Те, кто без промедления вкусят сладость океана рассказов, возникших из уст Хары, взволнованного страстью к дочери великого Повелителя гор — а сладость их воистину подобна животворной амрите, извлеченной богами и асурами из глубин Молочного океана, — те беспрепятственно обретут богатства и еще на земле достигнут сана богов!

 

Волна первая

Склоняемся перед Ганешей, перед которым, когда он пляшет, даже горы склоняются так, словно сама земля покачнулась от тяжести дайтьи Нишумбхи!

Сын владыки ватсов Нараваханадатта, выслушав необычайно увлекательный рассказ о царях и князьях видьядхаров, остался во дворце своего отца. Однажды вскоре после этого отправился царевич на охоту, но через какое-то время отпустил всех, кто был с ним, а сам вдвоем с Гомукхой устремился в большой лес. И как только вступили они в лес, задергалось у царевича правое веко, предвещая счастливую встречу, а вскоре услыхал он сладостные звуки песни, сопровождаемые игрой на божественной вине. Пошел он на эти звуки и вскоре увидел храм Шивы самосущего. Привязав коня, вошел царевич под своды храма и увидел там божественную красавицу видьядхари, окруженную множеством девушек, которые пели хвалу Шиве, властителю богов. Только бросил он на нее взгляд, как устремилось его сердце навстречу ее красоте, точно океанские волны к луне. Да и она бросила на него взор, полный любви, и душа ее устремилась к нему — забыла она, какая нота за какой следует.

Тогда Гомукха, хорошо понимавший сердце своего повелителя, спросил у ее подруг: «Кто она и чья она дочь?» А пока он так спрашивал, разлилось золотистое сияние и спустилась с небес некая видьядхари зрелых лет, похожая на ту, что покорила царевича, и села рядом с ней, а та пала к ее стопам, «Да достанется тебе в мужья повелитель всех видьядхаров» — так сказала старшая видьядхари младшей и благословила ее. Приблизился к ней и Нараваханадатта — она и его благословила. Тогда спросил ее царевич: «Кто эта красавица тебе, матушка? Соблаговоли рассказать!» И тогда молвила старшая видьядхари: «Слушай, расскажу я тебе все с самого начала. Стоит среди гималайских вершин славный город Шрисундарапура, а правит в нем царь видьядхаров по имени Аланкарашила. Была у него, высокоблагородного, главной женой Канчанапрабха, которая со временем родила сына. Явилась Аланкарашиле во сне Ума и повелела: «Пусть он будет благочестив!» И тогда, повинуясь ее слову, нарек его отец Дхармашилой, то есть «преданный вере». Когда же вступил он в пору юности и одолел науки, объявил отец Дхармашилу наследником престола. Царевич, будучи преданным только вере, радовал подданных больше, чем его отец.

Снова понесла Канчанапрабха под сердцем и родила на этот раз дочь, и тотчас же с небес раздался голос: «Станет она супругой повелителя видьядхаров Нараваханадатты!» После этого дал ей отец имя Аланкаравати, и стала она постепенно, подобно луне, расти, а когда вошла в пору девичества, переняла у отца все знания и, поскольку испытывала великую преданность Шиве, стала скитаться по всем храмам, посвященным ему. Когда же так случилось, ее старший брат Дхармашила обратился однажды с глазу на глаз к отцу с такими словами: «Нет мне, батюшка, радости от мимолетных мирских наслаждений! Что есть в мире такого, что в конце концов не оказалось бы пустым? Да разве неведомы тебе слова мудрого Вьясы, что, сколько бы богатств ни было, все в конце концов обратится в прах, как высоко ни подниматься, в конце неизбежно падение и разлука — конец всех встреч, а жизнь кончается смертью? Разве могут мудрые и устремленные к духовному люди любить все это обреченное на гибель? Ни мирские наслаждения, ни груды денег не помогут в том мире, ибо все они погибнут. Удалюсь-ка я в лес и предамся труднейшим подвигам — поможет мне это достичь высшего блаженства.

Выслушал царь Аланкарашила все, что сказал ему царевич Дхармашила, огорчился и, заливаясь слезами, сказал: «Как заблуждаешься ты, сынок, по своей юности. Умные-то люди лишь после того, как всеми радостями юности насладятся, предаются вайрагье. Для тебя же теперь самое время, сыграв свадьбу, править царством. В эту пору нужно мирскими радостями наслаждаться — не вайрагьей заниматься!»

Выслушал Дхармашила отца и молвил: «Не прожитые годы определяют предел тому, научишься ли ты владеть чувствами или подчинишься их разгулу». По божьей милости иной раз и младенец сможет чувства одолеть, а злодею и в старости до этого не дойти. Нет у меня охоты царствовать, да и жениться я не хочу. Единственное для меня счастье в жизни — подвиги совершать труднейшие во славу Шивы!»

Настаивавшему на том сыну, никаких уговоров не слушающему, сказал Аланкарашила с глазами, полными слез: «Если тебе, сын, еще юному уже нужна вайрагья, то что же остается мне, старому? Пойду и я с тобой в лес!»

После этих слов пошел раджа в мир смертных, раздал брахманам да нищим бесчисленное множество нош золота да драгоценных камней, а потом вернулся в свой город и сказал жене: «Вот что я тебе велю — оставайся в нашем городе и береги дочку. Когда же минет год, считая с сего дня, то будет это благоприятный для ее свадьбы день. Отдам я ее тогда в жены Нараваханадатте — он, повелитель видьядхаров, возьмет под свою защиту наш город». Так наказал царь жене и, отправив рыдающую вместе с дочерью в ее покои, сам вместе с сыном отправился в лес.

Вот и живет в своем дворце Канчанапрабха вместе с дочерью. Какая верная жена посмеет нарушить повеление мужа? Аланкаравати ходила по многим храмам, а мать ее из любви сопутствовала ей. Однажды обратилась к Аланкаравати мудрая дева Праджняпти: «Если пойдешь ты в Кашмир да побываешь в местах, освященных Сваямбху, непременно достанется тебе в мужья единственный повелитель всех царей и князей видьядхаров Нараваханадатта».

И по тому совету мудрой девы пошла Аланкаравати в кашмирские обители Сваямбху и стала там ему поклоняться — в Нандикшетре, на горе Махадевы, на горе Бессмертной, на пике Сурешвары, на вершинах Победы и Капатешваре, и во многих-многих других местах поклонялась она супругу богини, рожденной в горах, славной Парвати. А после этого она, дочь царя видьядхаров, со своей матушкой вернулась домой.

О счастливый, вот перед тобой Аланкаравати, а я — ее мать, Канчанапрабха. Сегодня она, мне не сказавшись, пришла в этот храм Шивы, а затем по наставлению мудрой девы Праджняпти и я сюда пришла; от нее же я узнала, что и ты явился. Поэтому возьми предназначенную тебе велением божества мою дочь, ибо утром наступает указанное ее отцом удобное время для свадьбы. Ты, сынок, ступай в Каушамби, а мы обе сейчас уйдем, а поутру из обители вернется ее отец царь Аланкарашила и отдаст ее тебе в жены». И как сказала она это, не описать что было с Нараваханадаттой и Аланкаравати! Ни тот ни другой не могли перенести разлуки даже на одну ночь, и, словно у чакор, под вечер у них глаза были полны слез. И, видя их такими, сказала Канчанапрабха: «Что это, уж и одной ночи подождать вы не можете? Стойкие-то люди выдерживают и долгую разлуку, даже когда и срок ее неизвестен! Вот послушайте-ка рассказ.

о благословенном Раме и божественной Сите [330]

Был у царя Дашаратхи, властителя Айодхьи, сын Рама, родившийся раньше Бхараты, Шатругхны и Лакшманы. Это в них, четверых, воплотился Вишну, чтобы укротить Равану. И была Сита, дочь Джанаки, Раме женой более драгоценной, чем сама жизнь. По воле судьбы был Рама послан отцом, отдавшим царство Бхарате, в лес вместе с Ситой и Лакшманой. Во время их скитаний Равана хитростью похитил у Рамы его возлюбленную жену и унес ее, убив по пути Джатаю, в свой город на Ланку. Тогда Рама, тоскующий в разлуке, сразил Балина и так смог подружиться с Сугривой; после же на Ланку Ханумана, получил он от возлюбленной весточку. Достигнув берега океана, перекинул Рама на Ланку мост, сразил Равану, посадил на престол на Ланке Вибхишану и вернул себе Ситу. А после всего, что было, вернулся Рама в Айодхью, переданную ему братом Бхаратой, и стал ею править, а Сита в ту пору понесла под сердцем. Вот однажды пошел Рама, одевшись в простое платье, разузнать, что люди говорят. Блуждает он по улицам и вдруг видит, как какой-то мужчина тащит за руку жену и со словами: «У чужого в доме побывала!» — объявляет он ее вину и гонит из дома. А жена кричит мужу: «Рама-то царь не гонит жену из дому, хоть она и побывала у ракшаса! Муженек мой, видно, старше царя, что выгоняет меня, побывавшую в доме его родственника!»

Услыхал царь Рама такие слова, и, расстроившись, ушел оттуда, и в страхе, что народ его осудит, велел отвести Ситу в лес — «может прославленный выдержать терзания разлуки, не может он вынести бремени позора. Она же, несущая под сердцем, по воле судьбы добралась до обители Вальмики. Утешил ее мудрый Вальмики, и приняла она его приглашение остаться у него. «Видно, согрешила-таки Сита, коли муж ее бросил! С чего бы иначе? Если на нее все время придется смотреть, так здесь наша греховность увеличится. А Вальмики-то, видно, только из жалости не выгоняет ее из обители! Те же грехи, которые лицезрением ее порождаются, он уничтожает подвижничеством. Пойдем-ка мы отсюда в какую-нибудь другую обитель!» Так рассуждали другие мудрецы, жившие в обители Вальмики.

Узнав об этом, сказал им Вальмики: «Нет здесь места сомнению. Духовным взором своим увидел я, дваждырожденные, что чиста она!» Но, заметив, что не поверили они Вальмики, сама Сита обратилась к ним: «Достойные, как считаете нужным, так и испытайте меня. Коли не чиста я, то голову мне отсеките!» Услыхав ее слова и проникнувшись жалостью, сказали они ей: «Есть здесь в дремучем лесу обитель, которую называют Титибхасара, то есть озеро Титибха. Когда-то давно усомнился муж Титибхи: а не побывала ли она у кого другого? И вот та, убитая позором, рыдающая, беззащитная, воззвала об очищении к земле и к локапалам — покровителям мира. Тогда-то они и создали для ее очищения эту обитель. Пусть на этом озере жена потомка Рагху докажет нам свою чистоту». И с ними, так говорившими, пошла дочь царя Джанаки на то озеро. «Коли помыслила я, хоть во сне, о ком-либо другом, кроме Рамы, то, о Земля, о хранительница богатств, не дай мне перейти это озеро до другого берега!»

Промолвила это Сита и вступила, добродетельная, в то озеро, и мать-земля привела ее к другому берегу. И тогда поклонились ей все мудрецы, и хотели они в гневе за то, что потомок Рагху прогнал ее, проклясть его самого, но Сита стала уговаривать их: «Молю вас, не думайте о благородном недобро. Уж лучше прокляните меня, грешную!» Так уговаривала их она, добродетельная Сита, и мудрецы, обрадованные этим, благословили ее на рождение сына. Тогда стала она там жить и со временем родила сына, и мудрый Вальмики нарек его Лавой.

Когда однажды Сита, взяв мальчика, пошла омыться, увидел мудрец ее пустую хижину и подумал, что ведь Сита всегда в этом случае здесь малыша оставляла. «Наверно, утащил малыша тигр. Другого мальчика я создам, чтобы Сита, вернувшись после омовения, не покончила с собой». Вот так он подумал, собрал стебли травы куша, сделал из них мальчика, похожего на Лаву, и поместил его в хижину.

Вернулась Сита и спрашивает мудрого: «Вот сын мой здесь стоит. Откуда здесь еще мальчик?» Услышал он такое и рассказал, как это случилось. А потом сказал ей мудрец: «Восприми и его, беспорочная. Дал я ему имя Куша, ибо сделан он был из стеблей куши».

Так велел ей мудрый, и Сита, поблагодарив, стала воспитывать сыновей Лаву и Кушу. А Вальмики обучил обоих мальчиков владеть оружием и всем прочим наукам. Но однажды случилось так, что убили они газель — самца, принадлежащего обители, съели его мясо, а лингам, которому поклонялся Вальмики, сделали игрушкой. Огорчен был этим мудрец, а Сита просила его простить мальчишек, и тогда назначил мудрый обоим юнцам покаяние: «Пусть Лава отправится на озеро Куберы и принесет оттуда золотые лотосы, а также цветы мандары. И пусть оба брата принесут ими жертву этому лингаму. Тогда и общий их грех будет снят с них!» Выслушав это, пошел юный Лава на Кайласу и добрался к озеру Куберы. А в саду бога, сразив якшей, взял он лотосы и цветы, но когда уходил, то по пути присел усталый отдохнуть на берегу озера.

А в ту пору случилось так, что здесь же, этой же дорогой шел Лакшмана, отыскивая человека, подходящего для человеческого жертвоприношения, задуманного Рамой. Издав боевой клич, околдовал он Лаву одурманивающим оружием, одолел его и привел в город Айодхью.

А Сита тем временем горевала из-за того, что не возвращался Лава, и Вальмики ее утешал. И повелел Куше мудрый в своем ашраме: «Сынок, Лакшмана схватил Лаву и отвел его в Айодхью. Ступай туда и освободи его вот этим оружием!» Наставив так Кушу, вручил ему Вальмики божественное оружие. С тем и отправился Куша. Преодолевая препятствия, добрался он до Айодхьи, дошел до самого места жертвоприношений, бросился на Лакшману, пытавшегося препятствовать ему, и обратил его в бегство. Когда сражался он божественным оружием, пришел туда и Рама. Но благодаря волшебству Вальмики не мог Рама одолеть своим оружием Кушу. Тогда спросил он Кушу: «Кто ты и зачем ты здесь?» Ответил ему на это Куша: «Лакшмана связал моего старшего брата и привел сюда, а я сюда пришел, чтобы брата освободить. А мы оба — Куша и Лава — сыновья Рамы — так наша мать, дочь Джанаки, нам говорит». И вслед затем рассказал он всю историю.

Тогда залился Рама слезами, привлек к себе Лаву и стал обоих обнимать, говоря: «Ведь я и есть грешный Рама». И под крики радующихся горожан, которые при виде двух молодцов восхваляли Ситу, признал Рама своими обоих сыновей и, вызвав Ситу из обители Вальмики, стал жить с ней счастливо, переложив бремя правления на сыновей.

Вот так переносят стойкие и благородные долгую разлуку. Как же это вы, дети, не можете провести в разлуке одну ночь?» — так сказала Канчанапрабха дочери своей Аланкаравати, жаждущей свадьбы, и Нараваханадатте. Сказав это, улетела она небесной дорогой, забрав свою дочь, а Нараваханадатта на воздушном корабле улетел в Каушамби. Но там ночью не шел к нему сон, и сказал ему Гомукха, затейливый выдумщик: «Послушай, божественный, расскажу я тебе

о Притхвирупе

Стоит в южных краях город, зовущийся Пратиштхана, и жил там очень красивый царь Притхвирупа. Однажды пришли к нему два мудрых странника и, видя его чудесную красоту, обратились к нему со словами: «Ходим мы, божественный, по всей земле, а равного тебе по красоте нигде не встретили — ни мужчину, ни женщину, повелитель! Разве только на острове Муктипура у царя Рупадхары дочь Рупалата, рожденная от царицы Хемалаты. Одна лишь девушка такая, как она, один лишь ты, господин. Хорошо, кабы вы сошлись!» От таких речей шраманов словно стрела Маданы, сладостного бога любви, через уши влетела царю прямо в сердце, дотоле не тронутое. Воспылавший страстью Притхвирупа позвал лучшего из своих художников, Кумаридатту, и повелел ему: «Изобрази, художник, на ткани мой облик как он есть! Возьми портрет и отправляйся с этими двумя нищими на остров Муктипура, а там ухитрись как-нибудь показать его Рупалате, дочери царя Рупадхары. Узнай, отдаст ли тот царь свою дочь мне в жены или нет. Ну, и ее изобразив, портрет принеси сюда!» Так повелев, послал царь художника со странниками на тот остров.

Отправился художник со странниками — шел, шел и дошел наконец до города Патрапуры, стоящего на берегу океана, а там взошли они на корабль и еще плыли пять дней, пока не приплыли на остров Муктипура.

Пошел художник к воротам дворца и вывесил полотнище, на котором было написано: «Нет на свете художника, который бы со мной сравнялся!» Узнав про это, позвал его царь Рупадхара к себе. Вот входит наш живописец в царские чертоги и, отвесив царю поклон, заявляет: «Странствовал, божественный, я по всей земле, но нигде не видел художника себе равного. Что повелишь, то и изображу — богов ли, асуров ли, смертных ли!» Выслушал царь это и послал позвать к нему Рупалату, а художнику велел: «Вот изобрази мою дочку да покажи мне!» Тотчас же Кумаридатта принялся рисовать царевну, а закончив, показал царю. Какова она была в жизни, такова и на картине!

Обрадовался царь Рупадхара и, пораздумав, спросил искусного художника — уж очень хотелось найти ему зятя: «А что, любезный, скажи-ка, по земле странствуя, не видел ли ты где женщину или мужчину, равных по красоте моей дочери?» Ответил ему на это художник: «Нет, нигде не видел я женщины, по красоте равной твоей дочери! Что уж о мужчинах говорить! Разве только царь, что в Пратиштхане правит — имя ему Притхвирупа, — сравниться с ней сможет! Вот дочь твоя с ним сочеталась бы — было бы хорошо! Ведь раз нет равной ему по красоте царевны, Притхвирупа остается неженатым. Видел я, божественный, того царя, красота которого радует взор, и, восхищенный им, точно изобразил его». Тотчас же спросил художника царь: «Что, портрет тот у тебя с собой?», а художник в ответ: «С собой, с собой!» — и развернул он портрет перед царем. Увидев же запечатленной красоту царя Притхвирупы, царь Рупадхара от восхищения даже головой закачал и молвил: «Счастливы мы, видящие тобой нарисованное, слава тебе, воочию его видевшему!»

Услыхав отцовские слова и увидев изображение царя, царевна Рупалата ни о ком другом уже не хотела слышать, ни на кого другого не хотела смотреть. А царь Рупадхара, видя, что дочь охвачена страстью, обратился к художнику с такими словами: «Коли все в твоей картине верно, то, видно, царь Притхвирупа по красоте равен моей дочери. Бери с собой портрет моей дочери, поспеши к царю Притхвирупе и покажи ему! Да расскажи ему все, как было, и, коли понравится она ему, пусть поспешит сюда и возьмет ее в жены!» С этими словами одарил он деньгами художника и с ним пришедших нищенствующих шраманов и отправил с художником своего посла.

Отправились в путь художник, посол и нищенствующие шраманы — переправились через океан и добрались до Пратиштханы к царю Притхвирупе. Вручили они Притхвирупе дары и послание от царя Рупадхары и рассказали, как было дело. Показал художник Притхвирупе, повелителю земли, изображение прекрасной Рупалаты, и царь не мог глаз отвести от нее — покорен был ее нежной прелестью. И так он любовался и упивался красотой, что похож стал на чакору, которая пьет лунные лучи и никак не может напиться ими. Тогда сказал он художнику так: «Благословенна, друг, рука творца, создавшего такую красоту, и благословенна рука художника, передавшего ее! Согласен я на предложение Рупадхары — вот слово мое! Поеду я на остров Муктипура и возьму царевну в жены». Так решив, вознаградил он честь по чести и художника, и посла Рупадхары, и нищенствующих шраманов деньгами и сидел, глядя на портрет, а когда в сад шел или по дворцу бродил, всюду мучился он от разлуки!

На другой день определил он время, подходящее для совершения свадебного обряда, и, окруженный множеством слонов и коней, вассалов и царевичей, взяв посла Рупадхары и художника вместе с нищенствующими шраманами, отправился в путь. Взобравшись на слона Мангалагхата, царь отправился в путь, и по прошествии некоторого времени к вечеру достиг он Виндхийского леса и стал там лагерем.

На другой день сменил царь Притхвирупа слона — сел на другого, по имени Шатрумардана, — и вступил в Виндхийский лес. Вот идет он вперед, и войско перед ним. Вдруг видит он, что войско кинулось вспять. «Что это?» — подумал он в смятении, и тут вдруг забрался к нему на слона бесстрашный раджпут по имени Нирбхая и говорит: «Божественный, напала на нас сила немалая диких бхилов. Бхилы наших пятьдесят слонов убили, да пеших воинов тысячу, да коней сотни три, а наши свалили бхилов тысячи две. Если на поле битвы там нашего воина увидишь павшим, то знай, что из их войска двое пали, а потом наши воины от их палиц и стрел побежали вспять!»

Разгневался, услыша эти слова, царь Притхвирупа и кинулся в бой, и разметал войско бхилов, подобно тому как Арджуна рассеял полчища кауравов. Многих бхилов положили бесстрашный Нирбхая и другие воины, а царь своим мечом отсек голову самому предводителю бхилов. Слон Шатрумардана от крови, сочившейся из ран, нанесенных ему стрелами бхилов, был похож на гору, с которой бегут водопады, окрашенные киноварью.

И тогда одержавший победу царь собрал все свое войско, а те бхилы, которых не настигла смерть, разбежались на все десять стран света. Восхвалил посол Рупадхары великое мужество царя Притхвирупы, одержавшего победу. Чтобы дать отдых своему израненному войску, раскинул победоносный царь свой лагерь в том же лесу на берегу озера и провел там день.

Когда же забрезжило-новое утро, снова выступил царь в поход и добрался наконец до города Патрапуры, стоявшего на берегу океана. Отдохнул он там день, и тамошний царь Ударачарита, ведущий достойную жизнь, принял его, как подобает принимать гостя. Попросил у него Притхвирупа корабли и, проплыв по океану восемь дней, достиг острова Муктипура.

Узнал об этом раджа Рупадхара, обрадовался, вышел ему навстречу, и встретились оба царя и сладостно обнялись друг с другом. А потом вступил Притхвирупа вместе с раджей Рупадхарой в город, и тамошние жительницы смотрели на него и не могли насмотреться. А царица Хемалата и царь Рупадхара, глядя на будущего мужа дочери, радовались и нарадоваться не могли, и всячески — угощениями и разговорами — ублажал Рупадхара гостя дорогого Притхвирупу.

На другой же день в благословенный час взошел Притхвирупа на алтарь и при общем ликовании взял руку Рупалаты. «Все истинно, что слышала я о тебе!» — «И то правда, что о тебе говорят!» — так говорили друг другу жених и невеста, не сводя друг с друга очей и любуясь друг другом. Когда же стали осыпать их рисом, то дал Рупадхара молодым столько драгоценных камней, что люди сочли его богатство неистощимым. Когда же завершился свадебный обряд, то Рупадхара и художника, и шраманов, да и всех прочих одарил нарядами да украшениями.

Затем, оставшись в том городе, царь Притхвирупа со всей своей свитой вкусил пития и угощения, приготовленные по обычаям того острова, и день прошел в песнях и плясках. Когда же наступила ночь, он, земли повелитель, исполненный страсти, вошел в опочивальню Рупалаты, где ложе, украшенное рубинами, стояло на полу, выложенном рубинами же, а посередине на столбе, сложенном из рубинов, сверкали усыпанные рубинами светильники. Изведал он с нею, с красавицей Рупалатой, и дважды, и трижды и многажды долгожданные радости любви, как им того хотелось, и было это подлинным праздником страсти, а затем сраженный трудами любви уснул он и только рано утром был разбужен поэтами и певцами, воспевавшими его, и, поднявшись с ложа, почувствовал себя точно так же, как Индра на небе.

Вот так наслаждаясь по милости тестя все новыми и новыми радостями, провел Притхвирупа на острове десять дней, а на одиннадцатый он с Рупалатой, избрав по совету астрологов благоприятный час, пожелал всем счастья и отправился восвояси. Проводил его до океанского берега раджа Рупадхара, а там вступил Притхвирупа с женой и со всей своей свитой на корабли и после восьмидневного плавания достиг другого берега, на котором встретило царя его войско, а раджа Ударачарита, славный своей достойной жизнью, вышел ему навстречу и проводил его к себе, в Патрапур. Сколько-то дней он там провел, наслаждаясь гостеприимством Ударачариты, и снова отправился в путь, посадив любимую Рупалату на слона Джаямангалу, а сам сел на другого, имя которому было Кальянагири. Вот так шел он и шел, пока не достиг украшенной приветственными арками и шестами с высоко развевающимися флагами своей столицы — города Пратиштханы. Тамошние красавицы при виде Рупалаты, лишь взглянув на нее, от удивления забыли закрыть глаза и перестали гордиться своей красотой. Вступив в столицу, Притхвирупа устроил праздник, художника наградил и деревнями и деньгами, а обоих шраманов восхвалял всячески и, как следовало, щедро их одарил. Одарил он и вассальных ему князей, министров и царевичей. Ну, а потом жил да радовался царь со своей любезной Рупалатой и изведал все счастье, какое только может изведать смертный».

Закончил свой рассказ Гомукха и обратился к Нараваханадатте, страстно жаждущему соединиться с любимой: «Вот как доблестные переносят долгую разлуку. Как же ты не можешь утерпеть всего лишь одну ночь? Ведь утром сделаешь ты, божественный, Аланкаравати своей женой!» И только кончил свою речь Гомукха, как тотчас же заговорил Марубхути, сын Яугандхараяны: «Не говори так, Гомукха, ибо здоров ты — неведомы тебе муки любви! Ведь только до той поры муж стоек, мужествен, рассудителен, пока не пал он жертвой стрел Камы! Есть всего лишь трое счастливцев во всей вселенной, которые отметают Смару, подобно былинке, прилипшей к платью, — Сарасвати, Сканда и Будда!»

Заметив, что Гомукха огорчился словами Марубхути, Нараваханадатта, желая подбодрить его, так сказал: «Гомукха хотел меня развеселить, и все, что он сказал, было вполне уместно. Что в том дурного, если любящий скажет доброе слово другу, страдающему от разлуки? Сколько возможно, должны его утешить близкие. Ну, а то, что дальше будет, — в воле семистрелого бога». Вот так, слушая разные истории и беседуя с приближенными, провел царевич ту ночь.

Но вот блеснуло утро, и, покончив с положенными обрядами, увидел Нараваханадатта, как с небес спускалась Канчанапрабха с мужем Аланкарашилой, сыном Дхармашилой и с дочерью Аланкаравати. Когда же спустились они, то приблизились и приветствовали его, а он им отвечал, как положено. Тем временем спустились с небес тысячи видьядхаров, и каждый нес ношу золота, драгоценных камней и прочего. Про все это узнав, поспешил туда повелитель ватсов со своими министрами и с женами и весьма обрадовался возвращению сына. Когда же правитель ватсов устроил достойное гостя угощение, обратился к нему раджа Аланкарашила, почтительно поклонившись: «Вот, парь, дочь моя Аланкаравати. Только успела она родиться, как глас небес возвестил: «Станет дочь твоя супругой Нараваханадатты, будущего верховного властителя всех вождей видьядхаров». Отдаю я ее ему именно сегодня, ибо сегодня — счастливый для них обоих день. Ради этого я и пришел сюда со всей семьей!» Повелитель ватсов в ответ ему молвил: «Велика твоя милость!» — и возрадовался.

Вот Аланкарашила водой, силой волшебства вызванной им из своих ладоней, оросил двор дворца, и тотчас же выросли посреди двора золотой алтарь, покрытый великолепной тканью, и павильон, украшенный разными драгоценными камнями да жемчугами. И тогда обратился раджа Аланкарашила к Нараваханадатте: «Встань, настал благословенный час — омойся!» А приведя его омытого, со свадебным шнуром через плечо, радостный отдал ему наряженную в свадебные одежды Аланкаравати, дочь свою, беззаветно любимую. Когда же зерно было брошено в огонь, он вместе с сыном отдал дочери тысячи нош украшений, одежд, золота и драгоценностей и множество небесных дев. Когда же завершился свадебный обряд, почтив всех свойственников, Аланкарашила с супругой и сыном улетел тем же путем, что и прилетел, а владыка ватсов, видя, что перед его сыном склонились владыки видьядхаров, мчащихся в поднебесье, и что сыну его предстоит высокое будущее, радостный, велел продолжать праздник.

Нараваханадатта же, которому досталась Аланкаравати, обладательница благородных достоинств и прелестная в своей скромности, радовался ей, как радуется хороший поэт, который нашел стиль, полный высоких чувств, звучных стихов и ярких метафор.

 

Волна вторая

Женился сын повелителя ватсов, царевич Нараваханадатта, на Аланкаравати и с молодой женой веселился в отцовском доме — то слушал пение и наслаждался плясками ее служанок, то тешился веселыми пиршествами со своими министрами. Однажды пришла к нему Канчанапрабха, мать Аланкаравати, и, приняв его приветы и угощения, сказала: «Приходи теперь в наш дом, посмотри на город славный Сундарапуру, развлекись с Аланкаравати в садах тамошних!» Выслушал он ее, молвил: «Так тому и быть!» И, уведомив отца, с женой, с министрами, с Васантакой-шутом взошел на совершенный воздушный корабль, созданный волшебным могуществом тестя, и отправился дорогой небесной. Вот стоит он на воздушном корабле и с небес смотрит вниз — земля-то вся будто холмик, а моря — канавки.

Долетел он с женой, тещей и прочими до Гималаев, звенящих песнями киннари и украшенных хороводами небесных дев. А с Гималаев увидел много чудес юный Нараваханадатта, а среди них и сам город Сундарапуру. Город этот с многочисленными дворцами, золотые стены которых были выложены самоцветами, хоть и стоял на вершине Гималаев, а своим блеском заставлял вспомнить сверкающую вершину горы Меру.

Спустился царевич с небес, сошел с воздушного корабля и вместе с Аланкаравати и другом Васантакой вступил в столицу тестя, горячо им встреченный, и казалось, будто сам город с развевающимися флагами и колышущимися стягами плясал от радости при виде своего повелителя. Провел царевич целый день в палатах тестя, словно на небе, наслаждаясь разными божественными развлечениями, устроенными искусством тестя.

На следующий день сказала теща его, Канчанапрабха: «Есть в этом городе изваяние владыки Самосущего, супруга Умы, и оно дает избавление и радость, если на него посмотреть. Отец Аланкаравати разбил там большой сад, устроил пруд для священных омовений, который по праву зовется Гангасарой, ибо свят он так же, как священная Ганга. Ступайка туда, поклонись Шиве!» Как сказала ему теща, так Нараваханадатта и сделал — отправился с милой подругой Аланкаравати и со всеми прочими, кто с ним был, в тот сад, посвященный Шарве. Там омылся он в Гангасаре, поклонился супругу Умы и бродил с Аланкаравати среди златоствольных деревьев с ветвями, усыпанными самоцветными камнями, с гроздьями цветов из жемчугов, а у цветов тычинки их были из кораллов. Гулял он и у прудов со спусками из яхонтов да лалов, а на прудах росли золотые лотосы, и на берегах были разбросаны беседки, увитые лианой, исполняющей желания. Развлекались они там божественным пением и музыкой, беседами и забавными выходками Марубхути. Целый месяц веселился в этих садах Нараваханадатта и развлекался всем, что было создано волшебством тещи. А потом одарила Канчанапрабха и зятя своего и его министров одеждами и украшениями, которые впору богам носить, и полетела с ним снова на воздушном корабле в Каушамби, и возвращение Нараваханадатты было истинным праздником для его родителей.

Там перед повелителем ватсов и Васавадаттой наказывала Канчанапрабха дочери: «Смотри, никогда не причиняй горя мужу ни гневом своим, ни ревностью. От этого, дочка, греха случается мучительная разлука. Когда-то возревновала я мужа своего, а теперь жжет меня горе — ушел он в лес!» Вымолвив эти слова, обнялась с дочерью Канчанапрабха, и глаза ее были полны слез, и после этого взвилась она в небо и улетела в свой город.

На следующее утро, когда были уже завершены все утренние дела и Нараваханадатта совещался с министрами, некая красавица прибежала к Аланкаравати с криком: «Спаси меня, божественная, боюсь я, защити меня! Там снаружи стоит брахман, который собрался меня убить. В страхе перед ним, ища защиты, прибежала я к тебе!» «Не страшись, — отвечала ей Аланкаравати, — и расскажи, что случилось и кто тебя хочет убить?» И та начала торопливо рассказывать:

«Имя мое Ашокамала, из этого города я и дочь кшатрия Баласены. Была я девушка добродетельная и, соблазнившись моей красотой, посватал меня у отца брахман Хатхашарман. «Не хочу я такого урода в мужья, а отдашь — убегу я из его дома» — так объявила я батюшке. Тогда, слыша мои такие слова, сел Хатхашарман перед батюшкиным домом голодать до смерти, и мой отец, опасаясь быть повинным в смерти брахмана, отдал меня ему. А тот брахман со мной, его не желавшей, совершил свадебный обряд и увел к себе, а я его бросила, ушла к одному сыну кшатрия, но заносчивый Хатхашарман, опьяненный богатством, разорил его дочиста. Ушла я тогда к другому сыну кшатрия, а Хатхашарман однажды ночью подобрался и спалил его дом. Тогда бросил меня второй сын кшатрия, и ушла я к третьему. Хатхашарман и его дом спалил. И третий сын кшатрия меня покинул, и стала я бесприютной изгнанницей — словно овца, в страхе бегущая от шакала, спасаюсь я от Хатхашармана, ни на шаг не отстающего от меня. Здесь нашла я прибежище у твоего слуги, могучего раджпута Вирашармана, согласившись стать его рабыней. Узнав про это, измученный разлукой и утративший на меня надежды Хатхашарман безумный отощал так, что, остались лишь кожа да кости. Когда раджпут Вирашарман хотел ради того, чтобы оберечь меня, запереть Хатхашармана в тюрьму, то остановила я Вирашармана, а сегодня выходила я из дому, да, слава богу, заметила, что Хатхашарман, кинжалом вооруженный, хочет меня убить. Тогда-то я сюда и кинулась! Сжалилась надо мной привратница, открыла двери, и вот я пред тобою, а тот брахман стоит снаружи!»

Пока она это все рассказывала, велел Нараваханадатта привести пред его очи Хатхашармана. В гневе смотрел брахман на Ашокамалу испепеляющим взглядом, и было лицо его искажено, и держал он в руке кинжал, и все тело его содрогалось от ярости. Обратился к нему Нараваханадатта: «Что же ты, недостойнейший из брахманов?! Из-за чего ты хочешь убить эту женщину и поджигаешь чужие дома? Почему ты погряз в грехе?»

Отвечал на это царевичу брахман: «Ведь она мне законная жена. Она меня покинула, ушла к другому. Как мне это стерпеть?» В отчаянии воскликнула, это услышав, Ашокамала: «О повелители стран света, скажите слово свое — разве не были вы свидетелями того, как он меня против моей воли потащил на алтарь и на мне женился? И разве не кричала я тогда, что не буду жить в его доме?» Тогда прозвучал голос с небес: «Все, что сказала Ашокамала, чистая правда! Не принадлежит она к роду человеческому. Послушайте же

рассказ об Ашокамале

Есть доблестный царь видьядхаров, которого зовут Ашокакара. Не было у него сына, но волей судьбы родилась у него дочь, которую нарекли Ашокамала, и стала она в отцовском доме расти. Когда же достигла она девичества, то, чрезмерно гордая своей красотой, ни за кого, кого бы ни предлагал ей отец, не хотела она пойти замуж. Разъяренный упрямством Ашокамалы отец проклял ее: «Ступай живи среди людей. Только и будет у тебя своего, что твое имя. Насильно возьмет тебя в жены безобразный брахман. Покинув его от ужаса, ты одного за другим трех мужей сменишь. Тебе, преследуемой уродом-брахманом, даже рабство станет сладостью, и ты окажешься рабыней у могучего раджпута, но и у него не избежишь преследований брахмана, и вот когда он тебя заметит и погонится, чтобы убить, а ты, спасаясь от него, бросишься в царский дворец, только тогда ты избавишься от проклятия». Вот эта-то Ашокамала и есть та самая видьядхари, отцом проклятая и родившаяся среди людей под тем же самым именем. А нынче пришел конец проклятию, тяготевшему над ней, и примет она снова свой настоящий облик. Потом станет она супругой царю видьядхаров Абхиручиты и, помня о проклятии, будет счастливо жить». Вот так прозвучало в небе божественное слово, и тотчас же Ашокамала пала наземь бездыханной. При виде этого и у Аланкаравати, и у Нараваханадатты, да и у всех, кто там был, слезы полились из глаз, и Хатхашарман, ослепленный страстью, почувствовав, что печаль в нем одолела гнев, тоже зарыдал. Но вдруг глаза его наполнились радостью и широко открылись.

«Что это значит?» — воскликнули все. И тогда брахман промолвил: «Вспомнил я прежнее свое рождение! Каково оно было — слушайте, я вам поведаю

о Хатхашармане

Стоит на Гималайских горах прекрасный город, называемый Маданапура, а правит там царь видьядхаров Праламбабхуджа. Родился у него сын, нареченный именем Стхулабхуджа, и со временем царевич вошел в пору юности. Случилось так, что в дом к его отцу пожаловал другой царь видьядхаров, по имени Сурабхиватса, вместе со своей дочерью. Вот Сурабхиватса и говорит: «Вот дочь моя Сурабхидатта. Готов я выдать ее за сына твоего Стхулабхуджу. Пусть он, добродетельный, сегодня же и сделает ее своей женой». Выслушал его Праламбабхуджа и согласился на это. Велел он позвать сына и ему все это сообщил.

Тогда Стхулабхуджа, чванившийся своей красотой, говорит ему так: «Нет, батюшка, не стану я на ней жениться. Не так уж она красива!» «Да что тебе, сынок, делать с чрезмерной красотой? А девушка-то из хорошего рода. Отец ее тебе отдает, и я на это согласен. Не следует тебе перечить!» — так увещевал отец Стхулабхуджу, да тот никак не поддавался, и тогда отец разгневался и проклял его: «Чтоб не чванился ты своей красотой, родишься ты теперь среди людей и лик твой будет безобразен и весь ты будешь уродом! Достанется тебе в жены Ашокамала, тоже живущая под проклятием, и ты возьмешь ее силой. Будешь ты мучиться от разлуки с ней, а она, не желающая тебя, тебя отвергнет. Она будет любить других, а ты от горя отощаешь и, ослепленный страстью, будешь поджигать дома и совершать разные иные злодейства». Когда Праламбабхуджа кончил произносить проклятие, к нему в ноги пала рыдающая Сурабхидатта и взмолилась: «Прокляни и меня тоже. Пусть судьба наша будет единой. Да не будет супруг мой терзаться один из-за моего греха». Умиленный этими словами Сурабхидатты, утешил ее Праламбабхуджа и определил, когда будет конец его проклятию: «Как только Ашокамала избавится от своего проклятия, так и с сына моего спадет проклятие и вспомнит он свое прежнее рождение, обретет свой настоящий облик, и, помня о проклятии, избавится от гордости, женится на тебе, и будет жить с тобой счастливо». Вот так сказал он Сурабхидатте, и она кое-как успокоилась.

Так вот, знай, что я и есть тот самый Стхулабхуджа, освободившийся от проклятия. Видел я беду великую от греха гордыни. Разве видел кто явно или неявно, чтобы гордецов почитали? Но кончилось сегодня проклятие, тяготевшее надо мной». И с этими словами избавился от человеческого облика Хатхашарман и снова обратился в юного видьядхара. Силой своего волшебства взял он тело Ашокамалы, и бросил его в воды Ранги, и с помощью того же волшебства принес из Ранги воды, и оросил палаты Аланкаравати. Затем поклонился он Нараваханадатте, будущему своему повелителю, и, взвившись в небо, отправился к тому, что ему было предназначено.

Все были еще радостно изумлены этим происшествием, когда Гомукха рассказал историю

об Анангарати

«Есть на земле город, по заслугам названный Шурапура, и правил когда-то в нем весьма неразумный царь Махавараха. Не было у царя никакого потомства, кроме родившейся по милости Гаури, которой царь усердно поклонялся, у его супруги Падмарати дочери, имя которой было дано Анангарати. Со временем достигла она юности, и стала от красоты своей заносчивой, и не хотела никого себе в мужья, хотя и сватались к ней многие цари. «Только тому я отдамся, кто герой, красавец и кому ведомо какое-либо прекрасное знание», — решила она.

Вот пришли однажды туда, услышав об Анангарати и желая к ней посвататься, четверо молодцов из южных краев, обладающие всеми желанными для нее качествами. Объявили пратихары об их приходе, ввели к царю, и спросил их Махавараха в присутствии дочери: «Что вы за люди, как кого зовут, какого роду-племени и какое кому ремесло ведомо?» Выслушали они такой царев вопрос, и каждый из них ответил. Первый сказал: «Имя мое Панчапхаттика. Шудра я, и есть у меня ремесло — что ни день, тку я пять пар одежд, а из них одну даю брахману, вторую — богу, третью — сам ношу, четвертую — жене, коли будет, а пятую продаю и покупаю, что нужно для жизни». Другой сказал: «Знаю я разные языки, и имя мое Бхашаджня. Вайшья я. Ведаю, как говорит всякий зверь-и всякая птица». Третий заговорил: «Имя мое Кхадгадхара, и я кшатрий и живу своим мечом, а не чем иным». И тогда молвил четвертый: «Имя мое Дживадатта, и я брахман. Даровала мне Гаури искусство оживлять мертвых женщин».

Так вот шудра, вайшья и кшатрий каждый отдельно хвалил свою красоту, мужество и умение, а брахман говорил только об умении да мужестве, о красоте умолчал. Тогда Махавараха-царь сам сказал пратихаре: «Помести их каждого для отдыха в отдельный покой». И тот выслушал эти слова и, сказав: «Так повелел царь!» — отвел их.

Спросил Махавараха дочь свою любимую Анангарати: «Кто, доченька, из этих четырех тебе по душе?» «Шудра-ткач? Что толку в его добродетелях? Вайшья птичьи языки знает — ну и что из этого? — отвечала отцу Анангарати. — Из этих четверых, батюшка, никто мне не нравится — по касте я кшатрия. Как же стану я женой шудры или вайшьи? Третий — добродетельный кшатрий, той же варны, что и я. Да он бедняк, жизнь свою продает и услужением живет. Как же я, царская дочь, стану ему женой? Да и четвертый, брахман Дживадатта, тоже мне не по сердцу. Безобразный он, отступился от своей кармы, невежествен и вед не знает. Его бы тебе наказать надо, а ты меня ему в жены с чего-то прочишь! Ведь ты, батюшка, раджа, а раджа и Варну и ашраму защищает. Царь, правящий законом, выше царя, правящего мечом!» Вот так и по-иному выговаривавшую ему дочь отпустил царь в ее покои, а сам занялся омовением и прочими делами.

На другой день те четверо вышли из дома и пошли, любопытные, бродить по городу, как вдруг слон Падмакавала, обезумев, порвал цепи, вырвался из стойла и стал топтать народ. Увидел слон четверых молодцов и кинулся на них, желая их убить, а они кинулись на него каждый со своим оружием. Но находившийся среди них кшатрий Кхадгадхара отстранил троих других и один на один вышел на единоборство со слоном. Одним ударом Кхадгадхара отсек яростно ревущему слону хобот, словно стебель лотоса. Ловко проскочив у слона между ногами, нанес доблестный кшатрий второй удар слону в спину. А третьим ударом отсек он слону две ноги, и тогда, издав яростный рев, упал слон и издох. Все люди, видевшие такую доблесть, возрадовались, а когда дошла весть о таком подвиге до царя Махаварахи, тот немало подивился.

На следующий день отправился царь верхом на слоне на охоту, и с ним отправились четверо молодцов — Кхадгадхара и другие. Вот царь с войском своим немало уложил тигров, газелей и прочих, как вдруг набросились на него яростные львы, разбуженные трубными звуками слонов. Налетает один лев, а Кхадгадхара точным и ловким ударом рассекает его надвое. Другой накидывается, а храбрец, левой рукой схватив его за лапы, раскручивает и так оземь швыряет, что у того дух вон. Да и вайшья Бхашаджня, и брахман Дживадатта, и шудра Панчапхаттика каждый по льву таким-то образом наземь уложили. Так же эти четверо молодцов пешие у царя на глазах во время охоты много сразили львов, да тигров, да прочей дичи, и, когда кончилась охота, вернулся царь в свой город радостным и довольным, а те четверо молодцов пошли в дом к пратихаре.

Царь же вошел в антахпур и, хотя и был усталым, тотчас же велел позвать дочь свою любимую Анангарати и рассказал ей о том, какую каждый из тех четверых молодцов во время охоты проявил невиданную доблесть, и она тому очень удивилась. «Что же, дочка, Панчапхаттика и Бхашаджня тебе по касте неровня, Дживадатта хоть и брахман, но изменил своей карме и безобразен, но что ты скажешь о кшатрии Кхадгадхаре — что в нем за грех? И хорош собой, и ростом вышел, и сила у него, и мужество! Он слона сразил бешеного, скольких львов мечом рассек! Коли не нравится тебе, что беден он и в услужении живет, то я его быстрехонько таким господином сделаю, которому прислуживать будут. Коли он тебе, доченька, по сердцу, выбери его себе в мужья». Вот что сказал отец дочери своей Анангарати, и вот что она ему на это ответила: «Вели их всех сюда привести, батюшка. Спросим звездочета, а там уж посмотрим, что он скажет».

Молвила она такие слова, и тотчас же царь велел привести тех молодцов и, когда они пришли, спросил с почтением у звездочета: «Посмотри, кто же из них Анангарати предназначен, да коли есть день подходящий, то скажи нам, мы в тот день и свадебку устроим». Выслушал звездочет, что спрашивали, у звезд стал спрашивать, долго считал да прикидывал, да и говорит царю:

«Не гневайся, божественный, на меня, коли все по правде скажу. Никто из этих четырех твоей дочери в женихи не годится, и на этом свете не будет у нее свадьбы, ибо она видьядхари, из-за проклятия родившаяся среди людей, а проклятие ее окончится через три месяца. Но вот если она, три месяца прождав, не уйдет в свой мир, тогда быть ее свадьбе в этом мире».

Все, кто слышал слова звездочета, поверили им, и стали те четыре героя ждать, когда три месяца пройдут. Когда же миновало три месяца, велел царь привести пред свои очи тех молодцов, и звездочета, и Анангарати и, заметив, что дочь его еще краше стала, возрадовался царь. Ну, а звездочет-то посмотрел на нее, да и понял, что настало время, о котором он предсказывал. Царь ему говорит: «Ну, три месяца-то прошли, сказывай, кто ей в женихи годится!» И только лишь молвил царь эти слова, как вспомнила Анангарати свое прежнее рождение, закрыла полой сари лицо и покинула смертное тело. «Что такое!» — вскрикнул царь, сам открыл ей лицо и увидел, что она мертва. И лежит, словно лотос, морозом убитый, и улетели пчелы ее глаз, и навсегда выпорхнул лебедь ее речи, и увяла лилия ее лица. И тогда от горя, словно от удара палицы, поразившей его, рухнул царь без памяти на землю. И мать ее, царицу Падмарати, сраженную горем, покинуло сознание, и упала она во всех своих украшениях, словно лиана в цветах, растоптанная слоном.

Вся челядь стала рыдать, и те четверо молодцов тоже, и тогда пришел в себя царь и сказал Дживадатте: «Никто другой здесь помочь не может, только тебе случай выдался. Говоришь ты, что мертвых оживлять можешь. Так коли есть у тебя такая сила, оживи мою дочь, а коли оживишь, то отдам я тебе ее в жены!»

Выслушал Дживадатта царевы слова, попрыскал на царевну водой наговоренной да пропел стих:

Но не помогло искусство Дживадатты и не ожила Анангарати, и удрученный брахман проговорил: «Даровала мне живущая в горах Виндхья богиня искусство, да бесплодно, видно, оно. Теперь стану я для всех посмешищем. Что мне жизнь?» Берет Дживадатта большой меч, чтобы отсечь себе голову, как вдруг с небес раздался голос: «Не спеши, Дживадатта, а лучше послушай. Та, которую звали Анангарати, — девушка из видьядхаров, и из-за отцовского проклятия пришлось ей жить среди людей. А сегодня пришел тому проклятию конец, и ушла она в свой мир, покинув земное тело и приняв свой настоящий облик. Ты же ступай и снова поклонись богине, живущей в горах Виндхья, и благодаря ее милости достанется тебе эта красавица видьядхари. Ни тебе, ни царю не надо о ней горевать — вернулась она теперь к небесному блаженству». На этом и замолчал голос с неба.

Устроив обряд сожжения тела дочери, перестал горевать царь и с супругой ушел во дворец. Да и те трое молодцов как пришли, так и ушли, а Дживадатта отправился умилостивить подвигами своими богиню, живущую в горах Виндхья. Явилась она ему однажды во сне и сказала: «Обрадовал ты меня! Послушай, что я тебе расскажу. На Холодных горах стоит город, а зовется тот город Вирапура. Правит в нем царь видьядхаров по имени Самара, а жена его Анангавати родила ему дочку Анангапрабху. Из-за красоты небывалой да юности безмерно горда была Анангапрабха и никого не хотела в мужья. Рассердились на нее родители, разгневались, да и прокляли: «Ступай-ка поживи среди людей, и не будет тебе супружеского счастья, а когда исполнится шестнадцать лет, вернешься сюда. А супругом станет тебе смертный, безобразный обличьем Кхадгасиддха, обреченный проклятием из-за любви к дочери пророка на жизнь среди людей. Вот и ты из-за нежелания своего среди смертных будешь жить. Придется тебе с ним разлучиться, ибо тебя похитит другой — это Кхадгасиддхе наказание за то, что в прежнем рождении он восемь раз чужих жен похищал, а теперь ему самому восемь раз горе почувствовать придется. Вот и ты в этом рождении испытаешь горе от восьми рождений, а раз ты среди людей родишься, то и все свои знания утратишь. От общения с грешным и сама станешь соучастницей его грехов — ведь женщины, сходясь с грешным супругом, делят его грехи. Не помня о прежних своих рождениях, и ты будешь сходиться со многими мужчинами за то, что ты отвергала достойных женихов. Тот самый Маданапрабха, летящий в небесах, равный тебе и просивший тебя в жены, будет твоим мужем, когда станет на земле царем, а затем кончится проклятие твое, и вернешься ты в свой мир, — и Маданапрабха снова обратится в видьядхара и станет тебе достойным мужем».

Вот так-то проклятая родителями родилась Анангапрабха на земле в облике Анангарати, а сегодня вернулась она к ним. Поэтому подымись, отправляйся в Вирапур и, одолев в бою ее отца, возьми ее, равную тебе и родом и званием. Возьми меч, что я тебе даю, и, пока держишь ты его в руке, никто не одолеет тебя ни на земле, ни на небе». С этими словами исчезла богиня, а он проснулся и увидел, что держит в руке меч. Встал тогда Дживадатта, поклонился Амбике, жительнице Виндхийских гор, обрадовался случившемуся и благодаря ее милости избавился от тяготы подвижничества.

С мечом в руках помчался Дживадатта путем небесным и, пройдя Гималаи, достиг наконец города Вирапура и жившего в том городе царя видьядхаров Самару. Одолев его в честном бою, женился он на отданной ему отцом Анангапрабхе и стал вкушать небесное блаженство.

Так жил он у тестя своего Самары, и вот через какое-то время сказал он тестю и своей возлюбленной Анангапрабхе: «Вернемся на землю — соскучился я по ней. Ведь всему живому родина дорога, будь она даже и неприметным местом». Услышал это тесть и согласился, но с трудом согласилась Анангапрабха — знала она, что с ней случится.

Вот Дживадатта усадил на колени себе Анангапрабху и спустился на землю. Заметил он красивый холм и сказал жене: «Устал я, Анангапрабха, давай отдохнем здесь!» Согласилась она, и силой своего волшебства добыли они и еды, и питья, и всего прочего, а когда утолили голод и жажду, то Дживадатта, судьбой побуждаемый, спросил ее: «Не споешь ли ты мне, милая, сладкую песенку?» А она в ответ на это запела славу Шиве, и звуки ее песни навлекли на него сон.

Как раз в это время той дорогой ехал уставший от охотничьей потехи и измученный жаждой царь по имени Харивара, и его словно газель заманила мелодия песни, и, сойдя с колесницы, он пошел один. Сначала приметы на дороге предсказали ему счастье, а затем увидел царь Анангапрабху, истинное воплощение красоты бестелесного бога любви, и тогда поразили его и ее красота и ее пение, и Мадана пронзил своими стрелами его беззащитное сердце. Да и она при виде такого красавца попала под стрелы бога, вооруженного луком из цветов и цветочными стрелами, и тотчас же подумала: «Кто бы это мог быть? Или это сам бог любви, бросивший свой лук? Или, может быть, Шарва, обрадовавшийся моей песне, явился передо мною во плоти?» Вот так размышляя, спросила она, охваченная страстью: «Скажи мне, кто ты и как попал сюда?»

Рассказал ей тогда раджа, как он попал в эту глушь, и спрашивает ее: «А ты, красавица, кто такая? И скажи мне, лотосоликая, кто это здесь спит?» И ему, спрашивающему, ответила она коротко так: «Я — видьядхари, а это — супруг мой Кхадгасиддха, обладатель волшебного меча. Только увидела я тебя, как тотчас разгорелась в сердце моем страстная любовь к тебе. Пока не проснулся он, поспешим в твой город, а там я тебе все подробно расскажу».

Услышав это, сказал раджа: «Так тому и быть!» — и обрадовался, словно стал повелителем трех миров. Только подумала Анангапрабха: «Возьму я этого царя на колени к себе и полечу небесной дорогой!», как утратила свое волшебство из-за того, что мужа обманула. Вспомнила она тут об отцовском проклятии и погрустнела. Заметил это Харивара и, спросив ее о причине этого, сказал: «Не время горевать — проснется твой супруг. Случилось все так, как судьба того хотела. Не следует горевать, милая! Кто может убежать от своей судьбы или избавиться от тени? Пойдем дальше». Взял ее на руки и, радостный, словно досталось ему богатство несметное, встал на свою колесницу, летящую быстро, как мысль, и вместе с милой прибыл к себе в город, и все его подданные смотрели с восхищением на него и на красавицу. И в городе, носившем то же имя, что и он сам, зажил с Анангапрабхой счастливый Харивара-царь. Да и Анангапрабха горячо любила его, только утратила она свою силу, и снова стало тяготеть над ней проклятие.

А пока все это шло, проснулся на том холме Дживадатта и увидел, что нет ни Анангапрабхи, ни меча: «Куда Анангапрабха делась? Куда исчез меч? То ли она, взяв меч, улетела, то ли их обоих кто-то похитил?» В смятении, мучимый огнем любви, Дживадатта, то так прикидывая, то этак, провел на холме целых три дня, а потом еще десять дней скитался по лесам. Но нигде не увидел он даже следа ее. «О злая судьба! — рыдал он. — Как смогла ты похитить и меч мой и мою дорогую Анангапрабху!» С такими рыданиями, без питья, без пищи, скитаясь, дошел он до одной деревни и вошел во двор к богатому брахману.

Красивая и хорошо одетая хозяйка, которую звали Приядатта, его приветила, и усадила, и тотчас же велела служанке: «Быстро омой ноги Дживадатте! Вот уже тринадцать дней, как он скитается без еды и без воды, в разлуке с женой!» Услышав это, удивленный Дживадатта подумал про себя: «То ли пришла сюда сама Анангапрабха, то ли йогини?» Когда омыли ему ноги и отведал он угощения, то спросил с большим почтением Приядатту: «Скажи мне, откуда ты все знаешь, что со мной случилось? Потом скажи мне, куда делись моя возлюбленная и мой меч?»

Так отвечала верная супругу Приядатта: «Даже и во сне не помыслю я о другом мужчине, кроме мужа, и на всех других мужчин смотрю, как на сыновей и на братьев, и ни один гость не уходит из моего дома непопотчеванным. Благодаря этому обрела я такую силу, что знаю я, что было, что есть и что будет и что Анангапрабха твоя уведена царем Хариварой, которого, пока ты спал, судьба привела к тому месту. Был он увлечен ее пением и увез с собой в город, названный его именем. Для тебя она недостижима, ибо царь этот весьма могуч. Да она, распутница, сама его бросит и уйдет к другому мужчине. А меч, который был тебе ниспослан богиней, чтобы добыть Анангапрабху, после того как ты обрел ее, вернулся к богине. Что же, забыл ты о том, как богиня явилась к тебе во сне и рассказала о проклятии, тяготевшем над Анангапрабхой? Как же ты не понимаешь, что этого не миновать? Разорви эти греховные узы, приносящие тебе чрезмерно много горя! Что тебе, брат, в этой грешнице, путающейся с другими, обреченной на земную жизнь, утратившей свое волшебство из-за того, что тебя предала?»

Когда Приядатта сказала все это, оставил он мысли о покинувшей его Анангапрабхе, и преисполнился Дживадатта отвращения к этой распутнице и так сказал Приядатте: «Истинно, матушка, устранили слова твои нашедшее на меня помрачение. Не страсть, а добродетель — вот клад общения с верными карме. Горе-то случилось со мной из-за грехов в прежнем рождении, так чтобы смыть их, пойду скитаться я, отбросив ревность, по святым местам. Стоит ли гневаться мне на других из-за Анангапрабхи? Ведь тот, кто в себе гнев одолел, одолел всю вселенную». Пока он все это говорил, вернулся домой супруг Приядатты, благочестивый и приветливый к гостям, устроил Дживадатте угощение и утешил его. Отдохнув же и попрощавшись с ними обоими, отправился Дживадатта по святым местам.

Обошел Дживадатта все на земле святые места, бродя в одиночестве по лесам, терпя всякие лишения и питаясь одними плодами и кореньями, а когда он их все обошел, то начал совершать жестокие подвиги, постясь и проводя ночи на ложе из жестких стеблей травы куши, чтобы снискать милость богини, живущей в горах Виндхья. Была Амбика довольна его подвигами и, явившись ему во сне, сказала так: «Встань любезный. Вы — четверо моих слуг: Панчамула, Чатурвактра, Маходара и ты, четвертый, лучший из всех, которого зовут Викатавадана. Пошли вы однажды на берег Ганги и увидели, что там купается Чапалекха, дочь мудреца Капиладжаты, и одолела вас всех страсть, и стали вы ее домогаться. «Уходите отсюда, я еще девушка», — сказала она вам, и троим этого было довольно, а ты, четвертый с силой схватил ее за руку. Тогда начала она плакать и закричала: «Батюшка, батюшка, спаси меня!» Пришел на этот крик бывший там же неподалеку разгневанный мудрец, и при виде его ты ее отпустил, а он всех вас проклял: «Все вы, грешные из грешных, родитесь теперь среди людей!» Тогда вы все взмолились, и мудрец положил предел проклятию: «Когда вы все будете свататься к царевне Анангарати, а она уйдет в видьядхарское царство, троим из вас настанет избавление. Но ты, Викатавадана, получив ее в жены и утратив ее, перенесешь после этого тяжкое испытание и только лишь после того как ты долго будешь поклоняться богине, избавишься от проклятия. Все это потому, что ты коснулся Чапалекхи. Большой лежит на тебе грех — грех совращения чужих жен!»

Так-то вот вы, мои слуги, были прокляты тем мудрецом, и по этой причине родились вы, четверо, в Дакшинапатхе — Панчапхуттика и Бхашаджня да Кхадгадхара — вот уже трое, да ты четвертый — Дживадаттака. После того как Анангарати вернулась в мир видьядхаров, первые трое сюда пришли и по моей милости уже избавились от проклятия. И твоим подвижничеством я довольна, настает и для тебя избавление от проклятия. Пройди теперь через испытание огнем и избавься от своего тела, и тогда разом спалишь ты грех, который мог быть утолен только за восемь рождений». С этими словами, назначив испытание, исчезла богиня.

И тогда Дживадатта, спалив свое грешное смертное тело, избавился от долгого проклятия и снова стал лучшим среди ганов. Если уж так божественные существа мучаются от греха любви к чужим женам, то что говорить о простых смертных!

А пока все это происходило, Анангапрабха жила в городе Харивара. Стала она самой главной среди жен царя Харивары, а раджа только о ней одной день и ночь думал и все бремя государственных дел возложил на министра Сумантру. Однажды пришел к царю из Мадхьядеши новый учитель танцев — Лабдхавара, и Харивара, убедившись в его искусстве, велел ему обучать обитательниц гарема искусству музыки и танца. И такого искусства достигла Анангапрабха, что когда она танцевала, то другие жены ей завидовали. А от частых встреч, от занятий танцем влюбилась Анангапрабха в учителя танцев, а учитель танцев, увлеченный ее красотой и грацией, ни с кем больше не танцевал. Однажды в зале для танцев Анангапрабха, когда остались они наедине, охваченная страстью к учителю танцев, сказала ему: «Не могу без тебя оставаться даже на миг. Если раджа узнает про это, не простит он мне. Так уйдем отсюда туда, где царь нас не найдет. Есть у тебя верблюды, кони, золото и прочие сокровища, что царем даны, искусством твоим обрадованным, а у меня — украшения. Так поспешим отсюда туда, где мы смогли бы жить без страха!» Обрадовался учитель танцев ее словам и согласился. Тогда переоделась она в мужское платье и с любимой своей служанкой пришла в дом к учителю танцев, а он, навьючив на верблюда все свое богатство и сев вместе с ней на коня, отправился в путь. Так покинула она счастье сначала видьядхарское, а теперь царское — тьфу на изменчивую душу женщин!

Ушла Анангапрабха с учителем танцев далеко, и пришли они наконец в город, который называется Вийогапура, и стал жить учитель танцев с ней счастливо и считал, что он, добыв Анангапрабху, истинно оправдал свое имя, ибо имя его Лабдхавара означает «обретающий желанное».

А пока это все происходило, царь Харивара, узнав, что его возлюбленная Анангапрабха куда-то подевалась, так загоревал, что хотел даже расстаться с жизнью. Увещевал его министр Сумантра: «Что ты, божественный, не понимаешь, что ли? Ты бы сам рассудил — видьядхара Кхадгу она бросила, с тобой сошлась. Так что же ты ждешь от нее постоянства? Что легко ей досталось, с тем легко и рассталась. Трава к траве тянется. Увел ее, видно, нынче учитель танцев — вот и его не видно. Слыхал я, что утром рано их видели в зале для музыки и танцев. Скажи, — божественный, и с чего ты к ней привязался?! Красотка меняет возлюбленных так же, как вечерняя заря меняет свои краски».

Глубоко задумался царь над тем, что сказал ему министр: «Увы, правду сказал он мне. Увы, подобна красавица самой жизни — и непостоянна она, и изменчива, и полна горестей… Упавшего в реку увлекают бурные водопады, взглянувшего на женщину увлекает ее кокетство — не следует мудрому падать в объятия рек глубоких или женщин страстных. Только те стойкие, кто в несчастьях невозмутимы, в удачах — не заносчивы, а в битвах — не трусливы, побеждают мир!» Поразмыслив так над тем, что ему сказал министр, Харивара отбросил всякую грусть и нашел утешение среди своих жен.

А пока все это происходило, Анангапрабха успела какоето время прожить с учителем танцев в Вийогапуре. За это время по воле судьбы, видно, подружился учитель танцев с молодым красавцем игроком по имени Сударшана, и тот на глазах Анангапрабхи с помощью костей обчистил учителя танцев до последней нитки, до последнего грошика. В гневе бросила его, от которого сбежало счастье, Анангапрабха и сделала своим мужем Сударшану, а учитель танцев, и разоренный, и женой покинутый, и бесприютный, завязал волосы узлом, как подвижники завязывают, да и пошел в отчаянии на берег Ранги совершать аскетические подвиги. Что до Анангапрабхи, то она, меняя одного за другим своих возлюбленных, стала жить с Сударшаной, промышлявшим себе на жизнь игрой в кости.

Случилось однажды, что под покровом ночи забрались воры к ним в дом, похитили все, что было у Сударшаны. Очень горевала Анангапрабха, что все вещи пропали, и Сударшана, видя, как она убивается, сказал так: «Есть у меня друг богатый, и зовут его Хираньягупта. Пойдем к нему, попробуем в долг взять!»

Видно, судьба убила в нем рассудок. Пошел он с ней к Хираньягупте, старшему среди купцов, и попросил в долг денег. А тот как посмотрел на Анангапрабху, а она на него, тут они оба и влюбились друг в друга. Вот и говорит купец почтительно Сударшане: «Завтра утром дам я вам денег, а сегодня отведайте моего угощения!» Сударшана же, поняв их обоюдный замысел, сказал ему на это: «Не хочется мне что-то есть сегодня!» Тогда старший среди купцов говорит: «Пусть, друг, супруга твоя отужинает со мной. Ведь первый раз пришла она в наш дом». Хоть и был Сударшана большим плутом, но оказался одурачен, и на его глазах купец с Анангапрабхой вошли в дом. И там купец с ней и пил, и ел, и предавался с ней, нежданно-негаданно явившейся, страстным ласкам. А Сударшана все стоит у дома, ожидая, когда жена оттуда выйдет, и купец послал своих слуг к нему, велев им так сказать: «Поела твоя жена и домой пошла, а ты и не заметил, как она выходила. Что ты здесь все торчишь? Ступай отсюда!» Сударшана возразил им на это: «Она — в доме и никуда не выходила, и я отсюда никуда не пойду!» Тогда слуги прогнали его пинками да тумаками.

Ушел Сударшана-горемыка и задумался: «Как же это друг мой купец у меня жену отбил? Видно, таково мне наказание за грехи. Что я причинил одному, то другой причинил мне. На кого гневаться мне, кроме моей кармы?! Так я же покончу с этим, чтобы не случалось мне терпеть такое унижение!» Так-то рассудив и избавившись от гнева, отправился игрок в обитель Бадарику и стал там совершать всякие аскетические подвиги.

Анангапрабха же, раздобыв себе красивого и богатого купца в мужья, веселилась, словно пчела, пьющая мед то с одного цветка, то с другого. Со временем стала она полной хозяйкой и жизни купца и его богатства. Тамошний царь Вирабаху знал, что в его городе живет такая красавица, но оберегая закон, он на нее смотреть не хотел.

Шли дни, и благодаря Анангапрабхе стал купец беднеть и беднеть, и зачахла его удача, так же как чахнет законная жена, когда в доме появляется любовница. Тогда решил Хираньягупта купец отправиться торговать на остров Суварнабхуми. Собрал он товары, опасаясь разлуки, взял с собой Анангапрабху, отправился в путь и, долго ли, коротко ли добрались они до города Сагарапура. А там встретил Хираньягупта на океанском берегу вождя племени рыбаков, которого звали Сагаравира. С ним, добывающим пропитание из океана, пошел купец на берег океана и взошел вместе с женой на корабль, приведенный Сагаравирой. Вот плывут они уже много дней на этом корабле, как однажды явилась черная туча, сверкающая глазами-молниями, устрашающая и грозящая всеобщим разрушением, и под ударами свирепого вихря и потоками ливня стал корабль погружаться в волны. Купец Хираньягупта, в то время как все бывшие на корабле стали рыдать, а корабль тонуть, как и его желания, обвязал своим дхоти бедра и, не видя Анангапрабхи, с криком: «Где ты, милая?» — кинулся в океан. С помощью рук своих да по воле судьбы добрался он до какого-то купеческого корабля и взобрался на него.

А что до Анангапрабхи, то Сагаравира собрал много досок, связал их, посадил на них красавицу, да и сам быстро на них забрался. Утешал ее, перепуганную, и греб обеими руками. Только погрузился разбитый корабль и сомкнулись над ним воды, как тотчас же очистилось небо от туч и океан успокоился, словно святой, избавившийся от гнева.

Хираньягупта же на чужом корабле на пятый день по воле судьбы сошел с корабля, горько сетуя на утрату возлюбленной, но, зная, что, уж если судьба так решила, ничего не поправить, отправился в свой город, и, поскольку был он человеком мужественным и решительным, снова занялся торговлей, и стал жить припеваючи.

Что касается Анангапрабхи, то Сагаравира на плоту доставил ее до самого берега и, утешив и приласкав, привел ее в свой дом в городе Сагарапура, а она, видя, что спас он ей жизнь, что он герой, равен царю богатством, и молод, и собой пригож, а ей покорен, сделала его своим мужем — ведь женщина, ведущая распутную жизнь, не отличает высокого от низкого. Стала жить она в доме у старшего над рыбаками, растрачивая его богатства.

Однажды вышла она на крышу дома и увидела, что идет по улице сын кшатрия, видный собой, по имени Виджаяварман. Прельстившись его красотой, спустилась она, подошла к нему и говорит: «Возьми меня — от одного только вида твоего сердце мое потянулось к тебе!» А он обрадовался так, словно свалилась ему с неба красавица, равной которой нет в трех мирах, и, радостный, взял ее к себе домой.

Сагаравира, придя, видит, что нет ее: «Куда милая моя подевалась?» Все свои пожитки бросает и, готовый расстаться с телом, идет к реке богов, к Ганге, совершать повдиги аскетические. Как такому горю не случиться? И то ведь — что за пара: сын рыбака да дочь видьядхара!

А Анангапрабха живет припеваючи с Виджаяварманом в том же городе. Случилось однажды, что тамошний царь Сагараварман отправился на слонихе прогуляться по городу. Вот едет он по улицам и городом гордится, им построенным да по его имени названным, и пришлось ему проезжать той улицей, где стоит дом Виджаявармана. Анангапрабха, узнав, что сам царь едет, из любопытства выскочила тотчас же на крышу посмотреть на него. Как увидела она раджу, так тут же в него влюбилась, да и говорит корнаку: «Корнак, а корнак! Никогда я на слоне не каталась. Посади-ка меня, посмотрю я, что это за удовольствие».

Услышав эти слова, посмотрел корнак на царя, словно прося позволения, а раджа-то увидел ее, прекрасную, точно луну наземь с небес свалившуюся, и упивался он ненасытно ее красой, словно чакора лунным светом. Возжелал царь во что бы то ни стало ее добыть и говорит корнаку: «Подведи слониху поближе, выполни желание красавицы, посади быстренько эту луноликую!» Как велел раджа, так корнак и сделал: поставил слониху прямо под крышу, а Анангапрабха, видя, что она так близко стала, прыгнула прямо в объятья Сагаравармана.

И куда только девалась ненависть ее к мужчинам? И откуда такая ненасытность? Видно, так на нее родительское проклятие подействовало!

Будто бы боясь упасть, обхватила она царя за шею, а тот от наслаждения, вызванного только ее прикосновением, пришел в небывалую радость и увел ее, жаждущую ласк и поцелуев, саму собой доставшуюся, к себе во дворец. Там рассказала она Сагараварману про все, что с ней случилось, и он поместил в свой антахпур эту небесную деву и сделал ее самой старшей из своих жен.

Дошло до Виджаявармана, что царь похитил Анангапрабху. Кинулся он ко дворцу и стал биться с царскими слугами, да и расстался со своим телом. Но не показал он противникам спины — не могут герои перенести оскорбления, нанесенного из-за женщины. Увели его тотчас небесные девы в царство небесное и приговаривали: «Что тебе в этой недостойной? Приходи в сад Нандана, повеселись с нами!»

Анангапрабха стала верной женой радже Сагараварману и ни о ком больше не помышляла, подобно тому как игривая река, слившись с океаном, умолкает навсегда. Думая о своем будущем, она была благодарна мужу, а он, получив такую жену, считал, что достиг цели своего рождения.

Через какое-то время-понесла Анангапрабха от Сагаравармана и родила ему сына, которого нарекли Самудраварманом, и по этому случаю устроил царь большое и пышное торжество. Когда же с течением времени вошел сын в пору юности и проявил ум и добродетели, сделал царь его, могучерукого, своим наследником. А чтобы женить сына, высватал ему отец Камалавати, дочь раджи Самаравармана, а когда женил его, то, удовлетворенный достоинствами сына, отдал ему Сагараварман свое царство.

Получив царство и зная закон кшатриев, обратился блистательный Самудраварман к отцу с такой речью: «Дай позволение мне, батюшка, пойти и завоевать все страны света. Если не хочет повелитель завоевать земли, то осмеют его, как женщины осмеивают евнуха. Только то счастье законно, которое царь, завоевав другие страны, добывает своей рукой. Что за власть, батюшка, у тех убогих правителей, которые, жадные как кошки, объедают свой народ?!»

Стал увещевать его Сагараварман: «Только что ты царствовать начал, и нужно тебе свою державу устроить. Никто не попрекнет за то, что будешь народом по закону править. Силы своей не изведав, не следует ссориться с царями. Ты мужествен, и войско у тебя большое, но не доверяйся богине удачи — изменчива она в бою, как ветреная женщина!»

Хоть и увещевал его отец, но Самудраварман добился-таки его согласия и пошел, блистательный, покорять весь мир. Долго ли коротко ли, а все страны света он покорил, царей подчинил своей воле, вернулся в свой город со множеством захваченных слонов, коней, золота и всего прочего и почтил стопы родительские превеликими драгоценностями, добытыми из разных стран. С позволения родителей сделал богатые дары брахманам великославный — слонами да конями, алмазами да жемчугами, осыпал он богатствами слуг да всех нуждающихся, так что только одно слово «бедный» осталось ничем не наделенным. Видя величие сына, посчитал Сагараварман, что все свершил он в жизни, что должен был свершить.

Проведя несколько дней в праздниках да пиршествах, сказал царь сыну своему Самудраварману в присутствии министров: «Что должен я был сделать, сынок, я то сделал, насладился счастливым царствованием, видел поражение других, а сам от других не терпел поражения и видел твое торжество. Чего еще мне желать? Удалюсь я теперь в святые места, пока еще тело движется. Словно сама старость шепчет мне на ухо: «Что сидишь ты дома со своим бренным телом?» Вот это сказал он сыну, и хотя тот и отговаривал его, но поступил Сагараварман так, как хотел, и отправился со своей милой в Праягу, где сливаются Ганга и Ямуна. Проводил отца Самудраварман, вернулся в свой город и стал править царством по закону.

Раджа Сагараварман с Анангапрабхой в Праяге совершали всякие подвиги аскетические и порадовали этим бога, на знамени которого изображен бык. Явился Шива, сокрушитель трех городов, Сагараварману во сне и так ему сказал: «Своими подвигами и ты и супруга твоя меня обрадовали. Так слушай же — и ты и твоя жена Анангапрабха — оба вы видьядхары, и теперь по истечении на заре срока проклятия вы оба вернетесь в свой мир, в царство видьядхарское». Только кончил он говорить, как проснулись и Сагараварман и Анангапрабха и, удивленные, рассказали друг другу про виденный сон. И сказала тогда радостная Анангапрабха царю: «Вспомнила я теперь, благородный, где родилась я и как. Дочь я царя видьядхаров Самары, и имя мое Анангапрабха, и родилась я в городе Вирапуре. Из-за того, что отец меня проклял, родилась я среди людей и знания утратила. А вот теперь вспомнила я, что из видьядхарского рода». Пока она все это рассказывала, спустился с небес отец ее Самара и когда Сагараварман почтительно его приветствовал, а Анангапрабха упала ему в ноги, сказал он ей так: «Кончилось, дочка, проклятие, возьми все свои знания обратно. За одно рождение потерпела ты горести восьми». С этими словами посадил он ее к себе на колени и вернул все знания, а затем обратился к Сагараварману с такой речью: «Ты, почтенный, не кто иной, как царь видьядхаров Маданапрабха, а меня зовут Самара, и вот дочь моя Анангапрабха. Собирался я ее замуж выдать, и много женихов сваталось, да никого из них она, чрезмерно гордая своей красотой, не захотела выбрать в мужья. Потом ты, во всем ей равный, посватался к ней, но по вине судьбы она и тебя не захотела.

Тогда я и наложил на нее проклятие — отправиться в мир смертных. Ты же обратился к Шиве, исполнителю желаний, супругу дочери повелителя гор, с мольбой: «Пусть в мире смертных станет она моей женой!» — и с помощью йоги покинул свое тело видьядхар и родился среди людей, а она стала твоей женой. Теперь пожалуйте оба снова в свой мир!» Только кончил говорить Самара, как вспомнил Сагараварман, кем он был рожден, покинул в водах Праяги свое смертное тело и снова стал Маданапрабхой, а она, обретя вновь свои волшебные знания, снова засверкала красой.

Переполненные радостью Маданапрабха и Анангапрабха любовались друг другом в новом облике, и еще крепче полюбили друг друга, и вместе с Самарой, повелителем движущихся в поднебесье, взлетели в небо, и направились в город видьядхарский Вирапуру, и там Самара отдал дочь свою Анангапрабху, как полагалось по закону и обычаю, в жены Маданапрабхе, царю над движущимися в поднебесье.

После этого Маданапрабха со своей возлюбленной, избавившейся от проклятия, улетел в свой город и счастливо там жил.

Вот так-то и небесным существам, дурно себя ведущим, приходится из-за проклятия рождаться в мире смертных, и, только вкусив от этого плода, они могут вернуться на свою стезю лишь благодаря прежним добрым деяниям».

Вот такой рассказ выслушал Нараваханадатта с Аланкаравати от министра своего Гомукхи, и очень был доволен, и после этого занялся другими делами дня.

 

Волна третья

Нa другой день Нараваханадатте, сидевшему вместе с Аланкаравати, сказал Марубхути: «Смотри-ка, смотри, божественный, нечестивец-то этот карпатика, в одну шкуру одет, тощий, пеплом вымазан, волосы спутаны, холод ли, жара ли, а он от царских ворот не уходит. Почему бы тебе не проявить к нему милость? Вовремя оказанная милость дороже, чем богатство не ко времени. Так что, пока он еще не помирает, прояви к нему милость!» Но возразил на это Гомукха: «Хорошо сказал Марубхути. Но нет здесь твоего греха, божественный, ни в какой степени. Ведь пока проситель не очистится от греха, стоящего на пути к его собственному благоденствию, до той поры не может господин устранить его бедность. А вот когда благодаря его усилиям с него будет снят грех, тогда повелитель и явит свою щедрость — ведь это все предопределено кармой. Да вот что было с царем Лакшадаттой и нищим Лабхадаттой. Послушай рассказ

о царе Лакшадатте и нищем Лабхадатте

Стоял на земле, хранительнице богатств, город, называвшийся Лакшапура, и правил в нем царь по имени Лакшадатта. И был он щедрейшим из щедрейших. Неведомо было, чтобы кому-либо из просителей давал он меньше ста тысяч монет, а с кем сам поговорит, тому и все пятьсот тысяч отдаст, а уж кто его порадует, того он и вовсе от нужды избавит.

У царских ворот день и ночь стоял нищий, вся одежда которого состояла из куска кожи. И в холодный дождь и в палящую жару стоял он со спутанными волосами, и терзали его всякие беды, но никуда он не уходил. Хотя царь видел его и был щедр, но никогда и ничего этому нищему не давал. Поехал однажды царь охотиться в дремучие джунгли, и этот нищий, вооружившись дубиной, тоже потащился за ним. Вот царь, сидя на слоне, с дружиной своей из лука сыплет стрелами и где тигра свалит, где кабана сразит, а где газель подстрелит. Только видит царь — идет нищий со своей дубинкой перед ним и где кабана свалит, а где газель уложит. И подумал царь, видя такую его смелость: «Какой герой-то!», но и при этом ничем его не одарил. Поохотившись, довольный и радостный, вернулся царь в свой город, а нищий, как и до этой охоты, снова стал у царских ворот.

Случилось однажды Лакшадатте пойти войной на соседнего и родственного ему по крови царя, и началась тогда великая сеча, и в том побоище нищий тот на глазах у царя ударами своей дубины, сделанной из крепкого дерева, уложил многих врагов. Одолев врага, возвратился царь из похода в свой город, но опять-таки, хоть и видел он геройство этого нищего, ничего ему не дал. Так-то вот пробежало пять лет такой тяжкой жизни этого нищего, а когда шестой год пошел, то случилось царю однажды его увидать и родилась у царя к нему жалость, и подумал Лакшадатта: «Давно уже он терзается, а я ему все ничего не даю. Не следует ли каким-нибудь способом да что-нибудь ему дать? Снят ли грех с этого горемыки? Не обратит ли ныне свое лицо к нему Лакшми, богиня счастья?» С такими мыслями пошел царь в свою сокровищницу и набил драгоценными камнями лимон, словно ларец. После этого он перед залом совета очистил место для схода, и собрались туда горожане, вассалы и министры и при них при всех ласково сказал царь вошедшему нищему: «Подойди сюда поближе!» Обрадовался Лабхадатта этим словам, подошел ближе и сел перед царем, а тот ему сказал: «Скажи нам что-нибудь изящное!» Услышав это, прочел тогда нищий такой стих:

Царь был очень доволен, услышав этот стих, и отдал нищему лимон, наполненный совершенными драгоценностями.

И все, кто был при этом, говорили с досады между собой: «Избавляет царь от нищеты тех, кто его радует. А вот этому карпатике, хоть и с почтением его зовет, но дал ему всего лишь лимон. Ну, да ведь для неудачливых пожелай-дерево становится часто горе-деревом!» И говорили они, разочарованные, так, ибо не знали истины.

А нищий взял лимон и пошел к себе, да встретился ему бхикшу, и тот, увидев у него в руке красивый лимон, выменял его на дхоти. Пошел бхикшу к царю и подарил ему лимон, а тот сразу узнал плод и спросил: «Откуда у тебя, почтенный, этот плод?» А тот отвечает, что, мол, у нищего купил.

Удивился и огорчился царь и подумал: «Видно, не иссяк еще его грех!» Но лимон принял, поднялся, и тотчас же занялся царь Лакшадатта своими дневными делами. А нищий, продав дхоти, наелся и напился и, как прежде, стоит у царских ворот.

На другой день царь снова всех горожан собирает. Видит он, что и нищий пришел, и снова его учтиво подзывает и усаживает около себя, и просит его, коли на то его милость будет, прочесть стих, и снова дает ему в награду лимон со скрытыми в нем сокровищами. И опять все, не знавшие, что в лимоне скрыто, диву даются: «Второй раз он царя радует, а все напрасно! С чего бы это?»

Вот нищий, удрученный, с тем плодом — царевой милостью — в руке вышел, а навстречу ему попался какой-то местный начальник, спешивший попасть в зал совета, чтобы повидать царя. И увидел он лимон в руке нищего, и показалось ему это доброй приметой, и дал он нищему за лимон две одежды. Вошел он к царю, склонился к его ногам и преподнес царю в дар уже знакомый тому лимон и прочие свои дары. Сразу узнал царь лимон и спросил у того начальника: «Откуда он у тебя?», а тот ему ответил: «От нищего!» И огорчился тогда царь: «И сегодня еще Лакшми не хочет обратить к нему свое лицо!» — и, взяв лимон, удалился из собрания. Нищий же, продав одно дхоти, поел и попил, а из другого два сделал, чтобы прикрывать свою наготу.

Вот на третий день снова собрал царь всех, и снова, увидев, что и нищий пришел, подозвал его царь, попросил стих прочесть и снова подарил ему лимон. Снова все тому дивились, а нищий пошел и плод, начиненный такими драгоценными зернами, отдал возлюбленной царя, а она, словно лиана, вьющаяся вдоль дерева царских почестей, дала ему золотой цветок, словно залог будущего плода. Продал нищий этот цветок и прожил счастливо этот день. А красавица пошла к царю и преподнесла ему этот большой и красивый лимон. Узнал он сразу плод и спросил, откуда он ей достался, и она ответила: «Нищий мне его дал». При этих словах задумался царь: «По-прежнему Лакшми не обратила к нему свое лицо. Ничтожны его добродетели, и не знает злосчастный, что милость моя не бывает бесплодной. Снова и снова эти драгоценности возвращаются ко мне». С такими мыслями взял царь лимон, хорошенько его спрятал и занялся всякими дневными делами.

На четвертый день снова он всех собирает — и вассалов, и министров, и всех прочих. Снова замечает царь нищего, приветливо подзывает его, и усаживает перед собой, и снова просит: «Прочти, любезный, нам стих» — и снова в награду дает ему лимон, и когда от быстрого движения руки у нищего в руках осталась половина лимона, а другая наземь упала оттого, что скрепи раскрылись, высыпались из него драгоценности, которым нет цены, и сверканием своим они ослепили всех в зале. И тогда-то, увидев эти несметные сокровища, все поняли, в чем здесь дело: «Три дня мы ошибались. Вот ведь какова милость государева!» И, слыша эти слова, сказал раджа: «Хотел я этим способом испытать, не смилуется ли над ним богиня счастья. Три дня, видно, грехам его конца не было, а вот сегодня конец им наступил и тотчас же смилостивилась Лакшми!»

При этих словах отдал он нищему те сокровища, деревни подарил, слонов и коней и сделал его своим вассалом. Все славили царя, а он встал и пошел совершать омовение, а нищий довольный-предовольный пошел к себе домой. Вот такто — пока грех не искупится, не сможет слуга и сотнями усилий заслужить милость повелителя».

Такую историю поведал Гомукха, старший среди министров, и сказал повелителю своему Нараваханадатте: «Видно, божественный, и у этого нищего, что у твоих дверей стоит, не искуплены еще прегрешения. Поэтому и не чувствуешь ты необходимости проявлять к нему милость».

Услышав это из уст Гомукхи, Нараваханадатта воскликнул: «Ах, так?!» Тотчас же призвав нищего, пожаловал ему Нараваханадатта множество деревень, слонов и коней, десять миллионов золотых, дорогие одежды и украшения. И стал тот нищий подобен царю — и то, как бы это служение благородному и благодарному царю осталось бы без награды?!

Живет да веселится Нараваханадатта в Каушамби, но вот пришел однажды к нему из южных стран брахман и попросился на службу. А звали его Праламбабаху, и попросил брахман Нараваханадатту: «Славой твоей привлеченный, припадаю, божественный, к твоим стопам. Куда бы ни отправился повелитель пешим или на слоне, на коне или на колеснице, всюду за ним буду следовать. Только в поднебесье не могу я за ним поспешать — предстоит повелителю стать властителем всех видьядхаров. На каждый день положи мне по сто золотых». Так говорящему и обладающему несравненной доблестью брахману дал Нараваханадатта столько, сколько тот просил. Как раз по этому случаю сказал Гомукха: «Бывают, божественный, у царей такие слуги. Соблаговоли послушать историю

о Вираваре

Есть здесь, на земле, лучший из городов, превеликий город Викрамапура. В давние времена жил в том городе царь Викраматунга. Меч его был остер, но не строг был царь в наказаниях. В вере царь был крепок, но не проявлял силы в отношении охоты, женщин и других развлечений. При царе Викраматунге единственным отступлением от добродетели было оттягивание тетивы лука и единственным заблуждением — блуждание овец в загонах у скотоводов.

Пришел однажды к тому царю послужить брахман, собой молодец, родом из Малавы. Имя его было Виравара, и были у него верная жена Дхармавати, дочка Виравати и сын Саттвавара — вся его семья. Еще было у него трое слуг: острый меч в руке, кинжал на бедре да блестящий щит. И хоть всех-то немного с ним было, а попросил он у царя на каждый день по пятьсот динаров. Царь видел его мощь и назначил, сколько тот просил, подумав: «Посмотрю я, на что он способен!» Дать-то дал, а потом, желая разузнать, что тот с ними будет делать, послал за Вираварой соглядатаев.

А Виравара из тех динаров что ни день сто монет дает жене на еду и все прочее, на другую сотню покупает одежды и цветочные гирлянды, еще сотню отдает, омывшись, на поклонение Хари и Харе да две сотни — на милостыню брахманам да нищим. Вот так каждый день он и управлялся со своими пятью сотнями динаров!

Стоял он у царских ворот от зари до полудня, а потом, удалившись, чтобы совершить дневные дела, снова стоял всю ночь напролет. Что ни день, соглядатаи все одно и то же докладывали царю, и был им царь доволен и соглядатаев отозвал.

Вот так и стоял при оружии у царских ворот Виравара денно и нощно — только умыться да поесть уходил.

Но вот однажды собрались грозные, рычащие тучи, словно для того, чтобы испытать мужество героя — одолеть Виравару. Полил такой сильный дождь, словно он был из стрел и мечей. А Виравара стоит у царевых ворот, точно каменная колонна, не шелохнувшись. Раджа Викраматунга, всегда видя его из дворца, поднялся ночью на крышу и спросил: «Кто стоит у царских ворот?» А Виравара ему в ответ: «Я здесь стою!» «Воистину достоин высокого чина этот добродетельный, не покидающий царских ворот даже в такой ужасный ливень», — подумал царь, услыша ответ Виравары. Но в это время вдруг откуда-то донеслись горькие рыдания какой-то женщины. «Нет в моем царстве несчастных, — подумал царь, — кто бы это мог так горько рыдать?» И сказал он Вираваре: «Эй, Виравара, послушай, какая-то женщина где-то рыдает. Поспеши, узнай, кто она и что за горе у нее, да мне доложи!» На эти слова Виравара отвечал: «Как повелишь!» — и поспешил в путь: в руке сверкающий меч, на боку острый кинжал. Увидав, что отправился Виравара в такую темь, когда только молнии из туч сверкали да все между небом и землей было заполнено потоками дождя, с любопытством и с жалостью к нему спустился царь с крыши дворца и пошел незаметно за ним следом, держа в руке меч.

Вот идет Виравара, разыскивая, откуда слышен плач, а за ним следом, таясь от него, повелитель земли. Вышли они из города, и дошли до пруда, и там-то и увидели женщину, которая, рыдая, так говорила: «О герой! О жалостливый! О покровитель! Зачем ты меня покинул?! Как жить-то я буду?!»

«Кто ты? По какому повелителю ты слезы льешь?» — спрашивает ее Виравара. А она ему в ответ: «Сыночек, Виравара! Я — Земля! Твой царь Викраматунга — мой законный супруг и покровитель! Непременно на третий день после сегодняшнего умрет он. Да разве будет у меня, сыночек, когда-нибудь такой супруг! Вот я и по нему слезы лью и по себе, горемычная! Благодаря божественному дару прозрения вижу я будущее — и доброе и недоброе, — так же как видит его Супрабха, сын божий, живущий на небе. Послушай, что расскажу я

о Супрабхе

Он, Супрабха, обладавший божественным прозрением, узнал, что иссякнет в нем добродетель и потому через семь дней будет он низвергнут с небес и придется ему родиться свиньей. Поняв, что придется ему расстаться с божественными радостями, да к тому же представив те мучения, которые ему придется перенести, сидя в свином чреве, разрыдался про себя Супрабха. «О небо! — рыдал он. — Ах, апсары! Увы мне, беседки сада Нандана, сплетенные из лиан! Горе мне! Как жить-то я буду в свином чреве, а после этого в грязи да навозе?!» Вот так и по-всякому прочему причитал он, и, слыша его всхлипывания, подошел к нему повелитель богов и спросил, в чем, мол, дело, а тот и рассказал ему о причине своего горя. Тогда Шакра ему говорит: «Есть средство избавиться от этого. Слушай! Ты иди-ка, повторяя мантру: «Слава Шиве, слава!» — и попроси у него покровительства. А раз ты под его покровительство попал, ты от греха, значит, избавился и добродетель увеличил — и ни тебе рождения в свином чреве, ни с небес низвержения!»

Сказал тогда Супрабха на слова Индры: «Так тому и быть!» — и, бормоча «Слава Шиве, слава!», пошел просить у Шивы покровительства.

Целых шесть дней молился он Шиве и не только избавился от рождения в чреве свиньи, но и попал на более высокое небо. А на седьмой день и Индра, не видя Супрабхи на своем небе, понял, что тот попал на другое, более высокое небо.

Подобно Супрабхе, оплакивавшему будущее свое несчастье, и я оплакиваю грядущую смерть моего повелителя».

И тогда спросил Землю Виравара: «А что, матушка, ведь было же у Супрабхи средство избавиться от беды, о котором ему рассказывал Шакра, — может, есть средство и царя уберечь? Скажи мне о нем!» Ответила на это Земля так: «Одноединственное средство есть, да и то зависит только от тебя». Услыша это, обрадовался Виравара: «Так скажи же, божественная, скорей. Да будет повелителю благо от жизней моих сына, дочери да жены. Не зря я, значит, на свет родился!» И тогда молвила Земля брахману Вираваре: «Недалеко от дворца стоит храм богини Чандики. Коли принесешь ты ей в жертву своего сына Саттвавару, то будет жить царь, а кроме этого, никакого другого средства нет!»

Выслушал верный Виравара все, что сказала Земля, богатств хранительница, и ответствовал ей: «Иду я, богиня, сделаю тотчас же все, как сказала». «Да кому ж еще, кроме тебя, так страстно желать повелителю блага?! Ступай!» — и с этими словами Земля исчезла. А раджа, который безотлучно следовал за Вираварой, все это слышал.

Поспешил Виравара домой, а раджа Викраматунга под покровом ночи по-прежнему за ним следует. Пришел домой Виравара, разбудил верную свою жену Дхармавати и рассказал ей о том, что Земля, мол, велела сына принести в жертву ради процветания царя. А супруга Виравары все выслушала, да и говорит: «Дело нужное — благо повелителя. Сына разбуди-ка да ему скажи». Разбудил Виравара сына, рассказал ему, как Земля велела его принести в жертву, чтобы спасти жизнь повелителю. Все внимательно выслушал Саттвавара и так сказал: «Разве не счастлив я, батюшка, что жизнь моя послужит государю на благо? Оправдаю я этим все, что съел! Отведи меня туда, куда Земля велела, и принеси меня в жертву!» И на эти сыновьи слова молвил бесстрашно Виравара: «Истинно ты моей крови!»

Царь же Викраматунга стоял у дверей и, все подслушав, подумал: «Какие они все благородные!» Посадил Виравара сына к себе на плечо, жена себе на плечи посадила дочку Виравати, и пошли они вместе в тот храм Чандики. А раджа Викраматунга так все и крадется за ними.

Добрались они туда, спустил отец с плеча Саттвавару, и мальчик, сокровище мужества, склонившись, взмолился богине: «Да живет наш царь, богиня, а моя голова пусть будет принесена в жертву. Да правит царь Викраматунга землей, лишенной врагов!» Когда же кончил сын говорить, Виравара, промолвив: «Хорошо, сынок!» — выхватил меч, отсек голову сыну и принес ее в жертву богине со словами: «Да славится царь!» Ведь нет для истинно преданных господину — увы! — ни сына, ни себя, ни любимой!

Услыхал после этого Виравара голос с небес: «Славно, Виравара! Жизнью своего сына ты подарил жизнь повелителю!» Очень удивлен был раджа, все видевший и все слышавший. Виравати подошла к голове убитого брата, обняла ее и поцеловала и, заплакав от разрывающего сердце горя: «О братец!» — умерла. При виде мертвой дочери Дхармавати, сраженная горем, молвила, обратившись к Вираваре, сложив молитвенно руки: «Сделано царю благо. Теперь позволь мне с этими двумя мертвыми детьми взойти на погребальный костер. Вот ведь девочка, совсем несмышленая, а от горя при виде убитого брата умерла. А мне что за радость жить, когда и сын и дочь, мною рожденные, умерли?!» Ей, так решительно говорившей, сказал Виравара: «Что ж, сделай так! Ничего не скажу я тебе в осуждение. Если утрачены дети, что за радость тебе в этом мире?! Подожди, пока я костер соберу!»

Сказав так, собрал он вокруг храма дров да хворосту, соорудил погребальный костер, положил на него тела детей и разжег его. Тогда супруга его Дхармавати упала ему в ноги: «Да будет мне и в следующем рождении мужем благородный. Да будет благо нашему царю!» — и с этими словами она взошла на костер, мечущий распущенные космы пламени, чтобы найти в нём прохладу, способную утешить палящее сердце горе.

Викраматунга же стоял, укрывшись от их глаз, — все слышал и видел, и одолела его одна мысль: «Как оплатить им мой долг?» Виравара же, стойкий сердцем, подумал: «Что ж, выполнил я свой долг повелителю, как было на то божественное соизволение. Расплатился я теперь за то, что на царевой службе съедено да получено — все любимое, семью мою милую отдал. Жить только ради самого себя не стоит. Так почему бы мне и себя не принести в жертву богине?» Вот так подумал Виравара, твердый в добродетели, и обратился к Чандике, исполнительнице желаний, с такой молитвой: «О богиня великая, слава тебе, бесстрашие дающая тебе преданным! Прими меня, погрязшего в трясине мирской, под свое покровительство. Ты — сила жизни, ты движешь мир, ты — самосущая от начала времен, ты старше Шивы, ибо он, появившись, уже увидел тебя! Ты, мир создавшая, всепроницающим блеском своим озаряющая вереницы десятков миллионов созвездий младших солнц! Ты, охватившая небо кольцом рук, держащих меч, палицу, копье, стрелы, трезубец и прочее оружие! Ты, прославленная богом, который держит в руках трезубец! Слава тебе, Чанди! Слава тебе, Чамунда! Слава тебе, Мангала! Слава тебе, Трипура! Слава тебе, Джая! Ты, Сиддхи, Махалакшми, Бхадракали, Сарасвати, Нараяни, супруга Шивы, погубительница Руру! Ты — Гаятри, Махараджни, Ревати, ты, живущая в горах Виндхья! Ты — Ума, Катьяяни, ты, живущая на горе Шарвы! Ты, богиня, которую Хара славил всеми этими именами и вслед за которым восславили тебя Сканда, Васишта, Брахма и все прочие. Славят тебя, великая, боги бессмертные, пророки и люди и достигают благодаря этому больших, чем они желали бы, наград! Сделай мне милость, исполнительница желаний, прими тело мое в жертву тебе, и да будет повелителю моему благо!» С этими словами готов он был уже отсечь себе голову, как с небес раздался голос: «Не спеши, сынок! Очень довольна я твоей добродетелью и потому проси чего хочешь!» Выслушав это, молвил Виравара: «Коли ты довольна, богиня, пусть раджа Викраматунга здравствует сто лет и еще того больше и пусть супруга моя и дети оживут!» И только кончил он говорить, как с неба раздалось: «Да сбудется!» — и тотчас же все трое — Дхармавати, Саттвавара и Виравати — встали как ни в чем не бывало!

Обрадовался Виравара, уразумев милость богини, отвел их домой, а сам снова стал у царских ворот как ни в чем не бывало! А царь Викраматунга, все это видевший, радостный и изумленный, вернулся незамеченным к себе во дворец, и поднялся на крышу, и спросил: «Кто здесь у ворот стоит?» Услышал это стоявший внизу Виравара и ответил: «Я, Виравара, стою здесь. Ходил я искать ту женщину, но искал я ее, искал, да нигде не нашел. Видно, подобно божеству, исчезла она!» Но раджа Викраматунга, зная все необычайно дивное, что случилось во мраке ночи, подумал: «О, какой необычайный муж этот Виравара! Он совершил такое достойное дело и молчит о нем. Велик он, благороден и беспредельно спокоен, и даже океан не сравнится с ним, ибо его может привести в волнение сильный ветер. Ведь на моих глазах этой ночью Виравара и сына, и жену, и жизнь свою ради меня отдал. Чем я его отблагодарю?!» Так размышлял раджа, спускаясь с крыши дворца. Вошел он затем в свой покой и провел ночь, не переставая восхищаться Вираварой.

Когда же наступило утро, он всем в присутствии Виравары поведал о необычайном происшествии, случившемся в ту ночь. И в то время как все восхваляли Виравару, царь повязал ему и сыну своей рукой патта и подарил ему многие уделы, коней, слонов, сто миллионов золотых, да еще вдобавок и шестидесятикратное жалованье, и стал тотчас же Виравара таким же, как раджа, под поднятым белым зонтом, достигший вместе с семьей той цели, ради которой он был рожден».

Поведав эту историю с таким славным концом, сказал Гомукха-министр Нараваханадатте: «Вот, божественный, встречаются у царей такие добродетельные слуги, которые ради государя и тело и все, что у него есть, готовы отдать, — и в том, и в этом мире они рождаются добродетельными. И этот твой недавно появившийся служитель Праламбабаху, видимо, из таких — он и высокодобродетелен, и силен, и пригож собой». Очень доволен был Нараваханадатта этим рассказом высокомудрого своего министра Гомукхи.

 

Волна четвертая

Живет в родительском доме у отца своего, владыки ватсов, Нараваханадатта, и служат ему верные Гомукха, и другие министры, и Аланкаравати, великая любовь которой превозмогла ревность, не позволяя подавлять себя женской гордостью. Как-то раз взошел он вместе с Гомукхой на колесницу и отправился в лес на охоту. Начал царевич там вместе со всеми своими, и в том числе с Праламбабаху, героем-брахманом, все стремившимся вперед, охотиться. И хотя резво бежали кони, но Праламбабаху, превзойдя их, бежал впереди. Нараваханадатта с колесницы стрелами валит львов, и тигров, и прочего зверя, а Праламбабаху на бегу разит да разит зверя мечом. Царевич поглядит-поглядит на брахмана, да и восхитится: «О, какой он крепконогий!» Поохотились они, утомились Нараваханадатта с Гомукхой и спешащий перед ними Праламбабаху. Жажда одолела и колесничих, а пока искали они воду, сын повелителя ватсов отправился в другой дремучий лес и увидел вдруг большое озеро, в котором плавали распустившиеся золотые цветы лотоса, и было это озеро словно небо, сошедшее на землю и украшенное множеством солнц. Омылись в этом озере, напились воды Нараваханадатта и его спутники, и тут вдруг заметил царевич четырех мужей дивного облика, в дивных одеждах и украшениях, собиравших золотые лотосы. Приблизился он к ним из любопытства, а они спросили: «Кто ты?» И царевич назвал им имя свое и род и рассказал про все, что с ним было. Обрадовались они этой встрече и вот что ему рассказали: «Есть посреди великого океана большой и прекрасный остров, который всему миру известен под именем Кокосового. И есть там четыре волшебные горы: Майнака, Вришабха, Чакра и Балахака. Мы четверо на этих горах и живем. Один из нас зовется Рупасиддхи и может принимать разные облики, другому имя Праманасиддхи, и может он видеть самое малое, третий наречен Джнянасиддхи, и ему ведомо прошлое, настоящее и будущее, а четвертого зовут Девасиддхи, и он обладает достоинствами всех богов.

Вот мы соберем здесь эти золотые лотосы и отправимся на Белый остров, чтобы совершить ими жертвоприношение божественному супругу дарительницы счастья. Мы преданы ему, и благодаря его милости царствуем на тех горах, и обладаем такими способностями. Иди с нами, покажем мы тебе нашего повелителя Хари, и коли ты согласен, то помчим мы тебя небесным путем». Согласился царевич на предложение этих детей богов, оставил Гомукху и прочих у воды да плодов и улетел в объятиях Девасиддхи. Когда же долетели они до острова и опустились на него с неба, то увидел он вместе с детьми богов Хари, возлежащего на Змее. Перед ним сидел Гаруда, и пели боги, сиддхи и видьядхары славу Вишну, пели о преданности своей гандхарвы, а также Нарада и другие мудрецы. Прислуживали ему Шанкха — раковина, Чакра — метательный диск, Гада — боевая палица и Падма — лотос. В ногах же у него лежала Земля — подательница богатств, а около него стояла Лакшми — дочь океана. Воистину кому не достанется счастье, если сошелся он с достойными.

Восхваляемому богами, Кашьяпой и другими мудрецами поклонился Нараваханадатта и присоединился к славословию: «Слава тебе, повелителю, исполнителю желаний верных тебе, с телом, обвитым Лакшми, лианой, исполняющей надежды, тебе, подателю желанного! Слава тебе, дивному лебедю, живущему на озерах сердец добродетельных, наполняющему клекотом своим весь мир, беспредельное небо охватывающему! Слава тебе, всеобъемлющему и обитающему во всем; тебе, форма которого превосходит все добродетельное; тебе, совершенному воплощению шести царственных добродетелей! Слава тебе, пред которым Брахма лишь мошка в лотосе твоего пупа, гудящем сладостным звуком молений! Земля — стопы твои, небо — голова твоя, зенит и надир — уши твои, солнце и луна — очи твои, вселенная — утроба твоя! Недаром мудрые воспевают тебя, как Пурушу, совершенного человека!

От тебя, повелителя, как от солнца, рождается мир живущих, как от огня, сокровища дома, летят во все стороны искры! И снова все сливаются с тобой, когда грозит им потоп в конце времен, и ты принимаешь всех, как вечером могучее дерево — птиц. Породил ты из сути своей повелителей мира, подобно тому как рождает волны океан. Бесформен ты, но все формы воплотил ты в себе. Все создал, но не приложил ты усилий. Все держится на тебе, но сам ты ни на чем не держишься! Кто может познать твою сущность? Коль милостиво взглянешь ты на богов, возрастает их святость. Так сделай милость, взгляни на меня, взгляни милостивыми очами!»

И тогда, узрев его поклонение и услыша славословие, обратил Хари на Нараваханадатту благосклонное око и молвил Нараде: «Ступай приведи сюда моих апсар, дев небесных, рожденных молочным океаном, порученных мною Индре. Вот мое повеление — бери колесницу и всех их сюда немедля привези!»

Отвечал Нарада: «Быть посему!» Стал вместе с Матали-колесничим на колесницу и тотчас же всех их привез. Вот он их привез, и все они пали ниц перед Вишну, и сказал он сыну повелителя ватсов так: «Дарю я тебе, Нараваханадатта, будущий властитель видьядхаров, этих апсар. Будешь ты им достойным супругом и они тебе — достойными женами. Ведь ты по воле Шивы стал воплощением Камы, бога любви!» Когда же при этих словах, осчастливленный великой милостью, пал в ноги ему сын повелителя ватсов, Хари повелел колесничему Матали: «Вот Нараваханадатта и апсары с ним. Отвези его домой тем путем, которым он хочет!» — и при этих словах поклонился ему Нараваханадатта и с ним все небесные девы и взошел на колесницу вместе с Матали-колесничим.

И отправился он по приглашению божьих сынов на Кокосовый остров, провожаемый завистью богов. Там, приглашенный Рупасиддхи и его тремя братьями, Нараваханадатта вместе с Махали-колесничим и небесными девами отдыхали поочередно на Майнаке, Вришабхе, Чакре и Балахаке, горах, красотой оспаривающих красоту небес, покрытых лесами, полными разными расцветшими, словно при приходе весны, деревьями. Бродил в них Нараваханадатта как зачарованный. «Смотри-ка, вот на деревьях распускаются бутоны, словно открываются глаза, чтобы полюбоваться приближающимся прекрасным Васантой, повелителем весны. Взгляни, не могут лучи солнца, порождающие зной, пробиться сквозь цветы лотосов, покрывшие пруд. Погляди, пчелы покидают лишенные запаха цветы карникары, как добродетельные покидают повелителя, лишившегося высокого сана. Послушай, как киннары песнями, кукушки кукованием и пчелы жужжанием приветствуют приход царя времен года!» Так показывали Нараваханадатте бесконечную вереницу своих садов дети богов, и радовался сын повелителя ватсов, глядя, как плясали горожанки и пели в честь праздника бога весны, и наслаждался он с девами небесными всякими радостями, и, куда бы он ни шел, радости его уже ждали.

Провел он в гостях у детей богов дня три-четыре, а потом говорит им: «Пойду я в свой город! Хочется мне отца повидать. А вы пожалуйте в наш город, и мы ответим вам таким же гостеприимством!» Отвечали они ему на это: «Видели мы уже тебя, самое совершенное украшение твоего города, почтенный. Вот когда ты достигнешь совершенства в знаниях, не забудь нас тогда». На этом они и расстались, и Нараваханадатта велел Матали, правившему колесницей Индры: «Отвези меня в Каушамби, но только через берег дивного озера, у которого ждут меня Гомукха и прочие».

Ответил ему Матали: «Так и будет!» Взошел царевич вместе с девами небесными на колесницу, домчался до озера, увиделся с Гомукхой и прочими, и, наказав им: «Ступайте своей дорогой домой, там я все расскажу!» — добрался на колеснице Шакры до славного города Каушамби. Спустившись туда с небес, поблагодарил он Матали и отпустил его обратно, а сам вместе с небесными девами вступил в свой дворец. Поместил он их в своих палатах и пошел к повелителю вахсов, обрадованному возвращением сына, низко в ноги поклонился он отцу, и матери своей Васавадатте, и Падмавати, радовавшимся ему и глядевшим на него трепетными глазами. Тем временем вернулся на колеснице Гомукха с колесничим да с ним еще брахман Праламбабату.

Спросил царевича отец в присутствии всех министров о том, что и как с ним было, и поведал ему Нараваханадатта свое необычайное приключение. И все, узнав об этой истории, ехали говорить: «Кому боги хотят явить свою милость, тому посылают они добрых друзей!», а повелитель ватсов на радостях устроил по случаю такой милости, явленной Вишну его сыну, большой праздник.

И посмотрел раджа на приведенных Гомукхой доставшихся по милости Хари ему в невестки небесных дев Деварупу, Деварахи, Девамалу и Деваприю и спросил у служанок имена. И тут город Каушамби воскликнул: «Что я и что красавицы мои? Воистину царевич Нараваханадатта обратит меня, стоящего на земле, в столицу богов, украшающую небо!» И, радуясь этому, украсился он развевающимися стягами, окрашенными шафраном, и казалось, будто бросал он в небо красной краской.

Нараваханадатта, вид которого доставлял истинный праздник родительским глазам, обрадовал и других своих жен, не переставая глядевших на дорогу, пока его не было, и за эти четыре дня похудевших, как за четыре года. И каждая из них рассказывала ему, как она страдала в разлуке, и он был этому рад.

Гомукха же рассказал, как они оставались в лесу, сторожа коней и колесницу, как Праламбабаху истреблял львов и прочих хищных зверей. Слушая разнообразные истории и давая женам любоваться своей красотой, сладостной для их очей, лаская их и вкушая вместе со своими министрами медовое питие, счастливо проводил время Нараваханадахха.

Как-хо раз, когда он со своими друзьями был в покоях Аланкаравахи, услышал он громкий бой барабанов и спросил у полководца Харишикхи: «Откуда это вдруг и по какому случаю так громко бьют барабаны?» Пошел Харишикха узнать и скоро вернулся, и вот что сказал он повелителю своему, сыну властителя ватсов: «Есть, божественный, в эхом городе купец, и зовут его Рудра. Отправился он отсюда на Золотой остров торговать, а когда возвращался со своим и с нажитым, разломило в океане корабль и потонуло все его богатство. И только, царевич, он один спасся — вырвался из объятий океана живым, и сегодня шестой день, как он вернулся домой.

Все дни сидел он горем убитый, а сегодня по воле случая нашел у себя в саду великое сокровище, и от его родичей стало о том ведомо повелителю ватсов, а сегодня и сам купец явился и сказал повелителю: «Нашел я горшок, а в нем сорок миллионов золотых. Как прикажешь, божественный, — тебе их отдать?»

«Был ты морем ограблен, а нынче судьба сжалилась над тобой! Так кто же заберет твое сокровище? Ступай себе, делай с ними что хочешь. Ведь на своей земле ты деньги нашел!» Так решил повелитель ватсов дело купца, а тот, радостью переполненный, пал царю в ноги, и вот теперь идет он домой вместе с родней, и все они бьют в бубны и барабаны».

Выслушал Нараваханадатта все, что рассказал Харишикха о справедливости отца, и сказал, восхищенный, своим министрам: «Дивное это дело — то судьба лишает богатства, то вдруг дает его. Судьба словно играет людьми, то вознося их, то низвергая!»

«Уж такова природа судьбы! — сказал ему на это Гомукха. — Вот послушай-ка историю

о купце Самудрашуре

Был во времена царя Харшавармана многолюдный город, называвшийся Харшапура. Хорошо было в нем управление, и людям жилось счастливо и радостно. Жил в этом городе богатый купец Самудрашура, хорошего роду, справедливый, твердый в добродетели, повелевавший несметными богатствами.

Однажды нужно ему было по делам торговым на Золотой остров — добрался он до океанского берега, взошел на корабль. Плывет он, плывет, и вовсе уже мало осталось идти, как вдруг загремела свирепая туча и поднялся буйный ветер и возмутил океан, и от ударов волн стал корабль тонуть, и подвязал тогда купец пояс потуже и кинулся в океан. Какое-то время плыл он в океане, а потом пригнало к нему мертвое тело. Сел купец на него верхом, стал грести руками, и благоприятный ветер донес его до Золотого острова. Слез он с мертвеца на песчаный берег и заметил, что одежда того была перевязана поясом, завязанным узлом, а когда стал развязывать, то нашел в поясе дивной красоты ожерелье. Ну, а увидев это, обрадовался он, совершивший омовение, и посчитал, что то, что потонуло у него, просто травинка по сравнению с этим ожерельем.

Добрался со временем до города, называвшегося Калашапура, и вошел в какой-то храм, держа ожерелье в руке, и, добравшись до тени, утомленный, измученный борьбой с волнами, весь во власти судьбы, крепко уснул. А пока он спал в храме, пришли туда городские стражники и увидели в его руке не спрятанное ожерелье. «Вот оно, ожерелье, похищенное с шеи царской дочери Чакрасены. Держи вора, вот он!» — закричали они, разбудили купца и привели во дворец. Стал расспрашивать его сам царь, и поведал купец про все, что с ним случилось и как было.

Не поверил ему раджа и сказал сидевшим в совете: «Лжет он. Он и есть вор. Смотрите, вот ожерелье!» И как раз в это время коршун камнем упал с неба, подхватил ожерелье и улетел так высоко, что его не стало видно. Вот купец горем убитый взывает к Шиве о защите, а разъяренный раджа велит его казнить, как вдруг раздается голос с небес: «Не казни его, раджа! Ведь это купец из Харшапура, добродетельный Самудрашура, пришедший в твое государство торговать. Ожерелье похитил вор — от страха перед стражниками, перепуганный, утонул он ночью в море. Этот же купец с погибшего корабля на его тело верхом сел и сюда приплыл. Развязав пояс, бывший на мертвеце, он нашел в нем ожерелье, а вовсе не похищал его из дома. Он вовсе не вор, а праведный человек — отпусти, раджа, купца и дай ему по-честному уйти». Тут умолк небесный голос. Царь обрадовался, избавил Самудрашуру от казни, проводил честь по чести, да еще и денег дал, а тот деньги взял, накупил товаров, да и поплыл восвояси на корабле и переплыл ужасный океан. Переправившись через океан, пошел он с караваном купцов и уже в сумерки добрался до дремучего леса. Стали купцы лагерем в том лесу и легли спать, а Самудрашура бодрствовал, как вдруг налетела шайка разбойников. Вот они истребляют купцов, а Самудрашура, побросав свои товары и спасаясь, забрался на фиговое дерево и остался незамеченным. Все разграбив без остатка, удалились разбойники, а злосчастный купец, охваченный страхом, провел всю ночь на том дереве. Когда же забрезжила заря, то по воле случая заметил он какое-то мерцание света между листьями, словно пламя светильника. Удивился он, полез туда и увидал, что блеск исходит из гнезда коршуна, где лежало множество украшений да бесценных драгоценностей. Забрал он их все, и среди них то самое ожерелье, которое досталось ему на Золотом острове и было похищено коршуном. Со всеми этими бесценными сокровищами слез купец с дерева, и, радостный, пошел, и со временем достиг города Харшапура, стал там жить и наживать еще большие деньги, и жил со своей родней в свое удовольствие, как ему хотелось.

Падение его в воду, гибель всего богатства, затем спасение его самого, находка ожерелья, его исчезновение, безвинное осуждение, и то, что труп попался ему в руки, и награда от обрадованного возвращением ожерелья повелителем острова, и новое странствие через океан, и встреча на дороге с разбойниками, все похитившими, и в конце находка купцом сокровищ на дереве в гнезде коршуна — все это, божественный, хитроумные изощрения судьбы. Добродетельный, испытав горе, все же достигает счастья».

С интересом выслушал Нараваханадатта рассказ Гомукхи, а затем поднялся, чтобы совершить омовение и заняться дневными делами.

Когда же настал другой день, то пришел к нему на дарбар молодой герой-раджпут Самаратунга и сказал: «Божественный, Санграмаварша, мой родич, разорил мои земли вместе со своими четырьмя сыновьями — Вираджитой и другими. Пойду я, свяжу этих пятерых врагов и приведу сюда, да будет ведомо это повелителю» — и с этими словами ушел. Зная, что мала дружина у Самаратунги, а у недругов его большая, велел сын повелителя ватсов послать ему на помощь подкрепление из своей дружины.

А тот, достойный Самаратунга, не приняв подкрепления, сам пошел, тех пятерых врагов своими руками в бою одолев, привел их связанными к царевичу. Восславил повелитель пришедшего победителя, похвалил Нараваханадатта вассала своего. «Вот как он пятерых врагов, вторгшихся в чужое владение, одолел, так и человек, осуществляя свою цель, одолевает пять чувств», — молвил Нараваханадатта. И сказал на это Гомукха: «Коли не слыхал повелитель историю раджи Чамаравалы, расскажу я ее. Послушай

о радже Чамаравале

Был когда-то такой город Хастинапур, а правил в нем раджа Чамаравала, и были у него войско могучее, крепость неодолимая и казна богатая. Были у него и соседи — Самарабака и прочие, его родня.

Вот однажды собрались они и стали рассуждать: «Что это? Чамаравала нас каждого поодиночке давит! А что если нам всем собраться вместе да посрамить его в бою?» Так решив, собрались пятеро царей, жаждущих победы, призвали тайно к себе звездочета, чтобы назначить день, благоприятный для похода. Смотрел тот, смотрел — никак такого дня не выпадает, все неудачные, и сказал им звездочет: «Нет в этом году такого счастливого дня, и, коли вы все-таки рискнете, победы вам не будет. Что уж гадать, что звезды сулят врагу? Плод счастья — наслаждение, и его у вас с избытком. Коли не слыхали вы, послушайте рассказ

о двух купцах

В давние времена был такой город Каутукапура. Правил в нем богатый раджа, по заслугам прозванный Бахусуварнака, и был он обладателем несметного множества золотых монет. Служил у него молодой кшатрий Яшоварман. Был царь щедр, но никогда ничего не давал Яшоварману. Всякий раз, когда кшатрий просил у него что-нибудь, показывал ему Бахусуварнака на солнце и говорил: «Я-то хочу тебе дать, да вот этот повелитель тебе не велит давать. Скажи, что мне делать?»

Так и жил кшатрий в горе и нужде, но в надежде, что и его осенит счастье. И однажды, когда случилось затмение солнца, пошел Яшоварман, верный слуга, к радже, щедрому на подарки, и сказал: «Пока этот владыка, блистательное солнце, не позволяющее тебе быть щедрым ко мне, нынче попал в плен к врагу, пожалуй мне что-нибудь!» Выслушал это царь, рассмеялся, щедрый, и дал ему в награду одежд, золота и много монет. Но со временем все это было проедено, а царь больше ничего не дает, и, когда умерла у Яшовармана жена, прибег он к богине, живущей в горах Виндхья: «Что мне пользы. от этого никчемного тела — живое ли оно, мертвое ли? Расстанусь я с ним перед богиней вот и достигну желанного!» Устроил он себе из травы дарбхи ложе перед изображением богини и стал сильно поститься. Явилась однажды ему во сне богиня и промолвила: «Обрадовал ты меня, сынок. Скажи мне, какого ты хочешь счастья — счастья богатства или счастья наслаждения?»

Выслушав эти слова, так отвечал Яшоварман богине: «Не ведаю я, богиня, какая между ними разница!» А она ему на это: «Ступай-ка ты домой. Есть в городе, где ты живешь, два купца — Бхогаварман и Артхаварман. Пойди к ним, посмотри. Чье счастье тебе понравится, попросишь, то я тебе и дам».

Проснулся он при этих словах, кончил свое подвижничество и пошел восвояси, в город Каутукапуру. Направился он прежде всего к Артхаварману, обладателю бесчисленного множества золота, драгоценностей и всяких других сокровищ, и был этот купец счастлив.

Посмотрев на его богатство, пошел к нему Яшоварман, а тот его как гостя принял и пригласил с ним разделить трапезу. Вот сел кшатрий с ним, поел и мяса и масла — угощение для гостя, а сам Артхаварман всего-то съел капельку масла да крошечку мяса. Спросил у него с любопытством Яшоварман: «Скажи, купец, почему так мало ты ешь?» И ответил ему на это купец: «Сегодня в твою честь отведал я мяса и масла попробовал, а обычно я и того меньше ем — не то изжога меня мучает».

Послушал его Яшоварман, удивился, а в душе решил, что безрадостно и бесполезно счастье Артхавармана. Затем наступила ночь, и отведали купец и кшатрий кислого молока. Только и теперь Артхаварман кислого молока выпил самую малость, а Яшоварман поел, сколько ему хотелось. Потом постелили им обоим, и они крепко заснули.

Вот снится Яшоварману, будто все это наяву происходит и входят к ним ужасающего вида парни, а в руках у них палки. «Как это ты смел, — кричат они на Артхавармана, — так обжираться? Масла сожрал ложку, мяса уплел крупиночку да молока капелькой залился?!» Начали они его дубинками молотить и выгнали у него из живота все, что тот съел, — и масло, и мясо, и молоко. Проснулся Яшоварман, и, правда, у Артхавармана, который тоже проснулся, начались колики в животе, и вся родня и слуги с плачем давили ему живот, и он изрыгнул все то малое, что съел. Прошли у купца колики, а Яшоварман подумал: «Сто раз тьфу на такое счастье, какое досталось Артхаварману. Чем так-то тебя опрастывать будут, лучше и вовсе без счастья жить!» В таких вот мыслях и скоротал он ночь.

Когда же настало утро, распрощался Яшоварман с Артхаварманом и пошел к купцу Бхогаварману. Пришел он к нему и был принят как гость, и пригласил его купец отведать угощения. Не увидел он в доме у купца никаких признаков богатства — ни одежд дорогих, ни украшений драгоценных. В присутствии Яшовармана Бхогаварман начал свое каждодневное дело: у кого-то товар взял, тотчас же другому отдал и только за посредничество, своих денег не потратив, получил динары и через слугу переслал их жене, чтобы та приготовила всякой вкусной еды и питья. В тот момент пришел к купцу друг его, Иччхабхарана, и приглашает настойчиво: «Идем прямо сейчас, угощение уже готово, с друзьями встретишься, да и другие тебя там ждут». «Не могу я сегодня пойти. Видишь, гость ко мне пришел», — отвечал купец приятелю. А тот настаивает: «Собирайся, почтенный, да идем. Что, твой гость нам не друг, что ли? Подымайся, да пойдем поскорей». Так настойчивостью тот друг и увел Бхогавармана с Яшоварманом, и насладились они отменнейшей едой и выпили изрядно, да и еще и на вечер им дали и еды и выпивки, и только в сумерки вернулись они оба домой. Спросил купец у слуг: «Что, сегодня на ночь достаточно ли питья припасли?» И когда они ответили: «Нет, господин!» — повалился купец на чарпай со словами: «Посмотрим, как в сравнении с прошлой ночью будет с водой?»

Спит около него Яшоварман и видит сон, будто входят в комнату то ли два, то ли три человека, а за ними другие с дубинами в руках и со словами: «Почему же это вы, негодяи, прошлую ночь Бхогаварману питье не поставили? Почему сегодня не позаботились поставить? Где вы шлялись?» — яростно молотят дубинами тех, которые вошли раньше, А те, которых бьют, молят: «Первый раз провинились, да будет нам прощение!» — и пускаются наутек.

Проснулся Яшоварман и подумал, что, мол, спору нет, счастье Бхогавармана наилучшее. Быть богатым да не наслаждаться, — что за счастье у Артхавармана? В таких мыслях и провел он эту ночь.

Когда же утро пришло, поблагодарил Яшоварман лучшего из купцов, да и пошел снова припасть к стопам жительницы Виндхийских гор.

Снова он начал свое подвижничество и когда явилась она ему во сне, то выбрал он счастье наслаждений и она ему это счастье пожаловала.

Вернулся Яшоварман после этого домой с милостью, дарованной ему богиней, и зажил себе припеваючи, и служило ему безотказно счастье наслаждений. Так что хоть и малый дар это, да уж лучше, чем безмерное богатство без наслаждений. Так что вам в пустом великолепии раджи Чамаравалы? Почему вы своего счастья не видите в дарах да наслаждениях? И не годится вам против него идти — там, где нет дня благоприятного, и победы не будет».

Так увещевал звездочет пятерых царей, но не последовали они его совету и пошли войной на Чамаравалу. Когда же Чамаравала узнал, что подошли они к пределам его царства, совершил он омовение, принес жертву Шиве, шестьюдесятью восемью именами святых мест, приносящих исполнение желаний и уничтожающих грехи, порадовал его и услыхал с небес такую весть: «Смело, царь, иди на битву, одолеешь ты недругов в бою!» Обрадовался он этому, снарядился и во главе войска своего пошел на битву с врагами.

У врагов его было в войске тридцать тысяч слонов, да триста тысяч всадников, да пеших воинов десять миллионов, а у него в пешем строю два миллиона, да десять тысяч слонов, да всего только сто тысяч всадников. И началась тут между обоими войсками сеча великая, а впереди всех кинулся царский страж, герой, по заслугам названный Вира. Сам раджа Чамаравала ринулся в битву, словно Великий Вепрь в океан. И хоть малое войско было у раджи, множество вражеских солдат оно положило да нагромоздило горы коней и слонов.

Кинулся вперед царь, сошелся лицом к лицу с Самарабалой, и свалил его копьем своим, и, арканом опутав, поволок, а потом поразил стрелой Самарашуру и тоже опутал арканом. С третьим великим царем, Самараджитой, управился Вира и к себе привязал. Полководец Девабала поразил четвертого из царей, Пратапачандру, мечом и в плен взял. Тогда пятый царь, которого звали Пратапасена, при виде всего этого в гневе налетел в бою на самого раджу Чамаравалу, но, отразив поток стрел, мудрый Чамаравала поразил его в лоб тремя стрелами и словно бог смерти, беспощадное время, накинул ему на шею аркан и полонил его, корчащегося от множества ран.

Когда же один за другим были полонены все пятеро царей, спасшиеся от смерти, их воины разбежались по всем странам света. Достались радже Чамаравале от разбитых им царей несметные сокровища — золото, драгоценности и прочее — и все их жены из антахпуров, и среди них лучшая из жен царя Пратапасены — красавица Яшолекха.

Когда же вернулся царь к себе в город с Вирой и Девабалой, то там и хранителю своему Вире и военачальнику Девабале сам повязал почетные тюрбаны и осыпал их драгоценностями, а царицу Яшолекху, жену Пратапасены, доблестью и по закону завоеванной, сделал первой среди своих жен. И хотя Яшолекха была страстной женщиной, сказала она: «Державной рукой я захвачена!» — и была ему верна, хотя любовью и страстью одолеваемые мало тревожатся о добродетели.

Миновало несколько дней, и по просьбе царицы Яшолекхи раджа Чамаравала Пратапасену и других плененных им царей, повинившихся и покорных, освободил и с честью отпустил каждого в свое царство. После этого долго царь Чамаравала наслаждался богатым своим царством, избавленным от врагов, и жил счастливо с царицей Яшолекхой, которая была прекрасней, чем девы небесные, обладательницы красы и прелести необычайной. И была она словно символ его победы над врагами!

Так многих врагов, опутанных яростью, одолеваемых завистью, безмерно в собственном величии занесшихся, опьяненных уверенностью, что никто с ними не сравнится, побеждает всего лишь один-единственный человек с трезвой головой!»

Такой достойный восхваления и правдивый рассказ выслушав из уст Гомукхи, Нараваханадатта совершил омовение и занялся другими делами этого дня, а ночь провел вместе со своими женами, распевал песни и играл на разных инструментах, так что шум веселья достигал небес и Сарасвати не могла нахвалиться им и его возлюбленными.

 

Волна пятая

На следующий день собрались все в покоях Аланкаравати, то подошел в присутствии всех министров к Нараваханадатте слуга Марубхути — а был этот слуга родным братом Саувидаллы, стража антахпура — и вот что рассказал: «Я, божественный, служу у Марубхути уже два года, и давал он мне с женой и прокорм и одежду, но сговорено было, что каждый год по пятьдесят динаров будет платить. Да только не платит он мне, и я тех динаров в глаза не видывал. Просить я его стал, а он меня, пиная, выгнал. Вот и пришел я спозаранку к тебе. Рассуди, повелитель, а коли нет, то вот что я сделаю — сложу костер и предам себя огню, великому Агни, а говорю я так потому, что Агни — мой покровитель».

Умолк тут слуга, и заговорил тогда сам Марубхути: «Истинно должен я ему динары, но нет их у меня сейчас». Расхохотались все, кто там был, и, пока не смолк хохот, велел Нараваханадатта своему министру: «Что это ты так глупо себя ведешь? Недостойно это твоего ума! Ступай и немедля же отдай слуге сто динаров!» Устыдился Марубхути, тотчас же принес и отдал положенное слуге своему.

Заговорил тогда Гомукха: «Не стоит осуждать за это Марубхути. Уж таковы причудливые пути мира, созданного Брахмой. Не слыхали ли вы когда-нибудь любопытную историю

о радже Чирадатаре, не любившем отдавать долги, и его слуге Прасанге

Жил в стародавние времена раджа Чирадатар, не любивший отдавать долги, и был он повелителем города Чирапура, и, хотя сам он был добрый человек, в его родне да свите все сплошь были злодеи. Был у него слуга по имени Прасанга, пришедший к нему из какой-то другой страны, а у слуги было двое друзей. Вот он служит ему, и уже пять лет истекают, а царь ему ничего не платит — ни того, что положено, ни того, что на праздники дают. Ничего слуга не получал, и хотя оба приятеля побуждали его сказать об этом божественному, да все злая родня да челядь не давали поговорить с раджей.

Однажды умер у раджи малолетний сын, и его, горюющего, окружили все слуги. Был среди них и Прасанга, преданный царю и в горе, и, хоть и пытались остановить его друзья, обратился он к царю: «Долгое время мы, божественный, тебе служили, но ничего ты нам не дал. Надеялись мы на твоего сына и думали, что хоть ты не дал, так сын твой нам даст чего-нибудь, а нынче судьба его взяла. Что же нам-то осталось? Уйдем мы теперь!» — и с этими словами пал он к стопам царя и вышел вместе с обоими своими друзьями. «Ох! — подумал царь, — были привязаны к сыну эти мои слуги верные. Не следует мне их отпускать!» И, подумав так, тотчас же велел раджа немедля вернуть Прасангу и его приятелей и, когда они пришли, осыпал их богатством, так что бедность теперь не могла уже коснуться их.

Так-то своенравны смертные, божественный. Ничего слугам не давал раджа ни при каком случае, а тут вот в такой беде взял да и одарил!»

Когда же закончил искусный в повествованиях Гомукха эту любопытную историю, то, попросив позволения у сына владыки ватсов, поведал он еще

о царе Канакаварше и красавице Маданасундари

«Стоял давным-давно на берегу Ганги лучший из городов, называющийся Канакапура, и жители его радовались хорошему управлению. Все они были омыты водами Ганги — и потому не было у них грехов. В этом городе связывали только слова в стихи, различия были только в портретах, поражения терпели только от женских локонов и соперничали только в уборке урожая. Правил в том городе раджа Канакаварша, родившийся от Приядаршаны, сына повелителя змей Васуки, и царевны Яшодхары. Любил тот раджа славу, а не деньги, страшился он греха, а не врага, не умел оговаривать других да умел разговаривать с мечом в руках, был он умерен в гневе и расточителен в радости и, тверд сердцем, крепко сжимал кулак, когда натягивал тетиву, но не когда милостыню давал. Чудный обликом своим, охранял он весь мир, одним взглядом обрекая дев на то, что становились они жертвой Мары.

Однажды, после того как прошли дожди и снова наступила жара и слоны стали беситься, а люди радовались, глядя на красных гусей, пошел он в покои, где от картин, там находившихся, веяло прохладой и разносился аромат лотосов. Любуется он этими картинами, как вдруг приходит к нему слуга и докладывает: «Пришел сюда из Видарбхийских краев необычайный художник, господин! Нет никого, кто сравнился бы с ним в мастерстве, а имя его Роладева, и стоит он здесь у входа, и повесил о том объявление». Услышав такую весть, велел царь с почестями привести художника во дворец, и тотчас же ввели того. Вошел Роладева, увидел Канакаваршу, в уединении наслаждающегося картинами, и с почтением представился ему, с поклоном и почтением предложив ему островерхий кулечек с бетелем, подобный узлу чоли, сдерживающему тяжесть груди совершенной красавицы, и сказал ему: «Не ради гордости искусством своим, а ради того, чтобы узреть твои лотосоподобные стопы, божественный, повесил я объявление. Соблаговоли повелеть, господин, что нарисовать я должен, чтобы доказать, успешен ли я в искусстве».

Ответил раджа художнику на это: «Что пожелаешь, умудренный, то и нарисуй, а мы будем любоваться. Кто усомнится в твоем искусстве?» И когда раджа сказал ему это, то бывшие с ним придворные сказали: «Надо бы самого раджу изобразить! Какой смысл рисовать кого-либо другого, лишенного красоты?» И, слыша эти слова, обрадовался художник и изобразил царя — с гордо поднятым носом, с глазами удлиненными и налитыми кровью, с широким лбом, с волосами, уложенными в высокую затейливую прическу, с широкой грудью, на которой были видны шрамы от стрел и другого оружия, с руками красивыми, подобными хоботам слонов, охраняющих страны света, с талией, которую можно было ладонью охватить, словно подаренной ему львятами, покоренными его мощью, с бедрами, подобными столбам, к которым привязывают слона, и со стопами нежными, подобными побегам ашоки.

Когда увидели все, насколько похоже изображение красотой и характером на самого царя, то стали все художника хвалить, но сказали еще при этом: «Не довольны мы, что ты царя одного нарисовал на стене — ты, умудренный, избери одну из цариц, равную ему по красоте, и изобрази ее рядом с ним. Да будет полной радость для наших глаз!» Выслушал он их, взглянул на картину, да и говорит: «Нет здесь среди самых лучших красавиц царицы, равной ему по красоте, да, пожалуй, и на всей земле такой не сыщешь. Слыхал я, что есть одна царевна — слушайте, расскажу я вам

о царевне Маданасундари

Стоит в Видарбхийских краях богатый город, называющийся Кундина, а там правит славный и великий царь Девашакти, и есть у него царица Анантавати, которая ему дороже самой жизни. Родилась у него от той царицы дочь, которую назвали Маданасундари, описать красоту которой словами никто не сможет, а я и посметь не могу. Сотворив ее, судьба так была восхищена ее красотой, что захотелось ей создать другую такую же, но и за многие кальпы не сумела она вылепить красавицу, подобную Маданасундари. Есть на земле только один царь, равный ей красотой и умом, телом и обхождением, родом да племенем. Пока я там жил, послала царевна служанку позвать меня, и немедля явился я в ее антахпур. Увидел я ее там, умащенную сандаловым маслом, в ожерелье из нежных лотосов, возлежащую на ложе из лотосовых лепестков, овеваемую подругами опахалами из листьев кадали, побледневшую и несущую все прочие признаки любовных страданий. «О подружки, — стонала она, — не надо натирать меня сандалом, не надо овевать меня кадали. Что толку в бесполезных усилиях? Все равно палит меня жар страданий, хотя и наступила осень». Так отговаривала она подруг, старавшихся облегчить ее муки. Видя ее в таком состоянии, безутешную, с поклоном предстал я пред ней. «Нарисуй мне, мастер, вот такую картину и дай мне» — и с этими словами дрожащей рукой изобразила царевна на земле некоего прекрасного юношу. Нарисовал я ей портрет этого юноши и подумал, божественный, что она заставила меня изобразить самого Каму, но потому, что не было в его руке лука, сделанного из цветов, решил я, что не бога любви заставила она меня изобразить, а было это портретом какого-то другого молодого мужа. Верно, она то ли видела его где-то, то ли слышала о нем, и вот поэтому-то и мучила ее безнадежная любовь. Решил я, что следует оттуда уйти, ибо ее отец, царь Девашакти, узнав о моем посещении антахпура, никогда бы не простил и строго бы наказал.

Подумав об этом, поклонился я Маданасундари и, одаренный ею, удалился. Узнал я, махараджа, от ее слуг, что стало ей о тебе известно и влюбилась она в тебя. Тогда я изобразил царевну, а портрет взял с собой и поспешил к стопам твоим, повелитель! Когда же увидел я твой облик, божественный, то исчезли у меня всякие сомнения. Да вот у меня в руках по ее поручению нарисованный мною твой портрет. Невозможно такую красавицу изобразить дважды, и вот потому не могу достойно нарисовать царевну рядом с божественным».

Кончил говорить Роладева, и сказал ему тогда раджа: «Так покажи мне твой рисунок». И тогда художник, раскрыв шкатулку, достал портрет и показал царю Маданасундари. И только бросил царь взгляд на небывалую красавицу, как тут же и влюбился. Щедро одарил он золотом художника, взял портрет возлюбленной и удалился в свои покои, а там, одолеваемый единой мыслью о ней, стал смотреть ненасытными очами на красу ее и прелесть и забросил все государственные дела — Манматха, возревновавший к его красе, ударами стрел своих обратил его в прилежного слугу своего. Канакаварша, красотой своей заставлявший страдать женщин, сам вкусил из-за нее во сто раз горший плод любовных страданий. День ото дня от мучений разлуки стал он бледнеть и сам поведал верным министрам о душевном своем желании. Посоветовали они тогда ему, верные советники, послать к радже Девашакти посла и просить Маданасундари в жены. Избрали они для этого Сангамасвамина — брахмана, надежного, из хорошего рода, знающего дело, знатока искусств, велеречивого. Отправился тот брахман со свитой, с богатыми дарами, и добрался до города Кундина, и вступил в него. Явился к радже Девашакти и своего повелителя ради попросил выдать дочь его за Канакаваршу.

«На выданье, конечно, моя дочь — должно ее замуж выдать! Вот просит ее в жены царь Канакаварша. Отдам я ее ему, пожалуй!» — подумал раджа Девашакти, и согласился на просьбу Сангамасвамина, и показал ему и красу дивную Маданасундари и как она плавно танцует. А потом сказал царь обрадованному виденным Сангамасвамину, что согласен он отдать дочь свою, и, почтив как следует посла, отпустил его. А вместе с ним отправил царь своего посла с наказом, что-де, мол, когда астрологи определят день для свадьбы дочери достойный, так чтобы его известили.

Прибыл Сангамасвамин вместе с послом от царя Девашакти к царю Канакаварше и тотчас же все доложил. Назначили звездочеты подходящий день, почтил раджа Канакаварша посла царя Девашакти и, уверившись в любви Маданасундари, отправился, неотразимый в геройстве своем и изгнавший из души сомнения, на свадьбу в город Кундина. Сел он на слониху Ашокалату, и, в приграничных лесах живущих львов, тигров и прочих зверей сражая, словно шабаров дикое племя, достиг он краев Видарбхийских, и вступил в город Кундина вместе с вышедшим ему навстречу царем Девашакти, и удалился во дворец, украшенный для предстоящей свадьбы, похитив тем самым радость, которую доставлял он взорам восхищенных горожанок.

Первый день отдохнул он вместе со всей своей свитой и челядью, наслаждаясь приемом и угощением, устроенным в честь гостей раджей Девашакти, а на другой день отдал ему в жены Девашакти дочь свою Маданасундари с таким богатым приданым, что у него самого осталось только царство.

Праздновал там Канакаварша целых семь дней, а потом с новой женой вернулся в свой город, и когда достиг он, дающий радость всему миру, города, то для всех было праздником видеть его с супругой, подобного месяцу с его нежным светом. Стала его больше жизни любимая Маданасундари главной среди его жен, подобно Рукмини среди жен Кришны. Супруги неотрывно смотрели друг на друга, обмениваясь взглядами обрамленных прелестными ресницами очей, страстными стрелами бога любви.

Наступило время, и ворвался лев весны с развевающейся гривой из цветов шафрана и набросился на слона девичьей застенчивости. Украсила весна тетиву цветострелого бога расцветающими лианами, усыпанными пчелами, и в лесах и в садах зашумел ветер с гор Малая, словно возбуждая страстные желания в душах жен странников, и пение кокилов словно бы говорило каждому:

И в это время раджа Канакаварша, облаченный в одежды, похитившие красками своими прелесть цветов ашоки, со всеми женами пошел поразвлечься в украшенный весной сад, послушать пение красавиц, щебетанье птиц и гудение пчел.

Стал царь вместе с царицей Маданасундари собирать цветы и играть в различные игры, и, после того как долго они этим развлекались, отправился Канакаварша с женами купаться в реке Годавари. И стали там они плескаться и всячески развлекаться в воде. Лицами, подобными лотосам, глазами, точно лилии, грудями, подобными красным гусям, бедрами, подобными песчаным отмелям, очаровали они царя, и Годавари плескала волнами, словно в гневе вскидывая и ломая брови, осуждала этих женщин из ревности, но душа Канакаварши была в восторге при виде того, как во время этих забав в воде тонкие одежды, облегая их прелести, еще больше оттеняли красоту его жен.

Вот Канакаварша стал плескать водой в перси одной из цариц, подобные двум золотым чашам. Заметила это Маданасундари и разгневалась, и в сердце ее загорелась ревность, и со словами: «Как река взволнована» — быстро вышла она из воды и, сменив одежду, сетуя на возлюбленного, со своими служанками поспешила в свои покои. Канакаварша, поняв все, бросил плескаться, и тоже вышел из воды, и пошел к ней в покои, вошел и увидел, что она, исполненная гнева и терзаемая ревностью, стоит у клеток с попугаями, подперла левой ладонью удрученное горем подобное лотосу лицо, и из очей ее катятся настоящие жемчужины слез, и сквозь слезы, прерывающимся голосом, поет она на апабхранше, поблескивая зубами, такое прелестное стихотворение:

Но и в гневе своем была она прелестна, и подошел к ней смущенный царь, и, хотя и отворачивала она свое лицо от него, обнял ее, и ласковыми речами покаянными старался утешить ее. Все тут стояли и старались вида не подавать, что замечают это, а он пал к ее ногам, кляня себя, виновника ее горести. И словно слезы ее, порожденные огнем ревности, растопили ее душу, и простила она царя. Тогда он с Маданасундари, сменившей гнев на милость, провел остаток дня, а когда наступила ночь, то провели они ее в любовных радостях и пришел к ним крепкий сон.

И снится царю, что пришла некая безобразная ведьма и у него с шеи сорвала ожерелье, а с головы корону. А потом увидел он веталу, тело которого состояло из членов разных существ, и начал он биться с веталой, и царь его свалил, уселся ему на спину, и взлетел, словно на птице, в поднебесье, и оттуда встала бросил царя в океан. Когда же кое-как сумел царь выплыть, то увидел на шее свое ожерелье и почувствовал, что снова корона сидит у него на голове, как прежде. На этом месте он проснулся, и когда настало утро, стал он расспрашивать кшапанаку, буддийского монаха, к нему явившегося, о том, чтобы все это значило.

Ответил ему монах: «Не следует, божественный, говорить тебе неприятное, но как не скажу я, коли ты спрашиваешь? То, что видел ты, как похищены у тебя были ожерелье и корона, означает, что предстоит тебе разлука с этой царицей и сыном, а то, что обрел ты и ожерелье и корону, когда вынырнул из океана, значит, что, после того как кончатся несчастья, снова встретишься и с супругой и с сыном». Выслушал Канакаварша слова монаха, подумал и сказал: «Нынче ведь нет у меня сына, и прежде всего должен он родиться». Слыхал Канакаварша от сказителя «Рамаяны», какие царь Дашаратха ради рождения сына претерпел мучения. Ушел монах, и провел тот день царь опечаленный в думах о том, как бы ему царица родила сына. Провел он ночь в одиночестве, и не шел к нему сон, и увидел он, как, хотя дверь и была заперта, явилась перед ним женщина, и была она скромная и почтительная, и благостного обличья, и, когда в удивлении поднялся он и поклонился ей, она его благословила и молвила: «Знай, сынок, что я — дочь повелителя нагов Васуки. Твоему отцу я старшая сестра, а зовут меня Ратнапрабха. Чтобы тебя оберегать, живу я, незримая, около тебя. Сегодня увидела я, что чем-то душа твоя встревожена, и не могу я видеть тебя таким. Расскажи мне, в чем горе твое!»

Когда кончила сестра отца говорить, ответил ей Канакаварша: «Счастлив я, матушка, что ты мне такую милость оказываешь, а беда моя в том, что сына у меня нету. Ведь вот для Дашаратхи и других мудрецы желали небесного блаженства от рождения сына, а почему бы им для меня того же не пожелать?» Выслушала такую речь Канакаварши нагини Ратнапрабха и сказала сыну брата: «Есть способ тебе получить сына, и расскажу я тебе о нем, а ты сделай все так, как я скажу. Ступай-ка ты и поклонись повелителю Кумаре ради этой милости. Но чтобы осложнить дело, Кумара обрушит на тебя ливень, и это ты сумеешь перенести, ибо я войду в твое тело. Преодолев же другие испытания, ты достигнешь желанного» — и с этими словами исчезла нагини, а царь спокойно и радостно провел эту ночь.

Когда же настало утро, поручил он министрам свое царствО; и в жажде получить сына пошел поклониться повелителю Кумаре, и припал к его стопам, и стал совершать жестокие подвиги, чтобы его умилостивить, а нагини, как и говорила, вошла в его тело. Вдруг обрушивает на его голову Кумара, подобно молнии, палице Индры, поток воды бесконечный, но выдержал это испытание Канакаварша, поскольку в его теле была нагини. Чтобы еще больше его испытать, послал Картикея Ганешу. Подмешал Ганеша к потоку дождя губительный яд и создал ужасного змея, но и от этого не вздрогнул царь. Тогда Винаяка явился в своем собственном образе и бивнями ударил царя в живот. Такого удара и боги не выдержали бы, а Канакаварша сумел. Но, подумав, что, хоть он и устоял против яда, с этим-то богом ему не справиться, начал Канакаварша умолять его славословиями: «Да будет слава тебе, повелитель препятствий, с толстым животом, подобным горшку, содержащему сокровище достижения всех целей, змеей украшенный. Да будет победа тебе, слоноликий, хоботом своим сотрясающий лотосоподобное ложе самого Индры во время любовных игр! Коли ты не умилостивлен, ни богам, ни асурам, ни царям, ни пророкам не будет успеха, единственное прибежище человека, любимец Шанкары! О ты, живот которого подобен котлу! О остроухий! О повелитель ганов! О источающий амбру! О петлерукий! О повелитель живущих в поднебесье! О Джамбака! О держащий трезубец! Этими и другими истребляющими грехи шестьюдесятью восемью именами славили тебя лучшие из богов и восхваляли тебя, истребляя страх в битве и в суде, в игре и в грабеже, в жертве Агни и во встрече со зверями!» Вот такими и другими молитвами царь Канакаварша умолял Ганешу, устранителя препятствий. Сказал ему слоноликий: «Доволен я тобой и не буду тебе, сынок, чинить новые препятствия» — и с этими словами исчез.

Тогда молвил Картикея царю, устоявшему перед его испытаниями: «Порадовал ты меня, упорный! Проси, чего ты хочешь!» Услышав это, обрадовался царь и попросил у того бога: «Пусть, повелитель, благодаря твоей милости родится у меня сын!» «Да будет так, и будет у тебя сын, в котором воплотится один из моих ганов, и прославится сын твой в мире под именем Хираньяварши!» — и, оказав такую особую милость царю, восседающий на павлине бог позвал его войти внутрь храма.

Тогда незаметно вышла нагини из тела царя, ибо нельзя из-за страха проклятия входить женщинам в святая святых храма, и вступил царь, лишенный покровительства нагини, в храм Картикеи, пламенем пышущего бога. Заметив это, подумал бог: «Что бы это значило?» И, догадавшись, что благодаря волшебству нагини сумел царь перенести тяжкие испытания, разъярился Картикея и тут же проклял Канакаваршу: «Ты со мной шутки шутить? За это будет тебе мучительное наказание — разлучишься ты и с сыном и с женой, как только сын родится!» Словно удар грома поразило это проклятие раджу, и он, великий поэт, стал умолять бога сладкозвучными гимнами сменить гнев на милость. Сладкими словами обрадованный шестиликий бог сказал Канакаварше: «Умилостивил ты меня, царь, своими гимнами, и положу я предел этому проклятию. Весь следующий за рождением сына год будешь ты разлучен с женой и сыном, а потом, после того как ты три раза избежишь смерти, вернешь их себе». Умолк-Картикея, и раджа, поклонившись ему, напившись амриты его милости досыта» отправился к себе в город. Со временем родила, ему царица Маданасундари сына, подобного сладостному дающему прохладу сиянию месяца, и, глядя на личико сына, они не могли ни на миг оторваться и бесконечно наслаждались его красой. Устроил тогда царь праздник, и щедро рассыпал богатства, и оправдал имя свое Канакаварша, ибо воистину сыпал золотом, как ливень водой.

Прошло пять ночей, а на шестую ночь у покоев, где спала царица с младенцем, после того как поставили стражу, нежданно-негаданно собралась грозовая туча, и все она росла и росла, пока не закрыла все небо, словно враги окружили царство беззаботного царя. Ветер словно безумный слон помчался, с корнем вырывая деревья и швыряя на землю потоки дождевой воды, подобные потокам пота. Сорвало с запора дверь, и какая-то ужасного вида женщина с кинжалом в руке ворвалась в покой Маданасундари и, оторвав приникшего к груди матери младенца, околдовала всех слуг и кинулась опрометью прочь. «Горе мне, горе! — закричала Маданасундари. — Ракшаси украла у меня сына!» И с этими словами бросилась в погоню за похитительницей. Та мчалась с младенцем в руках все дальше, пока не исчезла в пруду, и туда за ней, словно желая утолить жажду, бросилась и Маданасундари.

Стала туча рассеиваться, а с ней и ночь прошла, и тогда все услышали из покоя плач и стоны служанок. Бросился туда Канакаварша, и не увидел ни жены, ни сына, и упал без памяти, а когда пришел в себя, все причитал: «Сыночек мой! Женушка моя!» И тут-то вспомнил он, что Картикея проклял его и что проклятие кончится только через год!

«Зачем, Сканда, пожаловал ты мне дар, отягченный проклятием, — словно дал мне ты амриту, напоенную ядом! Как проживу я этот год — ведь будет он тянуться тысячи веков! — без любимой моей Маданасундари!» Так он рыдал, и, хотя министры, узнавшие о том, что случилось, утешали его, ничто не помогало, словно стойкость его исчезла вместе с женой. Ушел царь из города и в тоске стал скитаться в лесах Виндхийских гор, ища в глазах юных газелей взор любимой, в гривах чамари — кудри возлюбленной, в движениях слоних — плавность ее походки, и от этого еще пуще палил его огонь разлуки. Скитаясь, томимый голодом и жаждой, мучимый зноем, добрался он до подножия Виндхийских гор и, утолив из родника жажду, присел на корнях дерева, как вдруг из пещеры раздался рев, словно загрохотали сами Виндхийские горы, и выскочил оттуда лев с развевающейся гривой, готовый его растерзать. Как раз в это время пролетал там какой-то видьядхар и, спустившись, ударом своего меча рассек льва надвое. Приблизился видьядхар к царю: «Скажи мне, царь Канакаварша, как случилось тебе прийти в эти края?»

При этом вопросе вспомнил царь все, что с ним случилось, и спросил его: «Разве не знаешь ты, что гонит меня огонь разлуки?» Тогда сказал ему на это видьядхар: «Жил я прежде в твоем городе в человеческом образе и был подвижником, а звали меня Бандхумитра. Попросил я у тебя однажды помощи, и ты оказал мне ее, и с помощью заклятья веталы стал я видьядхаром. Узнал я тебя и, желая отблагодарить, когда увидел этого льва, готового растерзать тебя, убил его. А зовут меня теперь Бандхупрабха». Ответил ему Канакаварша, исполненный любви и благодарности: «Конечно, помню я тебя и дружбу твою вижу. Но скажи мне, когда же встречусь я с женой и сыном?» Его слова выслушав и с помощью волшебства узнав об этом, сказал видьядхар Бандхупрабха повелителю земли: «Когда поклонишься ты богине, обитающей в горах Виндхья, вновь обретешь ты супругу и сына. Поэтому ради достижения своей цели ступай туда, а я отправляюсь в свой мир». Тут он вознесся в поднебесье, а царь снова обрел решимость и уверенность и отправился поклониться богине, живущей в Виндхийских горах.

То шел, то бежал царь по бесконечной лесной дороге, как вдруг, мотая головой и хлопая ушами, накинулся на него безумный слон. Заметил его Канакаварша и бросился в расселину, а слон кинулся в ярости за ним и пал замертво, не пройдя в нее. Пошел дальше царь, измученный дальней дорогой, жаждой, усталостью, и дошел до большого пруда, над которым качались на высоких стеблях белые лотосы. Омывшись и напившись, утолил он голод нежными стеблями душистых лотосов, уселся под деревом усталый, и тотчас же его одолел сон.

А в ту пору шабары охотились там на газелей и наткнулись на спящего царя, обладающего всеми добрыми признаками. Решили они, что может он быть хорошей жертвой богине, связали его и притащили к своему вождю, повелевавшему их племенами, по имени Муктапхала. Увидев его, наделенного добрыми приметами, велел вождь нести его в храм богини, обитающей в горах и Виндхийских лесах, чтобы принести его, как скота, ей в жертву. Увидел царь грозную богиню и взмолился к ней, и тотчас же по ее милости и по соизволению Сканды спали с него путы. Увидев это чудо и поняв, что такова воля богини, избавил паря от гибели повелитель шабаров. Так в третий раз избавился Канакаварша от гибели, и как раз кончился на этом год довлевшего над ним проклятия. Тотчас же явилась перед ним нагини, сестра его отца, ведя Маданасундари и сына, и сказала царю: «Знай, Канакаварша, что стало мне ведомо о проклятии, наложенном на тебя Кумарой, и поэтому я обоих твоих любимых увела и спрятала у себя в доме. Возьми их — любимую жену и сына. Будешь ты теперь, избавившись от проклятия, наслаждаться царством!» При этих словах поклонилась нагини царю и тотчас же исчезла, а царю показалось, будто возвращение жены и сына ему приснилось.

Сладостны были долгие объятия царя и царицы, и лили они, измученные долгой разлукой, счастливые слезы. Муктапхала же, тамошних шабаров вождь, узнав, что пред ним повелитель земли царь Канакаварша, просил у царя, пав ему в ноги, прощения, и, введя его с женой и с сыном в свою хижину, принял его как гостя и всячески угощал. А Канакаварша пока гостил у него, послал своих гонцов затем, чтобы позвать тестя Девашакти да из своего города вызвать войско. Потом, усадив любезную свою Маданасундари вместе с сыном, по воле Картикеи названного Хираньяваршей, на слониху, отправился с ними сначала в дом тестя. Через сколькото дней добрались они до него в славный город, называющийся Кундина, украшающий собой царство Видарбху, и провели там царь с женой, и сыном, и с дружиной несколько дней, и щедро потчевал их Девашакти. А потом отправился царь в город свой Канакапур, точно праздник распространяющий повсюду радость и веселье, и вступил в него, приветствуемый взглядами горожанок, истосковавшихся по его красе, сопровождаемый женой и сыном. Повязал он Маданасундари шарф почетный и сделал ее самой главной женой. С супругой и с сыном, в вечном празднике, словно бы никогда не испытывавший горя разлуки, без врагов, проницательный царь Канакаварша повелевал кругом земным».

Выслушал из уст главного над всеми своими министрами Гомукхи этот замечательный рассказ царевич Нараваханадатта вместе с добродетельной Аланкаравати и очень был доволен.

 

Волна шестая

Были довольны историей, рассказанной Гомукхой, Нараваханадатта и его любимая, но заметил царевич, что из-за зависти помрачнел Марубхути, и тогда, чтобы отвлечь его от недобрых мыслей, обратился к нему с такими словами: «Не расскажешь ли нам, Марубхути, какую-нибудь историю?» И, обрадовавшись, ответил тот: «Конечно, расскажу!» — и стал рассказывать

о брахмане Чандрасвамине, о сыне его Махипале и дочери Чандравати

«В стародавние времена, божественный, в городе Камалапуре, где правил раджа Камалаварман, жил лучший из брахманов, имя которому было Чандрасвамин. Была у него, мудрого, жена по имени Девамати, и была она по смирению своему третьей после Лакшми и Сарасвати. Родила она ему сына, обладавшего приметами, предвещавшими счастье, а когда родился он, то так провозгласил голос с небес: «Нужно, Чандрасвамин, наречь твоего сына Махипалой. Станет он царем и долго будет править этой землей». Услыхав такое с небес, нарек Чандрасвамин сына таким именем и устроил праздник. День ото дня рос Махипала и научился владеть словом и мечом, изучил шастры и веды и познал всякие прочие науки.

Тем временем родила Девамати дочь, прекрасную во всех членах, и нарекли ее Чандравати, и стала она вместе с братом расти в отцовском доме.

Случилось так, что не пришли в ту страну дожди и все, что было посеяно на полях, спалили жестокие лучи солнца. Из-за этой беды стал царь, попирая законы и отступив от пути добродетели, грабить подданных, лишая их последнего достатка. Видя такую напасть, говорит Девамати Чандрасвамину: «Давай пойдем к моему отцу в дом. Уйдем из этого города, не то погибнем мы в этой беде!» Ответил на это жене Чандрасвамин: «Не дело это! Великий грех — бросать свой дом во время голода. Возьму-ка я лучше деток да отведу их в дом к твоему отцу, там их оставлю и быстро вернусь домой» — и с этими словами поручил он ей дом блюсти, и она с ним согласилась, а он взял обоих детей, сына Махипалу и дочку Чандравати, и пошел из города прочь отвести их в дом тестя.

Через три ли, четыре ли дня дошли они до большого леса, в котором все деревья были высушены и все листья с них опали, а под ногами — раскаленный солнцем песок. Жажда измучила детей, и Чандрасвамин, усадив их, пошел искать воду. Шел он, шел, да повстречался ему повелитель шабаров Синхаданштра с челядью. Увидел его шабара, спросил, кто да откуда, узнал, что тот воду ищет, сделал знак условный слугам, а сам сказал: «Отведите его к воде!» Услыхав приказ, его слуги вдвоем или втроем, надеющегося на осуществление желания Чандрасвамина схватили, увели и заперли в хижине. Поняв, что заперли-то его, чтобы принести в жертву, загоревал он по детям своим, оставшимся в лесу: «Ах, сынок Махипала! Ах, доченька Чандравати! Горе-то какое! Покинул я вас в лесу на поживу львам да тиграм! Да и сам попал к злодеям в лапы, и нет мне спасения!» Вот так-то рыдая, посмотрел брахман на небо и увидел солнце. И тут-то его осенило: «Прочь, наваждение! Вот к этому повелителю моему обращусь я за защитой!» И, решив так, начал он славить светило: «Тебе, в высочайшем небе покоящемуся, лучезарному, разгоняющему внутреннюю и внешнюю темноту, слава! Тебе, охватывающему подобно Вишну все три мира! Тебе, сокровищнице счастья, подобному Шиве! Тебе, подобному Праджапати, творящему мир! Незримый огонь палит, и зримая луна льет свет — им обоим дал ты свой свет, потому ты и ночью сверкаешь! Бегут от тебя ракшасы, дасью теряют силы, а добродетельные радуются, когда ты, сверкающий, восходишь! Так спаси меня, ищущего прибежища, ты, светоч всех трех миров! Смилуйся, разгони тьму горя, окутавшую меня!» Такими и всякими другими молениями славил Чандрасвамин Солнце, и отозвалось оно с небес: «Довольно я тобою, Чандрасвамин, и не грозит тебе гибель, и по милости моей встретишься ты с сыном и дочерью!» Успокоился от этой небесной речи Чандрасвамин и принял от шабаров и воду для омовения и еду. Тем временем Махипала вместе с сестрой бродили в лесу и из-за того, что отец не возвращался, отчаянно ревели. Увидел их шедший той дорогой с караваном купец богатый, которого звали Сартхадхара, и спросил у них, что с ними случилось. Утешил он их, заметил у мальчика добрые приметы и взял его вместе с сестрой в свою страну. И хотя был еще ребенком Махипала, но знал все жертвы Агни и другим богам и совершал их в доме купца, и тот смотрел на него с любовью.

Однажды по какому-то делу пришлось проходить той дорогой министру раджи Тарадхармы, жившего в городе Тарапуре. Этот лучший из брахманов, которого звали Анантасвамин, со всей своей свитой, слонами, конями и пешими воинами остановился у своего друга купца Сартхадхары. Отдыхая, увидел он прекрасного обликом Махипалу, читавшего мантры во время жертв Агни и прочих обрядов, и спросил о его истории. Узнав от купца, что мальчик сирота, и признав, что он из брахманской варны, и поскольку сам министр был бездетен, попросил он купца отдать ему мальчика вместе с сестрой. Отдал купец ему их обоих, и уехал Анантасвамин в Тарапур, а там он усыновил мальчика, и Махипала стал жить в его доме, изобилующем богатством и мудростью.

А пока все это происходило, пришел повелитель бхилов Синхаданштра в ту хижину, где лежал связанный Чандрасвамин, и сказал ему: «Явилось мне, почтенный, во сне само Солнце и велело, почтив, тебя покормить и не убивать. Вставай и иди куда хочешь!» С этими словами освободил он брахмана, дал ему жемчужину и мускусу, дал он ему и провожатых, чтобы помочь выбраться из леса. Пошел Чандрасвамин искать Махипалу и его сестру, но не нашел их в лесу, и в поисках дошел до стоящего на берегу океана города Джалапуры, и вошел как гость в дом некоего брахмана, и, когда поведал он, что с ним случилось, сказал хозяин дома Чандрасвамину: «Проходил здесь некоторое время тому назад купец Канакаварман, и были с ним найденные в лесу двое брахманских детей. Эти двое очень красивых детей уплыли с ним отсюда на Кокосовый остров, а как зовут тех детей, не сказал купец».

Подумал Чандрасвамин: «Должно быть, это были мои дети!» — и решил отправиться на те острова. Скоротал он ночь, и разыскал наутро купца Вишнувармана, и сговорился с ним отправиться на Кокосовый остров. Взошел на его корабль, и поплыл с ним, гонимый любовью к детям, Чандрасвамин через океан на тот остров. Расспрашивал он живущих там купцов, и говорили они ему: «Верно, был здесь купец Канакаварман и были с ним двое красивых брахманских детей, которых он нашел в лесу, но недавно отплыл он отсюда с ними на Черепаховы острова». Узнав об этом, условился брахман с купцом Данаварманом и поплыл на его ладье на те острова. И там узнал он, что уплыл Канакаварман с тех островов на Камфарные острова. Пришлось ему плыть с купцами сначала на Камфарные острова, а потом на Золотые острова, а после этого на Львиный остров , но нигде не мог он найти того купца Канакавармана. От жителей Львиного острова разузнал он, что купец тот уплыл к себе на родину в город, называющийся Читракута.

Вместе с купцом Котишварой на его корабле поплыл он через океан, и, пересекши его, добрался до города Читракута, и разыскал в нем купца Канакавармана, и, жаждущий встретиться со своими детьми, поведал ему все, что с ним было. Купец, понимая его чувства, показал ему тех детей, которых нашел в лесу. Посмотрел на них Чандрасвамин и увидел, что это вовсе не его дети, а какие-то другие, и, убитый горем и потерявший надежду, разрыдался: «Столько скитался я и ни сына, ни дочери не нашел. Словно дурной хозяин, судьба посулила мне надежду, но не выполнила ее. Напрасно мыкался я, злосчастный, по дальним далям!» Утешал его, горемыку, Канакаварман, и, постепенно успокоившись, сказал Чандрасвамин: «Коли не разыщу я детей через год, то пойду на берег Ганги и расстанусь со своим телом, занимаясь подвижничеством». Сказал тогда ему на это один мудрый человек, находившийся там: «Ступай, найдешь ты своих детей по воле Нараяни!». Обрадовался он таким словам, вспомнил, что ему Солнце обещало, и, простившись с почтившими его купцами, пошел Чандрасвамин из того города.

Вот идет он в поисках своих через аграхары, деревни и города и дошел в странствиях однажды, когда уже смеркалось, до леса› в котором были большие и густые деревья. Решил он провести там ночь, поел плодов лесных, попил воды и, чтобы дев; тигр или какой другой зверь не потревожил, забрался на дерево. А-сон не шел к нему, и ночью увидел он, что под деревом под началом великой Нараяни собрались Великие Матери и каждая из них принесла с собой угощение и стали ждать они прихода Бхайравы.

«Почему это Бхайрава долго не идет?» — спросили Матери у Нараяни, а та только рассмеялась и ничего им не ответила. Стали они просить Нараяни, чтобы та рассказала им, в чем дело, и она молвила: «Хоть стыдное это дело, но расскажу я вам, подруги! Есть здесь в городе Сурапуре раджа, которого зовут Сурасена, а у него есть очень красивая дочь, и зовут ее Видьядхари. Хотел отец выдать ее замуж, и довелось ему услышать, что у раджи Вималы есть равный ей по красоте сын, которого нарекли Прабхакарой. А раджа Вимала хотел сына женить и слышал, что у Сурасены есть дочь и равна она по красоте его сыну. Вот и послал Вимала посла к Сурапуре просить дочь того в жены своему сыну. Так и выдал Сурасена Видьядхари за сына Вималы Прабхакару и дал за ней небывало богатое приданое.

Вот прибыла Видьядхари в город к свекру и вошла в спальный покой к мужу, но провела она ту ночь без радости и ласки и увидела, что достался ей в супруги немощный мужчина. «О, горе мне! Убили меня! Достался мне в мужья евнух!» — причитала она и в таких сетованиях провела ту ночь, а когда рассвело, написала письмо отцу и послала, а было там сказано вот что: «Как это ты, не разузнав как следует, отдал меня в жены евнуху!» Прочел ее письмо отец и закричал: «Обманул меня Вимала!» Распалился оттого гневом и послал ему собственноручное послание: «Как смел ты сына своего немощного в мужья моей дочери прочить! Берегись, пожнешь ты плод своего злодейства! Я сам приду и тебя убью!» Стал Вимала с министрами над этим письмом размышлять, и знали они, что Сурасену им не одолеть, и никакого выхода найти не могли. И сказал тогда Вимале его министр Пингаладатта: «Есть, божественный, одно-единственное средство, и его нужно ради благополучия применить. Знаю я якшу, которого зовут Стхулаширас, и знаю, как вызвать его и какой мантрой от него можно получить желаемое. С помощью этой мантры нужно тебе его вызвать и ублажить, и попросить для сына мужскую силу. Вот и уладится дело!» Так посоветовал министр, и царь, узнав от него мантру, вызвал якшу и попросил у него для сына что нужно. Согласился якша и тотчас наградил Прабхакару мужской силой, и стал тот настоящим мужем, а. якша стал евнухом.

Убедилась Видьядхари, что стал Прабхакара настоящим мужчиной, и вкусила с ним супружеского счастья, и подумала: «Ошиблась я в гневе, поспешила зря. Вовсе не евнух мой муж! Настоящий он мужчина, и нечего тут переделывать!» Устыдилась она своей ошибки, и, чтобы успокоить отца, написала она ему другое письмо и послала его.

Узнал про эту историю Бхайрава и разгневался, велел привести Стхулашираса и проклял его: «Отдал ты свою мужскую силу и навсегда будешь евнухом, а Прабхакара всегда будет мужчиной». Поэтому якша теперь в горе, а Прабхакара счастлив, раз стал он настоящим мужчиной. Из-за этого-то дела Бхайрава и задержался, но теперь, верно, уже скоро пожалует». И пока кончала Нараяни рассказывать это Великим Матерям, тут и сам Бхайрава явился в образе Вишну. Угостили его Матери, отведал он их угощения и стал с ними плясать танец тандава. Вот что видел Чандрасвамин, сидя на дереве. Смотрел он, смотрел и заметил одну служанку Нараяни, а та тоже его заметила, и оба они друг другу понравились. Нараяни проведала об их чувствах, и, когда Бхайрава и Матери унеслись, велела она Чандрасвамину, все сидевшему на дереве, спуститься. Когда же сошел он вниз, спросила она его и свою служанку: «Вы что, действительно друг другу понравились?» «Истинно, божественная!» — ответили они, и тогда оставила свой гнев богиня и сказала Чандрасвамину: «По правде сказали, и я вами довольна и не прокляну вас. Отдаю я тебе эту служанку, и да будете вы оба счастливы!» Услышав эти слова, ответил ей брахман: «Хотя и нестойко сердце мое, но никогда не трону я чужой жены. Хоть нестойкость — природа сердца, но должно избегать телесного греха!» Когда кончил он говорить, молвила богиня стойкому брахману: «Довольна я тобой, и вот тебе награда — скоро найдешь ты и сына и дочь. Вот тебе неувядающий лотос, исцеляющий от яда и прочих бед». Дала она ему цветок и исчезла вместе со своими служанками. Он же, получив лотос, скоротал ночь, и отправился утром в путь, и после скитаний дошел до города Тарапура.

А как раз там его сын Махипала и его дочь жили в доме министра брахмана Анантасвамина. Когда достиг Чандрасвамин этого города, пошел он еды попросить в дом Анантасвамина, сел у порога и, зная, что тот гостеприимен, стал читать нараспев веды. А министр послал слуг разузнать кто да что, да в дом ввести, и, увидав, что это ученый человек, пригласил его к своей трапезе, а когда получил Чандрасвамин приглашение, пошел он омыться в пруду, грехи уносящему, имя которому Анантахрада. Когда же, омывшись, возвращается Чандрасвамин, то слышит, как в городе раздаются крики: «Хай! Хай! Горе!»

Спросил он, что случилось, и так сказали ему какие-то люди: «Живет здесь брахманский сын Махипала, найденный в лесу купцом Сартхадхарой, ходящим в дальние страны с караваном; заметил у них добрые приметы министр Анантасвамин, долго просил купца отдать детей и, наконец упросив, привез их сюда. Был он бездетен и детей усыновил, и они полюбили его. И царю Тараварману полюбился добродетельный мальчик, да вот сегодня укусила его черная змея, и поэтому-то в городе такой плач и стон». Выслушав это, подумал брахман про себя: «Да ведь это мой сын!» — и тотчас же поспешил в дом министра. Там увидел он окруженного всеми мальчика, и узнал своего сына, и обрадовался, взял лотос неувядающий, подаренный ему богиней, и поднес к носу Махипалы, и от благоухания цветка вышел весь яд и очнулся Махипала, словно бы от сна, и для всех в том городе — от раджи до последнего человека — был большой праздник. Посчитав Чандрасвамина за воплощение божества, и Анантасвамин, и горожане, и сам царь одарили его всякими сокровищами.

Остался он жить в доме министра и был счастлив, любуясь сыном Махипалой и дочкой Чандравати, и они, хоть узнали друг друга все трое, радовались молча — мудрые не предаются без надобности внешним проявлениям чувств. А потом царь Тараварман, очень довольный добродетелями Махипалы, отдал ему в жены дочь свою Бандхумати и еще половину своего царства и полностью поручил ему все дела правления, так как других детей у него не было. Махипала же, получив царство, объявил, что настоящий его отец Чандрасвамин, сестру выдал замуж и счастливо зажил.

Однажды сказал ему Чандрасвамин: «Давай поедем на родину, привезем твою мать. Верно, думает она, узнав, что ты царем стал: «Как же он меня позабыл?!» И — чего доброго! — может она, истосковавшаяся по сыну, проклясть тебя. А уж кого отец и мать проклянут, тому счастья не видать. Послушай-ка, расскажу я тебе

о купеческих сыновьях Чакре и Кхадге

В городе Дхавала жил купеческий сын Чакра, и однажды отправился он вопреки желанию отца и матери торговать на Золотые острова. Вот торгует он уже пять лет и денег множество нажил, и отправился он через океан на корабле, груженном драгоценными камнями, и уже совсем мало оставалось плыть, как вдруг взревел буйный ветер, обрушился ливень и заходили яростные волны, словно бы хотел океан разбить этот корабль при мысли: «Вот тот, кто пренебрег родительским советом!» Кого волны унесли, кого морские чудища сожрали, а Чакру еле живого вынесло на берег. Беспомощный и беззащитный, заснул он, и увидел во сне купеческий сын некоего мужа ужасного вида, держащего в руке веревку с петлей. Накинул он Чакре на шею веревку и привел его во дворец, где на троне сидел некто, и тот повелел человеку с веревкой посадить купеческого сына в клетку, сделанную из железа. Сидя в этой клетке, увидел Чакра другого несчастного, всю ночь мучившегося от раскаленного железного обруча, надетого ему на голову.

Спросил он его: «Кто ты и из-за какого несчастья и каким образом ты живешь в таких муках?» И отвечал тот ему: «Имя мое Кхадга, и я купеческий сын. Не сделал я так, как родители мне велели, и, гневные, прокляли они меня: «Словно железным обручем раскаленным мучает наши головы твое непослушание. Так пусть же, злосчастный, на тебя падет такая же мука!» После этих слов увидели они, что я заплакал, и сказали: «Не плачь! Только месяц будет тебе такая мука!»

Провел я, горемычный, тот день лежа, как убитый, а когда пришла ночь, увидел я, словно бы сквозь сон, что пришел страшный человек, и взял он меня, и посадил в железную клетку, и надел мне на голову пылающий железный обруч. Вот что случилось со мной, проклятым родителями. Терзает меня страшная мука, но жизнь не покидает меня. Хоть и кончился сегодня месяц, назначенный проклятием, но не оставляет меня эта мука».

И с состраданием Чакра сказал Кхадге: «И я не послушался родительского слова, и прокляли они меня: «Все погибнет, что ты добудешь!» — и поэтому все, что нажил я на Золотом острове, поглотил океан. Вот что со мной случилось. Что мне теперь в жизни? Надень мне на голову, Кхадга, обруч, и да кончится проклятие, тяготевшее над тобой». Только промолвил это Чакра, как с небес голос раздался: «Свободен ты, Кхадга! Возложи этот обруч на голову Чакре!» И Кхадга, избавившись от обруча и возложив его на голову Чакре, какой-то незримой силой был перенесен в отцовский дом и стал там жить, не преступая родительских наставлений.

Чакра же, приняв на голову обруч, молвил: «Пусть крутится этот обруч на моей голове, пока не истощатся грехи всех грешников на земле!» Когда сказал это твердый в добродетели Чакра, то боги, на небесах живущие, осыпали его цветами и сказали: «Хорошо, хорошо, добродетельный! Твоим состраданием к другим искуплен твой грех. Ступай теперь, и да не истощится никогда твое богатство». Так боги сказали свое слово, и тотчас же слетел с головы Чакры железный обруч, словно его и не было, а потом спустился с небес юный видьядхар и отдал ему посланную обрадованным Индрой кучу камней самоцветных цены несметной, посадил Чакру к себе на колени и прямехонько доставил его в город Дхавалу, а сам ушел как пришел. Чакра, вернувшись к родителям, радостно встретился с родичами, и все, что случилось с ним, рассказал, и стал там жить, твердый в своей вере.

Кончил Чандрасвамин рассказывать эту историю, а потом и говорит Махипале: «Таков, сынок, плод ослушания родительского совета. Вот послушай о том, как послушание помогает исполняться желаниям! Слушай же

о заносчивом мудреце, о верной жене и о скромном мяснике

Когда-то давно жил мудрец, скитавшийся по лесам и совершивший множество подвигов. Вот сидит он однажды под деревом, а ворона возьми да и облегчись ему на голову. Разъярился он и кинул на нее гневный взгляд, и тут же она обратилась в пепел. Возгордился мудрец силой своего взгляда, мощью своего подвижничества. Пошел он раз в город за милостыней в дом какого-то брахмана. Вошел к нему во двор и попросил хозяйку вынести ему подаяние. «Подожди, почтенный, пока я мужу помогу», — ответила ему хозяйка, мужу верная жена. Когда же он, рассердившись, глянул на нее гневным взором, рассмеялась она: «Ошибся ты, мудрец. Ведь я тебе не ворона!» Услыхал это мудрец, да и остолбенел от удивления: «Как это ей известно?!» Она же помогла мужу закончить жертву Агни, взяла милостыню и вышла к мудрецу. Принял он подаяние, благодарно руки сложил, да и спрашивает: «Каким чудом знаешь ты, что у меня с вороной случилось? Скажи мне, тогда подаяние приму!» Она ему в ответ: «Нет у меня другого закона и иной веры, чем преданность мужу. Поэтому такова сила моего прозрения. Сходил бы ты к мяснику Дхармавьядхе — живет он продажей мяса, посмотрел бы на него да скромности бы поучился». Получив такой совет от всезнающей жены, мудрец принял подаяние, поклонился, да и пошел к себе.

На другой день разыскал он на базаре мясника, торговавшего мясом, и подошел к нему, а Дхармавьядха увидал его, да и спрашивает: «Что, брахман, тебя, верно, верная жена ко мне послала?» Услыхал это мудрец, очень удивился и спросил Дхармавьядху: «Откуда у тебя, мясника, такое знание?» Сказал ему на это мясник: «Люблю и почитаю я отца и мать. Они мое единственное прибежище. Сначала их омою, потом сам омоюсь. Сначала они поедят, потом сам поем. Сначала их спать уложу, потом сам ложусь. Вот потому-то я много и знаю. Мясо да потроха газелей да прочей живности продаю, тем и живу. А торговля эта — мое людям служение, а не к деньгам жадность. Ни я, ни та жена, мужу верная, никогда не чванимся, потому что чванство — враг знания. Поэтому-то, мудрец, и наделены мы безграничным знанием. Да и тебе, мудрец, от заносчивости освободиться надо, и тогда, свой долг исполняя, достигнешь ты успеха и будешь светочем среди мудрецов!» Так наставлял его мясник Дхармавьядха. Побывал мудрец у него дома, посмотрел, как мясник живет, и, довольный, пошел к себе в лес. Стал он жить по совету и преуспел в подвижничестве, а мужу верная жена и мясник, выполняя свой долг, преуспели в делах.

Вот какой силы достигают люди, преданные отцу-матери. Ступай поэтому к матери, жаждущей тебя увидеть».

Так Чандрасвамин наставлял Махипалу, и согласился тот пойти на родину, чтобы выполнить желание матери. Рассказал он все Анантасвамину, приемному отцу, и, все дела ему поручив, ночью вместе с отцом настоящим отправился к себе на родину. Долго ли коротко ли, а дошли они до родной деревни, и обрадовал он своим приходом родительницу свою Девамати, так же как приход весны радует коиля. Прожил Махипала на родине какое-то время с матерью и отцом, рассказывавшим всю историю про их приключения, и все родичи его сердечно принимали.

А тем временем в Тарапуре его жена царевна Бандхумати на исходе ночи проснулась, а проснувшись, увидела, что муж ее куда-то исчез, и почувствовала разлуку, и не могла больше она спать и бродила по дворцу да по садам, и в два ручья лила она слезы, подобные жемчужинам, и единственное счастье видела в смерти и звала ее. Утешал ее министр Анантасвамин: «Сказал тебе, наверно, Махипала на ухо: «По делу я ухожу и скоро вернусь!» а ты не слышала. Не горюй, доченька!» И она хоть с трудом, но все-таки успокоилась. Желая узнать что-либо о супруге своем, всех приходивших из дальних стран брахманов одаривала и расспрашивала.

Однажды пришел туда за подаянием бедный брахман по имени Сангамадатта, предрекающий встречу, и она спросила у него о муже, и рассказала все как было, и описала наружность его, и имя назвала, а он ей сказал: «Не приводилось мне встречать такого человека, но тебе, божественная, не следует огорчаться. Бывает, долго тянется время до встречи с желанным. Послушай-ка, какое мне диво довелось видеть. Слушай

о коварном подвижнике

Странствовал я по святым местам, и дошел однажды до озера Манаса в горах Гималайских, и увидал там дивный, словно из жемчугов сложенный, дом. Вдруг из того дома вышел муж с мечом в руке, сопровождаемый множеством божественных дев, и пошел на берег озера, и стал вместе с ними предаваться веселью и пьянству. А я издали наблюдал все это, незамеченный, с любопытством. Вдруг откуда ни возьмись является туда другой человек. Встретил я его, и рассказал все, что видел, и показал того мужа с мечом, веселившегося с божественными девами. Посмотрел он на того с любопытством и стал рассказывать мне свою историю: «Правлю я городом Трибхувана, и меня зовут Трибхувана, и долгое время жил при мне один подвижник, поклонявшийся Шиве. Спросил я его однажды, чего ради он мне служит, и тогда попросил он у меня помощи, чтобы добыть скрытый в какой-то пещере меч. Пошел я тогда с ним темной ночью в лес, совершили мы разные жертвы, а потом около пещеры тот пашупата и говорит мне: «Войди, герой, в пещеру, возьми меч и обещай, что, когда выйдешь, отдашь его мне!» Обещал я ему сделать так, как он просил. Вошел я в пещеру и дошел до дома, сделанного из камней самоцветных и драгоценных. Вышла дивная дева из рода асуров, ввела меня в дом, с любовью вручила мне меч и промолвила при этом: «Храни этот меч — дает он над всеми победу и дарует способность летать в поднебесье». И я остался с ней в том доме. Но вспомнил я, что пообещал пашупате, вышел из пещеры, держа меч в руке, и привел подвижника в дом девы из рода асуров. Там остался я с той же девой, а он — с другой.

Однажды пашупата, когда я захмелел, вырвал с силой из моей руки меч, захватил его и стал обладать силой все свершить, а меня взял и вышвырнул из пещеры.

С тех пор уже двенадцать лет, как брожу я по пещерам и ищу ту, из которой меня когда-то выкинули. Но вот здесь сегодня увидел я этого злодея, который развлекается с моей девушкой из рода асуров».

А пока, божественная, раджа Трибхувана мне все это рассказывал, тот пашупата крепко захмелел и заснул глубоким сном. Тогда раджа Трибхувана подошел к нему, схватил висевший у того на боку меч и благодаря этому стал обладать божественной силой. Потом разбудил он пьяного пашупату ударом ноги, обругал его, но не убил, раз тот был беззащитен. Вошел раджа после этого в жилище асуров со всей свитой и обрел наконец свою любимую из рода асуров. А пашупата, утратив силу, загоревал — как бы долго злодеи ни процветали, неизбежно утратят они благополучие. И я все это видел, а потом после долгих странствий сюда пришел. Так что, божественная, пройдет долгое время, но непременно ты встретишь возлюбленного, как встретил Трибхувана свою милую». Выслушала это Бандхумати и успокоилась. Поблагодарила она брахмана и щедро одарила деньгами.

На другой день еще один брахман пришел из какой-то очень дальней страны, и его спросила Бандхумати, описав признаки супруга и сказав, как зовут, но ответил ей брахман так: «Нет, божественная, нигде не пришлось мне повидать твоего супруга, куда бы я ни ходил. Но скоро ты успокоишься — так мне говорит мое сердце. Как бы долго ни длилась разлука, а встречи не миновать. А как это бывает, послушай, расскажу тебе, божественная,

о Нале и Дамаянти [417]

Жил в давние времена повелитель нишадов раджа Нала, превзошедший красотой самого Каму — именно поэтому, кажется нам, тот от отчаяния и сжег себя в пламени ока разгневанного врага Трипуры .

Был Нала не женат и мечтал найти жену, достойную его по красоте. Услышал он, что у Бхимы, царя Видарбхи, есть дочь по имени Дамаянти, а Бхима по всей земле разыскивает среди царей женихов для дочери и не может сыскать ей в мужья никого, кто был бы ей равен, кроме Налы.

И вот случилось однажды так, что, живя в своем городе, Дамаянти, дочь Бхимы, спустилась к пруду искупаться и увидела там красного гуся, склевывающего стебли лотоса. Забавы ради изловчилась она и накинула на него свое верхнее платье. Попался гусь, и заговорил он тогда человеческим голосом: «Отпусти меня, царевна, я тебе службу сослужу. Есть в стране нишадов раджа Нала, и всеми-то он добродетелями обладает, и даже небожительницы хранят его облик в своем сердце наравне с самим Харой. Была бы ты ему достойной женой, а он тебе достойным супругом, и, чтобы помочь вам встретиться, готов я быть у вас послом любви». Выслушала Дамаянти то, что сказал ей гусь, подумала, что правду он говорит, и со словами: «Пусть так и будет!» — отпустила его. А затем добавила еще: «Никого, кроме Налы, не выберу я в мужья — наслышалась я о нем, и то, что слышала я, покорило мое сердце!»

А гусь, освободившись, поспешил в страну нишадов и прилетел как раз на то озеро, где раджа Нала купался, а тот, заметив гуся красивой окраски, играя, кинул на него свое верхнее платье и поймал его забавы ради. Молвил ему гусь: «Отпустил бы ты меня, царь, потому что прилетел я сюда, чтобы сослужить тебе службу, а какую — слушай, все тебе расскажу.

Живет в стране Видарбхской дочь раджи Бхимы, истинное украшение земли, а зовут ее Дамаянти, и даже сами боги заглядываются на нее. Поведал я ей о твоей красоте и добродетелях, и, воспылав к тебе страстью, решила она выбрать тебя в мужья, и об этом-то я и прилетел рассказать тебе». Слова лучшего из гусей, предвещающие успех и счастье, пронзили сердце раджи Налы, словно сплетенные из цветов стрелы, и молвил он: «Счастлив я, о лучший среди пернатых, что выбрала меня в супруги та, в которой воплотилась надежда моей души!» Отпустил Нала гуся, и поспешил тот к Дамаянти. Рассказал он ей обо всем, что было, и та в жажде соединиться с любимым упросила мать, чтобы уговорила та отца согласиться на ее выбор и устроить сваямвару. Согласился отец ее, Бхима, с таким выбором и разослал гонцов ко всем царям, а те, получив приглашение пожаловать на сваямвару, поспешили в Видарбху. И был среди них сам раджа Нала.

Передал мудрый Нарада пятерым мир охраняющим богам весть о том, что собирается Дамаянти на сваямваре избрать себе в супруги Налу. Посовещались сокрушитель твердынь Индра, повелитель ветров Ваю, пламенный Агни, грозовой Варуна и Яма, властвующий над смертью, возжелали они Дамаянти и нагнали Налу по дороге в Видарбху, а когда приблизились к нему, так ему наказали: «Когда доберешься ты, царь, до Видарбхи, передай Дамаянти такие слова: «Избери кого-нибудь одного из нас пятерых. Что за счастье тебе со смертным Налом? Ведь смертному удел — смерть, а мы из тех тридцати трех, кто никогда не умирает. По нашей воле ты войдешь к ней никем не замеченный».

Когда прибыл в Видарбху раджа Нала и вошел незамеченный в антахпур, то все, что ему было наказано богами, слово в слово передал Дамаянти. А она все выслушала и, добродетельная, молвила: «Боги они есть, богами и останутся, а супругом мне будет Нала. Нет мне никакого дела до тридцати трех богов!» Вернулся Нала к богам и передал Индре и тем, кто был «с ним, все, что сказала ему Дамаянти. Обрадовались боги его правдивости и так ему посулили: «Теперь мы в твоей воле, правдиво говорящий. Теперь коли в нужде вспомнишь ты о нас, тотчас же мы к тебе явимся!» — и скрылись.

Продолжил радостный Нала свой путь в Видарбху, а Индра и другие боги, желая обмануть Дамаянти, приняли облик Налы. Вошли они в зал совета царя Бхимы как обычные смертные, ничем от них в поведении не отличаясь, и, перед тем как начаться сваямваре, сели они подле Налы.

Вот обходит Дамаянти в сопровождении брата круг царей, и каждого он ей называет, и она ласково приветствует каждого. Но вот доходит царевна наконец до сидящих рядом шести Налов. Смутился ее брат, а она, увидев, что каждый из них моргает, отбрасывает тени и обладает всеми другими человеческими качествами, подумала: «Ясно, что пятеро охранителей мира учинили этот обман, но нужно мне увидеть, который из них и есть настоящий Нала. Нет у меня иного выхода!» Рассудив так, добродетельная Дамаянти, всем сердцем верная Налу, повернув лицо свое к солнцу, воскликнула: «О защитники мира, ведь даже во сне никому, кроме Налы, не принадлежит мое сердце! Поэтому явитесь мне в подлинном своем виде. Для девушки всякий мужчина, кроме ее избранника, чужой, и она для каждого, кроме избранного ею, чужая. Зачем затеяли вы этот обман?» Услышали это защитники мира, и каждый принял присущий ему облик, а шестой Нала остался в своем собственном виде — это-то и был настоящий Нала. И тогда Дамаянти, исполненная радости, надела ему на шею гирлянду избрания и окинула его взглядом, подобным сплетенному из синих лотосов венку, упавшим на Налу словно вторая гирлянда. И тогда с небес пролился цветочный дождь на голову раджи Налы, и Бхима совершил свадебный обряд, обведя Налу и Дамаянти вокруг алтаря.

А после того как царь страны Видарбха угостил каждого и воздал каждому почет, разъехались цари по домам, и боги во главе с Индрой тоже пошли восвояси. Идут они своей дорогой, и видит Шакра и прочие боги, что навстречу им идут Кали и Двапара. Узнали, что идут те на свадьбу Дамаянти, да и говорят им: «Не ходите в края Видарбхские, вот мы сами оттуда возвращаемся — и сваямвара там прошла, и избрала Дамаянти в мужья раджу Налу».

Такое услыхав, разъярились оба грешника — Кали да Двапара: «Это что же она — избрала в мужья смертного, а вами, богами такими великими, пренебрегла? Ну, мы их обоих разлучим!» Посулив такое, вернулись они туда, откуда шли.

Провел раджа Нала семь дней в доме тестя, а потом с молодой женой Дамаянти, счастливый, вернулся в страну нишадов. Стали они там жить, и любовь их была сильнее, чем у Шарвы и Гаури, потому что Гаури была всего лишь телесной половиной Шарвы, а Дамаянти с Налой были единой душой, а известно, что душа выше тела. Со временем родила Дамаянти мужу сына, которого нарекли Чандрасеной, а потом дочь, которой дали имя Индрасена.

Все это время старался Кали, решивший отомстить Налу, выискать у него какой-нибудь промах, хотя и жил тот строго по шастрам. Но вот однажды вечером напился Нала хмельного и заснул, не омыв ног и не прочитав молитву. Воспользовался Кали этим — ведь ждал он такого и днем и ночью. Забрался Кали в тело Налы, а тот, не зная об этом, забыл и о праведной вере и о добром поведении и стал жить как заблагорассудится — в кости играть, с девицами развлекаться, врать, спать днем, а ночи проводить в разгуле, предаваться гневу без причины, не по закону добывать богатства, воздавать почести недостойным, а достойных унижать да поносить.

Двапара тоже улучил момент — подкараулил, когда брат Налы, Пушкара, отступил от стези добродетели, — вселился в его тело. Увидел однажды Нала в доме своего младшего брата Пушкары красивого белого быка Данту и попросил у младшего брата отдать его ему, но, обуянный Двапарой и одолеваемый жадностью, не отдал Пушкара быка старшему брату и сказал ему так: «Коли хочешь ты его заполучить, не медли, бросай кости, и, коли выиграешь, будет он твой!» Завладел азарт Налой, и, ослепленный, сказал раджа: «Идет». И начали братья метать кости. Поставил Пушкара быка, а Нала слонов и коней. Младший выиграл, а старший проиграл! Вот уже два дня играют они, и третий день пошел, и Нала проиграл свое войско, сокровищницу, но ничто не могло удержать его, и он, обуянный Кали, все продолжал игру. Решила Дамаянти, что погибло царство, и двух детей своих, усадив на надежную колесницу, отправила в дом своего отца. Проиграл Нала царство свое и весь достаток. И молвил тогда ему Пушкара: «Все ты проиграл! Теперь ставлю я на кон своего быка белого, а ты ставь Дамаянти, супругу верную!» Словно пламенем вспыхнул Нала, заслыша такие слова, и ответил: «Нечего мне больше ставить на кон!»

Тогда насмешливо бросил Пушкара: «Коль не хочешь ты на кон ставить Дамаянти, то убирайся с нею вместе прочь из моей страны!» После таких слов Нала с Дамаянти пошел прочь из родной страны, а слуги царские проводили его до пределов царства.

Вот до чего Кали довел самого раджу Налу! Уж что говорить о других смертных, подобных червям. Тьфу! Тьфу на тех, кто без любви, без веры обрекает на беды и страдания подобных Нале царственных мудрецов! Тьфу на игру в кости, прибежище злосчастья, забаву Кали и Двапары!

Вот Нала, лишенный братом царства, скитается вместе с Дамаянти на чужбине, и дошли они, голодные и измученные, до леса. Царь с супругой, нежные ноги которой были изрезаны острыми стеблями дарбхи, сел на берегу озера и увидел, как прилетели туда два гуся.

Пропитания ради решил поймать их Нала и накинул на них свою верхнюю одежду, но они схватили ее и исчезли. Услыхал Нала голос с небес: «В образе гусей-то две стороны костей: Кали — одно очко; Двапара — два очка. Как кости похитили твое счастье, так эти гуси лишили тебя одежды».

Остался Нала в одной набедренной повязке и был удручен, и показал он Дамаянти дорогу, ведущую в дом ее отца: «Вот эта дорога приведет тебя, милая, в дом твоего батюшки. А эта дорога ведет в страну ангов, а эта — к кошалам». Испугалась таких слов Дамаянти и подумала: «Ты, благородный, дорогу показываешь мне, словно избавиться хочешь от меня!»

Тем временем опустились сумерки, и муж с женой, поев плодов и кореньев и испив воды, устроили себе ложе из травы куши и, усталые, заснули. Глубокий сон одолел Дамаянти, но никак не шел сон к хотевшему уйти Налу, которого обуял Кали. Поднялся раджа, забрал ее платье, оставив ей лишь половину, и ушел оттуда. На исходе ночи проснулась Дамаянти и, нигде не видя мужа, решила, что он ее бросил, и стала рыдать: «О благородный! О добродетельный! О милостивый даже к врагам! О любимый мой! Зачем ты меня безжалостно покинул? И как это ты в одиночестве скитаешься в лесу? И кто тебя, усталого, приласкает? Прежде цветы из венцов царей пыльцу свою роняли на твои ноги, а теперь как ты перенесешь пыль дорожную, что садится на них? Не мог ты прежде снести прохладных сандаловых притираний, а нынче как твое тело снесет нестерпимый полуденный жар? Что мне сын? Что мне дочь? Что мне судьба моя? Коли чиста я, то пусть боги будут к тебе благосклонны!»

И так, вспоминая каждую мелкую подробность и горюя о Нале, пошла Дамаянти по той дороге, которую муж ей накануне показал. Шла она и одолевала реки и холмы, леса и горы, но никак не могла она преодолеть любви к супругу. Верность мужу хранила ее в дороге, и сияние верности спасало ее от змей и обращало в пепел ее отчаяние. Повстречался ей по воле судьбы караван купцов, и, пристав к нему, дошла она до столицы царя Субаху. Дочь царя, сидя на крыше дворца, издалека приметила красоту Дамаянти, велела привести ее к себе и подарила своей матери в услужение. Стала Дамаянти прислуживать царице и, когда та спросила ее, кто она, ответила: «Покинул меня муж, а сам куда-то ушел».

Тем временем Бхима, отец Дамаянти, узнав, что случилось с Налой, послал во все страны света послов, чтобы узнать о нем и о Дамаянти. Среди этих послов был его министр Сушена, который, странствуя под видом брахмана, дошел до столицы царя Субаху. Среди собравшихся посмотреть на него увидел он Дамаянти, и она его, отцова министра, горемычная, увидела и, узнав друг друга, бросились они друг к другу навстречу и залились слезами. Удивилась этому супруга Субаху, велела их обоих к себе привести да попросила, чтобы рассказали ей все доподлинно. Признала она в Дамаянти дочь своей сестры, а потом обо всем поведала мужу, и тот, с почестями посадив Дамаянти на колесницу, отправил в отцовский дом вместе с Сушеной и дал в провожатые воинов. Приехала Дамаянти в дом к своему батюшке, встретилась с детьми своими и стала жить в мыслях о своем муже да выглядывать, не идет ли он. А ее отец повсюду разослал соглядатаев, чтобы повыведывали они, где Нала и что с ним, и сказал им, что особенно искусен тот в поварском деле и мастерски правит колесницей, и еще наказывал им, что коли подозрение у них будет насчет того Нала, если им встретится, то чтобы прочли такой стих:

Так наставлял соглядатаев царь Бхима.

А пока все это происходило, Нала далеко ушел той ночью в том лесу, прикрытый половиной одежды Дамаянти. Но вдруг увидел он лесной пожар. И услышал он: «О великодушный, пока не сожрал меня, бессильного, огонь, унеси меня отсюда!» — и увидел недалеко от того места, где уже бушевал огонь, змея, корчившегося от нестерпимого жара, и в драгоценных камнях, венчавших змея, сверкало отражение лесного пожара, словно его голова уже схвачена была яростной рукой неистового пламени. Подошел Нала к нему, и, движимый жалостью, отнес змея подальше, и хотел уже оставить его, как змей обратился к нему: «Отсчитай еще десять шагов и отнеси меня туда!» Пошел Нала, отсчитывая шаги: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, — слышишь? — восемь, девять!» Как только Нала сказал: «Даша», что значит «десять» — и в то же время «кусай», — змей, свисавший у него с плеча, укусил его в лоб, и тотчас же от этого стал раджа карликом, с короткими руками, черным и безобразным. Скинул змея с плеча Нала и спросил его: «Так, почтенный, отблагодарил ты меня за помощь?» Возразил ему змей на это: «Знай, раджа, что я царь змеиного рода и зовут меня Каркота, а что ужалил я тебя в лоб, так это к добру. Коли великому приходится тайно жить, то лучше изменить ему внешность. Возьми, вот эту одежду, называемую «Очищение огнем». Как только наденешь ты ее, сразу же вернешь себе прежний облик». Отдав Налу одежды, исчез змей Каркота, а раджа вышел из лесу и пришел в царство кошалов.

Пошел Нала к царю кошалов Ритупарне и под именем Храсвабаху Короткорукого попросился к нему в повара. По всему царству кошальскому прославился он и отменно вкусными яствами и тем, как умело правил колесницей. Так и живет там Нала под именем Храсвабаху Короткорукого, да однажды забрел туда один из соглядатаев царя Видарбхи, и услыхал он, что новый-то повар Храсвабаху и по поварскому делу своему и по умению колесницей править равен Налу, и подумал тогда, что и впрямь это может быть Нала, и, когда тот был в собрании у царя, прочел стих:

Те, кто был в собрании, подумали, что это слова какого-то безумца, но Нала, скрытый под обликом повара, ответил ему:

Понял соглядатай, что воистину это и есть сам Нала, из-за несчастий ставший безобразным. Поспешил он к своему повелителю и, достигнув краев Видарбхских, самому радже Бхиме, и супруге его, и Дамаянти поведал о всем виденном и слышанном. И воскликнула тогда Дамаянти, обращаясь к отцу: «Несомненно, под видом повара скрывается Нала. Нужно воспользоваться этим и привести его сюда. Надобно, батюшка, послать к царю Ритупарне гонца — как только прибудет к Ритупарне он, пусть скажет ему так: «Куда-то пропал раджа Нала, и нет о нем никаких известий. Поэтому завтра поутру снова Дамаянти устраивает сваямвару. Поспеши в Видарбху, чтобы участвовать в этом празднике». Услышав такую весть, поспешит Ритупарна прибыть сюда с возлюбленным моим, мастером править колесницей».

Так рассудив вместе с отцом да поразмыслив, послала Дамаянти посла в страну кошалов, как говорила. Примчался посол к Ритупарне и все сказал, как было велено, а тот объявил о согласии и, возгоревшись желанием, позвал к себе Нала, скрывающегося под видом повара, и сказал ему: «Ты, Храсвабаху Короткорукий, говорил, что можешь править колесницей. Коли так, не постараешься ли сегодня же доставить меня в Видарбху?» Ответил Нала: «Конечно же, сегодня ты будешь в Видарбхе!» Тотчас же пошел он, и отобрал лучших коней, и заложил самую быструю колесницу. И думал при этом: «Сваямвара только повод, чтобы меня залучить! Даже и во сне не помыслит Дамаянти, чтобы действительно новую сваямвару устроить и нового мужа избрать. Поеду я и посмотрю сам!» Подвел он царю Ритупарне запряженную колесницу, и только лишь вступил на нее царь, как пустил Нала коней и понеслись они с такой скоростью, что даже Гаруда не мог бы угнаться за ними.

Так быстро мчалась колесница, что встречный ветер сорвал с Ритупарны плащ, и, когда велел царь возничему остановить колесницу, возразил ему Нала: «Где ж найти теперь твой плащ, повелитель? Ведь с того мига, как сорвало его, умчалась твоя колесница за многие-многие йоджаны». Молвил тогда Ритупарна: «Научи меня править колесницей, а я тебя научу искусству счета, и кости будут повиноваться тебе. Смотри, докажу я тебе это сейчас. Видишь дерево там впереди? Сочту я сейчас, сколько листьев на нем и плодов, а уж ты сам потом число проверь». Сказав так, назвал он число листьев и плодов, и Нала сам сосчитал и листья и плоды пышного дерева, и было их столько, сколько Ритупарна сказал. Тогда научил Нала царя Ритупарна править колесницей, а царь научил его искусству счета, столь важному при игре в кости. Чтобы испытать себя в новом искусстве, выбрал Нала другое дерево и сосчитал на нем листья и плоды. И пока он этому радовался, вышел из его тела черный человек, и спросил его Нала: «Ты кто?» А тот ответил: «Кали я, из зависти вошел я в тебя, после того как избрала тебя Дамаянти. Из-за меня проиграл ты в кости все свое достояние. Когда же ужалил тебя Каркота в лесу, ты остался невредим, а я обгорел. Разве кому-нибудь приносит благо причинять другому вред? Ухожу я теперь — нет мне у тебя удачи! Попробую я вселяться в других!» И только он это молвил, как сразу же исчез, а Нала вновь обрел и характер свой, и веру, и доброе поведение, и ум.

В тот же день примчал Нала царя Ритупарну в царство Видарбха. А там стали над Ритупарной смеяться и спрашивать, ради чего он приехал, и поселили его около царского дворца.

Дамаянти, услыхав удивительный рокот колесницы, обрадовалась, подумав, что, может, это Нала приехал, и, посчитав его возвращенным себе, послала служанку разузнать, что там случилось. Та поспешила и сказала Дамаянти, жаждущей встречи с любимым: «Сходила я и вот что узнала, божественная. Это повелитель Кошалы пожаловал, до которого дошел слух, будто ты устраиваешь сваямвару. Вот он и поспешил сюда! А с ним его повар Храсвабаху Короткорукий, приехавший в качестве колесничего. Великий он мастер править колесницей — за один день всего домчал сюда из Кошалы. Потом сходила я на кухню и посмотрела, как он стряпает. Черен он и безобразен, но велико его мастерство! Вот диво-то дивное — и воды он в рис не нальет, а рис сварится, и поленья не поджигает, а они разгораются, и тотчас же вкусные-превкусные яства готовы. Дивилась я на все это, дивилась, да и пришла сюда!»

Выслушала служанку Дамаянти и подумала: «Повар, повелевающий Агни и Варуной, огнем и водой, возничий, повелевающий колесницей, — непременно это должен быть Нала! Но причем же тут безобразие? Может быть, случилось это из-за разлуки со мной? Вот что мне нужно узнать от него!»

Подумав так и найдя способ, послала она со служанкой сына и дочь показать ему. Он же увидел своих детей, посадил их к себе на колени. Хлынули у него слезы из глаз, словно поток, прорвавший плотину, и молвил он служанке: «Таких же двоих оставил я в доме отца их матери. Вспомнил я о них, и от этого горе поразило меня». Уведя детей, служанка обо всем рассказала госпоже, и та еще больше уверилась, что это-то и есть Нала.

На другой день рано утром позвала она служанку и так ей наказала: «Ступай найди повара Ритупарны и передай ему такое мое слово: «Дошло до меня, что ты такой мастер варить супы, что никто с тобой не сравнится. Приходи сегодня и покажи, каково твое мастерство!» Передала служанка эти слова Нале и он, сказав: «Так тому и быть!» — и испросив у Ритупарны позволения, пошел к Дамаянти. Взмолилась она: «Скажи мне, ты, принявший облик повара, не ты ли супруг мой, раджа Нала? Спаси меня из пучины сомнений, помоги доплыть до спасительного берега уверенности!» Стало Нале при этих словах и радостно и горестно, почувствовал он и счастье любви и позор стыда и, понурив голову, сквозь рыдания проговорил: «Да, истинно это я — Нала, грешник, безжалостный, как палица Индры, который измучил тебя тоской, палящей без огня». После этих слов стала Дамаянти его расспрашивать: «Коли истинно это так и ты действительно Нала, то откуда этот безобразный облик?» Поведал ей Нала о своих похождениях и о том, как он спас из огня Каркоту, и о том, как избавился он от Кали. Потом взял он одежды «Очищение огнем», подаренные ему Каркотой, надел их и обрел прежний облик. При виде того, как Нала избавился от ужасного обличья и обрел свой действительный вид, раскрылся нежный лотос лица Дамаянти, и успокоила она пожар своего горя слезами, как вода — лесной пожар. Быстро узнал от радостных слуг раджа Бхима об этой новости, поспешил сам туда, обнял Нала, устроил приличествующую случаю жертву и праздник на весь город.

Смеясь про себя, раджа Бхима чествовал и церемониями и угощениями царя Ритупарну, а тот в свою очередь почтил Налу и отправился к своим кошалийцам.

Потом рассказал Нала, царь нишадов, тестю своему о том, как овладела им из-за Кали черная злоба, а после стал счастливо жить со своей любимой. После же того как прошло несколько дней, отправился он в нишадские края, сопровождаемый войском, данным ему тестем, применил свое знание счета и костей игральных и обыграл своего младшего брата Пушкару, но был справедлив он к Пушкаре, избавившемуся от Двапары, так же как он сам избавился от Кали, пожаловал ему часть удела и радостный тем, что вновь обрел Дамаянти, счастливо правил своим царством».

Вот такую историю поведал в городе Тарапуре брахман Суманас царевне Бандхумати, тосковавшей по мужу, и сказал ей еще вот что: «Именно так, божественная, великие одолевают горе и в конце концов наслаждаются счастьем. Вслед за заходом неизбежно наступит восход блистательного Солнца, повелителя дня. Поэтому и ты обретешь своего супруга, безупречная, и пройдет немного времени, как расстанешься ты со своей тоской. Крепись, Бандхумати, отбрось уныние — дождешься ты супруга!» Щедро отблагодарила она добродетельного брахмана, произносившего столь уместные речи, набралась терпения и стала ждать, а когда немного дней прошло, вернулся ее супруг Махипала со своим отцом, и привезли они с собой матушку Махипалы из той далекой страны. А когда вернулся он, радость для всех глаз, обрадовал этим Бандхумати, так же как восходящий в полнолуние месяц проливает амриту радости на лик Лакшми, рожденную из вод океанских. Стал Махипала жить с Бандхумати в царстве, еще прежде отданном ему ее отцом, нес бремя дел государственных и наслаждался всеми желанными радостями».

Такую увлекательную повесть услышал Нараваханадатта из уст министра Марубхути — была она и интересной и полна любви и страсти. Очень были довольны ею сын повелителя ватсов, божественный Нараваханадатта, и все его жены.