Слишком жарко. Я вспотела. Какое счастье, в аэропорту кто-то ищет «Коринэ». Его зовут Жоэль. Смешно Почти как Ноэль («Рождество» по-французски). Думаю про себя: «Я жоэлевский подарок». Ладно. Простительно. Надо же как-то поднять себе дух. Беру рюкзак и иду с ним. С Жоэлем.

Он сажает меня на красный мотоцикл с прикрепленной сзади красной двухместной коляской под красной пластиковой крышей. Поехали! Ветер набирает скорость. Жоэль рассказывает мне о городе. Я с микрофонами в трясущихся руках, сжимая ногами круп стального коня, записываю все это! Наушники трещат. Хочется высморкаться. Нужно смотреть на вещи позитивно. И неустанно повторять себе: Наушники защищают мои уши от ветра, а микрофон позволяет не наглотаться мошкары, когда я открываю рот… Вдруг доносится голос Жоэля: «Икитос — город на северо-востоке Перу, полмиллиона жителей, возник в конце XIX века благодаря каучуковому буму. Туда можно попасть только на самолете или корабле. Это самый большой город в мире из тех, куда не ведет ни одна автомобильная дорога…»

Представляю себе остров, окруженный зеленым морем джунглей. Скоро я покину этот остров и окунусь в зеленое море. В животе урчит. Еще полчаса пути на север от Икитоса. Стоп.

Продираясь сквозь джунгли с рюкзаком за спиной, в наушниках и с неизменным микрофоном в руках, репортер Тантан шагает вперед. Прямиком в зеленое царство. Задерживаю дыхание. Самое время погружаться.

Не спросила, долго ли идти. Очень разумно с моей стороны. Предпочитаю неведение. Как страус, прячущий голову в песок. Атакуют москиты. Атакует сырость. Атакует жара. Тяжело дышать. Пульс — 200 уд./мин. Ударов в минуту. С меня течет ручьями. Тринадцать килограммов пятьсот пятьдесят восемь граммов. Считаю в уме. Больше четверти моего веса. Слишком тяжело. Позади меня остаются влажные от пота следы. Пытаюсь отдышаться. Теперь тропинка идет в гору. Очень узкая, со всех сторон гигантские деревья метров пятьдесят высотой, они будто прибивают меня к земле. Смеясь. Да-да!

Кругом шум и гам.

Мечтаю прикоснуться к небу, там, в вышине. Пощекотать его разноцветным крылом дельтаплана. Я всегда больше любила летать, чем ходить. Это все от лени, наверное. Когда есть возможность избежать лишних усилий, моя лень всегда сильнее страха.

В любом случае мой дельтаплан разбит вдребезги. Мне повезло, что я уцелела. В последний раз я упала с высоты двадцать метров. Налетел ветер, и крыло сорвалось в пике. Помню, как с вытаращенными глазами судорожно искала, куда бы помягче приземлиться… И тогда два дерева протянули мне ветки помощи. На них-то я и повисла, не получив ни единой царапины! Наверное, цветом лица я очень напоминала призрака. «Хорошо, что я им не стала», — промелькнула мысль…

Конечно, умирать не время. Я еще должна была встретить тебя. «Довольствуйся своей природной бескрылостью», — сказал мне внутренний голос. Это жестоко. С тех пор я больше не летала. Только во сне.

Шум. Звуки леса подавляют меня. Они сливаются с барабанной дробью сердца. Заставляют молчать. Они живые. Я иду. Теряя живительную влагу. И слушаю… Ну вот и добрались. Полчаса мы шли по джунглям. Я вся растаяла. Тропинка привела в тропический сад с огромной хижиной посреди. Стройка еще идет. Передо мной предстает Сачамама. Взрыв эмоций. Красота! Серый дым, расцвеченный пестрыми бликами джунглей, что-то рисует в вышине. Дым идет из одной из хижин. Вдыхаю. Пахнет костром. Всего здесь пять хижин. Они, как деревья, разбросаны по саду. Внушают чувство защищенности. Деревянный каркас, крыша из листьев, дощатый пол примерно в метре от земли. На сваях. Стен нет, лишь своеобразные изгороди да москитные сетки.

Хижина на входе в Сачамаму самая большая. Около пятисот квадратных метров. Жоэль говорит, что Франциско намерен устроить здесь школу для ребят из Икитоса. Школу лекарственных растений джунглей и шаманских традиций. Возвращение к истокам. Спасение. Здесь, как и повсюду теперь, дети больше связаны с виртуальным миром, чем с духовным.

Вхожу в одну из хижин. Около пятидесяти квадратных метров. Внутри два длинных деревянных стола, две сидящие женщины, которые смотрят на меня, и полки слева от входа. На полках — куча бутылочек, наполненных экстрактами загадочных растений. На каждую бутылочку наклеена белая этикетка с названием снадобья, написанным черным фломастером. Здорово. Будто в колдовской аптеке.

Приходит Франциско. Суперрада его видеть. Будь я собакой, завиляла бы хвостом. Но нужно сохранять достоинство. Он ни капельки не изменился. Все тот же мягкий, успокаивающий взгляд. Мне хорошо с ним. Предлагает стать ученицей шамана. Это единственный способ найти мои звуки и понять их мир… «Дааааааа», — отвечаю я. Soexcitiiiiing!

Франциско представляет меня двум дамам. Беттина и Джоан. Джоан американка, актриса и продюсер на телевидении, на вид шестьдесят с лишним, очень худая, морщин немного, в основном на шее, впалые загорелые щеки без макияжа, крашеная шатенка с коротко стриженными волосами.

Знакомство по-американски: вот-мы-уже-и-друзья. Она здесь из-за проблем с шейными позвонками. Уже десять лет не может повернуть голову. Испробовала все. А потом один из ее знакомых, этноботаник, специалист по растениям Амазонии и аяхуаске в частности, посоветовал приехать сюда.

Беттина — немка, психиатр, специализируется на психосоматических заболеваниях. Она приехала исследовать влияние аяхуаски на психику. Значит, я здесь единственная, кто хочет найти свой звук… У Беттины на губах красная помада, волосы темные. Худощавая, чуть за пятьдесят. Морщинки в уголках глаз. Как лучики. Контакт сдержанный. Будто изучает меня. Сверлит взглядом. Стоит только отвернуться. Я уверена.

Франциско говорит, что покажет мою хижину. Отлично. Репортеру нужен отдых. Правда, в его взгляде я замечаю лукавство…

Снова вскидываю на плечи рюкзак. Сторона, прилегающая к моей спине, мокрая насквозь. Ну вот. Теперь мне холодно. Ладно, не страшно. Из белого пластикового бака с краником Франциско наливает воды в бутылку, тоже пластиковую. Питьевая вода. Сюда мне придется за ней ходить. Протягивает бутылку. Это мне.

Идем по тропинке, ведущей в джунгли. Надо же! Пение какой-то одной птицы резко отличается от всех остальных.

— Что это за птица поет? Сначала низкий такой звук, а потом высокий — уууууую, уууууую?

— Это не птица, это большая лягушка.

— Да? Я думала, птица… Бедная дурочка. Иди и молчи! Конца пути пока не видать. «Франциско, еще далеко???» Легкая тревога в голосе. А он даже не отвечает. Улыбаясь, показывает, куда идти. Уклон семьдесят градусов. Минимум. Скользко. Приноравливаюсь, «регулирую тормоза». Рюкзак толкает меня вниз! Бесит. Наверное, было много дождей. Пахнет землей. Внизу наконец можно расслабить ноги. Релаксация. Ну и отвратительно же здесь, внизу! Маленькая речка змеей вьется между деревьев. Вокруг зеленый мшистый хаос. По трем доскам переходим через поток. Света совсем мало. Смотри-ка, хижина! Такая крошечная. И одинокая. Единственная в этой лощине. Я ее даже не сразу заметила. Просто крыша из листьев и деревянный пол.

— Ты видел эту хижину, Франциско? У нее даже стен нет! А крыша-то из чего?

— Из листьев ирапайи.

Ах вот как? Пауза. Мог бы и поподробнее рассказать.

— Но кто же там может жить? Франциско улыбается.

— Ты, например. Это твоя хижина на время очищения.

— Грррр…

Еще он говорит, что я ДОЛЖНА жить в одиночестве для того, чтобы войти в контакт с духами растений. Грррр… Да, мне бы забыться. Все забыть. Но от пробуждения не убежишь.

Подходим к хижине. Приклеиваю на лицо улыбку но она все время сползает. Крытый листьями деревянный каркас на сваях. Три деревянные Шпеньки ведут внутрь. Ни стен, ни двери. Будто а сцену выходишь! Все джунгли смотрят на тебя. Мне придется жить на улице целый месяц, и, думаю взгляд у меня сейчас как у победительницы какого-нибудь шоу в духе «Фактора страха». Десять квадратных метров. Маленькая сцена. Но какой талант! Обстановка концептуальна: гамак, подвешенный к каркасу хижины и обернутый москитной сеткой, маленький деревянный столик, белая эмалированная кружка и куча белых свечей, трехногий деревянный табурет, стоящий в стороне от стола, деревянная метла с прутьями из каких-то веток и все. О да, это настоящее искусство. Сцена 1, акт I. Ах, простите, занавес уже поднят. Благодарю себя за любовь к коровьему взгляду, разглядевшему во мне бесконечность, которую ты оставил…

Франциско зовет на обед в половину первого. И удаляется легкой, летящей походкой. Ростом он где-то метр шестьдесят, совсем худой, лицо угловатое, очень прямой нос, тонкие усики, большие, глубоко посаженные черные глаза, густые, коротко стриженные, жесткие черные волосы.

Опускаюсь на табурет. Ну не надо плакать, моя сладкая! На тебя же все смотрят. К тому же этим насквозь промокшим джунглям совсем ни к чему лишняя влага.

Огонь. Нужно зажечь спираль от москитов. неплохая идея. Правда, от малярии я ничего не взяла. Только этого сейчас не хватало. Ставлю спираль под гамак. Вдыхаю. Она дымится. Запах мне не нравится. Попробую залезть в гамак. Приподнимаю сетку, которой он плотно обмотан. К счастью. Эта штуковина качается. Пытаюсь сесть. Мимо. Чуть шею себе не свернула. Бесит. И все же я лягу. Вторая попытка. Удалось. Ну что еще! Все-таки он неслабо раскачивается. Тьфу-ты. Опускаю руку на пол, цепляюсь пальцами. Ну вот. Остановился. Я молодец.

Я УСТАЛА, слышите? Эта мысль неотвязно меня преследует. Надо разобрать рюкзак, единственное, что связывает меня теперь с прежним миром, с миром комфорта. Выкладываю оборудование ВВС на столик вместе с тетрадями, книгами, английским словарем и фонариком. Места больше нет. Смотрю на все это ошалелым взглядом. Долго смотрю. Который из всех этих предметов станет для меня той волшебной палочкой, что приведет меня обратно домой?

Надо разобрать все остальное. Сменить рубашку. Надеваю хаки. Хочу быть незаметной. Еще не привыкла к своей новой сцене. Засовываю вещи обратно в рюкзак. Здесь некуда все это складывать. Ненавижу бардак. Рюкзак будет моим шкафом. Beшаю его на один из столбов хижины. Этот столб такой прямой. Такой надменный.

В животе все сжалось от ужаса при мысли о том, что мне предстоит провести здесь ночь, в роли жертвы на помосте, защищенном лишь москитной сеткой. Ладно. Хочу есть. Ноги ведут меня в обратный путь. Наверх. Девочка моя, смотри, куда шагаешь, здесь очень опасно! Мягко говоря. В качестве звукового сопровождения все та же лягушка. Мне нравится. Светит солнце. Очень жарко. Оооочень сыро.

Вот и хижина-столовая. Адреналин отпускает. Беттина, Джоан и Франциско уже здесь. Радушно меня встречают. Знакомят с поварихой, Кармен. У нее комплекция любительницы хорошо поесть и улыбка во все лицо. Ее она мне и демонстрирует. Отвечаю тем же. Глаза словно черные маслины в бокале шампанского. У нее черный шиньон, белая футболка и оранжевый фартук. Слишком туго завязанный. В руках — белая тарелка с чем-то дымящимся, ставит ее передо мной. Вдыхаю аромат. Наслаждаюсь. Рис-морковь-рыба из Амазонки. Моя первая еда. Набрасываюсь как сумасшедшая.

Франциско говорит, что церемония аяхуаски состоится в воскресенье вечером. Беттина и Джоан, приехавшие на прошлой неделе, уже испытали эту штуку на себе. Они с упоением рассказывают мне о пережитом кошмаре. Это как болезнь с непроходящей рвотой и поносом, приковывающим тебя к месту часов на пятнадцать, и при этом — никаких видений. Франциско тоже не находит ничего лучше, как рассказать о своем посвящении в ученики шамана.

В десять лет он остается сиротой, и его дядя-шаман, живущий в нескольких днях ходу от деревни, берет его к себе. Франциско говорит дяде, что тоже хочет стать шаманом. Хорошо, отвечает тот. И лишает пищи на несколько дней, пичкая его лишь какими-то отварами и снадобьями и так вплоть до дня посвящения, когда дядя дает Франциско лошадиную дозу аяхуаски… Начинается с рвоты, буквально выворачивающей его наизнанку. А потом приходят видения, жуткие видения. В самом ужасном из них он видит и чувствует, что земля разверзается у него под ногами и страшные недра поглощают его целиком…

Тишина. Франциско смотрит на меня. Слышу — собственный крик: «Нет, нет, я не хочу становиться шаманом!» Франциско тихо объясняет: такой жестокий обряд посвящения был для дяди единственным способом убедиться в его, Франциско, решимости стать шаманом. Аяхуаска должна очистить твое тело, прежде чем она примется за твой дух…

Этот тип начинает меня нервировать. Он нарочно рассказывает мне все эти ужасы! Я же ничего ни у кого не просила, а он не заметил, что у меня на лбу написано «Осторожно, хрупкое». Да, со мной надо обращаться осторожно. Ладно, раз так, я ухожу. На свою сцену. Там, по крайней мере, меня никто не беспокоит. Все только смотрят. И аплодируют.

 

Три часа пополудни. За мной приходит Франциско. У меня было достаточно времени, чтобы успокоиться Под зеленым взглядом джунглей он объявляет, что меня ждет «цветочная ванна». Вот так сюрприз. По-любому, мне давно пора помыться. По словам Франциско, такой ритуал очищения должен подготовить мое тело к церемонии аяхуаски. Углубляемся в джунгли. Сворачиваем налево, на тропинку, круто ведущую вниз. Совершенно не ориентируюсь в этом кричащем хаосе. Наконец выходим на поляну, где перед нами открывается излучина ручья в форме подковы.

— Вот и твоя ванна! — восклицает Франциско.

Ага, в натуральную величину. Полная тины. Вроде не воняет, ведь вода все же проточная, хоть и течет еле-еле. Своеобразные дощатые загородки образуют запруду и «фильтруют» воду. Они расположены по обе стороны потока. Основное правило — мыться между этими плотинами. Конечно, при условии, что я не хочу принимать ванну в компании с крокодилом. Комок в горле.

Последний раз, когда я видела крокодила, из спины у него торчала стрела, и он был жив! Мне тогда было пять лет. Это случилось в Сабу, все там же, в Буркина-Фасо. Крокодилы там считаются священными животными, но этот «согрешил», сожрав одного из местных ребятишек. Его наказали стрелой в спину, чтобы он понял, что больше так поступать не стоит! Больше он так не поступал и в течение многих лет служил главной достопримечательностью деревни.

Осматриваю свою «ванную комнату» посреди амазонских джунглей. На горизонте вроде бы никаких животных не наблюдается. На берегу — светло-коричневая утоптанная земля, три деревянные скамейки, большой глиняный горшок примерно метр высотой, рядом — чурбан, служащий табуретом, деревянный кол с висящим на нем белым пластмассовым ведром и доска, чтобы переходить через речку. А вокруг — плотная темно-зеленая завеса джунглей. Нравится мне здесь. Так спокойно

Франциско демонстрирует технику мытья. При помощи ведерка нужно зачерпывать холодную коричневатую воду из речки и поливаться ею вволю. Ясно. Ну а где же обещанная цветочная ванна? Франциско подходит к глиняному горшку. Я за ним. Заглядываем внутрь. Там вода с плавающими в ней цветами и травами. Всего восемь разновидностей. Желтые, белые и зеленые. Пахнет очень вкусно. Запах мне незнаком — какая-то смесь ароматов кресс-салата, мяты и полевых цветов. Проникаюсь.

Франциско прикуривает сигарету. Вернее, это, обычный темный табак, завернутый в листок толстой белой бумаги, похожей на бумагу для принтера! Такие сигареты продают на рынке в Икитосе. Называются они мапачо. Франциско затягивается и выпускает дым на цветочную воду. Тем самым он заряжает ее энергией, без которой вода была бы «пустой», объясняет он. Потом он свистит, потом поет. Опустив голову в горшок. Ритуал очищения.

После этого Франциско велит мне раздеться и велит мне сесть на деревянный чурбан. Меня что, сегодня принесут в жертву? Большая голубая бабочка вьется надо мной. Добрый знак. Франциско говорит, ее привлек аромат цветов. Рядом с горшком стоит сосуд в виде половинки тыквы. Он наполняет его ледяным настоем — и р-раз! Вода и цветы оказываются на моей бедной разгоряченной голове. Гипер-холодно! Говорит, надо натереться цветами. Лепестки трущиеся о кожу, отдают свой аромат. Мечта. Он трижды опрокидывает ведро ледяной воды мне на голову. Она уже остыла. Чувствую, что родилась заново.

Отправляемся в хижину для церемоний. Теперь меня должны надушить. Это завершающая часть церемонии очищения. И девушка сможет отпраздновать свою свадьбу с лесом. Не люблю я свадьбы. Поднимаемся обратно и попадаем на вершину небольшого холма. Здесь и расположена хижина, такая хрупкая и воздушная среди деревьев. Очень прямых и очень высоких.

Вступаем в священное пространство. Около тридцати квадратных метров. Крыша из листьев, остов из дерева, стен нет, пола нет, под ногами — земля джунглей. Две длинные деревянные скамьи стоят по обе стороны от алтаря — простого дощатого стола, обращенного на восток, на котором находятся магические камни, флаконы с благовониями, табак и скрученные сигареты…

Все эти предметы — инструменты, необходимые шаману для общения с духами. Франциско велит мне сесть на табурет с тремя ножками, будто сделанными из виноградной лозы, и берет квадратную пластмассовую банку. В ней — спиртовой настой из цветов. Аромат. Его аромат. Это он его составил. Из цветов джунглей. Это такое искусство. Которым он владеет. Онparfumero — человек, умеющий подбирать цветы и составлять ароматы с учетом символики и значения каждого из них в общении с миром духов. Духи они как люди, тоже любят приятные запахи. Франциско снимает крышку с банки. Запах вырывается наружу. Пробуждает инстинкты. Вдыхаю полной грудью. Пахнет чууууудесно. Я бы сказала «цветочно-сладко-алкогольно-острая лесная вода». Вот что я чувствую, если выразить словами. Как бы то ни было, рецепт хранится в секрете. Не стоит и пытаться разгадать. Короче, грандиозно.

Обряд начинается. Франциско берет шакапу — простой пучок листьев, используемый как музыкальный инструмент. Вспоминаю лиственные маски бобо. Не в смысле «богатеньких буржуа», которых мне, наверно, никогда не стоило покидать, а в смысле племенибобо, которое живет на юго-западе Буркина-Фасо. Согласно местному мифу о сотворении мира, у истоков вселенной стоит бог Вуро. Этот бог сначала хотел удалиться, решив было, что создал мир абсолютной гармонии, но очень скоро убедился, что люди своей повседневной деятельностью постоянно подрывают этот баланс. Поэтому Вуро не исчез полностью, оставив часть себя помогать людям. Эту самую часть и символизирует маска из листьев, напоминающая смертным, что те всегда могут рассчитывать на помощь в восполнении понесенных ими потерь и восстановлении первоначального равновесия, заданного Вуро…

Франциско окунает шакапу в настои. Закуривает мапачо, вдыхает дым и обдувает им строго определённые части моего тела: голову, грудь, лопатки, дни которые я сложила перед собой по его просьбе. Потом он начинает петь, отбивая ритм пропитанной настоем шакапой. Запах распространяется вокруг. Я хмелею. Все в том же ритмичном движении шакапа легко касается моей головы и спины. На ладони падают несколько капель настоя. Я должна натереть им лицо. Аромат впитывается в кожу. Я должна дышать. Глубоко, носом. Я в самом сердце первобытной энергии. Вдох. Наконец-то…

Половина пятого вечера. Ложусь спать. Не спала с самого Парижа. Надо сказаться все правильно сделала. Правильно, что хорошенько попрощалась с прежней комфортной жизнью.

Ложась в гамак, я дернулась было отключить мобильник, чтобы не разбудили. Дуреха, забудь про мобильник! Нет вещей, только привычные движения, связанные с их использованием. Улыбаюсь самой себе. Не слишком рано, ладно? Прощайте.

 

Просыпаюсь в темноте, вокруг — несметные полчища кричащих зверей. Ужас. К тому же я вдруг понимаю, что свой налобный фонарик оставила там, на столе, очень далеко. Придется идти, в темноте, босиком, воображая змей и тарантулов, которые кишат на полу. Пульс — 300 уд./мин. Надо приподнять сетку, сесть, свесив дрожащие ноги в непроглядный мрак, а потом встать. 400 уд./мин. Вперед. Пальцы на ногах поджаты, рот перекошен гримасой, глаза судорожно шарят во тьме, дыхание перехватило, шаг, еще шаг, опираясь на внешнюю сторону стопы. Вытянув руки перед собой, натыкаюсь на что-то твердое. Щупаю. Ага! Вот он, стол. Теперь найти бы этот чертов фонарь. За спиной у меня полно чудовищ, они вот-вот набросятся на меня, если я сеееейчас же не зажгу свет! Где же он, где… ВКЛЮЧАЮ! Ха-ха, слишком поздно, теперь вам не достать меня, мерзкие, злобные твари.

Натягиваю фонарик на свой нетерпеливый лоб. Теперь у меня есть третий глаз. Чтобы осветить пол, достаточно повернуть голову. Никаких чудовищ. Бедная дурочка. Продолжая оглядываться, освещаю джунгли вокруг. Тело не успевает поворачиваться за головой. Фонарь сползает на нос. Главное, не выключать свет. Подтягиваю резинку на затылке. Так, ну вот. 200 уд./мин. Спокойствие. Я спокойна. Подметаю пучком света каждый уголок моей сцены. Со стороны леса я, наверно, похожа на огромного пляшущего светлячка. Ладно, я же не могу провести всю ночь с этой штукой на голове. Зажгу лучше много-много свечек по всей хижине. Чиркаю спич кой, судя по звуку, они мокрые. Не горят. Только легкий запах серы. Вдыхаю. 100 уд./мин. Обожаю этот запах. Хорошо, есть зажигалка. Ну вот. Квадратная сцена, по периметру — свечи. Пьеса, которую я хочу вам сегодня сыграть, называется…

Свечки не погаснут. Ветра нет. Здесь самая низина. Если только какой-нибудь дух вдруг не испортит воздух.

Десять двадцать. В семь я должна была пойти на ужин! Облом. Хотя о том, чтобы идти по джунглям в темноте, не могло быть и речи. Это сильнее голода. Лучше подожду до рассвета. Беру бульварный журнальчик, купленный в Атланте. И плюхаюсь под москитную сетку в мой небесно-голубой спальный мешок. Большой, 140 сантиметров в ширину. Такой же, но односпальный был бы не шире 65. Прямо гроб какой-то. А этот хотя бы просторный. Раздвигаю ноги. Чтобы проверить. Вот оно, счастье.

Сцена 1, акт II. Смотрите-смотрите, вы, жители джунглей. Сейчас я почитаю, а после буду спать, а свечи не погашу, вот так! А потом, не бывает ведь сцены без света. Так что, дорогие мои ночные зверушки, если вам что мешает, отправляйтесь спать куда подальше. И никак иначе.