Тождественность

Звонко упал хрусталь —

Острых осколков всплеск…

Тысячей радуг стал

Тонкий фужер, исчез…

Маленький взрыв стекла…

Тысяч лучей оскал…

Тоненький, со стола

В пропасть свою упал.

Радуги — на полу,

Отсветы — на стене.

Словно алмазы — в углу…

Трещины — словно во мне…

И ощущеньем родства —

Неотвратимость беды:

Скорый распад колдовства,

Будущей смерти следы.

 

Сломанная ветка

Сломанная ветка зацвела

В день, когда другие облетели,

На коре цепляясь еле-еле,

Зацвела, раскрылась от тепла.

Распахнула белые цветы,

Нежные, под самыми ногами.

Чудом сохранённая Богами,

Посреди ветров и суеты.

Вот теперь — не трогайте её!

Она выжила уже и прирастает,

Корешки старается, пускает,

Верит в воскрешение своё.

Обойди, садовник, стороной —

Пусть несовершенной будет крона,

Покосится ровная корона,

Но живой останется, живой!

 

Когда я ещё была

Когда я ещё была

Бессмертной и глупой птицей,

Я верила в два крыла,

Не думала ошибиться.

Был прост и понятен Свет:

Вот — небо, вот — рыжие сосны,

Вот — россыпи вёсен и лет,

Всё новые, новые вёсны.

Я тратила время тогда

На самые важные вещи:

В песок выливалась вода,

Чирикал воробушек вещий…

Рисунок… Зачем? Для чего? —

Так просто. Не сложится — бросим.

Сквозь тысячи вечеров,

Сквозь новую яркую осень.

Как здорово было быть

Бессмертной, как солнечный ветер.

Как всё ещё здорово жить

На Свете.

 

Может быть

Может быть — правда?.. Ну, то есть — возможно…

Может быть, это не невероятно?..

То что мы жить после смерти продолжим,

То что на Землю вернёмся обратно?..

Может быть, может быть, правы индусы:

Жизнь — череда бесконечных рождений?..

Нет, атеистом мне быть не по вкусу!

Много и менее злых заблуждений…

Мы же не знаем! Ну, правда — не знаем:

Всё ли исчезнет за страшной границей…

Может, наш разум, как дымка растает…

Может — взлетит расколдованной птицей!

Может, найдёт себе новое тело…

Может — сольётся с далёкой звездою,

И, начиная светить неумело,

Вдруг обнаружит: бояться не стоит!

Может быть, может быть… Только вот жалко,

Думаю, что с разрушением связей,

Будет ни холодно мне и не жарко —

Ни от надежд, ни — увы! — от фантазий…

 

Исчезнут звёзды

Погаснут звёзды… И небо тоже,

Ещё сверкая летящим светом

От звёзд умерших, как птица сложит

Большие крылья и канет следом…

И будет пропасть длинною в вечность,

Разрыв всех связей и трепыханий.

Распад всех звуков разумной речи

Без возвращений, без ожиданий.

И, если были, исчезнут души…

Исчезнет время. И свет. И воздух.

Весь Мир исчезнет… Весь Мир! К тому же,

Исчезнут звёзды… Исчезнут звёзды…

 

Ставка на смерть

Спички огонёк невесомый —

Жизнь моя, травинка лесная.

Я уже сгораю, я знаю —

Притворяться нету резона…

Дальних звёзд громадная стая

По другим пылает законам,

В странном мире том заооконном

Расстояния в парсеках считая.

Там взрываются сверхновые звёзды,

Заменяет радиация воздух,

Остывают миллиарды планет…

В ужасающей космической каше

Мне уютно, хорошо, и не страшно:

Слишком короток мой вспыхнувший свет.

 

Старая дача

 

Выбор

Мы тянем карту рубашкой вверх,

Мы выбираем судьбу — не глядя.

Смеётся Случай Слепой в засаде:

Удар пиковый? Провал? Успех?..

Мы за день несколько раз порой

Судьбу свою навсегда меняем,

Когда автобус вдруг обгоняем,

Когда стоим и болтаем с сестрой…

Безумен выбор… Но есть узор

Событий, встреч, поворотов странных…

И мы героями киноэкранов

Играем этот вселенский вздор.

Когда решаем: «Сказать?.. Смолчать?..»

В узор свои добавляем краски,

Мораль и логику ищем в сказке,

С утра планируем бегать начать…

И кажется нам, что разумный совет

И планы на завтра, и кружево знаний

Нас не оставят в нелепом тумане,

Где чёткой опоры под ступнями нет.

Но нет же! Мы даже не знаем — когда

Мы делаем выбор, и выбор ли это…

Промедлим чуток, прикурив сигарету —

И, нас не заметив, промчится беда…

 

Снег

Обречённый, мягко падает снег.

Белый-белый на тропинки летит.

Он, наверное, не знал о весне.

Улыбается светло и молчит.

Он — как белые цветы на кустах,

Как подснежники на серой земле,

Не угасла ещё в нём высота,

Не растаяла в грядущем тепле.

Он танцует по дорогам, кружась,

Ослепительный и чистый — до слёз!

Он укрыл собой весеннюю грязь,

Но надежды никакой не принёс.

Бесполезный и бессмысленный свет…

И прекрасна его странная жизнь.

Ну а к вечеру — его уже нет…

Да и нас не будет, как ни кружись.

 

Апрельский снег

Падает, летит снег.

Падает с небес свет.

У собак в снегу мех,

И под лапами лежит свет.

Солнце выглянуло из туч.

Зачарованно глядит вдаль…

Как сияет на снегу луч!

Как сверкает на земле шаль!

Падает на мир день

Крошевом ночных звёзд.

Гаснет на душе тень,

Затихают родники слёз.

Копится в душе смех,

Падает с небес свет.

Пригодился и весной мех…

И — по свету — как зимой — след.

До конца апреля — три дня.

Ночи коротки, и — свет! Свет!

Теневой наряд уже снят,

И сугробов всё равно — нет!

 

Туман

В молоке тумана проплыла ворона

Над большой берёзой, над просторной ивой.

Куполами светят золотые кроны.

Осень. Облетает лес неторопливо.

И в тумане тонут голуби и листья,

И шагов не слышно, и не веришь слухам,

Что за горизонтом дождь несётся рысью,

И холодный ветер завывает глухо.

А кругом деревья замерли в тумане,

И плывут вороны — призрачные тени.

Что там будет завтра? Что случится с нами?

То же, что до снега с большинством растений?..

Тихо… Как же тихо! Солнце расцветает —

В облаках тумана солнце словно дома.

И туман уходит, улетает, тает,

И туман взлетает к небу невесомо…

 

Старые дома

У старых домов, как у старых деревьев,

Глубокие корни и тёмные тайны.

Их дни скоротечны, а ночи бескрайни.

И зимние звёзды им светят острее.

Коты во дворах и под сводами лестниц,

Заплатки котов на потрёпанных крышах…

Но серые, серые, серые мыши

шуршат под трухой невысоких поленниц.

У старых домов лабиринты подвалов,

Но даже скелеты в шкафах позабыты…

Лишь мыши снуют за посудой разбитой…

Хозяев ещё в прошлом веке не стало.

Какие-то гости, случайные люди

Скрипят половицами, варят похлёбку…

И свалены в кучу ботинки, коробки,

И кончилось время надежд и прелюдий.

Осталось дождаться последнего шторма,

И вырвать к чертям надоевшие корни!

Но каждое утро подвыпивший дворник

Опавшие листья сметает покорно,

И дальше дрейфуют дома в межсезонье…

Изжиты истории, выросли дети…

Окно одиноко на улицу светит…

До самого утра звездою бессонной.

 

Черёмуха

Сколько раз зацветёт черёмуха,

Горьким запахом одарит?..

Вспыхнет лёгкое время порохом —

И сгорит.

Сколько вёсен ещё нам праздновать?

Майских сумерек и ночей?

У обрыва объятья страстные

Горячей.

Лепестки облетают, прощаются.

Ветер под ноги их несёт…

И всем сердцем весна ощущается…

Вот и всё.

Осязаемость, нежность непрочная

Встреч, черёмухи и весны…

И зачем-то тревожные ночью мне

Снятся сны.

Но весна за весной, безумная,

Сердце радуя, настаёт…

Расцветает черёмуха лунная

И цветёт.

 

Сослагательного — нет

Ещё не знаю нужных слов, а просто плачется.

Когда прошла я поворот?.. Что не заметила?

И словно бы не узнаёт Зима-обманщица,

И заметает снег следы свежо и ветрено.

И белый холст, и белый лист, и смех нетронутый…

И все ошибки, и все встречи не случайные —

Я вас теряю. И в душе чернеют омуты…

И я тоскую по неспетому отчаянно.

Из горсти зёрен — лишь одно в тебе проклюнулось.

Из океана — лишь волна тебя подбросила…

По звёздным меркам, ты уйдёшь — такой же юною,

Не успевая накопить веселья к осени.

Да, сослагательного — нет… Но боль сердечная,

Откуда боль по непришедшему, по тайному?..

Откуда это — прорасти — желанье вечное?

Откуда это — улететь — желанье стайное?..

Ну чем не зверь?! И понимания не выросло…

Зима метёт… И поворот, и ветер северный…

И не могу про новый день собраться с мыслями.

И новый мир опять вокруг. И всё потеряно.

 

Танец

Я зелёными костерками

Выпускаю по саду рассаду,

И руками над цветниками

Колдовать могу до упаду.

Только это — всего половина

Моего труда на участке —

Я и в смерти растений повинна,

И к убийству сильнее причастна:

Подорожник, осот, одуванчик

И, уже зацветающий, клевер

Вырываю… А как же иначе?

Прямо — юг, а оглянешься — север.

Слева — жизнь, а оглянешься — смерти

Служишь так же, и с большим усердьем,

Но в неистовой круговерти

Мы танцуем и «в север» не верим.

Только смерть не противоположна:

Она с жизнью на пару кружится,

Разделить их — увы! — невозможно…

Вот — срываешь ты стебель душицы,

Зверобоя добавишь и мяты —

Чай нальётся живительной силой…

Ну а стебли поломаны, смяты,

Чай для листиков станет могилой…

Неприятно? Хотите — не верьте:

Смерть — не зло… А всегда — продолженье.

Мы живём в окружении смерти,

В этом странном и страшном круженьи.

 

Несправедливость

Жил человек… И образ жизни

Здоровый вёл. Боялся смерти.

Боялся: кровь из раны брызнет,

Боялся: в Ад утащат черти.

Боялся: рак, инсульт и сердце…

Беспомощность и боль, и мука…

И ел без соли и без перца,

И Йоги постигал науку.

Пил только чай, вина чурался,

И не курил, молился Богу.

И так бессмертным стать старался,

Что становился понемногу.

Так что же это? Шутка злая?

Он умер раньше, чем другие…

Чем те, кто жили не считая

Минуты, сердцу дорогие,

Чем те, кто жили и смеялись,

Курили, пили, нарушали…

Кто, не считая, наслаждались

И Жизнь вкушали…

 

Плач атеиста

К догорающему костру…

Нежность ко всей вселенной безмерна…

Дело не в том, что я  умру —

Страшно, что вся Земля — смертна.

Погибнет Есенинская душа,

Вместе с собаками и словами,

И Моцарт без Солнца не сможет дышать,

Анри Матисса угаснет пламя.

Как только исчезнет последний пиит,

Не станет Луны и подлунного мира, -

Поэт всех поэтов навек замолчит,

Рассыплется прахом заветная лира…

Всё! Понимаете?! Всё уйдёт!

И отклика в новых веках не будет!

И нас никто в пустоте не найдёт,

И, даже, никто никогда не забудет.

Безликая, вечная пустота —

Итог всех гениев и дерзаний.

И бесполезно пройдёт маета

Смешных открытий идей и знаний…

А для всеобщего равенства масс,

Где-то вверху, над пропавшими нами

От юного взрыва в бесчисленный раз

Появится новый светящийся камень.

 

Смерть

Мир кружился каруселью яркой, пёстрою…

Танцевала Жизнь в цветочном лёгком платьице.

Смерть сидела и косу точила острую…

Долг есть долг… Хотя погано было нА сердце.

Обзывали Смерть «костлявой», «стервой чёрною».

И желали ей самой беды и гибели.

С ней боролись и шаманы, и учёные,

Презирали, ужасались, ненавидели…

Сколько ж можно? Ни любви, ни уважения…

А работа, между прочим, не завидная!

И оставила она своё служение —

Допекли её слезами да обидами.

Что за праздник начался! Эх, любо-дорого!

Смерти — нет совсем! Исчезла, тварь поганая!

Потекли года счастливые без ворога.

Все от радости хмельные, точно пьяные.

Ну а Жизни что? Танцует, размножается.

И людей — что в чистом поле трав некошеных.

Во сыру землю никто не собирается,

Во сырой земле, известно — что ж хорошего!

Но года текут, сливаются в столетия…

Жизнь круги свои наматывает вечные…

Только выглядит — как нищенка последняя…

Где ж та девочка весёлая, беспечная?

Ковыляет через боль старуха древняя,

Сад фруктовый не цветёт, задушен сучьями.

Голод правит городами и деревнями,

И больные безнадежностью измучены.

Нет покоя: боль на вечность преумножена,

Застоялась кровь, а новой — не рождается.

На уродливую нищенку похожая,

Жизнь в болоте беспросветном отражается.

Смерть проснулась в темноте, у края времени.

Слышит: колокол гудит истошным голосом.

Видит: некуда упасть на землю семени,

И кошмар царит такой, что дыбом волосы!

Устыдилась Смерть, от страха время сдвинула,

Одним взмахом возвратила всё по правилам…

«Ты прости, что я одну тебя покинула!» —

И цветочек Жизни за ухом поправила.