Слишком долго длилась тишина, так что о войне можно было бы забыть, но должен был грянуть гром и он грянул. Несмотря на фронтовое затишье, местами немецкая люфтваффе пыталась бомбить позиции русских, так же как и бомбили немецкие позиции советские бомбардировщики, нанося ответные удары. Конечно, бомбежки были не столь масштабны, но все же наносили урон противнику.
В то утро проснулся я оттого, что услышал неясный гул моторов, который издавали самолеты, как следует прислушался. Причем мне стало ясно, что это не советские бомбардировщики, их я бы отличил, иногда они пролетали, чтобы бомбить наши тылы.
Я узнал звук моторов немецких люфтваффе! Вместо того чтобы обрадовать, меня это встревожило.
- Катя, слышишь? Самолеты. Моторы гудят.
- Это наши, наверное, полетели позиции ваши бомбить.
Но гул нарастал.
- Катя, это не ваши самолеты, это немецкие, мейсершмидты.
- Нет.
- Я их по звуку знаю, сразу отличу. Слышишь? Приближаются.
В конце концов, Катя сама все поняла.
На улице возникла беготня, суматоха, послышались крики.
- Воздух!!!
Выглянув в окно, я увидел в небе темные точки, три самолета, которые приближались.
Вбежал Соколов.
- Тревога, воздушная. Мейсершмидты прорвались!
Мы заметались. Началась бомбежка, послышались взрывы бомб, страшный грохот.
- Ложись! На пол ложись! – кричал врач.
Рвануло совсем близко, задребезжали стекла.
- Ложись! Катя ложись! - Я кинулся к девчонке, сбил ее с ног, уронил на пол, пытаясь закрыть своим телом, от осколков стекла, если окно разобьется. – Черт! Швайне, Шайсе! Дерьмо поганое! – это были еще цветочки.
Снова раздались взрывы.
- Под стол залезай, под стол! Слышишь? – крикнул Кате. - Черт!
- Под стол! – командовал доктор.
И снова взрыв!
В тот момент, я вспомнил наверное все ругательства, которые знал, сложил все русские и немецкие маты!
- Дерьмо, чтоб тебя зенитки подбили!
Тут же грохнули залпы зенитных орудий. Как в точку попал! Вспыхнул самолет, загорелся, зачадил черным пламенем, рухнул на землю. Два самолета было подбито, третий убрался подобру-поздорову. Оправились мы от шока, вылезли из укрытий.
- Все в порядке? – спросил Соколов.
- Все в порядке, все, кажется целы, – ответила Катя. Обратилась ко мне. – Ты что, специально это сказал?
- Что сказал? – я не совсем понял.
- Чтоб тебя зенитки подбили.
- Я сказал? – на лице отразилось недоумение. – Я не специально, честное слово!
Доктора и Катю вдруг охватил истерический смех, такой что все держались за животы, прямо до слез. Не выдержав, поняв наконец в чем дело, я тоже начал смеяться.
- Вот не знала, что ты так ругаться умеешь, еще и отборным русским матом, – сказала она.
- Где он таким словам научился? – смеялся доктор.– Вот это да!!!
А научиться было не сложно. За два года я столько слышал всяких ругательных слов, как от простого населения, так и от пленных, что этого хватило бы с избытком. К тому же иногда это было необходимо, поскольку ползая по тылам в советской форме, приходилось выдавать себя русского солдата. Без знаний определенной лексики это было бы невозможно! До этого я не выражался, из моих уст не вылетало ни единого бранного слова. Я старался вести себя культурно, пытаясь показать, что все-таки воспитан, но в данной ситуации не смог! Больше всего в тот момент я почему-то испугался за девушку, о себе мысли в голову не приходили. Только о ней! Я не хотел бы, чтобы с ней что-нибудь случилось.
- Я не люблю, когда мне на голову бомбы падают, даже если немецкие, – ответил растерянно.
Вдруг Катя спохватилась.
- Ой! Там, наверное, раненные есть.
- Пойдем! – спохватился доктор.
Они немедленно вышли, оставив меня одного. Я лег на свое место.
Как оказалось, раненых было немного, тяжелых ранений к счастью не было. Нескольких человек доставили в санчасть с царапинами и легкими осколочными ранениями, сделали перевязки.
- Пленный, - вспомнил доктор, – мы же оставил его совсем одного!
- Правда, мы про него забыли, - сказала Катя.
- Никуда он не убежит, а если и попытался, то вряд ли, убежал далеко. Сил у него еще не хватит. Для меня раненные, важнее.
Когда зашли в палату, я спокойно лежал в постели.
- Не смотрите так на меня, никуда я не убегу. Я сам не хочу.
Обычно просыпался я рано, но на следующий день почему-то проспал, уснул как убитый. Доктор закончил уже перевязки делать, а я все спал. Зашла Катерина, попыталась меня разбудить.
- Ганс. Ганс! Вставай, хватит спать.
- У-у, – ответил я что-то невнятно, повернулся на другой бок и продолжил.
- Просыпайся. Хватит дрыхнуть!- возмутилась она.
Но вставать мне совсем не хотелось, сон был очень сладким.
- Нет. Найн, ихь шляфн… виль нихьт ( Я сплю… не хочу) - пробормотал на немецком.
- Что же это такое?! Совсем обнаглел, немчура бессовестный! – она пожаловалась доктору. - Товарищ майор, этот Ганс не хочет вставать, совсем обнаглел, до сих пор дрыхнет!
Соколов посмотрел на часы.
- Уже половина десятого! – он заглянул в палату. – Подъем! Хватит спать, вам что, не понятно сказано? Ауфштейн!
Я мгновенно открыл глаза и сел в постели.
- Вы что, забыли где находитесь?
- Нет. Простите… - сказал виновато.
- Совсем распустились! Только слабину дай, совсем обнаглеет! Говорил же нельзя так с ним обращаться, это ты Катя во всем виновата! Вот результат… Чего этим добилась? Разбаловала совсем, он уже никого ни в грош не ставит!
Честно говоря, мне уже давно не удавалось нормально выспаться, я просто расслабился, надеясь хоть здесь отдохнуть.
- Я давно нормально не спал, нам постоянно ночью спать не давали, - пожаловался я - начальство все мозги задолбали, никакого покоя. Мы пленных взять не могли, так командиры вовсе злые были как собаки, честное слово! Я только раз выспаться хотел…
- Ладно. Нашли санаторий, что б последний раз, подъем в семь часов и все. В лагере в шесть часов на работу поднимать будут, никто с вами цацкаться не будет. Будете в лесу бревна таскать и питаться баландой, это не здесь вам щи хлебать, кашу с маслом. Тогда узнаете!
- И здесь никакого покоя! – подумал я про себя, вздохнув.
Через десять минут Катерина принесла завтрак, хлеб с маслом и как обычно кашу.
Чувствовал я себя уже почти нормально, с каждым днем все лучше и лучше, правда боль еще немного оставалась, поэтому я не двигался резко. Вообще рана не была слишком большой сама по себе, мне наверное наложили всего то четыре шва, но была очень глубокой. Представьте себе ножичек сантиметров пятнадцать, это без рукоятки, одно только лезвие, который в меня вонзился! Мало мне конечно не показалось. Как я вообще жив остался?
Катя как обычно, закончив все перевязки, начинала делать уборку помещения. Сняла свой халатик, налила ведро воды и принялась за мытье.
- Чего смотришь? Глазки сломаешь. Уставился!- возмутилась она
- Не сломаю. Не могу я на тебя не смотреть. Что, мне постоянно глаза закрывать? – повернувшись набок, я сделал вид что сплю, а сам незаметно подглядывал.
- Не подглядывай! Я вижу, что ты не спишь
- Партизанка!
- Отстань! Получишь сейчас у меня.
- Злая ты, ведьма! – сказал я с обидой.
- Ха! Это я ведьма?! Щас как дам! – замахнулась на меня, начала колотить.
- Все, сдаюсь! Не ведьма, не ведьма! Принцесса, красавица… - взмолил о пощаде. - Ай! Мне скучно, я просто поговорить хочу.
- Поговорить?!
- Хочешь, сказку тебе расскажу?
Она задрала свой курносый носик.
- Тоже мне сказочник!
- Андерсен!
Катюшка усмехнулась.
- Ну, тебя! Дурак!
Сам не зная почему, я принялся действительно рассказывать ей сказку про бременских музыкантов, наверное уже просто от нечего делать. Эту историю рассказывал мой отец, когда я был маленький, он читал ее на ночь.
- Давным-давно жил один мельник, и был у него осел старый. Решил он от него избавиться и выгнал из дому. Пошел осел в город Бремен, решил стать уличным музыкантом. Шел он, шел, на встречу ему собака, выгнал ее хозяин. Раньше она охотиться могла, а теперь старая стала. - "Пойдем со мной в город Бремен, будем петь, ты на барабане, а я на гитаре играть". Пошли они вместе, навстречу им кот не веселый. Выгнала его хозяйка, старый стал, не мог он мышей ловить. - "Пойдем с нами, будешь петь и на скрипке играть". "Пойдем". Пошли они вместе, видят петух на заборе сидит, говорит:"Завтра к хозяевам гости приедут, хотят они меня зарезать и суп сварить". "Пойдем с нами, будешь петь и на балалайке играть".
Между делом она ее слушала, улыбнулась, вдруг засмеялась.
- Что не интересно? – спросил я ее.
- Нет, рассказывай… Что дальше то?
- Шли они, шли, видят избушку, в ней огонь горит…
Когда стал рассказывать, как выгоняли разбойников, Катюшка заливалася смехом, а мне было радостно, что рассмешил девчонку и поднял ей настроение.
- А еще, какие сказки ты знаешь?
- Много. Про умную Эльзу, Ганса и Гретель, кота в сапогах, красную шапочку…
- Это я тоже знаю. Про серого волка?
- Ага.
- Хочешь, анекдот расскажу? Встречает серый волк в лесу красную шапочку: «Красная шапочка, я тебя съем!». «Зубки сломаешь!», - отвечает красная шапочка-партизанка, доставая свой автомат.
Катюша снова засмеялась. Я продолжал…
- Поймал волк в лесу, красную шапочку-партизанку: «А ну говори, где партизаны, а то изнасилую!». «Не скажу»,- отвечает красная шапочка, - «А секс я люблю!»
Она покраснела.
- Пошлые у тебя анекдоты! – замахнулась на меня.
- Ай! – завопил я, защищаясь от тумаков. – Я других не знаю!
- Ну, все! Сейчас ты у меня точно получишь!
- Ай! Ай! Я же больной. Я же раненный! Я буду жаловаться! А-а-й! Бандитка!
Услышав наш смех, вошел доктор.
- Что здесь происходит?
- Обижают, раненного бьют. Это жестокое обращение с пленными! Я требую соблюдения женевской конвенции!
- Вас на улице слышно! Сейчас придет кто-нибудь, разбираться, что здесь происходит, будет тогда, Вас точно отсюда выкинут, дождетесь.
- Он мне тут сказки рассказывает, анекдоты про красную шапочку.
- Какие еще анекдоты?
- Пошлые!
- Про любовь!
- Да! А ну расскажите, я тоже послушаю! Чего молчишь? Продолжай!
Пришлось мне и доктору анекдоты травить!
- Приезжает как-то немецкий офицер, лейтенант, после ранения домой, в отпуск, а жена, фрау, с любовником! Он достает пистолет, ну сейчас я его убью! Вдруг видит, а это майор из его же части. Спрашивает: «Чего надо?» «Ой! Извините, что помешал! Ничего, вы развлекайтесь господин майор, развлекайтесь, а я уж тогда после вас, в порядке очереди».
Доктор тоже посмеялся.
Мы весело болтали, при этом хохотали как дети. Кажется, даже забыли о том, что происходит, о войне не хотелось и думать. Я часто с ней разговаривал, рассказывал анекдоты, мне нравилось слышать ее смех, абсолютно искренний, заливистый и звонкий как колокольчик. В те моменты я забывал обо всем плохом и ни о чем не вспоминал, даже о том, что в плену, и о том какая участь меня ожидает. Это было и невозможно, если об этом думал все время, то наверное сошел бы с ума! Несмотря на все, пока был живой, жизнь продолжалась, и надо было как-то жить дальше, мириться с тем положением, в котором я оказался, и общаться с людьми, которые меня окружали. У меня был такой характер, что без общения я не мог, это мне было необходимо, как воздух! Поэтому я готов был общаться даже с врагами, да и воспринимал ли я русских сейчас как врагов? Глядя на Катю и доктора Соколова этого нельзя было представить. За это время я успел к ним привыкнуть и даже по-своему привязаться, честное слово! Хоть доктор и ворчал на меня иногда, я понимал, что это, скорее всего для порядка, чтобы я лишний раз слишком не расслаблялся и помнил, где нахожусь.
- Расскажи еще что-нибудь, – попросила Катя.
Мое умение шутить, и чувство юмора, явно ее веселило.
- Хорошо. Летят немецкие солдаты в самолете, надо прыгать с парашютом, а они боятся. Тут инструктор пилоту и говорит: «Сейчас я их заставлю! Смотри, выпрыгнут как миленькие!». «Это как?». «А у меня специальное средство есть», - достает и показывает мышь! Те с визгом, выпрыгивают из самолета. «Ну, как?» - Поворачивается к пилоту, а того уже нет в кабине, один штурвал!
Катюшка опять рассмеялась.
- А хочешь про разведку?
- Давай.
Ползут немецкие разведчики, услышал шум русский часовой, кричит: "Стой! Кто идёт?"
Один из разведчиков «Мяу!». Часовой говорит: "А, котёнок"
Ползут обратно, часовой опять: "Стой! Кто идёт?" Второй разведчик: Дас ист вир кацэн, цурук крахен "Это мы, коты, обратно ползём", перевел на русский.
Мы оба смеялись, услышав на веселый хохот, в палату снова заглянул доктор.
- Что здесь опять происходит? Вам так весело?
- Он мне опять анекдоты рассказывает, – сказала Катя.
- Анекдоты? По-моему вы в плену, а ведете себя так, как не знаю где!
- Я знаю, что в плену. Плакать мне что ли? Для меня война уже закончилась.
- Да? Вы этому так радуетесь? – доктора все же иногда, наверное раздражало мое чересчур оптимистичное настроение.
- А почему нет?
- Вот отправят вас в лагерь, там будете радоваться.
- В Сибирь? Там же холодно?
- А ты как думал? На курорт тебя пошлют?
- В Сибирь так в Сибирь. А кормить будут?
- Будут, и одежду дадут, так что совсем не замерзнешь, в Сибири тоже жить можно.
- Тогда с работой я справлюсь. Я голодный работать не смогу, сил не будет. Как будут кормить, так и работать буду!
- Ишь ты, умник нашелся. Ну, посмотрим, как запоешь, – усмехнулся Соколов.
- А может мне там понравиться? – я пытался прикинуться наивным простачком. - Вот останусь я в вашей Сибири, девушку там найду, она меня согреет. Мне с ней тепло будет.
- Интересно, кто вам это позволит?
- А что нельзя? Я же ее любить буду. Даже женщин нельзя! – махнул рукой. - Никакой радости в жизни!
- А ты оптимист неисправимый, однако!
Доктор, в конце концов плюнул, поняв что наверное бесполезно спорить с придурком.
Иногда я, конечно мог впасть в отчаяние, но все равно брал себя в руки, и ничто не могло меня сломить, словно ветку, которая гнулась, но не ломалась.
Катя вдруг увидела у меня на пальце обручальное кольцо, которого раньше не замечала.
- Ты что женат? – спросила она. - У тебя жена есть?
- Была.
- Была? Почему? Вы расстались?
- Нет, она умерла. Я просто ношу кольцо на память.
- Прости. Ты ее любил?
- Да, любил…
- Сильно?
- Сильно.
- А как ее звали?
- Инга. – Ответил я ей.
- У тебя ребенок есть?
- Есть. Дочка, три года.
- И как же ее зовут?
- Катарина.
- А кем ты работал? Кто по профессии? – продолжала расспрашивать Катя
- Журналист, работал в газете. Я окончил берлинский университет, факультет журналистики и иностранных языков.
- Вот как? Значить ты у нас ученый? Умный значить?
- А что я, дураком быть должен? Я три языка знаю.
- Какие еще?
- Польский, немецкий, немного французский, английский.
- Хм… Представитель прессы, и о чем же ты писал в своей газете? Гитлеру хвалебные оды?
- Нет, я политики не касался. Сплетни собирал, про известных людей, про артистов, брал интервью, писал театральную критику.
- А с кем из известных людей ты общался?
- Марлен Дитрих…
- Марлен Дитрих? Врешь!
- Нет, я серьезно. Статью писал, даже автограф у нее брал.
- А Гитлера тоже видал?
- Видал. Он к нам в университет приезжал, вместе с Геббельсом, министром пропаганды.
- Он лапшу наверное вам на уши весил! А вы и слушали! Нашли, кого слушать!
- Ты наверное права… но не все так просто. Вы же верите Сталину?