Те, кто без промедления вкусят сладость Океана сказаний, что возник из уст Хары, взволнованного страстью к дочери великого Повелителя гор, — а сладость эта воистину подобна животворной амрите, извлеченной Богами и асурами из глубин Молочного океана, — те беспрепятственно обретут богатства и еще на Земле по милости Бхавы достигнут сана Богов.

 

17.1. ВОЛНА ПЕРВАЯ

Слава Шиве, принимающему бесчисленное множество обликов, совершеннейшему аскету, хоть и сделавшему возлюбленную половиной своего тела, лишенному каких-либо качеств, достойному объекту почитания всего мира!

Восславим Ганешу, рассеивающего хлопаньем ушей тучи пчел, вырывающихся из его хобота, словно бы разгоняя сонмы препятствий!

Итак, Нараваханадатта, достигший высочайшего сана верховного властителя над всеми царями видйадхаров, пребывал на Калакуте, Черной горе, и пережидал время дождей, коротал часы в обители мудрого Кашйапы и в обществе своего дяди Гопалаки, брата его матери, обратившегося к жизни подвижника. Он постоянно был в окружении своих двадцати пяти жен, его сопровождали министры, и сыновья разных видйадхарских царей ему служили, и он развлекал себя тем, что рассказывал разные истории. Однажды мудрецы и их жены обратились к нему: «Скажи, яви милость, кто и как развлекал тебя, истомившегося от разлуки, когда благодаря своей волшебной силе Манасавега похитил Маданаманчуку?»

Когда услышал Нараваханадатта вопрос мудрецов и их жен, то промолвил: «Как поведать вам, сколь велика была печаль, испытанная мной, когда этот злобный враг похитил мою супругу? Не было ни дворца, ни покоя, ни сада, куда бы не заглядывал я в сопровождении своих министров. Наконец сел я, вне себя от горя, под деревом, и Гомукха, воспользовавшись этим, заговорил, желая утешить меня: «Не отчаивайся, повелитель, скоро ты вернешь свою супругу — ведь Боги предрекли, что ты будешь править видйадхарами вместе с нею. Все должно случиться так, как предсказали Боги, ибо их обещания всегда сбываются, а решительные люди, выстояв в разлуке, обретают воссоединение с теми, кого они любят. Разве, претерпев разлуку, не соединились со своими возлюбленными и сам Рамабхадра, и царь Нала, и твой собственный дед? И разве повелитель видйадхаров Муктапхалакету не воссоединился с Падмавати, хотя и был разлучен с нею? Слушай же, повелитель, я поведаю тебе, что случилось с Муктапхалакету и Падмавати». И, сказав так, вот что поведал мне Гомукха.

17.1.1. Еще одна история о царе Брахмадатте и золотых лебедях

«Есть в этой стране город, прославившийся повсюду под именем Варанаси, который, подобно телу Шивы, украшен Гангой и дарует освобождение. Флагами, развевающимися на храмах, то взлетающими от ветра вверх, то ниспадающими, когда он ослабнет, город словно взывал к людям: «Придите ко мне и обретите спасение!» Усеянный башнями белых дворцов, он выглядел словно К вершина Кайласы, обиталище Бога, чье чело украшено полумесяцем, полная сонмов служителей Шивы.

Жил в этом городе с давних времен царь, звавший — Вся Брахмадатта, беспредельно преданный Шиве, покровитель брахманов, доблестный, благородный и сострадательный. Его повеления исполнялись по всей земле и не застревали в горных проходах, не тонули в морях, и не было материка, коего бы они не достигали. И была у царя супруга Сомапрабха, столь милая и сладостная, как лунный свет для чакоры, и его взор всегда упивался ее видом. Был у него также и министр, звавшийся Шивабхути, равный по разуму самому Брихаспати, наставнику Богов, проникший в сокровенные глубины смысла всех шастр.

Однажды ночью тот царь, возлежа на крыше дворца, открытой потоку лунных лучей, увидел пролетавшую в вышине пару лебедей, тела которых были подобны сверкающему золоту, и выглядели они словно два золотых лотоса, раскрывшихся в водах небесной Ганга, и сопровождала их вереница благородных гусей. Когда эти изумительной красоты лебеди скрылись из виду, долго огорчался царь, и душа его была полна сожаления, что более не мог он наслаждаться их лицезрением. Всю ночь он не спал, а когда наступило утро, то рассказал министру своему Шивабхути о том, что видел, и сокрушенно промолвил: «Что ж, коли не могу я усладить свой взор красотой этих лебедей, что за радость мне от царства и даже от самой жизни?»

Выслушал царя верный его министр Шивабхути и возразил ему: «Не тревожься, есть средство исполнить твое желание, и я скажу тебе, в чем оно состоит. Различны следствия деяний в прежних рождениях, и потому столь не похожи бесчисленные множества живых существ, созданных творцом в этом многообразном мире. Мир же наполнен страданиями, но, заблуждаясь, живые существа питают иллюзию, будто они могут обрести в нем счастье и ищут себе удовольствия и в доме, и в пище, и в питье. И повелел творец, чтобы различные живые существа получали различные виды пищи, питья и жилищ в зависимости от сословия, к которому каждый из них принадлежит. Вели, государь, выкопать большое озеро, которое могло бы стать жилищем для этих лебедей, и пусть будет оно покрыто лотосами, и пусть охраняет озеро стража, чтобы не грозило лебедям истребление. Вели рассыпать на берегах озера пищу, которую любят пернатые, с тем чтобы всякие водяные птицы спешили бы сюда со всех сторон. Непременно среди них будут и те золотые лебеди, и ты сможешь постоянно их видеть. Не отчаивайся!»

Когда министр сказал все это царю Брахмадатте, тот повелел устроить, согласно его словам, озеро, и оно было незамедлительно выкопано. Стали прилетать на озеро лебеди, журавли и утки, а через некоторое время опустилась на него и та пара лебедей и села среди лотосов. Тогда стражники, назначенные охранять озеро, пришли к царю и сообщили об этом, и на радостях поспешил туда Брахмадатта в надежде, что его желание исполнилось. И увидел он тех золотых лебедей, и приветствовал их издалека, и рассыпал для их удовольствия зерна риса, вымоченные в молоке. И так были они интересны царю, что все время стал проводить он на берегу, любуясь этими лебедями, их телами из чистого золота, их глазами жемчужными, их клювами и лапами цвета коралла, их крыльями цвета изумруда, а лебеди относились к нему с доверием.

Случилось в какой-то день так, что царь, прогуливаясь по берегу озера, увидел в одном месте приношение из неувядающих цветов и спросил у стражников: «Кто совершил эту жертву?» И тогда стражники ответили: «Каждый день, на заре, в полдень и во время заката, эти лебеди купаются в озере, приносят жертву и стоят, погрузившись в размышление. Не знаем мы, государь, что бы значило это великое чудо». Когда выслушал Брахмадатта стражей, то подумал про себя: «Никогда не было видано, чтобы лебеди так поступали. Вероятно, скрыта здесь какая-то тайна. Буду совершать я подвиги веры, чтобы понять, кто же эти лебеди». И тогда царь, и супруга его, и его министр отказались от пищи, и стали заниматься подвижничеством, и погрузились в размышления о Шиве. Через двенадцать дней после начала поста явились царю во сне оба божественных лебедя и сказали внятно: «Пробудись, государь, завтра расскажем мы тебе, твоей супруге и министру, когда прекратите вы свой пост, по секрету всю правду». И после того лебеди исчезли, а на следующее утро, когда царь, его супруга и министр проснулись, они завершили свое подвижничество и поели, и, когда они сидели в беседке около озера, к ним пришли оба лебедя, и царь принял их с почтением и попросил: «Расскажите мне, кто вы?» И тогда они рассказали свою историю.

17.1.2. Как Парвати обрекла пятерых своих слуг быть рожденными на земле

«Есть среди гор земных истинный царь и повелитель, прославленный под именем Мандара, в чьих рощах из сверкающих драгоценностей прогуливаются Боги, на чьих склонах, орошенных амритой, выплеснутой из Молочного океана, произрастают цветы, плоды и коренья, избавляющие от старости и смерти. Высочайшие вершины Мандары, состоящие из различных драгоценных камней, — обычное место развлечений Шивы, и он любит этого великана среди гор больше, чем Кайласу, свое жилище. Там однажды оставил он Парвати, с трудом оторвавшись от нее, и исчез, так как нужно ему было выполнить ради Богов некое дело. Богиня же, огорченная его отсутствием, бродила по разным местам, где он любил развлекаться, а другие Боги пытались ее утешить.

И в какой-то день Богиня, взволнованная приходом Весны, сидела под деревом в окружении ганов, думая о своем возлюбленном. Случилось тогда, что гана Манипушпешвара взглянул нежно на девушку, которую звали Чандралекха, дочь Джаи, овевавшую Богиню опахалом. Он был достоин ее и по красоте, и по возрасту, и девушка ответила ему взглядом, исполненным любви. Два других ганы, которых звали Пингешвара и Гухешвара, заметили это и переглянулись, и улыбка скользнула по их лицам. И заметила ее Богиня, и с сердцем, исполненным гнева, стала она бросать взгляды то в одну сторону, то в другую, высматривая, чему улыбаются ее слуги таким недостойным образом, и увидела, что Чандралекха и Манипушпешвара влюбленно глядят друг на друга.

Тут Парвати, вне себя от горести разлуки, пришла в ярость и прокляла их всех: «Эти двое юных прелестно сыграли, глядя друг на друга влюбленно, пока нет великого Бога, а эти двое негодных хорошо сделали, что улыбнулись, заметив, как те переглядывались. Вот и пусть теперь любезник и его красотка, ослепленные страстью, претерпят рождение в человеческой утробе и затем станут мужем и женой. А эти не ко времени зубы скалившие сначала будут нищими брахманами, потом — брахмаракшасами, потом — пишачами, потом — собаками с обрубленными хвостами, потом же — птицами разных видов. Ведь их-то умы не были омрачены, когда повели они себя столь непочтительно!»

После того как Богиня произнесла такое повеление, гана Дхурджата подал свой голос: «Несправедливы, великая, твои слова. Эти превосходные ганы никак не заслуживают столь жестокого наказания за столь ничтожный проступок». Но, ослепленная гневом, Богиня и его наказала: «И ты тоже, умник, не знающий своего места, родись из смертной утробы».

И тут, после этих ужасных проклятий, служанка Джайа, мать Чандралекхи, пала к ногам Парвати, охватила их и взмолилась: «Укроти гнев, Богиня, назначь предел твоего проклятия моей дочери и другим слугам, согрешившим лишь по неведению». Упросила Джайа Богиню, и та сказала: «Когда все они, достигнув прозрения, с прошествием некоторого времени встретятся и вместе посетят Шиву там, где Брахма и другие Боги свершали подвиги веры, то смогут они тогда вернуться к нашему двору, избавленные от проклятия. Чандралекха же со своим возлюбленным, да и Дхурджата будут счастливы в жизни среди смертных, но те двое претерпят жизнь, полную страданий».

Как раз на этих словах Богиня остановилась, ибо, прослышав об отсутствии Шивы, явился туда асура Андхака. Самонадеянный Андхака замыслил соблазнить Богиню, но помешали ему ее приближенные, осыпавшие асуру насмешками и бранью, и он убрался, но все равно был сражен Шивой, узнавшим, для чего Андхака являлся. Когда Шива, свершив этот подвиг, вернулся домой и Парвати на радостях встречи рассказала, что к ней пытался проникнуть Андхака, то Махешвара сказал: «Сегодня сразил я рожденного некогда усилием моей мысли Андхаку, и он теперь будет здесь Бхрингином, так как ничего, кроме кожи и костей, не осталось от него». И, сказав это, Шива остался там, развлекаясь с Богиней, а пятеро проклятых ею слуг — Манипушпешвара и другие — отправились на землю.

Теперь же, государь, соизволь выслушать длинную и любопытную историю о Пингешваре и Гухешваре.

17.1.3. Превращения Пингешвары и Гухешвары

«Есть на земле деревня Йаджнастхала, пожалованная царем брахманам, в которой жил богатый и добродетельный брахман Йаджнасома. Когда достиг он зрелых лет, родились у него два сына: старшего звали Харисома, а младшего — Девасома. Со временем кончилось их детство, и они прошли обряд посвящения, и украсил их джанев, и тогда случилось так, что отец их утратил богатство, а затем умер, и умерла его жена, их мать.

Эти двое несчастных, потерявшие отца и оставшиеся без пропитания, к тому же лишились из-за происков алчных родичей своей земли, и вот сказали они друг другу: «Обречены мы теперь на то, чтобы жить подаянием, но кто подаст нам здесь милостыню? Отправимся же к нашему деду, родителю нашей матери, хотя и далеко он отсюда живет. Рожденным в этом мире, кто нам порадуется, если мы явимся к нему? И все же идем. Что еще можем мы делать, лишенные всего на свете?» И, решив так, двинулись они в путь, побираясь по дороге, и мало-помалу подошли к той аграхаре, где стоял дом их деда. Там, расспрашивая людей, узнали бедняги, что дед их Сомадева умер и его жена скончалась вслед за ним.

Тогда, серые от пыли, отчаявшиеся, пошли они к своим дядьям, братьям матери Йаджнадеве и Кратудеве. По-доброму приняли их достойные брахманы и дали им и одежду, и пропитание, и предались юноши наукам. С течением времени, однако, сократилось богатство Йаджнадевы и Кратудевы, и не могли они больше содержать слуг, и тогда пришли дядья к своим племянникам и сказали им ласково: «Дорогие дети, мы больше не можем нанимать человека, чтобы присматривать за скотом, так как мы сильно обеднели, — присмотрите уж вы за ним». Когда же говорили это дядья, то голоса их прерывались от слез, и юноши согласились и каждый день гоняли скот в лес, пасли его там, а по вечерам, усталые, гнали домой.

Так и пасли братья скот, пока не случилось однажды, что уснули они от усталости, а часть стада была украдена, а часть — задрана тиграми. Очень огорчились их дядья от этого. А потом пропали корова и коза, предназначенные дядьями для жертвоприношения. Перепуганные юноши пригнали домой скот раньше времени, а сами отправились в лес разыскивать пропавшую корову и козу и увидели там козу, наполовину сожранную тиграми, и пришли в отчаяние и, поплакав вдоволь, решили: «Держали эту козу наши дядья для жертвоприношения, и теперь, когда она задрана, будет их гнев ужасен. Давай зажарим оставшееся мясо на огне и поедим, чтобы унять голод, отдохнем, а потом отправимся куда-нибудь и будем жить тем, что подадут».

Стали братья тогда жарить козу, и, пока занимались этим, настигли их Йаджнадева и Кратудева, следившие за ними, и увидели, что они делают. Заметив, что дядья приближаются, юноши перепугались и, охваченные ужасом, бежали, а те им вслед послали проклятье: «Вы, в жажде мяса свершившие дело, достойное ракшасов, станете теперь кровожадными мясопожирающими брахмаракшасами». И тотчас же юноши превратились в брахмаракшасов, и рты у них обратились в пасти, из которых торчали кривые клыки, волосы стали рыжими, как огонь, и их охватил неутолимый голод, и стали бродить они по лесу, хватая животных и пожирая их.

Случился такой день, когда попался им на пути подвижник, наделенный могущественной волшебной силой, и когда захотели они и его сожрать, то, защищаясь от них, наложил он на них проклятие, и стали они пишачами. Оказавшись такими, попытались они угнать корову, принадлежавшую некоему брахману, чтобы прирезать ее, но обессилили их его мантры, а его проклятие обратило их в чандалов.

Однажды, когда скитались они, терзаемые голодом, с луком в руках, то дошли в поисках пищи до деревни, населенной разбойниками. Караульные приняли их за воров, схватили, связали.; отколотили, отсекли уши и носы и в таком-то виде отвели к своим предводителям. Стали те расспрашивать братьев, и несчастные, корчась от страха, голода и боли, поведали о том, что с ними было. Тогда предводители разбойников из жалости освободили чандалов и сказали: «Оставайтесь здесь и поешьте, не бойтесь! Вы пришли сюда в восьмой день месяца, когда мы поклоняемся Картикее, так будьте нашими гостями и порадуйтесь вместе с нами». И, сказав это, разбойники совершили поклонение Дурге и позволили обоим чандалам есть в их присутствии, и поскольку они предводителям понравились, то были оставлены в этой деревне и стали жить, как и все разбойники, грабежом и в конце концов благодаря своей смелости и дерзости сами сделались главарями шайки.

Однажды ночью отправились чандалы во главе всей шайки грабить большой город, покровительствуемый Шивой, который давно уже присмотрели их лазутчики. Хотя и видели они недобрые приметы, но возвращаться не стали, а пришли в этот город и принялись грабить не только его, но даже и храм, посвященный Великому Богу. Тогда горожане взмолились Шиве о защите, и тот в ярости околдовал разбойников, и стали они слепыми, а горожане заметили это и, решив, что непременно случилось так по милости Шивы, собрались с духом и побили разбойников палками и камнями, а ганы, летавшие незримо, помогали им, то ли сталкивая разбойников в ямы, то ли разрывая злодеев в клочки прямо на земле. Когда же настигли горожане двух предводителей и собрались и их прикончить, то вдруг оба обратились в бесхвостых собак, и только это произошло, вспомнили они о своих прежних рождениях и, заплясав на радостях, кинулись к Шиве за защитой. Увидев все это, горожане, брахманы, купцы и прочие со смехом разошлись по домам, обрадованные тем, что избавились от разбойников.

Тогда рассеялся довлевший над этими двумя существами дух заблуждения, и они поняли, что случилось, и ради того, чтобы положить конец тяготевшему над ними проклятию, стали совершать перед Шивой подвиги веры. Когда на следующее утро горожане устроили богатый праздник по случаю избавления от разбойников и пришли поклониться Шиве, то увидели, что сидят перед его изваянием два пса, погруженных в глубокое размышление, и, хотя предлагали им всякую вкусную пищу, ни тот, ни другой не притронулись к ней.

В таком состоянии оба пса оставались на глазах у людей много дней, пока не взмолились ганы, упрашивая Великого Бога смилостивиться над Пингешварой и Гухешварой, уже давно страдающими от проклятия, обрушенного на них Богиней. И когда Шива услышал их моления, то повелел: «Пусть оба грешника будут избавлены от облика псов и обратятся в ворон!» И они обратились в ворон, и утолили свой голод рисом, принесенным для жертвы, и начали жить счастливо, вспоминая свои прежние рождения и безгранично почитая Шиву. Прошло некоторое время, и Шива был доволен их преданностью, и по его повелению они стали сначала стервятниками, а потом павлинами, и прошел еще какой-то срок, и они обратились в лебедей, и, с еще большим усердием поклоняясь Шиве, так наконец они удовлетворили его омовениями в священных водах, неуклонным выполнением обетов, глубокими размышлениями и непрестанным почитанием, что получили тела из золота и драгоценных камней и обрели необычайную силу прозрения.

Узнай, что мы и есть те двое, Пингешвара и Гухешвара, претерпевшие из-за проклятия Парвати вереницу бедствий и обратившиеся в конце концов в лебедей, а гана Манипушпешвара, влюбленный в дочь Джаи и проклятый Парвати, стал на земле царем, которого зовут Брахмадатта, и это и есть ты, Брахмадатта, а дочь Джаи родилась на земле в облике твоей супруги Сомапрабхи, гана Дхурджата стал твоим министром Шивабхути, и именно поэтому мы, обретя силу прозрения и вспомнив, какой конец был назначен проклятию самой Богиней, явились тебе сегодня ночью. Вот благодаря чему все мы встретились здесь в эту ночь и теперь наделили тебя совершенством прозрения.

Идем вместе с нами на тиртху, посвященную Шиве, на горе Тридаше, получившей имя Сиддхешвара, где Боги совершали подвиги веры ради сокрушения асуры Видйудхваджи и сумели сразить в бою надменного асуру с помощью Муктапхалакету, царя над всеми видйадхарскими царями, а тот, пройдя из-за силы проклятия через состояние человека, воссоединился благодаря милости Шивы с Падмавати. Идем на это святое место, о котором рассказывается так много легенд, и помолимся Шиве, а потом разойдемся кому куда надо, ибо кончится уже проклятие, наложенное на нас Богиней». И когда два божественных лебедя рассказали все это царю Брахмадатте, ему сразу же захотелось услышать историю о Муктапхалакету.

 

17.2. ВОЛНА ВТОРАЯ

И спросил тогда царь Брахмадатта у божественных лебедей: «Как же Муктапхалакету сразил того Видйудхваджу? И как прошел он через земную жизнь, на которую был обречен проклятием, и как сумел обрести Падмавати? Поведайте сначала мне об этом, а уж затем свершите то, что собрались свершить». Выслушали лебеди его слова и стали рассказывать, что случилось с Муктапхалакету.

17.2.1. Как асуры нанесли поражение богам

Жил некогда повелитель дайтйев Видйупрабха, которого не могли одолеть Боги. Он очень хотел, чтобы родился у него сын, и отправился на берег Ганги и вместе с женой сто лет совершал подвиги веры, чтобы умилостивить Брахму, и тот, обрадованный его преданностью, пожаловал Видйутпрабхе сына, которого звали Видйудхваджа, неуязвимого для Богов. Еще в детстве сын царя дайтйев обладал великим мужеством. Однажды, заметив, что их город со всех сторон охраняется войском, спросил он у одного из своих приближенных: «Скажи, мне, чего это мы боимся, окружая город так плотно воинами?» И тот отвечал ему: «Индра, царь Богов, — наш заклятый враг, и именно от него следует надежно охранять город. Десять тысяч слонов, четырнадцать тысяч колесниц, тридцать тысяч всадников, сто миллионов пеших воинов оберегают его поочередно, меняясь в каждую стражу ночи, и очередь каждому отряду выступать в дозор приходит один раз в семь лет».

Услышав это, молвил Видйудхваджа: «Что ж это за трон, что это за держава, кои защищаются оружием других, а не мощью правителя! Нужно, видно, мне совершить такое жестокое подвижничество, которое сделает меня способным одолеть врага с помощью собственных рук и положить конец его наглости». И с этими словами он, отстранив друга, пытавшегося удержать его, и не сказав ничего отцу с матерью, отправился в лес творить подвиги веры.

Но родители его, узнав про это и из любви к своему чаду, поспешили за ним и стали уговаривать: «Не спеши, сынок! Жестокие подвиги умилостивления Божества — плохое занятие для такого ребенка, как ты. Торжествует наша держава над врагами — разве есть в мире кто-нибудь более сильный? Неужели хочешь ты, чтобы зачахли мы от отчаяния и горести? Зачем огорчаешь ты нас?» Но возразил он на исполненные любви родительские слова: «Силой подвижничества, хоть еще и мальчик, обрету я могучее небесное оружие.

А что до того, будто нет у нашей державы врагов, то к чему бы тогда окружать этот город войсками, готовыми немедля вступить в битву?»

И когда асура Видйудхваджа, твердый в своем решении, высказал все это отцу с матерью, отправил он их домой, а сам стал совершать великие подвиги во славу Брахмы. Целых триста лет жил он, питаясь лишь плодами, еще триста лет только воду пил, еще триста лет ничего не вкушал, кроме воздуха, а последние триста лет и вовсе без ничего обходился. Тогда Брахма, видя, что такие ужасные подвиги могут нарушить весь миропорядок, явился ему и по его просьбе пожаловал свое великое оружие Брахмаастра, сказав: «Никаким иным оружием нельзя отразить его, кроме непостижимого для меня оружия Пашупаты, которым владеет Рудра. Но не должен ты употреблять это оружие безрассудно и не ко времени». И с такими словами он исчез, а дайтйа отправился к себе домой.

И повел тогда Видйудхваджа со своим отцом все их силы, собравшиеся на великий праздник битвы, воевать врагов, а царь Богов Индра прослышал об этом и был настороже, а когда Видйудхваджа приблизился, он, алчущий сражения, в сопровождении своих друзей Чандракету, повелителя видйадхаров, и Падмашекхары, верховного владыки гандхарвов, вышел навстречу. Асура явился, затмив все небо тьмой бесчисленных полчищ, и Рудра со всеми прочими стали наблюдать за разразившейся битвой, в которой схлестнулись враждебные друг другу силы, и шла она в кромешной мгле, ибо тучи копий, стрел, дротиков и прочего летучего оружия затмили солнце, и океан войны, взметаемый буйным ветром гнева, высоко вздымал свои кровавые волны, и впадали в него, словно реки, потоки из сотен колесниц, и метались по нему, словно страшные морские чудовища, стремительные кони и грузные слоны.

Начались тогда поединки между Богами и асурами, и Видйупрабха, отец Видйудхваджи, кинулся, гневный, на Индру, а тот, шаг за шагом отступая и чувствуя, что грозит ему поражение, метнул в дайтйу свою ваджру, и замертво рухнул сраженный ею могучий боец. И так это разъярило Видйудхваджу, что ринулся он на Индру и, хоть его собственной жизни ничего не угрожало, стал метать в него Брахмаастру, а другие асуры стремились поразить Индру обычным оружием. Тогда Индра вспомнил о Пашупате, оружии, которому покровительствует сам Шива, и оно немедля предстало перед ним, и он ему поклонился и метнул в стан врагов. А Пашупата по природе своей было всеразрушающим и всепожирающим огнем, и истребило сонмы асуров, и один только Видйудхваджа, поскольку был еще мальчиком, от прикосновения Пашупаты хоть и лишился чувств, но остался жив, ибо это оружие не поражает детей, стариков и тех, кто бежит с поля боя или сдается в плен. Все Боги, ликуя от достигнутой ими победы, вернулись в свой стан.

А что до Видйудхваджи, то через некоторое время он пришел в себя и, расплакавшись, убежал и сказал уцелевшим воинам, собравшимся вокруг него: «Хоть и обрел я Брахмаастру, но не смогли мы одержать победу, хоть и была она почти в наших руках, — сами мы оказались разбиты. Пойду и нападу на Индру, и пусть я погибну в бою. Погиб мой отец, и не смею я вернуться в родной город». Кончил он говорить, и тогда старый министр его отца посоветовал: «Не ко времени пущенная в дело Брахмаастра слишком медлительна и слаба в сравнении с другим божественным оружием, и сегодня одолела ее Пашупата, не терпящая присутствия иного оружия. Не должен ты не ко времени бросать вызов одержавшему победу над тобой, ибо так ты усилишь его и ослабишь себя. Спокойный и решительный человек в должное время восстанавливает свою силу, мстит врагу, сберегает собственную жизнь и достигает такой славы, которую уважает весь мир». И когда министр кончил говорить, велел ему Видйудхваджа: «Ступай и береги мое царство, а я должен умилостивить Шиву, верховного Бога».

Так порешив, отпустил он всех, кто за ним шел, хотя очень им этого не хотелось, и отправился с пятью дайтйами, своими сверстниками, совершать подвиги веры на берегу Ганги у подножия горы Кайласы. В летний зной стоял он среди пяти огней, а в зимнюю стужу — в ледяной воде, погруженный в мысли о Шиве, и тысячу лет питался он одними плодами, и еще тысячу — кореньями, а третью тысячу — одной водой, четвертую же — лишь воздухом, а пятую — вовсе ничего не ел.

Вновь предстал перед асурой сам Брахма, но не выказал ему Видйудхваджа никакого уважения и, пуще того, отмахнулся от него: «Уйди! Испытал я уже благость твоей награды!» И продолжал он свои подвиги еще столько же времени, пока туча дыма не показалась из его головы, и тогда явился к нему Шива и спросил: «Какой ты хочешь награды?» Дайтйа спросил его: «Смогу ли я, Великий Бог, благодаря твоей милости сразить Индру в почестном бою?» Ответил ему тот: «Встань! Нет различия между убитым и побежденным. Ты одолеешь Индру и будешь жить в его небесах». И, промолвив это, Шива исчез, а Видйудхваджа, уверившись, что сокровенное желание его души исполнится, окончил свой пост и вернулся в родной город, где его радостно встретили жители, а особенно возрадовался старый отцовский министр, немало трудностей претерпевший за время его отсутствия. Созвал Видйудхваджа полчища асуров, сделал все необходимые приготовления к битве и отправил к Индре посла уведомить того, чтобы и он приготовился. Выступило войско асуров в поход, закрыв своими знаменами все небо, раскалывавшееся от их громового рева, как бы выполняя желание небесных жителей. Индра же, зная, что недруг его идет, вооруженный оказанной Верховным Богом милостью, встревожился, но, посоветовавшись с Брихаспати, наставником Богов, собрал свои силы.

Когда же прибыл Видйудхваджа, то разгорелась меж тем и другим войском ожесточенная схватка, в которой трудно было разобраться, где враг, а где свой. Дайтйи, предводительствуемые Субахой, бились с Марутами, Пингакша со своей дружиной — с васудевами, Махамайа со своими воинами разил Богов огня, Алйахкайа со своими громил Богов солнца, Акампана и его богатыри схватились с видйадхарами, а прочие сражали гандхарвов и других союзников Индры. Двадцать дней и ночей шла жестокая схватка, пока на двадцать первый день асуры не стали одерживать верх и обратили в бегство врагов.

Потерпевшие поражение, бежали на небеса Боги, и тогда, воссев на Айравату, сам Индра выехал на бой, и силы Богов, воспрянув духом, собрались вокруг него и снова пошли вперед вместе с видйадхарами, предводительствуемые Чандракету. Снова вспыхнула жаркая схватка, и немало асуров и Богов уже сложило головы, когда Видйудхваджа ринулся на Индру, стремясь отомстить за смерть своего отца. Снова и снова приходилось царю Богов уклоняться от стрел, непрерывно летевших с лука вождя асуров, отражавшего каждый его удар. Наконец Видйудхваджа, воодушевленный милостью Шивы, схватил дубину и, подпрыгнув, стал обеими ногами на бивни Айраваты, взобрался на его лоб и убил корнака, а затем замахнулся дубиной на царя Богов, и тот немедля ответил на удар таким же оружием, но когда Видйудхваджа второй раз нанес свой удар, то Индра бесчувственным свалился в колесницу Бога ветра, и тот помчал его с поля сражения с быстротой мысли, а Видйудхваджа, кинувшийся следом, оказался на земле.

В это мгновение раздался в поднебесье голос: «Это злой день — увозите Индру из битвы!» — и тогда Бог ветра с неимоверной скоростью умчал Индру на своей колеснице, а Видйудхваджа погнался за ним на своей, в то время как Айравата, яростный и неуправляемый, лишенный корнака, несся следом, топча и рассеивая попадавшихся ему на пути воинов, и воинство Богов бежало, а их наставник Брихаспати укрыл перепуганную Шачи, жену Индры, на небе Брахмы. Одержавший победу Видйудхваджа обнаружил, что столица Индры Амаравати пуста, и вступил в нее со всеми своими воинами, издававшими крики торжества и победы.

Тут пришел в себя Индра и, видя, какое недоброе время наступило, отправился вместе со всеми Богами на небо Брахмы, и тот утешил царя Богов словами: «Не горюй! Сегодня одолела милость Шивы, но ты скоро вернешь свое положение». Он предоставил Индре свой дворец, оснащенный всякими удобствами, называвшийся Самадхистхала и находившийся в пределах его владений. Стал жить в нем царь Богов вместе со своей супругой Шачи и слоном Айраватой, а цари видйадхаров по велению Брахмы поселились на небе Бога ветра, повелители гандхарвов укрылись в невозмутимом мире луны, а прочие, насильственно оторванные от родных домов, разместились на других небесах. Видйудхваджа же, провозгласивший под громовые удары литавр, что он вступил во владение страной Богов, самодержавно правил ею, и его власть ничем не была ограничена.

Подумал как-то раз повелитель видйадхаров Чандракету, долгое время находившийся в царстве Бога ветра: «Сколько же мне еще оставаться здесь низложенным? Ведь до сих пор не утратило своей силы подвижничество Видйудхваджи. Дошло до меня, что мой друг, царь гандхарвов Падмашекхара, ушел из мира луны во дворец Шивы совершать подвиги веры. Не знаю, пожаловал ли уже ему Шива награду или нет, а как узнаю, тогда решу, что мне делать». Пока он так раздумывал, сам Падмашекхара, его друг, царь гандхарвов, явился к нему, обретя желанную награду. Крепко обнялись они, и когда Чандракету стал расспрашивать, то рассказал ему друг: «Пошел я во дворец Шивы и начал совершать подвиги веры, пока наконец он не сказал мне: «Ступай! Родится у тебя доблестный сын, и ты снова обретешь свое царство, и будет у тебя дочь небывалой красоты, и муж ее и будет тем, который убьет Видйудхваджу». После этого поспешил я сюда, чтобы сообщить обо всем тебе». И когда Чандракету выслушал такое известие, он молвил: «Что же, должен я пойти к Шиве и, чтобы положить конец моему несчастью, умилостивить его — без этого никто не может добиться исполнения желаний». Так он порешил и тотчас же отправился вместе со своей женой Муктавали в небесные пределы, подвластные Шиве, совершать подвиги веры. Поведал Падмашекхара историю о своей награде и самому Индре и, сделав так в надежде на то, что будет его враг сокрушен, ушел в мир луны. Царь же Богов, пребывавший в Самадхистхале, у которого из-за вести, сообщенной ему Падмашекхарой, возродилась надежда на гибель его врага, подумал о наставнике небожителей, и тот немедля предстал перед ним, и Индра склонился в привете, и выразил ему почтение, и попросил совета: «Шива, довольный подвижничеством Падмашекхары, обещал тому, что появится у него зять, который убьет Видйудхваджу. Мы увидим, как будет покончено со злодеяниями нашего недруга, но пока этого не случилось, я живу здесь в унижении, утратив свой по достоинству высокий пост. Придумай же, почтенный, какое-нибудь средство, чтобы все ускорить». — «И верно, злодействами своими почти истощил наш недруг награду, которую заслужил подвижничеством, и потому мы сможем теперь что-нибудь против него предпринять. Пойдем и расскажем обо всем Брахме, и пусть он посоветует нам, что делать».

Когда кончил мудрец свою речь, то пошел Индра вместе с ним к Брахме и, поклонившись ему, сообщил, что запало ему в душу, а Брахма ответил на это: «Разве не жажду я того же? Но ведь только Шива может устранить беду, которую сам создал, да его еще упрашивать понадобится, пойдем лучше к Вишну, который думает так же, как и Шива, — он найдет нам какое-нибудь средство».

Так посовещались Брахма, Индра и Брихаспати, взошли на колесницу, запряженную лебедями, и отправились на Шветадвипу, все обитатели которой носили с собой раковину, боевой диск, лотос и палицу и имели каждый по четыре руки, чтобы быть совсем похожими на Вишну, которому они были преданы всей душой. Прибыв туда, увидели Брахма и его спутники во дворце, выстроенном из лучезарных драгоценных камней, Вишну, покоившегося на могучем змее Шеше, и Лакшми ласкала божественные стопы супруга. Склонились они перед ним, а он их по достоинству и ласково принял, и были они почтены небесными мудрецами, и сели на подобающие им места. Спросил их блаженнейший, благополучно ли они поживают, и они почтительно сказали ему: «О каком благополучии нам говорить, пока жив недруг наш Видйудхваджа? Ведь тебе известно обо всем, что он сотворил с нами, и из-за него мы пришли к тебе, и только ты можешь решить, что дальше делать».

Ответил Вишну на слова Богов: «Да разве не знаю я, что установления мои нарушены этим асурой? Но что свершил Великий Бог, сокрушивший три града асуров, только он и может исправить, а у меня на это силы нет. Я же скажу вам, что надо делать, а вы выслушайте и выполняйте незамедлительно. Есть такая небесная обитель Шивы, которую называют Сиддхишвара, и он всегда там присутствует. Давным-давно этот самый Бог явился мне и Праджапати в облике пламенной Лингама и сообщил тайну низложения проклятого дайтйи. Пойдем же все вместе туда и умилостивим его подвигами веры, и он положит конец несчастью трех миров».

Изрек Вишну свое суждение, и отправились Боги в Сиддхишвару, и Вишну летел на Гаруде, а Брахма и Индра — на колеснице, запряженной лебедями. В том месте неведомы несчастья дряхлости, смерти и болезни, и именно там обитает ничем не омраченное счастье, и все деревья, птицы и звери из чистого золота. Поклонились Боги Линге Шивы, явившейся им последовательно во всех ее формах и в виде различных драгоценных камней, и тогда эти четверо — Вишну, Брахма, Индра и Брихаспати — с душами, преисполненными преданности Шиве, стали совершать жестокие подвиги веры, чтобы умилостивить его.

А тем временем Шива, довольный трудными подвигами, совершенными в его славу повелителем видйадхаров Чандракету, пожаловал и ему награду: «Поднимись, царь, и слушай — родится у тебя сын, и будет он великим героем и сразит в битве твоего врага Видйудхваджу. Из-за проклятия придется ему родиться среди людей и послужить Богам, а благодаря подвижничеству дочери царя гандхарвов Падмавати вернет он себе высокое положение и вместе с ней, своей супругой, станет верховным повелителем видйадхаров на целых десять кальп». После этого исчез Великий Бог, а Чандракету с царицей вернулся в мир Бога ветра.

Обрадовало Шиву и жестокое подвижничество Вишну и его спутников, и он явился им в Линге Сиддхишвары и успокоил такими словами: «Встаньте и не сокрушайтесь более! Очень порадовал меня своими суровыми подвигами ваш сторонник Чандракету, правитель видйадхаров. У него от моей частицы родится доблестный сын, который вскоре сразит в битве дайтйу Видйудхваджу. Но для того чтобы он еще мог послужить Богам, силой проклятия будет низвергнут герой в земной мир, и лишь подвижничество Падмавати избавит его от человеческого состояния. Станет он править над видйадхарами вместе с ней, рожденной от частицы Гаури, и наконец присоединится к числу моих слуг. Потерпите еще немного и считайте свое желание уже выполненным». После этих слов Шива исчез, а Вишну, Брахма, Индра и Брихаспати, очень обрадованные, вернулись каждый к себе.

Вскоре Муктавали, супруга царя видйадхаров Чандракету, понесла под сердцем и в положенное время родила сына, озарившего все страны света нестерпимым сиянием, словно бы юное солнце явилось, чтобы избавить стонущих подвижников от угроз асуров. И как только родился он, прогремело в небесном просторе благовестие: «Твой сын, о Чандракету, сразит асуру Видйудхваджу, и знай, что под именем Муктапхалакету станет он смертельным ужасом для своих врагов».

Умолк голос, предрекший великое счастье обрадованному Чандракету, и пал на землю дождь из цветов, и явились туда, услышав, что случилось, Падмашекхара и Индра, а также все прочие Боги, таившиеся до этого по закоулкам. Поведав друг другу о щедрой награде, пожалованной им Вишну, и обрадовавшись ей, разошлись они каждый к себе, и Муктапхалакету прошел через все священные церемонии, предписанные ему, и по мере того как он мужал и рос, росла и радость Богов.

А через некоторое время у повелителя гандхарвов Падмашекхары родилась дочь, и в тот момент, когда явилась она на свет, зазвучал в поднебесье голос: «Твоя дочь Падмавати, о повелитель гандхарвов, станет женой того властителя видйадхаров, который будет смертельным врагом Видйудхваджи». Стала Падмавати день ото дня расти и расцветать, украшенная бурно плещущим потоком красоты, словно бы волнами амриты, доставшейся ей потому, что родилась она в мире луны.

Муктапхалакету был столь возвышен в мыслях и столь предан Шиве, хоть и был еще ребенком, что совершал разные подвиги веры — принимал трудные обеты, постился и подвергал себя всяким испытаниям. Однажды, когда он не принимал пищи уже двенадцать дней и был погружен в глубокие размышления, обожаемый им Шива предстал перед ним и изрек: «Счастлив я твоей преданностью, и по моей особой милости все оружия, науки и совершенства сами явятся к тебе, а ты прими от меня меч, имя которому Непобедимый, и благодаря ему ты утвердишь свою власть и никакие враги тебя не одолеют». И, молвив это, Шива вручил ему меч, а сам исчез, и царевич мгновенно обрел могущественное оружие и небывалую силу и доблесть.

Случилось примерно в это время так, что великий асура Видйудхваджа, утвердивший свою власть на небе Индры, развлекаясь в потоке небесной Ранги, заметил, что вода ее побурела от цветочной пыльцы, стала пахнуть слоновьим потом и взволновалась. Тогда, обуянный гордыней, порожденной силой его рук, велел он своим слугам: «Ступайте и посмотрите, кто это дерзнул развлекаться в воде выше меня по течению».

Выслушали асуры слова повелителя, пошли вверх по течению и увидели быка Шивы, играющего в воде со слоном Индры. Вернувшись, сказали они властителю дайтйев: «Божественный, выше по течению бык Шивы играет в потоке Ранги со слоном Индры, и от цветочных гирлянд, украшающих Нанди, покрылась вода пыльцой, и из-за Айраваты пахнет она слоновьим потом». От такой вести пришел асура в ярость, пытаясь в своей заносчивости превзойти в бурном гневе самого Рудру, и, обезумевший до крайности из-за злых дел, совершенных им, приказал слугам: «Ступайте и приведите сюда в оковах и быка, и слона!» И они бросились выполнять его повеление, но бык Шивы и слон Индры, рассерженные, кинулись на асуров и убили немало из них, а спасшиеся поспешили к Видйудхвадже и поведали обо всем, а тот еще пуще разъярился и послал против непокорных зверей целое войско асуров. И это войско истребили бык и слон, и причиной его гибели было то, что созрел плод злых дел, и затем бык вернулся к Шиве, а слон — к Индре.

Когда Индра услышал, что случилось с дайтйами, от воинов, посланных им для охраны Айраваты, он решил, что пришло наконец время сокрушения его врага, ибо тот непочтительно отнесся даже к обожаемому Шиве. Сообщил Индра об этом Брахме, и возглавил объединившееся воинство Богов, видйадхаров и всех прочих союзников, и сел на главного слона Богов, своего любимого Айравату, и отправился в поход, чтобы сокрушить злобного дайтйу, а Шачи совершила для него обычную в таких случаях церемонию, предвещающую счастье.

Подступил Индра к небесам и окружил их со всех сторон могучими силами, благодаря милости Шивы проникшимися уверенностью в победе, и обрел выгодную позицию и необходимую мощь. Увидел его Видйудхваджа и вышел с войском, готовым к битве, навстречу Индре, но пока он снаряжался, были замечены дурные приметы: молния ударила по его стягам, стервятники кружили над ним, сломался царский зонт и жалостно завыли шакалы. Презрев недобрые знамения, бросилось вперед войско асуров, и вот закипела жестокая битва между Богами и асурами.

 

17.3. ВОЛНА ТРЕТЬЯ

Спросил тут Индра повелителя видйадхаров Чандракету: «Почему еще не присоединился к нам Муктапхалакету?», и тот почтительно ответил: «Я так спешил, снаряжаясь в поход, что забыл сказать ему, но он, конечно, прослышал о битве и скоро присоединится ко мне». Слышав такой ответ, немедля послал царь Богов колесничего, служителя Бога ветра, за благородным Муктапхалакету, а его отец Чандракету отправил вместе с посланцем Индры своего пратихару с войском и колесницей, чтобы призвать сына.

Но и сам Муктапхалакету, узнав, что отец отправился на битву с дайтйами, готов был последовать за ним со всеми своими воинами, чтобы принять участие в сражении. Сел он на слона Джайу, чье имя означало «победа», и мать царевича совершила для него церемонию, предвещающую удачу, и отправился он, вооружившись мечом, подаренным Шивой, за пределы царства Бога ветра, и только он выступил в поход, как просыпался на него с небес дождь цветов, Боги ударили в барабаны и литавры, задули благоприятные ветры, и тогда толпы Богов, бежавшие от Видйуддхваджи и повсюду скрывавшиеся в страхе перед асурой, собрались вокруг Муктапхалакету. Двигаясь с громадным своим войском, увидел царевич на пути большой храм Парвати, имя которому было Мегхавана, и столь велика была его преданность Богине, что не мог он не поклониться ей и потому спустился со слона и взял в руки небесные цветы, чтобы совершить жертву.

17.3.1. История любви царевича Муктапхалакету и царевны Падмавати

Случилось так, что в это же самое время Падмавати, успевшая достичь цвета девичества, оставила свою мать, занятую трудными подвигами веры, чтобы мужу ее, ушедшему на поле битвы, сопутствовала удача, и примчалась на колеснице вместе со всеми подругами прямо из мира Индры к этому храму, посвященному Гаури, намереваясь совершать подвиги веры ради ниспослания успеха на поле битвы ее отцу, а также и жениху, которому отдала сердце.

Спросила ее еще по дороге к храму одна из подруг: «А ведь ты пока не избрала себе возлюбленного, который мог уйти воевать. Матушка твоя совершает подвиги веры ради дарования успеха ее мужу, отцу твоему, ушедшему на поле битвы, но ради кого ты, подружка, собираешься вершить свой подвиг?» И отвечала Падмавати на вопрос подруги: «Милая, отец для девушки Божество, орошающее ее счастьем, да ведь и жених мне назначен несравненных достоинств и добродетелей, сам Муктапхалакету, сын повелителя видйадхаров, предреченный победителем Видйудхваджи, должен по велению Шивы стать мне супругом. Эту весть слышала я из уст отца, когда спросила его матушка о моем замужестве. Нареченный мой либо уже вступил в битву, либо сейчас устремляется на нее — вот почему собираюсь я с помощью подвигов веры умолить Гаури пожаловать успех в бою и моему будущему супругу, и моему отцу». Сказала ей на это подруга: «Да исполнится твое желание! Истинны и уместны твои старания, хотя и направлены они еще лишь к будущей цели — ведь свадьба твоя пока не состоялась!» Тем временем колесница Падмавати достигла большего и красивого озера поблизости от храма Гаури, сплошь; заросшего раскрывшимися золотыми лотосами, на которые словно бы легло сияние красоты, излучаемое лицом Падмавати. Спустилась Падмавати к озеру и стала срывать золотые лотосы, чтобы принести их в жертву грозной Амбике, и собралась было искупаться, как прилетели сюда две ракшаси, устремлявшиеся в жажде человечьей плоти, подобно всем прочим ракшаси, к полю, где кипела яростная схватка между Богами и асурами. У этих двух, порожденных мраком, дыбом стояли на головах волосы, цветом сходные с пламенем, извергавшимся из их пастей, полных торчащих в разные стороны клыков, а тело было черно, словно дым, и груди и животы у них обвисли, и только заметили они царевну из рода гандхарвов, как ринулись на нее с высоты, схватили и унесли с собой в поднебесье.

Однако Божество, оберегавшее колесницу Падмавати, задержало их полет, а вся свита ее взывала о помощи, и как раз в это время закончилось жертвоприношение, совершавшееся Муктапхалакету в храме грозной Богини, и он, выйдя из него, поспешил туда, откуда слышался плач. Когда же заметил великий герой Падмавати, бившуюся в тисках двух ракшаси, словно молнию, извивающуюся среди туч, он бросился на помощь красавице и освободил ее, и от мощного удара его кулака рухнули без сознания на земную твердь обе злодейки. И тогда всмотрелся царевич в этот неукротимый поток живительной красоты, имя которому Падмавати. Царевна, украшенная тремя складками-волнами, казалось, была создана творцом, дабы выразить суть всякой красоты, когда обрел он наивысшее мастерство, сотворив бесподобных небесных дев. С того самого мгновения, как Муктапхалакету взглянул на нее, чувства покинули его, несмотря на всю силу воли, и он застыл, словно бы и не живой, а нарисованный на картинке.

Падмавати, страх которой перед ракшаси уже исчез, пришла в себя и взглянула на царевича, облик которого был истинным торжеством радости для очей всего мира, поскольку лишь он один способен был угодить обезумевшим от восторга женщинам и казался сотворенным из смеси тела луны и тела самого Бога любви. Затем она стыдливо опустила очи долу и молвила подруге: «Да будет он счастлив, а я должна покинуть общество этого чужестранца».

Она еще не кончила говорить, а Муктапхалакету стал допытываться у ее подруги, что она шепчет, и та отвечала: «Красавица призывает на тебя, спасшего ей жизнь, благословение Богов и сказала мне, что нам следует покинуть общество чужестранца», а юноша с горячностью стал расспрашивать дальше: «Кто она? Чья дочь? Какому человеку, украшенному заслугами в прошлых рождениях, она будет отдана в жены?» И та ответила ему: «Доблестный повелитель, это моя подруга, а зовут ее Падмавати, и она — дочь могучего повелителя гандхарвов Падмашекхары, и Шива повелел, чтобы супругом ее стал Муктапхалакету, сын Чандракету, любимый всем миром, союзник Индры, нареченный погубитель Видйудхваджи. Она желает победы своему будущему супругу и ее собственному отцу в грядущем сражении и потому пришла в этот храм, чтобы совершить перед могучей Богиней подвиги веры и умолить ее ниспослать желанное».

При таких словах все спутники сына Чандракету вскричали: «Вот перед тобой нареченный тебе супруг!» — и тем доставили царевне истинную радость, и тогда и ее сердце, и сердце ее возлюбленного переполнились восторгом, и он и она подумали: «Как хорошо, что мы здесь встретились!» — и стали бросать друг на друга долгие и исполненные нежности кокетливые взгляды, а пока они этим занимались, раздался гром барабанов и явилось войско, а с ним колесница, на которой стояли Бог ветра и пратихара Чандракету.

Сошли они оба с колесницы и почтительно обратились к Муктапхалакету: «Царь Богов, а также и твой отец, ведущие битву, желают видеть тебя в ней, и потому поспеши!» И хотя сын повелителя видйадхаров был скован любовью Падмавати, он поднялся вместе с ними на колесницу, готовый услужить старшим, и стал надевать божественные латы, посланные самим Индрой, часто оборачиваясь при этом к Падмавати. Она же не переставая смотрела на него, пока не скрылся из виду герой, сразивший одним ударом двух злобных ракшаси, а затем, сосредоточив все свои думы на нем, совершила омовение, поклонилась Шиве и Парвати и ради того, чтобы сопутствовала царевичу победа, продолжала творить подвиги веры.

Тем временем Муктапхалакету, весь в помыслах о ее прекрасном и благовестном облике, предвещавшем победу, достиг поля, на котором кипела жестокая битва между Богами и их недругами. Когда заметили дайтйи, что прибыл к Богам отлично вооруженный герой, сопровождаемый войском, кинулись на него все великие асуры, но богатырь вихрем из стрел раздробил их головы и принес злодеев в жертву локапалам, хранителям стран света, начав этим битву. Тогда сам Видйудхваджа, видя, как бесславно гибнет его войско, кинулся на него, разъяренный, но отбросил его Муктапхалакету, и тут напали на героя со всех сторон новые полчища асуров. Узрев это, вступил в битву с асурами сам Индра, предводительствующий воинством сиддхов, гандхарвов, видйадхаров и Богов.

Разгорелось жестокое сражение, гремящее ударами стрел и копий, протазанов и палиц, дубин и топоров и стоившее жизни бесчисленным воинам, и потекли реки крови, в которых вместо крокодилов плавали туши слонов и коней, вместо песка — жемчуг, осыпавшийся со слоновьих налобий, а вместо камней — головы героев.

Торжество битвы доставляло великую радость алчущим плоти духам, которые, захмелев от крови, плясали в обнимку с еще не рухнувшими наземь трупами. Богиня Победы склонялась то на сторону Богов, то на сторону асуров, словно океан, колышимый приливами и отливами. Двадцать четыре дня уже шло сражение, и неотрывно следили за его ходом Шива, Вишну и Брахма. Когда же наступил вечер двадцать пятого дня, начались поединки главных воителей обеих армий, и самым важным из них был бой между Муктапхалакету, сражавшимся на колеснице, и Видйудхваджей, восседавшим на боевом слоне. Оружием солнца отразил царевич оружие тьмы, оружием жара — оружие холода, оружие из черного камня оружием-молнии, оружие-змею — оружием-гарудой и, наконец, одной стрелой сразил вражеского корнака, а другой — слона его. Тогда встал Видйудхваджа на колесницу, но царевич сразил колесничего и коней. Пришлось асуре прибегнуть к волшебству, и взвился он со своим войском в поднебесье и стал оттуда со всех сторон метать оружие и камни в войско Богов, а когда Муктапхалакету набросил на недругов непроницаемую сеть, сотканную из стрел, могущественный дайтйа уничтожил ее с помощью огненного дождя. Тогда, произнеся надлежащее заклятие, напустил Муктапхалакету на врага и его воинство страшнейшее в трех мирах оружие Брахмаастру, способное сокрушить всю вселенную, и оно сразило и самого великого асуру Видйудхваджу, и всех его воинов, и, мертвые, попадали они с небес, а уцелевшие сын Видйудхваджи со своей дружиной и Ваджрадамштра со своими богатырями бежали, спасаясь, в самую нижнюю часть Расаталы, одного из подземных миров.

«Слава! Слава!» — в восторге вскричали Боги и осыпали Муктапхалакету цветами, а Индра, вернувший себе власть, ибо недруг его был сражен, вступил в свой стольный град Амаравати, и было великое торжество по этой причине во всех трех мирах, и явился туда к Индре Праджапати, приведший Шачи, и привязал сверкающий алмаз к диадеме Муктапхалакету, и Бог Богов Индра снял со своей шеи ожерелье и надел его на шею победоносному царевичу, вернувшему ему державу, и усадил на трон, во всем равный своему, и Боги, исполненные радости, осыпали царевича благословениями и благодарностями. Послал Индра пратихару в столицу асуры Видйудхваджи и присоединил ее к своей державе, с тем чтобы при удобном случае подарить владения асуры царевичу Муктапхалакету.

Затем гандхарва Падмашекхара, жаждущий выдать Падмавати за царевича, многозначительно взглянул на Вершителя судеб, а тот, зная, что было у него на сердце, сказал ему: «Еще нужно кое-что сделать, а ты подожди». И начался тогда богатый праздник Индры, и пели великие гандхарвы Хаха и Хуху, и плясала сама Рамбха с другими апсарами, дружно им подпевавшими. Когда же Вершитель судеб насладился праздником, собрался он уходить, но до этого еще наградил стражей стран света и позволил им вернуться к делам, вознаградил царя гандхарвов Падмашекхару и разрешил ему уйти и, оказав величайшее уважение, отпустил благородного Муктапхалакету и Чандракету в стольный город царства видйадхаров. И царевич, истребивший угрозу миру, вернулся к себе во дворец в сопровождении отца и многих видйадхарских царей, а столица, словно обрадовавшись победоносному его возвращению, украсилась наидрагоценнейшими камнями и многоцветными гирляндами флагов. Отец его щедро одарил всех родичей и слуг и устроил в городе богатый праздник по случаю победы сына, рассыпая богатства, словно туча — дождь. Ничто, однако, не радовало Муктапхалакету, прославленного победой над Видйудхваджей, поскольку не было с ним Падмавати; но благодаря тому, что его друг Самгхатака напомнил ему о велении Шивы, он, хотя и не без труда, сумел скоротать эти дни.

 

17.4. ВОЛНА ЧЕТВЕРТАЯ

Тем временем царь гандхарвов Падмашекхара с большим торжеством и великой радостью возвратился в свой город, и, узнав от жены, что Падмавати совершала подвиги веры перед изваянием Богини Гаури, дабы та ниспослала ему победу, велел позвать дочь, и, когда она, вся исхудавшая от подвижничества и разлуки с возлюбленным, пала к ногам отца, благословил ее и молвил: «Раз ты, милая моя дочь, перенесла столь тяжкие испытания ради меня, то да вознаградит тебя свадьба с благородным Муктапхалакету, сыном повелителя видйадхаров, сокрушителем Видйудхваджи, победоносным защитником мира, — предназначен он тебе в супруги самим Шивой».

Услышав сказанное отцом, потупила очи Падмавати, а ее матушка Кувалайавали задала царю вопрос: «Скажи, супруг мой, как же смог царевич сразить в битве этого ужасного асуру, наполнявшего ужасом все три мира?», а Падмашекхара поведал ей и о доблести Муктапхалакету, и о битве между Богами и асурами. Тогда Манохарика, подружка Падмавати, рассказала, как легко он справился с двумя ракшаси. Таким образом, царь и царица узнали, что дочь их уже видела царевича и что оба они полюбили друг друга, обрадовались и сказали: «Да что могли несчастные эти ракшаси сделать с тем, кто одолел все полчища асуров единым духом, точно так же как Агастйа выпил океан?» Еще пуще разгорелось пламя любви в душе Падмавати, словно бы раздутое, как ветром, описанием непревзойденной доблести ее суженого.

Оставила царевна родителей и тотчас же пошла на крышу женского покоя, украшенную столбами из драгоценных камней, с укрепленными на колоннах ажурными решетками, усыпанными жемчугами, и велела поставить на пол, украшенный затейливой мозаикой, роскошные ложа и удобные стулья, и сама терраса была еще более уютной оттого, что стоило только подумать о чем-либо, как это тотчас же являлось, но и там не было царевне спасения от мучительного огня разлуки. Взор ее с крыши дворца упал на божественно прекрасный сад, засаженный деревьями и лианами — и те и другие из золота, — и полный множества прудов, украшенных драгоценными каменьями, и тогда она сказала сама себе: «Что за диво! Наш прекрасный город еще красивее, чем царство луны, где я родилась, а я все еще не знаю его, истинное украшение Гималаев, да и не видела прежде этого сада, превосходящего прелестью Нандану, сад Индры. Пойду-ка я туда, может быть, тенистые деревья хоть немножко умерят палящие мучения разлуки». Поразмыслив таким образом, девушка ловко ухитрилась сойти с крыши одна и собралась было отправиться туда, да ноги у нее не шли, и тогда с помощью своего волшебства она создала птиц, которые отнесли ее в этот сад, где она села в беседке, образованной сросшимися платанами, на ковер из цветов, и божественное пение и музыка услаждали ее слух, но и там не обрела она облегчения, и страсть ее не утихла, а полыхающий огонь страсти даже усилился — ведь она все еще была в разлуке с любимым.

С тоски захотелось ей увидеть возлюбленного хотя бы на портрете, и, силой волшебства раздобыв столик для рисования и цветные мелки, молвила она про себя: «Ах, уж если сам творец не может создать еще одно такое совершенство, как мой возлюбленный, то разве смею я, имея лишь калам в руке, помыслить, что смогу передать даже малое сходство с ним? И все же постараюсь нарисовать его в меру своих сил хотя бы в утешение себе». С такими мыслями стала она рисовать на дощечке, и, пока занималась этим делом, ее подруга Манохарика, встревоженная отсутствием царевны, побежала на розыски и наткнулась на нее в этом саду, держащую перед собой дощечку для рисования. «О, — сказала Манохарика про себя, — я должна посмотреть, что это царевна делает здесь в одиночестве», — и спряталась.

А Падмавати, глаза которой источали слезы, заговорила со своим нарисованным возлюбленным: «Как это так, что ты, сразивший свирепых асуров и избавивший Индру от несчастий, не смог избавить от беды меня, хотя бы поговорив со мной? Для тех, чьи заслуги в прошлых рождениях мизерны, даже пожелай-дерево не щедро, даже Будда не сострадателен, даже золото оказывается простым камнем. Не знаешь ты горького недуга любви и не можешь понять моих страданий — что может сделать бедный лучник Кама с тем, кто оказался непобедим даже для дайтйев? Да что я говорю? Воистину судьба враждебна мне — она наполнила очи мои слезами, и из-за этого не могу я тебя больше видеть даже на картинке». И, вымолвив это, царевна зарыдала, и слезы ее были такими, что, казалось, крупные жемчужины сыпались из порванного ею ожерелья.

В это мгновение Манохарика вышла из укрытия, а царевна спрятала дощечку для рисования и спросила ее: «Я так долго не видела тебя — куда это ты ходила?» Рассмеялась Манохарика в ответ и промолвила: «Я все ходила и искала тебя, подружка. А зачем ты спрятала дощечку для рисования? Мгновение тому назад я видела на ней замечательный рисунок».

Когда Манохарика сказала это, Падмавати, опустившая от стыда лицо, проговорила сквозь слезы: «Тебе все уже давно, подружка, известно — с чего бы стала я скрывать. Так уж случилось, что хотя царевич Муктапхалакету спас меня от пламени гнева свирепых ракшаси около храма Гаури, но вверг он меня в огонь любви, усилив его нестерпимым огнем разлуки. Теперь уж не знаю, куда идти, кому жаловаться, с кем говорить, к какому средству прибегнуть, раз сердце мое привязано к тому, кого так трудно достичь».

Возразила ей Манохарика: «Милая, привязанность твоей души вполне понятна и уместна; конечно же, твоя любовь воистину будет наградой за красоту избранника, так же как полумесяц украшает собой волосы Шивы, уложенные венцом. И не отчаивайся — по правде говоря, не сможет он без тебя жить. Разве ты не заметила, что любовь и его тяжко поразила? Ведь при виде твоей красоты даже женщины жаждут стать мужчинами — и воистину, кто из мужчин не захотел бы твоей руки? Тем более он, равный тебе красотой! Уж не думаешь ли ты, что Шива, определивший вам быть мужем и женой, солгал? Но даже если пострадавший от любви безропотно несет свое бремя и не прилагает никаких усилий, чтобы достичь желаемого, то все равно будет цель достигнута. Приободрись, скоро станет он твоим супругом. Нетрудно тебе взять в супруги любого мужчину, но все мужчины знают, что ты трудно достающаяся награда».

Когда подруга высказала это, царевна ответила: «Все я знаю, подружка, но что же мне делать? Мое сердце не может вынести даже мига разлуки с властителем моей жизни, полностью ему посвященной, да и Кама не потерпит, чтобы его дальше обманывали. Стоит мне подумать о любимом, как душа моя возрождается, но все тело мое пылает, и само дыхание, кажется, готово покинуть его из-за нестерпимого жара». И только успела Падмавати выговорить эти слова, как упала без памяти на руки своей подруги, а та, разразившись слезами, сумела мало-помалу привести царевну в чувство, обрызгивая ее водой, и овевая банановыми листьями, и применяя еще такие средства, как ожерелье и браслеты из стеблей лотоса, пропитанных сандаловым маслом, но только касались они ее тела, как начинали вянуть и корчиться, подобно ей самой, словно испытывали такие же муки.

И прошептала тогда Падмавати подруге: «К чему все эти напрасные старания? Не умерить им мои мучения.

Вот если б ты могла предпринять один лишь шаг, способный облегчить мои страдания, было б то великое счастье». И подруга спросила у исстрадавшейся Падмавати: «Чего не сделаю я ради тебя? Но скажи мне, что бы это было такое?»

С трудом и смущением вымолвила царевна: «Подружка дорогая, ступай и приведи сюда моего возлюбленного как можно скорее. Нет иного средства умерить мои мучения, да и батюшка не рассердится и даже поспешит отдать меня ему». Решительно сказала ей на это подруга: «Коли так, то приди в себя. Немедля отправляюсь я в Чандрапуру, блистательную и славную столицу повелителя видйадхаров Чандракету, с тем чтобы привести сюда любимого тобой его сына. Успокойся же! Что за толк в пустых терзаниях?!» И в ответ на утешения Манохарики промолвила царевна: «Что же, отправляйся, подружка, и да будет твое странствие счастливым! И со всей почтительностью скажи храброму моему возлюбленному, избавившему от беды три мира: «Так любезно избавил ты меня в храме Гаури от ракшаси, но почему же ты не спасешь меня теперь, сраженную Камой, этим погубителем женщин? Скажи мне, повелитель, неужели такова твоя добродетель, позволяющая избавить от гибели вселенную, но оставить в беде ту, которую ты же некогда спас, преданную тебе всей душой». Вот что ты должна передать ему, счастливица, или что-нибудь в этом роде, как уж подскажет тебе твой ум». С такими словами отправила Падмавати свою подругу выполнять порученное.

А после этого, немного приободрившись, забрала она дощечку для рисования и направилась в покои отца, а оттуда прошла в окружении служанок в свою опочивальню и, совершив омовение, помолилась с истовой преданностью Шиве и обратила к нему такую речь: «Без тебя, всемогущий, без твоего милостивого соизволения ни одно желание, великое или малое, не исполняется в трех мирах. Если не отдашь ты мне в мужья благородного сына верховного повелителя видйадхаров, которому навеки отдано мое сердце, расстанусь я с жизнью здесь, перед твоим изваянием».

Но стоило только Падмавати произнести это моление, как всех ее слуг и служанок охватили печаль, горе и удивление, и они сказали ей так: «Зачем ведешь ты такие речи, царевна, пренебрегая своим телом? Разве есть что-либо в трех мирах, чего бы ты не могла достичь? Даже Будда забыл бы о самоотвержении, если бы ты его полюбила. Ведь тот, по кому ты так страдаешь, должен быть человеком высочайших достоинств». Она же, исполненная восторга от добродетелей возлюбленного, возразила им: «Какая же радость мне от того, что полюбила я его, единственное прибежище Индры и всех прочих Богов, в одиночку сразившего полчища асуров, так же как Солнце сражает Тьму, и спасшего мою жизнь?!»

И царевна по-прежнему продолжала тосковать, и единственным предметом, о котором она беседовала со своими близкими подругами, был ее возлюбленный и его совершенства.

Тем временем ее подруга Манохарика спешила в Чандрапуру и наконец достигла столицы властителя над видйадхарами, города, который Вишвакарман сделал совершенным и невообразимо великолепным, словно был он неудовлетворен своим искусством при строительстве города Богов. Стала она разыскивать Муктапхалакету, но никак не могла найти его и вот прилетела на своей птице в сад Чандрапуры. Истинное наслаждение испытала она, вступив в этот сад, волшебное совершенство которого было непостижимо уму: деревья в нем состояли из сверкающих драгоценных камней, и каждое из них цвело множеством непохожих друг на друга цветов, и щебет птиц среди них сливался со звуком божественных песен, и среди деревьев было много камней, приспособленных для сидения.

Небесные садовники в облике птиц заметили Манохарику и приблизились к ней, и с величайшим почтением и чарующе-гармоничными голосами попросили присесть на скамью из изумруда, стоявшую под пожелай-деревом, и, когда она села, доставили ей несказанное наслаждение различными угощениями. С благодарностью принимала она их заботы, думая при этом: «Как чудесно волшебное могущество видйадхаров, обладающих таким дивным садом, где радости и наслаждения являются сами, когда даже и не думаешь о них, где слугами являются птицы, а небесные девы услаждают слух неисчезающим беспрестанным пением!» Так сказав самой себе, стала она расспрашивать пернатых слуг о Муктапхалакету, пока наконец не увидела его под сенью деревьев париджата и других деревьев подобного рода. Казалось, он тяжко страдал, возлежа на ложе из цветочных лепестков, увлажненных сандаловым маслом, и она сразу его узнала, поскольку видела еще у храма Гаури, и подумала: «Посмотрю-ка я, чем это он болен, коли скрылся в эти заросли!»

Тем временем Муктапхалакету обратился к своему другу Самгхатаке, который старался привести его в чувство, обкладывая льдом, умащая сандалом и овевая пальмовыми листьями, с такими словами: «Нет, друг мой, напрасны твои усилия, ибо наверняка Бог любви подменил куски льда пылающими углями, в сандал спрятал пламя горящей соломы, а в дуновение от пальмовых листьев подмешал дыхание огня лесного пожара, с тем чтобы спалить каждую частицу моего тела, и без того сжигаемого разлукой. В этом саду, превосходящем своей прелестью Нандану, даже мелодичное пение небесных дев, их пляски и игры причиняют мне нестерпимую боль. Ничто не утишит лихорадку, вызванную стрелами Бога любви, кроме лотосоликой Падмавати. Но даже самому себе не смею я в этом признаться и ни в чем не нахожу спасениями воистину лишь один путь известен мне, чтобы обрести ее. Должен я пойти в храм Гаури, тот самый, где впервые лицезрел я мою любимую и где она стрелами своих кокетливых взглядов вырвала мое сердце и похитила его. Если удастся мне подвижничеством умилостивить Шиву, неразрывно слитого с дочерью Повелителя гор, то научит он меня, как достичь соединения с возлюбленной».

Кончил он произносить эти слова и собрался было подняться с ложа, как тотчас объявилась перед ним радостная Манохарика, и Самгхатака обратился к другу: «Посмотри-ка, царевич, какая тебе удача выпала. Исполнилось твое желание. Вот идет к тебе служанка твоей возлюбленной — помню я, что стояла она около царевны в том святилище Амбики». И тогда при виде подруги своей возлюбленной странное чувство овладело царевичем — и были в этом чувстве и бурная радость, жаждущая излиться, и удивление, и острая боль тоски, а когда Манохарика, истинный ливень животворной амриты для его очей, приблизилась к нему, он усадил ее рядом с собой и спросил, здорова ли его возлюбленная.

Она же так отвечала ему: «Непременно поправится моя подруга, когда ты станешь ее супругом, но пока что она тяжко страдает. С тех пор как увидела тебя царевна Падмавати и ты унес ее сердце с собой, пришла она в отчаяние и ничего не видит и не слышит, сорвала с себя ожерелья и носит вместо них сплетенные волокна лотоса, покинула ложе и терзается на подстилке из листьев лотоса. Могущественнейший из могущественных, клянусь тебе, что самое ее тело, умащенное сандаловым маслом, испарившимся от внутреннего жара и обратившимся в серый пепел, словно смеясь белым смехом, кажется, говорит: «Та самая красавица, которая прежде была столь стыдлива, что не могла даже и слышать упоминания о любовнике, в сколь жалкое состояние пришла теперь из-за разлуки с возлюбленным!» Вот ее послание к тебе». И затем Манохарика прочла еще две шлоки, которые передала ей Падмавати.

Стоило Муктапхалакету выслушать все это, как избавился он от боли, и с радостью приветствовал Манохарику, и сказал ей: «Твои слова поистине оказались для моей души животворной амритой, и я пришел в себя, обрел бодрость духа и избавился от вялости. Мои добрые дела в прежних рождениях наконец принесли сегодня достойный плод в облике вести о том, что дочь повелителя гандхарвов столь благосклонна ко мне. Но если я еще мог кое-как снести муки любви, то как могла это вытерпеть она, чье тело нежно, как цветок шириши? Теперь отправлюсь я в храм Гаури, а ты приведи туда мою возлюбленную, чтобы поскорее мы смогли там встретиться. Поспеши, благовестная, успокоить свою подругу и дай ей вот этот драгоценный камень, останавливающий поток печали, который был дан мне Самосущим, когда я его обрадовал своими подвигами, а вот это ожерелье, подаренное мне самим Индрой, пусть будет моим даром тебе». И молвив так, передал он ей драгоценность, украшавшую его чело, для Падмавати и, сняв с себя ожерелье, надел на шею верной подруги. Обрадованная Манохарика низко поклонилась ему, села на свою птицу и полетела к Падмавати, а Муктапхалакету, с которого доставленная весть вмиг сняла всю истому и вялость, поспешил вместе с Самгхатакой вернуться в свой дворец.

Манохарика же, отыскав Падмавати, рассказала ей о любовных мучениях ее возлюбленного, которым она сама была свидетельницей, и повторила ей, как он велел передать, все слова его, полные любви и сладостной нежности, и поведала об условленной встрече в храме Гаури, назначенной им, и отдала подруге волшебно-драгоценный камень, избавляющий от печалей, и показала ожерелье, полученное в подарок ею самой. Крепко обняла ее Падмавати, и поблагодарила за то, что она так успешно выполнила порученное, и забыла о всех мучениях, испытанных до получения такой благой вести, и прикрепила, словно свою радость, драгоценный камень, утоляющий печаль, к диадеме, и собралась идти в храм Гаури.

А в то время случилось так, что пришел в этот же храм подвижник Таподхана вместе со своим учеником, твердым в обетах, звавшимся Дридхавратой, и сказал ему: «Я должен на некоторый срок уединиться для размышлений в этом божественном саду, а ты останься у входа и никого сюда не пускай, пока я не кончу размышлений и не совершу жертву Парвати». С таким наказом оставил подвижник своего ученика у входа в сад храма, а сам сел под пожелай-деревом и погрузился в сосредоточенные размышления. Потом, кончив размышлять, он пошел в храм, чтобы поклониться Амбике, но не уведомил об этом ученика, по-прежнему сидевшего у входа в сад.

А тут и примчался туда на небесном верблюде подобающе наряженный Муктапхалакету, сопровождаемый своим другом Самгхатакой, и уже готов был въехать в сад, как ученик Таподханы остановил его: «Не входи туда! Мой наставник занят там размышлениями». Царевич же, жаждавший встречи с возлюбленной, подумал про себя: «Просторен этот сад, и может быть, что она уже пришла и бродит где-нибудь, а подвижник сидит себе в каком-нибудь уголке» — и перенесся вместе с другом по воздуху прямо в сад.

Пока же он высматривал там свою возлюбленную, ученик подвижника вошел в сад, чтобы узнать, кончил ли его наставник свои размышления или нет, но вместо него увидел Муктапхалакету с другом, проникших в сад недозволенным образом. В гневе проклял Дридхаврата и царевича, и Самгхатаку такими словами: «Раз вы нарушили размышления моего наставника и выгнали его, то за такое непочтение будете жить отныне среди смертных», а сам кинулся разыскивать своего учителя. Было это суровое проклятие подобно удару молнии, обрушившемуся на Муктапхалакету как раз в тот момент, когда должно было исполниться его заветное желание, и погрузился он в глубокое отчаяние. Тем временем Падмавати, жаждущая увидеть возлюбленного, прилетела туда на птице вместе с Манохарикой и другими служанками, и когда царевич узрел ее, пришедшую по своей воле к нему, то, лишенный проклятием возможности обнять ее, испытал он горестное смятение, в котором сплелись воедино и печаль, и радость. Почувствовала тут Падмавати, как задергалась у нее правая бровь, предвещая недоброе, и сердце ее вздрогнуло при виде глубокого отчаяния, охватившего возлюбленного, и устремилась она к нему. Но царевич остановил ее словами: «О любимая, наше желание уже могло бы исполниться, когда бы не случилось на его пути нового препятствия, подброшенного судьбой».

И он рассказал, какое проклятие пало на него.

Тогда оба они, подавленные отчаянием, направились к подвижнику, который был учителем наложившего проклятие и находился сейчас в храме, с тем чтобы упросить его пресечь это проклятие. Великий подвижник, обладавший даром прозрения, увидел их, с почтением и скромно приближавшихся к нему, и благосклонно обратился к Муктапхалакету: «Проклял тебя этот глупец, действием опередивший должное размышление! Но мне ты никакого вреда не причинил, ибо я еще до того удалился в храм. Знай, что это проклятие только лишь средство, а не истинная причина твоего превращения, ибо должен ты сослужить на земле великую службу Богам. По воле судьбы ты придешь, чтобы увидеть Падмавати, и, изнемогающий от любви, расстанешься со своим смертным телом и, избавившись от тяготеющего над тобой проклятия, обретешь свою возлюбленную в том самом облике, в котором она сейчас. Раз ты стал освободителем вселенной, то не должен ты долго находиться под бременем проклятия. Причина же его в том, что легкая тень неправедности пала на тебя тогда, когда, пустив в ход Брахмаастру, погубил ты ею стариков и детей».

Выслушав все это, Падмавати, заливаясь слезами, взмолилась: «Святомудрый, пусть же и я разделю судьбу моего нареченного! Не смогу я прожить и мгновения без него!», а он возразил ей: «Этого не может быть, ибо тебе следует остаться здесь и совершать подвиги веры ради скорейшего избавления твоего любимого от проклятия и ради того, чтобы скорее мог он сделать тебя своей женой. После этого как супруга Муктапхалакету будешь ты вместе с ним править над видйадхарами и асурами сорок три миллиарда двести миллионов лет. А пока ты будешь совершать подвиги веры, будет тебя охранять этот лучший из драгоценных камней, подаренный возлюбленным, — велика его сила, ибо рожден он из кувшина самого Вершителя судеб».

Когда подвижник, наделенный силой божественного прозрения, молвил это в ответ на слова Падмавати.

Муктапхалакету, низко склонившись перед ним, взмолился: «О святомудрый, пусть никогда не поколеблется моя преданность Богу Шиве, пока я буду пребывать среди смертных, и пусть никогда душа моя не склонится к какой-либо иной женщине, кроме Падмавати!» И ответил подвижник: «Пусть так и будет!»

Глубоко опечаленная, прокляла Падмавати ученика, из-за ошибки которого такие горести обрушились на нее и ее возлюбленного: «Раз ты по своей глупости проклял предназначенного мне судьбой супруга, да будешь ты ему в его земной жизни вьючным животным и в его воле будет изменять твое обличье!» От такого тяжкого проклятия пришел в отчаяние Дридхаврата, а затем исчез он, а вместе с ним и его наставник Таподхана. И тогда Муктапхалакету сказал Падмавати: «Должен я теперь пойти в свой город и посмотреть, что случится там со мною». Услышав эти слова и придя в ужас при мысли о разлуке, она в украшениях и нарядной одежде пала на землю, словно лиана, сорванная ураганом вместе со всеми своими цветами. Как только мог успокаивал Муктапхалакету свою бившуюся в рыданиях возлюбленную, а затем вместе с другом отправился в путь, часто оборачиваясь, с тем чтобы еще и еще раз взглянуть на нее. Падмавати, в отчаянии от разлуки и рыдая, говорила сквозь слезы Манохарике, старавшейся утешить ее: «Уверена я, что этой ночью привиделась мне сама Парвати, и уже она была готова накинуть мне на шею гирлянду из цветов, как остановилась и промолвила: «Не тревожься! Я непременно отдам ее тебе в будущем». Я думаю, что она хотела дать мне понять, что мой союз с возлюбленным должен пройти испытание какой-то помехой». Так печалилась она о случившемся, и Манохарика подтвердила: «Конечно, как ты и думаешь, сон этот был послан тебе Богиней в утешение. И ведь подвижник сказал то же самое, да и Боги определили именно так. Поэтому приободрись и верь, что скоро соединишься ты со своим милым».

Такими и другими словами подруги, волшебным действием лучшего из драгоценных камней была Падмавати приведена в чувство, и осталась она жить в храме Гаури, предаваясь подвигам веры, совершая трижды в день поклонение перед Шивой и Парвати, а также перед изображением своего возлюбленного, принесенным из родного города. Когда весть о случившемся достигла ушей ее родителей, все в слезах поспешили они к ней и попытались удержать ее от подвижничества: «Не терзай себя понапрасну во имя желания, которое так или иначе осуществится». Но она отвергла их доводы: «Как смею я жить в неге и холе, когда супругу, нареченному мне богом, предстоят из-за проклятия тяжкие испытания? Ведь для женщин из благородных семей супруг все равно что Бог. Нет у меня сомнений, что благодаря моему подвижничеству будет положен конец этому несчастью и милостью Шивы соединюсь я с возлюбленным, ибо нет ничего, чего не могло бы принести подвижничество».

И когда Падмавати так решительно возразила родителям, ее матушка Кувалайавати обратилась к своему супругу со словами: «Пусть продолжает она, государь, совершать это жестокое подвижничество! Зачем тревожить ее бесплодными доводами? Так уж ей предназначено судьбой, и этому есть причина. Вот послушай. Однажды Девапрабха, дочь повелителя сиддхов, совершала в храме Шивы очень суровое подвижничество ради обретения желанного супруга. Пошла туда вместе со мной Падмавати и жестоко посмеялась над ней: «Как не стыдно тебе совершать подвижничество ради замужества?» И тогда Девапрабха разгневалась и прокляла ее: «Глупая, смешна ты своим умом младенческим! Пусть же и тебе придется совершать тяжкое подвижничество ради обретения супруга!» Вот поэтому-то она и должна неизбежно претерпеть страдания — кто может отменить проклятие дочери повелителя сиддхов? Пусть уж она делает то, что делает». После этих слов супруги повелитель гандхарвов решил, хотя и не без сомнений, вернуться к себе, и дочь его низко поклонилась ему, и он отправился в свою столицу. Падмавати же осталась в храме Гаури и продолжала возносить молитвы и совершать подвиги веры, и каждый день она летала поклониться Сиддхишваре, почитаемой самим Брахмой и другими Богами, о чем Шива повелел ей во сне.

 

17.5. ВОЛНА ПЯТАЯ

Пока Падмавати была занята совершением подвигов веры в надежде, что это поможет ей соединиться с Муктапхалакету, сам сын повелителя видйадхаров в предчувствии схождения своего в мир смертных, которое неизбежно следует за проклятием брахмана, в страхе бросился к Шиве, чтобы освободил он его от этого. Взмолился царевич могучему Богу, и раздался из святая святых храма небесный голос: «Не опасайся ничего, ибо не придется тебе переносить страданий ни в материнской утробе, ни в твоей жизни среди смертных, ибо родишься ты могущественным и доблестным князем, обретешь благодаря подвижничеству Таподханы власть над всеми видами оружия, а мой гана, которого зовут Кинкара, будет твоим младшим братом. С его помощью одолеешь ты своих врагов и исполнишь службу, которую ожидают от тебя Боги, а затем воссоединишься с Падмавати и будешь властвовать над видйадхарами!» Выслушал эту речь царевич, и зародилась в душе его надежда, и стал он ожидать, когда созреет плод обрушенного на него проклятия.

В этом месте моего повествования уместно рассказать о городе, расположенном на востоке и называвшемся Девасабха, то есть Собрание Богов, превзошедшем великолепием это собрание. В нем обитал повелитель мира чакравартин Мерудхваджа, союзник Индры во время войны между Богами и асурами. Этот великодушный царь жаждал славы, а не богатств других людей, был у него беспощаден меч, но не были такими его наказания, он страшился греха, но не страшился врагов, изредка искривлялись от гнева его брови, но никогда не кривил он душой, рука его была жестка от ударов тетивы, но не было жестокости в его словах, был он скуп на пощаду даже к беспомощным врагам в битве, но никогда не проявлял ни малейшей скупости, раздавая награды, испытывал истинную радость и наслаждение от добродетельных дел, но не от женщин. Но две тревоги постоянно жили в его душе, и одной из них было то, что не имел он ни одного сына, а другой — то, что дайтйи, спасшиеся от истребления во время великой битвы между Богами и асурами и изгнанные в Паталу, продолжали угрожать издалека и коварно разрушали святые места, храмы и ашрамы и потом снова возвращались в Паталу, и царь не мог взять их в плен, ибо они могли передвигаться как в поднебесье, над землей, так и в Патале, подземном царстве.

Случилось однажды так, что, удрученный такими тревогами, отправился он в день полнолуния в месяц чайтра на колеснице, посланной за ним самим Индрой, для того чтобы принять участие в собрании Богов — Индра всегда собирал Богов на совет в утреннюю часть этого дня, и царь Мерудхваджа всегда отправлялся туда в присланной Индрой колеснице. Хотя и на этот раз Индра его почтил и насладился Мерудхваджа песнями и плясками небесных дев, но не переставал он вздыхать.

Заметил это предводитель Богов и, зная, что томило душу друга, сказал Мерудхвадже: «Знаю я, царь, в чем твоя печаль. Брось сокрушаться. Родится у тебя сын, и будет он назван Муктапхаладхваджа, и будет в нем частица Шивы, и еще один сын родится у тебя, по имени Малайадхваджа, в котором воплотится гана, один из слуг Шивы. Муктапхаладхваджа и его младший брат получат от святомудрого Таподханы все знания, все виды оружия и ездовое животное, способное принимать любой облик. Этот непобедимый воин снова овладеет великим оружием Пашупатой и завоюет земной и подземный миры. Прими от меня двух слонов, способных передвигаться по воздуху, Канчанагири и Канчанашекхару, а еще могучее оружие». Когда Индра сказал это Мерудхвадже, он передал ему и оружие, и слонов и отпустил его, и тот, радостный, вернулся в свой город на землю. Однако асуры, которые благодаря своему коварству смогли подорвать уверенность Богов в силах этого царя, сумели снова спастись от него, хотя он и выехал против них на летучем слоне, ибо и на сей раз нашли они убежище в Патале.

Тогда царь, жаждавший сына, отправился на том же летучем слоне в обитель подвижника Таподханы, о котором рассказал ему Индра, приблизился к нему и, сообщив о повелении Индры, промолвил: «Почтенный, скажи мне, каким путем могу я достичь своей цели». И подвижник посоветовал царю и его супруге принять ради этого обет служения Шиве. Принял на себя такой обет Мерудхваджа и стал поклоняться Шиве, и этот великий Бог смилостивился, и явился царю во сне, и повелел ему: «Встань, государь! Вскоре обретешь ты одного за другим двух непобедимых сыновей, которые сокрушат асуров». Когда царь услышал это, то, проснувшись, тотчас же сообщил он об этом подвижнику и затем вместе с царицей вернулся в свою столицу, а через несколько дней его супруга понесла под сердцем, и каким-то таинственным способом Муктапхалакету, обреченный проклятием на то, чтобы покинуть тело видйадхары, был зачат в ней, хотя тело его продолжало оставаться в Чандрапуре под охраной родичей, с помощью магии предохраненное от разложения.

Так супруга царя Мерудхваджи в городе Девасабха забеременела и обрадовала этим своего супруга, и чем больше становилось ее бремя, тем больше росла радость царя, а когда наступило положенное время, родила она сына, подобного солнцу, и он, хотя еще и ребенок, обладал уже могучей силой, как рожденный Парвати Сканда. И не только на всей земле начался великий праздник, но и на небесах, и даже сами Боги ударили в барабаны. Подвижник Таподхана, обладающий божественным прозрением, пришел поздравить Мерудхваджу, и по его совету царь нарек сына Муктапхаладхваджей, как было сказано и Индрой, и после этого подвижник удалился.

Миновал год, и у царицы родился еще один сын, и царь с помощью Таподханы, явившегося во дворец ради такой радости, нарек сына Малайадхваджа, а после этого родился сын у царского министра, и это был, как и следовало по проклятию, Самгхатака, и отец дал ему имя Махабуддхи. Стали два царевича расти, словно львята, вместе с сыном министра, и чем больше они росли, тем мощней становилась их сила, а когда прошло восемь лет, явился подвижник Таподхана и, совершив над ними церемонию посвящения, надел на них священный шнур, а в следующие восемь лет наставлял он их в разных науках и искусствах и во владении разным оружием. Царь Мерудхваджа, узрев, что сыновья его стали юношами, способными владеть всеми видами оружия, убедился, что жил он не напрасно.

Тогда решил подвижник вернуться в свою обитель, но царь остановил его: «Почтенный, какой дар ты пожелаешь, тот и возьми!», а святомудрый ему ответил: «Один-единственный дар приму я от тебя, государь, и этот дар — твоя и твоих сыновей победа над асурами, мешающими моим жертвоприношениям». Отвечал ему на это царь: «Прими, святомудрый, такой дар. Смело начинай жертвоприношение, и когда асуры нагрянут, чтобы помешать ему, то немедля поспешу я со своими сыновьями тебе на помощь. Прежде дайтйи, нарушавшие твои святые обряды, скрывались, взвиваясь в поднебесье, ныряя в море, укрываясь в недрах Паталы, но теперь есть у меня два летучих слона, так что я и мои сыновья сумеем настичь их, даже если они полетят в поднебесье».

Обрадовался подвижник и ответил: «Начни, государь, все надлежащие приготовления для моего жертвоприношения, с тем чтобы я мог начать это занимающее много времени святое дело, которое прославится даже в самых отдаленных краях земли. Я же пришлю к тебе моего ученика Дридхаврату; обретшего облик безгранично могучей птицы, способной лететь куда хочет, — на ней будет восседать Муктапхаладхваджа». С этими словами Таподхана вернулся в свою обитель, а царь послал ему все, что необходимо для жертвоприношения. Подвижник начал готовиться к совершению жертвы, посмотреть на которую собрались Боги и мудрецы, а данавы, живущие в Патале, когда весть об этом достигла их, пришли в возбуждение.

Именно тогда, узнав об этом, послал Таподхана своего ученика Дридхаврату, обреченного проклятием жить в облике птицы, в город Девасабха, а Мерудхваджа, увидев ее, спустившуюся в его столицу, вспомнил, о чем говорил ему подвижник, и снарядил двух своих летучих слонов. Сам он взошел на сильнейшего из них, Канчанагири, а другого, Канчанашекхару, отдал младшему из сыновей. Муктапхаладхваджа, взяв с собой разнообразное божественное оружие, воссел на птицу Дридхаврату, и сказители восславили его возвышающими душу песнями. Затем три героя послали свои дружины вперед и последовали за ними на своих летучих ваханах, унося с собой благословения святомудрых брахманов, а когда достигли они обители Таподханы, то пожаловал он им столь могущественный дар, что стали они неуязвимы для любого оружия.

А тем временем полчища асуров выступили в поход, чтобы помешать совершению жертвы, и воины Мерудхваджи бросились на них, возглашая боевые кличи. Разгорелась битва между дайтйами и людьми, но дайтйи, летая по воздуху, одерживали верх над ними, прикованными к земле. И тут ринулся на них Муктапхаладхваджа на своем летучем коне, и ударил по ним, и осыпал их ливнем из стрел, и тогда дайтйи, уклонившиеся от его карающей десницы, видя, что сражается он верхом на могучей птице, бежали, вообразив, что обрушился на них сам Нарайана, и, спасаясь, укрылись в Патале и поведали о том, что случилось, Трайлокйамалину, царствовавшему в то время над всеми темными силами.

Повелитель асуров, услышав такую весть, разведал через своих соглядатаев, в чем дело, и, узнав, что Муктапхаладхваджа — всего лишь смертный, не смог стерпеть позора поражения. Собрал Трайлокйамалин всех данавов в Патале и, не обращая внимания на дурные приметы, направился в сторону обители Таподханы, для того чтобы отомстить за унижение. Но Муктапхаладхваджа и его дружина были настороже, и как только заметили они повелителя данавов с его полчищами, бросились на них, и началась тогда вторая великая битва между асурами и людьми, а Боги во главе с Рудрой и Индрой поспешили на своих колесницах посмотреть на нее.

И тогда неожиданно Муктапхаладхваджа увидел представшую перед ним Пашупату, великое оружие несокрушимой мощи, громадное и извергающее потоки пламени, с тремя глазами и четырьмя ликами, на одной ноге и с восемью руками, подобное тому всепожирающему огню, которое истребляет мир в конце каждой кальпы. И молвила Пашупата: «Знай, что пришла я по велению Шивы, дабы сделать верной твою победу». И, выслушав ее слова, царевич почтил могущественное оружие и взял его. Тем временем асуры, летавшие в воздухе, осыпали стрелами изнемогавшую дружину Мерудхваджи, прикованную к земле, и Муктапхаладхваджа, способный сражаться разным оружием, бросился ей на выручку и, сражаясь с асурами, возвел между ними и своими воинами подлинную стену из стрел.

Повелитель асуров Трайлокйамалин, заметив, что Муктапхаладхваджа, его отец и брат ведут бой на летучих ваханах, направил против них змеиное оружие, выпустившее множество злобных и ядовитых змей, но и с ними справился Малайадхваджа с помощью множества гаруд, вылетевших из могущественной птицы, на которой он летал, и таким же образом с необычайной легкостью отражал царевич всякое оружие, которое применяли царь дайтйев и его сын. Разъярившись, напустили Трайлокйамалин, беспощадный враг Богов, и его сын, и прочие данавы на Малайадхваджу огневое оружие но и оно при виде пылающей перед царевичем Пашупаты пришло в ужас и бежало.

Тогда попытались спастись перепуганные дайтйи, но герой Муктапхаладхваджа понял их намерение и немедля воздвиг над ними стены и потолок из летучих стрел, непроницаемые, словно алмазный свод, и пока данавы метались там, словно птицы в силке, Муктапхаладхваджа, его отец и младший брат метали в них острые стрелы, и на землю дождем сыпались отсеченные руки, ноги, головы и обезглавленные тела, и лились потоки крови. И вскричали Боги: «Саддху! Саддху! Славно!» — и наградили победоносных героев дождем из цветов. Затем же применил Муктапхаладхваджу против недругов одурманивающее оружие, и, когда все они без чувств попадали на землю, перевязал он их веревками с помощью оружия Варуны.

И молвил тут царю Мерудхвадже подвижник Таподхана: «Ни в коем случае не должен ты убивать асуров, спасшихся от истребления, но следует привлечь их к себе, дабы вместе с ними подчинить и Расаталу. А что до повелителя дайтйев, его сына и его министров, то их вместе с великими асурами, злобными нагами и главными ракшасам надо заключить в пещеру Шветашилу в твоем городе». И обратился Мерудхваджа к воинам из дайтйев: «Не тревожьтесь, мы не убьем вас, но отныне будете вы под властью Муктапхаладхваджи и его брата». И те, услышав такое предложение, с радостью согласились. Затем царь препроводил Трайлокйамалина, владыку над дайтйами, его сына и прочих в Шветашилу, и заключил в ней, и поручил их охрану своему главному министру, дав ему под начало дружину из многих доблестных воинов.

Так окончилась битва, и Боги разъехались в своих колесницах, осыпав цветами мандары победителей, и торжество затопило весь мир, и победоносный царь Мерудхваджа повелел своим сыновьям: «Я должен остаться здесь, чтобы оградить жертвоприношение от каких-либо помех, а вы ступайте в Паталу со всеми нашими воинами, захватившими множество колесниц дайтйев, и с теми воинами из асуров, которые сумели спастись, и следует вам замириться с жителями Паталы и привести их под нашу державу и назначить повсеместно управителей, а когда вы со всем этим покончите, возвращайтесь сюда».

Выслушали повеление отца Муктапхаладхваджа, восседавщий на своей волшебной вахане, изменявшей по желанию облик, и Малайадхваджа, и вступили вслед за покорившейся им частью воинства данавов, отправленной ими вперед, в пределы Расаталы, и сразили сопротивлявшихся в разных местах стражей, и провозгласили под барабанный бой помилование всем прочим, и народ поверил им и покорился, и таким образом подчинили они себе все семь подземных миров, сверкавших чудесными дворцами, выстроенными из самоцветных камней, и испытали в них разные наслаждения, какие только можно было получить в прекрасных садах, исполнявших любые желания и украшенных прудами, полными дивного вина, ступенчатые сходы к которым были выложены драгоценностями, и увидели они там красавиц данавов и их дочерей, и все эти жены и девы могли с помощью волшебства скрываться внутри деревьев.

Свайампрабха же, супруга Трайлокйамалина, начала подвижничество ради благополучия своего мужа, брошенного в узилище, а вместе с ней приняли обет и две их дочери — Трайлокйапрабха и Трибхуванапрабха, опечаленные судьбой отца.

А царевичи осыпали всяческими милостями всех жителей Паталы, испытавших счастье оттого, что обрели наконец покой, а также назначили Самграмасинху и других верных людей управителями в разных уделах Паталы, а после этого вернулись к отцу, охранявшему обитель Таподханы. Пока же были они заняты подобными делами, жертвоприношение подвижника обрело успешное завершение и собрались «Боги с мудрецами возвращаться в свои дворцы и обители.

Обратился тогда Мерудхваджа к Индре, весьма довольному случившимся, с такими словами: «Если доволен ты мной, царь небес, то окажи мне милость и пожалуй в мой город». И для того чтобы доставить ему радость, царь небес Индра отправился вместе с ним и его сыновьями к нему в стольный город Девасабху, а там Мерудхваджа, установивший власть над земным и подземным мирами, доставил Индре такие необычайные радости и наслаждения, что тот даже и думать позабыл о небесном блаженстве. И в благодарность за это Индра взял с собой Мерудхваджу и обоих его сыновей к себе в колесницу, и вознесся с ними в свой небесный дворец, и там после богатого представления, в котором участвовали Нарада, Рамбха и другие, заставил позабыть тяжкие труды, выпавшие им на долю, и подарил гирлянды из цветов париджаты и короны божественной красоты, и, так щедро почтив их, отпустил домой.

После этого, вернувшись на землю, постоянно странствовали царь и его сыновья между нею и Паталой, и, хотя были лишь земными царями, утвердили они свою власть в двух мирах. Однажды Мерудхваджа обратился к старшему сыну: «Одолели мы всех наших врагов, и в этой державе много теперь покорных моей воле царевен, и я послал за некоторыми из них — наступило время, чтобы ты избрал себе супругу». Возразил ему Муктапхаладхваджа: «Не намерен я, батюшка, сейчас жениться — должен я совершить многие подвиги во славу Шивы. Пусть женится мой младший брат». Ответил на это Малайадхваджа: «Мой благородный брат, разве достойно мне жениться раньше тебя или править державой, оставив тебя без власти? Я пойду только вслед тебе». После таких слов младшего сына царь Мерудхваджа сказал Муктапхаладхвадже: «Справедливы произнесенные здесь слова твоего младшего брата, и нет в твоих словах справедливости. Не время тебе в цветущей юности заниматься подвижничеством, а время наслаждаться радостями жизни. Откажись, сын мой, от этого недостойного намерения». Но, несмотря на все уговоры отца, решительно отказался царевич выбирать себе жену, и царь умолк, решив подождать более благоприятного случая.

А время шло, и в Патале две дочери Трайлокйамалина, совершавшие вместе со своей матерью тяжкие подвиги ради благополучия отца, спросили ее: «Как же это так, матушка? Когда было нам всего лишь восемь и семь лет, то из-за наших малых заслуг оказался батюшка брошен в тюрьму и мы утратили царское достоинство, но с тех пор уже целых восемь лет совершаем мы тяжкие подвиги веры, а Шива все еще недоволен, и по-прежнему томится в узилище повелитель асуров. Уж лучше нам дать огню пожрать свои тела, чем оказаться быть тоже брошенными в тюрьму или испытать какое-нибудь иное оскорбление от рук врага».

Ответила Свайампрабха дочерям на это: «Потерпите, доченьки, вернем мы себе былую славу. Пока совершала я подвиги веры, явился мне во сне Шива и сказал: «Мужайся, дитя мое! Скоро твой супруг вернет свое царство, а царевичи Муктапхаладхваджа и Малайадхваджа станут мужьями твоих дочерей. Но не думай, что эти герои из смертных. Один из них — благородный видйадхара, а другой — мой служитель, гана». Такое мне было откровение от Шивы, и я проснулась на исходе ночи и, поддерживаемая надеждой на исполнение сказанного, готова теперь переносить тяжкие страдания. Должна я сообщить об этом вашему батюшке и с его согласия постараюсь устроить ваши свадьбы».

Утешив такими словами своих дочерей, царица Свайампрабха сказала старой женщине, служившей на женской половине дворца, Индумати: «Ступай к моему супругу в пещеру Шветашилу, пади к его стопам и вот что передай ему от меня: «Супруг мой, создал меня творец из такого странного дерева, что оно, несмотря на все усиливающееся пламя разлуки, еще не сгорело, и я еще жива. Но это лишь потому, что я не утратила надежду увидеть тебя». Когда ты передашь это, скажи ему об откровении, которое было мне от Шивы, и спроси, что думает властитель данавов о замужестве наших дочерей, и скорей возвращайся и сообщи мне, что он скажет, и как скажет, так я и сделаю».

И вот отправила она Индумати, и та покинула Паталу и достигла хорошо охраняемого входа в эту горную пещеру. Подкупив охрану, смогла она проникнуть в тюрьму, и, увидав Трайлокйамалина в цепях, пала ему в ноги, и залилась слезами, и, когда он спросил ее, как она себя чувствует, мало-помалу сообщила ему Индумати все, что его супруга передавала. И тогда Трайлокйамалин сказал: «По поводу того, что Шива говорит о моем возвращении на царство, пусть будет так, как он возгласил, но по поводу того, чтобы выдать моих дочерей замуж за сыновей Мерудхваджи, так это преждевременно и неуместно. Скорее погибну я, чем отдам моих дочерей в награду врагу, бросившему меня в тюрьму!»

И с этими словами отправил он Индумати обратно, и это послание служанка доставила в точности его жене, и когда дочери владыки дайтйев, Трайлокйапрабха и Трибхуванапрабха, услышали, что в нем говорилось, то сказали они своей матери Свайампрабхе: «Боязнь за нашу девичью чистоту делает огонь единственно безопасным местом, так что вступим мы в него на четырнадцатый день месяца, и день этот уже близок». И тогда их мать и вся их свита решили умереть вместе с ними, и, когда наступил четырнадцатый день, все они почтили Хатакешвару и соорудили костры на уносящем грехи месте святых омовений, называющемся Папарипу.

Случилось так, что в тот самый день царь Мерудхваджа с сыновьями и супругой пришел туда же, дабы поклониться Хатакешваре, и когда он собрался вместе со своей свитой омыться в священных водах, то увидел дым, поднимающийся из рощи на берегу, и спросил: «Почему это оттуда идет дым?» Управители, назначенные в Паталу, Самграмасинха и другие ответили ему: «Великий владыка, супруга Трайлокйамалина Свайампрабха со своими дочерьми совершает суровые подвиги. Нет сомнения в том, что они или творят какой-нибудь обряд в честь Бога Агни, или, может быть, истомленные чрезмерно тяжким подвижничеством, собираются умереть, взойдя на костер».

Услышав такие слова, царь с сыновьями, женой и управителями разных уделов Паталы, велев всей прочей свите оставаться на месте, пошел посмотреть, что же там происходит, и, оставаясь незамеченным, увидел тех царевен из дайтйев с их матерью, поклоняющихся жарко пылавшему огню жертвенных костров. Чудилось, что от сияния их невообразимой красоты сотни лун способны были возникнуть в подземном мире. Они словно возводили на престол Бога любви Каму, орошая его как царя сиянием колышущихся жемчужных ожерелий, словно изливавшихся из золотых чаш их грудей. Их широкие бедра, на которых лежали дорогие опояски, походили на лоб слона любви, украшенный налобником, сотканным из созвездий, а копны густых волнистых волос были словно клубками змей, созданных творцом, чтобы оберечь сокровище их красоты. И тогда царь молвил про себя: «Воистину творец всего сущего вечно являет нам все новые и новые чудеса, и воистину ни Рамбха, ни Урваши, ни Тилоттама не сравнятся красотой с этими двумя дочерьми повелителя асуров».

Покуда царь предавался подобным размышлениям, Трайлокйапрабха, старшая из них, поклонившись огню, обратилась к нему с мольбой: «Коли с той поры, как матушка поведала мне об откровении Шивы, полученном ею во сне, прикована моя душа к царевичу Муктапхаладхвадже, истинному сокровищу добродетелей, как нареченному мне супругу, то и молю я святой огонь, чтобы был он мне мужем в следующем рождении, так как хотя матушка и желала выдать меня за него, но гордый мой отец, заточенный в тюрьме, не дал на это согласия». И Трибхуванапрабха вслед за старшей вознесла подобную молитву Агни, чтобы Малайадхваджа стал ей супругом в будущей жизни.

Обрадовались царь Мерудхваджа и царица всему услышанному и сказали друг другу, что если, мол, их сыновья смогут получить в жены дочерей асуров, то пожнут плод завоевания ими двух миров, так что следует поспешить к обеим девушкам и их матери, намеревающимся, как видно, кинуться в огонь, и отговорить их от этого. И тогда царь подошел к ним и так обратился: «Не поступайте опрометчиво, ибо я пришел, чтобы положить конец вашей печали». И для женщин из рода асуров царские слова были подобны потоку амриты, пролитой в их уши, и они узрели государя и склонились перед ним.

А Свайампрабха ответила ему: «Прежде мы были незримы благодаря волшебству, и ты не мог видеть нас, а теперь, повелитель двух миров, ты нас увидел. И раз так, то наша печаль скоро найдет конец, тем более что своими устами пожаловал ты нам такую награду, о которой мы и помышлять не смели. Поэтому присядь, прими угощение, достойное гостя, и воду для ног, ибо ты заслуживаешь почтения во всех трех мирах и здесь, в нашей обители». Но с улыбкой возразил ей царь: «Лучше поднеси угощение и омой ноги вот этим твоим зятьям». Ответила Свайампрабха: «Им угощение устроит Шива, а ты прими сейчас». И Мерудхваджа согласился: «Я уже его принял, но вы, красавицы, должны немедля отказаться от намерения предать себя огню. Живите себе спокойно в любом из городов вашей страны, где каждое желание ваше будет удовлетворяться, а я позабочусь, чтобы не было потревожено ваше благополучие».

«Как ты повелел, государь, — заговорила Свайампрабха, — мы уже отказались от намерения предать себя огню, но как же мы можем жить во дворце, когда их отец и мой повелитель томится в узилище? Так что останемся мы здесь, царь, пока не выполнишь ты своего обещания и не освободишь нашего владыку с его челядью и министрами, а он станет поддерживать твою державу, как старательный слуга, и, коли пожелаешь, отдаст тебе все свое царство, и непременно будет строго выполнять условленное, а залогом тому можем быть мы и все жители Паталы — возьми сокровища из всех уделов Паталы и сделай их своими». Царь Мерудхваджа тогда сказал ей: «Должен я подумать об этом, но и ты должна помнить обещанное», — и совершил омовение и поклонился Хатакешваре. А царевны из дайтйев, увидав его сыновей своими глазами, и вовсе в них влюбились. Пали жители Паталы в ноги Мерудхвадже и стали молить об освобождении Трайлокйамалина, и царь с женой, сыновьями и слугами покинул мир асуров и вернулся в свою столицу, озаряя все страны света непорочно белыми, как и его слава, зонтами. Сын же его Малайадхваджа провел ночь в мечтах о младшей дочери повелителя данавов, и терзала его ли хорадка любви, и хоть и закрывал он глаза, но спать не мог. Но зато Муктапхаладхваджа, этот океан выдержки, хоть и думал о старшей дочери властителя асуров, страстно влюбленной в него, и был он в расцвете юности, а она — столь прекрасна, что могла пробудить страсть в душах святых отшельников, но ради той награды от Таподханы, которой он столь горячо желал, не позволял царевич даже мимолетному волнению тревожить себя. Мерудхваджа, видя, что старший сын не хочет жениться, а младший этого страстно желает, и зная, что великий асура не хочет отдавать своих дочерей за его сынов, отчаянно напрягал ум в попытках осуществить желаемое.

Наблюдая, как терзает Малайадхваджу лихорадка любви, его отец сказал царице: «Что за прибыль мне, если дочери Трайлокйамалина, которых видел я в Патале, не станут женами моих сыновей? Ведь Малайадхваджу, из-за того что нельзя ему жениться на младшей, пожирает бешеный жар страсти, хотя из стыдливости и пытается он скрыть свою муку. Вот по этой-то причине и не могу я выполнить обещания, данного супруге Трайлокйамалина, ибо если освободить его, то он, будучи гордым, подобно всякому асуре, не выдаст своих дочерей за таких смертных, как мои сыновья. Следует предложить ему это как бы в знак примирения».

И обсудив все с женой, велел он своему пратихаре: «Ступай в пещеру Шветашилу и передай от моего имени и в добрых словах повелителю дайтьев Трайлокйамалину, содержащемуся в ней, такое послание: «Волей судьбы, повелитель дайтьев, давно уже томишься ты здесь. Поступи так, как я посоветую, и ты принесешь конец своим страданиям. Отдай моим сыновьям в жены двух твоих дочерей, влюбившихся в них с первого взгляда, и тем самым обретешь ты свободу и, если поклянешься мне в верности, вновь станешь править своим царством». Отправился пратихара с таким посланием и доставил его повелителю дайтьев, но тот сказал: «Я ни за что не выдам своих дочерей за смертных!» С тем и вернулся пратихара.

Тогда Мерудхваджа стал раздумывать, нельзя ли найти какие-либо иные средства для достижения желаемого, и когда так прошло уже много дней и Сваямпрабха узнала, как он их провел, опять послала она из Паталы к его двору свою вестницу Индумати. Когда же Индумати прибыла, то велела стражнице уведомить об этом государыню и, войдя к ней, почтительно поклонилась и передала то, что велено было передать:

«Божественная царица Сваямпрабха хотела бы знать, не забыли ли вы о своем обещании? В страшный день конца света и океаны иссохнут, и горы рухнут, но слово людей, подобных вам, даже тогда останется нерушимым. Мой супруг не согласился выдать наших дочерей замуж за ваших сынов — как может он, находясь в узилище, отдать их врагу, словно трофей? Отпустите его под каким-нибудь уместным предлогом, и в благодарность он непременно согласится на эту свадьбу, не то Сваямпрабха вместе с дочерьми распрощается с жизнью, и тогда не достанутся они вашим сыновьям и ваше слово будет не словом правды, а словом лжи. Так постарайся, божественная, чтобы был найден повод для освобождения твоим супругом нашего повелителя ради благополучного исхода всех дел». Вот прими, государыня, в дар от Сваямпрабхи прекрасное украшение, выложенное драгоценными каменьями, доставляющее способность летать в поднебесье».

Отклонила царица подарок, протянутый ей Индумати, и молвила: «Как могу я принять такой дар от тех, кто находится в беде?» Но Индумати настаивала: «Если не возьмешь, то причинишь нам большое несчастье, а если примешь, умерится наше горе». Поддалась царица усердным уговорам Индумати и, чтобы утешить ее, приняла украшение и проговорила: «Останься здесь и подожди, пока придет божественный». Вскоре пожаловал туда царь, и Индумати встала и поклонилась ему, а государыня ее представила, и он ласково ее приветен вовал, и тогда она передала ему посланную Сваямпрабхой великую драгоценность, которая была талисманом против яда, ракшасов, старости и болезней.

И тогда государь сказал: «Я могу принять этот дар, лишь когда выполню обещанное». Но гордая Индумати возразила ему: «Обещанное государем все равно что исполненное, но если ты, царь, примешь этот дар, то нам будет много легче». И Мерудхваджа согласился принять его и сказал: «Хорошо!», а царица укрепила эту драгоценность на царской короне. Повторила Индумати слово в слово послание, переданное ею от Свайампрабхи его супруге, и, услышав от нее самой, что все точно передано, сказал царь вестнице: «Побудь здесь до утра, а утром я сообщу тебе свое решение».

Ночь миновала, и блеснула заря, и созвал государь министров и, пригласив Индумати, молвил: «Благородная, ступай с моими министрами и передай все, что тебе велено, Трайлокйамалину, а затем приведи из Паталы его жену и дочерей и главных из жителей Паталы, а также принеси воду для божьего суда, взятую из источника Хатакешвары, и чтобы была эта вода в запечатанном сосуде. И пусть Свайампрабха и прочие, коснувшись стоп властителя асуров, поклянутся в том, что будет он несокрушимо мне верен и что наги не будут вредить урожаю. И пусть все вожди из Паталы также поклянутся в верности, и пусть все они, включая их царя, отдадут мне в качестве заложников своих детей. И пусть все они, включая их царя, скрепят это в надлежащих грамотах своей подписью и выпьют воды, которой омыто изображение Хатакешвары, — тогда освобожу я Трайлокйамалина из тюрьмы». И с тем царь отпустил Индумати, которую сопровождали его министры, и она сообщила Трайлокйамалину обо всем, что было сделано, и, когда он одобрил то, что она совершила, отправилась Индумати в Паталу и привела Свайампрабху и всех, кого надо было, а также принесла с собой воду для испытания и заставила их принести присягу в присутствии министров Мерудхваджи и выполнить то, что он потребовал. Когда же Трайлокйамалин дал таким образом заверения в своей верности, Мерудхваджа освободил повелителя асуров со всей его свитой, велел вместе с семейством устроить у себя во дворце и был с ним любезен и, получив все сокровища асуров, отпустил Трайлокйамалина в его страну. Вернулся тот в родную Расаталу и, вновь завладев своим царством, возрадовался этому со всеми своими слугами и родней, а Мерудхваджа рассыпал повсюду по земле неисчислимые сокровища Паталы, подобно тому, как дождевая туча проливает воду.

После этого посоветовался Трайлокйамалин с царицей о том, как бы отдать им своих дочерей в жены сыновьям Мерудхваджи, и решили они пригласить его к себе во дворец и самим выйти ему навстречу, помня о благодеяниях, им оказанных. Прибыл тогда Трайлокйамалин к Мерудхвадже и сказал ему: «Прежде величие вашей радости не дало вам полюбоваться как следует Расаталой, а теперь соблаговолите пожаловать и посмотреть, и мы будем делать все, что вам потребуется. Соблаговолите принять для ваших сыновей в жены двух дочерей наших».

Тогда Мерудхваджа позвал свою супругу и обоих сыновей и передал им все, что объявил повелитель асуров, в том числе и о его согласии отдать своих дочерей в жены Муктапхаладхвадже и Малайадхвадже. И старший из них ответил: «Ведь я уже давно сказал, что, пока не умилостивлю Шиву, жениться не стану, и ты должен простить мне это. Когда же я уйду на подвижничество во славу Шивы, то пусть женится Малайадхваджа — ведь никогда он не будет счастлив без этой девы из подземного царства». Возразил на это младший старшему: «Достойный мой брат, пока ты жив, никогда не совершу я подобного недостойного и несправедливого дела». Настойчиво уговаривал отец Малайадхваджу жениться, но тот не соглашался, и поэтому пришлось Трайлокйамалину уехать от Мерудхваджи, предавшегося отчаянию, ни с чем.

Когда же он вернулся домой и поведал обо всем, что было, то сказал жене и сыну: «Вот смотрите, сколь усердно старается Судьба унизить нас как можно больше. Те самые люди, которым я отказывался прежде отдать своих дочерей, когда они этого просили, теперь отказывают мне, когда я на их просьбу согласился». Возразили ему жена и сын: «Кто может знать, что на уме у Судьбы? Но ведь не должно же быть ложным обещание Шивы?»

Пока они говорили это, Трайлокйапрабха и Трибхуванапрабха прослышали про все, что случилось, и дали такой зарок: «Не будем мы ничего есть целых двенадцать дней, и если за это время Бог не явит нам благоволение и не сделает так, что состоятся наши свадьбы, то взойдем мы вместе на костер, дабы не оставались наши тела на поношение и даже просто не влачили бы дальше существование». Произнеся такой обет, стали они голодать перед изваянием Бога, погрузившись в размышления и бормоча молитвы, а их мать и отец, властитель дайтйев, узнав обо всем этом и горячо любя своих дочерей, тоже стали голодать таким же образом. Их матушка Свайампрабха снова послала Индумати к супруге Мерудхваджи, чтобы сообщить ей, как обернулись дела, и Индумати поспешила и рассказала той, что происходит в доме ее повелителя, и, желая услышать все это, пришел сам Мерудхваджа, и тогда и эта супружеская чета из уважения к Трайлокйамалину и его жене тоже стала голодать, а из почтения к родителям стали голодать и их сыновья.

Так две царские семьи в двух мирах оказались в беде. На седьмой день поста, который Муктапхаладхваджа проводил в размышлениях о Шиве как единственном его прибежище, сказал он своему другу Махабуддхи, бывшему в прежнем рождении Самгхатакой:

«Я вспомнил, друг, сон, виденный мной минувшей ночью, будто вскочил я на подаренную мне подвижником Таподханой вахану, способную изменять облик по своему желанию и мчаться туда, куда душа повелит, и она обратилась в воздушную колесницу, и я, полный отчаяния, отправился в храм Шивы, стоящий далеко отсюда на склонах Меру. Там я увидел некую небесную деву, истощенную подвигами веры, и некоего мужа с волосами, заплетенными в косы, уложенные пирамидой, который, указывая мне на эту деву, сказал: «Смотри-ка, спасаясь от одной красавицы, ты кинулся сюда, а здесь тебя ждет другая». Услышав его слова, так и остался я стоять, прикованный к месту, жадно любуясь ее красотой, но не мог насытить свой взор и вдруг проснулся.

Должен я теперь отправиться за этой небесной девой, и если не добуду ее, то сожгу себя. Чего хотела от меня Судьба, заставив привязаться душой к прелестнице, виденной мной во сне, после того как я так грубо отверг руку девушки из рода дайтйев, недавно мне предложенную? Но как бы то ни было, верю я, что если отправлюсь туда, то непременно выпадет мне удача». И, сказав так, он вызвал мыслью своей вахану, которая была подарена ему подвижником и была способна доставить его в любое место, какое только могло прийти на ум, и она явилась и на этот раз обернулась летучей колесницей, и Муктапхаладхваджа сел в нее и отправился в тот храм Шивы, и когда достиг его, то увидел, что все было так, как приснилось ему, и он обрадовался. Тогда совершил он омовение в святой воде пруда Сиддходаки и все сопутствующие обряды, и никто, кроме его друга, при этом не присутствовал.

А его отец царь Мерудхваджа со своей супругой, другим сыном и всеми придворными, исхудавшие от голода, когда узнали, что Муктапхаладхваджа куда-то тайно уехал, очень опечалились, и все это, как только случилось, стало известно и в Патале. Отправился тогда продолжавший голодать Трайлокйамалин с женой и обеими дочерьми к царю Мерудхвадже, и все они решили так: «Сегодня пошел четырнадцатый день, как царевич куда-то уехал поклоняться Шиве, и пока мы подождем его здесь, а если не вернется, то завтра мы отправимся искать его и будь что будет».

В это же время Падмавати, находившаяся в Мегхаване, храме Шивы, сказала своим служанкам: «Помнится мне, подруги, что приснилось мне прошлой ночью, будто отправилась я в Сиддхешвару, и некий муж, голова которого была увенчана уложенными в гирлянду косами, вышел из храма Гаури и обратился ко мне со словами: «Скоро кончится твоя печаль, дочь моя, и соединишься ты со своим супругом». Только успел он это молвить, как и ночь, и сон покинули меня. Так поспешим же туда». И она пошла в храм Гаури, стоящий на склоне горы Меру, и увидела неподалеку Муктапхаладхваджу, совершавшего омовение в пруду Сиддходаке, и обратилась к подругам: «Этот человек очень напоминает моего возлюбленного. Посмотрите, как он похож. Вот чудо! Может быть, это и есть благородный Муктапхалакету? Нет, никогда, ведь он же смертный!» Но подруги ее стали спорить с ней: «Посмотри, царевна, не только сам этот муж похож на твоего возлюбленного, но и его товарищ очень напоминает Самгхатаку, друга царевича. Ведь ты рассказывала нам про сон, виденный тобой прошлой ночью, во время которого Шива своей волей привел их обоих сюда, обращенных проклятием в смертных. Иначе как бы могли они оказаться в пределах, доступных лишь Богам?» После их слов Падмавати поклонилась Шиве и спряталась неподалеку от его Лингама, желая выяснить, кто же этот незнакомец.

А Муктапхаладхваджа, закончив омовение, направился в храм, чтобы поклониться Шиве, и, осмотревшись, обратился к Махабуддхи: «Удивительно, но это тот самый храм, который я видел во сне, выстроенный из драгоценных камней, со стоящим перед ним Лингамом, в котором воплощен Шива. Да и вся эта местность знакома мне по сну — здесь в изобилии растут деревья, сверкающие драгоценными камнями и кажущиеся живыми из-за множества небесных птиц. Но только не вижу я небесной девы, встреченной мною во сне, и если не найду я ее здесь, то тут же расстанусь со своим телом».

После таких слов его наперебой зашептали Падмавати ее подруги: «Послушай, конечно же, это он пришел сюда, потому что видел тебя во сне, и если тебя не найдет, то покончит с собой. Останемся пока в укрытии и посмотрим, что он сейчас будет делать». Пока они стояли спрятавшись, Муктапхаладхваджа вошел в храм, и поклонился Шиве, и вышел наружу, и трижды обошел храм так, чтобы правая рука все время была обращена к нему, а потом он и Махабуддхи вспомнили свое прежнее рождение, и пока они рассказывали друг другу события их жизни в облике видйадхаров, встретились их взгляды с взглядом Падмавати. Увидев ее, переполнился радостью Муктапхаладхваджа и обратился к другу со словами: «О, взгляни, вот царевна Падмавати, та самая дева, которую я встретил в моем сновидении. Великое счастье, что она пришла сюда, я должен пойти и говорить с ней».

Тотчас же он со слезами кинулся к девушке и стал умолять: «О царевна, не уходи больше никуда, верь, я — твой возлюбленный Муктапхалакету. Из-за проклятия Дридхавраты оказался я смертным, а теперь я вспомнил прежнее мое рождение». И, сказав так, попытался он ее обнять. Она же, однако, все еще не могла в это поверить и стала невидимой, но не ушла и стояла там с глазами, полными слез, а царевич, потеряв ее из виду, упал без памяти на землю. С печалью произнес его друг прямо в воздух такие слова: «Как же это, царевна, пришел твой возлюбленный, ради которого ты вынесла столь тяжкое подвижничество, и отказываешься ты говорить с ним? Ведь я — Самгхатака, друг твоего возлюбленного. Почему же ты не найдешь добрых слов и для меня, также из-за тебя обреченного проклятием на жизнь смертного?» Затем он привел царевича в чувство и проговорил: «Вот тебе и наказание за то, что ты отверг царевну из рода дайтйев, готовую отдать тебе свою руку из любви».

И когда спрятавшаяся Падмавати услыхала все это, она шепнула подругам: «Смотрите-ка, он не испытывал никакой склонности к девушке из рода асуров!», а они ей ответили: «Вот видишь, как все сходится. Разве ты не помнишь, что он уже после того, как на него пало это страшное проклятие, молил святомудрого Таподхану о том, чтобы, пока он будет находиться среди смертных, никакая из женщин не могла вселиться в его сердце, отданное Падмавати? Поэтому-то он до сих пор и не испытывал любви к другим женщинам». Все услышанное озадачило царевну, а Муктапхаладхваджа, бывший не в состоянии увидеть ее с тех пор, как исчезла она из виду, рыдал: «О возлюбленная моя Падмавати! Разве не видишь ты, что я тот самый видйадхара, который из-за тебя был проклят в Мегхаване? Будь уверена, что я здесь умру!»

Наслушавшись его стонов и рыданий, сказала она прислуживавшим ей девам: «Как будто бы все и сходится, да ведь они могли прослышать об этом из чьих-нибудь уст, так что я не уверена, действительно ли все так и есть. Но не могу я дольше слышать эти жалостные рыдания. Пойду-ка я в храм Гаури, тем более что настало время, когда я должна помолиться Богине». И вместе со всеми прислуживавшими ей вступила она в обитель Амбики и вознесла такую молитву: «Если воистину муж, виденный мной в Сиддхишваре, мой возлюбленный, то устрой, могущественная, так, чтобы я как можно скорее соединилась с ним». Пока Падмавати находилась там, моля о ее возлюбленном, Муктапхаладхваджа, оставшийся в Сиддхишваре, говорил другу своему Махабуддхи, бывшему таковым и в прежней его жизни: «Убежден я, Махабуддхи, что пошла она в этот храм Гаури ради цели, ведомой только ей. Пойдем-ка и мы туда». И он призвал усилием мысли свою летучую колесницу, которая могла нестись, куда только душа пожелает, и полетели они в обитель Амбики. Когда заметили девы, прислуживавшие Падмавати, колесницу, мчавшуюся в поднебесье, вскричали они: «Вот чудо, царевна! Взгляни-ка, он мчится сюда на летучей колеснице. Как это может обычный смертный обладать такой силой?» И ответила им царевна: «Разве вы, подружки, не помните, каким проклятием покарала я Дридхаврату, отнявшего у меня любимого? Я обрекла его на то, чтобы он всюду был ваханой для Муктапхалакету, и приобретал бы любой облик, и двигался бы, подчиняясь лишь его воле. Нет сомнения, что это и есть ученик подвижника, обернувшийся на этот раз летучей колесницей, и с ее помощью мчится мой возлюбленный, куда только пожелает».

«Если тебе все известно, царевна, то почему же ты не поговоришь с ним? Чего ты ждешь?» — спросили они у нее, а она отвечала: «Может быть, это и так, но я еще не совсем уверена. Но если даже поверить в то, что здесь мой возлюбленный, как смею я приблизиться к нему, пока он не в своем, а в чужом облике? Подождем еще, посмотрим, что он будет делать». И она осталась стоять в укрытии, окруженная прислуживавшими ей девами.

Муктапхаладхваджа, достигнув обители Гаури, сошел с колесницы и, жаждущий встретиться с возлюбленной, напомнил другу: «Вот здесь увидел я впервые мою любимую, напуганную злобными ракшаси. Снова я вижу милую в саду, где она избрала меня своим возлюбленным. Именно здесь обрушилось на меня проклятие, и она готова была умереть ради того, чтобы последовать за мной, и с немалым трудом удалось подвижнику ее удержать. А теперь? Теперь она избегает моего взора, все прячется и прячется от меня».

Когда дошли такие горькие слова до слуха Падмавати, сказала она подругам: «И вправду, дорогие, это мой возлюбленный, но как мне приблизиться к нему, пока он не обрел прежнего тела? Вся моя надежда на Повелителя успеха Сиддхишвару. Он ниспослал мне то сновидение, и он поможет мне найти выход из сложного положения». И она поспешила вернуться к Сиддхишваре, поклонилась ему и вознесла такую молитву Богу, явившему себя в этой Линге: «Соедини меня с любимым в его прежнем облике или пошли мне смерть — нет больше никакого выхода для меня», — и, сказав так, осталась во дворе храма. В то самое время Муктапхаладхваджа тщетно высматривал ее внутри храма и, не найдя, пришел в отчаяние: «Нет ее здесь. Вернемся, друг, к храму Шивы — если и там не найду я возлюбленной, то сожгу себя на костре». Но возразил ему на это Махабуддхи: «Будешь ты счастлив — ведь ни слово подвижника, ни обещание Шивы, данное тебе во сне, не могут быть ложны». И так пытался он успокоить царевича, и тогда Муктапхаладхваджа взошел на колесницу и полетел в Сиддхишвару.

Когда Падмавати увидела, что он спускается с небес, она по-прежнему осталась незримой и сказала подругам: «Смотрите-ка, и он сюда прилетел!»

Вошел царевич в храм и увидел перед изваянием Бога следы недавнего жертвоприношения, и заговорил он со своим другом: «Взгляни, здесь кто-то совсем недавно приносил жертву. Непременно моя любимая где-то рядом, и это, должно быть, она совершала жертвоприношение». И он стал еще усерднее разыскивать ее, но никак не мог найти и в порыве неизбывной тоски простонал: «О любимая!»

И тогда начал Муктапхаладхваджа метаться то туда, то сюда, принимая жалобный крик кукушки за сладостный голос возлюбленной, хвост павлина — за ее волосы, лотос — за ее лицо, и, изнемогающий от лихорадки любви, не мог царевич найти покоя, и с большим трудом друг смог успокоить его, говоря такие утешительные слова:

«Что случилось с тобой, столь ослабевшим от долгого поста? Откуда такая сила? Почему ты, покоривший и земной, и подземный мир, пренебрегаешь своим благом? Твой отец Мерудхваджа, и повелитель данавов Трайлокйамалин, и его дочь Трайлокйапрабха, которая хочет выйти за тебя, и твоя мать Винайавати, и твой младший брат Малайадхваджа, если ты не вернешься к ним, подумают, что случилась с тобой какая-то беда, и, продолжая пост, дойдут до того, что расстанутся с жизнью. Пойдем и спасем их, ведь день уже подходит к концу».

Ответил на это Муктапхаладхваджа своему другу: «Возьми мою летучую колесницу, поспеши и успокой их». Возразил ему Махабуддхи: «Как же будет подчиняться мне ученик подвижника, когда проклятие обрекло его подчиняться только тебе?» И Муктапхаладхваджа сказал: «Подожди тогда немного, и посмотрим, что здесь случится».

Когда же Падмавати услышала их разговор, она молвила своим подругам: «Знаю я, что это мой прежний возлюбленный, — все говорит об этом, но он унижен проклятием, обрекшим его на жизнь в теле смертного. Проклятие довлеет и надо мной, из-за того что посмеялась я над девушкой из рода сиддхов.» И пока она произносила эти слова, поднялась огненно-красная луна, словно лесной пожар, пожирающий сонмы разлученных возлюбленных, и постепенно ее сияние наполнило от края и до края весь мир и все, что видно вокруг, и пламя любовного огня опалило сердце Муктапхаладхваджи.

Начал царевич стонать, словно чакравака при наступлении ночи, и тут Падмавати, вступившая в последнюю степень отчаяния, обратилась наконец к нему: «Хотя ты, царевич, и вправду мой прежний возлюбленный, но, пока присущ тебе облик смертного, ты для меня — чужой человек, а я для тебя — все равно что жена другого. Бесполезны поэтому твои стенания! Должно найти какой-нибудь способ, который помог бы нам соединиться, если только слова подвижника истинны».

Услыхал Муктапхаладхваджа такие ее слова, но все еще не мог видеть ее и испытал печальное состояние, когда душа его нестерпимо страдала от бесконечного сдерживания чувств радости и отчаяния, и вскричал, обращаясь к ней: «Я вспомнил, царевна, мое прежнее рождение, и узнал тебя сразу, как только увидел, — ведь ты сохранила прежний облик. Меня же ты видела в облике видйадхары и, конечно, не смогла узнать в этом проклятом обличье смертного? Должен я избавиться от него». И он умолк, а она осталась, как была, незримой.

И вот когда ночь была уже почти на исходе и друг царевича Махабуддхи, прежде называвшийся Самгхатакой, уснул от изнеможения, Муктапхаладхваджа, решив, что никогда не соединится он с Падмавати, если останется в облике смертного, собрал поленьев и хвороста, разжег костер, поклонился Шиве, воплощенному в Лингаме, и взмолился к нему: «О святомудрый, пожалуй мне милость возвращения в мой прежний облик, дабы мог я вновь обрести возлюбленную». И с этими словами отдался он во власть пылающего огня. Проснулся Махабуддхи и стал разыскивать царевича, но никак не мог найти его, а при виде разгоревшегося костра понял, что случилось, и с горя от потери друга и сам кинулся в огонь.

Узрев все происшедшее, испытала Падмавати несказанную печаль и прошептала подругам: «Горе мне и стыд! Женское сердце оказалось тверже, чем палица Индры, иначе при виде всего того ужаса жизнь покинула бы меня. Доколе влачить мне эту презренную и постылую жизнь? Вот и сейчас, несмотря на все мои проступки, нет ей конца. Слова подвижника оказались лживы — лучше мне умереть. Но не следует кидаться в этот же костер, смешиваясь с прахом чужого человека. Лучше всего для меня будет повеситься». И, проговорив это, стала она делать петлю-удавку из лианы, свисавшей с дерева ашоки, росшего перед изображением Шивы.

Пока подруги пытались удержать ее от такого безрассудного поступка и говорили ей всякие ободряющие слова, явился туда подвижник Таподхана и обратился к ней: «Не поступай опрометчиво, дочь моя! Слово мое истинно! Бодрись, и ты скоро увидишь своего нареченного. Благодаря твоим подвигам веры истощилось проклятие, довлевшее над ним, — как можешь ты не доверять мне плоды собственного твоего подвижничества? И почему ты в таком отчаянии, когда уже близка свадьба твоя? Потому и пришел я сюда, что узнал обо всем этом благодаря могуществу моих размышлений».

Когда увидела Падмавати приближавшегося подвижника, произносившего эти слова, склонилась она перед ним, словно охваченная нерешительностью и смятением, и вслед за подвижником появился ее возлюбленный Муктапхалакету, сжегший свое смертное тело и вернувшийся в присущий ему блистательный облик видйадхары. И тогда Падмавати, заметив, как сын повелителя видйадхаров мчится в поднебесье, испытала неописуемую радость в душе, словно чатака при виде дождевой тучи или кумудвати, узревшая восходящую полную луну. Обрадовался и Муктапхалакету и упивался ее видом так, как странник, утомленный длительным скитанием в пустыне, приходит в восторг, достигнув реки.

Оба они, и возлюбленный и возлюбленная, словно пара чакравак, встретившаяся после долгой ночи разлуки, пали, освободившись от проклятия, к стопам подвижника, сверкающего великими знаниями, а он, святомудрый, обратил к ним благостные слова: «Сердце довольно мое, что вы наконец соединились, и счастлив я, что пришел конец довлевшему над вами проклятию».

Когда же миновала ночь, прибыли туда на слоне Айравате, посланном Индрой, разыскивая их, царь Мерудхваджа с женой и младшим сыном и на воздушной колеснице повелитель дайтйев Трайлокйамалин со своей дочерью Трайлокйапрабхой в сопровождении всей свиты и гарема.

Указал подвижник обоим властителям на Муктапхалакету и рассказал обо всем, что случилось с царевичем, — как из-за проклятия оказался он в мире людей ради того, чтобы послужить Богам, и как избавился он от судьбы смертного. И когда это выслушали они, совсем недавно готовые предать себя огню, то омылись в пруду Сиддходаке, и поклонились по совету подвижника Шиве, и тотчас же были избавлены от томивших их печалей, и тогда вдруг Трайлокйапрабха вспомнила о своем прежнем рождении и подумала: «Ведь я же и есть та самая Девапрабха, дочь повелителя сиддхов, которая была осмеяна Падмавати, когда совершала подвижничество, желая, чтобы был ей дарован в мужья верховный повелитель видйадхаров, и взошла на костер ради исполнения своего желания. Теперь была рождена я в роду дайтйев, и передо мной тот самый царевич, в которого я влюблена, вернувший ныне тело видйадхары, но не годится, чтобы, сменив свое тело, связал он себя с моим прежним. Поэтому, чтобы обрести новое тело, должна я истребить огнем асурское». Так решив про себя и рассказав о своих намерениях родителям, взошла она на тот же костер, пламя которого пожрало Муктапхаладхваджу. И тогда явился сам Агни, Бог огня, вместе с нею, получившей от него прежнее тело, и обратился к царевичу: «Вот, божественный, дочь повелителя сиддхов Девапрабха, ради тебя избавившаяся от своего тела, — возьми ее в жены». Исчез после этого Агни, но явились теперь Брахма с Индрой и прочими Богами и повелитель гандхарвов Падмашекхара с верховным властителем над видйадхарами Чандракету, и блистательный повелитель гандхарвов отдал свою дочь Падмавати в жены Муктапхалакету, как положено по обычаю и закону, со всеми непременными обрядами и при всеобщем восторге его спутников, а царевич склонился перед ним, и все его поздравляли, и он наконец обрел возлюбленную, которую так давно и страстно желал. Теперь же он подумал, что наконец обрел плод древа своего рождения, женившись на девушке из рода сиддхов. Царевич же Малайадхваджа соединился с царевной из рода дайтйев, милой ему Трибхуванапрабхой, отданной в жены ее отцом со всеми приличествующими обрядами.

Так Мерудхваджа благодаря своему сыну Малайадхвадже достиг полного успеха и помазал его как единственного правителя царства, охватывающего землю со всеми ее материками, а сам с супругой удалился в лес заниматься подвижничеством. Властитель дайтйев Трайлокйамалин со своей супругой вернулся в подземное царство, а Индра пожаловал Муктапхалакету прекрасное и процветающее царство Видйудхваджи, и возвестил тут голос, донесшийся с небес: «Да насладится Муктапхалакету верховной властью над видйадхарами и асурами, и пусть Боги вернутся в свои обители!»

Когда услыхали такое провозвестие Брахма и Индра и прочие Боги, ушли они, обрадованные, домой, вернулся к себе в обитель святомудрый Таподхана с учеником, избавившимся от проклятия, а Чандракету вместе со своим сыном Муктапхалакету, осчастливленным двумя женами, возвратился во дворец видйадхарский и долго наслаждался властью верховного повелителя над обитающими в поднебесье.

В конце концов передал он сыну бремя власти и, разочаровавшийся в мире и мирских радостях, ушел с царицей в отшельническую обитель. Муктапхалакету же, обретя по повелению Индры господство над асурами, а от отца — верховную власть над видйадхарами, наслаждался вместе со своей супругой Падмавати, истинным воплощением Богини счастья, целых десять кальп всеми радостями, которые могло доставить ему владычество над такими двумя великими державами, и достиг тем самым высочайшего успеха. Однако и он увидел, что страсти в конечном счете лишены смысла, и присоединился к сонму могучих подвижников, и благодаря самоотверженности и превосходству своего подвижничества обрел наивысшую славу, и стал спутником самого могучего из Богов — Шивы».

Вот такую удивительную историю услышали царь Брахмадатта, его супруга и его министр от пары гусей, и обогатились мудростью от их поучений, и обрели способность, подобно Богам, двигаться в воздухе, а после этого, сопровождаемые двумя мудрыми птицами, отправились к Сиддхешваре и сожгли свои тела, на жизнь в которых их обрекло проклятие, и вернулись снова в число спутников Шивы.

Вот эту историю выслушал я в отсутствие Маданаманчуки из уст Гомукхи, о святомудрые, и хоть на мгновение, но озарилась моя душа надеждой».

И когда с такими словами верховный властитель видйадхаров Нараваханадатта закончил свое повествование, то все подвижники в обители Кашйапы, возглавляемые Гопалакой, были безмерно рады.

Семнадцатая книга по названию «Книга о Падмавати» окончена.