Пентокарх в фиолетовом мундире схолы, старался просверлить Томэ взглядом. Судя по значкам на кителе стража порядка, должность командира отряда в пятьдесят голов к его званию не прилагалась. Возможно, поэтому он казался обиженным на весь окружающий мир. Томэ зевнул.

— Хватит, хватит врать и изворачиваться. Нагадили, так отвечайте за это. Как положено благороднорожденным.

— Ты лучше лирийцам на совесть. Это они во всем виноваты.

Томэ помахал перед лицом ладонью, как и следовало ожидать никакого облегчения это не присело, дым от горящего барака уверенно заполнял двор.

— В чем виноваты?

— Напали на нас, хотя, их ничем не провоцировали, а потом подожгли дом, в котором мы укрылись, — отчеканил Томэ.

Весь десяток подтвердил слова командира дружными кивками. Пентокарх протер красные от дыма глаза.

— Горожанин без охапки привилегий за пазухой, после такого вранья уже зубы с мостовой собирал.

— Вранья?! Тебя они, что уже подмазали?! Быстро…

— Следи за языком.

— За своим помелом посмотри. Ты меня сам только что лжецом называл. Меняю одно обвинение в обмен на другое. Эти тараканы в красном, разбежались, как только увидели машину Схолы. Разве честные люди так себя ведут? Но все равно, доблестные стражи Столицы встали на их строну. Наводить на размышления, знаешь ли.

— Я верю тому, что вижу. А кадетов допросят в свое время. Так что прекрати морочить мне голову. Думаешь, я идиот?

— Ммм… а пытаться разговаривать двух шагах от пожара, теперь считается признаком большого ума?

— Ты не хуже моего знаешь, что я должен провести предварительный допрос на месте… — пентокарх закашлялся, вытер рот и повернулся к декарху. — Хватит! Забираем их. В оплоте разберемся кто из нас дурак.

— Так места не хватит, господин пентокарх. Арестантский отсек не рассчитан на одиннадцать человек.

— Тогда погрузим в общий.

— А…

— А лишних людей оставим здесь, пусть охраняют место происшествия.

Через несколько минут ушедших на разбирательства кто останется на земле, стражи порядка взяли дружинников в кольцо и повели к открытому люку летающий машины. Тех, кто отставал, весьма не вежливо, подталкивали прикладами коротких силовых винтовок. Томэ завистливо вздохнул, ему бы такое оружие вместо антиквариата с химическими патронами, тогда ратоцифалу хватило и одного выстрела.

— Поменьше культяпками махай, фиалка, — проворчал Дарен, — припомнится.

— Пентокарх, они мне угрожают.

— Какие у тебя нежные люди, — усмехнулся Томэ, — слова им не скажи. Фиалки, фиалки и есть.

— В машину, — рявкнул пентокарх.

Томэ поднялся по гудящей под ногами аппарели, перед ним Марис и Вильд несли бормочущего что-то Зарака. Внутри летающая машина освещалась вмонтированными в стены световыми колбами. Похоже, что схоларии экономили энергию, отсек был погружен в полумрак. Томэ поморщился от тяжелого запаха горячей смазки, который смешивался с неповторимым привкусом затхлости, от воздуха, пропущенного через наполовину забитый фильтр.

Вдоль переборок тянулись узкие скамьи. Схоларии рассадили на них дружинников, и сами устроились по краям. В руках они по-прежнему держали оружие. Томэ досталось место рядом с небольшим иллюминатором. Справа от него растирал виски Зарак.

— Слушайте, неужели ты так боишься, что мы захватим ваше драгоценное корыто? — Томэ похлопал ладонью, по так и не сданной плети.

— Это вроде отеческой заботы, — отозвался пентокарх. — Всем известно, что у вашего брата соображалка как у пятилетних. Ткнете пальчиком в цветную кнопочку, а мы в землю и впишемся. Как видите, все для вашей же пользы.

Томэ мило улыбнулся.

— Как я сам не догадался, весь бойцы Схолы на всю Столицу славятся своими большими, трепетными сердцами.

Пентокарх отвернулся и прошествовал через отсек в пилотскую кабину. Томэ проводил схолария взглядом. На самом деле, он немного понимал в управлении воздушными машинами и при случае мог это продемонстрировать… но сейчас это действительно было бы детской выходкой. Хотя и соблазнительной. Томэ стиснул зубы и заставил себя отвести глаза от ведущей к пилотам двери.

Настил под ногами задрожал, машина начала подниматься в воздух. Томэ машинально стал шарить ладонью в поисках рычага опускающего фиксирующий каркас, но нащупал только локоть Зарака. Дружинник поднял на командира взгляд мутных глаз.

— Чего?

— Захочешь блевать, не стесняйся. Можешь прямо на пол. Все равно не нам убирать.

— А? Мы что… летим что ли?

Осторожно, видимо, боясь, что у него закружится голова, Зарак огляделся. Его взгляд задержался на людях в фиолетовой форме.

— Понятно, — протянул он. — Влипли значит.

— А ты уже кое-что соображаешь. После такого удара, говорят, мозги на несколько дней отшибает.

— Это про других говорят. А у меня голова крепкая. Я все помню… Почти.

Зарак стал, морщась, отряхивать кафтан.

— Слушай, почему, у меня бок болит? Меня Вильд ронял что ли?

Томэ неопределенно махнул рукой, лицо Зарака налилось кровью.

— Ты зачем, вообще этого мозгляка ко мне приставил?! Хотел, чтобы он меня прикончил?!

— Хотел, чтобы у него руки были заняты. Так что считай, что пострадал ради блага отряда.

— Ничего себе, может, мне за это премия положена?

— А как же. Только сначала подай прошение Ставру. Пусть он одобрит.

— Издеваешься над раненым соратником.

— Ты по собственной дури попер на рожон, так теперь хотя бы не ной.

— Это все эта сволочь виновата!

Зарак ткнул пальцем в Вильда сидящего у противоположной переборки. Лицо дружинника было расслабленно и неподвижно, казалось, он спал с открытыми глазами.

— В трактире, пока тебя не было, у нас разговор о трусости зашел, — продолжил горестную повесть Зарак. — Слышал бы ты его намеки!

— Ох, за что мне это, — простонал Томэ, — такое чувство, будто я воспитатель в яслях. Сколько раз, я тебе говорил — не цепляйся к Вильду! И сам его не слушай!

— Почему ты всегда защищаешь этого недомерка?!

— Когда он будет тебе чайной ложкой глаза выковыривать, тогда поймешь, кого я защищаю.

Зарак надулся и отвернулся от командира. Томэ по опыту знал, что долго молчание не продлится. Вот в такие моменты и начинаешь жалеть, у врага не нашлось оружия помощнее.

— Вот почему, господин не раздобудет нам таких же машин, чем мы хуже Схолы?

— Мы лучше, причем во всех отношениях. Поэтому Ставр и не хочет чтобы мы отрывались от земли. А то совсем зазнаемся.

— Нет, я серьезно. У дружинников из Саадека три таких есть.

— У Саадека связи с Гильдарскими Мастерскими. Они ему их с такой скидкой отдали, что считай даром.

— На наших складах полно всего железа, могли бы и сами что-нибудь сделать. Там ведь не обязательно понимать, что к чему, нужно только собрать все части по плану.

— Будь все так просто, над Столицей таких машин летало бы больше чем ворон. Недалеко ты на такой самоделке уедешь.

— А вот не уверен, не уверен.

Томэ разозлился, Зарак опять завел свою шарманку.

— Ну да, я тебя обманываю. Аксель тебя обманывает, весь мир сговорился, чтобы тебя обмануть. Повторяю в последний раз. Нельзя использовать машину без защиты. Это все равно, что бросаться в сражение с голой задницей. Любому врагу Алоика ничего не стоит собрать фигнюшку размером с наперсток и ты на своем летучем чайнике в дребезги разобьешься. Ну, нет у меня под рукой лишней "черепахи", чтобы показать тебе как это бывает. Всему что сложней молотка нужна защита и обойдется она дороже, чем сама машина.

— Можно подумать такую защиту нельзя сломать.

— Можно подумать тяжелый доспех нельзя пробить, — передразнил Томэ. — Только тут нужно настоящее оружие.

Он резко выдохнул, и отвернулся от Зарака, на глаза попалось напряженное лицо декарха, похоже схоларий все в это время прислушивался к беседе. Томэ покосился на дружинника и увидел что тот прячет ухмылку. Десятник понял, что заместитель завел этот разговор о летающих машинах специально, чтобы поиграть на нервах служителя закона.

— Поглядеть бы какая она из себя эта защита, — протянул Зарак оглядываясь. — Может мы бы смогли, что-нибудь понять.

Декарх на скамье заерзал. Томэ вздохнул, не стоило перебарщивать.

— Ты уже как-то заглядывал внутрь похожей машины, много ты там понял?

Зарак пожал плечами.

— Какие-то блестящие струны, хрустальные шары с искрами. Неважно. Я думаю, в колдовстве не обязательно понимать, что именно ты делаешь, главное точно повторить ритуал.

— Зарак, ну что ты несешь? Ты ведь не крестьянин. Помню, когда мы были в поместье, у меня один тамошний аграрий спрашивал, какими мы, мол, заклинаниями наши корабли в небо поднимаем. Ладно, что взять с этого чумазого, но благороднорожденный ведь должен соображать, что если он чего-то не понимает, вовсе не обязательно, что в ход пошли чары. Или нет?

— Ты так уверенно это заявил, я почти поверил. Только вот какая штука, я могу сказать, почему воздушный змей летает и не падает, или почему на планере с горы спуститься можно. А вот почему эта груда металла в воздухе держится, можешь сказать откуда для этого сила берется?

— Запросто. Мне однажды показывали тайную книгу мастеров, я кое-что запомнил. Стало быть, берешь Зеленого Льва и вскармливаешь его телом Солнечного Короля. Потом нужно дождаться, когда все покроют фиванские тени и окропить тинктурой из пятой сферы. Тогда явится Красный дракон, который кусает свой хвост. Заставь его пожрать себя и получишь Субстанцию. Все запомнил, или повторить?

— Издеваешься, да? А что такое лев? Что такое король? Можешь сказать? Не можешь! Даже мне понятно, что это рецепт зелья. А то и заклинание!

— Скорее шифр. Все кто что-то знают, стараются это скрыть.

— Значит, есть что скрывать! — Зарак потряс пальцем. — Умный человек всегда поймет, когда дело нечисто.

Дружинник продолжал рассуждать о тайнах жизни, а Томэ смотрел в иллюминатор. Как знать, может быть в чем-то Зарак и прав. В мире существует множество вещей, которые нельзя понять обыденным умом. Например, дворец Девяти Патриархов, мимо которого они сейчас пролетают. Это одно из первых зданий Столицы. Тысячелетия прошли с тех пор, как над землей молодого мира поднялись его стены. Скалы Драконьего Когтя за это время стали ниже, зимние морозы и летние ливни превратил прочнейший камень в песок. А разве не чудо, что люди могут путешествовать между мирами или столетиями сохранять молодость, если в сундуках достаточно монет? Забавно понимать, что человечество использует лишь малую часть из накопленных знаний. Цивилизация оказалась непомерно уязвимой, и ей пришлось сделать большой шаг назад. Можно сказать, что слишком высокая башня обвалилась под собственным весом. Вот уж действительно, наша слабость заключена в нашей силе.

Город внизу напоминал лесную поляну, где в траве мерцает множество светлячков. Томэ казалось, что холодные огоньки только увеличивают силу плещущейся вокруг темноты. Он вдруг пожалел, что не поднялся в воздух на праздник Середины Лета, когда по приказу Великого Совета Столица зажигает огни и город всю ночь полыхает, как второй закат. Может устроить что-нибудь, чтобы Схола его снова покатала? Томэ улыбнулся.

Внизу показалась серебристая полоса Рудайи, свет лун отражался в волнах полноводной реки, казалось, через город течет поток ртути. Машина плавно развернулась и направилась в сторону правого берега.

— Странно.

— Не то слово! — кивнул Зарак. — Я думаю, между всеми ними какой-то заговор!

— Странно, что летим через Рудайю. Оплот в другой стороне.

Дружинник прилип к иллюминатору, стараясь найти на земле знакомые ориентиры.

— Действительно. Не знаю, куда мы летим, но точно не к Баргашу. Эй, фиалки вы чего затеяли?!

— В чем дело, Зарак? — крикнул с соседней скамьи Марис.

— "Черепаха" не в ту сторону прет. Мы от оплота только улетаем.

Марис вскочил и подбежал к иллюминатору.

— Арестованным запрещается покидать свои места, — подал голос декарх.

— Заглохни, фиалка, а то окажешься на земле раньше всех, — огрызнулся Марис. — Действительно, вот обелиск, я узнаю. Это совсем другой район.

Дружинники заволновались, они летели на корабле своих заклятых врагов и воображение уже начало рисовать им жуткие картины. Даже Вильд очнулся, от своего транса, в глазах маленького бойца зажглись огоньки. Томэ встал и, не обращая внимания, на оклики охранников направился к пилотской кабине. Он, конечно, не думал, что схоларии задумали вывести их за город и утопить в болоте. Но странную ситуацию нужно было как можно скорее разъяснить. Пока его мальчики от волнения чего-нибудь не учинили.

Дверь распахнулась, прежде чем он ее коснулся и Томэ нос к носу столкнулся с пентокархом.

— В чем дело? Кто разрешил арестованным бродить?! Декарх!

— Господин пентокарх, мы знаем инструкцию, но они благороднорожденные как ни как. И их много.

— Поня-я-ятно. На базе поговорим.

— Кстати, о базе, — вмешался Томэ, — почему ваше корыто летит в другую сторону.

Лицо пентокарха исказилось от гнева.

— Поздравляю, господа, удача сегодня с вами. Дом Алоик направил протест против вашего задержания, доместик принял решение передать в распоряжение вашего господина. А теперь будьте любезны, сядьте на место.

Уголок рта офицера подергивался, похоже, он сдерживался только огромным усилием воли. Томэ решил, что достаточно сегодня испытывал судьбу и молча вернулся на скамейку. Дружинники довольно переговаривались, но у него на душе было неспокойно. Протест против ареста, обычная практика великих домов. Странно, что доместик пошел навстречу. В другой момент Томэ бы задумался, почему глава столичной Схолы решил оказать услугу Алоику и что это может означать в политических раскладах, но сейчас его беспокоило совсем другое. Еще утром Ставр охотился в своих дальних имениях, на другом конце мира и твердо не собирался возвращаться в ближайшее время. Так кто же тогда подал протест?

Летающая машина уверенно мчалась к своей новой цели. На земле все чаще стали попадаться знакомые здания, Томэ пока не мог видеть самого дворца, но знал, что скоро появится и он. Полет остановился, "черепаха" зависла на месте. Это означало, что машина вошла в зону воздушного контроля дворца и пилоты сейчас ведут переговоры с охраной. Через несколько минут "черепаха" начала разворачиваться, движение было таким плавным, что казалось, это город внизу скользит, как театральная декорация. Но, не смотря на неторопливость, дворец возник в иллюминаторе неожиданно, точно пытаясь произвести впечатление.

Могучая постройка мало походила на то, что представил бы сторонний человек при слове "дворец". Вся состоящая из прямых, вертикалей и углов, огражденная высокой стеной, озаренная редкими огнями, она скорее походила замок жесткого короля какого-то варварского племени.

"Черепаха" направилась к левому крылу дворца, где располагался плац — выстланный камнем прямоугольник на котором дружинники устраивали построения, или делали вид, что тренируются. Сейчас по его периметру горели огни, в их свете можно было разглядеть, по меньшей мере, сотню бойцов в форменной одежде. Беспокойство Томэ усилилось, такая торжественная встреча не сулила ничего хорошего.

Машина плавно совершила маневр и зависла над поверхность плаца. С гулом начала опускаться аппарель, едва она коснулась камня, как на нее ступил высокий человек в форменной одежде. Арестанты в отсеке сразу замолкли, узнав Акселя Фаресса, командующего дружинной великого дома Алоик.

Не дожидаясь приглашения, Аксель, вошел в летучее логово Схолы.

— Кто тут главный? — негромко спросил он.

— К чему эти формальности? — отозвался пентокарх. — Плюньте на пол, высморкайтесь, чувствуйте себя как дома.

Аксель повел ладонью по серебристым усам, он делал так всегда, когда хотел справиться с раздражением.

— Когда я был в твоем возрасте, в Схолу набирали только лучших из благороднорожденных. Таких, которые умели держать себя в руках, даже когда их что-то разозлило. Но это было очень давно и теперь я не люблю встречаться с вашим братом. Чтобы не вспоминать как постарел.

Удивительно, но пентокарх заметно смутился.

— Мы прибыли передать вам арестованных.

— Тогда займемся формальностями. А вы, — Аксель перевел взгляд на дружинников, — выметайтесь отсюда.

Бойцы не заставили просить себя дважды, только Томэ задержался рядом с командующим. Он смотрел в лицо начальнику, надеясь найти подсказку. Аксель выглядел почти спокойно, только в глазах угадывалось легкое напряжение. Что неприятное определенно произошло, но похоже, ситуация оставалась под контролем.

— Тебе особое приглашение?!

— Простите, командир, просто я очень рад вас снова видеть.

Томэ спустился по пандусу и остановился рядом со своими бойцами. Вокруг столпились дружинники из других десятков.

— Что вы все успели так сильно по мне соскучиться?

Вопреки ожиданиям дружинники не стали огрызаться. За их спинами началось какое-то движение и бойцы расступились так что между ними образовался коридор ведущий прямо к Томэ. По этому проходу уверено шагала девушка в охотничьем костюме. Брюки из тонкой кожи и элегантная курточка подчеркивали достоинства ее фигуры, а короткие черные кудри оттеняли белизну благородного лица. Любой мужчина с удовольствием полюбовался бы ей, но Томэ, когда увидел красавицу, почувствовал только что-то вроде разлития желчи. Вот значит, почему Аксель нервничал. Пока папы нет дома девка опять начала наводить здесь свои порядки, будто Ставр не просто в охотничьих угодьях, а уже навечно отправился в страну Удачной охоты.

— Тарамис, — сказал он, встретившись с девушкой взглядом.

— Госпожа Тарамис, — поправила его Тарамис Алоик. — Не будим забывать о социальных условностях.

— А разве в своей последней речи Ставр не сказал, что дом Алоик и дружина это одна большая семья?

— Знаешь, а я не удивляюсь, что из всей речи ты принял в серьез только этот пункт. Но не надейся, будь у меня такой родич, я бы не вылезала из джунглей лишь бы с ним не встречаться.

— Кстати о джунглях. Как ты могла бросить там папу? Ему ведь будет так тяжело без дочерней любви.

— Ничего, добытые шкуры его согреют, — сухо отозвалась Тарамис. — А вот мне вся эта охота осточертела. Я надеялась развлечься в Столице, и, как вижу, не напрасно.

— Всегда к твоим услугам.

— Так и знала, что ты встал на неправильный жизненный путь. Зачем ты согласился надеть эту форму? Цирк подошел бы тебе куда лучше.

— Ты не хуже моего знаешь, как получилось, что я оказался, на службе Алоика, — прошипел Томэ.

Укол оказался неожиданного болезненным. От сознания того, что он, несмотря на все усилия, оказался так уязвим перед Тарамис, злость становилась еще сильней. Дочь Ставра, казалось, не заметила его реакцию.

— Скажи, я правильно поняла — схоларии взяли тебя, когда ты поджог заведение старой дуры Одеты? Зачем бы это тебе могло понадобиться, — Тарамис на миг прижала изящный пальчик к губам, словно размышляя — Ах да, ты от кого-то убегал. От молодых лирийцев, кажется?

— Не пытайся обвинить меня в трусости!

Порыв горячего ветра толкнул его в спину и заставил шагнуть вперед. "Черепаха" пошла на взлет. Томэ оказался в полушаге от Тарамис, девушка и не подумал отступить.

— Ты понятия не имеешь, что случается на улицах помойки, которую ты называешь Столицей!

— Всех эти глупостей можно было бы избежать, если бы ты не покидал своего района патрулирования и отправлял отчеты, как я приказывала.

— Мне приказывает, только командующий дружиной, а до него твой отец. Объясни, при чем здесь ты?!

— Томэ, не перегибай палку.

Десятник оглянулся и увидел за спиной Акселя. Старый воин хмуро взирал на представшую его взору сцену.

— Аксель, ты как раз вовремя. Скажи, если я отдам приказ, ты будешь его выполнять?

— Госпожа, я…

— Да или нет. Отвечай прямо!

— Я всегда выполню свой долг перед Алоиком, — вздохнул ветеран.

— Отлично, тогда тебя не затруднит выполнить мое распоряжение. Возьми этого типа, — пальчик Тарамис ткнулся в грудь Томэ, — и поставь его на пост в галерею предков, пусть почтит их бдением.

Командующий поджал губы. Бдение в галерее предполагало бессонную ночь и строгий пост. Десятнику чтобы отправиться туда, нужно было совершить серьезный проступок. Томэ, не думал, что Аксель очень уж переживает на его счет, но самодурство Тарамис грозило разрушить, выстроенную командующим систему наказаний.

— Госпожа, сейчас ночь, мы все устали. Давайте отложим этот разговор. Может быть, когда вернется господин Ставр…

А вот последняя фраза была ошибкой. Тарамис разом ощетинилась и впилась взглядом в воина.

— Ты, что тоже ему потакаешь?! Твои слова, что ты выполнишь служишь Алоику, выходит, пустая болтовня?!

Выражения лица Акселя стало таким несчастным, что Томэ даже пожалел ветерана.

— Ладно, — сказал он, — время действительно позднее. Хорошие манеры велят исполнить просьбу дамы. Пойдем. Раз уж для Тарамис это так важно…

Томэ вышел из круга дружинников, следом за ним зашагал Аксель, затылком дружинник чувствовал горящий взгляд Тарамис.

— Я понимаю, она не подарок, — сказал Аксель, когда они отошли на приличное расстояние, — но зачем тебе все время с ней цапаться?! Будь дипломатичен. В конце концов, когда-нибудь она действительно может стать нашей госпожой.

— В тот день, когда эта взбалмошная дура напялит корону Алоика, я отряхнул со своих ботинок пыль этого дома. Даже если мне придется дезертировать.

— Томэ! — ужаснулся Аксель.

— И тебе тоже советую над этим подумать.

Воины пересекли плац и через малые ворота вошли под своды дворца. Вместе с Акселем Томэ шагал по бесконечным лестницам и коридорам пока, наконец, не очутился под самой крышей древнего здания. У входа в галерею командующий дружиной остановился.

— Ну, дальше ты как-нибудь сам.

— Плавали, знаем, — безразлично отозвался Томэ.

Десятник, не оглядываясь, пошел по коридору. С обеих сторон на него взирали бюсты древних владык великого дома, ряд с каждым на стене висела медная табличка, на ней перечислялись достопамятные подвиги предка. Под потолком через равные промежутки горели светильники. В свое время Ставр решил обновить статуи, некоторые из которых в конец обветшали, и заказал их копии из редкого камня шахт дальнего юга. Мастера на все лады расхваливали его редкий оттенок и природную теплоту. Они клялись, что после должной обработки камень будет не отличить от человеческой плоти… Томэ не знал, остался ли Ставр доволен покупкой. Лично ему, когда здесь оказывался, всегда казалось, будто он идет между отрубленными головами, выставленными на обозрение каким-то завоевателем.

По галерее пронесся порыв ледяного ветра. Слуги верили, что это бродят духи правителей Алоика. Томэ считал, что все дело в ошибке строителей. Каким-то образом они ухитрились добиться того, чтобы в любое время года температура здесь не поднималась выше нуля и никакие усилия обитателей дворца не могли этого изменить. Скорее всего, именно поэтому ни на что не годное место отдали в распоряжение мертвецов.

Томэ дошел до бюста Диметрия Алоика и остановился. Каждый из дружинников великого дома чтил этого прапрадеда Ставра за то, что ниша, отведенная его изваянию, особенного глубока и позволяет хоть как-то скрыться ветра.

Спрятав ладони в рукава, Томэ ухватился за обод стоящей на треноге чаши. Холод металла ужалил кожу даже через плотную ткань. Томэ поморщился и отодвинул конструкцию с дороги. Плавающие в воде льдинки стукнулись о край чаши. Дружинник ухватил каменного Диметрия за макушку и протиснулся в глубь ниши. Там он поднял воротник кафтана, спрятал руки в карманы и прислонился спиной к стене. Еще хорошо, было бы развести костер. Действительно, давно нужно было спрятать здесь какую-нибудь печурку.

Взгляд Томэ скользил по стенам ниши. В углу, напротив него, за плечом Диметрия, висели хлопья паутины. Томэ на миг задумался, откуда она могла появиться в таком месте? Должно быть паук, который ее свил, не боялся холода, или просто был чокнутым, как и все в этом дворце. В переплетении белесых нитей застыла пойманная мошка. Судя по всему, она попалась давным-давно. Паук вытянул из нее все соки и оставил только высохшую оболочку, теперь не нужную даже хозяину паутины. Иногда, Томэ казался себе вот такой же мошкой.

Клятва дружинника бессрочна. Бегство поставит тебя вне закона. В старые времена считалось, что ее может разорвать только смерть. Хорошо, что сейчас не старые времена, но для него это ничего не меняет. Господин может отпустить старого или слишком израненного воина. Может дать согласие на то, чтобы боец поступил на службу в армию или к схолариям, будь они трижды неладны. Может просто расторгнуть обязательства по своей прихоти. Вот как много возможностей! Только все это зависит от доброй воли Ставра. А ее у повелителя Алоика не было, и нет. По крайней мере, в том, что касается Томэ.

Он обвел глазами свое жалкое укрытие и поглубже засунул руки в карманы. Мысли, от которых он пытался сбежать последние часы, навалились с новой силой. Он чувствовал себя зверем в ловчей петле, невидимый силок впивался в горло при каждом движении.

И ведь некого даже обвинить! Он собственными руками подготовил эту западню. Оглядываясь назад, все последствия было легко предвидеть. Но не предвидел же! Будто наваждение какое-то. И что сейчас делать? Согласиться на предложение Гашфара все равно, что положить голову на плаху, только ведь и отказ ничего хорошего не сулит. Боже, почему же ему так не везет?

Томэ выдернул из кармана руку и стукнул кулаком по затылку Диметрия. Теперь он еще начал себя жалеть. Отвратительно! Эти типы воображают, что могут превратить его в удобный инструмент?! Он покажет им, как они ошибаются.

Да еще месяц назад он твердо сказал бы, что никак не сможет выжить, если впутается в интриги Синклита. Но, похоже, мир действительно стоит на грани войны. Именно сейчас очень многое становится возможным.

Сердце стучало о ребра. Неожиданно он вспомнил что чувствовал, во время обстрелов. Тогда ему казалось, будто он прикован к столбу, а палач, чтобы позабавить толпу, размахивает молотом перед его головой. Тяжеленное оружие врезается в дерево то справа та слева, да так, что в лицо летят щепки. Самое мерзкое в этом, ясное понимание, что так же легко могут во все стороны полететь осколки его черепа. Сделать ничего было нельзя. Оставалось только следить за молотом и ждать — пролетит он мимо или ударит?

Сейчас, ему казалось, будто он снова под обстрелом. Но была небольшая разница. Он не прикован! У него появился шанс взять судьбу в собственные руки. Нужно только рискнуть, выбраться из укрытия и броситься вперед. На словах все просто… Но боже, как же трудно решиться!

— Молодой господин? Молодой господин?

Томэ вздрогнул, погрузившись в мысли, он не услышал шагов в коридоре.

— Молодой господин, где вы?

Может не отзываться? Так не уймется ведь, пока все не обшарит, она настырная. Томэ нехотя выбрался из ниши. Неподалеку стояла красивая черноглазая девушка, в форменном платье.

— Чего тебе?

Служанка улыбнулась.

— Как всегда играете в прятки.

— Что поделать, в душе я всегда останусь ребенком.

Девушка подошла ближе и сделала движение, будто хотела коснуться его щеки. Томэ перехватил его запястье.

— Но не каждый может меня приласкать.

Служанка надула губки.

— Молодой господин сегодня не в настроении. Это плохо. Ведь с ним так хотят поиграть.

Вот нахалка, что-то много она воли взяла. Томэ сильнее сжал запястье девушки и заглянул ей в глаза.

— А ты, наверное, фантазируешь, что играешь со мной сама? Опасные мечты. Но я могу помочь тебе их осуществить. Если только ты не боишься рискнуть.

Его губы почти коснулись ее губ, девушка моргнула, с гладких щек сбежал румянец. Нет, рисковать она явно не хотела.

— М-молодой господин, никогда не упустит случая пошутить. А его уже ждут.

Томэ выпустил руку служанки, девушка почти отпрыгнула от него. Десятник опустил воротник и отряхнулся от налипшей в ниши пыли.

— Ну, быстрее начнем, быстрее закончим. Верно?

Вместе со служакой он снова погрузился в бесконечные переходы дворца. В этот час они были безлюдными и тихими. Иногда Томэ даже начинало казаться, что он и идущая рядом девушка, единственные живые существа во всем огромном здании.

Служанка остановилось пред небольшой дверью, отделанной редким деревом, и легонько постучала. После недолгой паузы дверь бесшумно распахнулась. Томэ перешагнул порог и вошел в теплую комнату. Из-за обитых бархатом стен она походила на содержимое какой-то шкатулки. Он нащупал витую ручку и закрыл за собой дверь.

— У тебя здесь жарко, — сказал он, расстегивая кафтан.

— Я подумала, что ты может быть, немного замерз, — ответила Тарамис.

— Интересно, из-за кого со мной могла приключиться такая неприятность?

— Ну, не начинай.

Девушка поднялась из мягкого кресла и шагнула к нему. Она сменила охотничий костюм на приятно просвечивающий халатик. Не дойдя до дружинника двух шагов, Тарамис остановилась.

— От тебя несет гарью. Вымойся, поджигатель.

Томэ молча миновал госпожу и пересек комнату. Войдя в купальню, он быстро сбросил остальную одежду и ступил в круглую отделанную камнем ванную, по размеру больше похожую на небольшой бассейн. Сверху ударили тугие струи теплой воды, Томэ закрыл глаза и раскинул руки. Он неподвижно стоял, пропитываясь ощущением удовольствия, пока острый ноготок не коснулся его левой лопатки, в том месте, где в зубчатом круге раскинул крылья черный ворон Корвуса.

— Выразительная картинка. Никогда бы не поверила, что на войне, кто-то из этих варваров, может создать что-то подобное.

— Ерунда. Таких всем рисовал один сержант, из местных. Не знаю, зачем я его сделал, в тот вечер я был слишком пьян.

Пальцы Тарамис поднялись выше и коснулись шеи, там, где тянулась ниточка залеченного шрама.

— Может, мне потереть тебе спинку?

Томэ отстранился.

— Достаточно, я уже наплескался.

Десятник вышел из ванной, его тело немедленно накрыла пелена горячего воздуха, капельки воды быстро исчезали с кожи.

— Зачем ты устроила весь этот цирк, Тарамис?

— Но ведь получилось забавно. У тебя была такая смешная физиономия. До сих пор удивляюсь, как удержалась от смеха.

— Ты ведь понимаешь, что только привлекаешь лишнее внимание?

— И что с того? Неужели храбрый воин так сильно боится моего отца?

Томэ накинул на плечи тяжелый халат и небрежно завязал узел.

— Не хочу выяснять, что выкинет Ставр, когда обо всем узнает.

Томэ вышел из ванной, Тарамис, улыбаясь, шагала следом. Он немного нервничал, игривое настроение младшей хозяйки Алоика никогда не сулило ему ничего хорошего. Кафтан, который он бросил на полу, куда-то исчез, его место заняла аккуратная стопка одежды.

— Я решила, что твоя старая форма уже никуда не годится.

— И как я объясню, что ухитрился переодеться?

— Не стоять же тебе на почетном посту, как огородному пугалу. Я чту предков.

Томэ нагнулся и ощупал новый кафтан.

— А почему воротник стоечкой?

— Новый покрой. Постепенно всех переоденем.

— А Ставр, значит, все переставляет кровати.

— Ну, девочек-то он поменять не может. Тем более что вассалы не перестают поставлять младших сыновей, которые не смогли устроиться в других местах. Нелегко содержать богадельню для неудачников.

— Ах, он бедняжка. Думаю, еще Аксель помнит те времена, когда великим домам не приходилось стыдиться своих дружин.

— Теперь другие порядки. Если кто-то пробует собрать вокруг слишком много бойцов, в Синклите сразу начинается истерика.

Томэ снова потрогал воротник новой формы.

— Мне не нравится.

— Не капризничай.

Тарамис подошла и забрала кафтан из его рук.

— Пойдем, я знаю занятие поинтересней.

Следом за девушкой Томэ вошел в хорошо знакомую спальню. Почти все свободное место в комнате занимала роскошная кровать.

— Я, между прочим, голодный, — сообщил Томэ.

— Как жаль, ты должен лучше заботиться о себе. Мой любимец всегда должен быть в лучшей форме. В имении у меня есть жеребец, его зовут Принц, я приставила к нему целый отряд слуг, чтобы они следили за ним каждую минуту. Но, думаю, отец не поймет, если организую для тебя специальное стойло. Так что ты уж, пожалуйста, постарайся сам.

— Хочешь меня разозлить?

— Ты и так постоянно недоволен собой, окружающим миром и местом, которое в нем занимаешь. Только и знаешь, что растравлять сам себя. Я как-то видела в одном балагане карлика с двумя членами. Я тогда подумала — интересно, а может он себя удовлетворять двумя руками разом? Ты со своими вечными обидами чем-то его напоминаешь.

Ладонь Томэ скользнула по плечу Тарамис и легла на стройную шею.

— Что-то хочешь сказать, милый?

Пальцы Томэ напряглись, он знал, что на коже девушки останутся следы, но Тарамис только шире улыбнулась, в ее глазах зажглись азартные искры.

— Тарамис, у меня действительно был тяжелый вечер.

— А я тебя, конечно, раздражаю. Как неприятно. Но что же ты сделаешь? Ударишь меня? Свою госпожу? Или уйдешь? А что если пожалуюсь отцу? Просто попрошу его от тебя избавиться. Без объяснений. Как думаешь, что будет?

— Слишком сложный вопрос, для такого усталого человека. А как ты считаешь, если ты все-таки выведешь меня из себя, и я сожму пальцы и дерну — что будет с твоей шеей?

Ладонь Тарамис уперлась в его грудь.

— Как часто бьется твое сердце. Потрясающе. Знаешь, перед тем как я вернулась во дворец, я хотела напоследок прокатиться на Принце. Я стояла рядом с его мордой, а он вдруг попробовал встать на дыбы. Думаю, если бы я выпустила уздечку, он бы меня затоптал. Кто-то из слуг донес отцу и тот стал уговаривать меня взять лошадь поспокойней. Вот ведь глупость. Как можно получить удовольствие, если нет риска?!

Томэ зашипел и оттолкнул девушку. Она упала на кровать, от резкого движения халатик распахнулся.

— Ну, прости, прости меня, я знаю, что я плохая девочка, — Тарамис вытянула ногу, ее ступня коснулась его бедра. — Куда ты смотришь? А-а-а, понятно. Иди же сюда, меня надо как следует наказать.

Позже Томэ лежал среди разбросанных подушек, а Тарамис совала ему в губы горлышко бутылки с каким-то приторным ликером.

— Давай, еще глоточек.

— Что это за пакость?

— Дурачок, это сейчас самый модный напиток в Столице.

— Всегда знал, что в Столице полно идиотов.

Девушка заставила его сделать еще один глоток. Томэ поперхнулся и закашлялся.

— Все, хватит с меня.

Он отобрал бутылку, заткнул ее пробкой и бросил на дальний конец кровати.

— Грубиян. Тогда, может, расскажешь о своих сегодняшних приключениях?

— Да ничего особенного. Если не считать того, что Схола вмешалась, обычный вечер.

— Меня беспокоит драка с лирийцами. Отец, кажется, пытается с ними поладить, так что это может его разозлить.

— Неужели ты действительно за меня волнуешься? Если Магистры ордена не дураки, они должны понимать, что некоторые вещи от Ставра не зависят. В Столице такие стычки обычное дело. Тем более после того как Совет решил, что дружинники должны помогать Схоле охранять порядок на улицах. Не знаешь, кому в голову пришел этот идиотизм?

— Томэ, мерзавец, о чем ты говоришь?! Рядом с тобой красивая девушка. Между прочим, многие говорят одна из самых красивых в Столице. А ты о политике взялся рассуждать. Ты бы еще баланс правительственного бюджета стал подсчитывать.

— Кстати, о бюджете. Мне нужно пару монет, чтобы перетоптаться до жалования.

— Куда ты их тратишь?

— Ты удивишься, но в Столице жизнь не дешевая. Жалования от щедрот твоего папы хватает в обрез.

— А как же живут остальные дружинники?

— Либо ждут, пока родня пришел денег из дома, либо тащат все, что плохо лежит.

Тарамис приподнялась на локте и оперлась подбородком на кулачок.

— Не понимаю я, Томэ. Ты так носишься со своей гордостью и независимостью, и одновременно тянешь деньги из любовницы. Как такое может быть?

Томэ молча смотрел в потолок. В голове шумело, то ли от выпитого, то ли от усталости, перед глазами плавали какие-то круги, он опустил веки.

— Не знаю. Хотел бы сказать, что мне все равно, но ты поймешь, что я притворяюсь. На самом деле противно. Но мне кажется, что тебе тоже бывает грустно, каждый раз, когда ты даешь мне кошелек. А ведь делать друг другу больно наша любимая игра, верно? Жаль, никак нельзя точно подсчитать, кому все-таки больней.

Через шум обосновавшегося в мозгу духового оркестра, он услышал, как Тарамис усмехается.

— Мой коварный малыш. Ты даже в мелочах не хочешь признавать поражение. За это я тебя тоже люблю. Не волнуйся, скоро я придумаю, как тебя озолотить.

— Я тебя за это ненавижу. У тебя и так и передо мной все преимущества, но ты все время боишься, как бы я не сравнял счет.

— Надо же, "счета"! Скоро заговоришь про проценты и проценты на проценты. Ты ведь все-таки аристократ, откуда этот торгашеский подход. Где ты им заразился?

Теперь девушка откровенно смеялась.

— Вот уж не знаю. Люди меняются со временем. Обычно к худшему. Когда-то, давно, на празднике Середины лета, дядя показал мне очень красивую девочку с чудесными длинными волосами. Я даже засмотрелся на нее. Зачем ты подстриглась, Тарамис?

Томэ облизал пересохшие губы. Для чего он все это говорит? И кому? Тарамис ведь ничего не забудет и, можно не сомневаться, найдет способ обратить против него.

— Жаль, что мне тебя никто не додумался показать, — прошептала Тарамис. — Наверное, ты был жутко забавный. Хотя, я, скорее всего, все равно бы уже об этом забыла. А у тебя, значит, обостряется память.

Он чувствовал, что девушка склонилась над ним. Ее дыхание щекотало его щеку, а кудри касались плеча.

— Ты о чем?

— О побочных эффектах, они у тебя необычные. Но сейчас меня больше интересует самый главный. Если бы я сегодня хотела покопаться в прошлом, то позвала бы свою старую няньку.

— Тарамис, я устал…

— Правда? Действительно?

Узкая ладонь скользнула по его бедру и сжала весьма чувствительную часть тела. Томэ вздрогнул и открыл глаза. Тарамис была права, по крайней мере, кое-что в его теле и не думало об усталости. Простыня, на которой он лежал, в один миг стала ледяной, а в следующую секунду уже казалась обжигающей, как железо нагретое солнцем.

— Ликер, — прошипел он, — что ты туда подмешала?

Тарамис захихикала, перекинула через него стройную ногу и обосновалась на животе Томэ.

— Это для твоей же пользы. Ты же хочешь, чтобы никто ни о чем не догадался. Так вот я и постараюсь, чтобы на следующий день ты выглядел по-настоящему вымотанным.

— Ведьма.

— Не дуйся, малыш. Тебе понравится.

Сопротивляться у Томэ не было сил. А очень скоро его оставила и сама мысль о сопротивлении.

Потом, когда безжалостная Тарамис смилостивилась и оставила его в покое, он погрузился в неглубокий, отравленный наркотиком сон. Даже не сон, а скорее галлюцинацию. Он осознавал, что происходящее нереально и просто наблюдал за собой со стороны.

Томэ сразу понял, что видит. Он хорошо помнил — а может, просто никогда не забывал? — тот холодный дождливый день на Корвусе. Огромный вымерший город походил на скопление гигантских термитников. В каждом из колоссальных, связанных друг с другом, зданий прежде жили сотни тысяч людей. Теперь они превратились в бесконечные лабиринты, в которых могла спрятаться целая армия.

Отряд Томэ осторожно продвигался через громадный чертог. Похоже, в более благополучные времена здесь был музей. На постаментах высились скелеты и чучела причудливых существ. С дырявого потолка накрапывал мелкий дождь. Томэ остановился рядом с чудовищным черепом какого-то хищника. Вода собиралась на изогнутых клыках и капала на пол, словно слюна. Бойцы основной группы заняли круговую оборону. Старший передового дозора смотрел на Томэ. Он ждал, когда командир укажет следующий ориентир для разведки, а Томэ… А Томэ старался разобраться со своими ощущениями.

Непонятная тревога завладела им две недели назад, когда неожиданно прекратились бои. Томэ ничего не знал о том, как видится военная ситуация из высоких штабов, но не сомневался в своем чутье, имперцы были все сильнее и чаще. Враг побеждал, медленно, но верно. Противник не мог этого не понимать. Но остановил наступление. Почему? Кажется, начальство не придало этому значения, но он чувствовал, ответ на эту загадку мог решить судьбу полка, а то и всей экспедиционной армии.

В этот раз он не захотел принимать решение единолично. Его слишком часто обвиняли в том, что операции, которые он планировал, лежали за гранью здравого смысла. Существовала отличная от нуля вероятность, что он, просто, наконец, сошел с ума. В итоге Томэ поговорил с ребятами и к его удивлению все согласись, что лучше сами пойти и все разузнать, чем ждать пока дерьмо выльется на голову. И отряд вышел на поиск.

Внимание Томэ привел огромный конгломерат неподалеку от позиций отряда. Бойцы прозвали этот комплекс "Еж". Уже несколько месяцев, как защитники оставили его, а враг не стал занимать. Полковник считал, что противник не хочет распылять силы. Это звучало логично, но… Томэ был уверен, что здесь что-то нечисто.

Когда передовой дозор, доложил, что путь свободен и Томэ первым из основного отряда вошел под своды "Ежа", по нервам сразу растеклась дрожь, которая всегда начиналась у него перед боем. Он не назвал бы это предчувствием, скорее твердым знанием, что рядом враг. Оставалось только его найти.

Когда отряд просочился в заброшенный музей, это тревожное чувство… исчезло. Не было ни волнения, ни страха, лишь какая-то непонятная тоска. Томэ чуть повернулся и встретился взглядом с сержантом Арво, его заместителем и самым опытным бойцом отряда. Судя по встревоженному лицу ветерана, тот тоже заметил что странное. Томэ дважды ударил пальцем по передатчику. Короткие щелчки, которые непривычный человек мог принять за звук помех, означали команду к отступлению. Арво кивнул и вдруг рассыпался вихрем алых брызг.

Что-то громыхнуло и бросило Томэ на постамент с черепом. Он уперся руками в древнюю кость, чтобы оттолкнуться и повернуться к источнику угрозы. В тот же миг ему почудилось будто что-то очень нежное, словно птичье перышко, прошлось по потной коже его шеи. Но этого не могло быть, ведь его защищала броня, и он не почувствовал удара.

Неожиданно он понял, что лежит на полу перед постаментом, а с клыков древнего хищника прямо ему на лицо капает чья-то кровь…

Томэ дернулся и открыл глаза. Он понял, что лежит совсем как тогда, прижав ладонь к тому месту на шее, где теперь остался шрам. Все тело покрывал липкий пот, он словно заново побывал в том бою. Томэ растер виски и сел на кровати. Когда же ты все это закончится?

"По крайней мере, не раньше, чем ты умрешь", — ответил ехидный голос в его голове.

Томэ тихо выругался, встал и набросил на плечи халат. У выхода из спальни его догнал сонный голос Тарамис.

— На обратном пути, захвати бутылку со стола. Надо, наконец, выяснить, что выросло на наших новых виноградниках.

Томэ молча прошел в ванную. Там он набрал в пригоршню холодной воды и плеснул в лицо. Стало немного легче. Не вытираясь, он вернулся в комнату, холодные капли медленно стекали с шеи на грудь. Томэ огляделся. Где там она говорила ее вино?

Бутылка обнаружилась на столике у стены. Она возвышалась над заваленной бумагами столешницей, как сторожевая башня. Прежде чем двинуться намеченным курсом он оглянулся, через открытую дверь виднелся край кровати и обнаженная нога Тарамис. Подождет, он ей не слуга. Томэ подошел к столику, и уселся в мягкое кресло. Подвинув к себе бутылку, он начал возиться с пробкой украшенной гербом Алоика. К донышку прилипла сложенная вчетверо бумага. Поняв, что руки не помогают, Томэ ухватился за пробку зубами, мягкое дерево выскользнуло из горлышка с легким хлопком. Он выплюнул пробку и отхлебнул вина. Неплохо, но не более того. Виноградарям Алоика предстоит еще много работы.

Томэ откинулся в кресле, оторвал прилипшую бумагу и небрежно ее развернул. Проект договора о займе. Ставр все не теряет надежды развить в дочери интерес к делам дома. Томэ пробежался взглядом по строчкам. Когда он дочитал до середины, его глаза сузились, Томэ поставил бутылку на пол, выпрямился и стал перечитывать сначала. Нет. Он все понял правильно. Ставр предлагает понтифику Гильдарской мастерской беспроцентный кредит, в обмен на голоса в Синклите. Если точнее, за солидарное голосование на очередных выборах доместика Схолы.

Все это было не просто странно, а очень странно. Карл Меттерних, удерживал свой пост уже четыре срока подряд и по всем приметам, должен был остаться и на пятый. Ходили слухи о трениях между доместиком и домом Тариос, который прежде его поддерживал. Но для старого волка вроде Карла это не проблема. По традиции доместик Схолы не мог принадлежать, ни к одному из великих домов, это позволяло ему сохранять беспристрастность. И лавировать между группировками в Синклите. Меттерниха с наскока не свалишь. А вот нажить могущественного врага можно запросто.

Зачем же Ставр решил ввязаться в эту дорогую и сомнительную затею. Захотел показать, что доместику нужно обращать на дом Алоик больше внимания? Или всерьез собрался протолкнуть на это место своего человека? Томэ никак не мог отделаться от мысли, что в случае войны в руках доместика Схолы будет вся оборона Столицы. Он разворошил лежащие на столе документы, подвинул к себе шкатулку для бумаг, открыл крышку и начал перебирать содержимое.

Другая бумага. Понтифик благодарит Ставра, но в деньгах мастерские не нуждаются, он сам может выдать кредит Алоику если возник такая нужда. Следующее письмо от Ставра. В знак союза дом Алоик передаст в бессрочную аренду шахты на Игольном хребте. Так же в Гильдар на обучение отправятся молодые люди из младших ветвей рода Алоик, и самые знатные благороднорожденные из дружины. Томэ невольно нахмурился. Гильдарцы никогда не допустят к своим тайнам чужаков, Ставр просто предлагал понтифику заложников. Младшие сыновья не самый ценный заклад. Похоже, Ставр не хочет, чтобы понтифик решил, будто Алоик слишком уж ищет его расположения. На следующем листе прилагался список фамилий "учеников". Томэ пробежал по нему взглядом, он почти не сомневался в том, что увидит, но все равно чувство было такое, словно пропустил удар. Его имя чернело в конце колонки.

Он вытряхнул шкатулку и быстро просмотрел оставшиеся бумаги. Ни в одной из них не говорилось про Гильдар. Видимо, верховный понтифик еще не ответил. Или Ставр не стал извещать об этом дочь.

Томэ почти машинально собрал бумаги и бросил их и столика. Сверху он положил опрокинутую шкатулку. Пусть Тарамис думает, что он уронил ее и не стал поднимать. В висках стучала кровь, он с силой провел ладонями по лицу.

— Проклятье, — прошептал он, — проклятье.

В спальне Тарамис вертела между пальцами изящное колечко. На тонком ободке без перерыва мерцал алый огонек. Девушка улыбалась.