Вербовка.

 Утром за мной пришли.

 - Краузе? – спросил ст. сержант. – Пойдешь со мной.

 - Зачем?

 - Руки за спину.

 Я подчинился. Что еще придумали на этот раз? Меня посадили в машину и привезли в штаб дивизии. В штабе собрались офицеры.

 - Товарищ комдив, пленный по вашему приказанию доставлен, - доложил солдат.

 - Вольно, - ответил комдив. - Идите.

 - Садитесь, - предложил мой дядя, майор Апраксин, который вчера меня чуть было не расстрелял.

 Незнакомый мне полковник, оглядел меня с ног до головы, осмотрев очень внимательно.

 - Вы догадываетесь, зачем вас сюда пригласили?

 - Пока не очень. А зачем?

 - Проводить будем с вами политинформацию.

 - То есть?

 - У нас есть к вам предложение. Дело в том, что вами заинтересовались в советской разведке.

 Его речь меня удивила.

 - Это правда, что у вас русские корни? - спросил полковник НКВД.

 - Да, это правда. Моя бабушка русская.

 - Интересно? – сказал он. - Значит, получается, что вы наполовину немец, наполовину русский и поляк? Смесь какая-то получается прямо гремучая! Даже взрывоопасная. Немецкую овчарку с русской борзой скрестили! Вы знаете, что даже наш маршал, командующий центральным фронтом Рокоссовский, тоже поляк? Данная армия находится под его командованием.

 - Я слышал об этом.

 - Ну что ж, я думаю, вы не глупый молодой человек, образованный. Сколькими языками вы владеете?

 - Четыре. Польский, русский, немецкий, английский, правда не очень, и французский немного, - ответил я честно.

 - Что вы закончили?

 - Берлинский университет. Факультет журналистики и иностранных языков.

 - Хм? Очень даже неплохо! – закурил сигарету. - У нас ценят умных и образованных людей. Мы даже можем вам простить, то, что вы воевали на стороне немецкой армии, но при одном условии, разумеется. Возможно, вы еще слишком молоды и неопытны, наверняка на вас надавили, поддались дурному влиянию, я понимаю. Сколько вам лет?

 - Двадцать три.

 - Вы мне в сыновья годитесь. Мы предлагаем перейти вам на нашу сторону, вы согласны? Вам будут созданы все условия, вы будете одеты, обуты, накормлены, поставлены на довольствие, наравне с остальными нашими солдатами, но при этом будете должны беспрекословно нам подчиняться и выполнять все наши указания. В любом случае у вас есть только два выхода, первый - вы подписываете одну бумагу и делаете все, что мы скажем, второй – уже другую бумагу мы подписываем сами и вы прямиком отправляетесь в Сибирь, в тот самый лагерь для военнопленных, где можете закончить свои дни, скончавшись от голода, холода, тяжелой работы, туберкулеза или других инфекционных болезней. Решайте сами!

 - Я могу подумать?

 Он посмотрел на часы.

 - Мы даем вам пятнадцать минут. Время пошло… И все же, - спросил он, - почему вы пошли в немецкую разведку?

 - У меня не было выхода. Отчим сдал меня в гестапо. Меня три дня продержали в застенках, не давали ни есть, ни пить, не спать. Сказали что я коммунист, что у меня родственники в Советском Союзе, если я не соглашусь, меня расстреляют, но сначала убьют у меня на глазах мою маму и заберут мою дочь.

 Полковник достал фотографию, которую я раньше всегда носил с собой в левом переднем нагрудном кармане и никогда с ней не расставался.

 - Это ваша дочь?

 - Да. Я могу ее забрать?

 - Да, можете.

 - Спасибо, - я прижал ее к сердцу как самое дорогое, что у меня было.

 Так получилось, что я оказался между двух огней, между молотом и наковальней. Куда бы я не смотрел, в любой стороне, везде ждала меня гибель и выходом из этой ситуации была только смерть. Я чувствовал это, как никогда и отчетливо понимал, что мне все же придется сделать свой выбор. Да простит меня моя Родина, которую я все же очень любил, но я поступал по совести, так как подсказывало мне мое сердце. Мы сами были виноваты, когда вступили на этот путь, абсолютно не думая к чему это приведет. Борьба со стороны русских была справедливой и честной, Германия, все равно проиграла бы войну, рано или поздно, и ничто нас от этого не спасло. Для меня этот выбор был не из легких, но иначе было нельзя.

 - Ваше время вышло. Что вы решили? – спросил полковник.

 - Хорошо, я согласен. А если погибну, что ж тогда так и быть считайте меня коммунистом,- сказал я в шутку.

 Полковник сдержанно улыбнулся.

 - Отрекаетесь ли вы от присяги, данной на верность вашему фюреру и Германии? – задал он вопрос.

 - Отрекаюсь.

 - Клянетесь?

 - Клянусь! – ответил я тихо, но уверенно и твердо.

 - Мы так и думали, что вы согласитесь. Пока  можете идти, завтра вас поставят на довольствие, выдадут советскую военную форму. – Он обратился к комдиву,- Определите его пока в дивизионную разведгруппу, к капитану Колесову. Да, и приведите его в порядок, подстригите, помойте наконец, а то совсем запустили! Передаю его под вашу личную ответственность.

 Меня увели из штаба.

 - Завтра же изготовим ему документы, на новое имя, - сказал полковник. - Не Гансом же ему быть! Для начала используем в нескольких операциях, проверим надежность, а там посмотрим.

 Через час они уехали.

 - Что же вы факты вашей биографии скрыли? Я знаю, что он ваш племянник, - обратился полковник к майору Апраксину.

 - А что я должен был обо всем рассказать, чтобы вы меня расстреляли?

 - Должны, а вы это скрыли.

 - Откуда вы об этом узнали?

 - Не важно, ваша жена обо всем рассказала.

 - Вы все-таки ее нашли?

 - Я кого угодно найду, из-под земли достану. Ладно, я слишком давно вас знаю и знаю, на что вы способны. Такого патриота и коммуниста, преданного Родине как вы, еще поискать, если бы не это загремели бы вы по все статьям.

 - И что теперь?

 - Я не буду об этом докладывать вышестоящему начальству и товарищ Сталину, считайте, что ничего не было и все останется между нами.  Мы сохраним это в тайне, все данные засекретим. Вашему племяннику сделаем новые документы на имя красноармейца, чтобы не был он вам позорным пятном. Об этом никто не должен узнать. Если он будет в плену или казнен, все придется отразить в документах, вы меня понимаете?

 Майор кивнул.

 - Скоро начнутся крупные танковые сражения, кинем его на передовую, пускай воюет, а там Бог даст, как повезет, все равно вряд ли выживет. Дадим ему шанс, пусть искупает свою вину кровью. Для меня даже враг, перешедший на нашу сторону, все равно лучше, чем свой, который предал Родину.