Надеясь, что Джолли не заметил ее состояния, Одри тыльной стороной ладони быстро вытерла щеки, по которым сбежала пара слезинок.

— Как вы думаете, мои прадед и прабабка похоронены где-то поблизости? — с надеждой спросила она.

— Не знаю, Одри, — вполголоса ответил Джолли. — Представления не имею, где их могилы. Может быть, на том же кладбище, на котором похоронен ваш дед. Он просил похоронить его там, но никогда не говорил почему. А мне и в голову не пришло спросить.

— Наверное, там, — сказала она и отвернулась, чтобы Джолли не заметил стоявших в глазах слез.

Дверь с его стороны открылась.

— Ну что, выходим? — спросил он.

— Да, — ответила Одри, сделала глубокий вдох, открыла дверь и вышла из машины.

Собрать всю свою смелость и шагнуть вперед — вот чего ждали бы от нее прадед и прабабка. И то, чего ждала от себя она сама.

Как всегда, Джолли взял на себя роль лидера и повел Одри к дому. Добравшись до крыльца, он осветил фонариком несколько гнилых досок и попросил Одри отодвинуть их в сторону. Когда дверь освободилась, он повернул ручку. Замок был не заперт, и Одри без слов поняла, как мало ценного находится внутри. Затем Джолли налег плечом на тяжелую дубовую дверь, и та со скрежетом открылась.

— Я пойду первым, — сказал он, осветив пол. Затем повернулся к Одри и нахмурился. — Второй фонарик лежал между нами на сиденье. Вы взяли его?

Одри быстро нащупала оранжево-белый фонарик, имевший форму коробки противогаза.

— Вот он.

— Зажгите.

— Ладно… сейчас, — еле слышно выдохнула Одри, почувствовав в голосе Добсона нотку досады. Впрочем, она его не осуждала. Ясно, что им нужен свет, а она идет позади, не пользуясь врученным ей фонарем. — Извините…

— Не за что, — проворчал он, переступая порог. — Смотрите под ноги. — Вдруг он резко остановился, и Одри врезалась ему в спину. Он ответил на неожиданный удар всего лишь тяжелым вздохом и продолжил осмотр помещения, переведя луч фонарика с пола на потолок. А затем беспечно сказал: — Знаете, Этелдред, сейчас самое время вспомнить первое правило выживания.

Одри и без того чувствовала себя разиней, а небрежная реплика Добсона, говорившая о том, что она не оправдала его ожиданий, окончательно смутила ее. Она сделала шаг назад и потерла кончик ушибленного носа.

— Разве его можно забыть? — пробормотала она.

Джолли обернулся и обвел ее лучом фонаря.

— С вами все в порядке?

— Цела и невредима. Насколько возможно…

Он осветил лицо Одри и тщательно осмотрел его.

— Разве я не предупреждал вас, что экспедиция — дело нелегкое? — с досадой спросил он. — Если вы этого еще не поняли, то зарубите себе на носу: по сравнению с тем, что нас ждет, это цветочки. Думаю, я поторопился с решением. — Он отвел фонарь в сторону. — Боюсь, мне придется настоять, чтобы вы остались здесь. Вот и все.

— Ох нет, не надо! Я здесь не останусь, — возразила Одри. — Мы будем вместе. Куда вы, туда и я. Вот так.

— Кажется, вы не понимаете. Это может стоить вам жизни.

— А вам?

Одри повернулся к ней спиной и продолжил осмотр комнаты.

— Я знаю, как выжить в этом мире. А вы нет.

— Что дает вам право так говорить? — надменно спросила Одри.

— Если бы не вы, я не попал бы в эту дурацкую историю, — не оборачиваясь, бросил он.

Одри нахмурилась.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего, — отрезал Джолли, продолжая осмотр. Он осветил камин у противоположной стены. Перед камином стоял маленький круглый стол и два кресла-качалки с высокими спинками. — Кроме того, что сейчас у нас есть более важные дела, — небрежно добавил он.

— Подождите минутку, Джолли. Я хочу знать, что вы имели в виду, когда…

— Гляньте-ка, — внезапно прервал он. — Это не крыса?

Крыса? Все мысли тут же вылетели у Одри из головы. Если Джолли нарочно хотел напугать ее, то за это представление он смело мог бы претендовать на премию «Оскар». Коленки у Одри задрожали в буквальном смысле слова. Но броситься в бегство она не успела; Джолли схватил ее за руку и заставил посветить фонарем.

— Нет. Полагаю, это старый носок или что-то в этом роде.

— Вы думаете? — с трудом пролепетала она, в страхе прижимаясь к Джолли.

— Это пустяки, Одри.

Все еще прижимаясь к нему, она пробормотала:

— Вам легко говорить. Вы в ботинках. А на мне туфли…

Джолли повернулся и осветил ее ноги.

— Хотите сказать, что вы не надели ботинки?

— Нет, — ответила Одри.

— О Господи, но почему? Разве вы не купили их в магазине туристских принадлежностей?

Услышав его гневный голос, Одри скорчила гримасу.

— Купила… Просто забыла надеть.

Внезапно она очутилась на руках у Джолли. Удивленная Одри прижала к груди оранжево-белый фонарик и вцепилась в него что было сил. Дар речи вернулся к ней только тогда, когда Добсон сошел с крыльца и двинулся в сторону пикапа.

— Что вы делаете? — резко спросила она.

Джолли тяжело вздохнул.

— У первого правила выживания есть дополнение, — сквозь стиснутые зубы сказал он. — Очевидно, я забыл упомянуть об этом.

— Очевидно, — иронически ответила Одри, пытаясь не обижаться на его невыносимое обращение. Как-никак, у него были все основания для гнева. Она действительно забыла надеть ботинки, которые защитили бы ее ступни и лодыжки лучше, чем открытые туфли. Но на улице ее терпение быстро иссякло. — Ну? Что дальше?

Добсон сжал губы.

— Я пытаюсь еще раз заставить вас кое-что понять. Правило выживания очень простое — заботиться о себе. А дополнение к этому простому правилу гласит, что нужно быть готовым позаботиться о себе, — желчно сказал он. — Это ваша башка понять в состоянии?

Пытаясь сохранить чувство юмора, Одри дважды цокнула языком.

— В состоянии, сэр. Есть, сэр!

Лицо Джолли напряглось.

— Этелдред, я говорю серьезно. Вы должны все делать так, чтобы вас не застали врасплох. В том числе и одеваться. И быть готовой ко всему.

— К чему? — сердито спросила Одри. Она уже давно не ребенок, а Джолли обращается с ней, как с сопливой девчонкой. — Ради Бога, мы находимся в доме моего деда, а не в джунглях. Неужели этот несчастный старый заброшенный дом является для вас воплощением опасности? Потому что, если вы так думаете, я…

— Нет, черт побери, я не считаю этот дом воплощением опасности! Но опасность есть, в этом вы можете не сомневаться… — Спустя секунду его губы крепко прижались к губам Одри.

Жаркий поцелуй длился всего мгновение. Затем он отстранился, гневно посмотрел ей в глаза и наконец произнес:

— Иногда, Этелдред, вы чертовски пугаете меня.

Ее глаза слегка расширились.

— Иногда вы тоже пугаете меня, — ответила она.

И тут Джолли снова поцеловал ее, только уже не так злобно.

На этот раз Одри отстранилась первой и всмотрелась в его горящие глаза, пытаясь сообразить, что происходит. Поняв, что надо ковать железо пока горячо, она обвила руками его шею и заставила опустить голову. Когда она раскрыла губы, Джолли издал удивленный стон.

И тут обоих охватило такое лютое, беспощадное и откровенное желание, что сторожа чувств отступили и оставили их беззащитными.

Однако по прошествии нескольких секунд оба очнулись одновременно и отпрянули друг от друга, словно элементарные частицы с одноименным электрическим зарядом. Джолли разжал объятия; Одри скользнула по его телу и встала на ноги. Потом он повернулся и исчез во тьме. Она растерянно смотрела ему вслед.

Поступить по-другому он не мог.

Решив во что бы то ни стало взять себя в руки, Джолли сделал несколько длинных шагов и оказался позади дома. Там в одиночестве он ощутил твердую почву под ногами и мог забыть, что на короткое мгновение потерял голову и позволил себе плыть по течению. Потому что в это короткое мгновение он желал Одри и того спокойствия, которое она могла вселить в его душу. Желал сильнее, чем свободы.

Не сознавая, где он находится, Джолли оперся плечом о столб старой заброшенной беседки, оплетенной диким виноградом. Он сдвинул шляпу на затылок и полез в карман рубашки за сигаретами, забыв, что бросил курить еще десять лет назад. Потом он опомнился, чертыхнулся, тяжело вздохнул и изо всех сил пнул сосновую шишку, которая бесследно исчезла в темноте. Его длинные, беспокойные пальцы скользнули в задние карманы поношенных джинсов, и Джолли впервые после смерти Грэма уставился в звездное небо. Знает ли его друг, какую кашу он заварил? Затем он подумал об Одри. Что она испытывала в его объятиях несколько минут назад? Он все еще ощущал прикосновение ее нежных губ. Он сказал, что Одри пугает его. Но на самом деле он боялся вовсе не Одри, а самого себя. Оказываясь рядом с ней, он неизменно терял голову.

Он долго стоял так, засунув руки в задние карманы, глядя во тьму и борясь с собственными чувствами, которые выматывали душу. Впервые за долгое время он думал — по-настоящему думал — о жизни, смерти и одиночестве. К несчастью для него, эти мысли были вовсе не такими беспечными, как раньше. А мысль об одиночестве резала душу как нож. Джолли быстро отогнал одолевавшие его сомнения. В конце концов, одиночество — это всего лишь состояние ума. Быть одному и чувствовать себя одиноким — совершенно разные вещи. Одиноким себя чувствует лишь тот, кто сам хочет этого. Как ни странно, сия глубокая мысль помогла облегчить тупую боль в груди.

Когда Джолли наконец вышел из-за угла дома, он увидел, что Одри сидит в машине, повернувшись к нему спиной. Дверь была открыта, и Джолли заметил, что ее нога лежит на сиденье. Все ясно. Одри не собирается облегчать ему жизнь и снимать напряжение, возникшее между ними из-за этого проклятого поцелуя. Очевидно, она решила прибегнуть к обычаю всего женского пола и ответить ему холодным презрением. Что ж, пусть будет так, сказал себе Джолли. Сейчас, когда ему удалось взять себя в руки, он сумеет ответить ей тем же.

Желая привлечь внимание Одри, Джолли откашлялся и произнес:

— Послушайте, давайте договоримся… То, что произошло между нами, больше не повторится. Это было глупо с моей стороны, а я не люблю чувствовать себя дураком. Так что забудем об этом и займемся делом…

Но захочет ли она забыть о случившемся? Джолли сделал паузу, ожидая ответа. Он был очень разочарован, когда Одри не только не сказала ни слова, но даже бровью не повела.

Однако Добсон был не из тех людей, которые быстро сдаются. Он снова откашлялся.

— Теперь, когда мы решили эту маленькую проблему, пора вернуться к делам. Итак… — он с досадой посмотрел в ее напряженную спину, — я достану из машины спальные мешки и инвентарь, а тем временем вы… — Джолли подошел к багажнику и стал вытаскивать оттуда содержимое, давая Одри время присоединиться к нему. Но, увидев, что высокомерная девица и пальцем не пошевелила, разозлился, схватил ее за талию, повернул лицом к себе и заставил посмотреть ему в глаза. — Мисс Говорли, перестаньте вести себя как ребенок и для вашей же собственной безопасности сию минуту наденьте ботинки! И не приставайте ко мне с дурацким вопросом «зачем», потому что я не в том настроении, чтобы отвечать вам!

Она боролась с искушением. Боролась изо всех сил. Простое слово из пяти букв вертелось у нее на кончике языка. Дурак! — вот что хотелось ей крикнуть. Ну же, давай! — твердил ей внутренний голос.

Одри открыла рот, но не смогла издать ни звука. Какого черта? — сказала она себе. Она тоже не в том настроении, чтобы устраивать перепалку. Вместо этого Одри взяла под козырек и выпалила:

— Да, мистер сержант! Есть, сэр!

Джолли улыбнулся.

— Ну вот, кажется, вы наконец меня поняли. Хорошая девочка. Давно пора.

— Идите вы к черту, Джолли Добсон! Кто дал вам право командовать мной?

— Думаю, ваш дед.

Она выпрыгнула из машины.

— Черта с два! Вы сами узурпировали это право!

— Вы всерьез считаете, что можете возглавить экспедицию?

— Ну… да. То есть нет.

Джолли фыркнул и подбоченился.

— Так да или нет?

— Сами знаете. Конечно, я не могу возглавить экспедицию. У меня нет вашего опыта.

— Значит, вы согласны, что командую я, верно?

Одри тяжело вздохнула.

— Да. Командуете вы.

— Вот и отлично. — Он отвернулся и начал копаться в ящике. Найдя то, что искал, Джолли поднял голову и сказал: — Вот, наденьте, пока какая-нибудь нутрия-переросток не тяпнула вас за ногу. И не снимайте, пока я не позволю.

— Но ведь скоро надо будет ложиться спать, — невинно заметила Одри.

Взгляд Джолли был твердым и решительным.

— Это роли не играет. Вы будете спать в ботинках.

— В ботинках? Но зачем? — воскликнула Одри, дрожа от ночного холода, от которого не спасала тонкая одежда. Она обхватила себя руками, чтобы согреться. Казалось, что температура упала сразу градусов на десять. Но когда она подняла глаза и увидела суровое лицо Джолли, перемена погоды показалась ей пустяком, не стоящим внимания.

— Зачем?

Вопрос вырвался сам собой. Видит Бог, Одри не хотела его раздражать.

Джолли со свистом втянул в себя морозный воздух.

— Затем, что если вы не наденете ботинки, то ваши нежные пальчики ночью замерзнут и отвалятся.

Одри широко улыбнулась.

— Ну вот, а вы боялись ответить!

— Тогда наденьте ботинки. Пожалуйста, — с нажимом добавил он.

— Надену, — ответила она, энергично кивнув.

В конце концов, она задала простой вопрос, и ей ответили. К чести Джолли, он выразился достаточно ясно. Одри сама не знала, что заставило ее заупрямиться. Может быть, желание сохранить независимость. И все же мерзнуть она не собиралась. Одри открыла прямоугольную коробку, которую передал ей Добсон, надела белые гимнастические носки и сунула ноги в новенькие туристские ботинки. Несколько минут ушло на шнуровку.

Тем временем ее мысли снова вернулись к погоде. Она не думала, что ночью будет так холодно. Во-первых, голова у нее была занята другим и ей было не до того, чтобы слушать прогноз. Вторая причина заключалась в том, что Одри никогда не испытывала холода и ей было трудно представить себе, что это значит. Нет, конечно, она знала, что такое минусовая температура. Но раньше при ней всегда были одеяла, обогреватели, камины и горячий шоколад, готовые обогреть ее озябшее тело. Истина заключалась в том, что ей ни разу не доводилось спать под открытым небом. Ни разу.

Впрочем, нет… Однажды довелось. Когда они перешли в пятый класс, ее лучшая подруга устроила вечеринку с ночевкой. Но та ночь была не чета этой. Во-первых, вечеринка состоялась в разгар лета, когда на улице было жарко и влажно. Отец подружки разбил для них палатку на заднем дворе и провел туда свет, чтобы девочки могли видеть друг друга. Для развлечения они взяли с собой маленький телевизор. Одри толком не помнила, была ли у нее подушка. Тогда они с подружкой спали без задних ног, облаченные в одинаковые огромные майки с черно-белым пандой на груди… А Джолли говорил так, словно, если она как следует не укутается, ночью ее сожрет настоящий медведь. Мало того, он заставил ее думать, что в каждом темном углу заброшенного дома таится неведомая опасность. Честно говоря, она начала жалеть, что не осталась ночевать в мотеле. По крайней мере, там имелись теплый душ и уютная мягкая постель. И не было человека с характером придирчивого сержанта морской пехоты.

Впрочем, наверное, Джолли прав. Похоже, она слишком на многое замахнулась, пожелав принять участие в поисках клада. Видимо, для этого она действительно слишком городская жительница, хотя признавать это ей ужасно не хотелось. Но если она готова смириться с поражением, то следует быть честной до конца и понять причину, которая могла бы заставить ее отказаться от своего намерения. Иными словами, Одри следует признать, что ей руководит не столько страх перед бедным мохнатым созданием, рыщущим в темноте в поисках пропитания, сколько желание оказаться как можно дальше от Джолли. Потому что если она чему-то и научилась за время пребывания в Луизиане, так это тому, что Джолли Добсон представляет куда более серьезную угрозу для ее душевного равновесия, чем любой зверь, большой или маленький.

Так что, неужели настало время пересмотреть свое поспешное решение сопровождать его? В конце концов, какая ей от этого выгода? О Боже… но ведь на кону его жизнь…

Добсон подошел к Одри, держа в руках зажженный фонарь.

— Вот, — сказал он, — держите, а я тем временем соберу хворост.

Он сделал шаг в сторону.

— Джолли…

— Да?

— Пожалуйста, будьте осторожнее, — тихо сказала Одри.

Его лицо приняло озадаченное выражение.

Одри слегка улыбнулась.

— Я знаю, вам не нравится, когда я говорю о ростовщике, но я не забыла, что он представляет для вас угрозу. И надеюсь, вы тоже не забыли этого.

Из легких Джолли со свистом вырвался воздух.

— Нет, Одри, я этого не забыл. — Он сделал к ней два шага, но внезапно остановился и долго смотрел в землю. Наконец поднял голову, и Одри догадалась, что его первоначальное намерение изменилось. — Понимаете, вам нужно беспокоиться не обо мне. Вспомните, что я говорил о первом правиле…

— Выживания, — с досадой оборвала его Одри. — Да-да. Помню каждое слово.

Джолли нахмурился.

— Оставайтесь на месте, пока я не вернусь. Не обнаруживайте себя, понятно?

Одри бросила на него мрачный взгляд.

— Я не собираюсь искать приключений.

— Это обещание? — спросил он.

— Утверждение.

— Тогда обещайте мне, что останетесь здесь, пока я не вернусь.

— Оеекей, — ответила она.

Он ждал.

— Что о'кей?

— О'кей. Обещаю.

— Вот и хорошо. — С этими словами Джолли повернулся и исчез в темноте.

Новый порыв ветра заставил ее вздрогнуть. Рубашка с длинными рукавами не спасала от холода, и Одри полезла в кабину за курткой с капюшоном. Джолли взял ее из дому, когда выяснилось, что, улетая из Талсы, Одри не удосужилась прихватить ее с собой. Слава Богу, что он спросил об этом, потому что иначе она замерзла бы насмерть. Одри облачилась в куртку, и ее не волновало, что рукава слишком длинны, а стягивающий куртку широкий эластичный пояс вместо талии оказался на бедрах. Парка была теплой и уютной. Согревшись, Одри подумала, что поторопилась с выводами. Может быть, она еще сумеет справиться с обстоятельствами. Может быть, она слишком рано струсила. Разве не она всего две недели назад сумела поставить на место брачного афериста? Ее вера в свои силы росла с каждой секундой.

Тут Одри невольно улыбнулась. Потому что в глубине души она знала, что на самом деле никогда не падала духом. Она не нытик. Так что мистера Джолли Добсона ждет большой сюрприз. Она тертый калач. Прежде чем все кончится и она улетит в Талсу, Джолли поймет, с кем он имеет дело. Можно называть это ложной гордостью, но, когда настанет время покинуть Луизиану, она увезет с собой одну ценную вещь. Уважение Джолли Добсона.

Джолли вернулся через пять минут с ворохом хвороста. Он вошел в дом и вышел оттуда с пустыми руками.

— Я скоро вернусь, — сказал Джолли и опять исчез во тьме. Через несколько секунд он вернулся с другой охапкой.

Держа фонарь, Одри прошла следом за Джолли и увидела, что он сунул валежник в камин. Она принялась следить за тем, как он размещает в камине вторую охапку. Потом он нагнулся, чиркнул спичкой и поднес ее к заранее намеченной точке. Подбросив в огонь пару сосновых шишек, он отряхнул руки и подождал, пока шишки не займутся. Они загорелись, а вслед за ними занялись и дрова. Джолли выпрямился и сказал:

— Одри, идите сюда и грейтесь.

Повторять дважды не пришлось. Одри поставила фонарь на пол, в мгновение ока оказалась рядом с камином и протянула руки к потрескивающему пламени.

— Ох… замечательно! — воскликнула она.

Джолли улыбнулся, сделал шаг назад и внимательно посмотрел на нее.

— Красивая куртка, — сказал он.

После этого замечания настроение Одри улучшилось настолько, что она решила устроить показ мод.

— В этом году модно все свободное, — сказала Одри, выпрямляясь. Она подняла отложной воротник и прикрыла им щеки. Потом сунула руки в боковые карманы и покрутилась на месте, показывая себя со всех сторон.

— Красиво. Очень красиво, — повторил Джолли.

Его глаза искрились. Он протянул руку, чтобы поправить воротник, и случайно коснулся щеки Одри. Ей показалось, что его пальцы задержались на месте больше, чем это было необходимо. Она не знала, что задумал Джолли. Может быть, он всего лишь поддерживал затеянную ею игру, но ласковое прикосновение к ее коже, пусть мимолетное, заставило ее сердце бурно забиться.

Он опустил руку, сунул ее в карман джинсов и шагнул к двери.

— Оставайтесь здесь. Я принесу еще хвороста, чтобы хватило на всю ночь. Это не проблема. На заднем дворе его полно.

— Я могу помочь, — серьезно сказала Одри.

Замешкавшись на секунду, Джолли сказал:

— О'кей. Возьмите в пикапе спальные мешки, принесите их сюда и расстелите.

— Куда их положить? — спросила она.

— Около огня, Одри, — с досадой ответил он и вышел, качая головой.

Недовольная собственной глупостью, Одри скорчила гримасу.

— Конечно, дура набитая, — сказала она себе. О Господи, разумеется, скаутской медали она не заслужила. И не заслужит, если будет так медленно соображать. Если бы она была герлскаутом, сейчас ей это здорово пригодилось бы.

Кстати, а почему она не была герлскаутом? Она мысленно вернулась в свое детство и ничуть не удивилась, когда вспомнила, что ее отговорила от этого именно бабушка. Одри понимала, что многого лишилась из-за опеки стареющей бабки.

Она пошла к пикапу, вынула скатанные спальные мешки, подушки и одеяла и быстро пошла назад. Сначала Одри расстелила голубой спальный мешок, положив его перпендикулярно камину. Потом так же поступила с красным, оставив между мешками расстояние в метр. Это расстояние могло бы быть и больше, но тогда мешки оказались бы далеко от огня. Она не собиралась ложиться слишком близко к Джолли, но и мерзнуть всю ночь ей тоже не хотелось. На каждый мешок она положила подушку и одеяло. Потом Одри встала спиной к огню, сцепила руки сзади и прикинула, сколько часов осталось до утра. В комнате было очень холодно, несмотря на горящий огонь. Ну хорошо, она залезет в мешок. Но как умудриться согреть одновременно голову и ноги?

Дверь открылась. Джолли принес еще одну охапку хвороста, бросил ее у камина и повернулся, собираясь снова выйти наружу.

— А разве этого не хватит на всю ночь? — спросила Одри.

Джолли покосился на кучу.

— Может быть, и хватит. Но лучше перестраховаться. Могу сказать заранее: не слишком приятно вылезать из теплого спального мешка в три часа ночи и идти на новые поиски.

По спине Одри пробежал холодок.

— Думаю, вы правы, — ответила она, не пытаясь спорить.

Чувствуя себя виноватой, она пошла за ним. Но вскоре Джолли почувствовал ее присутствие и резко повернулся.

— Если вы действительно хотите помочь, — сказал он, — то оставайтесь здесь. Мне легче собирать хворост одному, чем волноваться из-за того, что вы заблудитесь в темноте.

Это его трудности, подумала Одри. Может, она и не образцовый скаут, но и не дурочка.

— Хотите верьте, хотите нет, но в Талсе я ни разу не заблудилась. А, к вашему сведению, Талса большой город и в нем полным-полно всяких закоулков.

Но в вашей Талсе нет сосновых лесов, где все выглядит одинаковым, а ночи такие темные, что не видать кончиков пальцев. Здесь есть ручьи, змеи, а кое-кто божится, что и зыбучие пески, хотя самому мне их видеть не приходилось. Так что…

— О'кей, — прервала его Одри, с трудом переводя дух. — Вы меня убедили. Я остаюсь.

Глаза Джолли потемнели.

— Извините. Кажется, я слегка перестарался. Просто не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось, — хрипло сказал он.

— А я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с вами, — ответила Одри, проглотив комок в горле, возникший при одной мысли о том, что ему грозит опасность.

На какое-то мгновение она забыла гордость и готова была броситься в его объятия так же, как сделала это, будучи глупой девчонкой. Но теперь она женщина, и сторожа ее чувств всегда наготове. Они не дадут ей сделать новую глупость. Нет уж, дудки! Хватит и старых.

Джолли пожал плечами.

— Думаю, это только… ну, в общем, это мой долг по отношению к вашему деду.

Вот это пощечина! Он заботится о ее безопасности только потому, что считает себя в долгу перед ее дедом…

Сторожа ее чувств тут же подняли щиты, чтобы оградить хозяйку от лишней боли.

— Что ж, понимаю, — сказала Одри. — Но вы последний человек на свете, которому мой дед хотел бы причинить вред. Он любил вас, как сына.

— Одри, вас он любил тоже.

— Серьезно? — спросила она, собрав остатки храбрости. — Прикажете поверить вам на слово?

— Ага, — ответил он. — По крайней мере, пока. Но очень скоро все может измениться.

Из глаз Одри хлынули горькие слезы. Не желая показывать их Джолли, девушка отвернулась и пошла к камину. Один Бог знает, как она хотела убедиться в любви деда. Но слишком многое свидетельствует о том, что она была безразлична деду так же, как ее мать и бабушка. Это нужно принять. И смириться.

Когда-нибудь она так и сделает.

Ради собственной пользы Одри следует верить, что наступит день, когда она перестанет оплакивать свое прошлое.

Услышав, как за Джолли захлопнулась дверь, она вытерла слезы рукавом своей — нет, его — парки, опустилась перед камином на колени и как загипнотизированная уставилась на пламя. Она невольно вспомнила время, когда была маленькой девочкой и бабушка часами укачивала ее у камина. Когда бабушка не видела, что за ней наблюдают, ее глаза становились грустными. И тут к Одри пришло пугающее понимание: любовь бабушки не умерла, несмотря на боль, которую причинил ей дед. Так бывает всегда, когда женщина любит по-настоящему.

Поэтому Одри судорожно вздохнула и повторила данную себе клятву. Она ни за что не полюбит мужчину так, как это сделала ее бабушка.

Ни один мужчина не стоит того, чтобы по нему так горевали. Ни тот человек, который стал ее отцом и оставил город вскоре после свадьбы с ее матерью. Ни ее авантюрист-дед, который просто-напросто отверг любовь внучки. И, уж конечно, этого не стоит Джолли Добсон, который посмел сказать, что он заботится о ней только потому, что чувствует себя в долгу перед ее дедом.