Соколова снова вызвали в штаб дивизии, передали, что комдив хотел его видеть.
- Здравствуйте Григорий Яковлевич! Заходите, - поздоровался зам комдива.
- Здравствуйте товарищ полковник! Вызывали?
- Проходите. Чайку хотите? У меня тут сахар, печение. Угощайтесь!- предложил Джанджгава.
- Спасибо.
- Как дела у вас? Как наши бойцы, поправляются?
- Спасибо, все в порядке.
- Я хотел бы еще побеседовать с вами насчет нашего пленного. В каком он состоянии?
- Что сказать, организм молодой, состояние стабильное, быстро идет на поправку. Заживает все на нем, как на собаке. Думаю, дней через десять можно будет говорить о полном выздоровлении.
- Что вы еще можете о нем сказать? Мне нужна характеристика.
- Хм-м. Как вам сказать? Первое время, конечно, нервничал, был подавлен, переживал, я бы расценил его состояние как депрессивное, а потом удивительно быстро освоился, адаптировался, смирился со всем. Сейчас, со мной и с Катей, на контакт идет охотно, достаточно общительный, ведет себя адекватно, агрессии не проявляет. В последнее время настроение у него даже чересчур оптимистическое, Катерине все время какие-то байки рассказывает анекдоты, пытается ее насмешить, только хохот стоит, вообщем такое впечатление, что он к ней даже не равнодушен, когда налет был, почему-то за нее испугался, даже прикрыть ее пытался.
- Вот, даже как? С чего это он? – спросил Джанджгава несколько удивленно.
- Да уж что-то больно трепетно он к Катерине относится. Вообщем слишком плохого я ничего о нем пока сказать не могу, обычный парень. Мальчишка еще, даже повадки ребяческие.
- О чем в основном говорит? Что больше всего интересует?
- Говорит, конечно, много, но в основном на отвлеченные темы, о ерунде всякой. Я не слышал почти, чтобы он говорил о политике, редко, за исключением, конечно, того, что он сказал, что не поддерживает политику Гитлера и даже готов перейти на нашу сторону. Спрашивал, что с ним будет? Куда его отправят? Когда я сказал, что его могут отправить в лагерь для военнопленных, в Сибирь, он только спросил, как кормить будут. Даже пошутил, что останется там, если ему понравится, девушку найдет, которая его согреет.
Зам комдива усмехнулся.
- Ладно, надо будет еще с Катериной поговорить. Когда вернетесь, пришлите ее ко мне.
- Хорошо.
Через некоторое время к комдиву зашла Катерина.
- Можно войти? Здравствуйте Владимир Николаевич! Мне сказали, что вы меня звали?
- Да, проходи, Катюша садись, разговор у нас будет неформальный.
- Я слушаю.
- Тебе удалось наладить контакт с пленным. Мне надо знать, о чем он думает, что говорит, что спрашивает, как себя ведет, какой у него характер?
- Ну, вообщем, ведет себя пока нормально. Сначала конечно какой-то подавленный был, переживал, а потом оживился, разговорчивый такой стал. Глазки мне строит, партизанкой меня называет, шутит, анекдоты рассказывает. В последнее время так трындит, что рот не закрывается, хлебом не корми, только дай поговорить.
- О чем говорит?
- Как сказать? – она пожала плечами. - Ничего особенного. Говорит, что работал журналистом, заканчивал берлинский университет, факультет журналистики и иностранных языков. Жена у него умерла, есть дочка. Бабушка русская из Одессы, дед поляк, уехали в Польшу в 17-м году, отец немец.
- Ну, это мы в курсе. Не обижает тебя?
- Нет, раз только ведьмой назвал, но в шутку. А вообщем вроде и не злой, обычный, парень как парень такой же как все, простой, общительный, с чувством юмора.
- Я так понял, что не равнодушен он к тебе? Так что смотри! Какие вопросы задает? Спрашивал о том, в какой он части? Номер дивизии? Сколько человек? Еще что-нибудь? Вел себя как-то подозрительно?
- Нет, этого не спрашивал. Спросил, только, как командира зовут. Еще спрашивал, что с ним будет, куда его отправят, больше ничего.
- Ясно. Ладно, Катюша, спасибо, можешь идти, но все равно, будь с ним осторожна.
Поговорив по душам с зам комдива, Катя вернулась. Увидев Катюшку, я снова заулыбался.
- Катюша!
Что бы развесить ее немного, напел ей песенку:
Но на лице девушке заметил какую-то настороженность, которую мгновенно уловил.
- Катя! Катрин, что-то случилось?
- Нет, все в порядке.
У меня закралось чувство, что она что-то скрывает.
- Катя, не обманывай меня, я все чувствую! Что-то не так? Скажи мне, пожалуйста!
- Я же сказала, ничего не случилось, – ответила девушка.
- Я тебе не верю.
При всем при том, я был неплохим психологом и чувствовал людей, поэтому понимал, когда мне лгут. Обмануть меня было практически не возможно. Наверное, что-то случилось? Но я больше не стал ее допытывать, это было ни к чему.
- Хорошо, не хочешь как хочешь.
Мне стало скучно, и я решил, хоть как-то отвлечься. Должен же я был что-нибудь делать?! Книг в санчасти практически не было, только некоторая медицинская литература, которая меня не интересовала.
- Катя, у тебя есть бумага и карандаш?
- Зачем тебе?
- Просто, мне скучно. Хочешь, я тебя нарисую?
- А ты умеешь?
- Конечно.
Хорошим художником, я не был, но рисовал вполне прилично.
- Хорошо, я сейчас посмотрю.
Она вернулась с карандашом и листочком бумаги.
- Ты садись на стул, посиди немного, хорошо?
- Ладно.
Катя присела рядом на табуретке. Положив листочек на книжку, я начал малевать.
- Не двигайся пока.
- Мне уже надоело. Ты скоро?
- Еще немножко. Подожди, я сейчас.
Прошла еще минута…
- Все, можешь смотреть.
- Это я?
- Ты. А что не похоже?
- Не знаю. Ничего, у тебя получается! Ты где так научился?
- Я сам.
- Подожди, – она показала рисунок доктору. – Григорий Яковлевич, посмотрите как меня нарисовали!
Я конечно старался.
- Хм? Похоже. И кто тебя так рисовал?
- Ганс.
- Ганс? Это он так умеет?
- Ну, да.
- Надо же, неплохо получается, – сказал доктор.
Прослушав сводки за 17-е мая, я понял, что снова ничего существенного не произошло. Это меня скорее настораживало, чем ободряло. Слишком тихо, так долго не могло длиться, если что-то скоро произойдет, то это будет кошмар! Побоище будет жестоким, не на жизнь, а на смерть. Впрочем, меня это не касается, вряд ли я больше возьму в руки оружие. Отправят меня в лагерь, дадут кирку с лопатой, покормят баландой, война рано или поздно закончится, скорее не в пользу Германии, если от тифа или еще какой-нибудь заразы не сдохну, вернусь домой. Так я, по крайней мере думал. Хотя, если б я знал, индюк тоже думал!
- Опять ничего существенного не произошло, все одно и тоже, - сказала Катя. - Когда уже дадут вам как следует?!
- Ты у меня это спрашиваешь?! Я откуда знаю?
- Подожди, получите еще.
- Спасибо, - ответил я, - мне уже досталось, так что мало не показалось. Впрочем, мне уже все равно, что будет. Хоть разнесите весь наш вермахт, скажу, что так им и надо! Надоело все…
По радио снова передали песню.
- Ганс, а на каком языке ты сейчас думаешь? - спросила Катя.
- На русском. Черт, тьфу! Скоро немецкий уже забуду!
Девчонка захохотала.
- Совсем обрусеешь.
Я и сам заметил, что все больше отвыкал от немецкого языка, так как мне не приходилось на нем общаться, да и говорить на нем было не с кем, если все вокруг говорили только на русском. Повсюду была только русская речь! В конце концов, у меня даже акцент стал исчезать. Хотя, мы часто разговаривали с Катей, и я даже иногда обучал ее немецкому языку, она то и дело спрашивала, как по-немецки то, а как это.
- Как по-немецки «спасибо»?
- Данке шон!
- А как «здравствуйте»?
- Хале, Гутен таг.
- «Извините»?
- Фэрцайэн зи, энтшульдигэн зи битэ!
- А любить, как по-немецки?
- Либэн. Их либе дихь!
- А по-польски?
- Кохаю.
Так, что через некоторое время, благодаря моим занятиям, она уже кое-что знала, по крайне мере самое простое.
Без общения я действительно не мог, хлебом не корми, только дай поговорить! Так уж наверно я был устроен.
В тот момент доктор куда-то вышел, и мы остались одни…
- Катя, поговори со мной, - попросил я ее. - Расскажи, что-нибудь.
- Что тебе рассказать?
- Не знаю, - меня вдруг потянуло к ней.
Я взял ее нежную руку, осторожно потеребил ее пальчики, поправил волосы, провел рукой по щеке, посмотрел ей в глаза, не отводя от нее взгляда. Катя не могла оторваться, словно под гипнозом, она смотрела на меня как кролик на удава! Кончиком носа я осторожно дотронулся до ее носа, потом медленно притронулся к ее губам и нежно поцеловал, так что
девушка закрыла глаза и легко поддалась, сама ответив на мой поцелуй. Затем, она вдруг резко опомнилась, влепила мне пощечину и убежала! У меня открылся рот, от полной неожиданности и недоумения. Я никогда не мог понять этих женщин! Интуитивно я знал, что ее ко мне тянет, но она изо всех сил старалась меня оттолкнуть. Этому нельзя найти объяснение, но это факт! Почему девушкам всегда нравятся негодяи, хулиганы или бандиты? Их прямо влечет к ним! В случае с Катей, это наверное не было исключением.
Через некоторое время она вернулась.
- Катя.
Она сделала вид, что не слышит.
- Катя!
Девушка молчала.
- Катя, прости меня, пожалуйста!
- Что?
- Я не хотел, честное слово! Так получилось. Просто ты очень красивая, я не смог…
- Не надо.
- Я наверно тебе противен?
- Да нет же! Парень как парень, такой же дурак, как все остальные. Вам только одно!
- Ты наверно меня ненавидишь?
- Надо же, совсем бдительность потеряла. Хорошо, что этого никто не видел.
Я вздохнул.
- Я что такой страшный?
- Ты понимаешь, что могло бы быть, если это кто-то увидел. Тебя расстреляли бы сразу!
- Ну и пусть! Я готов умереть за такую красивую девушку как ты.
- Да? И меня бы вместе с тобой, в НКВД бы сдали! Сослали в Сибирь как врага народа!
Тут я действительно испугался.
- Тебя? Нет! За что? Я об этом не подумал, прости! Это я во всем виноват. Я не думал что все так серьезно! Прости!
- Ладно.
Когда мы взглянули, в дверях стоял доктор.
- Что у вас происходит?
Я догадался, что он вероятно подслушал часть нашего разговора.
- Ничего, все в порядке Григорий Яковлевич, – ответила Катя.
- Точно?
- Точно.
- Вы о чем-то говорили. В чем он виноват?
- Ни в чем.
- Я не глухой и слышал последнюю фразу. О чем он не подумал и за что просил прощения?
- Ладно. Катя, еще раз тебя предупреждаю, будь с ним осторожна! Нельзя ему доверять! Здоровый парень, а ты девушка. Не забывай что он враг! Солдат немецкий, разведчик! Или ты думаешь, если он пленный то не опасен? Ты что совсем его не боишься? Неизвестно еще что он может выкинуть.
- Нет, а почему я должна его бояться? Вот еще! Я врагов не боюсь, убью если надо!
- Доктор, я сам ее боюсь! – вставил я, - Честное слово! Это ведьма злая, страшнее любого оружия! Сама кого угодно убьет.
- Замолчит он наконец или нет! – рассердился Соколов. - Разговорился по-русски! Теперь трындит без остановки, хоть рот зашивай!
С раздражением он вышел.
Часов в семь вечера, к Кате снова зашли девчонки, окликнули с улицы. Я услышал девичьи голоса.
- Григорий Яковлевич, можно я с девчонками поболтаю? Я тут, рядом, если что вы меня позовете. Погуляю, я недолго!
- Иди, - сказал доктор. - Я сам за ним пока присмотрю.
Катя выбежала на улицу.
- Привет! – Катерина поздоровалась с подружками.
На крылечке её уже ждали Вера, Марина и Аня.
- Пойдем прогуляемся, - предложила Марина, - смотрите какая погода хорошая.
- Я далеко не могу.
- У тебя что, дел так много?
- Нет. Я не сказала, что куда-то пойду.
- Так отпросись! – сказала Марина. – Пойдем к ребятам, заодно поболтаем.
- Верно, - поддержала Анюта, веселая и смешливая девчонка, санинструктор в одной из стрелковых рот.
- Глядишь, жениха себе хоть найдешь, а то все одна да одна, - сказала Марина. – Знаешь сколько ребят вокруг, и не прочь бы с тобой познакомиться. Я знаю тут одного, который давно на тебя уже смотрит, Толиком к стати зовут, старший сержант.
- Не хочу я знакомиться ни с кем, - ответила Катя. Вот закончится эта война, тогда…
- Ну и зря! Жизнь то идет. Когда война еще кончится, что же теперь и не влюбляться совсем?
- Страшно мне, – ответила Катя. - Вот влюбишься, а вдруг его убьют?
- Их всех могут убить, и что делать теперь? Не любить? – спросила Марина. – Вот уж нет! Я буду любить, даже всем им назло! Неизвестно что завтра с нами будет, а ты любви так и не узнаешь. Так что пользуйся моментом, живи сегодняшним днем.
- Был у меня жених, да без вести пропал, толи в плен попал, толи убили… Даже не знаю что с ним. – Катя вздохнула.
В помещении было ужасно душно и не хватало воздуха, мне очень хотелось его вдохнуть. Я долго наблюдал за девчонками, но в конце концов не утерпел, открыл окошко, и высунулся из него. К тому же, мне было любопытно, и я не мог удержаться от соблазна с ними поболтать, так меня распирало. За все это время я и так едва не завял от скуки.
- Катя! Катя!
Девчонки мгновенно замолкли и обернулись в мою сторону.
- А это еще кто? – удивилась Анюта.
- Катя! – я улыбнулся девчонкам и помахал им рукой. - Гутен таг! Медхен!
Глаза девчонок округлись от удивления и неожиданности.
- Исчезни сейчас же! – крикнула Катя. – Закрой окно! Незачем чужие разговоры подслушивать! Только тебя здесь не хватало! – разозлилась она.
- Кто это? - спросила Марина. - Разве в санчасти еще кто-то лежит? Ты ничего об этом не говорила.
- Есть тут один дурак…немец тот, пленный, - ответила Катя.
- Его что все еще здесь держат?! – удивилась Вера.
- Девчонки! – крикнул я снова. – Как дела?
- Он что по-русски разговаривает?!! – удивление Веры стало еще больше.
- Еще как, - ответила Катя. Уж лучше бы вообще не знал. Рот у него просто не закрывается никогда.
- Вот это да! – Марина открыла рот.
- Разведчик чертов! – разозлилась Катя.
- Так он из разведки?! – у Марины округлились глаза
- Клоун несчастный! Бабушка у него русская… Думаете откуда он русский так знает?
- Так вон оно что?! – ахнула Вера.
- Девчонки! – я опять попытался обратить на себя внимание.
- С «Фрицами» не разговариваем!
- А я не Фриц, меня Хансом зовут!
- Какая разница! – сказала Вера язвительно. - Все равно мы с тобой разговаривать не намерены.
- Почему?
- По кочану и по капусте! - ответила Вера. - С фашистами не общаемся.
- Я не фашист! Катя, скажи им!
- Закрой окно! – ответила Катя. – Я сейчас ухожу.
- Куда?
- К жениху! Девчонки пойдем-ка отсюда.
Девчонки повернулись и направились в сторону.
- Катя! Катя!! Ты меня бросаешь? Катя!!!
- Закройте окно! – я услышал голос доктора за спиной и вздрогнул от неожиданности. – Кто вам разрешал открывать окно? Отойдите от него немедленно.
- Я воздухом хотел подышать, мне душно, - пытался я оправдаться.
- Закройте сейчас же окно!
Пришлось мне повиноваться