Он груб и несдержан, хотя благороден,
И род его древний со славой повенчан,
Не молод уже и слегка сумасброден,
И ставит охоту превыше, чем женщин.
Известны его скаковые конюшни
Не только ближайшим соседям в округе…
Вот за лошадей он бы отдал всю душу,
Но глупости это — мечтать о подруге.
Конечно, без женщин — увы! — невозможно…
Ну, там: постирать, приготовить, заштопать…
Так это служанкам, ей-богу, не сложно!
Они и в постели частенько под боком.
***
Но только однажды на псовой охоте,
Нарушив в азарте границы владений,
Он замер без сил, как стрела на излёте,
Сражен чередой совершенных видений:
Кобылка изящная с белою гривой,
С точёными ножками, с умною мордой
Скакала охотно и даже игриво,
Пленяя охотников поступью гордой.
А всадница — право же слово! — не хуже!
Сверкала глазами под пышною чёлкой,
В седле она ловко держалась к тому же,
Была так хрупка, что казалась девчонкой.
А следом — шестёрка роскошная фризов
Катила, шутя, золотую карету,
Как будто оправу для главного приза…
Ну кто ж устоит перед зрелищем этим?!
Узнав, что видение — дочка соседа,
Он сватов заслал на другое же утро.
К чему рассусоливать в долгих беседах? —
Кто действует быстро — тот действует мудро.
И, коли по нраву лихая кобылка,
К чему выжидать, разводить сантименты?!
Моргнуть не успеешь, как вьюноша пылкий
Вплетёт в её гриву атласные ленты…
***
И вот отгремела роскошная свадьба.
Седеющий рыцарь жену молодую
Завёл, как кобылку, в ворота усадьбы —
Средь меди и бронзы — мечту золотую.
И очень довольный своим пополненьем,
Умчался на утро, как встарь, на охоту…
А юная дама с тоской и волненьем
Смотрела в окно на чужие ворота:
Ни сада знакомого нет, ни цветочка…
А муж… грубиян и напыщенный деспот!
Чувствителен он, как дубовая бочка!
А юная дама, увы — как принцесса.
В старинном поместье, в заботе купаясь,
Нежнейшею розой она расцветала.
Ни взглядом, ни кружевом бед не касаясь,
Лишь пела, спала, да на лютне играла…
О, горькая доля! Она зарыдала
О доме, о саде, о флоксах и розах…
А здесь — даже окна, как щели забрала…
Конюшни, собаки и пахнет навозом.
***
Вернувшись с охоты, хозяин счастливый
Жену застаёт безутешной и бледной.
Он доктора тотчас зовёт торопливо,
Вино предлагает страдалице бедной.
Но всё бесполезно! Жена молодая
Не пьёт и не ест, только крупные слёзы
Блестят, по щекам побледневшим стекая, —
Обильные росы на вянущей розе.
И рыцарь отважный, от страха немея,
Чуть сам не заплакал! Душа его сжалась.
Не глядя, он отдал бы всё, что имеет,
Лишь только б жена его вновь улыбалась.
И так непривычная нежность внезапно
Его захлестнула, что сердце кольнуло!
И он — чуть не умер, чуть даже не запил,
Вся жизнь словно с горки покатой скользнула.
Он выписал розы и выгнал из дому
Собак разношерстную громкую свору,
Усадьбу всю перекроил по-другому:
Чтоб псы и конюшни не ранили взоры.
И вот получил он награду за это:
Она улыбнулась впервые за лето.
***
Что с рыцарем стало! Он слушает лютню,
Кивая не в такт, но от чистого сердца,
Он лично сорвал для букетика лютик,
В еде и в беседе — ни соли, ни перца.
Друзья, в отвращении взоры потупив,
Обидную жалость скрывая за шуткой,
Исчезли из дома, где мухою в супе
Герой утопает в любви своей жуткой.
И только жена молодая не видит,
Как чахнет бессильно «напыщенный деспот»,
Поместье и замок слегка ненавидит…
Тоска набухает и лезет, как тесто.
Ей всё не по нраву: и розы вульгарны,
И глупый садовник их высадил косо,
И некуда выйти ей в платьях шикарных,
А муж недалёк, некрасив, неотёсан…
Что это за ласка — похлопать по попке?!
И что за подарок — щенок беспородный?!
Салфеток закуплены целые стопки
Слезинки стирать у жены благородной.
***
Осенние тучи прошли и исчезли.
Сменились дожди невесёлые снегом…
А муж похудел, словно после болезни.
Но требует жизнь непрерывного бега.
От новых конюшен — сплошное расстройство:
Что сделано наспех, то сделано худо…
И рыцарь в отчаянье и беспокойстве
Коней продаёт, не погибли покуда.
К тому же, нужны бесконечные средства
На платья, на бусы, на туфли и шубки…
А чуть только скажет погромче, от сердца —
Тотчас задрожат и ресницы и губки.
И вымыли слёзы из дома веселье,
И громких собак, и друзей, и пирушки.
Великое древнее женское зелье!
Был муж грубияном, а станет — послушным.
А тут ещё новость счастливая разом
Всю власть безраздельно вручила супруге,
У мужа отняв окончательно разум:
Весною он СЫНА поднимет на руки!
И так эта мысль полюбилась герою,
Что он, и не мысливший ране о детях,
Слезинку ронял незаметно порою,
И был непривычно и ласков, и светел.
Жену окружили врачи и служанки,
И тёща в поместье аж корни пустила…
Ах, как же кровиночку матери жалко!
У грубого мужа жить — невыносимо!
О, женская доля! Ужасного мужа
Служанки и мать, и заботливый лекарь
Прогнали из собственной спальни, чтоб хуже
Не стало супруге от шуток нелепых.
Беременным жёнам нельзя волноваться,
Нельзя пить вино, заниматься любовью,
И с мужем так часто не стоит встречаться…
И глупо — сидеть у жены в изголовье!
***
А сердце всё злее, проклятое, колет…
И воздуха по вечерам не хватает…
Хозяин с вином и с любовной тоскою
Живёт — не живёт, а бессмысленно тает.
Что может быть хуже? — влюбиться внезапно
В жену, что его презирает и плачет,
Что речи его не выносит и запах…
И что б он ни сделал — ей нужно иначе.
Для подвигов ратных, для битвы с Драконом,
Для поисков кладов в скитаньях опасных
Он стар… И — увы! — не сыскать благосклонность
Ему у жены непростой и прекрасной.
Да так ли уж стар?.. И однажды, под утро,
Всю ночь проведя в беспросветных мученьях,
Пригладив слегка поредевшие кудри,
Себе и супруге нашёл он леченье:
Разлука поможет! А как же иначе?
Разлука, быть может, его успокоит…
Жена молодая, когда он ускачет,
Скучая, о нём будет думать с тоскою…
А что? Заскучает, супруга, конечно…
И будет жалеть, что гнала от постели!
Кода ж он вернётся — покладисто-нежной
Она его встретит, и минут метели!
Родится ребёнок… Пусть — дочка! — не важно!
За сыном, конечно же, дело не станет!
Она восхитится героем отважным,
Веселье в душе запылает кострами!
***
Коня оседлали и вещи собрали,
И рыцарь с женой забежал попрощаться…
Такого они ожидали едва ли!
И слов не нашли, чтобы повозмущаться.
«Они» — это лекарь, супруга и мама,
И целый отряд вездесущих служанок…
Жену берегут от него постоянно…
А вид у неё и несчастен и жалок.
Но рыцарь был весел почти неприлично!
Он расцеловал и супругу, и тёщу,
Сказал, что скучает уже безгранично,
Что будет в разлуке любить ещё больше!
И вспомнив внезапно страницы романов,
Жена подала ему бледную руку,
Сказала, что будет грустить неустанно,
Сказала, что будет несчастной в разлуке.
Прощание было — поэтам на зависть!
Герой наш душой и здоровьем воспрянул,
И выехал под снегопад, улыбаясь,
Коня заряжая задором упрямым.
Ни слуг, ни повозки — лишь конь да удача,
Как в старые годы, как в доброе время!
Всё будет в порядке — а как же иначе?!
Исчезнет печалей коварное бремя!
***
И раньше всего завернул он в усадьбу
К старинному другу, герою застолий.
Его не встречал он, пожалуй, со свадьбы —
Эх, времечко было! И впрямь — золотое!
Порядком устав от неблизкой дороги,
Слегка опьяненный приятельской встречей,
Седеющий Рыцарь уснул на пороге
У старого друга, как прежде, беспечен.
А слуги шептались… И друг беспокойно
Вздыхал да кряхтел, не решаясь признаться,
Что выглядел Рыцарь, почти как покойник…
Задумавший бодрым внезапно казаться.
И старый приятель решил, что уж он-то
Ни в жизнь, никогда, ни за что не позволит
Бесчувственной бабе готовить тушенку
Из сердца. И прыгать не станет как школьник.
Всё зло вот от этих… которые в юбках!
С досады за друга, приятель напился,
Вцепился зубами в любимую трубку
И громко хвалил себя, что не женился.
***
Наутро приятели в звоне бокалов
Уже веселее на жизнь посмотрели…
Но, всё-таки был неприкаян и жалок,
Супруг, удалённый женой от постели.
Идею «разлуки» приятель одобрил
И сделать её предложил постоянной!
Чтоб вспять развернуть от несчастья оглобли,
Чтоб жить полноценным, весёлым и пьяным.
Но Рыцарь, влюблённый в жену молодую,
Отверг на корню избавленье от милой.
Мол, нет, не свернёт на стезю холостую,
Жену будет холить до самой могилы!
Он станет Героем! Прославится как-то…
Пока — не придумал, но это — не важно!
Жена не посмеет противиться фактам:
Она восхитится Героем отважным.
Как только кругом прокричат трубадуры
О подвигах славных седого Героя,
Он бросит к ногам её львиную шкуру,
И шкурой Дракона ей плечи укроет!
Она — зарыдает от чувств и от страсти!
И в обморок — хлоп! — прямо Рыцарю в руки!
И в спальню Герой занесёт своё счастье,
И дальше уже — ни тоски, ни разлуки.
Приятели выпили добрый бочонок…
Им план показался на редкость удачным,
Достойным, ей-богу, придворных учёных.
К тому же — весёлой казалась задача!
Сразиться с Драконом! Ну что же — отлично!
Не медля, коней оседлать приказали,
Бряцали оружьем и голосом зычным
Драконам и жёнам угрозы бросали.
Но — близилась полночь. И вьюга взвывала…
Такая погода совсем уж не кстати…
Во мраке, в снегу, не отыщешь привала…
Решили друзья, что поспят на кровати.
***
Наутро утихла безумная буря:
Утихла в сердцах, и за окнами тоже…
Друзья посмеялись несбывшейся дури:
Мол, чуть не убили Дракона, похоже…
А где он, Дракон? Говорят, за лесами
Один проживал… Но давно уж не видно.
Сидит, из норы своей не вылезает…
Исчезли драконы. И это обидно.
Но тут озарение огненной птицей
Упало с размаху приятелям в руки:
Зачем им с Драконом в реальности биться?!.
Полно менестрелей бродячих в округе…
Они-то совсем никуда не исчезли!
За кубок вина и пару монеток
Придумают славную громкую песню,
В тепле и покое, заметьте, при этом!
Итак, решено! Менестрелей бродячих,
Как тощих котов на заманчивый запах,
Собрали. А также: хромых и незрячих,
Убогих владельцев котомок и тряпок.
И бочку вина для начала вкатили,
И вкратце гостям объяснили задачу:
Мол, славить должны они в разных былинах
Отважного Рыцаря с другом в придачу.
Что, мол, и Дракона они победили,
Что Рыцарь, как лев огнегривый, сражался!
Что десять Принцесс они освободили!
Что Рыцарь галантно и скромно держался.
Что чудищ полно вдоль дорог отдалённых…
Про чудищ сказать надо как-то стихами…
Что Рыцарь, в жену свою нежно влюблённый,
Их косит мечом, как репьи с лопухами.
И для вдохновенья нажарили мяса:
Огромный кабан (в самом деле, добытый
Героями нашими) … Пищей для сказок
Клыки его злые торчали сердито.
И вина рекою лились и играли
В крови менестрелей, в желудках у нищих.
Певцы и поэты всё искренней врали…
За ласковый кров и за щедрую пищу.
***
Весна приближалась… Жена молодая
Всё больше и больше скучала по мужу…
Зима миновала, и снег уже стаял.
Светились под солнцем весёлые лужи.
Томление странное и беспокойство
Терзали её неокрепшую душу.
А тут ещё новое вышло расстройство:
Пришли менестрели, порядок нарушив…
И что оказалось?! Что муж её грубый
Мужлан неотёсанный, деспот бездумный,
Давно уж записан в герои округи!
Его превозносят и чествуют шумно…
Ему посвящают баллады и песни,
И просто рассказы о подвигах славных.
Что муж её — просто не сыщешь чудесней!
Что — лучший из лучших!, что — нет ему равных!
А в мае, когда зацветают сирени,
Когда соловьи распевают сонаты,
Она родила… но совсем настроенье
Упало… Себя ощутив виноватой,
Она проливала беззвучные слёзы,
Она выходила с дитём на дорогу,
Не слушала лютню, не нюхала розы,
В тоску погружалась опять понемногу.
Скучала по мужу. По мужу — герою!
Ах, как же был прав «неотёсанный Рыцарь»!
Разлука нависла тяжелой горою…
И, волей — не волей, пришлось ей влюбиться.
***
А муж распрекрасно провёл межсезонье.
Окреп, отдохнул, напитался весельем.
Но дальше гостить уж не видел резона,
Расстался он с другом в неслабом похмелье.
И слухи о том, что родился наследник,
Его взволновали не так чтобы — очень.
Приняв раз пятнадцать «по самой последней»,
Домой не искал он путей покороче…
Он не был болваном, мальчишкой безумным…
Давно он продумал своё возвращенье.
Пируя с друзьями на празднике шумном,
Всё взвесил и трезвое принял решенье.
Что нежность и страсть расточать понапрасну
И сердце своё подносить на тарелке
Не только смешно, но и очень опасно.
Невыгодная получается сделка.
Он будет отныне как камень холодный!
Пусть в сердце бушуют лесные пожары —
Бесстрастно и вежливо, и благородно
Жену он на место поставит, пожалуй.
И заново летом конюшни отстроит,
Вернёт поголовье арабских красавцев…
Жена пусть сама угождает герою!
А он — так и быть! — будет в ласке купаться.
***
В усы улыбаясь, с мечтательным взглядом
Он ехал домой по просохшей дороге…
Внезапно за рощей, практически — рядом,
Послышался плач и мольбы о подмоге.
А за поворотом в застрявшей карете
Рыдала от ужаса юная дева.
Сбежавшая стража растаяла где-то,
Лежала без чувств на земле Королева!
И жуткий Дракон, лошадьми пообедав,
Косился на дам равнодушно и жадно,
На трапезу явно не ждал он соседа,
И Рыцарь его потревожил изрядно.
Тяжелый от пищи, Дракон развернулся,
Но Рыцарь отчаянный соколом дерзким
Напал и ударил! Упал, увернулся!
Ударил опять беспощадно и резко!
Но меч, разрубивший могучую шею,
Багряный и липкий от пролитой крови,
На землю упал, и рука, каменея,
За сердце схватилась, одежду буровя.
А дальше — туман. И герой не услышал,
Как стража вернулась, как слуги галдели,
Как слушали: дышит Дракон? Аль не дышит?..
Лежал он без памяти больше недели…
Очнулся в больших незнакомых палатах.
Очнулся и впрямь знаменитым героем.
Болела спина — не большая расплата! —
Победа, поверьте, и большего стоит…
***
В родное поместье герой возвращался
В карете со свитой, под медные трубы…
Завидев жену, не краснел, не смущался,
Как прежде, в улыбке не дрогнули губы.
Жена молодая, сияя и плача,
Совсем как в мечтах, восхищаясь, смотрела.
Ну, что ж. Не напрасно он странствовал, значит.
И, значит, Дракона убить — это дело!
***
С тех пор Рыцарь строже с женой обращался…
И — чудо: растаяли снегом капризы…
И запах навоза уж не ощущался,
Вернулись в конюшни арабы и фризы.
И нежность в груди заперев понадёжней,
Герой седовласый следил, замирая,
Как сын его падает неосторожно,
Смеётся, с тряпичной лошадкой играя.
Для сына он выписал пегого пони,
Жене — зимний сад и ручных канареек…
(Не будет большого вреда от бегоний,
А птичье чириканье душу согреет…)
Он больше не «деспот», а — «милый», «желанный»…
К тому же — герой, про которого песни.
Порой, самому это кажется странным:
Как мир превратился в простой и чудесный.
Но Рыцарь на страже! Он помнит прекрасно,
Что нужно казаться слегка равнодушным,
А вот исполнять все желания сразу
У юной жены совершенно не нужно!
В душе от любви и от нежности тая,
Он чувства скрывает от света и шума.
Она ж — покорить его снова мечтает,
Не зная, что он её любит безумно.
Манеры ужасны, и волосы — седы,
Но что за беда! Ведь лошадник хороший
Без лютни добьётся желанной победы:
Приручит к себе норовистую лошадь.