастные, являлись, конечно же, справедливым наказанием за врожденную двуличность. То, что Орсо иногда принимал участие в диких развлечениях Ремо, было для него знаком того, что отец считает его почти равным себе, и уж точно ставит выше, чем своих женщин.

Ремо же, в свою очередь, не видел в пороках сына ничего такого, что мешало бы тому выполнять указания, что было в его глазах важнейшей характеристикой отношений отца и сына. Он не заметил, как в Орсо крепла ревность, подкрепленная неистовой болезненной любовью к умершей матери. Каждая жена господина Альмасио в глазах своего пасынка становилась соперницей, и лишь ее низведение до жалкого состояния успокаивало Орсо. Со мной же Ремо повел себя иначе, что не могло не вызвать тревогу у его сына. Ревность и ненависть разгорелись в нем столь сильно, что затмили любовь к отцу. Впервые господин Альмасио осознал, что Орсо способен ослушаться его, да еще и попытаться обмануть, но не нашел другого выхода, кроме как жестоко наказать его за это. "Вы совершили страшную ошибку, господин Ремо, - думала я, прислушиваясь к почти бесшумным шагам за своей спиной. - Наверное, вам так претила необходимость действовать во время своих интриг ласково и обходительно с прочими их участниками, что с сыном вы решили не церемониться, и прогадали. Он этого вам не забудет, ну а мне - и подавно".

Усталость притупила мою осторожность, и я совсем забыла о том, что мне следует скрывать пуще всего. Не дойдя до кресла всего пару шагов, я споткнулась и едва не упала. Ремо от неожиданности отпустил меня, но затем, помогая подняться, взял меня за обе руки, и вдруг выражение его лица переменилось. Глаза его сузились и посветлели от приступа ярости. Одним движением он сдернул с моей левой руки перчатку и, болезненно выкрутив мне кисть, внимательно осмотрел ладонь, испачканную побуревшей засохшей кровью.

- Что это, Годэ? - спросил он тихим свистящим, точно шипение змеи, голосом.

- Я случайно поранилась за столом, - ответила я, стараясь не отводить взгляда.

Воцарилось молчание, от которого у меня зазвенело в ушах. Ремо продолжал держать меня за руку, и я, несмотря на то, что это причиняло мне боль, не пыталась освободиться. Тишину нарушило негромкое хмыканье - то был Орсо, подошедший совсем близко.

- Я говорил вам, отец, что эта тварь вас предаст при первой же возможности. Вы совершенно зря сохранили ей жизнь, - сказал он. - Теперь вы не сомневаетесь в том, как следует поступить с ней?..

Ремо метнул на него бешеный взгляд, но промолчал. Лицо Орсо вспыхнуло, и он заговорил чуть торопливее, поддаваясь захлестывающим его эмоциям.

- Два предательства, отец! Неужели вы простите ей это? Я не верю своим глазам и ушам! Я не желаю верить в то, что вы снова поддаетесь ее черному колдовству. Как ты это делаешь, дьявольское отродье? - он обратился ко мне, уже не пытаясь скрывать свою ненависть. - Тебя мало просто убить - твое сердце нужно сжечь, ведь только так можно уничтожить ведьму! Отец, из-за нее вы отдалились от меня, подняли на меня руку, и что теперь? Она все так же предпочла вам грязного Викензо Брана, потому что подобное притягивается к подобному, и ее влечет только мерзость и скверна. Наверняка они вместе участвовали в бесовских шабашах! Я давно подозревал, что ублюдок занимается черной магией и поклоняется дьяволу, и именно это ночами происходит в стенах Мальтеранского дворца, навлекая проклятие на весь город...

- Ты предупредила Вико? - спросил Ремо у меня, точно не услышав пылкую речь своего сына.

Я упрямо молчала, глядя на него исподлобья.

- Зачем, зачем вы ее спрашиваете? - выкрикнул Орсо, всплеснув руками. - Она солжет! Она будет продолжать лгать, даже когда приставит кинжал к вашей шее. И будет лгать, если кинжал приставите к ее шее вы!.. Когда вы забросили все свои дела ради этой нелепой мести, то уже проиграли, именно на это она и рассчитывала! Во время, которое нужно все до остатка посвятить борьбе с Брана, вы устраиваете свадьбу и забываете о судьбе города ради нескольких минут торжества над ничтожным соперником... Избавьтесь от этой твари, отец, возвращайтесь к делам, и через несколько месяцев труп Викензо Брана будут глодать бродячие псы, а тиара увенчает мою голову. Это ли не достойная месть?..

- Ты предупредила Вико?! - впервые я увидела, как господин Альмасио теряет над собой контроль. Его голос походил на рычание, а глаза стали серебряными, как у его сына, но я все так же хранила молчание.

- Проклятая идиотка, что ты наделала? - вдруг произнес он почти обычным своим голосом и отпустил мою руку. - Убить тебя и в самом деле будет самым разумным решением.

Я бросила взгляд на Орсо, в чьих глазах вспыхнула радость, но не успела даже подумать, что мне пришел конец, как Ремо с усталым вздохом упал в кресло и запустил пальцы в свои волосы, точно мысли, которые роились в его голове, причиняли ему физическую боль.

- Орсо, - вдруг обратился он к сыну голосом, от которого лицо того окаменело. - Я услышал достаточно, чтобы понять: я поторопился, когда решил, что ты станешь понтификом Иллирии. Хорошо, что это произошло сегодня. Если сейчас ты позволяешь себе усомниться в моих указаниях и оспаривать мои решения, то что будет потом?.. Честолюбие затуманило мой рассудок, когда я решил, что дам своему сыну тиару, как это сделал Брана. Рагирро ошибся, и я чуть не повторил его ошибку. Его сын оказался малодушной бестолочью, мой же сын, напротив, храбр и целеустремлен настолько, что не ставит меня ни во что. Мне, как и старому Рагирро, опереться на понтифика не удастся. Это почти погубило Брана, погубит и Альмасио.

Орсо стоял, словно громом пораженный, и только побелевшие костяшки пальцев выдавали, с каким трудом ему удалось молча выслушать речь отца.

- Еще есть время, - задумчиво продолжал тот. - Понтификом станет более зрелый человек, умеющий выполнять приказы. Я поразмыслю, кто из верных нам кардиналов достоин этой чести. Возможно, через несколько лет, когда ты, Орсо, станешь осмотрительнее и мудрее, тиара увенчает твою голову, ведь я знаю, что нет души, более жаждущей ее, нежели твоя. Но ты слишком молод, слишком пылок, и отчасти моя вина в том, что тебе предназначалась слишком тяжелая ноша.

После этого последовала значительная пауза, во время которой я не решалась даже глубоко дышать. Ремо был в бешенстве, и чем тише и спокойнее звучал его голос, тем страшнее мне становилось. Но взгляд его, тяжелый и парализующий, обратился не на меня, а на Орсо.

- И пусть даже тень недовольства не проступит на твоем лице, сын, - почти шепотом сказал он. - Я надолго запомню твои слова. Никому другому я не простил бы такой дерзости.

И Орсо не сумел сдержаться:

- А ей? - голос его звенел, несмотря на то, что был едва слышен.

- Если сегодня Вико не приедет к Эдан-Бри, ее тело останется лежать там, клянусь, - глаза Ремо теперь смотрели на меня. - Этой окровавленной рукой ты подала ему знак, Годэ? Перед тем, как убить тебя, я отрублю ее. Никто и никогда не смел предавать меня дважды. Повтори еще раз, что ты случайно повредила ладонь, ну же!

Я как можно спокойнее произнесла:

- Да, это так. Руку я поранила уже после того, как Брана ушли.

- Ну что же, - Ремо приподнял брови, показывая, что он принимает этот ответ, хоть и не доверяет ему. - Я сделаю вид, что поверил тебе, и буду сегодня ночью ждать встречи с Брана. Если она состоится, то наш с тобой договор останется в силе, обещаю.

Свидание в Эдан-Бри было назначено почти в полночь. Ночь не выдалась столь уж ненастной, как это часто случалось в начале зимы, но все равно была темной и промозглой. Сама бы я ни за что не нашла дорогу, петляющую меж прибрежных холмов и уж точно сломала бы шею, свалившись с лошади, но я была не одна. Помимо господина Ремо, меня сопровождал небольшой отряд всадников, немногословных и привычно скрывающих свои лица воротниками плащей. Почти у каждого знатного господина в Иллирии имелись доверенные люди, которые помогали решать ему щекотливые вопросы. Ремо Альмасио не был исключением, богатство помогало ему щедро вознаграждать людей за оказанные ими услуги, и недостатка в наемниках он не испытывал.

У моря было чуть светлее, угадывались очертания песчаного берега. Волны казались темными, как густые чернила. Наемники Ремо затаились между деревьями неподалеку, фырканье лошадей заглушалось шумом прибоя. Ремо приказал мне поставить фонарь, который я держала в руках, на землю.

- Если он все же придет, то ждать до назначенного мной времени осталось недолго, - сказал он. - Вико не станет опаздывать, если поверил записке. Я не стану ждать утра, чтобы убедиться в твоем обмане.

И он отступил в темноту. Я стояла в крошечном круге света, падающего от фонаря, и знала, что видна как на ладони. Перед поездкой Ремо разрешил мне переодеться, и холод донимал меня не столь уж сильно благодаря теплому зимнему платью и шерстяному плащу, но я всё равно тряслась, словно в лихорадке. Минута шла за минутой, или час за часом - не понять. "Вико не придет, - думала я. - Он не мог не понять, что его хотят заманить в ловушку. Один раз он честно сказал, что не может помочь мне, и я дала ему знать, что он прав. С тех пор ничего не изменилось - он все так же повинуется своему отцу, я все так же принадлежу господину Альмасио. Даже Ремо признал, что у Вико не было другого выхода, кроме как убить меня, чтобы я не досталась другому. Я видела Рагирро Брана - он не пощадит даже родного сына, если посчитает, что тот подвел его. Еще один благородный иллириец, не прощающий предательства и ценящий лишь покорность... Нет, у Вико нет никаких причин сюда приходить, никаких...".

Трижды прокричала ночная птица, и ее пронзительный голос был слышен даже сквозь непрестанный глухой рокот моря. В просветах между тучами виднелось зимнее небо, усыпанное яркими звездами. Неровная кайма туч мерцала, пропуская яркий лунный свет. Погода менялась. Должно быть, завтра с утра Иллирию ожидал ясный погожий день, который мне не суждено встретить живой.

Когда луна вышла из-за туч, я увидела, что Ремо стоит совсем рядом со мной, в нескольких шагах. Он был один - видимо, для разбирательств между мужем и женой наемники не требовались.

- Он не пришел, Годэ. Тебе удалось, не так ли? - произнес он, растягивая слова, точно думая при этом о чем-то постороннем.

- Если он и заслужил смерти, - ответила я, уже поняв, что на этот раз Ремо надо мной не сжалится, - то не из-за меня. Не стоило вам делать меня орудием своей мести, я не гожусь для этого.

Ремо покачал головой и шагнул ко мне.

- Удивительно, но не было в моей жизни еще женщины, которой я настолько бы хотел сохранить жизнь, и не было у меня женщины, которая настолько бы заслуживала смерти от моей руки.

Я уже видела эту улыбку, похожую на оскал хищника. Так улыбался Орсо, но Ремо доселе еще не демонстрировал мне эту часть своей натуры - еще более темную, чем его обычная холодная жестокость.

- Что стоило тебе просто подчиниться моему приказу?.. Что стоило тебе заслужить мое прощение? Я мало кого прощал, но тебя бы простил, Годэ. Может, Орсо и прав - я никогда не был столь мягок ни к своим женам, ни к своим врагам, а ты одновременно и то, и другое. Я, в глубине души соглашаясь с его обвинениями, говорил себе, что заслужил одну небольшую причуду, одну блажь, пусть даже неразумную. Но я все же не безумец, чтобы и дальше закрывать глаза на то, что каждую минуту, каждую секунду ты будешь готова предать меня.

- Вы бы убили меня рано или поздно, - я не могла смотреть ему в глаза, и голос мой дрожал, но я заставила себя произнести то, что всегда хотела. - Какой преданности вы от меня ожидали? Обреченный человек хватается за соломинку и думает лишь о том, чтобы спастись. Мне не за что просить прощения у вас.

- Сегодня ты не спасла себя, хотя могла, не пытайся лгать мне, Годэ. Жизнь Вико показалась тебе ценнее своей, и вот этого я простить тебе точно не смогу. Как могла ты полюбить его, как могла предпочесть мне такое ничтожество?.. Один раз это могло быть ошибкой, совершенной из-за страха за свою жизнь, лишившего тебя способности разумно рассуждать. Я понял это и не дал Гако Эттани удавить тебя, хотя видит бог, как хотелось мне самому затянуть тогда петлю на твоей шее. Но сейчас... Вини в происходящем только себя, дорогая жена. Я поклялся, что убью тебя, если Вико не придет, и выполню обещанное. Никто не упрекнет меня в том, что я не держу свое слово. Что я говорил тогда?.. Сперва я отрублю тебе ту самую руку, из-за которой Вико сейчас жив...

И его сильные пальцы сомкнулись на моем запястье. Я закричала, зажмурившись от страха, но даже сквозь собственный истошный крик я услышала, как с металлическим шелестом из ножен выходит тяжелая шпага.

- Отпусти ее, Ремо. Я здесь, как ты и хотел, - раздался вдруг голос, который я сразу узнала.

Вико был один. Он сменил тогу на обычную для не самых богатых иллирийцев одежду, и это сразу же напомнило мне наши тайные встречи. Тогда ничего в нем не напоминало ни о принадлежности к сильнейшей семье Иллирии, ни о высочайшем звании понтифика - просто молодой мужчина, вся привлекательность которого заключалась в неожиданно искренней улыбке, в редких случаях сменяющей обычную саркастичную гримасу. Но сейчас видно было, что Вико давно уж отвык улыбаться. Между его темными бровями залегла глубокая ранняя морщина, глаза и раньше были запавшими от бессонных ночей, но теперь по векам словно мазнули сажей - черные круги виднелись даже в лунном свете.

Пальцы Ремо разжались, и я смогла освободиться, но не сделала ни шагу в сторону. Ремо и Вико стояли напротив друг друга, тоже словно окаменев. Первым молчание нарушил господин Альмасио.

- Какое внезапное благородство! - процедил он. - Но, увы, я не верю в то, что люди твоего сорта способны на благородные поступки. Если ты надеешься, что со мной можно договориться, то ты ошибся, Брана. Здесь место тихое и безлюдное, и меня не сдерживает опасение развязать войну, к которой наши семьи не готовы. Никто не узнает, от чьей руки ты принял смерть.

Вико тяжело вздохнул.

- Далась же вам эта вражда из-за тиары, - произнес он устало. - Даже сейчас, когда истинная причина твоей ненависти ко мне стоит между нами, ты переводишь разговор на политику, о тонкостях которой я чертовски устал слушать. Я стою здесь лишь потому, что знал - ты не пощадишь Годэ, если я не появлюсь.

- И ты надеялся ее спасти? - насмешливо бросил Ремо. - По тебе не скажешь, что ты рвешься в бой, сопляк.

Вико развел руками.

- Даже если бы ты решил вызвать меня на честный поединок, Ремо, то я бы не выстоял. Слава о твоем искусстве фехтовальщика все еще ходит по Иллирии. Не буду скрывать, что силы наши неравны. Устраивать комичную сцену, лишь бы только не прослыть накануне своей смерти трусом, мне не хочется. Я бы мог привести из Мальтерана десяток парней, которым нечего терять, и они бы устроили славную бойню в том лесочке, где сейчас замерли в ожидании твои головорезы, но что дальше?.. Спору нет, я с удовольствием плюнул бы на твой труп, Ремо, но меня волнует не твоя судьба и не мои желания, а будущее Годэ. Что будет делать она, оставшись на этом пустынном берегу среди покойников? Если же я приведу ее в Мальтеран, то распишусь в том, что я убил господина Альмасио, окончательно потеряв разум, и покажу всему городу, что Брана перешли границу дозволенного. Не пройдет и суток, как наши с ней тела очутятся в ближайшей канаве...

Я первой угадала, к чему он клонит, и воскликнула: "Вико, нет!". Взгляд Ремо Альмасио оставался недоверчиво-удивленным.

- То есть, ты, шакалье отродье, пытаешься изобразить, будто из любви к моей жене готов пожертвовать своей жизнью? - с презрением спросил он.

- Я же верно угадал, что ты дал слово отпустить ее на свободу, если она поспособствует моей смерти? - ответил Вико вопросом на вопрос. - Ну, так делай, что задумал, и...

- Нет, Вико! Я не хочу так! - снова попыталась я вмешаться и даже шагнула к нему, забыв о страхе перед Ремо. - Зачем ты пришел?!

- А ты все еще думаешь, Годэ, что я настолько плох? - неожиданно зло отозвался Вико. - Что только тебе доступно чувство сожаления о загубленной тобой жизни? Ты, должно быть, не поверишь, если я расскажу, каково мне пришлось все эти недели, когда я думал, что эта старая похотливая скотина убила тебя, а моих сил достало лишь на трогательное прощание. Да, тогда я думал, что смирился, что сумею вовремя повторять себе - "Другого выхода не было" и жить, как и прежде. Но я ошибся. И судьба словно подарила мне шанс все исправить, когда я увидел, что ты жива. Я его не упущу, тем более что ровным счетом ничего ценного в моей жизни нет.

- Но я...

- Но ты не любишь меня, Годэ, я это знаю. Что угодно говори - тебе меня жаль, ты благодарна мне за подобие дружбы, которое нас связывало, но только не вспоминай о любви. У меня было время подумать. Единственное, что ты любишь - это свобода, которой у тебя никогда не было, и счастливой тебя сделает только она.

Еще немного, и я совсем бы забыла о Ремо, который безмолвно слушал речь Вико. Но он напомнил о себе, захохотав.

- Ты жалок, Брана, - сказал он, отсмеявшись. - Я убью тебя с чувством легкой брезгливости.

- Да мне плевать на твои чувства, Ремо, - Вико криво улыбнулся. - Но слово свое ты сдержишь, я знаю. Хоть тебе и очень не хочется ее отпускать, верно?

Этого панибратского тона Ремо стерпеть не смог. Он бросился к Вико, издав глухой яростный крик, напоминавший рычание зверя. Я тоже закричала и, не помня себя, метнулась ему наперерез, понимая, что смысла в этом никакого нет. Вико, с досадой коротко выругавшись, подался навстречу и оттолкнул меня в сторону, поднырнув под руку господина Альмасио. Я покатилась кубарем по песку. Вынужденное перемещение ненадолго спасло Вико - удар Ремо пришелся вскользь, вспоров рукав куртки.

- Черт бы тебя побрал, Годэ! - рявкнул Вико. - Не мешай мне!

От падения у меня сбилось дыхание, я довольно сильно ударилась головой, но, несмотря на головокружение, попыталась тут же вскочить на ноги, краем глаза увидев, как Ремо снова замахивается и лезвие его шпаги, сверкнув, отразило свет затухающего фонаря. Один раз я, привстав, тут же повалилась обратно, а вот вторая попытка неожиданно увенчалась успехом. Я не успела удивиться тому, что, мне словно помог кто-то подняться, как к шее моей прикоснулся холодный металл.

- Господин Альмасио, вам лучше опустить оружие, - раздался вдруг низкий хриплый голос. Из тени деревьев выступил Рагирро Брана, в котором сейчас я не видела такого уж сильного внешнего сходства с Вико. Грубоватые его черты я бы не посчитала более признаком простоты нрава - в свете луны он походил на тех каменных чудовищ, что украшали самые старые дома Иллирии. Тут же я услышала вскрики и лязг оружия, доносящиеся оттуда, где выжидали своего часа наемники Ремо. Впрочем, это не было похоже на звуки боя. Скорее всего, люди Брана просто окружили их и принуждали сдаться. Меж деревьями замелькали, приближаясь, огоньки - вскоре нас окружало более десятка человек, у некоторых из них в руках были факелы. Я не видела того, кто держал кинжал у моей шеи, но теряться в догадках долго не пришлось.

- Мне непросто разобраться в ваших странных отношениях с супругой, - произнес Рагирро, - но, сдается мне, если Раг перережет ей горло, вас это все равно огорчит. А он это сделает, если вы попытаетесь причинить вред моему полоумному сыну.

Господин Альмасио замер, но спустя пару секунд покорился. Вико, согнувшийся в ожидании удара, медленно расправил плечи, но не двинулся с места. Я готова была поклясться, что он искренне сожалеет, что Ремо не успел убить его.

- Я бы не поверил в это, если бы не видел своими глазами, - продолжил Рагирро, словно убедившись, что кроме него никто не желает высказаться. - В который раз меня неприятно удивил мой сын, за каким-то чертом отправившийся на свидание с госпожой Альмасио, точно не понимая, чем оборачиваются встречи с чужими женами в безлюдных местах. Я позволял тебе многое, щенок, надеясь, что со временем ты поумнеешь, но вижу, что ошибался, как это свойственно слишком добрым отцам. Однако вы, господин Альмасио, и вовсе меня поразили. Когда подобные ловушки устраивают юные недоумки, чья кровь бурлит настолько, что заглушает голос их скромного разума, или же старики, сходящие с ума от ревности и не имеющие других занятий, кроме как выслеживать собственных жен, я не вижу в этом ничего странного. Но вы всегда казались мне человеком разумным и хладнокровным, видящим дальше своего носа. Убить Брана исподтишка - это очень неудачная идея, господин Альмасио. С нами можно воевать открыто, к чему вы и готовитесь последние несколько лет, насколько мне известно. Но ударить со спины, впутав моего сына в позорный спор из-за юбки... Теперь я всерьез раздумываю, не стоит ли мне порешить вас прямо сейчас, отбросив всякие соображения о разумности такого поступка.

- Ваш сын, господин Брана, давно уж завел шашни с моей невестой, прекрасно зная, что такое оскорбление смывается только кровью, - Ремо вскинул голову, и глаза его сверкнули. - Уж не думали ли вы, что я прощу ему подобное? Не я первый начал это.

- Это правда, Вико? - Рагирро перевел взгляд на сына. Тот промолчал, но опустил взгляд, признавая правдивость слов господина Альмасио.

- Что ж, ты никогда не думал об интересах своей семьи, - тон Рагирро был презрителен. - Я знал, что рано или поздно ты навлечешь на Брана несчастья, которым даже мне будет сложно противостоять. Нужно было держать тебя в ежовых рукавицах, но я понадеялся, что у тебя все же хватит мозгов ограничиваться мелкими проступками, мысленно вознося хвалу богу, что я закрываю на них глаза...

- Прикажите Рагу отпустить мою жену, - лицо Ремо было хмурым, но не испуганным.

- Отпустить женщину, заманившую моего сына в ловушку? - в тоне Рагирро слышалось удивление. - Я признаю, что вы имели право мстить Викензо. В самом деле, любой благородный человек не стерпел бы подобного, и поэтому я до сих пор не отдал приказ убить вас. Но женщину, намеревавшуюся погубить моего сына, я не прощу. Низкое подлое существо. Почему она все еще жива, господин Альмасио? Если она изменяла вам, то заслужила смерти, не так ли? Раг просто сделает то, что должны были сделать вы.

- Нет, отец!..- в первый раз я услышала, как Вико подал голос в присутствии Рагирро. Должно быть, он впервые посмел возразить ему. Даже когда он говорил, что согласен умереть от руки Ремо, в лице его не было столько отчаянной решимости. Отца он боялся больше смерти.

- Молчи! - окрик Рагирро Брана был настолько резким, что я дернулась, забыв о том, что к моему горлу приставлен острый клинок и почувствовала, как по моей шее побежала тонкая горячая струйка крови. - После случившегося я не желаю слышать от тебя ни слова. Моли бога, чтобы мне удалось сдержать мой гнев, когда мы вернемся домой.

- Я сам разберусь, как мне поступить с моей женой, - голос Ремо тоже изменился, и я поняла, что и в самом деле единственным человеком, способным на равных противостоять господину Брана в этом городе, был мой муж.

Некоторое время Рагирро молчал, затем подал знак, и я почувствовала, что меня больше никто не удерживает. Растерявшись, я стояла на месте, не зная, куда мне идти, и переводила взгляд с Ремо на Вико, словно надеясь, что у меня еще остался выбор. Затем, чувствуя уже знакомую тоску, покорно направилась к своему мужу, склонив голову. Оглядываться я боялась, и, даже остановившись рядом с Ремо, продолжала смотреть в землю, не желая встречаться взглядом ни с человеком, только что собиравшимся перерезать мне горло, ни с Ремо, едва не отрубившим мне руку чуть ранее.

- Это грязная история, господин Альмасио, - произнес Рагирро. - Она не делает чести ни моей семье, ни вашей. Вы поддались гневу и решили завершить эту распрю кровью. Я буду мудрее и прощу вас. Сегодня никто не умрет. А вы на досуге подумайте, отчего этим городом столько лет правят Брана, а не Альмасио. И поумерьте свой пыл, собирая моих недоброжелателей под свое крыло. Даже в худые для себя времена наша семья остается сильнее вашей. Не в последнюю очередь потому, что мы умеем признавать свои ошибки и наказывать виновных, начиная со своих людей.

Я все еще стояла с опущенной головой, не смея поднять взгляд на мужчин, но знала, что последняя фраза была адресована Вико.