8 июля.

 Едва рассвело, немецкие войска, не добившись крупных успехов под Понырями, снова перешли в наступление на Ольховатском направлении. На советские окопы снова двинулись немецкие танки, бронетехника, а за ними пехота. Не смотря на огромные потери, немцы продолжали упорно рваться вперед.

 По танкам открыла огонь артиллерия, а также пулеметы и минометы. Первая атака бы успешно отражена первой линией обороны. К 12 часам дня, часть немецких танков, обойдя советские укрепления с левого фланга, все же прорвались к населенному пункту, где находился новый командный пункт.

 День был в разгаре, когда подразделение разведчиков в составе своего батальона находились в окопах и наблюдали,  как издали показались немецкие танки.

 - Танки! Слева! - послышалось в рядах.

 - Сколько?

 - Четыре… Пять… Восемь танков! За ними пехота. Обошли наши позиции, пытаются прорваться к командному пункту. Ребята, готовься! – сказал Мелешников. - Андрей, доложи командиру…

 Нам дали команду приготовиться к бою. Подбежал Колесов, взял в руки оптику.

 - Штук десять. Ну, держитесь ребята!

 Оказалось их много больше, точно я не мог подсчитать. Танки двигались к траншеям, стреляя на ходу. Бойцы достали противотанковые гранаты.

 - Пропускай их через себя, - отдал команду Мелешников, – пехоту главное отсекай!

 Танки подошли совсем близко. Несколько солдат выползли из окопов, метнули гранаты.

 - Есть! Попал! – крикнул Коля Семенов.

 - Молодец! – похвалил его Федя.

 Танк загорелся, тот скатился обратно в траншею. Следом подбили второй.

 Глядя на проявленную товарищами отвагу и героизм, я неожиданно оживился. Ну, как же так! Я что получается трус? Неужели я не могу? Если я не сделаю этого, то наверное сгорю со стыда. Нет, не мог я такого себе позволить! Не мог я позориться, казаться хуже других!

 - Этот мой! Я сейчас!- я выполз из окопа со связкой гранат и стал поджидать. Только бы попасть! Я знал, где у танков слабое место. На меня шел средний немецкий танк, лязгая гусеницами. Я метнул, раздался взрыв и он загорелся,  встал на месте и замер как вкопанный! Вот это да! Меня охватил восторг, неужели?!

 - Ура! Попал!- послышались крики.

 Ползком я скатился в траншею.

 - Есть! Молодец!- обрадовались товарищи. И это был не последний, после было еще два танка, которые я успел уничтожить.

 Мы подбили несколько танков, одновременно ведя огонь из автоматов по пехоте, но впереди их была еще целая куча, и они продолжали идти, ребята  тоже пытались их подбить. Один из них  загорелся и также встал на месте, лязгнув гусеницами, другой все еще шел, продолжая двигаться прямо на нас - это был «тигр». Повернув свою башню, он выстрелил… Его снаряд разорвался позади окопа, взметнув на воздух комья земли и столп пыли. Несколько солдат были ранены осколками, часть немецких танков продолжали упорно идти пытаясь прорвать оборону, за ними пехота.

 Жара стояла ужасная, и я пытался отстреливаться  сидя в окопе из автомата. Был в каске и пот стекал по лицу, в какую-то секунду смахнул и вытер его рукой. Мне ужасно хотелось пить, пересохли губы, я посмотрел на фляжку, пытаясь улучить момент, чтобы хотя бы глотнуть воды. Как назло часть немецкой пехоты подошла слишком близко и мне уже ничего не оставалось, как продолжать отстреливаться и вести огонь до последнего. Рядом раздался свист и шальная пуля, отскочившая рикошетом от какой-то железяки,  попала мне в живот. Я почувствовал, как что-то потекло по рубашке, увидел кровь, схватился рукой за бок. После ощутил лёгкое головокружение, пошатнулся и упал на дно окопа, медленно опустившись. Тут же почувствовал боль и жжение в области раны, которые нарастали. Резко участился пульс, забилось сердце, в глазах помутилось...

 Не слышно стрельбы, смолкла внезапно автоматная очередь.

 - Ваня, давай же! Уснул ты что ли?! – крикнул кто-то из товарищей, но увидел, что тот лежит на краю траншеи лицом вниз, держа в руках автомат. Тут же подбежал находившийся рядом Мелешников, он повернул тело Краузе лицом. В тот момент я открыл глаза и увидел его перед собой.

 - Санитара сюда! Здесь раненный! Держись... - я услышал  обращение ко мне.

 Мелешников занял моё место и продолжил стрелять. Мне становилось всё хуже. Я был ещё жив - видел, слышал что происходит, глаза мои были открыты, отчаянно зажимал рану рукой, а кровь все шла и шла, сочилась из раны заливая мою гимнастерку...Весь левый бок был в крови. Ваня снова обратился ко мне:

 - Сейчас потерпи… Ваня! – крикнул Мелешников, метнулся ко мне и стал меня тормошить. – Сейчас, подожди ещё немного…Терпи, терпи… Ну скажи что-нибудь! Ты что, помирать, что ли вздумал?

 Я пытался ему ответить, но не мог. От острой, массивной кровопотери резко упало давление.

 - Не вздумай! Слышишь? Не надо! Не смей! – орал Мелешников.

 Собрав последние силы, я успел ещё сказать, едва шевеля губами и теряя сознание:« Ваня…прости меня…а-а...» - это были мои последние слова. Последний вздох сорвался с моих губ, а с ним и душа взметнулася вверх покинув бренное тело... Только глаза, серо-голубые, окаймленные темными, длинными, ресницами, неподвижно застыли, глядя в бездонное синее небо.

 - Ваня. Ваня!!! – крикнул тот отчаянно. Не подавал уже Ваня признаков жизни. - Что ж ты наделал, зараза!?  Краузе! Зачем?

 Уже находясь вне тела, какое-то время я еще слышал грохот боя, слышал как звал меня Ваня, но ответить уже не мог. Видел как склонились над моим телом…

 - Что с ним? Живой он еще? – спросил Гузынин.

 - Нет. – Ответил Иван и движением руки закрыл его веки.

 Бой продолжался… Тело моё так и осталось лежать, прислонившись к стенке окопа, в полусидячем положении.  Я был весь чумазый, с запачканным лицом – как вытер рукой, так грязь наверное и осталась… Жизнь моя оборвалась 8 июля, 1943 года, около часу дня.

 Вскоре, сзади показались советские танки, ударила артиллерия, послышалось гулкое «ура!» -это на помощь подоспело подкрепление. Поднялись батальоны в атаку. Оказалось, что и продержаться мне оставалось совсем немного, чуть-чуть не успел я дожить до этого момента. Если бы! Может быть и остался бы жив, но кто его знает, что со мною бы было.

 Схоронили меня после боя в общей братской могиле, вместе с остальными погибшими русскими солдатами, попрощались  со мной товарищи. Даже девчонки были, с ними и Катя была. Она плакала тихо, молча, без слов, слезы текли по её щекам. Когда прощались, она лишь склонившись надо мной, дотронулась до лба, поправив растрепавшуюся чёлку. Не мог я уже ничего ей сказать, не мог пошутить, не мог насмешить, чтобы она улыбнулась. Отдать свою жизнь – это всё что я мог для неё сделать, чтобы она меня простила. Не досталось мне в жизни любви, не досталось и счастья, зато досталась горькая доля, да девичьи слезы, хотя бы они.

 - Он погиб у меня на глазах…- отозвался Мелешников. - Я все видел… Последние слова его были: «прости меня»...

 - Я думаю, мы можем его простить…- ответил Савинов.- Он заслуживает, чтобы его похоронили достойно, вместе с нашими солдатами.

 Так закончилась моя жизнь, пронеслась как одно мгновенье, может быть и нелепо, только я ни о чем не жалею. Такое было время, такая видно была у меня судьба. Одно не смог бы никогда забыть, ни этих зеленых Катиных глаз, ни стройных, красивых русских берез, ни соловьиных трелей, что так сильно запали мне в душу.