Когда я вернулась, одна из девушек устраивалась спать на раскладной койке, другая была похожа на изваяние, сидя за столом, они удостоили меня презрительным взглядом и вернулись к своим занятиям.

К середине ночи начали отказываться подниматься веки, а дежурная откровенно спала, положив голову на скрещённые запястья, за стенами жил ночными звуками лес, под тентом же было тихо. Я не знаю, сколько была в пограничном состоянии дремы, из которой меня выдернул хрипящий звук. На одной из кроватей, посередине, метался мужчина. Он хрипел, дёргался, разбрасывая руки и выгибался дугой. Сначала по инерции я кинулась к нему, но у кровати сообразила, что не представляю, чем ему помочь, я даже не могла вызвать врача. Тогда я бросилась к медсестре, сидящей за столом, и принялась трясти её за плечо. Секунды, которые она просыпалась, казались мне вечностью. Я дёргала ее, указывая на товарища с припадком, а она силилась понять, что случилось, когда до нее, наконец, дошла суть происходящего, она схватила рацию и что-то затараторила в неё, мои мозги тоже с трудом воспринимали человеческую речь, в голове билось лишь одно: «Успеть помочь!».

Потом мы подбежали к больному, медсестра щупала лоб и пыталась определить пульс. Быстрее, чем в прошлый раз прибежали санитары, мы даже не успели прикрепить нужные аппараты к предплечьям, положив его на носилки, они так же стремительно убежали и вокруг снова установилась тишина, как будто ничего и не было. О произошедшем напоминала только пустая раскладушка и наши сумасшедшие, мечущиеся глаза.

— Ты молодец, — сказала мне девушка, сейчас в свете блёклых ламп я увидела тень безнадёжности и вселенскую усталость на её лице, — так жаль, что мы вряд ли кого-нибудь из них спасём, — я вопросительно изогнула брови, — думаешь, у нас есть волшебное лекарство? Они, — она обвела лежащих рукой, — не смогут жить без посторонней помощи. Может это и жестоко, но я бы их убила, когда поняла, что они не выходят из комы, а не ждала их мучительной, но самостоятельной кончины, — я продолжала непонимающе взирать на неё, — мальчик, которому было плохо днём, уже умер, я узнала это пока ты ужинала, — она развернулась и уселась будто ничего и не было.

Я проводила её взглядом и села на своё место. Глаз сомкнуть этой ночью я так и не смогла. Сидя скукожившись на стуле, я вздрагивала от каждого шороха, но, к счастью, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Утром меня отпустили спать в свой шатер. Я, позавтракав, решила пройтись и, хотя бы вприглядку, поискать Кару. Погода наладилась, дождь прекратился, оставив за собой влажную взвесь в воздухе, которая напоминала туман. Я заглядывала под каждый тент, встречавшийся у меня на пути. К моей радости я там не видела людей в лекарственной коме, как в палатке № 7. Но и радоваться хорошему состоянию пациентов не приходилось. В одном из шатров я увидела людей свободно перемещающихся — значит, им не нужна постоянная медицинская помощь, в другом народ был в сознании, но ко всем тянули свои щупальца капельницы, в третьей пациенты тоже лежали, но некоторые с закрытыми глазами оставалось надеяться, что они просто спят. Там то я и столкнулась с Кимом.

— Как ты? — спросил он.

— Хорошо, — написала я ему.

— Я вечером приду в седьмую палатку и принесу имена тех, кто в сознании, может быть там есть твоя подруга.

— Спасибо.

— Сама-то останешься с повстанцами или пойдёшь куда-то?

— Пока я не размышляла об этом. Сначала я разыщу подругу, а потом буду думать, что делать дальше.

— Понятно, — Ким на прощание ободряюще коснулся моего плеча, — до вечера, — я кивнула ему и направилась к своей палатке.

Когда я проснулась, у меня под боком, свернувшись калачиком, спала немая девчушка, приходившая ко мне накануне. Осторожно, чтобы её не разбудить, я встала и, подоткнув ей одеяло ушла на вахту в палатку № 7. Оглядев ряды больных, я обнаружила что исчезло несколько раскладушек, оставив вместо себя зияющие проплешины. Только это и осталось от чьей-то безымянной для нас, жизни. Я понимала, что это неизбежно, но всё равно меня пробирал мороз. Когда я вернулась, молоденькая медсестра, с которой я дежурила прошлой ночью, отправилась спать. Как и вчера, когда время ужина заканчивалось, меня отпустили поесть. Я недолго просидела одна, не знаю, чем, я приглянулась врачу, но он снова подсел за мой столик.

— Привет.

— Ещё не потерял желания со мной общаться? — улыбнулась я ему, видок у него был хуже, чем вчера. Синяки под глазами рассказывали о том, что он минимум вторые сутки не спал.

— Да ладно. Ты же не за свою шкуру переживаешь, а я уважаю правдолюбов и альтруистов. Как дела?

— Как тебе сказать. Мне не нравится то, что я вижу, но я понимаю, изменить это не в ваших силах.

— Умница, делаешь правильные выводы.

— Скажи, а ты ведь живёшь в поселении повстанцев? — этот человек вызывал у меня большую симпатию, чем куратор и я набралась смелости узнать.

— Да, — ответил он с набитым ртом.

— А ты не знаком с таким мужчиной, Германом? У него всё тело в шрамах, — прочитав мою записку, он принялся внимательно на меня смотреть, глядел он долго, как будто пытался что-то увидеть.

— А зачем он тебе?

— Я когда-то знавала его и хотела бы узнать, как он…жив ли…

Мой собеседник молча жевал, оставив вопрос без ответа, и внимательно разглядывал меня.

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Я не представлялась. Меня зовут Ася. А тебя как?

— Риши. Ася значит. Понятно. Пошла, выходит, искать?

Казалось бы, обычный вопрос, мало ли чего я искала: счастья, правды…  Весьма логичный, но почему-то мне показалось, что мужчина в курсе кто я Герману. Я испытующе посмотрела на него, но ничего не смогла прочесть на его лице и кивнула.

— Вот меня это ни капли не удивляет, — и он улыбнулся белоснежной улыбкой. Только теперь я вдруг заметила, какие у него белые зубы на фоне смуглой кожи. Я нерешительно растянула губы в ответ, — давай так, завтра палаточный городок начнёт собираться, и я приду за тобой. Отведу тебя к нему, — он, подмигнув, встал и понёс свою миску мыть, здесь каждый мыл за собой посуду сам. Я быстро доела и последовала его примеру. Мне надо было торопиться, ведь Ким обещал вечером принести списки и помочь разыскивать мулатку.