И мы начали спешить. В смысле собираться. Даже на ночь не остались, а ведь хотели еще денек отдохнуть. Только припасы вкусные с собой и успели взять, и то, потому что без них я ехать отказывалась…

Царевна попыталась возмутиться, что долго путешествовать верхом не собирается. Это нецарское дело, да и ноги болят с непривычки. Все тот же непривычно серьезный князь выслушал ее и предложил остаться до нашего возвращения. Правда при этом намекнул, что это событие может случиться очень нескоро. Интересно в кого Лизка своим упрямством пошла?

Ехали мы быстрой рысцой, иногда преходящей в шаг, чтобы не загнать лошадей. Разговаривать никому не хотелось, каждый обдумывал что-то свое. И только когда мы остановились на ночлег, князь стал рассказывать.

— Едем мы ребятушки, да не знаю куда приедем.

Ольгред сидел на корточках у костра и палочкой водил по пеплу вперемежку с маленькими угольками. Сгорбился весь, да головы не поднимает, словно мешок с мукой в амбар с телеги несет.

— Письмо то матушка прислала, случилась беда непонятная… странная. Леса да поля княжества стали зарастать странными растениями, у которых и запах, и пыльца ядовитые. Уж сколько людей потравилось; лекари да ведьмы за всеми ходить не успевают.

Князь сделал паузу, и стало слышно, как в густых сумерках, что предшествуют ночи, тихо потрескивает свежими поленьями огонь. Даже царевна притихла, боясь вызвать гнев жениха. Где это видано, чтобы баба лезла в мужнины заботы?

— Ну, потравились, тоже мне беда. У нас как осенний праздник урожая пройдет почти вся деревня мается: кто с перепоя, кто с пережора — главное все живы.

Еремей, сидевший рядом, укоризненно посмотрел на меня, только что пальцем грозить не начал. В ответ пожала плечами. Не умею я утешать, но ведь правду говорю.

— Зато представь в твоем княжестве будут диковинки каких нигде больше не сыщешь. Циркачи набегут… О, точно! Сделай платный проезд через заставу, все казне прибыток будет.

— Глашка! — в один голос закричали на меня Забава с Еремеем. Ишь как ладно поют. Говорила женить их надобно… так нет же, один влюбиться решил…

— Может статься, что показывать диковинку не придется, сама как зараза по всему миру расползется.

Княжыч тряхнул головой, отгоняя грустные мысли, а мне до темных мушек в глазах, захотелось зарыться пальцами в отросшие пряди, прижать его голову к себе и шептать, что все будет хорошо… только вот пожалею, сделаю слабым…

— А может, я это… — подала голос непривычно тихо сидевшая до этого царевна, — на заставе дружину попрошу проводить к матушке?

— Нет уж, теперь я тебя с собой точно возьму, — усмехнулась, глядя, как сестрица рассматривает подол своего сарафана. — А если вредничать начнешь, чудищам в качестве откупа отдам, — поджала губы, чтобы не рассмеяться в голос. Лизавета потерянно посмотрела на каждого из нас, а потом ее подбородок часто — часто затрясся, а на глазах выступили слезы.

Ой, дите!

Пересела ближе, да обняла.

— Ну, что ты, прости дуру старую, пошутила неудачно. Не дам я тебя на растерзание. Сама подумай, что у меня сестер много? Мне только кровь для ритуала нужна будет, но ты же поделишься? — от этих слов царевна завыла белугой и стала вырываться.

— Глаша, прекращай уже всех успокаивать, — строго, будто мама, начала выговаривать Забава, а сама с другой стороны к Лизке подсела. — Сама-то поняла, что сказала?

Растерянно хлопнула глазами.

Что не так?

— Мне рассказывать про письмо? — неожиданно обиженно спросил князь.

— Подожди, за неделю, что до твоей столицы, все подробности узнать успеем, — отмахнулась от него и почувствовала, как краска от стыда приливает к лицу. Поняла, наконец, что сболтнула царевне. Вот уж точно, дура старая. Всего-то капля ее крови нужна, для страховки. — Не собираюсь я тебя убивать, хватит, ручьи слез проливать!

Царевна пуще прежнего разревелась. Да, что же это такое твориться?! И даже ногой притопнула.

— Как же тебя успокоить? — больше самой себе пробормотала, не ожидая, что князь услышит.

— Успокоить, говоришь надо? — а у самого голос такой подозрительно ласковый.

— Да, — осторожно отвечаю.

Гред поднялся, потянулся, словно желая показать свое ладное тело, а потом легонько отпихнул Забаву от царевны и сам на ее место уселся.

— Что ты плачешь? В обиду тебя не дам, веришь?

Лизавета, громко всхлипывая, закивала головой.

— Смотри уж и носик покраснел.

Интересно, как он это в темноте разглядел?

— И глазки распухли, — князь, нежно провел пальцем по лицу, очерчивая линию скул.

И не стыдно-то такое при людях делать?!

Всхлипы перешли в тихие хлюпанья носом.

— Посмотри и коса совсем растрепалась, — князь поправил выбившуюся прядку, а царевна совсем притихла.

Нет, ну совесть есть, али нет?

Посмотрела по сторонам, но не нашла поддержки среди людей…

— А!

С окружающих веток вспорхнули сонные птицы, а местный леший, показавшись на лапе ели, покачал осуждающе головой.

— Уберите с меня эту гадость! Скорее, скорее!

Лизка прыгала на месте пытаясь спастись от паука, который давно уже сбежал, испугавшись громкого крика невинной жертвы.

— Да нету там ничего, — словно мячик прыгала рядом Забава.

— И не жалко тебе сестрицу, — улыбаясь во весь свой зубастый рот, тихо спросил Еремей.

— Почему? В лесу часто падают веточки там всякие, листики… паучки.

— Ну-ну, — все так же улыбаясь, протянул купец, и взъерошил мою рыжую макушку. — Только не увлекайся.

Да, разве ж я… не змея точно лишней была бы.

Только успокоили царевну, только постель приготовили, как ночную тишь снова женский крик взорвал. Тут еще ведьмы да князья поблизости есть?

— Там, — безошибочно определил направление звука Гред и первым кинулся на помощь. Еремей замешкался свой меч, разыскивая, он перевязь уже отстегнул, спать ложиться собираясь.

— Куда?! — цыкнула на любопытную Забаву, пытавшуюся вслед за мужиками кинуться. — Вы с царевной здесь ждите.

Сказала, да сама следом побежала, прося лес не шутить, корни, да ветки на моем пути не выставлять. Бегу вперед, а кругом тишина, ни звуков битвы ни новых криков о помощи. Сбавила темп, ой не нравится мне это. Еще луна полная в небе взошла, высеребрила окрестные деревья, превратила лес в сказку. Куда идти неведомо.

Вдруг где-то справа, за зарослями малинника раздался женский смех, да такой ладный, словно мелкими искорками счастья пересыпанный, услышишь — обо всем забудешь.

Русалки!

Со всех ног бросилась вперед, но лес поиграть решил: то за юбку веткой схватит, то под ногу ямку подвернет время тянет. Он своим подружкам помогает, а я тут пришлый человек. Не успела вовремя на поляну выскочить, да колдовство чужое разрушить, только то и увидеть успела, как князь целует деву красную, рядом с маленьким озерцом.

В сердце, словно кол вогнали, так больно стало, что дышать невмоготу, а тут еще рядом Еремей с другой водяной красавицей милуется, но договор еще поцелуем скрепить не успел. Подскочила ближе и давай за руку тянуть, но где мне против силы волшебной, силы приворотной. Русалка смотрит на меня да смеется и сильнее к себе купца зовет.

Разозлилась на нее, так что на цыпочки встала руками лицо Еремея обняла и сама поцеловала, можно и по-другому, но так-то быстрее.

— Ты чего? — очнувшись, спрашивает.

— Ничего, — буркаю, да украдкой злые слезы вытираю.

Обвела берег взглядом, на князя стараясь не смотреть. И так видела не раз таких вот дураков: глаза блуждающие, на губах улыбка блаженная застыла… противно.

— Где главная?

Внимательно смотрю за русалками, много их в здешней воде. Может семь, а может и пятнадцать трудно сосчитать в лунном свете. Кто-то на берегу стоит, лунным светом умывается, а кто-то лишь голову из воды высунул.

— Ты ведьма глазами не зыркай, знаешь — я в своем праве.

Вперед, словно белый лебедь выплыла старшая, так что князя целовала. Красива, спору нет, точенная, словно из глины вылепленная фигурка, бледная кожа, светящаяся в ночной тьме, длинные, цвета опавшей листвы волосы. В такую не влюбится только камень, только сами они в ответ любить не могут. Мужчины им лишь для продолжения рода нужны, да только за телесные забавы мужики и души водяным красавицам оставляют и ходит потом по белу свету вроде и человек, а вроде и нет.

— Ты вон себе одного забрала, а этот нам останется, все по справедливости.

— Глаш…

— По справедливости станет, когда я с лешим сговорюсь, да и болото ваше осушу, — дернув за руку купца, чтоб в разговор не влезал, ответила ей. — Али вам водяных не хватает, чтобы лунными ночами на простой люд охоту открывать?

— Простой люд говоришь, — русалка томно облизнула губы и прижалась голым телом к князю.

А потом, тряхнув своими волосами, будто отчего-то отмахиваясь, подошла ко мне, осторожно ступая по мягкой траве.

— Что за это нам будет, а, ведьма?

Она протянула руку ко мне. Почувствовала, как холодные, чуть влажные пальцы коснулись подбородка. Нахмурилась, но прикосновение и взгляд похожих на рыбьи глаз выдержала.

— На что готова, чтобы суженного своего вызволить.

— Чужой он суженный, — влез-таки Еремей.

Русалка улыбнулась ему и поманила пальчиком. Купец, словно на веревочке ослик, подошел ближе.

— Тут видишь, какое дело, — на ушко прошептала, да так чтобы я услышать смогла, — для ведьмы он один суженным будет, но ему-то не только она судьбой предназначена, может быть, и вторая, и третья…

— Хочешь сказать, что у князя гарем, как у восточных владык из жен будет, — растеряно спросил Еремей, да на меня поверх девичьего плеча глянул.

— Может и так, — рассмеялась русалка и отошла немного, — Есть люди, у которых дорога прямая, только за своим сердцем идут они и никогда принципам не изменяют. Есть люди, которым выбор приходится делать, а есть те, что всю жизнь метаться будут, да решить ничего не смогут. Так, что ты решила ведьма? — неожиданно резко обратилась она ко мне.

— Какой выкуп хочешь?

— Тебя.

— Не поняла.

— Чего уж тут непонятного. Грядут большие перемены, о том рыба давно шепчется, и только ведьма защитить мой народ сможет. Так что выбирай или он или ты.

— Может, ты нам поподробнее расскажешь, о чем еще рыба шепчется?

От этого голоса вздрогнули все, а русалка и мой амулет в один голос воскликнули:

— Этого не может быть!

Я же во все глаза смотрела, как Гред потянулся, словно разминая затекшие мышцы и вполне осознано улыбнулся мне.

— Испугалась?

Сначала кивнула, а потом начала мотать головой.

— Ну, я так и подумал.

— Чары… чары не действуют?

— Действуют — действуют, — успокоил князь и еще шире улыбнулся, — только, как ты там говоришь: «некоторым людям выбор делать приходится». Вот и ты расскажи нам, что за слухи в воде бродят, пока Глашка в себя не пришла. Она у нас ведьма суровая, если разозлиться, то не только озеро осушит, но еще полчище пауков нашлет. Я прав?

Так нахально подмигнул мне, что сразу из стопора вышла.

— Я еще с муравьями дружу, хочешь познакомиться? — у князя спрашиваю, и так мне обидно стало, переживаю за него волнуюсь… вдруг на царевне жениться не сможет, а он смеется.

— Чары не действуют, — подхватили другие русалки причитая и с крутого бережка в воду попрыгали. Первый раз видела, как у них хвост вместо ног появляется! Только главная и осталась стоять вместе с нами.

— Рассказать-то я может и расскажу, только мне что с того будет?

Не русалка, а купчиха прям.

— Болото свое за собой оставишь, — князь кивнул на озерцо с прозрачной, словно слеза ребенка водицей.

— В том-то и беда, что болотом стать может, — вздохнула в ответ красавица. — Мне многого не надо. Ты ведьма, — в меня ткнули остреньким пальчиком, — вернешься сюда через месяц и три дня пробудешь не отлучаясь. Хочешь одна, хочешь с друзьями. Слово даю, больше никто твоих спутников не тронет.

— А что за надобность, здесь через месяц отдыхать? — влез в разговор Еремей.

Сделала шаг назад, да прислонилась спиной. Стоять силушки нет, ноги подкашиваются — переволновалась.

— Раз о том говорю, значит, надобность есть, — сверкнула глазами, словно маленькими звездочками, русалка, — только какая — неведомо мне.

— Что скажешь?

Князь посмотрел на меня, и только сейчас увидел, как стою. Глаза прищурил, да тяжелым взглядом прошелся, а купец-то, глядя на это, еще и приобнял за плечи.

— У меня всего-то срочных дел с твоим княжеством разобраться, да карту свою забрать из лап загребущих, — пожала плечами, — могу и в тишине лесной несколько дней провести. Для силы моей всяко польза будет.

— Вот и ладненько, — быстро, чтобы отказаться не успела, шепнула русалка.

От ее губ расползся туман, скрепляя наш договор. Теперь все водные жители знать о нем будут и если слово по прихоти своей не сдержу обиду затаят.

— Довольна? Тогда рассказывай.

— Мой народ живет много веков в этом озере, почти никуда не выбираясь. Солнце взойдет, сами увидите, что с большой рекой нас только ручей соединяет, да и тот в жаркое лето пересохнуть может. Вот и слухи до нас только по весне да осени доходят. Зато столько, что потом можно долго промеж себя обсуждать.

Вот прошлой осенью к нам и приплыл старый сом. Да непросто так, а с посланием от водяного Залатоки, это река ближайшая, и рассказал он нам странные вещи. Говорят реки вспять поворачиваться стали, где-то на востоке. Посмеялись мы, думали, водяной наш опять шутить изволит, он у нас шутник знатный. А зимой и у нас странности начались, сначала предметы разные на дне находить стали, то зеркальце, то бусики. Думали, кто из местных дивчин гадать на суженого приходил. Нет бы, у нас про милого спросить, они всякую гадость в воду бросают. Кто этих людей разберет, что у них в голове, — забыв, что мы тоже вроде люди, ворчала русалка. — А по весне вообще странности начались, рыбы новые зубастые, объявились. Даже на мой народ кидаться пробовали, но мы от них быстро почистили свои воды.

— Больше ничего не было? — уточнил князь.

— Как не было? Очень даже много чего случилось. Водорослей всяких появилась тьма, рыбешек незнакомых, но смирных, почитай с десяток видов. Да и так по мелочи разного много.

— Что думаешь?

— Спешить нам надо. Поздно ты князь спохватился. Скажи-ка мне милая Олира, — обратилась я к женщине, имя ее товарки шептали, убегая в воду, да я услышала, — почему ты мне срок назначила через месяц и ровно на три дня. Неспроста же, так?

Русалка глубоко вздохнула, приковав к своей пышной груди мужские взгляды. Случайно наступила Еремею на ногу, а нечего заглядываться. Я бы и Греду, что-нибудь отдавила, да далеко стоит — не достать.

— Промеж водяного народа недавно слух прошел, что видение было и в три дня, когда лето сменяется осенью, грядет что-то страшное: время остановится. Только не известно концом это станет али началом нового времени. Боюсь я за свой народ, а ведьма, какая-никакая защита.

Понятно, значит, время мало осталось.

— Если, что еще вспомнишь — весточку пришли, мне все знать надобно, — сказала на прощание русалкам. — Идем.

— А куда? — задал важный вопрос купец. На улице ночь, с какой стороны пришли не знаем.

— До чего же мужики народ бесполезный, — проворчала русалка, да рукой взмахнула. Тут же от одного лунного лучика отделился маленький светлячок, он облетел вокруг головы Олиры, приветствуя ее, и бросился нам под ноги, высвечивая в прошлогодней листве следы, кривой цепочкой уходящие в лес.

— Спасибо, — поклонилась лесной красавице.

— Доброй дороги!

* * *

Спать этой ночью мы не стали. Я не дала. Неизвестно, что впереди ждет да сколько времени на это уйдет. Русалка говорит правду, значит, все серьезнее, чем раньше думала. Может и вправду попросить на заставе дружину, чтобы проводили сестрицу до Молнеграда? Всяко спокойнее будет.

Так что ни лошадкам, ни людям отдохнуть не пришлось, зато к полудню оказались у границы. Но стоило только заикнуться о том, что Лизку хочу домой отправить, как та завопила:

— Ах, так! Тогда сбегу и сама отправлюсь по свету. Ты, значит: с русалками дружбу водишь и водяницами разными, а я в тереме должна сидеть, да крестиком вышивать?! Я тоже приключений хочу! Даже коня сама чистить буду, только возьмите с собой, а? И, вообще, кто ты такая, чтобы решать поеду или останусь. Царевна говорит, ты выполняешь и не споришь!

— Да пойми ты, опасно может быть там.

Вот пойми ее после, то слезы льет, что коня чистить заставляю, то сама готова грязную работу выполнять лишь бы с собой взяли.

— Глаша, она поедет с нами, — ласковым таким тоном, припечатал, как муху к окну, князь.

— С чего вдруг?

— Хочу, чтобы мама на будущую невестку посмотрела.

Против такого не поспоришь, должна же княгиня заранее испугаться. Хотя нет, сделаем из нее человека, чтобы меня не позорила, вот и ныть уже меньше стала.

— Ладно, будь, по-вашему. Но на заставе все же задержаться придется.

* * *

Остались мы на пограничье, ровно на три дня. Пусть спешим, но есть вещи важнее времени — информация. А сейчас небольшая застава гудела, как пчелиный рой в теплый день, столько понаехало народа. Постоялый двор так переполнился переселенцами, что даже князю там найти место оказалось сложно, пришлось проситься на постой к коменданту. Тот нашему появлению не обрадовался, пришлось потеснить не маленькую семью, но принял с радушием.

Целым днями мы пропадали на улочках маленького селения, когда вместе, когда разбредаясь в разные стороны. Даже Лизавета с радостью рассказывала о добытых за день сведениях, когда вечером мы собирались в одной из выделенных комнат. Только вот получившаяся картина все больше и больше ужасала своими масштабами.

Если еще год назад люди не замечали ничего особенного, ну попадется незнакомое растение в огороде, выдернул его и всего делов, то в последние две недели стало происходить очень много странного. И не только в Зареченсом княжестве. Зараза успела расползтись по многим государствам. Люди бросали насиженные места и спасаясь от неведомого чудища, настоящих следов которого я не нашла ни в одном рассказе. Зато подтвердилась догадка княгини о появившейся прорехе в нашем мире. Только боюсь, одной мне ее заделать сил не хватит…

На третий день было решено трогаться. Я долго мялась заезжать на местную голубятню или поймать птицу в дороге, но потом решила довериться обычному письму. Уверена, помощь мне потребуется, только не знаю, хватит ли сил у нас троих али всех ведьм звать надобно, поэтому бумаге и доверилась, так проще будет остальным объяснить, что требуется.

И снова в путь, только теперь в другом царстве-государстве. А что изменилось-то? Ничего у природы свои границы, от людей не зависят они.

— Глаш, а чего теперь делать будем? — подъехала ко мне Забава.

— Боишься?

— Боюсь, только без тебя в сто раз страшнее будет.

— Глупая, со мной опаснее.

Забава опасливо озиралась и ко мне жалась, будто и в самом деле ожидая, что сразу за воротами заставы чудища бродят. Даже сестрица как-то притихла и к князю не лезла. И на том спасибо!

А странности и впрямь очень скоро начались.

Ближе к полудню остановились мы передохнуть на придорожной поляне. Видно, купцы, да селяне, здесь часто привалы устраивают, потому и соорудили столик под крышей, чтобы вода в дождливый день поесть не мешала. Там же и мы расположились со своим нехитрым скарбом.

— Далеко ли до столицы? — спросила Забава, разливая наваристую уху.

— Если поторопимся, завтра к обеду будем.

— А как она называется? — влезла сестрица.

От неожиданности полоснула ножом, по пальцу хлеб нарезая. Глухо застонав, сунула палец в рот. Вот же разиня!

— Молчи уж, может и впрямь за умную сойдешь, — шикнула на нее Забава.

— Дай посмотрю, — князь перехватил за запястье руку. — Нечего в рот все совать, чай есть средства получше?

— Твоя невеста, там, — кивнула в сторону сестрицы, и руку вырвала.

Нечего ко мне приставать, да душу бередить.

— Спасибо, что напомнила, — обиделся князюшка и отошел к другому концу стола, цапнув, посыпанный солью, огурец.

На душе стало так противно, что хоть волком вой под ближайшим кусточком. Вот чего, я не радуюсь маленькому вниманию, а сама к другой толкаю?

— Глаш, на вот возьми, приложи, — с другой стороны подошел купец. Непонимающе ставилась на зажатые в его руке листья. — Подорожник. Возьми. А хлеб я и сам нарежу.

Посмотрела на Еремея, потом на делающую хитрые знаки Забаву и снова на купца. Он лишь плечами пожал, отвечая на мой не сказанный вопрос.

— Ерёмушка, — попыталась проворковать, получилось плохо, но князь аж подобрался, явно прислушиваясь. — Спасибо, родимый, а то кровь все никак не остановится, — не быть мне актрисой, не дано просто, — того и глядишь, кровь кого-нибудь приманит. А больше обо мне позаботиться не кому. Тебе да Забаве довериться могу.

Лучше бы я ничего не говорила, потому что князь, молча подошел, схватил за руку и потащил в лес.

— Кто тебе дал право меня, как яблоко, своими ручищами хватать? — налетела на него, стоило остановиться.

— А кто тебе дал право на шею другим мужикам вешаться?

— Тебе значит можно?!

— Мне можно, а другим нельзя.

— С какой это стати?

— А с той, что он не твой суженый.

— Велика беда! Может, я за него замуж собралась?

— И подругу не жалко?!

— А я у нее благословения испросила! И, вообще, шел бы ты невесту донимать, да думать, как матушке получше представить, чтобы сразу не испугалась! А я со своим женихом сама как-нибудь разберусь!

— Женихом, значит, — прошипел так страшно князь, что впервые от испуга пятиться начала. — Разберешься?

Отступила еще на один шаг, но нога попала в маленькую ямку и я, неловко взмахнув руками, начала падать. На миг зависла в воздухе, с ужасом понимая, что дальше крутой склон оврага, катиться по которому совсем не хочется и что есть мочи завизжала. Но местный леший был очень занят или оглох от старости, но на выручку одной непутевой ведьмочке не спешил, зато почувствовала, как кто-то, пытаясь защитить от острых корешков и прошлогодних веток, крепко прижимая к себе, катится вместе со мной.

— Глупая, самонадеянная, вредная ведьма!

— Слезь сначала с меня, а потом высказывайся, — почти миролюбиво ответила князю, открывая, наконец, глаза.

— Мне и так хорошо, — ухмыльнулся в ответ Гред.

Попробовала спихнуть — не получилось, попробовала выползти — не дали.

— Отпущу, если пообещаешь.

— Что?

— Своей руки никому кроме меня не отдавать.

— Глаша! — послышался голос Забавы откуда-то сверху. — Живая?

— Пусти, — со всей силы уперлась руками в грудь князя. Не хватает только застать нас в таком виде.

— Пущу, если пообещаешь.

— Вот же осел упрямый, нас сейчас так увидят.

— Пообещай.

— Ты женишься, а я должна в девках ходить дожидаясь? Еще чего!

— Пообещай.

— Глаша-а-а! — к Забаве присоединился Еремей.

— Так что?

— Ладно, обещаю, только слезь с меня!

Слез и вовремя! На краю оврага появился раскрасневшийся Еремей.

— Вы, что упали?

— Ага, — ответила, поднимаясь и отряхивая юбку от сухой травы, и тут мой взгляд упал на маленький грибочек. Миленький такой. Фиолетового цвета.

— Это что за диво?

— Самой интересно. Куда тянешь? — ударила, по рукам Забавы. Кто знает, может ядовитое. — Лаший. Эй! Леший! Если не покажешься, спалю лес и даже дерева не оставлю.

Что за мода такая, когда нужен, дозваться не можешь!

— Я тут. Не извольте гневаться.

Стоит сиротинушкой, борода нечесаная, волосы не мытые, от одежды одни лоскуточки остались. Такого пожалеть да приласкать, вот только знаю я все уловки и еще больше гнева в голос добавляю.

— Это еще что такое?

— Гриб.

— Сама вижу, чай не слепая. Почему он такой спрашиваю.

— Кто же знает, он о себе не рассказывал.

— Так спроси!

— Молчит.

— Почему.

— Кто знает.

От бестолковости разговора на самом деле злиться начала.

— Мужик, ты толковее отвечай, а то ведь и вправду спалит лес, — хохотнул князь.

— Так я пытаюсь… — развел руками в ответ Леший.

— Плохо получается, — это уже я бурчать начала.

— Так ты спроси, что надобно знать.

— Откуда, на земле у нас растет такое чудо? — опять влез князь.

Вот, чего он мешается?

— Цыц, женщина, когда мужики меж собой разговаривают, — в ответ на мои гневные взгляды, сказал Гред. Лицо серьезное, а в глазах смешинки скачут.

— Ерёмушка, у нас там каша подгорает, — Забава потянула купца в сторону нашего привала.

— Какая каша? Мы уху варили, — не понял тот.

— Значит, она сейчас выкипит, идем скорее. Вы тут разбирайтесь спокойно, мы там подождем, — сказала и заспешила дальше, понукая купца идти быстрее.

Посмотрела подруге вслед и все раздражение словно рукой сняло. Чего я бегемота из слона делаю?

— Ну, что готова слушать? — как он так легко мои чувства и мысли понимает?

— Сначала тебя, под тем кусточком прикопаю, а потом с Лешим спокойно поговорю.

— Может, я того… пойду пока… как налюбуетесь, завсегда позвать сможете.

— Иди, — это князь

— Оставайся, — это я.

Одновременно сказали и, посмотрев друг на друга, рассмеялись.

— Так, что мне делать? — обреченно спросила лесная нечисть.

— Рассказывать. Когда появилось, почему ты ничего о нем не знаешь, что еще в лесу интересного происходит.

И рассказал нам Леший о том, что в лесу странные вещи творятся. Звери появляются, вроде и обычные, а не слышат лесного хозяина, грибы выше дубов растут, и птицы странным оперением обзаводятся.

— Дела-а-а.

— Ты только не серчай, а?

— Почему за подмогой никого не позвал?

— Думал, что сам справлюсь.

— Думал, он. А теперь лес чужим стал да разговаривать перестал. Это как, лучше?

— Хуже матушка.

— То-то, — кончиком сапога поддела странное растение, оно, словно плохо сделанный кувшин в печи, взорвалось, оставив после себя маленькое облачко фиолетовых спор. — Срочно пиши в ведьмин круг, да подробно все расскажи. Пусть шлют сюда всех кого смогут.

Ох-хо-хонюшки. Что ж делать-то?

— Спасибо за помощь, — сказал лешему князь и меня за руку поволок к костру нашему. — Спешить надо.

— Не пошлешь весточку кругу — вернусь и лес спалю! — на прощание пообещала нерадивому хозяину. Это же надо было так запустить! Ладно, князь, ума у него в колдовстве с конский волос, но этот-то должен был раньше тревогу поднять.

И снова понесли под копытами версты. Чем ближе к столице подъезжали, тем больше покинутых сел встречалось на пути. Тем мрачнее князь делался, а Лизавета, словно и не замечала ничего, все ластилась, да приставала, пока княжеский конь, чувствуя настроение хозяина, не укусил ее лошадь.

— Глаш, что-то мне страшно, — потянула за рукав широкой рубахи Забава.

— Мне тоже, — шепотом ответила ей.

— Тебе?!

— Тише, ты дурная. Я что не человек?

До столицы верст десять осталось, а тут такое. Не село, а разбитое корыто, честное слово.

Дома с открытыми настежь дверями, чуть покачивающимися на сильном ветру, покосившиеся ставни когда-то ладных окон, кто-то уж и стекла побить успел. Мусор, перекатывающийся по траве и тишина. Нет здесь ленивой переклички петухов, проверяющих кто звонче поет, не брешут из дворов собаки на чужаков, не зовет хозяев скотина. Только тихие скрипы покинутых домов, больше похожие на стоны плакальщиц.

— Это что за княжество такое? — недовольно наморщила носик сестрица. — Поборами совсем свой люд задушил, что бегут от тебя?

— Так ведь чудеса невиданные, — растерянно вступился за князя Еремей.

— Вот еще. Люди с хорошего места не убегают. Вон у нас главный конюх каждый вторник чудеса показывает, как напьется, а конюшие только смеются и даже за дежурство в этот день спорят. Чтобы диво новое посмотреть.

Подъехала ближе да за ухо ухватила.

— Пусти! Больно же! Я матушке как приеду, пожалуюсь, она плетей всыплет.

— Не-а, побоится. Это я с тобой нянькаюсь, а с ней не буду.

— Ты что на царицу руку поднимешь?

— На государыню? Ни в жизнь! А вот с мачехой по-свойски можно.

— Пусти, — тоненько запищала Лизка, отмахиваясь руками.

— Ага, только язык за зубами держать научу. Ты ж замуж вроде собралась? Вот и учись помалкивать, чтобы с княгинюшкой в мире жить.

— Будет, Глаша, — вступился князь.

Рука так и соскользнула. Сколько горечи, сколько боли в голосе!

— Прости, — прошептала сестрица, утирая основанием ладони глаза. Непонятно, только у кого прощения-то просила, но кивнула ей, да отъехала. Что-то в кустах мне примерещилось.

— Вы езжайте дальше, я догоню.

Но меня будто никто не услышал, даже Лизка с места не тронулась. Ах, так? Тогда не жалуйтесь!

Спрыгнула на землю, да туда же в придорожную пыль повод бросила. Коняга у меня не молодая, чай далеко от хозяйки не уйдет. А сама осторожно, стараясь движений резких не делать, к кустам двинулась. Вроде, как и боязно, да азарт ребячий проснулся. Интересно, кто там прячется.

Раздвинула кусты жасмина, да и ахнула.

— Что там? — незнамо как рядом князь очутился.

Сдвинулась в сторонку давая посмотреть на притаившегося в зарослях страшного зверя.

— Рысь?

— Рысенок.

— Зеленая?

— Похоже на то.

— Откуда?

Пожала плечами. Оттуда же, что и все вокруг.

Осторожно раздвигая ветки, стала подбираться ближе. Малыш прижал уши и зарычал, но убегать не стал. Умница.

— Глаша, мой опыт охотника подсказывает, что где-то рядом бродит мама.

— Ты меня все равно защитишь.

— И не поспоришь, — где-то рядом хохотнул Еремей.

Медленно протянула руку и дотронулась до головы детеныша, пытаясь успокоить его и договориться. Рысенок недовольно размахивал хвостом, но укусить не пытался, поэтому решилась его осмотреть.

— Так и думала.

Задняя лапа запуталась в обрывке сетей и замоталась среди тонких веточек жасмина.

— Как же ты сюда попал?

Взяла малыша на руки, а он возьми да и прижмись ко мне. Совсем сердце растаяло. Маленький, растерянный, беззащитный…

— Дитя тебе надо, а не с рысенком нянчиться, — беззлобно проворчала Забава, из своего седла наблюдая за мной.

— Тоже мне учительница сыскалась, — огрызнулась в ответ. Дитя-дитя, я может быть и сама не отказалась, да не от кого.

— Выпускай его скорее пока, мама не пришла, — оглядываясь по сторонам, поторопил князь. — Хотя можем и подождать, у меня еще зеленых шкур в трофеях не водилось.

— Вот еще, ценным зверьем разбрасываться, — фыркнула в ответ да к коню своему направилась. Старый мерин обнюхал недовольно урчащее кошачье тельце, но возражать против нового пассажира не стал. Вот вам и еще одна странность. Где это видано, чтобы неприученная лошадь спокойно на хищников реагировала.

— Ой, какой хорошенький, — хлопнула в ладоши от восторга царевна.

— Ты его с собой взять собралась? — одновременно с ней спросил князь.

Еремей с Забавой к моим выходкам привычные только весело переглядывались друг с дружкой. Может сладиться, что у них? Вон как понимают с одного взгляда.

— Нет тут других рысей, кабы были, оставила.

— Почему?

— Потому что ненашенский он. Неправильный…

Со всех сторон с вопросами полезли, но как тут объяснишь? Ведь не только в цвете дело. Природа у него другая, сама суть не та. Это любая лесная ведьма сказать может или, например, леший. А обычным людям все одно. Они мелочей не замечают.

Залезла в седло да пришпорила коня. Время все объяснит да по своим местам расставит.

— Глаш, а Глаш, — догнал-таки меня князь. — Что не так?

— Не знаю, но боязно что-то мне. Будто беда приближается, а я ей навстречу мчусь. Думаешь, люди твои только из-за таких зверят дома побросали? Нет, они тоже чувствуют, только сделать ничего не могут, вот и бегут, куда глаза глядят.

Князь кивнул и так до самой столицы ни слова не сказал, только все время рядом держался, словно из-за каждого куста беду ждал.