Тонкие ноги чистокровного арабского скакуна проваливались по щиколотки в песок. Измученное животное с трудом продвигалось вперед. Его маленький хозяин с друзьями были не в лучшем положении. Обессилев от жажды, все четверо измучились вконец.

Бесконечные барханы, по которым струится раскаленный воздух. Безжалостное солнце стремится испепелить все живое, что попадает под его лучи. Песок лежит по склонам ровными складочками, напоминая водную рябь — от чего становится еще тоскливей.

Душный западный ветер тащит мелкий песок. Мириады песчинок перекатываются, шуршат, проникают под одежду, липнут к телу, забивая каждую пору.

Сил на разговоры уже нет, все помыслы только об одном — пройти еще немного, добраться хоть куда-нибудь, где есть вода.

Хотелось сбросить тяжелые бурнусы, но мальчики понимали — так смерть наступит еще быстрей, тело просто сгорит, истратив последние капли влаги.

Кохейлан спотыкается все чаще, еще несколько миль и он падет. В его глазах уже видны белесые проблески смерти, но он еще борется с ней.

Генрих упрямо выдергивает ноги из песка и взбирается на очередную дюну, чтобы с ее вершины увидеть точно такую же. Уныние поселяется в его душе, но королевская кровь не дает расслабиться и потерять остаток надежды.

Погони не видно — должно быть, нукеры султана не могли и помыслить, что неразумные пленники отправятся на верную гибель — в сердце пустыни.

Даже у негритенка Мбасы поубавилось его обычной жизнерадостности. Темная кожа посерела, капельки пота смешались с пылью и песком. Дважды он совершал чудо: принимался разгребать песок и, что самое удивительное, находил комки влажной глины. Если подержать ее во рту, то жажда ненадолго утихала. Потом Мбаса предложил, по обычаям его племени, проткнуть жилу у коня и напиться крови. Но Генрих с негодованием отверг это нелепое предложение.

А на Жан-Мишеля и вовсе было жалко смотреть, он страдал больше всех...

Всего лишь вторые сутки мальчишки бредут по пустыне, и еще один день наверняка убьет их.

Дрожащее марево простиралось на многие мили вокруг, искажая действительность. И когда Генрих увидал впереди блестящую призрачную ленту, он не сразу в нее поверил. Присматривался, смахивал с ресниц сухую пыльную взвесь, вновь смотрел и смотрел. И лишь убедившись, что это не мираж, сказал чуть слышно:

— Смотрите, там... Впереди... Мы спасены...

Хриплым ржанием Кохейлан подтвердил его слова — чуткое животное устремилось к воде.

Сбрасывая на ходу опостылевшие, пропитанные потом и песком, одежды, мальчишки устремились в прохладные воды крошечного озерка. Оазис посреди пустыни — что может быть прекрасней и желанней!

Они принялись пить, опуская в живительную влагу распухшие и потрескавшиеся губы, и не могли напиться. Погрузившись в озеро чуть ли не с головой, мальчишки плескались, смывая пыль. Вдруг их кто-то хватает под бока и оттаскивает прочь! Кто посмел помешать несчастным утолять жажду, кто посмел презреть главный закон пустыни?

Словно пелена спала с глаз у незадачливых путешественников. Как же они умудрились проглядеть остановившийся на отдых целый караван! Более трех десятков верблюдов и втрое больше людей! Бедуины в белых одеяниях стояли под тенью пальм и их обожженные солнцем лица были полны сочувствия и внимания. Трое несчастных голых ребятишек были тут же окружены заботой и лаской. Распаковав один тюк, извлекли такие же белые одежды и укутали в них детей.

Генрих смотрел вокруг, встречая во взглядах лишь доброжелательность. Так почему же эти добрые на вид люди не дают ему напиться вволю?!

Разгадка не заставила себя ждать, но пришла совершенно неожиданно. Из-за спин бедуинов вышли совершенно другие люди, одетые по европейской моде. Один из них показался принцу странно знакомым. Мальчик пригляделся и... Едва не лишился чувств. Над ним склонилось бородатое лицо Витторио Брюльи! И что самое странное — Генрих обрадовался. Словно перед ним стоял не разбойник и убийца, а по меньшей мере ангел Господень! Принц и сам не понимал природу своих чувств, он лишь произнес:

— Это вы...

— Здравствуй, принц! Давненько мы не видались, а? Каким же это ветром тебя сюда занесло? Помниться, ты был на пути к своему батюшке? Я думал, ты давно куропаток стреляешь! Что же ты делаешь посреди этой пустыни?

— Это долгая история, сударь. Мы были в плену у султана Марокко, потом удалось устроить побег. Теперь пытаемся добраться к морю.

— Э, море совсем в другой стороне, детишки. Не ту дорожку вы выбрали. Да вам еще и повезло вдобавок — возьми вы чуть в сторону и прошли бы мимо этого оазиса.

Генрих вздрогнул, представив, как они падают на песок и медленно умирают в страшных мучениях. А Брюльи продолжил:

— Должно быть, тебя интересует, почему наши пути вновь скрестились? Это несложно — мы поступили на службу к королю алжирских пиратов — Сагриддину Али. Еще великий Хайраддин Барбаросса основал эту империю пиратского братства. Ты слыхал о нем, принц?

— Да, что-то припоминаю...

— «Припоминаю...» Да его слава гремела по всему Средиземноморью! От Греции до Гибралтара не было силы, способной сладить с ним. Даже под конец жизни он был все еще грозен и силен, как разъяренный лев! Но и наш нынешний хозяин никому не даст спуску, уж я в этом убедился.

— Почему же вы не на море, а здесь, среди песков? — не сдержался от иронического замечания Генрих.

— Ты еще посмейся надо мной, мальчишка! Забыл, как я чуть было не перерезал тебе глотку? Могу и повторить! Ладно, поживи пока. Так вот, наш путь лежит нынче в Судан. Закупим там рабов, сотни две-три, и будем сопровождать их дальше, в Каир. А там — на корабль и в Стамбул, на продажу. Вот и вся работенка, принц.

Генрих даже не удивился. Ну конечно, чем же еще мог заниматься этот сброд — только работорговлей...

— Но... Как же нам теперь быть? Мы не сможем одни пробираться через пустыню... Дайте нам хоть одного верблюда. А мой отец потом заплатит!

Бандит весело расхохотался

— Эй, малыш, ты за кого меня держишь? Чтобы я упустил такую добычу? Даже и не мечтай! Вы идете с нами, а потом, когда вернемся — король снова заплатит мне выкуп.

— Вы ведь уже получили, причем немало.

— Я открою тебе страшную тайну: у золота есть одно очень неприятное свойство. Его всегда не хватает!

Генрих понял, что настаивать бесполезно, все равно сила не на его стороне. И лишь грустно кивнул, соглашаясь. А в разговор вступил Жан-Мишель. Он задал вопрос, что давно крутился у него на языке:

— Скажите, сударь... А почему нам не дают воды? Мы ведь едва не умерли от жажды!

— Если бы вас не оттащили, то вода превратилась бы в яд! Разве вы не знали, что после сильной жажды обильное питье может погубить? Вон, даже ваш конь, и то все понял — сразу отошел прочь и дожидается, пока вода не пропитает внутренности. Вот тогда можно снова глотнуть немного. Поняли теперь?

Жан-Мишель кивнул.

— А сейчас идите в тень, вам подадут еду.

Мальчишки покорно побрели к финиковой пальме и упали обессилено у ее ствола. Бедуин поднес им сморщенные высушенные фрукты — те же финики и фиги. Но больше всего детей обрадовал кожаный мешок, наполненный прохладной свежей водой. Теперь им разрешали пить, сколько пожелают.

Брюльи принялся что-то горячо доказывать своим собратьям по кинжалу, но их взгляды не сулили ничего хорошего. Мрачные лица, укутанные бедуинскими шарфами, были искажены злобой и жаждой наживы. Но, по крайней мере, они не стали убивать мальчишек на месте, хоть наверняка такая забава пришлась бы кое-кому по вкусу.