23 августа, девяносто восьмой день летних каникул

Куинтон

Я чувствую, что умер. Как будто я похоронен заживо под землей, но по какой-то чертовой причине мое сердце еще бьется, а легкие дышат. Мой отец продолжает говорить какое-то дерьмо о поездке, где мне окажут помощь, но я не уверен, что это возможно. Я бы мог в это поверить, когда Нова держала меня в своих объятиях, но сейчас все кажется таким невозможным. Я опустошен. Мое тело слишком истощено от уколов, и я чувствую все, от жара солнца до дуновения ветра. И это все причиняет мне боль, как будто мое тело медленно разрывается на части, и я на грани рвоты, дрожи, чувствую, как медленно сгораю.

— Мы сделаем тебя лучше, сын, — говорит отец, ведя машину вниз по дороге, окаймленной деревьями. Я знаю, что мы в Сиэтле. Что я прилетел сюда с ним, но последние двадцать четыре часа все размыто и почти ничего не помню, даже как прощался с Новой. Думаю, они могли дать мне успокаивающее, но его действие уже проходит, и я просто хочу вернуться к наркотику. Хочу снова попробовать его на вкус. Почувствовать нечто другое, чем то, что чувствую сейчас. Эту гложущую боль глубоко в груди, ниже шрама.

После того, что показалось мне часами, отец, наконец, останавливает машину напротив здания с несколькими окнами и только одной дверью. Деревья ограждают небольшой двор и голубое небо выше.

— Где мы? — спрашиваю нетвердо, поднимая голову к окну, тошнота подкатывает к горлу.

Он выключает двигатель, достает ключи и выходит из машины, ничего не сказав. Затем он огибает машину и открывает мою дверь. Как раз вовремя. Я наклоняюсь вперед, и меня рвет прямо на землю. Мой живот сворачивается от каждого движения, и мне кажется, что это никогда не закончится. В конце концов это происходит, но я не чувствую себя лучше.

— Выходи из машины, сын, — говорит отец, держа дверь открытой для меня. — Мы поможем тебе.

— Как? — я почти рычу, вытирая подбородок рукой. Я не понимаю ничего, кроме того, что мне кажется, что мои вены горят, и я плавлюсь. — Что происходит?

Он не отвечает мне, отступая назад и указывая мне выйти.

— Просто выйди из машины.

Я полагаю, что он хочет избавиться от меня, поэтому выбираюсь, спотыкаясь немного, когда холодный воздух бьет меня. Я так привык к изнуряющей жаре, что теперь чувствую холод все время.

— Где мы? — повторяю свою вопрос, обхватив себя руками. На мне куртка, но мне все равно холодно.

Он смотрит на меня с жалостью, закрывая дверь.

— Я уже говорил тебе, мы поможем тебе.

Не знаю, почему он продолжает говорить это, но потом я смотрю на вывеску на здании, и все понимаю.

— Я не пойду в клинику, — говорю я, хватаясь за дверную ручку. — Увези меня отсюда.

Он качает головой и кладет руку на дверь.

— Нет, я не могу.

— Почему, черт возьми, нет? — спрашиваю я, дергая дверь, мое тело начинает бесконтрольно дрожать.

Он нажимает на нее, чтобы закрыть.

— Потому что я больше не позволю тебе разрушать свою жизнь.

Я почти смеюсь над ним.

— Больше? Почему ты передумал? После всех этих лет?

— Потому что это то, чего хотела бы твоя мать, — говорит он нетвердым голосом, но, похоже, он что-то скрывает, не говоря мне все причины. — И я должен был понять это давным-давно.

Он не заговаривал о моей маме почти двадцать один год, что я его знаю и теперь вдруг на него что-то снизошло. Шквал эмоций обрушивается на меня, и я все чувствую, потому что не под наркотиком. Прошло очень много времени с последнего приема, и я чувствую себя потерянным и дезориентированным. Болит живот. Разбит. Может, из-за всего этого я иду внутрь. Или, может быть, из-за того, что, когда я смотрю вниз по дороге, которая привела меня сюда, она выглядит такой длинной, что я чувствую себя чертовски уставшим и избитым. Но я вхожу в это здание с нулевыми ожиданиями, потому что не могу даже думать о будущем. Двигаюсь вперед на полшага за раз, и иногда мне кажется, что я двигаюсь назад. Но мне удается пройти регистрацию. Они забирают все мои вещи, которых практически нет. И дают мне то, что, якобы, поможет мне, но я знаю, что это не поможет, потому что это не укол героина, единственное, что может сделать весь этот процесс менее болезненным.

Я захожу в маленькую комнату с кроватью и комодом, а потом опускаюсь на кровать, чувствуя слишком много в этот момент. Это невыносимо, огонь в моих венах горит жарче и жарче. Мне хочется разодрать мою кожу, удариться головой о стену, что-нибудь, чтобы вытащить огонь — эмоция из меня. Я начинаю отчаянно умолять, крича в дверь, в потолок, надеясь, что кто-то услышит и поможет, но все что у меня есть — четыре стены, окружающие меня. Никто мне не поможет. Никто не заберет у меня эту боль.

Так что все, что я могу — это сделать следующий вдох, а затем еще один.

Плейлист:

Clint Mansell & Kronos Quartet — Requiem for a Dream

Unwritten Law — Save Me

Alkaline Trio — Help Me

The XX–Infinity

Nickelback — Leader of Men

Bryan Adams — Heaven

PJ Harvey — OneLine

K's Choice — Not an Addict