Мгновение молчания, когда они с Энн неотрывно смотрели в глаза друг другу, затягивалось, шли секунда за секундой. Энн была в ярко-синем платье, цвет которого подчеркивал особую глубину ее синих глаз, Эндрю не знал, что сейчас ей приходится собирать по крупицам все свое мужество. В первый же вечер, когда он, раненый и еле стоящий на ногах, вместе с ее братом появился в доме, она почувствовала, что теряет покой, и, оказывая ему помощь, Энн молила, чтобы никто не заметил, как дрожат ее руки.

В Эндрю было что-то, что оставалось для девушки загадкой. Он сразу произвел на нее странное действие, и если его энергия и плещущая через край мужественная сила сначала пугали ее, то потом начали возбуждать.

Эндрю ничего не позволял себе, но само его присутствие вызывало румянец на щеках Энн. Он был чуток, великодушен и сдержан, но Энн этого казалось недостаточно, и она едва ли смогла бы объяснить, что ей еще от него надо.

Больше всего на свете она боялась признаться себе самой, что ее (Боже, какой скандал!) тянет к слуге. Для леди Энн Мак-Леод чувства такого сорта категорически исключались. И все же, все же… он такой… такой притягательный!

Эндрю тоже был поглощен переживаниями. Как ему хотелось сейчас, чтобы она увидела его при дворе благородным рыцарем, стоящим на одной с ней ступеньке общественной лестницы. Может быть, тогда бы она смотрела на него другим взглядом? Может быть, она даже?..

— Леди Энн? — повторил он вопрос, сделав шаг к ней.

Это была ошибка — его сразу обволок аромат ее духов, ослабляя волю и путая мысли. Эндрю замер, но Энн уже успела взять себя в руки. Губы ее дрогнули, она попыталась улыбнуться.

— Когда был жив мой отец, флирт со служанками находился под строжайшим запретом. Между прочим, он даже штрафовал тех, кто позволял себе амурничать с девушками.

— Но тут была всего лишь одна девушка! — с усмешкой заметил Эндрю; он с удовольствием увидел, как Энн рассмеялась.

— Боюсь, что это не меняет сути дела.

— Тогда… тогда мне придется заплатить штраф. Сколько он составлял при вашем отце?

— Шесть пенсов.

Эндрю шагнул к ней, и Энн пришлось задрать голову, чтобы видеть его глаза. Пошарив в кармане, он отыскал несколько монеток, затем поймал ее руку и вложил деньги в ладонь, загнув пальцы. Энн судорожно сглотнула — монеты показались ей раскаленными. Подержав секунду ее руку в своей, Эндрю неохотно отпустил ее, ошеломленный и слегка испуганный тем волнением, которое произвело на него прикосновение к ней. Медленно, не отводя глаз, Энн опустила сжатую руку. Она не знала, о чем говорить дальше.

— У вас так много денег? — нашлась она.

— Очень мало. Мне вовсе не нужно много денег, а вот вам потребуется.

— Почему же, Эндрю?

— Сейчас… сейчас не могу объяснить. Просто… в общем, ваш брат доверил мне безопасность вашу…

— …И моей сестры Кэтрин, — досказала она.

— Да, и это две разные вещи.

— То есть?

— Кэтрин… как бы сказать… временами непредсказуема, а то и вовсе…

— …Неуправляема, — с улыбкой подобрала Энн нужное слово.

Но его лицо говорило об озабоченности. Эндрю боялся за нее, поскольку сердцем понимал, что Энн неизменно останется на стороне семьи, и ему понадобится вся его изобретательность, чтобы обезопасить ее и при этом сослужить службу своему королю. И он всячески гнал от себя мысли о том, что, возможно, ему придется делать жесткий выбор: либо одно, либо другое.

— Энн… леди Энн, пожалуйста, выслушайте меня.

Ему хотелось потянуться к ней, привлечь в свои объятия… Она тоже дрогнула, почувствовав странный жар, исходящий от него, и впала в легкую панику, поняв, что, если он дотронется до нее, она окажется в кольце его сильных рук… Это было бы пренебрежением всеми запретами и представлениями о достойном и недостойном, но она бы поступила именно так, и это было страшно.

Энн попыталась отвести взгляд, но потом вновь подняла глаза и неожиданно для себя взяла его за руку. Он ощутил теплые от ее пальцев монетки у себя в ладони.

— Отчего же вы не берете деньги?

— Во-первых, у вас и без того их очень мало, во-вторых… Вам доверено заботиться обо мне, и я не сомневаюсь, что вы будете и дальше делать это по мере своих сил.

— Тогда знайте, — сказал он тихо, — что, если вам что-либо понадобится, можете всегда мною располагать. Возможно, вам понадобятся деньги, и поэтому, пожалуйста, возьмите их просто так, на всякий случай. Наше благополучие слишком важно для… для стольких людей.

Спич получился слишком галантным для человека из народа. Контраст между тем, что Энн видела, слышала, чувствовала, и тем, что ей полагалось считать за данность, поразил девушку.

— Хорошо, я сделаю, как вы сказали, — прошептала она.

Боги! Как хотелось ему обнять ее и поцеловать со всей страстностью и пылом, на который он был способен! В узком коридоре царила полутьма. Он чувствовал ее взгляд на себе и слышал чуть учащенное дыхание.

— Надеюсь, я не напугал вас, Энн, — сказал Эндрю мягко.

— Нет, — ответила она, совершенно пропустив мимо ушей то обстоятельство, что он пренебрег ее титулом и так нежно позволил себе произнести ее имя.

— Тогда выслушайте меня. Ваше благополучие для меня важно не меньше благополучия ваших сестры и брата. Но на этот раз… Вам, пожалуй, стоило бы поступить им наперекор.

— Никогда! Их судьба — моя судьба. Я их люблю, Эндрю, и мне просто непонятно, как вы можете говорить такое.

«Могу, потому что я люблю вас», — хотелось ответить ему, но это было невозможно. Он вздохнул, понимая, что, при всей своей миловидности и мягкости, Энн была не меньшей упрямицей и гордячкой, чем ее сестра. Эндрю не мог погубить ее, посвятив в планы Кэтрин, попытки отговорить которую от ее самоубийственного намерения не достигли цели.

— Могу, потому что времена сейчас очень и очень опасные.

— И вы желаете защитить меня?

— Насколько это в моих силах, — от всего, что может угрожать вам, вашему будущему.

— Вы говорите загадками, Эндрю.

— Я? Но что же здесь непонятно, Энн? Ваш брат нанял меня именно для этого. Это мой долг, вот и все.

— Долг… — повторила девушка, и легкая улыбка тронула ее губы. — А мне видится здесь нечто выходящее за рамки долга. Может быть, дело в том, что я вам доверяю и чувствую себя такой защищенной… Мне кажется, что вы больше, чем просто слуга.

— Я тот, кем вы хотите меня видеть, только и всего. Я — ваш защитник, вы — моя госпожа. Не сомневайтесь во мне, Энн. Я хотел бы сделать все возможное для вашего семейства. У меня есть свое представление о чести, и я предпочитаю жить в соответствии с ним.

— Понятно.

Энн была разочарована тем, что Эндрю не сказал о ней как о главной причине его поступков. И вновь у нее побежали мурашки по телу при мысли, что она стоит на грани запретного.

Эндрю почувствовал, что девушка уязвлена, и отступил, утешая себя мыслью, что, когда у него появится возможность предстать перед ней на равных, он убедит Энн в своей искренности и очистит ее душу от угрызений совести и сомнений.

— Вы позволите поговорить с вами обо всем не сейчас, а при более подходящем случае? Может быть, тогда я смогу открыто и ясно объяснить сказанное сегодня.

— Да, конечно…

Он хотел уже повернуться и отправиться к старшей сестре. Менее всего на свете он желал, чтобы Энн стала свидетельницей его объяснений с Кэтрин. Но оказалось, что он недооценил твердость характера такой мягкой, слабой на вид леди Энн.

— Вы что, идете сейчас к Кэтрин?

— А?.. Ну да!.. Я иду к ней. Так, ерунда. Маленький отчет за прошедший день.

Но Энн ни на секунду не поверила ему. Она гордо приподняла голову, глаза ее сверкнули, и она надменно заявила:

— Я иду с вами!

Прежде чем Эндрю успел возразить, девушка уже шагала к двери. Ему оставалось только последовать за ней.

Кэтрин резко обернулась на звук открывающейся двери. На ней был наряд для верховой езды, она явно рассчитывала увидеть Эндрю наедине, и уж, во всяком случае, без сестры, которая гордо вела за собой сконфуженного донельзя домоправителя.

— Что ты здесь делаешь, Энн?

Эндрю прикрыл дверь и с полуулыбкой приготовился выслушать объяснения Энн. Несмотря на некоторые сложности, которые создавало ее присутствие, теперь он находил в нем и положительные стороны.

— Кэтрин, я не меньше тебя имею право знать о том, что происходит. Куда ты собралась ехать?

Кэтрин нахмурилась, и когда ее взгляд обратился к Эндрю, тот почувствовал себя не в своей тарелке.

— Кэтрин, — требовательно объявила Энн, — я не меньше тебя озабочена всем происходящим.

— Знаю, Энн. Но зачем, скажи, тебе знать все, когда, узнав хотя бы часть, ты смертельно рискуешь? Зачем тебе ввязываться в мое дело?

— Я не ввязываюсь. Но я имею право знать, что происходит. Мы обе заинтересованы в благополучии семьи.

— Все правильно. Но ты не собираешься ни во что вмешиваться?

— Нет. Я просто хочу знать правду.

— Хорошо. Эндрю, а почему бы тебе не присесть? — Кэтрин пододвинула к камину кресло и повернулась к нему. — Ну, теперь выкладывай все.

Эндрю перевел глаза с Энн на старшую сестру.

— Я получил аудиенцию у Донована Мак-Адама… а еще у короля, — начал он.

— Великий Господь! — Голос Кэтрин зазвенел от негодования. — Я видела этого негодяя множество раз. И что же, это весь твой отчет?

— Нет… Еще там чудный вид из окна…

Эндрю ссутулился, он, с его сильным телом, чувствовал себя крайне неуютно на маленьком, хрупком стульчике.

Прежде чем он успел продолжить, рассказ его перебила Энн:

— Вы купили новые сапоги?

Эндрю поднял глаза на ее тихий голос, и на какое-то мгновение они словно остались в комнате одни. Потом он улыбнулся, поняв, что Энн задала этот вроде бы неуместный вопрос для того, чтобы снять напряжение и притушить гнев сестры.

— Да, новые. Старые уже никуда не годились. Пришлось раскошелиться и остаться с шестью пенсами в кармане.

Юмор его замечания остался непонятен Кэтрин, раздраженной ощущением, что между этой парочкой существует нечто, о чем она ведать не ведает. Эндрю с трудом удержался от смеха и решил, что теперь можно продолжать.

— Да, продолжим с отчетом.

Он снова согнулся на своем стульчике.

— Госпожа Кэтрин Мак-Леод получила разрешение Донована Мак-Адама… а заодно и короля… на посещение церемонии коронации. Похоже, Якову выгодно собрать всех вас в одном месте. А потому вам разрешают посетить Дайрлтон. Но мне бы очень не хотелось, чтобы вы оказались там, — добавил он еле слышно.

— Я не нуждаюсь в советах, — отрезала Кэтрин. — Чему быть, того не миновать. Нет никого, кто мог бы предостеречь их от страшной ошибки, которую они готовы совершить. По- вашему, надо сидеть и ждать, пока их вздернут на виселице?

— Яков обо всем знает, — негромко сказал Эндрю. — А потому они будут повешены независимо от вашей жертвы. Мне, однако, не хотелось бы, чтобы и их числе оказались и вы.

— Нет, я не верю. Тебе просто показалось. Кроме того, ты не учитываешь настроения по всей стране. Все, как один, станут против него.

— Может быть; ну а вдруг все будет не так? Что, если вы пребываете в заблуждении? Люди пограничья следуют туда, куда ведут их Патрик Хепберн и его друг Мак-Адам. Драммонды и Дугласы твердо стоят за короля. Другие очень скоро присоединятся к их лагерю. Всякая попытка сопротивления в этих условиях смертельно опасна и… опрометчива. Почему вы не желаете верить, что заговор в Дайрлтоне раскрыт? Не ездите, не ставьте себя под удар!

— Эндрю… — начала было Кэтрин, но он прочитал в ее глазах то, что она собиралась сказать.

— Нет, я не поеду, — быстро сказал он. — Вы ставите под угрозу жизнь Энн, а заодно лишаете своего брата надежды обрести свободу. Заговорщики слишком недальновидны, и королевский гнев с неотвратимостью молнии обрушится на их голову. Ваше предупреждение уже опоздало.

— Я подумаю над этим, — сказала Кэтрин, но Эндрю не сомневался, что девушка не воспользуется его советом.

Однако больше всего он боялся за Энн.

Кэтрин постояла, затем улыбнулась Крейтону. Улыбка была мягкой и приветливой, но тем более удручающе она подействовала на него.

— Спокойной ночи, Эндрю, — сказала она и, повернувшись, вышла.

Энн некоторое время хранила молчание, а когда подняла глаза, они были полны мольбы. Девушку можно было назвать тихой, мягкой, но глупой — никогда. За поступками мужчины, сидевшего напротив нее, скрывалось нечто гораздо большее, чем она ранее полагала, и это пугало ее. Эндрю почувствовал этот страх, и, когда он посмотрел на Энн, взгляд его был невозмутим и спокоен.

— Кто вы, Эндрю? — прошептала она, сама испугавшись своего вопроса.

Но Эндрю не собирался откровенничать. Он был раздражен и озадачен ее проницательностью, однако солгать Энн у него не было сил. Он выпрямился, вставая с неудобного сиденья.

— Спокойной ночи, леди Энн.

И, повернувшись, Крейтон вышел из комнаты, спиной ощущая пристальный взгляд девушки.

По приказу Донована, с ним осталось двадцать человек. Остальные узкими, труднопроходимыми стежками двинулись на север, в направлении Скона и Дайрлтона. Он специально дал им время, чтобы, успев расположиться неподалеку от Дайрлтона, они готовы были выполнить его приказ.

Мак-Адам подумал о Кэтрин. Она, вероятно, тоже уже выехала. Если он прав, девушка села на лошадь чуть свет. Она была исключительной наездницей и, насколько Доновану было известно, не хуже него могла вынести тяготы дальней поездки. Эта женщина могла свести с ума любого!

Отбросив мысли о ней, Донован махнул рукой в латной рукавице стражникам, охранявшим ворота. Сейчас судьба государства зависела от него, на его плечах лежала задача обеспечить безопасность в королевстве.

Донован не сомневался, что на коронации будут присутствовать немногие. Страна все еще находилась под гнетом страха. Предстояло упорядочить жизнь в ней, утвердив Якова на троне.

Кэтрин была одной из немногих аристократок, присутствующих на празднестве. Во время долгой и утомительной поездки верхом Донован позволил себе мысленно вернуться к ее персоне. Поразительно красивая девушка! Она затронула в его душе струну, как ему казалось, навсегда умолкнувшую, и это злило, но в то же время будоражило. Что будет дальше? Слово «капитуляция» не из его словаря… Впрочем, в ее словаре оно тоже отсутствует!..

Ему вспомнилась другая поездка — тогда он покинул дом в поисках службы, которая позволила бы достичь тех вершин власти, на которых он ныне пребывал. Он взял свое старанием, тяжким трудом и верностью королю, лишенному на тот момент возможности править.

В ту первую поездку он отправился в сапогах, которые сам стачал, и верхом на краденой лошади. Теперь его наряд мог ослепить самый искушенный глаз, и ехал он на великолепной черной кобыле с отменной родословной. Ныне он — пара Кэтрин Мак-Леод, и он желал в этом удостовериться, потому что всю жизнь неустанно рвался к границам возможного. Но для чего ему необходимо это испытание, он даже себе не желал признаться.

Донован добрался до Скона к десяти утра. Перед часовней он спешился, и слуги увели лошадь. Оставалось ждать, когда прибудет Яков, но раньше — Кэтрин.

Он увидел девушку издалека, но сразу ее узнал. Сверкание бело-золотого знамени на фоне деревьев странно смутило его. Она скакала навстречу опасности, и в этом он почувствовал вызов себе.

На ней было платье, отороченное белым горностаем, и народ оживился при ее появлении. Для Донована было очевидно, что люди любят и уважают ее семейство, и сейчас он ухватился за это обстоятельство как за главное оправдание своему намерению жениться на ней. Кэтрин — девушка с характером, но после того, как она угодит в дайрлтонскую ловушку, ее мнение перестанет что-либо значить.

За пазухой у него лежала бумага за подписью короля, где все было оговорено. После коронации леди Кэтрин Мак-Леод должна была стать его женой. Ее мнения на сей счет никто не собирался спрашивать; Донован желал показать, кто победитель, а кто — проигравший.

Он не спускал с девушки глаз. Солнце играло в ее пышных волосах, и лицо, казалось, пылало от возбуждения. Несмотря на то, что она старалась не глядеть в его сторону, Донован был убежден, что она думает о нем; он ощутил, как на него накатывается горячая волна желания, но, подавив в себе это чувство, зашагал в ее сторону. Кэтрин невольно залюбовалась этим красивым мужчиной. На лице Донована Мак-Адама, в каждом движении его рослого, мускулистого тела читалась решимость не считаться в своих поступках ни с кем и ни с чем.

Кэтрин хотела, чтобы слуги помогли ей спешиться и тем самым избавили от необходимости встречаться лицом к лицу с Донованом, но ни у кого не нашлось храбрости встать на пути этого могущественного человека с прищуренными недобрыми глазами.

Остановившись перед ней, он, к ее удивлению, вместо приветствия взял из ее рук хлыст.

— Я не привык недооценивать противостоящие мне силы, — с улыбкой сказал он и, потянувшись, обхватил ее за талию, собираясь снять с седла.

— А не переоцениваете ли вы свои способности? — хладнокровно спросила Кэтрин.

— Не думаю, — сказал Донован негромко.

— Тогда не тянитесь за тем, что вам не принадлежит, иначе моя рука заменит мне хлыст, который вы предусмотрительно забрали.

Донован почувствовал, что его терпение на пределе, но, вспомнив, где он, сдержался и молча предложил девушке руку.

Он стоял так близко и был так привлекателен, что Кэтрин растерялась, но только на секунду.

— Я, пожалуй, подожду. С лошади будет лучше видно прибытие короля.

Но Донован продолжал держать руку на весу, и она подчинилась. Кэтрин встала на пару ступенек позади него, и запах ее духов обволакивал Мак-Адама, мешая ему дышать. Солнце продолжало играть в волосах девушки, и он на расстоянии чувствовал, как бьется в ней жизнь. И ему так хотелось прикоснуться к Кэтрин!

Неужели она настолько глупа, чтобы и вправду поскакать в Дайрлтон? По-своему он уважал ее стремление предостеречь мятежных лордов, но в то же время благословлял день, когда узнал о ее планах, поскольку твердо знал — только при таком стечении обстоятельств он сможет сломить ее волю.

Стоя в толпе, с виду оба дожидались приезда короля, на деле же думали только друг о друге.

А потом начался старинный пышный обряд. Вдали показался король; по традиции, ему полагалось быть одним из лучших наездников в Шотландии. С Яковом-старшим в свое время получилась незадача, зато его сын сидел на коне как влитой. Подъехав, он величаво спешился, и под перезвон колоколов приближенные последовали за ним в часовню.

Внутри столпилось виднейшее дворянство страны, но в глаза бросалось отсутствие горцев. Лишь трое из присутствующих знали о причинах, помешавших им приехать на церемонию, и ими были Яков, Донован и Кэтрин.

Перед тем как пройти в часовню, Кэтрин украдкой глянула на Донована. При всем неприятии этого человека, которое она всеми силами в себе разжигала, его внешность и манера держаться не могли не восхищать. Одет он был лучше, чем любой из лордов, казалось, Донован — хозяин всего, на что падает его взор. Всего, но только не ее! Кэтрин с трудом заставила себя отвести от него взгляд.

Яков, разряженный в соболя и бархат, опустился на колени перед алтарем, низким голосом, размеренно и неспешно произнося слова клятвы. Он казался спокойным.

Высоко под сводами гулко отдавались звуки торжественной церемонии, и Кэтрин видела, как золотая корона, сверкающая рубинами, изумрудами, жемчугом и алмазами, была водружена на голову нового монарха.

С этого момента Яков стал законным королем. Церемония закончена. Донован предложил руку Кэтрин, и они вместе со всеми вышли из часовни. Король вновь шагал впереди один.

Кэтрин взглянула на Донована: на какой-то момент ее взгляд потеплел… и вновь стал враждебным.

— Итак, — сказала она тихо, — вы и ваш король получили все, чего желали.

— Да, — согласился тот, также следя, чтобы голос его звучал негромко. — Включая право казнить и миловать, одаривать друзей и сокрушать врагов.

В его словах слышалась гордость своей властью и какой-то намек. На что?

— Казнить и миловать? А если бы я вас попросила о такой милости, могли бы вы от лица короля помиловать?

— Мог бы, — сказал Донован негромко, но твердо. — Кого вам угодно помиловать?

— Никого, — улыбнулась она в ответ. Сам того не заметив, он раскрылся и попал в подстроенную ею ловушку. — Мне ничего от вас не надо, Донован Мак-Адам. Ничего.

— Не торопитесь ли вы? Второпях, как известно, можно сделать опрометчивый шаг. — Он был раздражен тем, что Кэтрин так возбуждающе на него действует. — Вы торопитесь уехать, леди Мак-Леод. К чему такая поспешность? Почему бы вам не остаться и не поприсутствовать на празднествах?

— Нет, я должна ехать. У меня друзья, и они меня ждут.

— Но ведь нет никакой необходимости так торопиться!

— Боюсь, что это не так. Вы мне поможете сесть на лошадь? — Выражение лица ее казалось холодным и насмешливым. Доновану захотелось арестовать ее тут же, но слуги Кэтрин были вооружены и заступились бы за хозяйку. Вдобавок, не имея на руках улик, он не смог бы долго держать ее под арестом; сдерживая гнев, Мак-Адам помог девушке сесть в седло и с минуту постоял с поводьями в руке.

— Для вас, леди Мак-Леод, было бы правильнее вернуться в Эдинбург.

В последний раз Донован пытался ее предостеречь.

— Может быть, и так, — ответила Кэтрин, на мгновенье сама усомнившись в правильности своих поступков, но тут же вспомнила о долге перед своим кланом: она должна успеть прибыть в Дайрлтон до того, как мятеж начнется. Пришпорив лошадь, она помчалась по ведущей на север дороге, а Донован долго смотрел, как девушка с немногочисленной свитой исчезает за поворотом.

Кэтрин гнала лошадь, не сомневаясь, что воины короля прибудут не раньше, чем завтра. Гости и воины будут праздновать допоздна, напьются и едва ли окажутся в состоянии отправиться в путь раньше полудня. За это время можно будет уговорить мятежных горцев воздержаться от бунта и тем самым спасти их.

Но все оказалось гораздо сложнее. В Дайрлтоне она наткнулась на стену непонимания. Расположившись в замке, Кэтрин долго и безуспешно пыталась уговорить Джона Флеминга дать приказ не начинать мятеж.

— Неужели вы не понимаете, что они раздавят нас! Это непростительное легкомыслие! Я была на коронации. Сейчас самое подходящее время сложить оружие и заключить мир.

— Нет, — раздраженно отвечал Флеминг. — Просто мы единственные, у кого хватает смелости начать; но стоит нам выступить, как остальные последуют нашему примеру.

— Но это безнадежная затея, как вы не понимаете!

Он собирался ответить, когда в покои ворвался воин с криком:

— Король! Король с войском здесь!

— Проклятье! — вскричал Флеминг с ожесточением. — Уж не вы ли предали нас, леди Мак-Леод?

— Как вам не стыдно! — гневно воскликнула она. — Неужели вы не понимаете, что я вместе с вами буду схвачена как бунтовщица?

В ушах у Кэтрин звучали прощальные слова Донована. Он предостерегал ее от подстроенной им же самим ловушки!

Донован не сомневался, что Кэтрин уже предупредила мятежников об их скором приходе. Он настолько был захвачен мыслями о ней, что даже забыл, что речь идет о рядовом бунте. Однако, поскольку его подавление становилось первым государственным актом официально возведенного на трон Якова, надлежало преподать урок, который запомнился бы надолго.

Схватка была скорой, решительной и кровопролитной. Уступающие числом и застигнутые врасплох мятежники сражались храбро, но гибли один за другим. Через час белый флаг взвился над последним очагом сопротивления, и горсточка уцелевших горцев сдалась на милость победителям.

Лорд Кемпбелл, прискакавший вместе с Донованом, приблизился к королю с лордом Флемингом, который, насколько знал Донован, не ведал даже, что его брат — один из главных бунтовщиков. Пока руководители восставших допрашивались королем, Донован проскакал во внутренний двор замка и там спешился. Он не раз бывал здесь и знал, где можно отыскать Кэтрин Мак-Леод. Вокруг башни вилась узкая лестница, и он поднялся по ней, отмеряя ярус за ярусом.

Девушка недвижно стояла на ветру, закутанная в плащ, и молча ждала его. Открыв дверь, Донован вошел в башню и остановился. Воцарилась глубокая и тягостная тишина.

Кэтрин, стоя в этой небольшой клетушке, ждала решения своей участи. Голова ее по-прежнему была гордо поднята: она не желала просить милости. Донован несколько мгновений смотрел на нее, затем быстрыми шагами пересек комнату и схватил девушку за руку.

— Игра окончена, леди Кэтрин, и вы проиграли. Вспомните, я вас предостерегал, что придет время платить. Вы готовы к этому?

— Да, — сказала она, даже в положении пленницы сохраняя гордое выражение лица.

Девушка не выказывала никакого страха, и Донован был невольно восхищен. Но она и представления не имела о цене, которую ей придется заплатить, и Донована страшно занимало, что произойдет, когда Кэтрин обо всем узнает.

Он вывел ее на, вьющуюся вокруг башни на головокружительной высоте, узкую лестницу. С высоты верхнего яруса Кэтрин увидела Якова, в окружении воинов восседающего на лошади. Она на секунду замерла, и Донован решил, что ее колебание вызвано страхом высоты.

— Боитесь?

Он протянул руку, чтобы помочь ей.

— Нет, — сказала она, словно не замечая его руки.

Даже если бы всю ее переворачивало от страха, она ни за что не показала бы это человеку, которого считала изменником. Кэтрин спустилась за ним во двор замка. Яков возвышался в седле, мрачно и недовольно разглядывая ее. И это девушка, на которой его ближайший подданный хочет жениться? Интересно, подумал он, есть ли на свете человек, который смог бы ее обуздать, — если, конечно, не прибегнуть к смертному бою. Ладно, вскоре все выяснится и встанет на свои места.

Кэтрин остановилась перед королем, медленно склонила голову и присела в низком реверансе. Она знала, что стоит сейчас перед престолом правосудия, потому считала возможным продемонстрировать уважение, не собираясь, однако, умолять о прощении.

— Если вам хотелось оказаться с братом в тюремной камере, вовсе не стоило скакать так далеко, — сказал король.

— Да, ваша милость, — просто ответила Кэтрин, не имея сил на споры и объяснения.

Король насмешливо улыбнулся, развернул лошадь и ускакал. Девушка взглянула на Мак-Адама, ожидая от него указаний; Донован же не сводил глаз с лорда Флеминга, которому рассказали про брата. Флеминг резко повернулся и холодно, зловеще взглянул на него; не зря Донован никогда не питал веры к Флемингам!

Кэтрин отвлекла его:

— Король хотел сказать, что меня заточат в замок, как и других?

— Да, — последовал холодный ответ.

Повернувшись к ней, Донован взял ее под локоть и повел к лошади, где помог — а, точнее, заставил, — сесть на нее.