Шурка сидит скрючившись перед фонарем на бревне. Не чувствует Шурка, что дождь все сильней да сильней мочит ему голову, течет по спине тоненькими тепловатыми ручейками,что фуражка его, скомканная,валяется в грязи, что чужая какая-то взъерошенная собака с любопытством обнюхивает его сапоги, что на дворе грязно, темно, холодно, а там, за освещенными окнами читальни, бродят и колышутся серые людские тени…

- Степанов, откройте.

- Кто там?

- Это я, Степанов, я, Иван Гаврилович, доктор… Опоздал… Экстренного больного привезли. не началось еще?

- Не началось, опаздывают что-то, скоро начнется, идите скорей, Иван Гаврилович.

Доктор Иван Гаврилович подымает ногу, чтобы перешагнуть порог.

- Это еще кто, чего тебе?

Две маленькие руки крепко уцепились за карман докторского пальто.

- Ты что, мальчик?

- Дяденька, это я, Шурка.

- Какой Шурка?

- Шурка… кому вы ногу резали… Вот она нога, завязанная… я не ревел тогда… в кино попасть хотел… упомнили теперь?

- А помню, помню, в кино ты собирался, молодцом себя держал, не пикнул… Ну, в чем же дело?

Шурка, запыхавшись, волнуясь, путаясь, рассказывает о своем горе.

Желтая струя света падает с фонаря прямо Шурке на лицо, и доктор Иван Гаврилович ласково заглядывает Шурке в заплаканные правдивые глаза.

- Степанов, пропустите, пожалуйста, этого мальчика, я его знаю, он не врет.