Келли

— Сет, не думаю, что смогу сделать это. — Меня всю передергивает, когда я смотрю на свое отражение в зеркале. Моя кожа бледная, и даже притом, что платье мне до колен, чувствую себя раздетой. Ремешки едва прикрываю плечи, и я выставляю напоказ столько тела, сколько не показывала за прошедшие шесть лет. Видно всё: и веснушки на кожи, и выступающие кости ключиц, и насколько у меня плоская грудь. Даже сандалии на ногах заставляют меня чувствовать себя голой. И распущенные волосы, поклонницей которых я никогда не являлась.

— Я выгляжу странно, — говорю, отдергивая подол платья. — И…голой.

Сет качает головой, делая шаг назад, чтобы рассмотреть меня. Его волосы перекинуты на одну сторону, с легким начесом спереди. На нем пара коричневых шорт и серая рубашка на пуговицах с подвернутыми рукавами. — Ты прекрасна.

Я скрещиваю руки на груди.

— Я не смогу выйти в этом.

— Конечно, сможешь, — говорит он, снова поворачиваясь к зеркалу.

Я отрицательно качаю головой.

— Сет, почему ты так категоричен по этому поводу?

Он возится со своими волосами и не отвечает. С решительным выражением лица он отворачивается от зеркала и смотрит на меня. — Келли, я решительно настроен лишь по той причине, потому что ты нет. Ты должна отпустить это. Я знаю, это трудно, но нужно двигаться дальше, мы все должны двигаться вперед и отпустить прошлое.

— Это то, чем ты занимаешься? — спрашиваю я. — Потому что, кажется, будто ты бежишь от чего-то.

— Я не убегаю ни от чего. — Он застегивает нижнюю пуговицу на рубашке. — Я закончил с побегами с того дня, как начал встречаться с Грейсоном. Это как будто мне удалось освободиться от страха произошедшего, и я, наконец, могу быть самим собой снова.

— Но как ты забыл о том, что случилось? — Интересуюсь, разглаживая складки рукой на платье. — Как ты не думаешь об этом?

Он легонько улыбается и кладет руки мне на плечи, глядя прямо в глаза с огоньком решимости. — Ты не забывай. Просто проходи мимо. Отпусти. Будь той, какой должна, а не такой, какой они заставляют тебя чувствовать.

— Но как я могу отделить одно от другого. — Говорю я, позволяя руками опуститься по сторонам. — Иногда я чувствую, как все смешивается. Как сейчас. Я чувствую себя неправильно из-за того, как одета, но я не знаю, это из-за того произошло или из-за того, что я просто-напросто не люблю платья.

Уголки его губ приподнимаются, и, тогда он целует меня в лоб.

— Походи в нем и узнаешь.

Он отступает от меня и идет к своей сумке, что лежит на двуспальной кровати. Вытаскивает одеколон, снимает колпачок и брызгает им на рубашку. А я ныряю в свою сумку и быстро просматриваю письмо, которое написала Кайдену. До сих пор не уверенна в том, чтобы показать его, и я думаю, стоит ли мне бежать от этого или принять. Может быть, пришло время столкнуться с неизбежным.

— О, я забыл спросить. — Он защелкивает крышку одеколона. — Что у тебя под платьем?

Я закусываю губу, борясь со смущением, потому что ношу черные кружевные трусики, что он заставил меня купить. — Ничего.

— Ого, ты решила не носить нижнее белье? — отвечает он с усмешкой. — Это даже к лучшему.

Я освобождаю губу из плена и улыбаюсь.

— Ты же знаешь, что я не это имела в виду.

— Знаю, — он подмигивает мне. — Но это было забавно. — Он бросает одеколон обратно в сумку. — Ты готова сделать это?

Я смотрю на себя в зеркало, отмечая необъятность моих глаз, что занимают чуть ли не все лицо. Конечно, я доверяю Кайдену так, что позволяю видеть меня всю, но я не уверенная во всем мире, потому что он большой, страшный и вечно в движении. В одну минуту он кажется домом, а в другую – далеким и незнакомым.

Я поддаюсь вперед, и Сет открывает для меня дверь. Мои колени дрожат, пока я направляюсь на кухню, где Люк и Кайден смеются над чем-то сидя за столом. На нем стоит высокая бутылка с коричневой жидкостью. Когда я шагаю ближе, то вижу, что это Джек Дениэлс. Еще в руках у Люка зажженная сигарета, и дым заполнил уже весь воздух.

Я останавливаюсь в дверном проеме, смотря, как глаза Кайдена загораются каждый раз, когда он говорит о чем-то. Интересно, пьян ли он, потому что он преодолел путь от печального до счастливого всего за пару часов. На лице широченная улыбка, а взгляд остекленевший.

— Уже выпили? — Сет потирает руки, выглядя нетерпеливым и выскакивая вперед, задевая мое плечо. Я хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть, и делаю шаг в сторону, частично скрывая себя.

Глаза Кайдена прояснятся, когда он видит меня и тут же отвечает суетливо. — Ага, мы думали начать пораньше, — говорит Кайден Сету, беря бутылку в руки и протягивая ему. Его взгляд направлен на меня, и я вновь вспоминаю все те забавные моменты, что были у нас, и это оставляет мне надежду, хоть многие вещи и выглядят сейчас мрачными.

Он улыбается, вскакивая из-за стола, царапая плитку пола ножками стула. Он довольно долго неровной походкой огибает стол, в то время как Сет похищает его место.

Волосы Кайдена уложены и спадают на шею. На нем темно-серая рубашка и пара свободных джинсов, свисающих с бедер. Еще он одел несколько кожаных браслетов на запястья, чтобы скрыть на них повязки, его лицо выбрито, и это вызывает у меня волнение, потому что, это означает ‒ ему пришлось иметь дело с бритвой.

— Привет, — говорит он, пересекая кухню большими шагами, обходя шкаф с посудой.

— Привет, — отвечаю я, разворачиваясь и оказываясь перед ним, при этом моя спина вдавливается в столешницу. Я мельком смотрю на его руки, проверяя наличие свежих ран. Все выглядит хорошо, если исключить то, что я не вижу, что там под повязками.

Он резко останавливается, на лбу появляются складки, когда его взгляд медленно исследует мое тело, на мгновение задерживается на груди, прежде чем остановиться на моих глазах. — Не думаю, что когда-нибудь видел тебя в платье.

Я качаю головой, мои локти согнуты, а пальцы впиваются в края столешницы.

— Это потому что у меня его не было. До этого момента во всяком случае.

Его взгляд продолжает свое шествие, и это заставляет меня нервничать. Наконец, его глаза останавливаются на моих, и даже через море алкоголя, я вижу настоящего Кайдена на той другой стороне.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо, — отвечаю спокойно и убираю несколько прядей волос за ухо. — Я думаю…

Его губы обрушиваются на мои, и я делаю глубокий вдох через нос, когда ноги начинают подгибаться. Его теплый язык проникает в мой рот, он на вкус, как Джек Дениэлс и пахнет сигаретным дымом. Его рука оборачивается вокруг моей талии, и он удерживает весь мой вес, когда наши тела сливаются. Он меняет угол наклона, и наши ноги переплетаются, а мое сердце ускоряется в груди. Край стола упирается мне в спину, но меня это не заботит. Все что меня заботит – это он.

Мои руки скользят по его и пробираются до волос. В глубине моего сознания здравомыслящий голос кричит мне прекратить это, потому что он пьян и запутался, а мне нужно остановить его.

— Что ты делаешь? — Немного наклоняю голову назад. — Я думала, тебе нужно было, чтобы мы были друзьями.

— Да, — уверяет он меня, сдавленным голосом, а затем вновь соприкасается с моими губами. Я пытаюсь вырваться и в тоже время прижимаю его к себе. Я в смятении. В замешательстве. Я ужасный человек.

Его пальцы перемещаются на мои бедра и вдавливаются в кожу, когда он приподнимает меня и усаживает на столешницу. Моя голова ударяет о шкафчик, когда его руки перемещаются на внутреннюю сторону бедер и раздвигают их. Перемещаясь дальше, его пальцы движутся выше, пока не достигают чувствительной части. На мгновение забываю, где я и кто я, раскрывая ноги шире, позволяя ему приблизиться.

— Кхм, мне не нравится прерывать вас. — Голос Сета возвращает меня к реальности, и я сразу отскакиваю в сторону, тяжело дыша и вновь ударяясь головой о шкафчик. — Как бы я вас ни любил, ребята, мне бы не хотелось увидеть, как далеко это может зайти. Вам, видимо, стоит сохранить свой пыл до того момента, как останетесь одни.

Кайден кладет свою голову мне на плечо, яростно дыша, и его тело напрягается под моими рукам.

— Извини, — шепчет он, уткнувшись в ключицу, а затем отстраняется, вызывая у меня еще большее недоумение.

Я разглаживаю платье, натянув как можно ниже, и спрыгиваю со столешницы. Я провожу руками по волосам, пытаясь уложить их на место, и стараюсь изо всех сил не заплакать из-за острого чувства в сердце.

Сет выгибает бровь, глядя на меня.

— Видишь, платье – это не так уж и плохо.

Я сжимаю губы, потому что это не смешно, но все же.

— Думаю, что нет. — Я хмурюсь. Это вызывает боль в каждой частичке моего тела. Все, чего я хочу, это быть с ним вне стрессовой ситуации, где мы сможем наслаждаться друг другом, быть настоящими, быть собой.

Его плечи поддергиваются, когда он издает низкий смех, а затем тянет ко мне руку.

— Давай, детка, — он касается моей нижней надутой губы. — Не дай парню расстроить себя. Давай веселиться.

Я киваю и следую за ним по кухне, мы останавливаемся возле небольшого плетеного стола. Сет несет бутылку Джека Дениэлса и взмахом руки предлагает ее мне.

— Вот, это поможет расслабиться.

Я смотрю на Люка и Кайдена, ждущих возле задней двери, и затем обратно на Сета.

— Это все, конечно, здорово. Но кто-нибудь должен быть за рулем.

Люк качает головой, улыбаясь и проводя рукой по коротким каштановым волосам. На нем свободная красная рубашка и пара поношенных джинсов.

— У меня странное чувство дежа-вю, уверен, что ты тоже самое сказала тем вечером, как мы пошли в клуб.

— Да, — признаю я, откидывая волосы с плеч. Не знаю это ночь такая теплая или все из-за поцелуя, но мне вдруг стало очень жарко. — Но что мы будем делать? Всюду ловить такси?

Люк кивает, беря свой телефон и поднимаясь со стула.

— Уже позаботились. Одно должно подъехать где-то в пять.

Сет машет бутылкой перед моим лицом, и жидкость брызжет по стеклу.

— Давай, расслабься. — Он наклоняется, понизив голос. — Тебе нужно расслабиться, Келли. Ты была слишком напряжена в последнее время.

Он прав. Я и так нанервничалась и мне нужно расслабиться, хоть на секунду забыть о тяжелом грузе на моих плечах. Я беру у него бутылку и без всяких раздумий подношу горлышко к губам, откидываю голову, делая слишком большой глоток. Я остро реагирую, роняя бутылку и хватаясь я грудь.

Кайден выставляет руку вперед, лови бутылку прежде, чем она приземлится на пол.

— Черт возьми, — говорит он, а затем подходит ко мне, поглаживая мою спину. — Успокойся.

Я кашляю и борюсь с рвотным позывом. Я не любитель выпить, и обычно пью в небольших количествах.

— Немного перестаралась, — говорю сквозь кашель, держа руку на груди.

Он убирает мои волосы назад, и его ладонь задерживается на моей щеке. Он продолжает касаться, и действует так, как не должен. Я смущена и задыхаюсь, а мне просто хочется почувствовать себя свободной.

— Келли, ты не должна пить, если не хочешь. — Он говорит это так тихо, что только я могу его услышать.

Я отступаю и расправляю плечи.

— Знаю. Это и тебя касается.

Он снова смотрит на меня и сглатывает.

— Вот. — Он протягивает бутылку Сету и спешит к двери, открывая ее. Выходит на улицу, и дверь захлопывается, оставляя нас троих в растерянности и смущении. Не знаю, что мне нужно сделать, нужно ли идти за ним. Я понятия не имею, что ему нужно.

Внезапно, я осознаю, что вообще много о нем не знаю.

Кайден

Она думает, что я злюсь на нее, но это не так. Я злюсь на себя. За то, что приехал сюда. За то, что поцеловал ее. За то, что прикасался к ней так, как хотел. Она заслуживает лучшего. А я не настолько силен или хорош, чтобы держать от нее подальше.

Я договариваюсь с Люком, и меня садят на переднее сиденье в такси, а Сет и Келли садятся сзади. Это дает мне время остыть и перестать думать о ней в этом проклятом платье. Все, что я хочу сделать – это утащить ее обратно в дом, сорвать одежду и заняться с ней любовью снова. Но я должен прекратить думать об этом. И нужно перестать пить, потому что это пробуждает во мне чувства, которые я пытаюсь держать запертыми внутри моего стального сердца.

Люк и Сет продолжают передавать друг другу Джека и делать глотки, низко опуская головы, чтобы таксист – молодой человек с длинными волосами и козлиной бородкой – не увидел. Сет предлагает его несколько раз Келли, но она качает головой и отказывается на все предложения. Она даже не взглянула на меня, после того как мы покинули дом, и продолжает возиться с завязками на платье и смотреть в окно на небо. Небо темное, и рождественские огни горят на улице, свечение которых отражается в ее глазах. Они кажутся самыми печальными на свете, еще печальнее, чем когда я встретил ее впервые, если это вообще возможно.

На радио играет какая-то глупая песня. Какой-то парень поет о любви, и я ловлю себя на мысли, что хочу проткнуть свои барабанные перепонки, или, по крайней мере, сделать парочку надрезов на коже. Я не хочу думать о любви и о том, что она значит для меня. Я ни о чем не хочу думать.

Я уже собираюсь попросить Люка передать мне бутылку, как такси останавливается перед длинным кирпичным зданием, вклиняным между себе подобными. Около него выстроилась толпа, и музыку, играющую внутри, можно услышать даже на дороге.

Люк вынимает деньги из бумажника и отдает их таксисту, а затем проскальзывает в открытую дверь.

— Вы, ребята, платите за напитки. — Он собирается выходить, и я качаю головой, пока Люк выскальзывает и выбирается из машины.

Я жду Келли, но она не двигается. Когда я, наконец, осмеливаюсь заглянуть через плечо, то обнаруживаю, что она смотрит на меня. Я кладу руку на спинку сиденья и нагибаюсь, чтобы быть лицом к ней.

— Все в порядке? — спрашиваю ее.

Она прикусывает нижнюю губу и трясет головой.

— Нет.

Я борюсь с желание прикоснуться к ней.

— Что случилось?

Она освобождает нижнюю губу и скользит к краю сиденья.

— Я не знаю кто ты.

Моя челюсть чуть ли не падает на землю.

— Что?

Она делает прерывистый вздох, вытаскивая ноги из машины.

— Я не знаю кто ты. Не буквально, но это причиняет боль. — Она больше ничего не говорит, выбираясь наружу, оттягивает платье за подол и присоединяется к Сету и Люку на тротуаре.

Не знаю, как воспринимать то, что она сказала. Я рассказал ей больше, чем кому-либо другому. На самом деле, когда думаю об этом, то понимаю, что никому ничего не рассказывал, а перед ней полностью обнажился. Мои ботинки шаркают по гравию, когда я захлопываю дверь. Такси отъезжает, скрипя шинами, а я остаюсь стоять на обочине.

Келли цепляется за руку Сета, но я не могу точно сказать, кто за кого держится. Люк уже тянется за сигаретами и вставляет одну в рот. Люди говорят, смеются, веселятся, но внутри моей головы ураган.

Она не знает меня.

Она действительно не знает меня.

И это потому, что я не позволяю ей.

Внезапно я чувствую себя мудаком. Я обязан объяснить ей, почему она нашла меня истекающим кровью на полу.

Я теряюсь в своих мыслях, когда очередь продвигается вперед, и мы заходим внутрь здания. Люк нашел клуб от восемнадцати и старше, поэтому нам не нужно поддельное удостоверение. Как только мы переступаем порог двери, то нас окутывает удушающая атмосфера. Слишком много гребанных людей, плотно забивших маленькое помещение. Спертый воздух, но, к счастью, здесь не разрешают курить. Музыка оглушительна. И пол вибрирует от нее. Я раньше никогда не возражал от подобных мест, но внезапно на меня накатывает слабенькая клаустрофобия. Я думаю, что у Келли также, потому что она цепляется за заднюю часть куртки Сета, словно ее жизнь зависит от нее, пока он идет впереди, расталкивая толпу. Люк исчезает в толпе.

Кто-то спотыкается, идя из бара, и разливает пиво по всему полу рядом с ногами Келли. Она отпрыгивает в сторону, пальцы ее отпускают Сета, но снова тянутся к нему. Но люди мешают ей, и я могу утверждать, что она пытается не паниковать.

Я делаю несколько больших шагов и хватаю ее за талию. Ее тело напрягается, и я быстро целую ее в голову и шепчу, — Расслабься, это я.

Она кивает на звук моего голоса и ее плечи смягчаются. Я медленно приближаюсь к ней, пока ее затылок не прижимается к моей груди, и тогда я обнимаю ее за талию, надежно прижав к себе, и движусь сквозь толпу. Я убеждаюсь в том что, держу локти так, чтобы никто не смог подобраться близко и прикоснуться к ней, и, когда мы, наконец, вырываемся из толкучки, то оба делаем глубокий вдох.

Мои руки расслабляются вокруг нее, но я не позволяю ей отстраниться, пока мы движемся к угловому столику, где сидят Люк и Сет. Я отпускаю ее только для того, чтобы выдвинуть стул, а она дарит мне неуверенную улыбку, когда садится. Я сажусь с другой стороны стола, желая не быть здесь.

— Боже, здесь просто сумасшедший дом, — говорит Люк, взъерошивая свои волосы, пока оглядывается на бар, толпу возле двери и на танцпол в углу. — И жарко.

Сет кивает и тянется за сигаретами, что лежат в его переднем кармане. Но затем его лицо мрачнее, и он смотрит на столики вокруг нас.

— Минуточку. Здесь нельзя курить, да?

Люк качает головой, откидываясь на стуле и разминая мышцы, и скрещивает руки.

— Да… Это просто убивает меня.

— Думаю, что это сигареты те, кто собираются тебя убить, — нервно шутит Келли, пока ее глаза мельком глядят на танцпол.

Люк стреляет в нее смертоносным взглядом, но потом качает головой и улыбается.

— Ну, раз я не смогу курить, то хотя бы буду пить. — Он отодвигает стул подальше от стола и поднимается на ноги. — Что будете?

— Самое слабое, что есть в наличие, — отвечает Келли, заламывая руки на коленях и впиваясь ногтями. Она беспокоится, и я хочу знать почему. Это из-за меня, или это что-то другое?

Сет достает телефон и начинает нажимать на кнопки.

— Я не разговаривал с Грейсоном со вчерашнего дня. — Вздыхает он. — Думаю, он расстроен из-за меня.

Келли опирается руками о стол.

— Почему?

Сет пожимает плечами, скользя пальцами по экрану.

— Потому что я, возможно, высказал кое-что по поводу наших отношений.

— Например? — спрашивает Келли.

— Например, то, что я хотел бы отдохнуть. — Он таращится на телефон и вздыхает, а Келли хмурится в его сторону. — Не смотри на меня так. Я не это имел в виду. Я устал и много думал, и я не имел это в виду.

Келли проводит рукой по поверхности, стряхивая немного соли на пол.

— Ты сказал ему об этом?

— Пока нет, — отвечает он. — Но я работаю над извинениями.

— Сет. — Она протягивает руку через стол и прикасается к его руке. — С каких пор ты все держишь в себе? Ты никогда так не делал. Это нездорово.

Он пожимает плечами, бросает взгляд на меня, а затем берет Келли за руку.

— Пойдем со мной на минутку, — говорит он, вставая из-за стола, заставляя ее подняться на ноги.

Кивнув, она следует за ним, не оглядываясь на меня. Все что я могу услышать, это лишь отзвуки их голосов в моей голове. Никогда и ничего не сдерживать в себе. Это вредит здоровью.

Если это правда, тогда я явно не самый здоровый человек в мире. Я чувствую, как все скапливается внутри меня. Что я из себя представляю. Что чувствую. Моя жизнь и пустота, которые вечно будут владеть мною. Если же это неправда, тогда мне нужно разобраться в последних годах моей жизни. Но мне сложно думать сейчас, потому что чувства накрывают меня с головой, и тогда я вскакиваю на ноги. Несусь через весь зал, направляясь в уборную, и пихаю открытую дверь. В комнате несколько парней, поэтому я захожу в одну из кабинок и запираюсь. Прижимая руки к лицу, пытаюсь сделать несколько глубоких вздохов, а затем двигаю пальцы на запястья, щелкая браслетом. Я делаю это снова и снова, пока не появляется большой красный рубец, но это все еще не приносит облегчения.

Мне нужно что-нибудь – что угодно, чтобы эти чувства ушли. Я обыскиваю кабинку, в поисках чего-нибудь острого, как край металлического диспенсера для бумаги. Это отчаянное решение, которое может привести к столбняку. Не уверен, что смогу сделать это. И когда направляю к нему запястье, то замечаю застежку на одном из кожаных браслетов. Рассматриваю ее, как более удачную альтернативу и помещаю другое запястье выше, а затем с силой дергаю ее вниз. Кожа распарывается, и боль вспыхивает в руке. Когда кровь проливается, мое сердце успокаивается.

Я сажусь на унитаз и позволяю крови течь на пол, брызгая красными капельками на плитку возле моих ног. Я кладу голову на руки, чувствуя стыд с удовлетворением, и задаюсь вопросом, как, черт возьми, попал в это место и как докатился до такого.

Я могу вернуться к тому моменту, когда все началось, мне было около двенадцати. Это случилось сразу, после того, как моя команда упустила бейсбольный мяч, из-за того, что я промазывал каждый раз, когда был отбивающим. Часть меня делала это нарочно, на зло, потому что знал, что это рассердит отца. И хоть мне было больно каждый раз, когда он злился, ему тоже было больно, внутри.

Я помню, каким спокойным был отец на обратно пути до дому, что заставляло меня нервничать. Его пальцы вцеплялись в руль, когда он управлял машиной. Ветер дул и поднимал клубы пыли. Небо было облачным, и я помню, как сожалел, что дорога не бесконечна.

Но всему приходит конец, и в скорее мы останавливаемся перед нашим домом. Трава была скошена, и косящий газон парень все еще убирал груды подстриженной травы.

— Иди внутрь, — наконец заговорил отец низким голосом, что означал – я в полной заднице.

Я схватил свою биту с перчаткой и вылез из машины. С низко опущенной головой я шел по дорожке, смотря себе под ноги, пока не добрался до парадной двери. Взглянул наверх, только чтобы открыть ее, а затем снова опустил глаза вниз, как только вошел.

Я начал подниматься по лестнице, надеясь, что на этот раз он просто забудет об этом. Но на полпути я услышал, как хлопнула входная дверь, и ветер снаружи затих. Я продолжил путь наверх, хотя надеялся, что каким-то образом смогу придумать, как сделать себя невидимым.

— Ты не хочешь рассказать что, черт возьми, произошло? — Его голос ударился о мою спину.

Я знал, что мне следовало развернуться и поговорить с ним, но я запаниковал и прибавил шагу. Это всегда было неверным решением. Он помчался вслед за мной, и, к тому моменту как я достиг вершины лестницы, он схватил меня за шиворот.

Он отдернул меня назад, спускаясь вниз по лестнице, а я изо всех сил пытался устоять ногами на полу, пока бита и перчатка выскальзывали из моих рук.

— Ты хоть представляешь, как тебе повезло? — Он развернул меня лицом к себе, и я, спотыкаясь о собственные ботинки, врезался в стену.

— Повезло? — спросил я, став в устойчивое положение. — Как?

Я обычно не возражал ему, но мой разум был где-то в другом месте. Как-то в школе меня спросили, откуда на руке взялся синяк, и я едва ли не рассказал им правду. Что мой отец толкнул меня на одну из полок в гостиной, из-за того, что пролил соду на пол. Но я струсил, и сквозь молчание ко мне пришло осознание. Моя жизнь всегда будет такой.

— Что ты сказал? — отец обрушился на меня, вены вздулись на его шеи, а костяшек пальцев побелели, когда он сжал их в кулаки.

— Я сказал, что устал от всего этого, — пробормотал я, опустив голову. — Я ничего не сделал и проиграл игру.

Тишина, последовавшая после моего тихого голоска, была чертовски устрашающей, и когда я, наконец, решился поднять голову, то был потрясен, увидев, что его пальцы смягчились, а вены разгладились.

Было одно мгновение, когда он выглядел почти человеком, и я думал, что наконец-то достучался до него. Но тогда его глаза покраснели, и он шагнул вперед.

— Ты знаешь, что мой отец сделал бы, если я проиграл, а затем бы перечил ему, как ты только что? — Он замолк в ожидании моего ответа.

— Нет, сер, — сказал я. — Не знаю.

Он шагнул ближе, возвышаясь надо мной.

— Он бы кричал на меня перед всеми этими людьми и говорил бы мне правду, а правда заключается в том, что нам нужно становиться лучше.

Иногда, когда он сердился, то упоминал своего отца, что он сделал с ним, вроде как объясняя свое насилие. Я задавался вопрос: «когда вырасту, тоже буду подобное переживать со своими детьми?». Мысли о том, что я мог стать таким же, пугали меня. Я не хотел становиться тем, кто заставляет людей страдать.

Я затаил дыхание, ожидая, что он ударит меня, но его рука оставалась в стороне.

— Я не понимаю тебя, — сказал он. — Ты такой бестолковый. Неважно, сколько раз я пытаюсь научить тебя, как нужно себя вести, ты всегда все портишь. И затем ты проваливаешь игру на глазах у всех, заставляя выглядеть меня отцом-неудачником, который, как гребанная киска для своего сына. — Мышцы на его руках напряглись, а вены на лбу пульсировали. — Ты ничего не заслуживаешь. Ты кусок дерьма. И чертов неудачник. Ты даже не заслуживаешь того, чтобы стоять здесь.

Он продолжал и продолжал разоряться на меня, но не бил. Каждое его слово ранило – оставляло шрам. Все больше и больше. Режет. И ранит. И ранит. И ранит. Я чувствовал себя маленьким и невидимым, как и мечтал раньше. Когда он закончил, то отвернулся и оставил меня одного в холле.

Помню, я подумал, что было только хуже от того, что он не ударил меня. По правде сказать, я желал о том, чтобы он лучше ничего не говорил, а просто выбил из меня дерьмо. Тогда бы я мог свернуться в клубок и избавиться с помощью сна от боли. Вместо этого боль была в моей голове, крови и сердце. Я хотел этого так сильно и сделал единственное, что смог придумать.

Я поднялся вверх по лестнице в ванную и взял первую бритву, что попалась под руку. Это было лезвие для замены одной из бритв матери. Край был довольно притуплен, и на нем была полоса какого-то дерьмого лосьона сверху.

Но это не имело значения. Этого было достаточно. Я приложил лезвие к задней части руки и сделал надрез. Потребовалось несколько раз резануть, прежде чем кожа распоролась, каждая царапина была приятна. К тому времени, как кровь начала сочиться, я почувствовал себя лучше. Я поместил руку над раковиной и позволил боли стекать вместе с кровью.

Я прогоняю воспоминания подальше и поднимаюсь на ноги. Мне нужно убираться отсюда. Сейчас же. Мне нужно спасаться от этой чертовой поездки и вернуться домой, прежде чем привяжусь еще сильнее. Поспешно выхожу из уборной, поворачиваясь боком, чтобы протиснуться через людей, и направляюсь к двери.

Я пойду обратно в домик, заберу свои вещи и поеду домой на байке, в этот гребанный дом, которому принадлежу, потому что не смогу выжить в другом месте.

Проталкиваясь через последний ряд людей, я замечаю Келли и Сета на танцполе. Играет медленная песня, и она держится за него, что-то говоря со складками на лбу. Ее глаза, кажется, наполнены слезами, что становится моим центром внимания. Я думаю о том, какая она хрупкая, и бросаю взгляд вниз, на свои запястья, понимая то, как легко могу сломать себя.