Утро в джунглях после праздника напоминало поле брани после проигранной битвы — тут и там, лежали неподвижные черные тела. И только мерный храп, исторгаемый ими, говорил о присутствии жизни. Костры давно угасли; мясо жертвенных животных прогорело на углях и его остатки достались муравьям.

Шаман, морщась от головной боли, глотнул холодной воды. Стало чуть полегче и он отправился будить своих пленников.

У дверей хижины, бросив копья наземь, безмятежно спали оба охранника. Шаман молча переступил через одного и прошел внутрь. Солнце пробивалось сквозь соломенные стены, освещая земляной пол и грязные циновки, на которых спали мальчишки.

Шаман толкнул палкой ближнего к нему. Мбаса недовольно дернул ногой, перевернулся на другой бок. Но шаман был настойчив и с третьего удара добился своего. Негритенок громко зевнул, сел, протер слипшиеся глаза и сказал:

— Что вам надо? Я хотеть спать!

— Бездельники! Солнце уже над деревьями, а они все спят! Живо буди остальных! Я жду вас у хижины вождя. Поторопитесь!

Мбаса лениво кивнул, с большим трудом преодолевая сонливость. А когда шаман вышел, мальчик попытался растолкать крепко спящего друга. Генрих был очень недоволен и едва не поколотил Мбасу, но шустрый мальчишка со смехом увернулся от шутливых тумаков и выскочил наружу. Пирата Брюльи и вовсе не удалось добудиться, пока Мбаса не притащил воды и не плеснул ему в лицо полкружки. А Жан-Мишель провел ночь в хижине под присмотром шамана.

Умывшись и наскоро перекусив, все трое появились у хижины вождя, как повелел шаман.

Принц Генрих был на удивление спокоен для человека, которого еще накануне собирались заколоть и поджарить. Яркое утреннее солнце разогнало ночные страхи.

Он стряхнул с подбородка прилипшую кору и спросил:

— Мбаса, ты что, всерьез решил пробраться в тот заколдованный город? Мало нам приключений на нашу голову?

— А что мне было делать, если хотели убивать Анри, — ответил негритенок чуть виновато.

— За это я благодарен тебе, — сказал Генрих. — Ты молодец. Только... Как-то мне не по себе...

Разговор прервался, потому что из хижины шамана выбрался Жан-Мишель. Он был бледен, но встретил друзей слабой улыбкой. Голова мальчика была повязана белой тканью, на которой проступили серо-зеленые пятна от целебных трав.

Мальчишки бросились к нему и чуть не опрокинули от радости. Оказалось, что рана была лишь поверхностной, воин не слишком усердствовал и не проломил мальчишке череп, как показалось прошлой ночью.

Всеобщее ликование по поводу выздоровления угасло, как началось — мальчишки заметили, что появился шаман. Он поддерживал под руку старого вождя, который еле передвигал ноги.

— Подойдите поближе! — призвал мальчишек шаман. — Я говорил о вашем предложении Мокуни-Агоуэле и он соизволил принять его. Вы все отправитесь к потаенному месту, но берегитесь, если там ничего не обнаружится! Вы будете умолять о смерти, ползая на коленях перед нами! А сейчас ты, грязный торговец рабами, посмотри эту карту и скажи, как нам выбрать самый удобный и самый короткий путь.

Шаман бережно усадил вождя на толстые циновки и развернул карту. Витторио Брюльи взял ее в руки и несколько секунд внимательно разглядывал.

— Дон Элиаш никогда не выпускал ее из рук и берег, как самое дорогое. Потому я не уверен, что смогу точно определить, какие места здесь указаны, — задумчиво проговорил пират. — Здесь нет никаких надписей, должно быть, для соблюдения тайны, ведь охотников полным-полно. Точные названия знал только дон Элиаш, а я могу только гадать... Вот эта линия — скорее всего Нил. Проходит по Судану к южным землям. К востоку и к западу — горы, туда не пройти. Мы находимся вот здесь, а южнее начинается сплошная зелень.

— Охотники моего племени ходили на много десятков миль по всей округе и знают местность очень хорошо. Но через две недели пути начнутся незнакомые нам тропы и встретятся неизвестные племена. Правильно ли я понял, что ты так же разбираешься в карте, как и я? — вкрадчиво спросил шаман.

Брюльи не ответил, но весь его вид говорил именно об этом. Шаман молча отобрал у него карту и спрятал.

— Где же находятся земли твоего племени? — спросил шаман у Мбасы.

Мальчик пожал плечами.

— Я помнить, но я совсем не знать, как добраться туда.

— Как называется твое племя?

— Бокуто.

— Бокуто, бокуто... Знакомое слово, где же я мог его слышать? — забормотал шаман.

Подал голос вождь, до этой минуты молча дремавший. Шаман выслушал и кивнул, несколько ободренный.

— Ну конечно! Великий вождь напомнил мне, что земли этого племени находятся на берегах реки Улуэке. А уж мимо этой реки трудно пройти.

— Да! — радостно воскликнул Мбаса. — Я вспомнил, там правда есть эта речка! А еще мы можем спросить дорогу у моего дяди.

— Какой еще дядя?

— Да вон он!

Мбаса встрепенулся и побежал к группке бывших рабов, которые все еще не ушли из деревни, а покорно ожидали своей участи. Мальчик схватил одного из них за руку и потащил к шаману.

— Ты тоже из племени бокуто? — спросил шаман, забыв, что говорит на французском. Потом спохватился и повторил вопрос на местном наречии.

Тщедушный худой негр закивал, подтверждая.

— И ты знаешь, как отсюда добраться до твоего дома?

— Да, да, я знаю. Идти далеко, десять лун.

— Ну вот, а мы тут голову ломаем, — недовольно сказал шаман. — Сейчас собираемся и выступаем в путь.

И немедленно закипела работа! Воины, женщины и даже дети суетливо стаскивали со всей деревни все, что может понадобиться в пути: съестные припасы, одежду, циновки, жерди для переноски. Принесли и оружие, собранное на том месте, где уничтожили нападавших. Брюльи с удовольствием перебрал мушкеты.

— А вы стрелять-то умеете? — спросил он у шамана.

— Нам хватает луков, стрел и копий. Вы в этом уже убедились, — криво усмехнулся шаман. — А мушкеты мы возьмем не все, хватит и пяти. Ну, все собрали? Тогда нечего рассиживаться, вперед! И не думайте, что мне нужно это золото для себя. Нет, я хочу купить на него много, очень много оружия. Тогда в наши земли не сунется ни одна, даже самая лучшая армия!

После этих гордых слов десяток воинов взвалили на плечи жерди, на которых привязали заполненные доверху корзины и тюки и процессия углубилась в девственный лес под печальные песни женщин и восторженные вопли детей.