Бет

Понятия не имею, какого эффекта добивался Эд своим грозным появлением с ремнем наперевес, но у него это вышло. Я чувствовала себя странно, словно в моем изнемогающем по прикосновениям и ласкам теле столкнулись несочетаемые ощущения. Стыд и безграничная похоть, слабость и одновременно доминирование. Как ему это удалось? Почему я краснею, но вместе с тем хочу раздвинуть ноги еще сильнее, чтобы приятный холод пробежался по разгоряченной коже. Я медленно, словно в танце извиваюсь, пытаясь задрать кофту выше, смотрю в нежные глаза, изучающие меня с любопытством и страстью. Он будто проверяет мои границы, как далеко заведет простое человеческое желание. Вот только ключи все равно у него в руках, а я привязана к трубе и полностью завишу от тараканов в голове Эдварда.

— Я хочу попробовать кое-что, — он скользит взглядом по моим голым ногам, забирается под свитер, под кожу, в самую душу.

— Что? — не тороплю его, наслаждаюсь этим странным моментом.

— То, что я придумал в очках делать очень неудобно. Я их сниму. А с линзами у меня тут небольшой напряг сегодня. Поможешь мне?

— Как?

Даже короткие вопросы даются с трудом, после них тяжело отдышаться.

— Будешь моими глазами. Я хочу видеть все твои эмоции. Что-то я, конечно, смогу уловить по твоим движениям, стонам, дыханию, по фразам: О боже Эд! Да, Эдвард. Ты великолепен.

Он беззвучно рассмеялся, а я сглотнула.

— Я хочу, чтобы ты комментировала, что чувствуешь. Приятно, неприятно, стыдно, щекотно, офигенно, больно. Все, что с тобой происходит.

Кивнула, понятия не имея, на что подписываюсь. С Хэндерсоном не бывает просто. С Хэндерсоном не может быть обычно.

— Класс. С чего бы начать?

Он забавно потер руки, а затем снял очки и положил их на столик. На какой-то миг Эд потерял кучу баллов по шкале доминирования, став слабым и уязвимым, а я внезапно заимела превосходство.

— Начни с поцелуя.

Невыносимо медленно, запредельно нежно его губы ласкали мои. Они казались фантастически мягкими, а поцелуи невесомыми и легкими, словно порхания мотылька. Я пыталась навязать ему свою напористость, но быстро сдалась, и позволила Эду вести.

Так же осторожно он положил ладонь мне на бедро, и вел в вверх и вниз, едва касаясь меня кончиками пальцев. Хотелось рычать от досады, когда он остановился перед подолом кофты.

— Что чувствуешь? — он прервал поцелуй.

— Злюсь. Ты дразнишься нарочно. Раздел, а теперь тянешь время. Хан придет, а мы не успеем.

— Что не успеем?

Прикусила губу не в силах побороть собственный стыд и обречь свое желание в слова.

— И вообще, я тебя не раздевал. Ты сама разделась, но я тебе помогу довершить начатое.

Запустил руку под кофту и теперь вырисовывал круги большим пальцем у меня на животе. Выше… Выше! Дернулась, забыв, что связана. Как же сильно хотелось его поторопить. Пряжка ремня звякнула, но не поддалась. Эфемерные поцелуи теперь достались шее.

— Приятно? — щекочущий шепот резонировал на моих пульсирующих венах.

— Да…

Ладонь сместилась на поясницу, погладила взмокшую спину и уперлась в застежку лифчика. Он раз десять осторожно подцеплял ее, но не расстегивал. Уводил ладонь обратно на поясницу, заступал чуть ниже, заходя за границу, и я уже не знала чего хочу больше, чтобы он положил мне руку на ягодицу и сжал ее с чудовищной силой, или чтобы снял с меня чертов лифчик. Как движение маятника вдоль оси игрек туда-сюда, но не пересекаясь с точкой иск. Вверх-вниз. Он чуть увеличил амплитуду, доводя меня до паники, заставляя рвано дышать и сдерживать собственные не то всхлипы, не то стоны.

— Я делаю это не нарочно, Бет. Мне так хочется. Когда никто не торопит, когда никто не смотрит, когда это происходит с любимой девушкой.

Застежка отщелкнулась и я смогла наполнить легкие воздухом. Любимая девушка. Я его любимая девушка!

— Это нечестно, Эд. Ты все еще одет.

— А я и останусь в одежде. И ты тоже, но частично!

Он наклонился к моему животу и принялся рисоваться дорожку из поцелуев вверх, медленно задирая кофту вместе с лифчиком. Холодок коснулся твердых сосков, но теплая ладонь тут же легла на покрытую мурашками кожу. Я грелась и плавилась, как кубик льда. Поцелуи, ласки, застрявшая на мгновение в горловине голове, а потом рассыпавшиеся по плечам и груди волосы.

Эд сдвинул кофту к моим локтям, еще сильнее опутывая руки.

— Тебе не больно? Не устала? Не замерзла?

Отвечала на каждый вопрос, тупо повторяя его фразы: не больно, не устала, не замерзла, подыхаю от желания.

Рубильник он так и не опустил. Держал на нем руку и пропускал через меня крошечные заряды, копившиеся внутри и грозившие прикончить его рикошетном, если я вдруг освобожусь.

Поцелуи. Много поцелуев, на которые я не могу ответить, лишь извиваюсь, дышу со свистом, издаю невнятные стоны и послушно описываю свои эмоции.

— Сейчас ты волосами щекочешь, но мне приятно все равно…

Прокомментировала его ласку вдоль моих ключиц. Горячее дыхание и прохлада языка. Меня бросала из огня в воду и обратно. Когда его губы наконец сомкнулись вокруг соска, я впилась себе ногтями в ладони, продолжая сжимать в них носки, о которых Эд временно забыл. Зачем они ему? Черт!

— Сильнее, — прошептала, борясь с внутренней скромницей. — Пожалуйста, Эд.

Сдавил пальцами второй. Достаточно сильно, чтобы я зашипела, и сладкая боль выдернула меня из обволакивающей нежности и вернула обратно на кровать к Эду.

Он тут же, словно извиняясь, коснулся покрасневшей кожи кончиком языка, и от этого контраста ощущений хотелось разразиться тем самым: О боже, Эд!

— Я от одной твоей реакции сейчас кончу, Бет.

Он поставил руки по обеим сторона от меня и пытался перевести дыхание. А затем потянулся к трубе, и я испугалась, что сейчас все закончится, что он отвяжет меня и игре придет конец. Но этого не случилось, он забрал у меня смятые носки и пригладил их ладонью.

— Едем дальше? — осведомилась лукавая дьявольская улыбка.

Отпрянул назад и сел на коленях между моих разведенных ног. Он же не видит сейчас ничего? Значит, мы пока на равных? Эд одет, а я лежу перед ним размытым силуэтом.

— Вытяни ко мне свои ножки.

Догадывалась, что он хочет сделать, но не думала, что одевание может быть настолько сексуальнее раздевания. Он медленно натягивал носочки сначала на пальцы, погладил стопу, натянул резиночку на пятку и довершил мой сегодняшний образ похотливой Золушки. К тому моменту, как оба носка оказались надеты, комната перед моими глазами вращалась с неистовой скоростью, а в ушах пульсировало от бешеного сердцебиения.

Это же просто носки… Просто носки!

— Что же будем делать дальше? — он держал меня за щиколотки с задумчивым видом, а я вместе с ним ждала вердикта. Что же дальше?!

Почему он не раздевается до сих пор?

— Сними хотя бы футболку! — попросила без особой надежды и не ошиблась, хрен мне, а не голый Эд.

— Неа. Это часть твоего наказания. Ты заставила меня почувствовать себя глупо, приревновать к Слоуну. Уже не первый раз, кстати!

— Тогда ты бы не пришел сюда!

Он слегка переменился в лице и сам вдруг стал выглядеть виноватым.

— Я настолько фиговый парень?

— Нет… Просто нерешительный.

— Хммм. Тогда продолжаем!

Он опустил одну мою ногу обратно на кровать, а другую перехватил обеими руками и поднял к лицу. Теперь он целовал меня иначе. Жарче, более страстно, к губам присоединился язык, которые вычерчивал на коже неизвестный филологам целого мира алфавит. Это что-то древнее санскрита, понятнее латиницы, емче иероглифом. Это простое признание. Он хочет меня, чувствую это в каждом витке и закорючке.

Он уже добрался до колена, внутренняя сторона бедра утопала в поцелуях, выше, еще выше, и вот я уже снова вижу фейерверки, когда ласка досталась самой изнемогающей точке моего тела. Движения губ и языка смешивались с горячим дыханием, а труба позади меня, кажется, начала отходить от стены. Вырваться, вцепиться ему в волосы, прижать еще ближе, окончательно сделать его только своим.

— Не молчи, Бет, мы вроде договорились, — снова щекочущий шепот, от которого я дрожу каждой клеточкой тела. — Что ты чувствуешь?

— Мне хорошо. Мне очень хорошо, только развяжи меня! Я буду кричать!

— Кричи.

В какие-то моменты, его язык становился плоским, пробовал меня словно подтаявшее мороженое, а затем превращался в острый кончик, забиравшийся глубже и глубже. Его руки цепко держали меня за бедра, мучительно впивались до красноты на коже, и только это позволяло не улететь в стратосферу с концами. Тяжесть внизу живота становилась нестерпимой, болезненной, жгучей, а дыхание не поспевало за сердцем.

Эд не останавливался, его заводили срывающиеся на хрип стоны и звон пряжки. В какой-то момент тяжесть резко исчезла, он опустил рубильник, приводя приговор в действие, и пытка закончилась мощными всполохами тока, ласково пробегающими от кончиков пальцев на ногах, до взмокшего затылка.

Эдвард поднялся, размял шею моим любимым жестом, облизал блестящие губы, а затем обтер их ладонью.

— Ничего от тебя не допросишься, Бэйли! Просил же комментировать. А ты даже в оргазме не призналась.

— Призналась… Я кричала на весь этаж…

— Да уж, громковато вышло. Пусть все думают на Хана, — посмеивался Эд, восстанавливая дыхание. — Хочу посмотреть на тебя. Можно?

— Посмотри…

Он потянулся за очками, и я очень надеялась, что на моем лице написано, как сильно я счастлива и как мне хорошо.