Сочинение этой маленькой книжки всегда шло рывками. Начатая более дюжины лет назад, она описывала прогулку, которая по прошествии лет, дней, часов менялась циклически и эпициклически. Столь длительный срок сделал возможным включение значительных событий в малозначительную ежедневную рутину лишь намеками. Хотя я не могу отрицать, что одиннадцатое сентября действительно имело место, что оно изменило ход моей жизни и мое чувство повседневного, в моем маршруте оно оказалось отражено лишь косвенно. Башни не возвышаются больше в небе Даунтауна. Все усложняющийся аппарат национальной безопасности развертывается повсеместно. Но улицы давно вернулись в нормальное состояние, а городское планирование и строительство ведутся как обычно. Интернациализация личности идет, несмотря ни на что, миры арендной платы, круассанов и бездомных функционируют привычным образом. Это вдохновляет и удручает в равной степени.

В «Анабель Ли» тоже кое-что изменилось. Карл съехал, его квартиру стали подновлять – как и фасад дома. И те и другие работы ведутся в привычной спорадической манере. Фасадные работы приостановлены «до тепла», а ремонт по соседству просто непредсказуем. Но когда я пишу эти строки, холл заполнен алюминиевыми оконными рамами, предназначенными для всех квартир дома. Как давно я ждал этого дня! Герметичные рамы! Никаких больше ковровых дорожек пыли на подоконниках! Окажутся ли эти окна развинчивающимися, чтобы их можно было мыть? Большинство из нас, старых жильцов дома, слишком измучены ожиданием, чтобы радоваться этому всплеску активности, возникшему, похоже, после целой вереницы штрафов за выявленные нарушения жилищного кодекса и, разумеется, ввиду законной возможности увеличения квартирной платы после ремонта.

После того как рынок недвижимости достиг своего апогея, буквально весь блок покрылся строительными лесами, и одно здание за другим подпадает под ремонт. Некоторые дома, некогда семейные, а потом разделенные на квартиры, снова переделывают под частное жилье. В них появляются бассейны и изумительная отделка. Обновление Вашингтон-сквер тоже идет своим чередом. С западной половины сняли забор, там работают строительные бригады. Идиотический план передвинуть фонтан на осевую линию арки реализуется, соответствуя общему росту интереса к старомодному ордерному стилю. Симметрия и камеры наблюдения – вот характерные черты имперского города XXI века.

Переезд на Варик-стрит заставил меня осваивать новый набор улиц и ассимилироваться в новом квартале. Недавно я, будто некий «привилегированный акционер», получил опросный лист от администрации зарождающегося здесь РРБ. Меня попросили высказать свое мнение касательно изменений, которые кажутся мне необходимыми или желательными. К сожалению, опросник ограничивал мои возможности. Их интересовало, открытие каких ресторанов кажется мне наиважнейшим – для завтраков, для рабочих обедов или для ужинов, но отсутствовала строка, в которой я мог бы пометить желательность наличия доступного жилья (или офисных помещений). Я не чувствую жгучую потребность в совместном продвижении бизнесов или раскрутке местной «идентичности». И чем больше риелторы бьются над тем, чтобы правильно позиционировать «Хадсон-сквер» в линейке городских продуктов, тем ярче горят на стене огненные письмена: район дрейфует из одного царства в другое. И несмотря на дымовую завесу слов о «первом экономически диверсифицированном и экологически самодостаточном городском квартале», администрацию РРБ, похоже, в основном интересуют обычная уличная дисциплина и внимание «ритейлеров премиум-класса».

Чрезвычайно полно воплощенный пример такой самодостаточной застройки для людей с разным уровнем дохода, который следовало бы держать в голове администрации формирующегося РРБ при составлении списка желательных типов недвижимости, – это объект, возводящийся в двух блоках южнее (хоть работы сейчас и приостановлены из-за гибели строителя и вскрывшихся вслед многочисленных нарушений). Речь идет о «Трамп Сохо» – сорокапятиэтажном «отеле-кондоминиуме», содержащем четыре сотни апартаментов площадью от 425 до 10 000 квадратных футов, по три тысячи долларов за фут, и, как говорят, распродающихся чрезвычайно бойко. Здание, уже подведенное под крышу, намного превосходит по высоте все окрестные дома, имеющие от шести до пятнадцати этажей. С архитектурной точки зрения этот проект, как и все проекты Трампа, совершенно невыразителен, еще одна стеклянная коробка. Но благодаря своему размеру он причудливым образом придает всему кварталу иной масштаб, решительно коверкая виды невысоких крыш, зрительно растягивающих Даунтаун, эффектно «взрывающийся» знаменитым силуэтом нижнего Манхэттена. «Трамп Сохо» – это порез в небе, настоящий вандализм с точки зрения урбанистики.

Горячая полемика вокруг здания, однако, касалась его вызывающего размера. Назначение его – другое дело; Трамп применил двунаправленную стратегию «отель – кондоминиум» к зданию со структурой жилого дома, возведенному в районе, зонированном для производства, одной из последних подобных зон в Нижнем Манхэттене. Хотя категория зонирования не допускает возведения жилых домов, оно допускает строительство обычных гостиниц, описанных в кодексе зонирования как «сооружения, структурные единицы которого сдаются подневно» и используются «преимущественно для временного проживания». «Кондо-отель» – относительно новый продукт, выведенный на нью-йоркский рынок недвижимости в последние несколько лет и, вплоть до сегодняшнего дня, лишь на территориях с жилищным зонированием. Понятно, впрочем, что кодекс писался довольно давно, и никто из его разработчиков не мог себе представить столь своеобразную трактовку идеи «временного проживания».

В связи с отсутствием четкой спецификации и очевидно прецедентном характере проекта, необходимо было прояснить его природу, чтобы выработать стандарт, какое проживание считать «временным». Согласно сделке, заключенной между Трампом и городскими властями (в виде «ограничивающей декларации», описываемой сейчас как «добровольная»), хотя башня состоит из структурных единиц, несомненно являющихся квартирами – с кухнями, ванными комнатами, спальнями и всем остальным, индивидуальным владельцам разрешается занимать свои собственные апартаменты максимум 120 дней в году и не более чем 29 из каждых 36 идущих подряд дней. Закон не обязывает сдавать «гостиничные» на время отсутствия основного съемщика, хотя, конечно, финансовое искушение поступать именно так будет сильно.

Несмотря на потоки критики со стороны групп активистов (устроивших недавно демонстрацию на стройплощадке), а также несмотря на обнаруженное во время рытья котлована кладбище при ранней аболиционистской церкви, занимавшей некогда участок, проект реализуется с головокружительной скоростью. Недавно, хоть и с заметным опозданием, ассоциация местных сообществ объявила о судебном иске против городских властей, выдавших разрешение на подобный проект, и город вызывался отвечать в суде, что, в свою очередь, вызвало новый шквал критики – с какой это стати тратить деньги налогоплательщиков на адвокатов ради спасения проекта Трампа?

Вне всяких сомнений, иск будет сосредоточен как на неуместности самого здания (что, впрочем, окажется непросто, потому что благодаря лазейке в законе технически оно выстроено «в силу неотъемлемого права»), так и, что может оказаться более продуктивно, на утверждении Трампа, что это на самом деле гостиница. Здесь возникает вопрос, может ли то, что ходит, летает и крякает, как утка (причем в данном случае домашняя утка), являться каким-то другим животным. Сам Трамп рекламировал жилые единицы в комплексе как «жилье» (эта реклама, явно переходящая границы, была немедленно замечена противниками, обличена и убрана со всех площадок), так что юридическая баталия развернется вокруг семантических тонкостей эпитета «временный». Спору нет, узкая группа сильных мира сего, способных вложиться в столь дорогую недвижимость, – класс чрезвычайно временный, но это определенно не то, что имели в виду разработчики кодекса зонирования, разделяя пансионы, то есть «гостиницы для жилья» (что запрещено), и собственно гостиницы – «гостиницы для временного проживания» (что разрешено).

Возникает очевидный вопрос: а почему бы Трампу и его партнерам просто не построить на этом месте обыкновенный отель? Согласно Джулиусу Шварцу, исполнительному вице-президенту «Бейрок групп» (которая изначально «бронировала» это место на пару с «Сапир Оганизейшн», прежде чем они решили ввести в дело Трампа – и его неповторимый бренд) и управляющему партнеру проекта, «это финансовый механизм», задуманный как защитный барьер против возможного переизбытка гостиниц. «Его можно смоделировать на десять лет. Сейчас гостиниц не хватает. Люди бросаются строить гостиницы, и тарифы неизбежно опускаются. Гостиничные номера всегда в цене, но на цены порядка 1200 долларов за ночь рассчитывать уже не приходится, даже в таких суперэлитных отелях, как этот, поэтому инвестора приходится убеждать в оправданности проекта. И это самое главное – иначе дело не выгорит».

Вероятно, из этого последует, что судебное дело сосредоточится на намерениях Трампа, на исполнимости его «добровольного» согласия ограничивать число дней, которое его жильцы-воротилы смогут проводить в здании. Он что, действительно собирается посылать консьержа, чтобы тот на тридцатую ночь выкинул жильца из его десятимиллионных хором? С другой стороны, очень трудно себе представить, что городской Департамент строительства, на чьи плечи ложится ответственность за исполнение данного решения, располагает ресурсами и желанием мониторить четыре сотни апартаментов изо дня в день, чтобы точно знать, кто там за закрытой дверью. Возможности для жульничества и злоупотреблений открываются практически безграничные, так что единственный настоящий вопрос – действительно ли городские власти верили в исполнимость подобного соглашения, или же просто молча приняли ситуацию, осознавая ее заведомую абсурдность.

Судьба судебного дела неясна, и данный конкретный проект кажется довольно рисковым. Но отчасти тяжба была возбуждена для того, чтобы принудить город закрыть лазейку в кодексе зонирования, сделавшую возведение башни возможным. Цель судебного иска – обезглавить «троянских коней», которые могут появиться в других промышленных зонах по всему Манхэттену, включая обрубки Челси, Виллидж, Трайбеки, Сохо и Гармент-дистрикт («Швейного квартала»). К сожалению, Департамент городского планирования и виду не подает, что кодекс необходимо срочно пересмотреть. Большие дома за большие деньги – вот что у него на повестке дня муниципальной застройки, а стройка примыкает к одному из самых дорогих районов жилищного строительства в городе.

Казус «Трамп Сохо» выходит за рамки того единичного факта, что очередной застройщик нашел очередной способ истолковать кодекс зонирования в свою пользу. Дело в городских представлениях о смешанном использовании и смешении людей. Определенно, возмущение было бы не таким сильным, если бы на этом месте, стоящем пустым, возвели двенадцатиэтажный жилой дом для семей с умеренным доходом или детский сад. Многие из нас по-прежнему имеют идеализированное представление о полнокровной урбанистике, в которой находится место и производству, и другим промышленным видам деятельности, хотя национальная экономика и логика местного рынка недвижимости не поддерживают такой подход. Но категория производства (как и ширящееся сопротивление захлестнувшей город приливной волне роскошных жилых домов и офисов класса А) включает в себя в неявном виде идею рабочего класса и отражает беспокойство по поводу растущей одноцветности города, пусть и глянцевой.

Как и вся страна в целом, Нью-Йорк страдает от нехватки внятной политики в отношении индустрии, и башня «Трамп Сохо», подобно соседнему кварталу, у которого она позаимствовала название, являет собой пример трансформации «обветшалого» индустриального района в нечто, более отвечающее текущим запросам рынка. Эта трансформация воспроизводит, в масштабе города, глобальное явление, род пространственной сегрегации, или зонирования, в континентальном масштабе: индустриальными районами Нью-Йорка стали Китай и Мексика. На местном уровне приходится жертвовать не только контингентом «синих воротничков», но и сущностной идеей того, из чего состоит сам город, идеей, включающей в себя самодостаточность и разнообразие. Одна из вещей, делающих город великим, – созерцание справедливости, чувство «права города», сочетающего доступ к городским местам и городским возможностям. Мы полагаемся на публичное пространство и публичную политику, чтобы установить рамки для этой свободы.

Слоган, сверкающий над тентом, закрывающим новый проект Трампа, выглядит исчерпывающе: «Возьми свой собственный Сохо». Трамп и его гостиница, во всей своей вульгарной одержимости «элитностью», – прекрасный символ урбанизма чистого извлечения прибыли, мало интересующегося чем-либо, выходящим за пределы «сухого остатка». Город становится территорией простого стяжательства, гражданской отстраненности, подразумеваемой стилем жизни тех, кто может себе позволить приобрести многомиллионные апартаменты лишь для того, чтобы проводить в них не больше месяца. Для них возможность «взять», само обладание заменяет сопричастность в качестве основного мотива пребывания в городе, и приоритет подобной установки – это все бо́льшая проблема. Они пришли, чтобы тратить, и неудивительно, что городские власти так часто не могут устоять перед соблазном навариться на этой растущей пене.

Сезонная буря застройки, подтверждением которой выступает гостиница Трампа, спешное создание нашей собственной «особой экономической зоны» и строительная лихорадка, несомненно, будут иметь множественные последствия. Одно из них состоит в том, что Дейл, мой бездомный приятель, окажется вытеснен за пределы района. Благодаря относительно большому числу пустующих зданий, парковок, крытых тротуаров и подобных укромных уголков, Дейл, перебравшийся из Трайбеки почти одновременно со мной, сумел подобрать себе места, где спать, где хранить и где продавать свои книги. Ритейлеры «высшей категории» и охрана в униформе, которая непременно появится вместе с РРБ, определенно подведут черту под комфортным пребыванием Дейла и ему подобных на здешних улицах, хотя он может с горя воспользоваться комнатой в скромной гостиничке – чему он отчаянно сопротивляется, не желая поступаться независимостью.

То, что Дейл нашел эту территорию подходящей для себя, говорит о наборе возможностей, которые я тоже ценю (вынося за скобки совершенно отвлеченную идею равенства между нами – хотя можно усмотреть некоторую справедливость в том, что улица оказывается одновременно и достаточно безопасной для меня, и достаточно безлюдной, чтобы давать приют бездомному). Это квартал, обладающий тихими, тенистыми местами, такими местами, в которых можно, хоть ненадолго, побыть одному. Отчасти такую возможность предоставляют пустующие здания, отчасти – места специфического назначения, такие, как огромный склад и гараж службы UPS, охваченные спазмами лихорадочной деятельности лишь в начале и конце рабочего дня. Бездомность рассматривается обществом как преступление, и люди вроде Дейла знаменуют собой пространство одновременно подавления и свободы. Подобно тому как либертарианцы защищают право на «речи, возбуждающие ненависть» – отвратительные сами по себе, но являющиеся составной частью широко толкуемых ими прав личности, право жить на улице (как и трахаться на причале или плестись на велосипеде в потоке машин) сохраняет возможность для тысяч разных занятий и моделей поведения, известных и совершенно неожиданных. Хороший город полнится, физически и психически, полезными маргиналиями, в нем нет ничего незначительного.

Но вернемся к «Аннабель Ли». Домохозяин только что закончил менять окна в наших квартирах. Джоан при этом присутствовала, и появившийся Лу, с гордостью глядя на завершение работ, проинформировал ее, во сколько ему это встало. «По одиннадцать сотен – каждое окно!» – объявил он. Это типичные нью-йоркские окна: зеленые алюминиевые рамы, двойные стекла. Легко открываются и чисты до невидимости. Избавление от древних рам (до наружных частей которых невозможно добраться, и поэтому их не мыли целое столетие) придало нашим обзорам необыкновенную живость, и их прозрачность нас обоих восхитила и заставила вспомнить, что, пожалуй, пора задуматься о занавесках (типа ванных, разумеется).

Наутро, наклеив записочку для посыльного FedEx, не сумевшего доставить мне два пакета, потому что дверной звонок, как обычно, не работал, я отправился в полуподвал поблагодарить хозяина за новые окна. Сначала мне попался его помощник Джим. Выслушав мои благодарности, он поинтересовался, неужели я спустился вниз специально для того, чтобы это сказать, и когда я ответил утвердительно, поблагодарил меня за это. Затем я дошел до Лу. Он, как обычно, висел на телефоне и, не обращая на меня внимания, продолжал говорить. Когда он наконец закончил, я поблагодарил его, воздал должное рабочим, восхитился окнами. Он заверил меня, что расходы будет возмещены за наш счет, включая пятидесятидолларовые тюбики замазки. Не углубляясь в эту тему, я распрощался и ретировался.

За наружной дверью мне повстречалась Роуз. Я снова выразил полное удовольствие от новых окон.

«Вы заплатите, вы заплатите!» – ответила она.

И я отправился в Даунтаун.