Дырявое ведро

Солякова Яна

Сон Дракона

 

 

Сон Дракона

Уснул Дракон. Огромный вздох

Поднялся облаком, растаял…

И опустилась чаек стая

На плечи. И зелёный мох

Укрыл от глаз сверканье меди…

Дракон уснул, поблек во сне.

Потом его засыпал снег,

Забыли старые соседи.

Лишь через тысячу веков

Он шевельнулся, потянулся…

Зевнул, но так и не проснулся,

Не выплыл из потока снов.

Но город у его хребта

Смело, как карточные башни,

Стал город миражом вчерашним,

И мраморная красота

Его мостов, скульптур и арок

Дракону снится по сей день…

Под веками мелькает тень,

А сон его глубок и ярок:

Во сне летит он над водой,

Над Белым городом прекрасным…

И полыхает медно-красным,

И всходит месяц молодой.

Века царапают слегка

Его расслабленную спину…

Он словно — горы и долины,

Но мысли, легче мотылька

Выносит ветер временами

Из снов Дракона и тогда,

Они, пространствовав года,

Ложатся в душу семенами.

И прорастут они тоской,

Желаньем странного чего-то,

Воскреснут памятью полёта,

Сведут с ума, убьют покой.

И прорастут, и расцветут

Неисполнимые желанья…

Томление без пониманья…

Сведут с ума, с ума сведут…

 

Песня на холодном болоте

Пела лягушка в холодном болоте.

Пела о юности и о любви.

Лето прошло. Уж сентябрь на излёте…

Принца ж всё нету: зови не зови.

В ней же — костёр нерастраченной страсти,

Как изумруды сияют глаза…

Пусть уже двести один головастик,

Пусть уже взор застилает слеза…

Только надежда на Принца в одеждах

В ней, как и в юности, пышно цветёт.

Скоро прискачет Он пылкий и нежный,

Чудо, конечно же, произойдёт.

«Так не бывает, — Смеются подружки, —

Принцы не водятся в здешней дыре!

Если и водятся, то на лягушке

Сроду не женятся! Сдохнут скорей.

Что тебе принцы? Сиди, размножайся!

Радуйся деткам, лови комаров.

Сказок наслушалась… Дурью не майся!

Меньше романов читай про любовь!»

Только лягушка всё пела и пела…

Кочку повыше нашла, поровней.

Принца ждала, как могла, как умела.

Верила: женится счастье не ней.

Вот полетели уж белые мухи…

Вянет камыш, почернела вода…

«Скоро помру бесполезной старухой,

лучше б гуляла, пока молода,» —

Мрачно себя обвиняла Лягушка…

И уж хотела поглубже нырнуть…

Чу! Кто там скачет по дальней опушке?!

Кто там решил на болото свернуть?!

Сердце забилось, и голос сорвался!

«Милый, я здесь!» — закричала она.

Принц подошел… Только не улыбался.

Не расцветала от взгляда весна.

Бледный. Темнеют круги под глазами.

Голос дрожит и срывается в плач:

«Ну и живите! И царствуйте сами!

Вся моя жизнь — череда неудач…»

Выбросил в воду он чей-то платочек.

Взглядом прощальным болото обвёл…

Видит: среди замерзающих кочек

Словно цветочек заморский расцвёл:

Спинка бордовая, белое брюшко,

Лапки зелёные, словно трава…

С кочки таращится чудо — Лягушка,

Молча сидит: ни жива ни мертва.

Принц усмехнулся улыбкой последней.

В сердце гремел за обвалом обвал…

И королевский несчастный наследник

С горя Лягушку и поцеловал!

«Смейся теперь!» — прокричал он кому-то,

Бросился в омут, под лёд, с головой…

Тихо… В часы превращались минуты…

Понял страдалец на дне, что — живой!

Странно!.. Сердечная боль притупилась…

Словно он выпил целебный бальзам.

Что-то с руками и с кожей случилось…

Глянул вокруг — и не верит глазам:

Вместо сапог — перепонки на лапах,

Гребень и жабры, поджарый живот…

Дышит водой: то ли вкус, то ли запах…

Он утопился, а всё же живёт…

Стал он пятнистым подводным Тритоном!

С радостью в жилах, со светом в очах…

А по-людским бестолковым законам

Так бы как дурень в палатах зачах!

Домик уютный, подводные травы,

Рыбок весёлых играют стада…

Слышит: «Что, съели? Вы были не правы!

Принц мой пришёл, ну а я — молода!»

Видит: пред ним — красота неземная!

Яркая, страстная — пурпур и медь!

Жить бы с такой, огорчений не зная,

Как-то бы заговорить с ней посметь…

 

Стражник с травинкой

За светлыми рощами, тёмными чащами

Драконы живут до сих пор настоящие.

Чудовища в норах таятся ужасные,

Лежат под ногами сокровища разные.

Там сказки не в книгах забытых пылятся,

А предпочитают по улицам шляться.

Там сказки с ещё непонятной концовкой,

Наивны, смешливы, порою — неловки,

Они ещё полностью сами не знают,

Куда собираются, что затевают…

Будь благословенен, тот лес заповедный,

Где Совы, Собаки, Принцессы и Ведьмы!

Там просто до ужаса жить интересно!

И там ничего наперёд неизвестно.

На тайной тропинке задумчивый стражник

Травинку жуёт, пропуска проверяет.

Он может забрать твою жизнь и бумажник,

Он душу на входе твою измеряет…

И вид его строгий, и взгляд его цепок,

Но мимо — возами везут контрабанду!

Отвагу вывозят прицеп за прицепом,

Несут благородство и песен гирлянду.

Ещё амулеты и разные тайны

Выносят в карманах и просто в ладонях…

И пёрышко, что прицепилось случайно,

И запах победы, и привкус погони,

Восторги и слёзы, бессвязные речи,

И пламень в глазах, и широкие крылья,

И тихую нежность, и трепет сердечный,

И веру в удачу под курточкой пыльной.

Зачем он сидит, этот стражник с травинкой

На старой скамейке у тайной тропинки?..

И как выбирает: пускать ли кого-то?..

Уму не доступна такая работа…

Вдруг серое небо заплачет от грусти —

И он меня в лес заповедный не пустит?!

Хотя, если честно, такое бывало…

Но я всё равно в этот Мир попадала.

Ведь если он нужен, как Солнце и воздух —

Поверьте, запрет — это так не серьёзно!

 

Близкий сон

Во сне я стояла на палубе,

И брызги летели.

Ещё бы чуть-чуть — и упала бы

Я в море с постели!

В руках — белоснежная рыбина

Вся в радужных искрах

Змеиными билась изгибами

До ужаса близко.

Я утром почти её видела —

Чудесную рыбу…

В реальности — странное видео:

Багамы? Карибы?..

Но к полудню сны растворяются

В житейских заботах,

И радуги все заменяются

Обычной работой.

Но я её встретила! Встретила

Опять в магазине…

Она меня тоже заметила

Зрачком своим синим…

В аквариуме, огромная,

Она — как в стакане…

Такая спокойная, скромная…

А я-то — руками

Держала её, как драконицу

Над пеной летящей…

Опять захотелось дотронуться

До тени скользящей.

Змеиная, лунная, странная…

Написано: «Не продаётся».

Плыла меж стеклянными гранями,

Как в тёмном колодце…

А я-то, смешная, не верила

В подобные встречи!

И страшно: кто встретит теперь меня

Сегодня под вечер?!.

 

Русалка

Море выбросило на берег,

Словно глупую рыбку, русалку.

И она без борьбы, без истерик

Просто тает на солнце. Не жалко

Её морю и чайкам кричащим,

А под солнцем палящим всё чаще

Тени чаек мелькают… Зелёный

Горизонт не скрывают волны…

Горизонт выжигает свет…

Солнце бьёт ослепительно-чёрным,

И спасения, кажется, нет…

Изумлённо она внимает

Волн тяжелых утробному плеску…

Ветер голову поднимает…

Ветер рвёт горизонта леску —

И широкие пенные волны

Вновь игриво колышут волосы…

А она безответна, безмолвна…

Без желаний, без взгляда, без голоса…

 

Грустная сказка

Рыжий клоун под осенним дождём

Шёл, совсем не замечая весны,

Мокла яркая жилетка на нём…

Пели птицы — не нужны, не слышны.

И светило солнце всем — да не всем…

Шёл он словно среди серого дня.

Рыжий клоун поседевший совсем,

Словно выцвел, словно весь полинял.

Но привычно потешались над ним,

Благодарно улыбались ему.

Не смеялся только клоун один,

Было грустно лишь ему одному.

Все он шарики уже раздарил,

Все цветы и все слова растерял.

И в душе погасли все фонари,

День пришёл, да не настала заря.

Просто сказочник ему рассказал,

Что у сказки будет грустный конец,

И что жизнь его — всего лишь вокзал,

И что нет вокруг счастливых сердец.

Ну конечно, этот сказочник врал!

Кто ж не знает, что рассказчики врут?!

Только радость он зачем-то украл,

И весёлую разрушил игру…

И не может клоун мысли собрать,

И не может слёзы остановить…

Это жизнь была его — не игра…

Эта тонкая, непрочная нить…

 

Сказка о Благородном Рыцаре и прекрасных Принцессах

Ящер ужасный повержен. Принцесса от радости плачет… Рыцарь немного робеет в лучах восхищенного взгляда И улыбается дружески… Счастлив — а как же иначе?.. Но говорит, что не надо ему, мол, награды… Совсем, мол, не надо… Разве что — бусинку малую с платья прекрасной принцессы В память о юной её красоте, о победе над жутким драконом… И — ускакал… Представляете?! Скрылся за пасмурным лесом… А ведь полцарства ещё полагалось ему по закону! Юную Деву по осени выдали замуж за нежного Принца… А менестрели всё пели о Рыцаре в чёрных доспехах… Как на пожаре из дыма успел наш герой появиться, Спас от огня сеньориту, лишь бусинку взял и уехал… Как от чудовища спас целый город, измученный страхом, Новую жертву украл из когтей неминуемой смерти… Как ему золотом дочка султана расшила рубаху, Но только бусинку взял он, исчезнув, как сон на рассвете… Скоро пошла про героя молва, что спасённые юные девы Грезят о нём, засыпая, страдают и плачут, лишившись покоя, Что не уходит бессовестный Рыцарь из снов у самой Королевы! Даже замужние дамы о чём-то вздыхают с тоскою… И, в замешательстве, Рыцарь отправился к Знахарке старой, Чтобы дала оберёг или зелье какое от странной напасти: Чтоб не терзали несчастных спасённых ужасные чары, Чтоб, убивая чудовищ, не рушил он женское счастье… Старая женщина лишь рассмеялась: «Помочь я не в силах! Сам ты уносишь на нитке сердца своих милых спасённых… В бусинке каждой, что дева с любовью тебе подносила, Сердце пленённое бьётся, как в маленькой клетке лисёнок.» Кроме единственной — в море тогда он все бусины бросил… Вспыхнуло небо пожаром, и — Рыцаря девы забыли. Не за любовь, он спасал их, без платы: воистину — даром… И, говорят, что всю долгую жизнь они счастливы были.

 

В полушаге

Истончается грань у Миров…

Вот ещё, вот ещё один шаг,

И растает волшебный покров,

И прозреет для чуда душа.

А приметы — всё чаще, кругом

Тайных знаний неявная вязь…

И легчайшим плывёт ветерком

Рябь ромашковая, смеясь.

Тут — как с радугой: тронешь рукой —

И не знаешь: задел или нет…

Как с игрою теней над рекой:

То ли — отсветы, то ли — ответ…

Так живу… У порога мечты,

В полушаге от странных существ.

И уводят, и манят цветы

В шелестящий, танцующий лес…

Я всё больше своей становлюсь

Там, за розовым светом стволов…

И, как прежде, с людьми не делюсь

Я секретами сбывшихся снов.

Даже если слова подберу…

Сохраняя в душе тишину —

Промолчу… Не раскрою в миру

Всю доверчивую глубину

Этой тайны…

 

Облака и овцы

Ну вот. Бросаю сумку. Как далеко земля!

Свистит чуть слышно ветер в сиреневых камнях,

Крадётся по ущелью, травинки шевеля,

И к пропасти толкает, за плечи приобняв.

Беззвучные туманы, просветы в облаках,

Неслышимая поступь огромных мягких лап…

И мир, такой огромный, в раскинутых руках,

Что тают все печали, и даже страх ослаб.

Отару еле видно. Все пастбища — внизу.

Собаки в серых шубах надёжнее меня.

Что сверху, кроме ветра, я в сумке принесу?..

Но слышу: плещут крылья, тихонечко звеня.

И хорошо. Не страшно. Спокойно и легко.

И облаком дыханье над пропастью плывёт.

Аул внизу остался. Отара далеко…

Уже ложатся тени холодные, как лёд…

Сегодня заночую под небом, на горе.

И тёплые собаки привалятся с боков.

Пусть облака, как овцы, теснятся во дворе…

Как много их по склонам, бродячих облаков…

Собаки собирают отбившихся овец,

Тревожатся и смотрят, принюхиваясь, вдаль

И ждут, когда спущусь я к отаре, наконец?..

На тёмно-синем склоне лежит живая шаль.

И я сейчас согреюсь. Спускаюсь не спеша.

Счастливые собаки. Примятая трава.

Перемешалась с ветром довольная душа.

Мой дом сейчас — где овцы и хворост для костра.

 

Луна

…А спит Луна — за нашим городом,

За горкой, где темнеет лес,

Она белеет свежим творогом…

Лес не выдерживает вес!

Дома и сосны корабельные

Примяты тяжестью Луны…

В сиянье белое, метельное

Утоплены, погружены.

И чёрное ночное облако,

С плеча сосны содрав кору,

Луну, тяжелую, как колокол,

На небо катит по ковру.

Другие облака — дорогою

Растянутся до самых звёзд.

Луна просвет лучами трогает,

Решает: выдержит ли мост.

Решится! (Каждый раз решается)

Поднимется в ночную даль.

Покажется — что уменьшается:

Монетка малая, медаль…

И вот уже за лесом нет её,

Как будто в космос забралась.

И путают её с планетою,

И отрицают с лесом связь.

Как будто бы совсем не пряталась

За нашим городом Луна!

В пруду дорожка отпечаталась…

Река Луной ослеплена…

Её следы на каждом листике,

Как будто звёздная роса…

При чём тут сказка или мистика?!

Луна живёт у нас в лесах.

 

Купание с Луной

Бархатно-чёрные, яркие тени,

В соснах ныряет луна вдоль дороги,

Слышится смех незнакомых растений,

И без конца оступаются ноги.

Страх, словно ком, в животе леденеет,

Сердце пылает восторгом безумным.

Справа овраг, словно бездна, чернеет,

Тщетно стараюсь спускаться бесшумно.

Сердце смеётся! Дорога до пруда

Мне совершенно теперь не знакома —

Слишком уж ярко и слишком уж круто,

Слишком уж — Боже! — далёко от дома!

Вдруг — расступаются мягко деревья…

Кажется — снегом укрытое поле…

Свет нереальный — и юный, и древний,

Словно из клетки я вышла на волю.

Светится тихо туман над водою,

Тающий свет поднимается паром…

Небо мигнуло упавшей звездою…

Сердце зажмурилось с нею на пару.

Ох… раздеваюсь, вхожу и ныряю

В лунное, чёрное, звёздное чудо.

Тихой воде я уже доверяю…

Свет на волне, на ладонях — повсюду!

Водоросли серебрятся и вьются…

Нет! На Луну и смотреть невозможно!

Лишь отражений ломаются блюдца

И растекаются светом по коже…

Ну а потом мы с Луной говорили…

Это, конечно, огромная тайна…

Что мы друг другу тогда подарили?..

Что-то безумное необычайно.

 

Вечер

Из-под камешков, из-под песчинок,

Словно тёмной земли отражение,

Словно будущей ночи причина —

Темнота начинает движение.

И скольжение вверх по притихшим

Чёрным липам, всё выше и выше…

Дотянулась до крыши неслышно,

И до неба по краешку крыши…

С листьев тени текут на дороги,

В темных кронах деревьев огромных

Беспричинно родятся тревоги,

Словно звери в пещерах укромных…

И стекает, сочится сквозь поры

Темнота у цветов придорожных.

В темноту превращается шорох —

Тополя шелестят осторожно.

А летящее небо беспечно

Заигралось стрижами своими…

И, сложив самолётиком вечность,

Пишет светом случайное имя…

Облака проплывают и гаснут…

И, в сиреневый дым превращаясь,

Устают… По-иному прекрасны,

Умолкают, в ночи растворяясь.

 

Фонари

Золотые шары фонарей

Словно огненные корабли

Выплывают из темных морей,

Из ночного пространства земли.

Из дождя, из чернильных теней

Мне навстречу плывут и плывут,

Золотые каскады огней,

Городской всепогодный салют.

И на улицах плещется свет,

Словно сам он с водою в родстве.

Словно сыплются искры комет

В чёрно-мокрой блестящей листве.

И плывут, и плывут фонари

Сквозь холодный сверкающий шторм…

Я боюсь: не дождавшись зари,

Снялся с якоря старенький дом.

И уплыл мой уютный мирок,

Зажигая окно за окном,

По обманчивым лужам дорог…

С фонарём и дождём заодно.

 

Поле

Длинные-длинные борозды

облаков,

светло-туманные полосы

высоко.

Падают искрами синими

семена.

Пишутся, пишутся зимние

письмена…

Звёзды деревьями тёмными

прорастут,

вытянут ветви огромные

в высоту

и закачаются, звёздные,

под Луной,

с мягкими птичьими гнёздами

и со мной.

В гнёздах уснут крылатые

существа

из золотого закатного

вещества.

Может быть, птицы странные,

может, сон,

звери, ещё безымянные

и Дракон…

Кто ж его знает, что вырастет

из звезды?..

Из непонятно кем вырытой

борозды?..

 

Ожидание чуда

Как мышки, почти что не слышно, подружки

Под Ёлочкой чем-то бесшумно шуршат.

Друг дружке мечты поверяют на ушко,

Во двор на прогулку совсем не спешат.

В таинственном блеске, в смолистых иголках,

В сиянии странном гирлянды огней…

Они то хихикнут, то снова умолкнут,

С надеждой следят за игрою теней.

И ждут они Чуда. Не верят и верят.

Мордашки сияют, глазёнки блестят…

Все куклы, лошадки, все птички и звери

Заботливо в гнёздах устроены, спят.

Ну как же расслышать мерцающий шёпот?

Они замолкают, лишь взрослый войдёт…

Тихонько у Ёлочки просят чего-то,

И дерево щедро мечтами цветёт.

Мне только разведать бы тайну желаний!

Одну уже знаю: игрушечный пёс.

Чтоб чёрного цвета, с большими ушами…

А что же вторая? Пока что — вопрос…

Они ведь боятся, глупышки, что если

Расскажут, то чуда не произойдёт!

О чём-то звенят с колокольчиком вместе,

И комната мягко, беззвучно поёт.

 

Птица

Я видела пасмурным днём из автобуса,

Как тёмная-тёмная, неотличимая

От чёрного здания птица распластано

Скользила, скользила до неба по воздуху…

И белое небо качалось меж крышами…

Казалось мне — птица не сможет отклеиться

От черной стены, что сливается с перьями.

Что птица огромной стеною сверкающей

Подавлена будет, распята, проглочена…

Но птица беззвучным стремительным крестиком

Легко расколола границу небесную

И в небо взлетела.

 

Охота

Дождь упал и разбил фонари на стекле,

Загремел жестяной проржавевший карниз,

Створка дёрнулась, чуть не слетела с петель —

Ошалевшее небо обрушилось вниз.

И холодные струи, врезаясь в окно,

Растекаются реками жидких огней.

Опускаются звёзды на самое дно,

Всё безумнее дождь, и гремит всё страшней.

И тревожная дробность — в стеклянную дрожь,

Как о скалы прибой — за волною волна…

Это — дождь. Не потоп! Всего-навсего — дождь…

Темноте за окном я совсем ненужна!

Только как же похоже на то, что меня

Из укрытия гонят, из тёплой норы…

И охотники дикие, бубном гремя,

Выжидая, не видят меня до поры…

И я чувствую — дыбом становится шерсть…

И весёлый азарт, и коварный прищур…

И уже не пугает гремящая жесть…

Где охотник? — я жадно глазами ищу…

 

Встреча

Три жемчужины, три облака, три тайны…

Да, увидеть их почти невероятно!

Краем глаза я заметила случайно

За деревьями сияющие пятна.

То ли кони, то ли птицы, то ли боги,

серебро и тонких радуг переливы.

Повстречались мне в лесу единороги.

То ли ветер под ладонью, то ли — гривы.

И ступали их молочные копыта

По истлевшим прошлогодним шкурам листьев.

Как в туман они в свечение укрыты.

Каждый был немного зверь, немного — мистик.

Неподвластные физическим законам,

Защищённые самим существованьем,..

Рядом с ними — пробуждаются драконы,

И судьба легко меняет очертанья.

Тишина. Ошеломительная встреча.

В бурых листьях проявляется дорога.

Я меняюсь безвозвратно: в этот вечер

Я погладила в лесу единорога.

 

Я — ворона

Я расправила крыло,

И качнуло сразу ветром,

Ветром вбок поволокло…

А до края — меньше метра!

Дааа… ворона из меня

Так себе, а не ворона.

Ах, какой же тут сквозняк!

Я сползаю неуклонно

По железу — ближе, ближе!

К пропасти за краем крыши.

А второе — я боюсь!

Лишь второе я расправлю:

Тотчас в небо оборвусь

Словно парусный кораблик.

Из чердачного окна

Серый кот глаза таращит.

Я, наверное, смешна…

Ветер треплет тонкий плащик,

И, цепляясь за ребро

Равнодушного железа,

Я боюсь своё крыло

Тонким месяцем порезать…

А ещё боюсь — летать…

И признаться в этом стыдно,

Что пугает высота…

Это дьявольски обидно!

Я — ворона, или кто?!

Вот сейчас кураж поймаю!..

Но в глазах любых котов

Я давно уже смешная…

Шаг. Ещё один — за край.

Ну — почти. По самой кромке.

По ушам — как злобный лай

Каждый шаг гремяще-громкий.

Но — расправила крыло.

Но — расправила второе!

Что мне! Каждое перо —

Безупречного покроя.

 

Чёрный ворон, серый ветер

Шум небесного прибоя,

Облака несутся пеной,

Серый ветер в кронах воет,

Дождевые рушит стены.

Ворон складывает крылья,

Падая навстречу шторму.

Захлебнёшься водной пылью,

Осторожней, ворон чёрный!

Рвутся ветви у берёзы,

Мчится небом волчья стая.

Небеса полны угрозы,

Крылья плещут, отрастая.

Гулкой нотой, эхом долгим

Клёкот ворона взлетает,

И зовёт туда, где волки,

Где следы и связи тают.

Где крылатый и опасный

Над землёй несётся ветер,

Где от страха звёзды гаснут,

Где возможно всё на свете.

 

Сплошной обман!

— Мотор! — Актёр, играющий Дракона,

Повёл плечом, вообразив крыло…

Здесь вымысел является законом,

Обман — искусство, чудо — ремесло.

Сюжет закручен ярко и контрастно,

От поворотов замирает дух.

Здесь ненавидят — насмерть, любят — страстно,

Здесь звон мечей привычнее на слух,

Чем звон посуды… Вот снимают сцену

Противоборства двух идей и воль,

За гордость платят сказочную цену…

А что — Дракон?.. Дракон всего лишь — роль.

Взгляд золотой презрительно-спокоен.

И замер Эльф с отравленной стрелой…

Здесь всё — легенда! Каждый — маг и воин,

Здесь волшебство — как угли под золой.

Но вот отснят дневной кусочек сказки,

И гаснет свет. Снимает грим Дракон.

С ним рядом Эльф садится без опаски,

Приносит Гоблин чипсы с чесноком…

Дракон, приявший облик человека,

Излишне худощав и невысок…

Но худоба — для Эльфа не помеха:

В кино он — Эльф, стреляющий в висок

Огромному и страшному Дракону,

Которого играет Горный Тролль…

Сплошной обман! В кино — свои законы.

Дракон в кино — увы! — всего лишь роль.

 

Чёрная собака

Стволы деревьев в свете фонарей

Как старые обглоданные кости…

И в потемневшем омуте — дворе

Асфальта ненадёжен хрупкий мостик

Запуталась беспечная Луна,

Попалась в поджидающие ветки,

И бьётся рыбкой, неба лишена,

В густой и безнадёжной тёмной сетке.

И гроздья фонарей упали в сеть

Нагих деревьев неподвижно-страшных.

Земля под фонарями — словно медь.

И странно близ домов многоэтажных

Войти в безумный потемневший мир,

Где снег сошёл, и свет уже не может

Развеять мрак. И огоньки квартир

Совсем как мотыльки бессильны тоже…

Без снега мрак чернилами потёк

Со всех деревьев, скапливаясь в лужах.

Сама земля — зловещей тьмы поток…

И от Луны сегодня — только хуже.

Но чёрная собака у меня!

На поводке — кусок ночного мрака.

Бежит, тихонько звёздами звеня,

Как будто бы вся ночь — моя собака.

Я ночь свою к рассвету уведу.

Чтоб не боялась, не рвалась от страха.

Проводим запоздалую звезду

И спать пойдём: я и моя собака.

 

У меня такие лапки!

У меня такие лапки!

У меня такие глазки!

Спинка — как кора.

Я — прекраснейшая жабка!

Я — изысканная сказка,

Я — твоя сестра.

Посмотри — я словно будда.

Посмотри без рассуждений —

Просто посмотри!

Совершеннейшее чудо —

Перепонки и колени,

И душа внутри.

Ах, каким огнём сияют,

Словно звёздные скопленья,

Яркие глаза!

Ничего не объясняю…

Как достигла просветленья,

Не могу сказать.

Милый, странный человечек,

С вертикальностью нелепой,

С кашею идей…

Мне не нужно ни колечек,

Ни разломленного хлеба,

Ни стрелы твоей!

У меня — в саду подлунном,

В чистых росах так прекрасны,

Празднуют цветы…

От тебя же — слишком шумно…

Все шаги твои — опасны!

Нас погубишь ты.

Так иди ж своей дорогой!

Возвращайся в шумный город,

Дальше суетись…

Только жизнь мою не трогай,

Слишком глуп ты, слишком молод…

Слишком ценна жизнь.

 

Черепаха

Черепахи не старятся. Их генетический код

Не учёл, не занёс в протокол неизбежную смерть.

И надёжен, и прочен зелёного панциря свод.

За любой горизонт она вырасти может суметь.

Черепаха Большая плывёт по космической мгле,

Разгребая галактики лапами, словно гирлянды огней.

И слоны, и деревья стоят у неё на спине —

Черепаха от этого лишь веселей и сильней.

Черепаха плывёт. Ей кометы щекочут бока.

Неба панцирь алмазный сверкает над синью морей.

Непомерная ноша для странницы вечной легка.

Не старей, Черепаха! Не верь никому — не старей!

 

Луна

Я волновалась: несколько ночей к исходу лета

На небе не было Луны… Всё не всходила.

И мрак стоял. А свет исчез, растаял где-то.

И мрак густел, и страх копил, объём и силы.

Чернели травы и леса, молчали птицы…

Ведь ничего же не могло с Луной случиться?!

И страх на крышу наползал, стекал по стенам…

С небес никто не освещал немую сцену.

Как долго не было Луны! Мы не купались…

Мы ждали света, волшебства… Но всё напрасно!

Мы вечность целую во мраке дожидались…

Но вот — взошла она! О, Боже, как прекрасна!

Ещё не ночью, на закате, над лесами

Мигнула нам и улыбнулась из-за тучи:

Мол, не страдайте и не бойтесь! Буду с вами!

И показалась темнота гораздо лучше.

Всё хорошо. Безлунье кончилось, и травы

Засеребрятся скоро сказочным сияньем…

Вздыхала ночь, как после тягостной отравы,

И обретала и цвета, и очертанья.

 

Самолётик

Я подняла листок тетрадный,

Под стулом уголок заметив.

И начался отсчёт обратный

Его секунд на этом свете.

Бумага — на растопку в печку…

Но чтобы не идти куда-то,

Идее радуясь беспечно,

Его я сделала крылатым.

Бумажный самолётик белый —

По комнате… в дрова, в растопку…

Ах, как доверчиво летел он!

И, где газет пылилась стопка,

Упал, уткнувшись носом в стену.

Как отвратительно коварство…

Как будто подлую измену

Задумала… А он старался!

А он — бесстрашный и прекрасный,

Без колебания и смысла,

Совсем не думал, что опасно…

Летел он радостно и быстро.

И что?.. Конечно, он летает.

Живёт теперь на книжной полке.

А за окном снежинок стаи

Растаяли в капели звонкой…

Летает…

 

Надин Ангел

Надежде Штанько с благодарностью Надя сплетает Ангела из синих и белых пёрышек, Из тонких серебряных ниточек волшебного света лунного. Надя сплетает Ангела — небесного Чудо-Сторожа От всех неудач и горестей… И кроткого, и бесшумного. Он с крыльями бирюзовыми, он сам — беззащитней подснежника. Он легче рассветного облачка и тоньше узорного инея… Сокровище невесомое — туманное, звёздное, нежное… Он — что-то неуловимое, он — что-то небесно-синее… Надя сплетает Ангела, но трудно рождается кружево: То нити порвутся тонкие, то узел не там затянется… У Ангела бирюзового, такого безмерно-нужного, Не быстро душа крылатая для радости проявляется. А Наденька приговаривает: «Ну вот, ты прошёл все трудности, Запинки и слёзы глупые, и даже усталость грустную… Теперь — одна лёгкость лёгкая, как песня, споётся-сбудется, Одна только радость чистая — я это всем сердцем чувствую!» Надя сплетает Ангела. И чем узелки запутанней, Тем легче полёт у Ангела, тем крылья его уверенней — Ведь если пришли и минули препятствия поминутные, То значит — взлетит! Поднимется, сверкнув голубыми перьями.

 

Небо

Ну а если так получилось, что рядом — отсутствие Моря, Если улиц, домов, заборов слишком много… И устали глаза и крылья спотыкаться, искать простора, И дела вокруг — за порогом и у порога… Посмотри наверх! Там, на высоте, в Океане Неба Облака прибоя, паруса голубиных крыльев! Даже чайки там пролетают белее снега, Там сверкают брызги дождей не мечтой, а былью! О, прекрасное Небо! Ты тоже, ты тоже — Море! Даже — больше Земли! Ты вмещаешь Мечты и Космос! Даже кажется — Небо весь город затопит вскоре… Как нахлынет ярко-синий светящийся воздух!.. Облака поплывут огибая дома, как камни, Хочешь — плавай, а хочешь — лети, растопырив руки… Ты уже на Небе, на Море! Смотри, как славно! Обнимает Небо тебя, как щенка, словно бабка внука. Обнимает Небо тебя огромной своей любовью, Обнимает простором, восторгом и солнечным светом… И куда б ни ехал, и где бы ты ни был — летай на здоровье! — Небо будет рядом с тобой постоянно… Особенно — летом.

 

Я построила себе дом

Я построила себе дом и просторное небо над ним. И развесила фонари, а вокруг развела снегопад. И ещё — посадила цветы, дальних звёзд голубые огни, Завела говорящих котов, а в лесу — беззаботных дриад… И сосново-берёзовый лес, и весёлые голоса, Золотые фонтаны стволов в брызгах яркой весенней листвы, И задумчивые облака, и белеющие паруса, И высокий сосновый прибой, и далёких закатов костры… Улыбается, словно цветок, мой прозрачный и сказочный дом. Не люблю уходить далеко из певучей его тишины, Что в сосновых иголках звенит и мурчит разношерстным котом… Где слова, разговоры, дела — спят, в спокойствие погружены…

 

Про кошек

Зелёная кошка сидела в зелёных листьях,

А синяя кошка купалась в лазурном море,

А белая — облаком плавала в солнечной выси,

Летела и пела в бескрайнем жемчужном просторе.

На голову девочке рыжий котёнок, как бантик,

Улёгся уютно пушистым и лёгким комочком,

И ехал на кошке верхом её маленький братик,

И оба смеялись, и им это нравилось очень.

У дамы таинственной, с грацией чёрной пантеры,

Не кошка, а звёздная ночь на плечах отдыхала,

А сердце мужчины, что был и отважным, и верным

Тигровая кошка мурчаньем своим согревала.

И вдруг прибежала собака, простая собака,

Простая дворняга, обычной нестиранной масти.

И кошки растаяли сразу же, будто по знаку,

Как будто бы раньше подобной не видели страсти!

Хвосты распушив, напружинив блестящие спины,

До края Земли и по небу, и дальше, за звёзды

Умчались внезапно. За ними планету покинул

Щенок, оглашая заливистым лаем испуганный воздух.

А люди остались в холодной и мрачной пустыне.

Они изумлённо себя ощутили босыми,

Тела беззащитно тонули в начавшемся ветре,

И серых камней простирались вокруг километры.

 

Лиса?..

Я — не понято кто.

Может быть, даже — кот.

Может быть — конь в пальто…

Кто там меня поймёт!

Если пишу стихи —

Значит, тогда — поэт.

Если стихи плохи —

Значит, конечно, нет.

Если картину пишу,

Значит, художник в душе.

«Не получилось» решу —

Всё, не художник уже.

Может, я — не человек,

Может быть — оборо-тень!

Кажется, что из-под век

Смотрит какая-то тень…

Кошка меня укуси —

ла. А они ядови —

тые. Любого спроси!

(Плохо, когда до крови

Кошка кусает тебя.

Ежели даже любя.)

Да. Отрастают усы.

Когти и рыжая шерсть.

Пышная, как у лисы…

Может, лиса я и есть?..

Точно! Я в лес убегу.

В городе лисам — тоска!

Буду валяться в снегу,

Буду добычу искать.

Нужно сейчас позвонить

И на работе сказать:

«Просьба, меня заменить.

Просьба, наутро не ждать»

Что ж, раз теперь я — лиса?

Лисы не пишут бумаг.

Лисы сидят по лесам!

И кто не лиса — тот дурак!

 

Остров из сна

Однажды приснился мне остров…

Насквозь из любви и достатка.

Где жить безопасно и просто,

Где всё и бесплатно, и сладко.

Где не воруют люди,

Побеждены болезни,

Где никого не судят,

Тюрьмы все — бесполезны.

Жёнам там не изменяют,

Если любовь — до гроба.

И в двести лет умирают

Одновременно оба.

Чаша вина — в день рожденья,

Больше — ни в коей мере!

Нет жадности, нет вожделенья,

Нет страха внезапной потери…

Едят все здоровую пищу,

И воздух не загрязняют,

Там нет ни богатых, ни нищих,

Про зависть никто и не знает…

Всё это, конечно, чудесно —

Ни подлостей нет, ни интриги…

Но стало мне вдруг интересно:

О чём там картины и книги?

Ну ладно — картины… Пейзажи!

Хотя без теней — пресновато…

Роман? Нет и термина даже…

Одни описанья закатов.

Ни триллеров, ни детективов,

Лишь пара японских поэтов:

Про то, как природа красива,

Про Фудзи на фоне рассвета.

И цикл бесконечный про счастье

С любимым состариться вместе,

Про помощь, добро и участье…

Без фальши, сарказма и лести.

Из музыки — танцы и пляски

Без всяких надрывов симфоний…

Как в сказке? Да нет, в каждой сказке

Хоть что-нибудь да происходит!

А здесь нет ни Зла, ни Драконов,

И Рыцарям не с кем бороться.

Никто не нарушит законов,

И светит весёлое Солнце.

Ах, да! Год — всегда урожайный,

Без всяких сюрпризов погодных…

Всё здорово… Но только жаль мне

Что книги от тени свободны…

Что книг — ни одной не осталось.

Исчезли. Такая вот жалость.