В середине декабря 1916 года группа русских летчиков во главе с Крутенем прибыла во французский город По, где находилась школа высшего пилотажа. Крутень доложил ее начальнику о прибытии. Подпоручик Свешников, знающий французский язык, перевел:

— Здравствуйте, мой майор! Честь имею доложить: группа авиаторов России, согласно договоренности с вашим командованием, прибыла на стажировку.

Француз во френче и галифе отдал честь, весело улыбнулся:

— Рад приветствовать и видеть на нашей земле доблестных союзников. Смею уверить вас, что здесь, в По, вы встретите самый радушный прием. Постараемся научить вас всему тому, что мы умеем, хотя не сомневаюсь, что многое умеете вы сами. Все вы у себя на родине прошли суровую школу воздушных схваток с бошами.

Майор пожимает руки всем летчикам, замечает Георгиевские кресты на их мундирах.

— О ля-ля, — восклицает он, — я вижу настоящих асов, судя по вашим наградам! Поздравляю.

…На аэродроме — обычная суматоха. Слышится громкая французская речь, завывание моторов. Русские летчики появляются на стоянке. Их ждет инструктор.

— Надеюсь, наши аппараты "ньюпор", именуемые "бэбэ", вам знакомы. Франция, как я слышал, снабжает русские авиационные отряды этими самолетами в избытке.

Свешников переводит с французского на русский, а потом ответ Крутеня:

— Да, эти аппараты нам знакомы, хотя Франция посылает их в Россию не в таком количестве, как хотелось бы. Но это уже другой вопрос. "Бэбэ" — хороший аэроплан, маневренный, мы его знаем. Почти все мои товарищи летали на нем.

— Очень хорошо, — кивает головой инструктор. — Для начала хочу вам показать некоторые фигуры высшего пилотажа, в том числе и "мертвую петлю", выполненную впервые нашим великим авиатором Пегу.

— Нашим Нестеровым, господин капитан, — поправляет Крутень. — И это признал сам Пегу.

— Не будем спорить о приоритете, — говорит инструктор. — Могу только сказать, что французские пилоты в бою великолепно пользуются этой фигурой. Наш Жорж Гинемер в одной из схваток с бошами ушел от атаки врага, выполнив "мертвую петлю". Это ошеломило неприятельского летчика. На выходе из петли Жорж стремительно подскочил к брюху "фоккера" и в упор расстрелял его. Германский ас на этом — аминь!

— Прекрасный прием, — одобрил Крутень.

— В дальнейшем, когда вас определят в эскадрильи, вы убедитесь в смелости и искусстве французских асов.

Инструктор поднялся на "ньюпоре" в воздух и показал высший пилотаж. Отказать ему в мастерстве было нельзя. Фигуры он выполнял легко, хотя Крутень заметил, что между ними не было единой связи. Вялые же паузы в воздушном бою недопустимы.

После приземления инструктор снял шлем, вытер влажный лоб платком. Передохнув, предложил:

— Мсье, кто желает показать свое искусство? Потом будем планомерно осваивать каждую фигуру в отдельности.

— Слетайте вы, Евграф Николаевич, — предложил подпоручик Орлов. — Покажите французу, что и мы не лыком шиты.

— Ладно!

Евграф Николаевич забрался в кабину, осмотрелся, проверил приборы и взялся за ручку управления. Машина знакомая, на такой же он летал на фронте.

Бак дозаправлен горючим, мотор работает исправно. Можно лететь.

Самолет срывается с места, после короткого разбега быстро набирает высоту. Крутень вводит аппарат в крутые виражи, затем посылает "ньюпор" почти вертикально вверх. И вдруг, после пологого разворота, стремительно пикирует, проходит низко над самым аэродромом и снова уходит в высоту. Мотор то пронзительно ревет, то затихает. "Теперь "мертвая петля", — решает капитан. По всем правилам искусства самолет "падает" вниз, затем переходит в горизонтальный полет, устремляется вверх, в намеченной точке переворачивается, ложась на спину, и снова обретает первоначальное положение колесами вниз. Не переводя дыхания, Крутень столь же искусно выполняет вторую петлю, за ней — третью. Но и это еще не все. "Ньюпор" набирает высоту около двух тысяч метров и оттуда "срывается" в штопор. Виток за витком штопорит самолет мотором вниз. Инструктор-француз не выдерживает.

— Мсье! Что он делает? Это же смертельный трюк! Земля рядом. Ваш вожак может разбиться.

— Успокойтесь, — говорит ему Свешников. — Эту фигуру, штопор, успешно выполняют все наши асы.

— О ля-ля, — опять восклицает французский летчик. — Вот кому быть бы инструктором…

Между тем Евграф Николаевич выводит "ньюпор" в горизонтальное положение, выключает мотор и, легко планируя, сажает аэроплан.

Первым к Крутеню подходит французский инструктор, жмет руку.

— Великолепно, прекрасно! Вы большой мастер! Вам нечему у меня учиться.

…Русские летчики охотно и успешно осваивают высший пилотаж. "Вы крепко держитесь в седле", — одобряет их француз, в прошлом кавалерист. Тренировки, если позволяет погода, идут с утра до вечера. Капитан Крутень внимательно следит за полетами товарищей, часто сам поднимается в воздух, чтобы не терять летной формы.

Через три недели группу переводят в Казо, в школу стрельбы и воздушного боя. Русские летчики тренируются в учебных воздушных боях парами, азартно атакуют друг друга, выполняя при этом сложные маневры.

Одновременно с обучением воздушному бою проходят практические стрельбы из пулеметов. Пилоты стреляют с летящего "ньюпора" по большому и маленькому змею, по шару-пилоту. Затем упражняются в стрельбе по буксируемому конусу, по полотнищу, расстеленному на земле. Все это вырабатывает у летчиков верный глазомер, точность. К тому же в пулеметной ленте имеются трассирующие пули, что облегчает выполнение задачи.

Сам Евграф Николаевич проявляет такое усердие в учении, что другие невольно тянутся за ним. Отстающих нет. И недаром начальник школы де Вильпен в донесении Главному инспектору авиационных школ во Франции пишет, что "все… офицеры без исключения обладают необходимыми данными для блестящих боевых полетов… Все эти офицеры в целом представляют из себя выдающихся людей, по которым их французские товарищи могут составить себе самое высокое мнение о русской авиации".

Но вот окончен и этот курс обучения. Русских летчиков направили подгруппами во фронтовые эскадрильи. Штабс-капитан Крутень вместе с подпоручиками Орловым и Свешниковым зачислен в эскадрилью "аистов" капитана Брокара. Она базируется, как и другие подразделения, в районе реки Соммы, близ Амьена.

3-я эскадрилья "аистов" под командованием капитана Брокара — одна из самых прославленных во Франции: Только с 19 марта по 19 августа 1916 года она сбила пятьдесят три немецких самолета. Эскадрильей "аистов" она называется потому, что на ее машинах нарисована длинноногая птица аист, столь любимая французами.

"Аисты" — это целое созвездие великолепных асов: Гинемер, Брокар, Эрто, Фонк, Деллен, Ведрин, де ла Тур, Оже. Они показывают чудеса боевого летного искусства" мужества и отваги. Капрал Жорж Гинемер за пятнадцать дней сентября сбил в воздушных схватках шестнадцать самолетов противника. Летчик Наварр в 1916 году одержал двадцать побед…

"Немыслимо, непостижимо! — думает Крутень. — Смог бы я так неистово и успешно сражаться? А ведь надо, надо показать французам, что и мы, русские, не такие уж слабые воздушные бойцы. Но посмотрим, посмотрим".

Стоит февраль. С Ла-Манша наползает туман, серые облака стелются над землей, дождь щедро поливает аэродром. Но только ветер разгонит тучи и в небе вспыхнет солнце, самолеты уходят на боевые задания: патрулируют над войсками, ведут поиск германских разведчиков, вступают в воздушные схватки, охраняют свои разведывательные самолеты. Крутень и Орлов чувствуют уверенность в действиях французских летчиков. И хотя многие из них гибнут в схватках, сбиваются немецкими истребителями и зенитной артиллерией, боевой порыв не угасает.

— Теперь мы подавляем бошей в воздухе, — объясняет капитан Марзак прибывшим из России летчикам. — У нас лучше аппараты, лучше организация. Летом прошлого года было не то. Германская авиация преобладала на нашем фронте. У бошей были "аэро", годные и для бомбардировки, и для фотографирования, и для боя. Мы называем этот аппарат "омнибус". Уступать бошам мы не могли — это не во французском характере. Решили сгруппировать на наиболее важном участке фронта несколько отрядов истребительного типа, чтобы громить германские самолеты, громить, дьявол их возьми! А также дать свободу действия своим разведчикам. И тут надо поклониться капитану Брокеру. Под его началом собрали три эскадрильи с "бэбэ", и он первым нанес нокаутирующий удар бошам. Каково? А?

Крутень и Орлов с вниманием слушали Марзака, а он, закурив, продолжал:

— Ясно было, что "бэбэ" устарели для такого дела. Тогда наши конструкторы построили "Ньюпор XV". Вы его видели. Длина — пятнадцать метров, мотор "рон" — сто десять лошадиных сил, два пулемета. К этому присоедините, мсье, самолет "спад", который развивает скорость двести километров в час. Каково? А? Причем оба аппарата имеют великолепную маневренность. Вот тогда-то бошам стало приходиться туго. Что они могут нам противопоставить? "Фоккеры", "альбатросы", "гильберштадты"? Ерунда.

На смуглом лице Марзака — торжество. Пыхнув табачным дымом, он подытожил:

— Стали увеличивать число отрядов в группе, чтобы окончательно подавить бошей на фронте…

Евграф Николаевич присматривается к боевой работе французских истребителей, узнает особенности некоторых асов, завязывает с ними профессиональный разговор.

В одном из полетов Гинемер увидел на высоте 3200 метров два немецких "альбатроса". Летчик не раздумывая бросился к аэроплану, который летел выше, нагнал его и с расстояния 50 метров дал очередь из пулемета. Противник ответил сильным огнем. Тогда Гинемер быстрым маневром зашел немецкому самолету в хвост, в мертвый конус, и с расстояния 20 метров выпустил оставшиеся в обойме патроны. Попадание было точным. "Альбатрос" стал падать вниз, переходя в штопор. В это время Гинемер угодил под обстрел вражеской зенитной артиллерии. Его "ньюпор" был поврежден, но летчик сумел благополучно приземлиться.

Спустя несколько дней Гинемер сопровождал французскую бомбардировочную эскадрилью. В момент бомбардировки его неожиданно, из-за облаков, атаковали два моноплана типа "фоккер" с низко посаженными крыльями, ротационным мотором. Капрал впервые встретился с такими истребителями, но это не смутило его. Один из них близко подошел к "ньюпору", отвлекая внимание на себя, а второй бросился на французский "вуазен". Гинемер опередил немца и меткой очередью из пулемета зажег "фоккер". Уйдя от атак второго и перезарядив пулемет, француз успел подбить и другой "фоккер". Благодаря смелости, находчивости и летному искусству Гинемера ни один французский бомбардировщик не был сбит.

Другой французский летчик — Наварр — при встречах с противником, если не удавалось зайти ему в хвост, выполнял на глазах последнего каскад отвлекающих фигур, вертелся невдалеке мелким бесом. Тут шли в ход и "мертвая петля", и штопор, и спирали, и скольжения. Это страшно влияло на психику противника. После таких манипуляций Наварр считал неприятеля "приготовленным к жертве", выбирал выгодную позицию, наскакивал на него и поражал меткой очередью из пулемета.

На фронте был широко известен летчик лейтенант Понсар. На самолете "спад" он вылетел в глубокий тыл противника, чтобы узнать расположение его войск. Отважный летчик пролетел 400 верст, из которых триста — над территорией, занятой немцами. Задание он выполнил блестяще, привез ценные данные о скоплении противника. А еще ранее лейтенант был сбит немцами, попал в плен. Чудом ему удалось бежать. Тяжелые испытания не поколебали его решимости. Он по-прежнему отчаянно сражался с немцами.

Штабс-капитан Крутень видит явное стремление французских летчиков сбить как можно больше немецких самолетов в одиночку, опередить товарищей по оружию. Это походит на захватывающую игру ради самой игры, когда цели и задачи борьбы остаются на заднем плане. Над пилотами-истребителями, словно довлеет магическое слово "ас". Право называться асом давало сперва пять уничтоженных аппаратов противника, позже — десять. И все же индивидуализм асов с трудом, но преодолевается. Слишком большие из-за него потери среди "аистов". Уже в марте 1916 года Гинемер вместе с Брокаром и Делленом сбил четыре самолета противника. Затем Гинемер и Фонк одержали общую победу, сбив два немецких аэроплана. Постепенно французы стали переходить от тактики одиночек к тактике группового воздушного боя, которую утвердил и обосновал Фонк.

"Конечно, — рассуждал Крутень, — французская военная авиация не ощущает недостатка в самолетах. У нее в изобилии "ньюпоры" различных модификаций, "спады" со стапятидесятисильным мотором, развивающие скорость двести двадцать километров в час, маневренные, легкие в управлении. Французам легче воевать, у них в эскадрильях по двенадцати машин, а в наших отрядах только по три. Будь у нас столько же самолетов, мы одерживали бы над общим врагом не меньше побед. Наши летчики не уступали бы французским асам".

Постепенно Крутень и его товарищи втягиваются в боевую жизнь отряда, летают на патрулирование, охраняют аппараты, фотографирующие расположение противника. Евграфу Николаевичу очень хочется сбить немца здесь, на французском фронте. И однажды такой случай представился.

Патрулируя, Крутень заметил тень немецкого самолета, мелькнувшего за облачностью. Сразу же созрело решение: атаковать, завязать воздушный бой. Летчик направил самолет в сторону противника, пробил редкие разорванные облака, за которыми рыскал "альбатрос"-разведчик. Обнаружив цель, "ньюпор" набрал высоту, чтобы нанести удар сверху, "вонзиться в противника", как выражался Евграф Николаевич. Открывать огонь с большой дистанции было бесполезно, следовало сблизиться. Немец уже заметил "ньюпор" и решил уйти на свою территорию, открыв предупреждающий огонь. Крутень спикировал на "альбатроса". И сразу же обожгла мысль: только бы не столкнуться с противником, так как скорость разгона очень велика. Но было уже не до расчетов. "Ньюпор" пронесся вблизи немецкого самолета, едва не задев его стабилизатор. Дальше — резкий вывод из пике. "Ньюпор" оказался под брюхом "альбатроса", и Крутень всадил в самолет несколько коротких, метких очередей. Некоторое время немецкий аэроплан держался в воздухе, потом стал беспорядочно падать вниз, оставляя за собой дымную полосу. Наземные войска подтвердили гибель немецкого самолета-разведчика.

На земле командир эскадрильи Брокар искренне сказал:

— Прекрасная работа, мсье. Надеюсь, это не последняя ваша победа на нашем фронте.

Вскоре Крутеню сопутствовал еще один успех. Он и поручик Орлов удостоились боевой награды Франции — "Боевого креста с пальмовыми листьями".

Стажировка закончена. Пора возвращаться домой.

В Париже, в здании русского посольства их приветствовали полковники Ульянин и Дюсиметьер.

Ульянин торжественно объявил:

— Высочайшим приказом военный летчик Евграф Крутень произведен в чин капитана с первого февраля тысяча девятьсот семнадцатого года. Поздравляю.

Товарищи горячо аплодируют Евграфу Николаевичу, а Дюсиметьер надевает на его мундир новые капитанские погоны и добавляет с улыбкой:

— Французскому асу Крутеню они очень к лицу. Ты можешь носить рядом с Георгием и французский боевой крест. Об этой награде будет сказано в приказе по войскам.

— Благодарю, господин полковник. — Крутень с силой пожал руку Льва Павловича. — Приглашаю вас на наш фронт, опять полетаем вместе.

— Приглашение принимается, господин капитан.

В эти дни главный инспектор авиационных школ Франции подполковник Жиро направляет начальнику российской авиационной миссии полковнику Ульянину письмо следующего содержания:

"С большим удовольствием сообщаю Вам, по возвращении из школы в По, о том чувстве удовлетворения, которое я испытывал, ознакомившись с результатами прохождения курса школы русскими офицерами. Мне удалось удостовериться в том, что все эти офицеры без исключения соперничают между собой в увлечении делом и в отваге и что они находятся на пути приобретения всех качеств, отличающих лучших пилотов боевых аппаратов.

Я испытал особенную радость за время нахождения среди ваших офицеров и не скрыл от них, насколько я счастлив временно быть их начальником, а также какое чувство гордости испытывают их французские товарищи, занимаясь бок о бок с ними приобретением знаний и навыков для будущих совместных боев с общим врагом".

Это пересыпанное лестными комплиментами, в типично французском стиле послание относится прежде всего к капитану Крутеню и его товарищам, которые немного позже составят основной костяк 2-й боевой авиационной группы истребителей у себя на Родине.