В конце августа поручик Крутень прибыл на Святошинский (Сырецкий) аэродром с направлением в 11-й авиаотряд, которым командовал штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров. Евграф Николаевич уже наслышан о нем, запомнил лестные отзывы летчиков о командире, и ему хочется скорее увидеть его, рассмотреть, каков он есть. Но его не так-то легко оказалось найти — занят делами.
Крутень перехватил Нестерова, когда тот быстро шел по летному полю. Простое русское лицо, сухощавая фигура выше среднего роста, слегка опущенные плечи. Закрученные усики не очень-то ему идут. Но глаза! В них весь этот человек — они выражают ум, волю, целеустремленность.
Крутень, отдавая честь, представился Нестерову.
— Хорошо, — ответил тот рассеянно, думая о чем-то своем. — Полетаем вместе. Пока устраивайтесь.
Петр Николаевич был явно чем-то озабочен. Какая-то мысль, очень важная, владела им. Поручик заметил, что и люди, окружающие командира, тоже обеспокоены, взволнованы. Ожидание чего-то необычного было заметно во всем. И решил остаться на летном поле. "Но что же должно произойти?" — задавал он себе вопрос.
В шесть часов вечера из ангара выкатили на аэродром командирский "Ньюпор IV". От собравшихся вместе летчиков донеслись фразы:
— Сейчас наш Петр Николаевич взовьется турманом в поднебесье.
— Только бы удалась ему долгожданная "петелька".
— Да, давно готовился к ней командир, рассчитывал, прикидывал.
— А вдруг неудача, господа?
— Типун тебе на язык.
Нестеров сел в кабину самолета уверенно. Его лицо было спокойно, сосредоточенно. Не спеша привязал себя к сиденью.
Двигатель работал ровно, уверенно. Минута-две выдержки — и "ньюпор" устремился вперед, быстро отозвался от земли.
Аэроплан набрал высоту, примерно 800–900 метров, определил на глаз Крутень. Что же дальше? И вдруг оборвался рокот мотора. Крутень взволнованно посмотрел на стоящих неподалеку летчиков. Не катастрофа ли? Нет, судя по ним, ничего особенного не случилось. Летчики сосредоточенно наблюдают за перемещением аппарата в воздухе. А "ньюпор" тем временем перешел в пикирование. Поручик взволновался — к чему эта опасная, ненужная игра? Но вот мотор вновь ожил, его уверенный рокот раздался в голубом, чистом небе. Слава Богу! Самолет устремился вертикально вверх, лёг на спину, выровнялся и опять спикировал. В лучах закатного солнца вспыхнули плоскости, металлические части. Аппарат легко, красиво планировал к земле. Это была "мертвая петля", выполненная в вертикальной плоскости. Крутень, подошедший к летчикам, уже знал, что такую рискованную, головоломную фигуру еще никто и никогда в мире не выполнял.
Петр Николаевич посадил самолет, остановил мотор, вылез из кабины, снял с головы круглый шлем. К нему подбежали друзья — жмут руку, поздравляют с успехом, обнимают. Кто-то декламирует нестеровское:
Петр Николаевич улыбается, лицо его сияет.
— Да, теперь она живая. Каждый летчик должен уметь выполнять "петлю". Отбросить страх. В воздухе действительно везде опора.
Из Журнала военных действий, который вел П. Н. Нестеров на маневрах Киевского военного округа в сентябре 1913 года:
"Прибыл наблюдатель поручик Крутень, только что отбывший маневры в качестве наблюдателя в 9-м корпусном отряде".
"В 6 часов 20 минут вылетел штабс-капитан Нестеров с наблюдателем поручиком Крутенем по маршруту г. Зеньков — Сенча — Камышня — Рашовка и г. Гадяч. В 7 часов 15 минут утра заметили собирающуюся дивизию пехоты с артиллерией. Голова колонны направлена на хутор Броварский (застава по дороге к хутору Бублик), хвост колонны на двух дорогах к Снягину из хутора Дитмер и деревни Лнтвяки. На южной окраине с. Сенча — лагерь авиационного отряда".
Один из шести полетов Нестерова совместно с поручиком Крутенем. Эти полеты — прекрасная школа для молодого артиллерийского офицера, который уже ус цел увлечься авиацией, полюбить ее, поэтому не только старается как можно точнее наносить на карту данные разведки, но внимательно следит за маневрами летчика.
После полета летчик и наблюдатель вместе подводили итоги. И Нестеров всякий раз убеждался, что Крутень ничего не упустил, все засек и запомнил.
— У вас зоркий глаз, отменная наблюдательность, — сказал однажды Петр Николаевич. — II главное, вы в воздухе чувствуете себя свободно. Вы могли бы стать летчиком, если захотели бы.
Поручик Крутень не переставал удивляться энергии и инициативе своего командира. Нестеров самостоятельно решил перебазировать отряд на посадочную площадку, поближе к наступающему стрелковому корпусу — отсюда можно было точнее и скорее разведать расположение "противника". На этих же площадках велся и ремонт самолетов.
Штабс-капитан Нестеров организовывал авиационную разведку и на дальние расстояния. Он увлекал летчиков дерзостью своих замыслов. И не только летчиков. Евграф Крутень также считал, что ему чертовски повезло — он встретился с таким командиром — мыслящим, передовым, дерзновенным в выполнении своих планов.
В один из дней маневров произошло событие, которое просто поразило поручика.
Утром те, кто находились на летном поле, заметили приближающийся самолет "противника". Нестеров, не раздумывая, сел в кабину своего "ньюпора" и взлетел навстречу "фарману". Последний развернулся, чтобы убраться восвояси. Но Петр Николаевич прибавил газу, увеличил скорость своего самолета. Через несколько минут он нагнал "противника" и с ходу атаковал его.
Атаки следовали сверху, слева, справа. Если б это был настоящий бой, вражеский аппарат был бы неизбежно сбит. А так летчик Гартман с "фармана", покидая пределы "чужой территории", на которую он так бесславно вторгся, еще и погрозил Нестерову кулаком. Он не догадывался, что сегодня утром вошел в историю, так как участвовал в "бою", в котором Петр Николаевич Нестеров, вынашивавший идею ведения боя в воздухе, впервые воплотил ее на практике.
…В час отдыха Крутень подсел к Нестерову, снова думающему о чем-то своем.
— Петр Николаевич, я увидел в вашем отряде много такого, чего невозможно забыть. Я понял, что есть авиация и какую роль она играет и еще может сыграть в будущем, в войне. Завидую вам и вашим товарищам. С превеликой радостью остался бы здесь.
— У вас есть возможность примкнуть к нам, — ответил Нестеров. — Для этого надо научиться летать, окончить, например, Гатчинскую авиационную школу и стать военным летчиком. Тогда милости просим. Кстати, я тоже учился в Гатчине, окончил и воздухоплавательный, и авиационный курс. Потом стажировался в Варшаве.
— Загвоздка в том, отпустят ли меня из артиллерии.
— Я тоже артиллерист, и меня не отпускали, но все-таки добился своего. Если вы действительно решили летать — идите напролом, рвите путы, что связывают вас. Только так.
— Спасибо. Я пойду на все, чтобы стать летчиком, — воодушевился Крутень. — В вашем отряде невозможно не обратиться в новую веру — авиационную.
— Но вы, поручик, летали и с пилотами другого отряда.
— Но именно у вас я увидел, как "мертвая петля" стала живой.
— Да, это верно.
— Петр Николаевич, скажите: были ли в ваших полетах критические, опасные моменты? Когда аппарат отказывал и приходилось бороться за свою жизнь?
Нестеров ответил не сразу.
— Конечно, были. Да и у кого из летчиков их не было при современном несовершенстве аэропланов?! Вот, например, в январе, когда переучивался на "ньюпоре" в Варшаве, случился такой казус. В воздухе на моем аппарате загорелся бензин в карбюраторе, остановился мотор. Летел я по направлению к городу, внизу ангары, высота всего семьдесят пять метров. Что делать? Прежде всего взял себя в руки. Это самое главное. Поддашься панике — до беды недалеко. Я круто повернул на планирующем спуске" чтобы не сесть, как ворона, на ангары. Спустился на землю. А бензин разливается вокруг, горит. Надо спасать "ньюпор", пока огонь не спалил его. Расстегнул пояс и вылез из аппарата. Подбежали солдаты. Тут же оттащили самолет прочь из горящей лужи, затушили пламя на аппарате. Словом, все кончилось благополучно: и я остался жив, и "ньюпор" в целости. Считайте, мне повезло.
— Но другой на вашем месте мог бы растеряться, даже струсить и тогда…
— Ну, это лишь предположение. А вообще-то, многое зависит от самого летчика. Машины ненадежны, подчас подводят нас, это верно. Но если летчик грамотный, хорошо знает технику, уверенно пилотирует свой аэроплан, то обязательно выкрутится и в самых сложных ситуациях. Многие твердят: "Надо иметь летную интуицию, обладать летным инстинктом". Это вредная теория. Я убежден: в воздухе везде опора. Хорошо подготовленный авиатор должен уметь придавать своему аппарату любое положение и из любого положения выводить его. К трагедии приводит как раз следование "летному инстинкту". Скажу о себе: я люблю планировать на самолете с выключенным мотором, в тишине, кругами, восьмерками.
— Наедине с небом. Как птица, — оживился Крутень. — Какие прекрасные, наверное, при этом ощущения.
— Вы правы. Но сознайтесь, напугал я вас своими россказнями о пожаре и прочем? А?
— Нет, Петр Николаевич, наоборот. Самому захотелось в небо — попробовать свои силы. Может быть, получится.
— Верю, у вас получится.
Быстро для Крутеня проходил день за днем в авиационном отряде. Он все больше постигал жизнь летчиков, их заботы и трудности. Его постоянно влекло на аэродром и тянуло в воздух. Здесь во всем чувствовалось, что летчики, механики, мотористы с большим уважением и любовью относятся к своему командиру. Совсем недавно начальником отряда был штабс-капитан Самойло, солдафон, грубиян, "раздававший" зуботычины рядовым. К счастью, он отправился в погоню за призрачным призом князя Абамелек-Лазарева за перелет Петербург — Москва — Петербург. А то, вероятнее всего, воспрепятствовал бы выполнению "мертвой петли" Нестеровым. После отъезда Самойло все в отряде вздохнули с облегчением.
Однако новаторство летчика не всем пришлось по вкусу. В высших авиационных кругах его отругали за "мертвую петлю". Как писалось в газете, некое лицо, занимающее высокий и ответственный пост в военном ведомстве, выразилось весьма категорично: "В этом поступке больше акробатизма, чем здравого смысла. "Мертвая петля" Нестерова бессмысленна и нелогична".
Этот инкогнито, посуливший летчику тридцать суток ареста, был не кто иной как великий князь Александр Михайлович, возглавивший к тому времени военную авиацию. Ему подпевали и другие недоброжелатели Нестерова.
Поручик Крутень возмущался тем, что вместо благодарности Петр Николаевич получил выговор и с интересом ждал, ответит ли на этот выпад командир. И он ответил.
В "Петербургской газете" за 4 и 5 сентября 1913 года появилась статья Нестерова "Как я совершил "мертвую петлю". Поражал спокойный, сдержанный тон статьи. Нестеров как бы доверительно рассказывал о том, как он готовился к своему невиданному эксперименту, какие цели преследовал, в чем разница между сложным пилотажем отчаянного французского авиатора Пегу, которому приписывали первенство в выполнении "мертвой петли", и его, Нестерова, полетом.
Беседы с Петром Николаевичем становились для поручика Крутеня все привлекательнее.
— Как можно не понимать, что для военного летчика сложный пилотаж необходим, как воздух? — сокрушался он. — Ведь в будущем воевать придется, выкручиваться в поединках с пилотами противника. Так, Петр Николаевич?
— Именно так, Евграф Николаевич. Вы правильно рассуждаете. Будет война в воздухе, в ней много неизвестного, а опыта пока что нет, придется многое придумывать, изобретать.
Помолчав, Петр Николаевич спросил:
— Так вы как решили, Евграф Николаевич? Летать? Или будете по-прежнему палить из пушек?
— Летать, только летать. Никогда еще не влекло меня столь сильно ни одно дело, как авиация.
— Это хорошо, — одобрил Нестеров. — Я дам вам рекомендательное письмо в Гатчинскую авиашколу. Может быть, оно в какой-то степени поможет.
— Ну-с, рассказывайте, поручик, как прошли учения с вашим участием? — спросил Владимир Леонтьевич Белькович, как только Евграф Николаевич доложил о возвращении с артиллерийских учений. — Чем порадовали русские икары? Мне уже ведомо, что вы не посрамили чести нашего дивизиона.
— Учения меня многому научили, это было просто сказочно. — В голосе Крутеня восторг. — Ведь я первый раз поднялся в воздух и летал. Летал на разведку, наблюдателем, с самим Нестеровым. Знаете, какой это человек?!
— Слышал о нем, слышал. По всей России гудит его имя, да и за дело. А что дали учения нашей матушке-артиллерии? Доложите.
— О, тут целый переворот. С самолета можно корректировать огонь артиллерии, чтобы наносить точные удары по противнику. Способы еще будут уточняться. А разведка? Тут икары по всем статьям превосходят пеших и конных разведчиков. Авиация набирает силу, она еще заявит о себе, аппараты станут надежнее, мощнее…
Полковник иронически улыбнулся.
— Угадываю, поручик, по вашим восторженным излияниям, что вы сами увлеклись воздухоплаванием.
— Сознаюсь, увлекся. — И, помолчав, добавил: — Я решил тоже стать летчиком, поступить в авиационную школу.
— Вы это серьезно, Евграф Николаевич? — нахмурил брови полковник. — Ну, мы еще посмотрим. Своей волей вас не отпущу. Не для того я посылал вас в авиароту, чтобы потерять.
Белькович нервно начал ходить по своему кабинету, вновь заговорил:
— Да вы понимаете, на что идете? Сколько разбивается этих господ авиаторов, страшно сказать! Несть числа жертвам, мир их праху. И вы хотите такой участи?
Крутень поднял глаза на полковника, выдержал его ставший тяжелым взгляд.
— Я хочу, я должен выучиться на летчика. Разрешите подать рапорт по команде?
— Подавайте, этого я вам запретить не могу. Но знайте — так просто я вас не отпущу. Вы прекрасный артиллерист, учились нашему делу и должны служить только в артиллерии…
И Крутеню пришлось писать в инстанции, просить, требовать, выслушивать отказы и снова писать. Это длилось недели, месяцы.
Товарищи по дивизиону по-разному отнеслись к его плану. Одни осуждали, называли отступником, другие одобряли. Поручик Кононов однажды с чувством сказал:
— Жаль мне с тобой расставаться, друг, но и по-дружески пожелаю: если решил — бейся до последнего.
Наконец пришло долгожданное распоряжение свыше: отпустить поручика 2-го конно-горного артиллерийского дивизиона Евграфа Крутеня на учение в Гатчинскую авиационную школу. Первый бой был выигран.
В своем приказе по части от 21 января 1914 года полковник Белькович вынужден распорядиться: "Ввиду отъезда поручика Крутеня в авиационную школу, подпоручика Мельницкого назначаю заведующим артельным хозяйством и лабораторией".
Подобрев, Владимир Леонтьевич тепло попрощался с Евграфом:
— Я понимаю вас, поручик: молодых всегда тянет к неизведанному, геройскому. Лихости вам не занимать. Но если что не сложится, возвращайтесь в дивизион, снова примем вас в нашу дружную семью. Езжайте с Богом!