Сколько света накопили деревья! Под задумчивым темнеющим небом Освещают города и деревни, Чтобы как-то продержаться до снега. Чтобы пасмурные дни освещались Разноцветными шальными кострами, Чтобы празднично мы жгли и прощались, Не жалели унесённых ветрами. Отпускали бы, с улыбкой, как листья, Всё на свете, вплоть до жизни и счастья… Осень празднует светло и неистово! От чего ж и нам теперь огорчаться?.. Принимая, отпуская, светлея, Улыбаются потерям деревья… Просто радуясь, листвы не жалея, Освещают города и деревни.

Почему ты цветёшь, одуванчик? Ты что, идиот? Неужели не слышал, что засуха будет опять? Почему ты легко семена провожаешь в полёт? Мир ужасен, пойми, бестолковый! Попробуй понять. С неба падают птицы, горят на востоке леса. Обещают холодную осень и слякоть зимой. Ты чему улыбаешься? Видишь: в сарае — коса, И удачу ни в жизни не выиграть, ни в казино. Почему ты смеёшься? Что хочешь ты этим сказать? То что ты идиот, мне понятно, но где тут подвох? Почему от жары ты не вянешь в бессильных слезах? Неужели считаешь, что мир твой несчастный не плох? Но летят и летят, и летят, и летят семена… И приходит весна за зимою, и солнце над Миром встаёт. Если ждёт одуванчик, приходит, приходит весна. Если ждёт одуванчик, приходит она, настаёт.

Свет вечерний тихий-тихий, И кузнечиков не слышно. Цвета спелой облепихи Замер воздух неподвижный. Пух бесшумный, растворяясь В невесомости ленивой, Словно свет распространяясь, Вдаль летит неторопливо. Свет и сам, как пух осенний Спелого чертополоха Мягким дымом гасит тени И ложится легче вздоха. Тёмный лес — в пушистом свете. Нет ни звука, ни движенья. Изумлённый замер ветер. Тишь — до головокруженья. Что-то происходит с нами Так таинственно и нежно, За пределом пониманья, Невесомое, конечно.

Как прохладная вода обнимает… Как малиново вздыхает дорога… Я — бесцельная, живая, немая, Окунула в пруд гудящие ноги. И мальковая, щекотная стайка… И стрекозы, и поля иван-чая Из божественно-ленивой мозаики — Совершенны, бескорыстны, случайны. Водомерки… На угоре — душица… Вдруг — за лесом, словно лету в награду, Прокричал петух… Малина пылится… Придорожная, ничья, без ограды.

Я проигрываю траве, Этой силище беззащитной, Войску солнечных, чистых кровей Безнадёжную тихую битву. То, что скошено — поднялось, То, что вырвано — лезет бесстрашно. Кирпичи прорастает насквозь Листик тоненький, нежный, отважный… И — по пояс нетронутый лес! Зелень сочная листья топорщит. Огород захлебнулся, исчез — Он на дне этой радостной рощи. Словно тут не ступала нога Человека… Рука — не полола! Словно тут зарастало — века! Лебеда да пырей — частоколом. Что-то сил не хватает уже… И не весело биться с природой… Год от года — свежей и свежей Лебеда моего огорода…

Я — трава. Ну какая, ей-богу Есть ответственность у травы? Я расту, окаймляю дорогу, Лезу в гору, ныряю во рвы. Прорастаю сквозь хрупкие камни, Пью дожди, выгораю в жару. Ни забота ничья не нужна мне, Ни могила, когда я умру. Только кажется мне, я — бессмертна, Что, растоптана диким конём, Вновь взойду и нежна, и несметна, Вновь вернусь вслед за льдом и огнём. Мне не ведома речь и границы, Языки, государства, мораль. Полководцев пустые глазницы Я скрываю от неба, как встарь. Чтоб со мной говорить, бесполезны Человечьи смешные слова. Тайна жизни моей — бессловесна. Я — трава. Я — простая трава.

Словно искры, опавшие листья летят. Формы яблок, с деревьев срывается свет, И по лесу рассыпался в форме опят, И у девочки хвостики — формы комет. Ярко-рыжей коровой приходит закат, Золотистым окошком осина горит, Засыпает котёнок светло на руках — Жарко топится печь у котёнка внутри. Формы света бесчисленны, словно трава. Да и травы — проросший из семени свет. И деревьев роскошный цветной караван — Самый верный, пожалуй, о свете ответ. Свет глаза закрывает, когда ты уснёшь, И уносит рекой отражения снов, Прорастает в пшеницу, вливается в рожь И пытается форму найти среди слов. Мы не просто энергией Солнца живём — Мы являем собой прорастающий свет. Можем мы и не знать, и не думать о нём… Не священного — нет. И не светлого — нет.

Праздник солнечных облаков У сияющих тополей. И взлетают пушинки легко, И — метель! Словно мы в феврале. Так доверчиво и светло, С тайной радостью на душе, Пух летит в ветровое стекло, И трава побелела уже. Ветром катятся колобки, Завихряются от машин, Ускользают от взмаха руки, Уворачиваются от шин. Проявляя пространство кругом, Намечая до неба маршрут, То парят, то несутся бегом, То на листьях пушисто уснут. И полётом пропитанный день — Как лекарство, как будто — вино, Как на синее небо ступень, Где счастливым быть разрешено.

Цветок иван-чая качается На склоне холма, за крапивою, Пушинками с ветром встречается И празднует встречу счастливую. А ветер — не ветер — а пёрышко! Летит — не летит — поднимается! И льются пушистые зёрнышки, И льются, и вверх выливаются. Откуда их столько?! Сияние Их нимбов, парящих доверчиво, Стирает легко расстояние До сердца, до неба, до вечера… И вечер становится таинством, Великой безмолвной мистерией. Цветок постепенно расстанется С корнями, почти что — с материей. Возносятся звёзды вечерние… И каждый момент продолжается Молочное это свечение — Галактика наша рождается! На склоне цветущем, за дачами, В пушистом младенчестве, звёздочки Глаза раскрывают щенячие, И светят их ясные мордочки.

Безумная щедрость: избыточно листьев, Избыточно яблок, избыточно снега, Не счесть в океанах мальков серебристых, Избыточно первых весенних побегов, И рвущихся к жизни из тесных скорлупок, Бессчетны попытки людей и растений Успеть расцвести и исчезнуть без звука За время, пока удлиняются тени. И вновь семена упадут изобильно, Растает в земле вековая усталость, И сердце забьётся так жарко и сильно — Я снова вернусь, как всегда возвращалась. Глаза раскрывает в овраге подснежник, С доверием к жизни, с доверием к смерти… Он снова вернётся и юный, и нежный… Он снова вернётся, уж вы мне поверьте!

Нужно уметь ждать. Не ковырять бутон. Не торопить жизнь, спрятанную в цветке. Просто тихо сидеть, лапы прикрыв хвостом, Слушая, как река плещется вдалеке, Слушая, как плывут по небу облака, Слушая, как звенит скошенная трава… Нужно уметь ждать, взглядом касаясь слегка Того, что должно уйти в радугу или в слова. Нужно расправить усы, уши слегка прижать, Чтобы не оглушил в раковинах прибой… Можно даже уснуть… Так неподвижно лежать, Чувствуя тонкую связь неявленного с тобой. Сбудется круговорот огненных лепестков! Нужно уметь ждать, не убегать, скуля. Бутон раскрывается сам — ярко, прозрачно, легко. И с ним расцветает вся доступная взору земля.

Если свеча горит в темноте, ну а рядом нет Никого, кто смог бы увидеть её сияющий свет, Если рядом дыра, отсутствие, пустота, И нет ни пылинки, ни вздоха, ни высохшего листа — То свет не способен будет пространство вокруг зажечь, И не услышанной в бездну провалится яркая речь, И будет рядом такой же мрак, какой вдалеке, И свет исчезнет со скоростью света, водой в песке Будет просачиваться, искать видящие миры… Но некому видеть — и он невидимый до поры. Нужно, чтоб кто-то рядом подставил свою ладонь, Чтоб свет в неё носом уткнулся, как огненный конь. А рядом с огнём ты сам становишься освящён, Во что-то прекрасное ясным огнём посвящён. Теплом оттолкнувшись от глаз твоих и от рук, Свет создаёт легко освещенный и видимый круг… Старое кресло и плед, и кофейник, и дремлющий кот — Тоже включаются в огненный круговорот. Ну а если свеча одна, то она и за сотню лет Не увидит ответ на её покидающий свет…