Название и деление на периоды

Историческое развитие иудаизма характеризуется познанием Бога. Наряду с этим названием и название мозаизм имеет равнозначащее значение; оно употребляется обыкновенно в отношении периода от исхода из Египта до поселения в земле Ханаанской. Последующие периоды характеризуются как периоды пророков и иудаизм. При этом исходят из того ложного предположения, что главная составляющая Пятикнижия простирается на период после Моисея. Более чем столетние исследования доказали ошибочность этого взгляда. То, что изложено в Пятикнижии, относится не к одному периоду, а охватывает столетия.

Время До и После пленения искусственно соединены в одно целое, поэтому нелогично выделять период Моисея, который практически не отличается от последующих периодов. Напротив, Моисею приписываются не только древнейшие, но и позднейшие составные части Пятикнижия: Декалог (десять заповедей), так называемая Книга Завета, Второзаконие, "Кодекс святости" (составная часть Книги Левит) и Книга Левит, – как и вообще все Пятикнижие в совокупности, а также Мишна, Гемара, Тозевта. Со словом "Моисеев" дело обстоит так же, как и со словами "христианский", "магометанский" и т.п. Это слово обозначает единство израильской религии. В этом высказывается убеждение, что как бы ни велико было различие между разными периодами, религия Израиля по существу оставалась всегда одна и та же. Движение вперед находит оправдание лишь постольку, поскольку оно является развитием учения Моисея. Под это понятие, до известной степени, подходит и христианство. Слова Иоанна приходится понимать в том смысле, что "Если бы вы, действительно, были последователями Моисея, вы были бы и христианами".

В этом развитии резко выделяются два больших периода, которые для удобства можно обозначить периодами До и После пленения. Границу между ними составляет время деятельности Неемии (вторая половина V столетия до н.э.). Однако начало второго периода простирается на несколько столетий назад, совпадая с введением Второзакония (621 г. до н. э.)

Общий вид Иерусалимского храма

В первом из этих периодов субъектом религии является народ израильский, во втором иудейское племя. В связи с этим понятие о Боге получает все более выпуклый трансцедентный характер. В первом периоде Иегова является Богом народа израильского, власть которого простирается над человечеством, как и вообще над природой и историей. Во втором он уже в полном смысле слова Бог Вселенной, избравший израильтян своим народом, т.е. сделавший из них святое племя.

Время до пленения, в свою очередь, распадается на два главных периода, границу которых образует падение династии Омри и воцарение дома Иегу в северной части израильского государства в 842 г. до н.э. Выступление великих пророков – писателей VIII столетия стоит в хоть и не прямой, но фактической связи. Только в виду этого выступления эти периоды могут быть обозначены как допророческий и пророческий. Однако и во время первого периода в Израиле не было недостатка в пророках. В первом из этих периодов дело идет лишь об исповедании иеговизма в противовес другим распространенным в Ханаане религиям. Этот главный период распадается на три неравномерно распределенных во времени меньших отрезка времени: а) от Моисея до единодержавия Давида, период войн за господство иеговизма, закончившийся завоеванием крепости Иебус; б) время Давида и Соломона, т.е. бесспорного владычества Иеговы; в) время от разделения государства до революции Иегу, когда наряду с защитой достигнутых позиций происходит борьба, с одной стороны, против политического абсолютизма, с другой – против религиозного синкретизма.

Разрушение Иерихона

Во второй из главных периодов иеговизму пришлось претерпеть процесс более внутреннего характера. Морально-духовное ядро религии начинает вытеснять первобытный языческий элемент. Завязывается борьба между народными воззрениями и учениями пророков, которая оканчивается с распадом израильского царства. Исторические вехи этого периода обозначаются следующим образом: а) перенесение центра тяжести израильской религии с севера израильского государства в Иудею, что подготовляется постепенно и завершается падением Самарии в 722 г.; б) составление и введение книги Второзакония в 621 г. как попытка объединить в определенный законодательный свод проповеди пророков; в) уничтожение политической независимости Израиля благодаря вавилонскому пленению; г) возрождение религиозного самосознания во второй половине VI столетия.

Деятельность Неемии открывает новую эпоху, которая около 333 г. распадается на две половины. Сначала идет образование и дальнейшее развитие священной иудейской общины, затем – борьба с эллинизмом, достигающая кульминационного пункта в войнах Маккавеев.

После короткого расцвета при Асмонеях иудейская община приходит в полный распад при господстве династии Ирода и следовавших затем римских прокураторов. С религиозной стороны этому распаду не могли помешать ни апокалиптика и ожидание Мессии, ни тщательное изучение законов, ни религиозный индивидуализм. Полное развитие богопознания иудаизм находит в личности Иисуса Христа.

Значение веры в Иегову

Главный догмат израильской религии составляет положение, что Иегова – Бог Израиля, Израиль – народ Иеговы. Согласно израильским преданиям, эта связь, изображаемая Осией в виде брака и называемая со времен Второзакония и Иеремии Заветом или союзом, берет свое начало со времени пребывания в Египте. "Я – Господь Бог твой от самой земли египетской" (Ос 12:9, 13:4, ср. Ам 32). Между тем в новейшее время ученые полагают, что зарождение иего-визма, как и израильского народа, относится к Палестине. Эти выводы делаются на основании анализа обоих названий – евреи и израильтяне. Первое дано было израильскому народу племенами западной части Иорданской земли. Второе, очевидно, принадлежало исчезнувшему впоследствии племени в восточной части Иордана.

По мнению Г. Винклера, Давид, князь калебский, подчинил сначала иудеев, потом и остальные обитавшие в Палестине племена. Созданное таким путем государство было наименовано Израильским и признало своим Богом Иагу, которому поклонялись различные арабские племена на Синае в Мусри. То, что Ветхий Завет рассказывает об эпохе Давида, является, по мнению Винклера, легендой, измышленной Давидом, т.е. его придворными поэтами, старавшимися доказать связь между Израилем и иудеями. Смешение названий Мусри и Мицраим послужило удобным исходным пунктом.

Иерихон

Мы не останавливаемся на слишком произвольных предположениях. Всякий, отвергающий историческую достоверность пребывания в Египте, должен дать удовлетворительное объяснение, как могла возникнуть такая детально расписанная мистификация в то время, когда не было никаких причин ненавидеть Египет. Наоборот, Египет являлся желанным союзником. Во всяком случае, союз племен был заключен до завоевания Палестины, ибо тогда он опять распался, а память о нем продолжала существовать.

Однако ошибочно относить возникновение имени Иеговы и к слишком раннему периоду. Правда, иеговист Пятикнижия упоминает Иегову уже в рассказе о праотцех и датирует начало его почитания со второго поколения человеческого рода (Быт 4:26); но это не имеет значения в виду изложения элогиста, которому в общих чертах следует и кн. Левит и по которому имя Иеговы открыто Моисею в отличие от неопределенного названия: "Элогим, отец наш". В религиозном отношении различие неустранимо. У иегвистов в одном имени Божьем выражается идентичность веры праотцев и Израиля, причем они не делают различие между периодами. Элогист делает это различие, но и у него имеется чувство духовного единства с прежними поколениями: Бог, отныне именующийся Иеговой, это Элогим праотцев. Поучительна в этом отношении глава 12-я Осии.

Для религиозной оценки важно значение имени Божьего, как это явствует из 3-й главы Исхода. Имя Иегова производится от несовершенного прошедшего времени от haja и передается через ‘ehjeh ‘aser ‘ehjeh. Однако Hiphil не производится от haja, и понятие о Боге как о дающем жизнь созидателе и творце не занимает у израильтян главенствующее место. Тем не менее, еврейскому способу выражения не отвечают ни эллинское толкование, по которому в слове Иегова видно выражение понятия aseTtas Бога, ни палестинское, понимающее под словом haja "существование", ни новейшее, но которому центром является понятие о верности, неизменности и самодеятельности Бога. Правильное толкование дает Робертсон Смит, когда указывает на такие места, как Исх 4:13, 16:23, 33:19, Втор 9:25, 1 Цар 23:13, 1 Цар 15:20, 4 Цар 81, Иез 12:25.

Во все этих местах встречается глагол, который требует более точного определения. Но так как определение не может быть дано, то вместо него дается относительное предложение, в котором этот глагол просто повторяется. При преобразовании в третье лицо это относительное предложение выпадает, и вместо него появляется не всегда выражаемый в еврейском языке неопределенный объект вроде немецкого "es". Таким образом, "Я буду тем, что я буду" превращается в "Он будет этим". Моисей спрашивает: каково твое имя? Ответ, к которому кн. Судей 13:17-18 представляет точную параллель, гласит: ‘ehjeh ‘aser ‘ehjen. С одной стороны, это значит: "Израилю не надо знать имени Бога, Бог будет для Израиля всем, чем будет, и когда Израиль узнает его на опыте, ему больше ничего не надо". Но с другой стороны, этим как бы сказано: "Если Израиль желает имени для Бога, то пусть оно будет такое, в котором без более точного определения выражалась бы общность Бога с попечением Бога об Израиле".

Видение пророка Иезекииля

Каждая религия лучше всего познается по названию ее богов. Это относится также к Израилю. На первый план выдвигается не то, кто такой Бог сам по себе, а чем он является для своего народа. Кроме того, это имя было чисто формального характера, а, следовательно, могло явиться теми рамками, в пределах которых свободно развивалось благочестие. Для развития израильского монотеизма это было чрезвычайно важно. В то время как в других случаях, вследствие определенности имени богов, развитие религиозной жизни вызывало постепенно все углублявшееся разделение божеств, здесь мы видим нечто совершенно противоположное. Совершенно неопределенное имя бога не только не ставит никаких препятствий развитию в материальном отношении, но, наоборот, выраженное в этом имени формально единое понятие Бога поощряет единство различных сторон религиозной жизни. Развитие идет вглубь, а не вширь, и чем богаче становится жизнь, тем более полное содержание получает имя Бога. И как в молитве "Отче наш, иже если на небесех" исчерпывается все содержание Бога, прекращается и израильская религия как таковая. Тот факт, что не употребляется более имя Иеговы, – одно из тех совпадений, которыми так богата израильская история.

Но религиозная оценка не разрешает вопрос о происхождении имени Иеговы. Распространенное прежде мнение, что оно находится в генетической связи с представлениями египетских жрецов, с полным основанием опровергнуто в новейшее время. Оно встречается на вавилонских глиняных скрижалях времен царя Гаммураби, современника Авраама, и, следовательно, возникло из прото-вавилонского (сумеритского) прообраза.

Приходится признать, что ветхозаветному имени Иегова соответствует более древняя форма Jahu, различаемая во всех именах собственных, в состав которых входит имя Бога ja u jahu, чьи следы были обнаружены и помимо Израиля. Предположение, что в имя еврейского Бога вошли имена божеств других народов, ни на чем не основано. Кроме того, поклонение Иегове (Jahu) у кенитов было туземным культом и перенесено Моисеем к израильтянам. Это мнение подтверждается отношениями, существовавшими, согласно кн. Судей (1:16, 4:11), между кенитами и тестем Моисея, называемым в некоторых местах Мадианитянином, а также тем фактом, что для древних израильтян Иегова живет на Синае. Следовательно, там и надо искать первоначальное место его культа. Это также подтверждается и значением, которое имели принятые в союз израильских племен кениты для проведения строгого иеговизма даже в позднейшие времена.

Господь показывает Моисею землю

Однако, это перенесение относится только к внешней форме. Иудаизм для Израиля означал торжественный отказ от языческих имен. Он дал сигнал для религиозной концентрации на Синае.

Общее состояние религиозных воззрений

Мы мало знаем о состоянии религиозных воззрений, предшествовавших времени распространения веры в Иегову. Решающее значение имеет суждение об истории патриархов. Оно не носит настоящего исторического характера, и это признается в широких кругах.

Некоторые ученые смотрят на эти рассказы как на генеалогические сказания, в которых отражается история племен: для этих ученых большинство лиц, названных в этих сказаниях, не больше, как heroes oponymi. В них не встречается воспоминаний об эпохе патриархов. Приходится, однако, считаться и с книгой Левит как с самой древней составной частью Пятикнижия. Тем не менее, имеет значение и исагогическая критика. Если книга Левит была составлена после пленения, то содержащиеся в ней хотя и очень краткие сообщения об эпохе патриархов могут быть рассматриваемы лишь как обработка существовавшего в течение столетий материала под углом зрения частью очень прозрачной теории.

Храм в Иерусалиме

В оценке остальных рассказов мы должны исходить из двух следующих соображений: ни один народ не знает истории собственного зарождения; каждый народ, вступая в свет истории, приносит запас преданий, воспоминаний, рассказов, которые в виде песен и сказаний, с прибавлением имен и названий местностей, передается из одного поколения в другое. Трудно установить резкую грань между историческим и неисторическим. Жизнь народа отражается в духовном отношении в лице правителей и выразителей народных настроений, в особенности в его пророках различных в различные времена. Мы не имеем в виду мифы или сказания. В библейских рассказах они взяты материалом проповедей и дают определенное выражение понимания Бога, например в IX и VIII столетиях до н.э. С религиозной точки зрения их ценность заключается не в историческом ядре, а в национальном духе, который создает образы, где характерные черты израильского народа выразились наиболее жизненно и полно.

Жертвоприношение у евреев

В этих рассказах сохранились местные, родовые и племенные воспоминания, составляющие фон истории. То, что приводится как история отдельных личностей, является большей частью историей племен, в схему вошли географические и этнологические данные, события позднейших времен отодвинуты вглубь прошлого, а выведенные лица часто heroes eponymi. Часто вокруг различных имен в различных рассказах скомбинированы такие повествования, которые в действительности носят более разбросанный характер. Если признать все это, тогда незачем будет отвергать историю о праотцах и придется признать известные положительные предания в повествовании об их происхождении из Месопотамии и кочевнических странствованиях через Палестину в Египет.

Рассказы о праотцах не объясняют тенденции наклеивать штамп чисто израильского происхождения на старые хананеянские святыни. Главное, однако, что в этих предположениях мы находим почву для исследования происхождения Израиля и в особенности его религии.

Многочисленные пережитки из области семейных и племенных установлений дают нам доказательства, что религией израильского народа до появления Моисея был анимизм, главными признаками которого является культ предков и тотемизм.

Представления о загробном существовании, которые встречаются в области верований и культа позднейших времен, приводятся как доказательства правильности этого взгляда. Религия Иеговы стоит в непримиримом противоречии к анимизму, хотя в борьбе с ним она и впитала некоторые его элементы. Некоторые ученые утверждают, что Моисей, восприняв религию Иеговы у кенитов, перенес ее в израильский народ без всяких посредствующих звеньев. В этом его великое значение как основателя религии; иначе он был бы только реставратором или реформатором. Сказание, что он выдавал себя за посланника Бога праотцев, не заслуживает внимания.

Анимизм и в особенности культ предков, конечно, имел в Израиле, как и почти у всех народов, большее значение, чем думали прежде. Но этим еще не доказано его первенствующее значение. Во всяком случае, он не исключает истинного богопочитания в израильском народе и до Моисея.

При попытке изучить эту эпоху мы исходим из двух фактов: с одной стороны, израильский народ, несомненно, принадлежал к великой семье семитических народов – к северным племенам, а следовательно и в религии своей он должен был отражать черты этих народов. С другой стороны, позднейший иудаизм носит в себе следы предыдущих религиозных представлений.

Остается спорным вопрос о том, насколько можно говорить о природной обособленности семитов, отразившейся и на их религии. Но вообще название семиты слишком неограниченно и охватывает различные элементы, чтобы можно было особенно далеко уйти в отыскивании какой-то общей для всех природной особенности. Приходится признать их определенной, объединенной общими местными и историческими условиями группой, которую можно, следуя ветхозаветным пережиткам, назвать ферахитами.

Нельзя отрицать некоторой своеобразности народностей этой группы также и в религиозном отношении. Здесь имеет место слабое индивидуализирование образов богов, нет развитой мифологии и собственно политеизма. Но еще далеко и до настоящего монотеизма. Религия приводится в связь с определенными человеческими общежитиями, сначала с семьей, потом с племенем. Как жизнь одного человека теряется в жизни племени, так и религия сама по себе есть религия племени. Божество представляет племенное единство. Племя осуществляет религиозные обряды в святом месте, которое одновременно является центром жизни племени, усиливающим и возобновляющим узы общности священными жертвенными пиршествами. Последствием является слабое индивидуализирование богов. Они являются богами племени. Как явствует из имен Эль, Баал, Молох, Адон, Шаддай, они рассматриваются преимущественно как возвышенные, могущественные властители. Эти имена больше nomina appella-tiva, чем propria, обозначают скорее вид, чем индивидуум. Если они употребляются как имена собственные, то к ним неизменно прибавляется более точное обозначение: Баал того или иного места, царь народа или города. Каждое племя или группа племен самостоятельны в данном отношении. По существу, бог какого-либо племени имеет религиозное значение только для членов этого племени.

Бог почитался праотцами Израиля под именем Эль-Шаддай – это можно вывести только из кн. Левит. В образовании этого названия играют роль теоретические, этиологические соображения. Но все же существовало имя бога Шаддай, которое на ассирийском языке соответствовало понятию "Вышний".

Представление кн. Левит может основываться на верном историческом воспоминании. Кроме того, имена Асир и Гад первоначально тоже были именами богов (Быт 30:13-11 ср. Ис 65:11).

Однако глава племени казался важнее, чем творец известных явлений природы: так все же боги являлись не только покровителями племени, но часто также и богами природы. Деятельность в природе очень часто играет первенствующую роль у семитских богов. С этим тесно связано диф-ференционирование божеств на мужское и женское начало. Направленные против этого законы показывают, что подобные проявления случались в Израиле и в позднейшие времена.

Этому представлению о Боге как о господине племени отвечает чувство глубочайшего почитания, которое оказывают ему его слуги. Религия устанавливает большое расстояние между Богом и человеком. Бог свят в физическом и этическом смысле. Человек его раб: подчинение, страх, почтение – основные черты благочестия. В исламе все вопросы, всякое удивление, всякое стремление решаются положением: "Аллах есть Аллах". Нечто подобное встречается и в Ветхом Завете.

Сражение иудеев с ассирийцами

Одна из главных тем пророческой проповеди – это утверждение, что человек должен быть унижен, а Иегова возвышен. Почва для подобного настроения лежит в религиозном направлении, обусловленном обстановкой и образом жизни племен. Поэтому семитизм является колыбелью пророчества во всех его многообразных проявлениях начиная от религиозного исступления и кончая боговдохновенной речью. Он – проявление непобедимого могущества Бога, совершенно подавляющего человека.

Обычай и религиозные культы до Моисея

Об обычаях и религиозных культах до времени Моисея дают нам рассказы книги Бытия.

Обычаи носили религиозный характер. То, что было обычаем в том или ином племени, считалось объявлением воли божества. Все, что стояло в противоречии с обычаями, объявлялось оскорблением божества. Поэтому замечание: "так не поступают", как и эпитет "глупость" – являются высшим порицанием {ср. Быт 34:7).

Рука об руку с обычаем идет культ. Не делается различия между социальной и религиозной жизнью. В рассказе элогиста (Ис Нав 24:2 и ел.) говорится, что праотцы Израиля по ту сторону Ефрата "служили иным богам", но их бог освободил их от этого служения. Здесь сказывается осознание принципиальной разницы между праотцами Израиля и великими восточными культурными государствами.

Символом божества в древности служили священные камни, деревья Массеба и Ашера, из которых последний является обрубком дерева. Точно так же и изображение тельца и терафим берут свое начало из домоисеевских времен.

Прежнее мнение, что телец – египетского происхождения, подражание Апису в Мемфисе или Мневису в Гелиополисе – ошибочно. Решающим является указание в кн. Исх 32:4. Сомнительно, чтобы телец первоначально считался образным выражением божества. Скорее всего в этом образе олицетворяли мощь бога. Сомнительно также и то, чтобы божественная мудрость нашла свое символическое изображение в образе змеи (4 Цар 18:4). И напротив того, терафимы действительно олицетворяли в человеческих обрядах домашних богов (Быт 31:19, 30 и 32:2,4). Так же можно думать и об амулетах (Быт 35:2, 4).

С терафимом часто сопоставляется ефод, но о последнем говорится и отдельно. Словосочетание ефод бад обозначает и священническую одежду, что не случайно. Это слово обозначает покрытое золотом или драгоценным металлом изображение. В древности ефод был известен также как гадательное средство. Вернее всего, ефод происходит из времен до Моисея, хотя об этом и не упоминается в книге Бытия.

Пленные иудеи на работе (из времен Сеннахериба)

О настоящем священническом посредничестве в древние времена нет и речи. Священнические функции выполняются главой племени или, в соответствующих случаях, главой семьи. Бог является начальником народа и в то же время священником (Быт 14:18), он же приносит жертвы (Быт 12:7, 13:7). От отца семьи и главы племени это право перешло к царям и правителям. То обстоятельство, что выполнение священнических функций часто возлагалось на других лиц, сыновей и т.п. (Суд 17:5, 12 и 1 Цар 7, 2 Цар 8:18), не составляет большой разницы. И тогда священник был царским чиновником, который, будучи назначаем правителем, мог быть им же произвольно и отстраняем (1 Цар 2:26).

Древние жертвенники

Основу культа составляла жертва в виде пиршества, праздновавшегося совместно с богом племени. Об ежегодном семейном жертвоприношении говорится в 1 Цар 20:6; очевидно, и в более ранние времена приносились подобные семейные жертвы.

Как различались приносимые жертвы и как они связывались с проводимыми церемониями – на это нет ясных указаний. Известно только, что при принесении жертвы обязательно давали стекать крови жертвенного животного. В Кодексе Святости запрет на употребление крови причисляется к запретам, данным Ною (Быт 9:4). Подобный запрет принадлежит к характерным чертам древней набожности.

Поклонение Золотому тельцу

Нередко алтарем служил случайно подвернувшийся камень. Местами для исполнения культа являлись горы и другие возвышенности, считавшиеся священными и признававшиеся местопребыванием божества. Где не было таковых, они заменялись искусственными подражаниями – ба-мот, т.е. местами культа. Естественно, что по тем или иным причинам на наиболее посещаемых возвышенностях строились постоянные святилища, которые делались средоточием жизни племени. При слиянии нескольких племен могли остаться почитаемыми многие святилища, или же менее знаменитые уступали более прославившимся. Во время кочевой жизни приносились жертвы в иных местах.

Что касается времени принесения жертвы, об этом известно немного. Нигде не говорится о еженедельном дне отдыха. У пастушеских народов день отдыха еще менее возможен, чем у земледельческих. Не упоминается в кн. Бытия также празднование новолуния. Но так как оно, упоминается в царствование Давида (1 Цар 20:5), то можно предположить, что это был издавна сохранившийся обычай. Определенным религиозным торжеством являлась, по-видимому, и стрижка овец. Вероятно, оно явилось одним из источников позднейшего празднества Пасхи. Как праздник маццот находится в теснейшей связи с земледельческой жизнью, так и собственно праздник пасхи стоит в такой же непосредственной связи с пастушеской жизнью. Названные в кн. Исход праздники восстановили старинные обычаи. Забытый во время египетского рабства, праздник Пасхи вдохнул новую жизнь в угнетенные племена. Вполне возможно, что, согласно элогистической традиции, борьба за освобождение началась именно с этого.

Последним пунктом является обрезание. Возникновение этого обряда до появления Моисея может быть доказано только из Св. Кодекса.

Сотворение мира. День покоя

Священная оценка обрезания как знака союза, несомненно, более позднего происхождения, скорее всего – времен пленения, чем не опровергается очень давнее существование этого обычая и у народов Израиля. Указывает ли кн. Исх 4:24-26 на египетское происхождение обряда обрезания, – весьма сомнительно. То же можно сказать и о кн. Иисуса Навина, 51:9. Известно, что обрезание не является собственным достоянием израильского народа. Оно было принято и у других родственных племен, как, например, у египтян, хотя у последних в позднейшие времена – только в отношении жрецов (ср. Иер 24). Из племен, входивших в соприкосновение с Израилем, только филистимляне упоминаются как необрезанные (2 Цар 1:20). Поэтому они были предметом презрения. Обрезание первоначально рассматривалось как освящение детородного члена. И все же обрезание нельзя сравнить с принесением в жертву волос или увечьем тела, совершавшимся в честь божества. Скорее всего, оно должно рассматриваться как обряд вступления в возраст возмужалости и освящения супружества. Свое высшее значение для Израиля обрезание получило лишь в поздние времена.

Иегова как избавитель и Бог войны

Трудно определить, насколько сильна была вера в Иегову в Египте. Должны были существовать предания, в которые слова Моисея могли вдохнуть новую жизнь. При внешнем сходстве с нравами родственных племен эти воспоминания составляют особенность и преимущество израильского народа и дают ему возможность воспринять более возвышенную веру в Бога.

Здесь мы наталкиваемся на личность и труды Моисея – человека, имевшего самое глубокое значение для религии израильского народа. Он, узревший Бога, сумел вдохновить изнемогавший, томившийся под египетским игом народ. Боевым кличем явилось имя Иеговы. Моисеем руководила уверенность, что за ним стоит живой Бог, и в этой уверенности он увлек за собою народ. Борьба превратилась в борьбу между Богом Моисея и богами Египта (Исх 12:12, 23:4), и самоопределение израильского народа является делом религии в полном смысле слова. Разбросанные религиозные элементы приводятся к народному единству. И природа как будто начинает служить интересам Израиля, когда волны Красного моря образуют непроходимую преграду между Израилем и Египтом, для сознания народа Израиля не является больше сомнения, что проповедуемый Моисеем под новым именем Бог отцов взял людей своих под покровительство и сделал из них свой народ.

Особое значение имеет богопознание. Для Израиля Иегова – прежде всего ТОТ, кто вывел израильский народ из Египта. Избавление является для Израиля не только опорой веры и основанием надежд, но и ручательством за грядущее счастье.

Моисей со скрижалями Завета

Вера в могущество Иеговы заключала основу возрождения новой религии, которой в первую очередь требовалась самостоятельность. Израильский народ должен был искать место для постоянного поселения. Нет ничего невероятного в том, что с самого начала для этой цели был намечен Ханаан, и только ввиду непреодолимых обстоятельств пришлось оставаться в пустыне на срок, больший одного поколения.

Жизнь израильского народа во всем подчинялась имени Иеговы. Этим было положено основание учреждению Торы, которая лишь спустя столетия была оформлена в виде законченного Пятикнижия. Начатая и задуманная Моисеем, она носит его имя.

Когда давила нужда, Иегова являлся избавителем. До эпохи Давида существованию израильского народа все еще угрожали опасности, и различные колена то здесь, то там вынуждены бывали защищаться с оружием в руках. В этот период времени Иегова больше был Богом войны для Израиля.

Таким образом, присутствие Бога нигде не чувствовалось столь реально и близко, как в ужасах битвы. Для укрепления иудаизма имели чрезвычайное значение именно войны, где ставилось на карту существование народа, как, например, борьба с филистимлянами. Чем больше израильский народ полагался на свою собственную силу, тем более он утверждался в своем Боге. В этих войнах Иегова сохранился Богом, который однажды помог своему народу и который хочет помогать ему и впредь. Как Он призвал Моисея, так Он возбуждал и других сильных и мужественных, становившихся во главе народа. Религиозное и национальное самосознание совпадали. Войны велись именем Иеговы (Исх 17:16, Чис 21:14, 1 Цар 18:17, 25:28), он сам называется Богом воинств Израиля (1 Цар 17:45), которые, в свою очередь, называются воинствами Иеговы (1 Цар 17:26, 36). Иегова – это вождь, к которому приходят на помощь племена под начальством храбрых (Суд 5:23), в честь которого раздается военный клич "за Иегову и Гедеона" (Суд 7:18) и которому предоставлено окончательно решать дело при обсуждении планов войны (1 Цар 14:37, 23:9 и сл.).

Как важна была эта сторона познания Бога для религии Израиля, явствует из того факта, что она увековечилась в наименовании Иеговы как Саваофа. В Библии, в писаниях пророков это имя часто употребляется как термин для обозначения бесконечного величия Бога Израиля, т.е. почти как имя собственное. Затем оно служит именем того, кто повелевает военными полчищами. Сейчас утвердилось мнение, что это имя создано Амосом и в Книги царей было вставлено впоследствии. Оно обозначает Бога, властвующего над всеми силами вселенной. Некоторые видят здесь указание на управляющих силами природы небесных воинов, или ангелов, носителей силы и величия Бога, или на тех и других: на ангелов и звезды. Но справедливо было замечено, что множественное число Саваоф (Sebaoth) раньше встречается лишь, когда говорится о человеческих, израильских войсках.

Древнееврейские одежды

Гробница Давида в Иерусалиме

Если Иегова был для Израиля прежде всего Богом войны, то его святыней был священный ковчег. Со времени Второзакония ковчег считался хранилищем двух каменных скрижалей закона и назывался кивотом Завета. В Священном кодексе это представление еще более расширяется. Ковчег с двумя золотыми херувимами и крышкой, которую первосвященник в великий день отпущения окроплял очистительной кровью, помещался в святая святых, и люди не могли не только дотрагиваться, но и видеть его. Он называется "ковчег свидетельства", или "ковчег закона", и все, что должно быть принесено Иегове, ставится перед этим "свидетелем". Первоначально ковчег был святилищем для войны и походов, т.е. переносным домом Иеговы, по сообщению Исх 33, – возмещением того, что Бог, живущий на Синае, не пошел с народом своим в Ханаан. Ковчег сопутствовал на войне и олицетворял присутствие Бога (ср. 1 Цар 43 и сл. 2 Цар 11:11, 15:24). Когда ковчег двигался с места, то говорилось: "Восстань, Иегова, да рассыплются враги твои, и да бегут от тебя противящиеся тебе". А когда он останавливался, то говорилось: "Возвратись, Иегова, к многочисленным тысячам Израиля".

Мнение о том, что ковчег был лишь походной и лагерной святыней, подтверждается еще и тем, что после перенесения его в храм Соломона мы ничего больше о нем не слышим.

Иегова как царь и властитель земли

В период становления новой религии главная задача состояла в том, чтобы Иегова как могущественный бог обеспечивал достойное и самостоятельное существование своему народу. Речь шла о самоутверждении не только народа, но и Иеговы.

С завоеванием Иебуса данная задача была победоносно разрешена. Крепость Давида стала политическим, а затем, когда Давид перенес священный ковчег в Сион, и религиозным центром Израиля. Иегова доказал свое превосходство не только над египетскими, но и над ханаанскими богами. Мильхамоты (священные войны) Иеговы закончились безоговорочной победой, и Ханаан стал землей Иеговы, святой землей, nahalath. После исхода из Египта перенос религиозного центра из Синая в Сион явился наиболее важным событием. Только теперь освобождение из египетского плена получило свое полное завершение.

Псалмы, или пасхальная песнь, по времени происхождения относятся к периоду после изгнания (Исх 15:1-18). Освобождение из Египта до поселения в священном месте жительства Иеговы воспевается как единый момент, как величайшее откровение силы и величия Иеговы.

Но имеются три фактора, которые придали этому событию еще более крупное значение. Это появление пророков, основание царства и постепенный переход от кочевнического к земледельческому образу жизни.

Древняя рукопись Пятикнижия Моисея

Значение эпохи пророков, времени Самуила, заключается в поднятии религиозного духа. Наиболее выдающимся моментом здесь является Nabi – непереводимое еврейское имя ханаанского происхождения (Wellhausen, Smend). В позднейшие времена со словом "наби" слились древнеизраильское ro’eh или hozeh (1 Цар 9:9), и оба наименования стали обозначением служителя Господня.

Однако наби с самого начала не смешивали с пророками, такими, как Исайя, Амос, Иеремия и др. Явным доказательством служит решительное противодействие и неприятие этих выдающихся пророков по отношению к основной массе предсказателей (ср. Ам 7:14, Ис 29:10, Иер 23:9 и ел., Ез 13 и т.д.). В противоположность избранным, у которых собственная, Богом просветленная индивидуальность выступала, на первый план, остальные получили название сынов пророков, т.е. членов некоего ордена пророков. Они составляли отдельное, набиравшееся из добровольных членов, сословие, жили сообща и отличались одеждой, знанием музыки, восприимчивостью к экстазу и т.п. Сыны пророка, начав служение иеговизму ко времени Самуила, содействовали поднятию и укреплению иудаизма.

В пророчестве иудаизм обрел новую почву для свободного проявления духа, однако в других отношениях отступил перед непоколебимым общественным распорядком. До того социально-политическое и, главным образом, военное руководство народом попадало, без всякого правового установления, в руки любого предводителя, воодушевленного духом Иеговы. Не было ни внешнего единства, ни политической организации. Когда нужда заставляла, люди объединялись, руководимые общностью интересов. Но эта связь прекращалась, как только кризис был преодолен, и люди снова жили своими частными интересами. Попытка Авимелеха основать под покровом культа Баал-Верита союз ханаанских и израильских городов провалилась.

Возникновение самостоятельного израильского царства полностью изменило старый уклад жизни. Государственная общность, сформировавшаяся уже при Сауле и еще более при царствовании Давида, поставила израильтян в один ряд с другими ханаанскими народами.

В Ветхом Завете об израильском царстве говорится отрицательно с двоякой точки зрения. Притча Иофама (Суд 9:8 и сл.) осуждает возможное возвышение людей без заслуг, в то время как достойные удаляются от кормила власти. С религией это соображение не имеет ничего общего. Существует другое воззрение, считающее израильское царство прямым отпадением от Иеговы.

Гора Синай

Саул начал свой путь к власти с должности судьи, следовательно, между эпохой героизма и позднейшим царством существовала тесная связь, что первая явилась ступенью второго, и царство возникло не вследствие безбожия народа, а израильтяне покорились ему из нужды. Но как только царская власть стала переходить от отца к сыну, определенная зависимость израильтян от свободно господствующего, произвольно выбирающего свои органы исполнения проявления духа Божьего, должна была навести на размышление. Одухотворение, отличавшее раньше вождей Израиля, отступило на второй план. Личное воодушевление, делавшее любого человека, без всякого законного к тому основания, спасителем Израиля, более не имело значения. Управление, казалось, перешло из рук Иеговы в руки часто недостойного царя {ср. Ос, 1 Цар 8 и относящиеся сюда главы).

Пророк Амос

Но это противоречие не имелось в виду с начала возникновения израильского царства. По позднейшим рассказам книги Самуила, создание царства при тогдашних обстоятельствах явилось истинным благодеянием для Израиля как в религиозном, так и во всех других отношениях. Иудаизм стал государственной религией и получил защитника в лице царя, что при прежнем положении вещей никогда еще не имел.

Заслуга Самуила состоит в сохранении и защите государственной религии. Царь должен был управлять именем Иеговы; но если при пророках сохранялась возможность свободного проявления духа, государственное правление от имени Иеговы получило во всех отношениях постоянный, хотя и менее выдающийся характер. Отныне Иегова управляет не только в военное время, но через царя ведает всеми областями народной жизни. Царь стал его помазанником и представителем высшей воли перед народом.

В познании Бога стало заметно влияние совершающегося с установлением царства переворота народной жизни. Если прежде на первом месте стоял Бог войны, теперь выдвинулся Бог-царь, проявляющий свою волю и в мирное время и имеющий постоянного управителя земными делами.

Становится понятно, насколько велико было значение израильского царства для развития религии. Однако при каждом отдельном царе значение религии определялось индивидуальным отношением правителя к этой задаче. Принципиальное различие между Саулом и Давидом состоит в их отношении к религии.

Давид, не взирая на некоторые свои слабые моральные стороны, стал идеалом царя и остался таковым на вечные времена – Давид, любимец народа, поднял национальное самосознание израильтян на небывалую высоту. Не менее содействовала популярности Давида и его беспредельная преданность Иегове и набожность.

Понять и оценить полную победу иудаизма можно, проанализировав третий фактор: постепенный переход израильского народа от кочевного образа жизни к оседлому.

В завоеванном Ханаане израильский народ нашел оседлое население, упорядоченные общественные отношения, земледельческую жизнь и культуру. Побежденные силой оружия стали духовными победителями. Существовали определенные формы ханаанской жизни, и израильтянам ничего более не оставалось, как перенять их и усвоить. Благодаря союзам, брачным связям и общим интересам произошло слияние, при котором вопрос о перевесе израильского или ханаанского влияния определялся большей частью местными условиями. Неизбежным следствием явился переворот в культурной и общественной жизни израильского народа.

Господь говорит с Самуилом

Наидревнейшие сохранившиеся собрания израильских законов (в так называемых Книге завета и Книге законоположений, Исх 34:10-26 и 21-23) рассчитаны на оседлое население: там рассматриваются условия городской и земледельческой жизни, отнюдь не кочевой.

Для иеговизма этот культурный переворот таил большую опасность. У ханаанских народностей религия тесно переплеталась с социальной жизнью: племенная религия была религией природы, почитанием естества. По мере того как израильтяне сживались с ханаанскими культурными ценностями, они могли легко впитать и служение Ваалу. Однако иудаизм победил ханаанский культ – это является лучшим доказательством присущей ему необыкновенной жизненной силы. Здесь играют роль две стоящие в прямом противоречии характерные черты. Одна – это тесная связь между верой в Иегову и чувством сильного самосознания израильтяне. Имя Иеговы было единственной связью между рассеянными, жившими в довольно различных условиях племенами, которых объединяло одно название израильского народа.

Мы также видели, что в иудаизме не было никаких твердо установленных форм культа. Даже в Книге завета и Книге законоположений культ все еще отступает на задний план. Амос говорит (5:25), что израильтяне в пустыне не совершали регулярных жертвоприношений, Иеремия подтверждает, что Иегова и не требовал жертв (7:22). Неопределенность в отношении внешних форм имела при данных обстоятельствах большие преимущества. Она дала возможность иудаизму впитать в себя различные влияния, не отказываясь от собственных свойств.

Связующим звеном явились ханаанские святилища, или бамоты, которые были переименованы в святыни Иеговы. Этому преобразованию содействовала особенность семитской религии обозначать своих богов только прилагательными. И Иегова был тоже "Ваал" (Ос 21:8) и мог, следовательно, легко занять место местных ваалов.

Давид становится царем

Со времен Второзакония, в особенности у Иезекииля, бамоты рассматривались как великий грех Израиля – они способствовали понижению иеговизма в народном сознании до уровня культа природы. В иудаизм вторглись, особенно при Ахасе, поклонение Богу, почитание естественного плодородия, жертвоприношение детей и т.п.

Ханаанские святилища в то время, когда священный ковчег потерял свое практическое значение походного святилища, не только предохранили иудаизм от гибели, но дали ему возможность проникнуть в самые низшие слои ханаанского населения. Предводитель армии в сознании израильского народа превратился во владельца земли. Не только военный лагерь, но и земледельческая жизнь стала отныне в его подчинении. При помощи бамота он облагал податью и постоянно находился рядом со своим отныне оседлым народом (Исх 20:24).

Иегова и культура; синкретизм и эксклюзивизм [3]

Завоеванием Иебуса и перенесением священного ковчега в Сион ознаменовалась победа израильтян над ханаанским населением, и иудаизм был признан единственной официальной религией в Ханаане. Храм Соломона символизировал победу израильской религии и израильтян.

Берега реки Иордан

Строительство храма, что начал Давид, было продолжено Соломоном. Рассказы о необыкновенном богатстве и мудрости Соломона могли быть разукрашены последующим поколением, однако историки подтверждают, что эпоха Соломона была периодом расцвета израильского народа: наконец утвердилось и окрепло израильское государство. Иегова выказал себя не только могущественным, но и милостивым Богом, одарившим свой народ благополучием, силой и честью.

Однако, пока израильтяне вели кочевой образ жизни, обычная палатка была естественным хранилищем священного ковчега. В древнейших известиях она называется ‘ohel mo’ed, но, по-видимому, уже в очень скором времени после поселения в Ханаане в Сило было выстроено постоянное здание (hekal) – хранилище священного ковчега. После победы филистимлян (1 Цар 4) теряются сведения об этом здании, очевидно, разрушенном (ср. Иер 7:12; 26:6 и сл.), также ничего не известно о священной палатке. Но при перенесении ковчега в Сион Давид поместил его в особо устроенную скинию (1 Цар 6:17). Эту последнюю ошибочно (1 Цар 8:4) отождествляют с так называемой скинией собрания, упоминаемой в Священной книге, но от которой она определенно отличается (1 Цар 16:39 и 2 Цар 1:34). Но подобное простое хранилище для главной святыни не удовлетворяло иудеев. Уже при Давиде возникла мысль о достойном святилище для ковчега. Некоторые историки утверждают (2 Цар 7), что воплощению этого намерения препятствовали религиозные соображения. Однако в 1 Цар (5:17, 18) говорится, что Давиду помешали выстроить храм непрекращающиеся войны. Своего рода соглашение этих взглядов мы находим в 1 Пар (22:8 и 28:3). Якобы сам Иегова не желал постройки себе храма: его не устраивала личность запятнанного кровью Давида.

Вышеупомянутыми соображениями мы затрагиваем один из важнейших вопросов, касающихся взаимоотношений между религией и культурой.

Иудейское, крепнущее на глазах государство должно было занять соответствующее почетное место в ряду других восточных систем правления. Требовалось поднять на небывалую высоту иудаизм, и постройка великолепного храма сделалась настоятельной потребностью.

Будущий храм не планировался как отдельное самостоятельное здание, а являлся частью большого царского жилого комплекса зданий, что явствует из несколько запутанных сообщений 1 Цар. Для израильской религии, как и для христианской церкви всех времен, храм Соломона имеет уникальное значение – это главное святилище, первое и важнейшее из всех рассеянных по стране святилищ, освященное обладанием ковчега.

Царь Соломон

Соломон, если судить по предпринятым им постройкам, старался придать светский характер главной религии своего народа. Однако его планы не всегда встречали всеобщее одобрение. Многие не хотели отказываться от первоначальной простоты народного культа. Нововведения Соломона, носившие на себе явные следы восточной культуры, казалось, шли вразрез с традициями учения, перенесенного из Египта Моисеем. Бог пастухов и воинов никак не вязался с восточной роскошью, которую так любил и приветствовал Соломон.

План Иерусалимского храма

В большей или меньшей степени проявляется стремление к минимализму и отрицанию роскоши культа. Во времена Давида выразителем такой точки зрения был Нафан, при Соломоне – Ахия. На севере государства суровая обстановка способствовала восприятию иудаизма как аскетичной религии, однако и на севере такое выражение не встречало особенного сочувствия. В этом отношении интересно различие между Илией и его последователем Елисеем. Первый пророк в грубой власянице проповедует отказ от мирских удовольствий, второй принимает активное участие в политических делах своего времени, он приглашается ко дворцу, живет светской жизнью. Напротив, Илия – пророк пустыни, именем Иеговы он карает страну засухой, и для него ничего не значит царь и его двор, политическая власть и богатство, государственные интересы и государственная честь. Когда Илия спасается от преследований Иезавели, он не ищет Иегову в иерусалимском храме и других святилищах, а находит его в пустыне, на священном Хориве (Синае). Таким образом, Илия возвращается к началу истории Израиля.

Илия не единственный пророк, у которого мы замечаем столь враждебное настроение. С неумолимой строгостью Амос в VIII столетии до н.э. вскрывает моральный вред культуры: для Израиля богатство и сила сделались проклятием; роскошь и безнравственность испортили высшие классы, в то время как низшие эксплуатируются без меры. Религия превратилась в зрелище всевозможных пороков, где тщетно искать истинную преданность Богу. Осия с ностальгией упоминает время исхода сынов Израиля из Египта как эпоху полной зависимости от Божьего промысла. Однако стремление к обладанию, к просвещению и культуре удалили Израиль от Иеговы. Исайя берет такой же резкий тон в известном пророчестве об Эммануиле (Ис 7).

Представители этого отрицания – назареи и рехабиты, впервые выступившие при Иеремии (Иер 35). Рехабиты образовывали своего рода орден или секту, основателем которой был Ионадаб, сын Рехаба, запретивший пить вино, заниматься земледелием, виноградарством и жить в домах. В противовес господствующему порядку вещей на рехабитов была возложена обязанность вести кочевой образ жизни. В 1 Пар 25:5 говорится о трех родах соферимов, живших в Иавесе и ведущих свое происхождение от Гаммафа, родоначальника дома Рехаба, но фигурирующих под именем кенитов. Не установлено, можно ли на основании этого признавать рехабитов за потомков названных в Суд 4:17, 5:24 кенитов. Тем не менее, наиболее горячие защитники строгого культа происходят от кенитов.

Индивидуальным проявлением рехабитского запрета является назарейство. Назареи (Ам 21:1) именуются одухотворенными Богом людьми. Они воздерживались от вина и, по рассказам о Самсоне и Самуиле (Суд 13:5 и 1 Цар 11:1), носили длинные волосы, которых никогда не касались ножницы.

Это враждебное настроение связывается с социальным недовольством, вызванным в северных племенах пышным царствованием Соломона и становится, таким образом, главной причиной государственного раскола. В то время как под властью династии Давида продолжалось спокойное, хотя и в пределах небольшого государства, развитие, при Соломоне религиозная жизнь находилась в беспрерывном брожении. Вместо постепенного развития господствовал принцип неограниченной свободы, которая насильственно стремилась возродить старые порядки.

Беспрерывная смена династии совершалась нередко при содействии пророков. Никакой центральной власти не существовало. Когда дом Омри попробовал было укрепиться, он натолкнулся на непримиримых врагов. Так как священный ковчег находился в области Иудеи, то верующие вернулись к поклонению древним изображениям быков. Дан и Вефиль стали средоточием культа, расположенная в Иудее, известная из сказаний о праотцах Вирсавия (Берсеба) тоже почиталась священным местом.

Назарет

Позднейшая эпоха увидела грех в таком поклонении. Однако поклонение тельцу в то время рассматривалось как служение национальному Богу. Илия боролся с Ахавом за чистоту религии, и именно потому синкретизм составляет один из важнейших эпизодов истории израильской религии.

Ахав был выдающимся израильским царем. Северное царство при Ахаве получило в Самарии равнозначную Иерусалиму столицу.

Границы царства были расширены, моавитяне обложены данью, войны с арамеенами при Ахаве велись умело и успешно. Враждебное до того отношение к Иудее превратилось в дружеское, и был заключен союз с финикийскими городами, укрепившийся бракосочетанием Ахава с Иезавелью, дочерью Итбаала. Но политические условия скоро вызвали религиозный синкретизм, ознаменовавшийся поклонением тирийскому богу Ваалу в Израиле и возведением храма Ваала в Самарии.

Ахав в своих поступках руководствовался лишь политическими мотивами, что явствует из имен его детей: Аоалия, Ахазия, Порам. Но в глазах Илии политика не была оправданием. Он знал только один принцип: честь и kin’ath Иеговы: "Ты не должен иметь другого Бога рядом со мной", – и всякое сопоставление какого-либо другого Бога рядом с Иеговой казалось ему оскорблением последнего. Политические интересы, государственное благо и социальное благосостояние для Илии не имели значения. Здесь мы впервые сталкиваемся с представлением о Боге, который, независимо от интересов своего народа, преследует собственные цели и при этом заботится о последователях, которые не преклоняют колен своих перед Ваалом и уста которых не восхваляют имени последнего (1 Цар 19:8). У Илии встречается первый намек на позднейшую проповедь Исайи о "пережитках", в остальном он является предшественником пророков Амоса и Осии и во имя Иеговы призывает на государство тягчайшие проклятия, если оно выступит против Иеговы. Таким образом, подготавливается разрыв между израильской религией и государством.

Ахав поражает сирийцев

Или я не преуспел в своих намерениях, однако дело его было продолжено Елисеем, который и совершил в некотором роде религиозную революцию, опираясь не на идеалистические взгляды Илии, а на разногласия между народом и правительством. Во время переворота династия Омри была уничтожена, и служение Ваалу было жестоко подавлено. Сто лет спустя Осия указал на этот переворот как на основную причину падения северно-израильского царства (Ос 1:4).

Смерть Ахава

Иегова – образ справедливости, любви, святости

Со вступлением на престол Иегу начинается вторая эпоха развития израильской религии, во время которой на первый план выходит борьба не с внешними врагами, а с внутренними противоречиями. Эта борьба впервые разгорается между пророками VIII века до н.э., когда во главу угла ставится познание Иеговы как моральной личности (так называемый этический монотеизм).

Эти пророки были реформаторами, а не основателями религии. В своих проповедях они опирались на старую мысль Моисея, что связь между Богом и Израилем покоится на свободном божественном волеизъявлении, и этому утверждению, искаженному ханаанским влиянием до неузнаваемости, низведенному до представления о формальной связи между Богом и народом, было дано новое развитие.

Для Амоса Иегова является источником правового и морального порядка. Он желает, чтобы Богу служили справедливостью и социальной нравственностью (sedaka) (Am 5:24). Для Осии характерно слово heseb, Иегова – это тот, кто любит свой народ и желает быть им любим (образ брака противопоставляется чувственной, половой связи, называемой Осией кровосмешением).

Становится понятной борьба против поклонения тельцу, которая обусловливается не положительным запрещением образов (так называемая вторая заповедь)[4]Исх 20:4-6. По принятому расположению заповедей, эти строки не составляют самостоятельной заповеди или изречения, а являются лишь более подробным развитием и мотивировкой предыдущего: "ты не должен иметь иного Бога рядом со мною". Последнее составляет второе "слово", в то время, как 2-й ст.: "Я Иегова - Бог твой" составляет первое.
, а является следствием нового, воспринятого пророком в собственной жизни познанием Бога (Ос 1:3).

Пророк Михей

В то время как почитаемый в образе тельца Бог требовал только культа, проповедуемый Осией Иегова нуждался в полной народной преданности. В противоположность постепенно перенимаемому израильтянами от ханаанеян служению природе, нашедшему свое выражение в служении Ваалу, иудаизм был чисто духовной религией, изначально ориентированной на израильтян, но постепенно перешагнувшей национальные рамки.

Жертвенник всесожжении

Правовые и моральные требования Амоса и Осии представляли установленный свод законоположений, поразительно похожих на многочисленные постановления в Книге Заповедей, ошибочно именуемой Книгой Завета (Исх 21-23). Хотя у этих пророков не встречаются ссылки на принятые законы, они не выдвигают новых требований, а рассчитывают на безусловное согласие народа. Веденный Моисеем порядок объявления закона (Торы) от имени Иеговы зародил основы правового государства и записи законоположений (Ос 8:12). Не установлено, насколько Тора совпадала с древнейшим, сохранившимся в Пятикнижии собранием законов, но принципы нравственности, изложенные в Книге Заповедей, имеют очень древнее происхождение.

Основное положение "Иегова – Бог Израиля, Израиль – народ Иеговы", в дальнейшем получило более полное содержание. Иегова избрал израильтян своим народом потому, что Израиль отвечал его требованиям, но во всем остальном Иегова не стоит со своим народом в тесной связи (Ам 9:7). В то время как у большинства населения отношения между Иеговой и Израилем представлялись как естественно необходимые, у пророков на первый план выступает моральная зависимость от воли Бога. Связь была обусловлена этически. Если народ вел себя недостойно своего Бога, то он в удвоенной мере ощущал страшную неумолимость праведных требований Иеговы (Ам 3:2). Ведь Иегова – прежде всего Бог справедливости, который, если справедливость того требует, пожертвует даже своим народом.

Что дело дойдет до кары небесной народу израильскому, пророки не сомневались: они бесстрашно пророчествовали скорую погибель. И становится понятно, насколько далеко они стояли от мнения большинства израильтян, которые не могли и представить, что Иегова откажется от своего народа. Могущественные государства, например Ассирия, должны были служить исполнителями божественной справедливости. Иегова послал войны, чтобы дать своему народу почувствовать справедливый божий гнев и напомнить, что все достижения Израиля свершились с помощью и при поддержке Иеговы.

Моровая язва в Израиле

Сейчас принято ставить под сомнение написание Амосом последних стихов его книги, что совершенно несправедливо: эти стихи нисколько не умаляют высказанных ранее угроз, а показывают, что и Амос был израильтянином. Как и Осии, Амосу уничтожение Израиля казалось немыслимым, он верил, что Иегова вновь соберет новый Израиль на обломках старого. В своем ожидании будущего он возвращается ко времени до государственного раздела, т.е. к династии Давида. Впервые так ясно выражается "мессианская надежда", что, однако, нисколько не мешает Амосу произнести проповедь о гибели Израиля.

В то время как на севере пророки предсказывали скорую погибель и потому будущее разрушение Самарии воспринялось как божья кара, Иудея достаточно поверхностно восприняла языческое ханаанское влияние. Царствование Атолли дало новый толчок развитию религии и политики государства. И только в середине VIII века до н.э., незадолго до начала сирийско-эфраимской войны, в Иудее выступил первый великий пророк – Исайя. С ним и его современником Михеем центр тяжести израильской религии переносится из северного царства в южное.

Голод в Самарии

Исайя углубил внутреннее понятие Бога, которого величал Святым Израилевым. В этом звании заключаются две противоположные идеи, соединение которых составляет особенность проповеди Исайи. Понятие "святой" означает, что Иегова есть Бог недоступный, царствующий, несравнимый, божественный в полном смысле слова, величие которого проявляется в природе и истории, а могущественная сила обнаруживается именно в святости. По сравнению с ним все боги других народов лишь elilim, т.е. ничтожества. Но, кроме того, Иегова – святой Израиля. Бог всего мира, он все же избрал Израиль своим домом, и хотя царствует он в небесах, но обитает в Сионе.

Пророк Исайя

Это углубление понятия Бога, выразившееся в подчеркивании святости Иеговы, запечатлелось на израильской религии двояким образом. С одной стороны, в виде преклонения перед Иеговой, почитание его святым. На первый план выступило требование абсолютного послушания, безусловной веры и священного трепета. При этом Исайя был последователем и соратником Амоса: справедливость и социальная нравственность считались главными добродетелями. Исайя – пророк веры, или упования (Ис 7:9 и 30:15). Это оправдывается его политическими стремлениями во время сирийско-эфраимитской войны, но еще более трудными условиями царствования Иезекии. В общем и целом политический принцип Исайи может быть назван абстенсионизмом. По его мнению, иудеи, в силу принадлежности Иегове, должны отказаться от всяких политических стремлений, полагаться лишь на несокрушимую веру в Иегову, не ища помощи у великих держав, не бросая им вызов и не боясь их. Ведь только Иегове Израиль обязан своей мощью, своим существованием, и вне Израиля нет защиты. Эти утверждения шли вразрез с широко распространившимся в давидовско-соломоновскую эпоху мнением, что политическое могущество является необходимым предварительным условием религиозной мощи. Развивая взгляд Осии, Исайя противопоставляет Израиль как духовное царство всем прочим светским государствам. Таким образом, Исайя способствовал начатому пророками севера освобождению понятия Иеговы от узких рамок одной народности.

Следуя путем безоговорочного утверждения Иеговы как Святого Израиля, Исайя восставал против какого бы то ни было поклонения образам Иеговы, созданным руками человеческими.

Запрет распространялся не только против простых образов, введенных Ахавом языческих изображений солнца, но и против древних эфодов, ибо и они относились к чувственному культу, не вязавшемуся с более глубоким пониманием сущности Иеговы. Эти реформы имели известный успех, что явствует из коротенькой заметки 2 Цар 18:4.

Специфическое прославление Иерусалима явилось следствием подчеркивания Исайей святости Иеговы: во-первых, Иерусалим величали Ариель (Божий город) и Святой горой, во-вторых, о вечности Сиона говорит специальный догмат Исайи (в особенности Исайи второго периода). Возвеличение Иерусалима вдохновило израильтян на уничтожение ассирийского войска на палестино-египетской границе и спасло Иерусалим от величайшей опасности. Это событие не имело важного внешнего значения: ассирийское господство сломлено не было, но для религии не было более важного события после завоевания Давидом Иебуса. Эта победа окружила Иерусалим ореолом святости, поставило его выше всех других городов культа и позволило реформе Второзакония их уничтожить. Так Иегова заложил в Сионе надежный фундамент (Ис 28:16).

Основную мысль вышеприведенного догмата мы встречаем в проповеди Исайи, примыкающей к проповедям Илии, о спасенном "остатке", se’ar jasub (Ис 7:3, 10:21). Эта проповедь имела необычайное значение для израильской религии именно потому, что она примиряла две взаимно противоречивые идеи о неизбежной гибели безбожного народа и святости Иеговы, не желающего отступиться от своего народа. Эта проповедь положила начало постепенно распространявшемуся разделению между истинным и ложным Израилем, между общиной и народом. "Мессианская надежда" вновь становится актуальной, ибо, как говорит Исайя, спасенные от гнева божьего не погибнут под ассирийским гнетом, но образуют под властью законных потомков Давида новый народ и это государство будет отвечать всем требованиям Иеговы (Ис 1:19). На первый план Исайя выдвигает образ будущего царя, и этот абсолютический образ не может быть отнесен к более позднему времени.

Выделение язычества из иеговизма. Суд

В политическом отношении Исаак был одним из наиболее влиятельных людей своего времени. История его деятельности – это история Иудеи той эпохи.

Пророк Исаак и Афраам

Вряд ли он сильно повлиял на социальную нравственность и культ в общем смысле этого слова (ср. кроме 2 Цар 18:4). Ему удалось собрать вокруг себя последователей (Ис 8:16-18), среди которых его слово пустило глубокие корни и которые явились носителями и хранителями усвоенного Исааком понимания Бога. Вплоть до изгнания из Египта деятельность его последователей стала главной движущей силой иудейской истории.

Близкие отношения с ассиро-вавилонским миром еще во времена Ахаза дали приток восточным влияниям, что отразилось и на обыденной жизни, и на религиозном культе. Исайя и его приверженцы восстали против всего чужеземного. Тем не менее, в царствование Манассии произошло тотальное проникновение иноземных элементов в иудейскую культуру. С одной стороны, миросозерцание иудеев обогатилось в теологическом отношении, а также выразилось в известной утонченности жизни, но, с другой, – привело к внедрению в иудаизм языческих начал. Практиковавшееся со времени Ахаза служение Молоху распространилось повсеместно. Жертвоприношение детей, применявшееся в этом культе, было принято и в иеговизме и рассматривалось как своего рода высшая религиозная степень служения. Точно так же иудеи переняли ассиро-вавилонское почитание Солнца, Луны и звезд, именовавшихся "воинством небесным". Этот культ завоевал официальное положение в храме Иеговы, а поклонение планете Венере и Небу стало весьма популярным среди иудеев (Иер 7:18, 44:17 и сл.).

Царь Иосия внимает слову Господню

В это время проповедуемое Исайей и его приверженцами понимание Бога заложило твердые основы религии. Требовалось укрепить эти идеи в практической жизни, и укрепить решительно, что и получило полное выражение в так называемой книге Второзакония. При каких обстоятельствах книга эта была написана, остается невыясненным: она была найдена в храме лишь в 621 г. до н.э., на восемнадцатом году царствования Иосии. Это важное событие в истории Израиля, в силу которого иудеи более, чем какой-либо другой народ, сделались "народом книги".

Найденная Книга законов должна рассматриваться как переиздание древних законоположений, исправленных с точки зрения централизации культа (Исх 21-23). Можно ли в теперешней редакции этих глав увидеть сочетание двух изданий Книги законов, остается неустановленным (Втор 12-26). Книга законов явилась выражением заветов Моисея так, как понимали их пророки VIII века до н.э. В религиозном отношении доминировал принцип любви, в социальном – недосказанность, а основой стал заключенный Иеговой с Израилем "союз". Так окончательно установилось представление, что отношение между Богом и народом обусловлено нравственно. Кроме того, создание Второзакония – это попытка придать религии характер единства и обособленности. Для этого необходимо было обеспечить свободную от языческого вмешательства область и придать характер единства, соединив все богослужения деяний в одном, освященном Иеговой месте. Это позволило сохранить единство религии и не дало образу Иеговы распасться на различные местные культы. Главное значение Второзакония – это создание общего места молитвы. Бамоты, походные святилища, сделали свое дело и могли быть упразднены. Была установлена точная грань между язычеством и иеговизмом. Особенность первобытного богослужения встретила энергичное противодействие, что привело к изменению характера праздников. Ни национально-политическая, ни общественно-социальная жизнь не связывалась с религией.

Пророк Иезекииль

Трудно сказать, насколько существенны были результаты проведенной Иосией реформы. Что она не укоренилась в народе, явствует из проповедей Иеремии, но еще больше говорит тот факт, что при последующих царях языческие культы расцвели с прежней пышностью. Только исключительное положение Иерусалима и новый статус священнослужителей сохранились впоследствии. В проповеди Иезекииля преобразования Иосии остаются без внимания. В народных кругах нововведения рассматривались как вынужденный временный запрет любимых привычек и обычаев. Но эта реформа открывала новые горизонты в будущем. Впервые религия воспринималась независимо и обособленно от народа. И эта обособленность выступала на первый план в иудейской религии в самые трудные моменты истории. После падения Иерусалима с помощью Второзакония удалось сохранить религию в неделимом виде.

Следует упомянуть еще о двух факторах развития израильской религии в этот период времени. Это роковая смерть Иосии в битве при Мегиддо в 608 г. до н.э., которая до известной степени может считаться началом конца Иудеи. И проповедь Иеремии.

Первое событие оказало глубокое религиозное впечатление: попытка Иосии выступить против идущего в Ассирию фараона была вызвана национально-религиозными соображениями. В это время иудеи всецело предались служению Иегове, отбросив все, что согласно вновь найденному Второзаконию, противоречило Его воле. Иудеи почувствовали себя богоизбранным народом и были уверены в благодетельной высшей помощи. И вдруг такой исход – смерть и поражение Иосии! Удар был ужасен. Десятилетия, которые со времени начала религиозных реформ считались эпохой падения и греха, были годами мира и благосостояния, и вдруг, когда иудеи считали себя вернувшимися к Иегове, такая неудача! Наименее значительным последствием было приостановление религиозных преобразований и расцвет язычества. И приверженцы чистого иеговизма не могли понять, что сталось с силой и справедливостью Иеговы? Именно справедливость Бога была взята под сомнение.

Решался вопрос и взаимоотношениях между набожностью и земным счастьем, между грехом и наказанием – т.е. о том, что принято называть Моисеевым учением о возмездии. В древнезаветной литературе эта дилемма занимает немаловажное место. Вспомним о книге Иова, псалмы 49, 73, 77. Время происхождения этих писаний трудно установить: видимо, все они написаны до изгнания. Со времен гибели Иосии учение о возмездии принимает более индивидуальную форму и требует ответа. Высший ответ на этот вопрос вел к отрешению и посвящению себя Богу, когда ощущение близости Иеговы разрешало все недоумения и вело к просветлению, но так решалась проблема не национальной веры, а личной. Также стало развиваться учение о бессмертии души.

Израильское царство

Триумф веры был достигнут не сразу и не повсеместно. Рядом с теми, кто, не утеряв веры в Иегову, усомнились в божественной справедливости, были иудеи, увидевшие в постигшем несчастии божеское наказание за прежние грехи, совершенные при Манассии, о котором говорили с некоторой долей иронии и укоризны: "Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина" (Иер 31:29, Иез 18:2), третьи же, в твердом уповании на силу и верность Иеговы, видели в несчастье испытание, после которого должно последовать спасение и счастье. Верующие в обретение благодати после преодоления всех трудностей и выступили против Иеремии.

Не ясно, какую роль играл Иеремия и какую позицию занимал в преобразованиях Иосии. В качестве пророка он был известен за пять лет до религиозных реформ, но, тем не менее, совершенно не упоминается в 4 Цар 20 и след. Вместо Иеремии на совет призвали пророчицу Гульду. Однако из содержания проповеди Иеремии явствует, что он был знаком с законодательством Второзакония. Он принимал некоторое время участие в проведении реформ (Иер 11) и боролся не только против языческих, но и против иноземных, распространенных вне Иерусалима, культов. Но Иеремия не довольствовался результатами проведенных преобразований.

Пророк Иеремия

Маловероятно, чтобы он, говоря о лживых уловках писак, превративших закон в ложь (Иер 8:8), имел в виду законодателей Второзакония. Иеремия ожидал других результатов предпринятых Иосией изменений. Нравственные предписания закона остались почти без внимания, укрепилась лишь уверенность в том, что храм есть местопребывание Иеговы. Но религия не имела моральной основы, и прежние пророческие проповеди о нравственно обусловленной связи между Богом и народом были забыты. Для Иеремии религия, лишенная нравственной основы, была роковым безумием. Он жаждал внутренних реформ, однако потребности в столь кардинальных изменениях никто не чувствовал. Во многом Иеремия походил на последних пророков северного царства, но все же занимал в истории иудейской религии особое место. Иеремия был полной противоположностью Софонии и Науму.

Древний Вавилон

Они видели приближение дней Иеговы в событиях тогдашней современности: Софонии – в выступлении скифов, Наум – в осаде Ниневии. Ассирийское могущество клонилось к упадку, и когда в Иудее с помощью преобразований Иосии народ вновь обратился к Иегове, ожидалось, что избавление не заставит себя ждать. Иеремия не придавал избавлению никакого значения.

Вавилонская равнина

Он предсказал Иудее наказание и суд и в качестве божественного орудия видел надвигавшихся с севера скифов. Однако, несмотря на проведенные религиозные новшества, сущность религии не изменилась, и потому проповеди Иеремии не оказали существенного влияния. Поэтому смерть и поражение Иосии не удивили и не потрясли Иеремию, а лишь доказали обоснованность опасений, что Иегова серьезно относится к своему народу и требует верности себе в трудные моменты истории. Упрочило положение высказываемых Иеремией мыслей могущество Вавилона после завоевания Ниневии

Набопаласаром и победы Навуходоносора над египтянами при Кархемише в 604 г. Враг с севера, если не скифы, то вавилоняне (Велльгаузен), был реальной угрозой. Божественный суд начался. Именно с этого момента пророк Иеремия приобрел небывалое влияние.

Исайя на первый план выдвигает неприкосновенность Сиона, у Иеремии главное – неотвратимость суда Господа. Даже святое место – храм должен погибнуть, так как сделался предметом бездуховного почитания, без моральных и нравственных предпосылок. Иеремия в своих проповедях пошел наперекор народной воле и устремлениям, он разбил надежды наиболее ревностных почитателей Иеговы, жаждущих не суда, а воздаяния и спасения. Для них любовь к стране и любовь к Богу были понятиями равнозначными. Почитатели Иеговы, вдохновленные священнослужителями и пророками во главе с Ананием, уповая на святость храма как дома Божьего, на богоизбранность Иерусалима, надеялись, что Бог вступится за свой народ и принесет ему спасение. Даже когда в 597 г. до н.э. царь Иехония вместе с тысячами иудеев был пленен и отправлен в Вавилон, надежду на спасение разделяли не только оставшиеся, но и уведенные в плен. А пророки Седекии, Ахава, Семайи (Иер 29) поддерживали народную веру. Иерусалим останется на месте и изгнанные в скором времени, – по словам Анании, – через два года возвратятся, чтобы отвоевать отобранные богатства храма.

Вавилонская башня

Среди этих страстно звучавших голосов проповеди Иеремии звучали совсем иначе. Патриотизм для него – ничто, религия – все. В абсолютном разделении этих обоих понятий – великое значение. Как и Исайя, Иеремия проповедует безусловное подчинение воле Иеговы. Но именно потому, что Иегова справедлив, Иеремия требует суда как над всеми народами, так и над иудеями. Это убеждение объясняет его антипатриотическое выступление. Иегова приказал халдеям судить народ Израиля. Поэтому тщетно было пытаться оказывать им сопротивление. Наоборот, всякое сопротивление приносит еще больше горя, и призывающее к сопротивлению, хотя бы именем Иеговы, должны быть заклеймлены как лжецы и обманщики народа. Единственный путь избежать полной гибели – это добровольно подчиниться чужеземному господству, ниспосланному Иеговой в виде наказания на Иудею. В этом главная особенность проповеди Иеремии. Божий промысел выражался у Исайи в безусловном доверии к Богу, а у Иеремии – подчинению суду Господню, даже через отказ от национальной самостоятельности. Защищать свою страну наперекор воле Бога значит идти на смерть. Спасение лишь в отказе от борьбы на время, определенное Иеговой.

Значительнее, чем проповедь, была личность Иеремии. Спокойствие, с которым встретил Иеремия гибель Иудеи, покоилось на непоколебимом убеждении, что вместе с народом не погибнет религия. Это спокойствие не исключает страшную внутреннюю борьбу, равную которой не переживал никто из пророков. Иеремия глубоко любил свой народ, а его проклинали как врага и предателя. Он смиренно подчинялся воле Иеговы – его считали неверующим и упрекали в богохульстве. Он думал только о народном благе и страстно желал лучшего будущего, а его укоряли в неверии и отчаянии. Иеремия проповедовал обращение, но считал его практически невозможным. Он хотел спасти жизнь – и пророчествовал смерть. Как Амос был пророком общественной нравственности, Осия – пророком любви, Исайя – веры, так Иеремия является пророком страдания. Иеремия хотел, чтобы народ искал опоры только в Иегове, даже когда Бог выступает в роли судьи. Борьба Иеремии – эта борьба за Израиль. Пророк неумолимого суда Господня, он выступает защитником народа. В крушении иудейского государства он видит возникновение нового, духовного союза. Иеремия ожидает царя, отпрыска дома Давидова, который через семьдесят лет, сбросив чужеземное иго, восстановит справедливость Иеговы. Его идеалом является не правовое государство, а община, руководимая духом Иеговы. И такая община рождается на свет путем страданий. И потому плененные Вавилоном иудеи становятся надеждой и опорой нации.

Плач о Иерусалиме

Иерусалим пал в 586 г. до н.э. Попытка сохранить иудейскую общину под предводительством Гедалии не удалась. Но религия не пострадала.

Пророки именем Иеговы предсказали временный конец и подготовили убеждение, что Иегова не побежден чужими богами, а сам, по справедливости своей, оторвался от своего народа, своего града и своего храма. В смысле познания Бога открывалась возможность нового расцвета.

Святость Иеговы и его общины. Спасение

Усиление и становление веры было достигнуто в гораздо большей степени благодаря изгнанию, а не реформам Второзакония. Главными факторами стало признание абсолютной святости Иеговы и окончательный разрыв с язычеством.

Палестина

Утверждение, будто иудеи, бежавшие после убийства Гедалии в Египет, переняли там язычество, малоосновательно, как и то, что изгнанные в Вавилон унесли с собой значительную долю языческих элементов богослужения. Это доказывается борьбой Иезекииля против возведения ритуальных столбов, которые должны были изображать Иегову на чужбине (еж. Иез 30 и др.). Однако большинство изгнанников хотело оставаться израильтянами, а следовательно, служителями Иеговы. Они жили с ощущением, что Иегова отвернулся от народа своего, покинул свое обиталище в Сионе и разорвал древние отношения со своим народом: ведь только в Святой земле Иегова мог встретить достойное почитание. Все, что случалось вне Святой земли, не было свято.

В течение первого десятилетия (597-586), изгнанники жили оспаривавшейся Иезекиилем в Вавилоне и Иеремией в Палестине надеждой, что в последний момент Иегова вступится за Иерусалим, изгонит халдеев и вернет свой народ в Иудею. В этой надежде они продолжали жить душой в Иерусалиме, с которым поддерживали живую связь. Создалась новая община, в которой иудеи стремились сохранить свой национальный и религиозный характер под руководством родовых начальников. С падением Иерусалима эта надежда разрушилась, но привычка чувствовать себя обособленно глубоко укоренилась и еще более усилилась с притоком новых изгнанников.

Эта обособленность выражалась в соблюдении священной субботы и обряде обрезания. Издавна существовавшие в Израиле и не имевшие особенного религиозного значения, на чужбине они приобрели характер связывающих и в то же время отличительных признаков. И со временем эти обряды стали священными.

Дамаск

Благодаря отсутствию официального культа богослужение видоизменилось. Вместо служения в храме введены регулярные священные собрания по субботам, где молитва и слово заменили жертвоприношение. Так как собрание происходило повсеместно, то и после восстановления служения в Иерусалимском храме оно осталось существовать под именем синагоги и сделалось главнейшей опорой иудейской жизни. В Ветхом Завете собрание упоминается в псалме 74:8.

Великое значение изгнания состояло в коренном разрыве между прошлым и настоящим израильской религии. Иудаизм развивался на чужбине в совершенно новых условиях и претерпел существенные изменения.

Долина Иосафатова

Разделение царства на Израиль и Иудею

Познание Бога играло в иудаизме решающую роль. Если ранее доминировало сознание общности Бога с народом, то со времени изгнания оно заменилось чувством отдаленности. Проповедовавшаяся Исайей святость Бога проявилась со всей серьезностью, и отношение Бога к Израилю сказалось в гневе его. Изменяется само понятие Бога. У Иезекииля мы впервые встречаем посредника между Богом и пророками в лице ангела. В то время как прежних пророков звали но имени, Иезекииль, чтобы подчеркнуть расстояние между собою и Богом, именуется "сыном человеческим". Знаменательно описание колесницы, на которой Иегова поднимался из священного города. Бог изображается в виде огненном, и человек не может выносить его вида. Таким образом, с Иезекииля начинается процесс, намечавшийся уже в проповедях Исайи, – полное разделение между небом и землей, между Богом и человеком, завершившееся еврейским деизмом позднейшего времени. Из книг Ветхого Завета эту точку зрения поддерживает книга Екклесиаст (когелет).

По открытому Иезекиилем пути идет и Кодекс святости. В то время как в древнейших составных частях Пятикнижия говорится о явлениях божества, священнический кодекс тщательно избегает упоминаний о них. Наряду со "Словом" еще "кабод", т.е. "слава Господня", представляемая и вместе с тем скрываемая облаком, – это единственные формы проявления Иеговы.

По мере того как в первые столетия после изгнания проявляется расстояние между Богом и Израилем, становится заметным желание заполнить эту пропасть возможно большим числом промежуточных существ, облегчающих сношение между Богом и населением земли. Выдвигались предположения, что и высший Закон дан через ангелов (Гал 3:19).

Это утверждение основывалось на лежащих в основе книги Бытия и Исхода наидревнейших рассказов, на вере в образ Иеговы, получивший собственную сущность (по ошибочному мнению некоторых ученых уже и в наиболее ранних представлениях) и превратившийся из туманной формы в самостоятельный образ наряду с древними представлениями.

Сон и откровение Иакова

Подтверждение этому находим у Захарии и в представлении о Bene-ha’elohim, т.е. о божественных существах, окружающих трон Иеговы, известных также под названием "духов" и изредка именуемых "воинством небесным" (1 Цар 22 и др.). Этому также послужило позднейшее, вызванное развитием монотеизма, воззрение, по которому языческие боги преклонялись и подчинялись Иегове и назначались им покровителями отдельных народов (Исх 24:21, Пс 82, Дан). И наконец, развивавшаяся в связи с греческими воззрениями персонификация известных сил, свойств и форм проявления Иеговы, его духа, его мудрости, его великолепия, его святыни. Уже в Ветхом Завете мы встречаем следы персонификации (Притч 8).

Изменение идеи Бога было не единственным последствием преобразовавшихся после изгнания отношений между Богом и народом. Все прошлое Израиля было тяжким прегрешением, ибо отказ Иеговы от Израиля рассматривался как проявление его гнева и, следовательно, наказание. Так проповедовал Иезекииль. Все, что в свое время было естественным и даже необходимым проявлением народной жизни, было отвергнуто как греховное. К святости Иеговы относились иначе, например, изменилась роль бамота, храма, как части царского дворца, священнические функции, беспрепятственные отношения с божеством и т.п. Беспристрастное изображение прошлого прекратилось. Его место заняла теория идеального отношения к Иегове и поведения народа. Монотеизм лег в основу дальнейшего развития иудаизма, хотя и имел преимущественно отрицательное значение.

Моисей разбивает скрижали завета

В Кодексе святости эта теория получила классическое выражение. До Моисея различаются различные периоды: от Адама до Авраама, когда имя Бога было Элогим; от Авраама до Моисея, когда Бог именовался Эль-Шадай. После Моисея утвердилось имя Иеговы. Священнический кодекс различает также "обрис" – союз Бога с Ноем в виде радуги, и "брис" – союз с Авраамом в виде обряда обрезания и т.д. С Моисеем закон, как откровение божественный воли, появляется одномоментно. То, что проявлялось с течением времени, под впечатлением изгнания, воспринималось как издревле предначертанное Иеговой. Вследствие насильственного разрыва исторических уз не могло быть и речи об углублении в национальную историю. То, что осталось позади, во многих отношениях казалось уже непонятным и абстрактным.

С падением Иерусалима израильский народ погиб. Иезекииль должен был собрать общину Иеговы заново. Этим объясняется индивидуализм, который, в резком противоречии с выдвигавшейся на первый план прежними пророками солидарностью поколений, составляет характерное отличие проповеди Иезекииля. В Иезекииле мы видим не только пророка-священника, но и пророка-душеспасителя (Иез 18:23). Обращение отдельных личностей было предпосылкой воскресения целого, и пророческая проповедь служила этим целям. Вскоре Иезекиилю пришлось заняться воскресшей иудейской общиной. Упрочить индивидуализм в израильской религии выпало на долю позднейшей поучительной литературы.

Утверждения Иезекииля оказали влияние на дальнейшее развитие израильской религии и теологии в области эсхатологии[5]Эсхатология - учение о судьбе людей после смерти.
и организации общины.

Иезекииль, с гораздо большим правом, чем Иеремия, может быть назван отцом эсхатологии. В резких чертах, игнорируя настоящее, рисует Иезекииль картину будущего, исходя из своего познания Бога. Иегова вдохнет жизнь в развеянные мертвые кости, соберет обратно в Палестину изгнанников не только из Иудеи, но и северного царства, и вернет их к благоденствию и счастью под скипетром царя и пастыря из отпрысков дома Давидова, после того как возвратится в храм свой. Мотивом для Иезекииля является святость Иеговы. С изгнанием иудеев Иегова перестал быть святым в глазах завоевателей. Позор, навлеченный Иеговой на свой народ и страну, пал на него самого. Снять с себя позор – вот цель искупления. Поэтому в псалмах часто говорится: Иегова принесет избавление ради собственного имени. Но восстановления Израиля было бы мало. Этим объясняется своеобразное представление (Иез 38 и сл.) о нападении Гога из Магога в неопределенном будущем на спокойно живущих иудеев в стране Израилевой. Имя Гога выведено из Гигеса, но Иезекииль не связывает с ним никакой определенной личности, а обозначает мировую силу, враждебную представителям

Иеговы и Израилю. С бесчисленными войсками Гога нападет на Иерусалим, но Иегова разобьет его одним ударом и снимет с себя подозрение в бессилии, тяготевшее со времени победы халдеев, наглядно доказав свое всемогущество.

В надеждах на будущее послеиезекиилевского периода в иудаизме главное место занимает представление о конечной катастрофе, при которой погибнут все языческие государства и которая приведет к окончательному торжеству Израиля. Надежда на Мессию – это надежда на гибель язычников и торжество иудеев.

Вид Иерусалима с Масличной горы

Иезекииль стремится дать Израилю внутреннее и внешнее устройство, которое соответствовало бы святости Иеговы: апокалипсис не может наступить, пока Израиль не покажет себя святым народом. Проект государственной конституции мы встречаем в последних главах книги Иезекииля. Тот факт, что он создал книгу в изгнании, показывает, что Иезекииль верил в возвращение в Палестину. Этот утопический проект, считающийся с историческими условиями столь же мало, как и с географическим положением, с другой стороны, проникает предписаниями в малейшие детали практической жизни. И хоть он и не получит официального значения, но ляжет в основу возникшей при Неемии общины. По существу, как и закон святыни (главным образом в Лев 17-26), так и Кодекс святости в различных наслоениях – не что иное как свободное воспроизведение законов, данных Иезекиилем. Это начало большой законодательной работы, начатой в Вавилоне и продолженной в Палестине, которая, избрав путь Второзакония, беспрепятственно сделала Израиль общиной, связанной культом. Старые утверждения получили новую жизнь, чтобы послужить новым целям. Речь идет прежде всего об отношении к Богу. Политические соображения не брались в расчет, так что вместо царя от иудейской общины выступил священник, рукоположенный в доме Садока, с течением времени превратившийся в происходящего уже от Аарона первосвященника. Что касается политики, подчинению Селевкидам, Птолемеям или римлянам, иудеев этот вопрос волновал весьма мало, лишь бы только их не ограничивали в свободе вероисповедания. Социально-этическая сторона жизни, которую Амос так настойчиво выдвигал как пример абсолютной справедливости, отступила на задний план. Закон преследовал тройную цель: 1) при помощи массы разнообразных, часто символических, предписаний сделать невозможным проникновение в религию чужеродных влияний; 2) точным соблюдением обрядовой чистоты, как и запрещением свободного доступа к Иегове (стоит только вспомнить окружавший храм Иеговы строй священников с первосвященниками во главе и левитами) сохранить святое имя неприкосновенным, и 3) указать средства устранения малейшего нарушения общения с Богом внутри общины. Так объясняется большое значение, которое приобрели в Иудее после возникновения общины в Неемии искупительные жертвы. Эти жертвы служили гарантией добрых отношений между Богом и народом, необходимым условием постоянного подтверждения нарушаемого греховностью и нечистотой народа союза. В искупительных жертвах иудеи видели выражение всей святости Иеговы и забвение грехов. Поэтому иудаизм носит столь важный для религии характер искупления. Ежегодный праздник отпущения грехов составляет главное торжество. Это заключительный акт и кульминационный пункт жертвоприношений. Впоследствии праздник отпущения грехов получил ритуальной характер. Решался вопрос "как", "где", "через кого", т.е. о совершении жертвоприношений согласно требованиям закона.

Но наряду с жертвоприношением немаловажную роль играл обрядовый закон. Он опутал всю жизнь сетью формальностей и связал ее с божественной волей.

Совершенно иной тон, чем в проповедях Иезекииля, звучит у его современника, жившего не в Вавилоне, как думали до последнего времени, а в Палестине, так называемого второ-Исайи, автора 40-55-й глав книги Исайи.

Второ-Исайя говорит не о заслугах дарованного избавления, а о том, что вера является единственной предпосылкой неизбежности избавления. Именно в этом его значение для израильской религии. Исходя, как и Иезекииль, из святости Бога, он принимает ее не с формальной стороны, т.е. не по требованиям, предъявляемым к иудеям, а по внутренней сущности, как нравственное величие. Нет ни одного пророка, который в этом отношении ушел бы так далеко, как второ-Исайя, и который так далеко увлек бы израильскую религию на путь монотеизма, подчеркивая исключительность Иудеи. То, что было намечено прежними пророками (высмеивание золотого тельца у Осии и прозвища, которые дает Исайя языческим богам), но проводилось без особой последовательности, становится основным принципом миропонимания. У второ-Исайи Иегова не только единственный Бог, которому надо поклоняться (декалог), или единственный в своем роде, но и абсолютно единый. Как Бог Израиля, он в то же время Бог природы и истории, творец неба и земли, причина всего сущего. Второ-Исайя, как и Иезекииль, заложил основу Кодекса святости. Для второ-Исайи Иегова, Бог Израиля – творец мира и правитель его. Согласно Кодексу святости Бог – творец мира, под именем Иеговы заступился за народ свой. Историческим мотивом представления о Боге у второ-Исайи служит победное нашествие полчищ персидского царя Кира, который нанес халдеям смертельный удар. У прежних пророков Ассирия и Вавилон являлись орудиями наказания в руках Иеговы, рассердившегося на народ свой, для второ-Исайи персидский царь – назначенный Иеговой освободитель Израиля, поэтому его пастырь и помазанник тот, кто восстановит дом Иеговы в Иерусалиме. Так как Иегова есть Бог Вселенной, то его помазанник может быть повелителем мира. Но и тогда Израиль остается средоточием божественного попечения. Поэтому второ-Исайя говорит о призвании Иудеи: как народ иудеи ничто, и в то же время его честь, его призвание – это познание Иеговы. Он должен как носитель идеи Иеговы донести ее к жаждущим познания народам и сделаться всеобщим светочем.

Второ-Исайя обозначает народ иудейский как Эбед Иеговы, – раб Иеговы. Сейчас ученые усомнились в авторстве второ-Исайи Песни Эбед Иеговы (Ис 42:1-4, 49:1-6, 50:4-9, 52:13- 53:12). Доказано их более позднее происхождение, относящееся к временам после пленения. Эбед Иеговы – это не определенный исторический деятель, учитель Торы, а вообще Учитель.

В Эбед Иеговы Иудея рассматривается как народ, отягощенный грехами, стонущий под бременем страданий, в то же время это народ идеальный, призванный и любимый Богом, о котором он никогда не забывает и которого он не перестает любить. Благодаря своей двойственности эта мысль приобретает наибольшую глубину. Идея должна стать выше реальности. В проповеди искупительного страдания (Ис 53) образ иудейского народа находит свое классическое выражение. Речь идет об очищении самого народа, о его внутренней сущности. Очищение достигается удовлетворением Иеговы страданиями иудеев, которыми они добровольно подчиняются и которые покорно несут, достаточное наказание, а, следовательно, и искупление. Подчинение высшему суду, а иногда и принятие смерти, есть единственный путь к новой жизни. У Иезекииля воскресение народа достигается извне (Иез 37), в Эбед Иеговы воскресение тесно связано с очищением. Именно здесь второ-Исайя больше, чем кто либо иной, является предтечей христианства. Он в двояком смысле пророк искушения: предсказывает освобождение от рабства в результате доблестных побед персидского царя Кира; освобождение означает для него прощение, снятие вины, отмену наказания и принятие благоволения Иеговы. Иегова, которого Иезекииль видел покидающим Иерусалим, близок в проповеди второ-Исайи к возвращению к своему народу. "Утешайте, утешайте народ мой, говорит Бог ваш", "Взойди на высокую гору, благовествующий Сион и скажи городам Иудеи: вот Бог наш!" (Ис 40:1).

Великое значение имеют эти мысли для еврейского благочестия, подтверждение этому мы встречаем в книге псалмов. Где говорится, что избавление от сильной нужды есть неизбежный результат милости Иеговы; где прослеживается тесная связь между отпущением грехов и спасением. Израиль является примером для народов, т.е. проповедником Иеговы. Подобные утверждения, в той или иной форме, встречаются на каждой странице Псалтири.

Иудейская община

Во второй половине VI века до н.э. Иудея пережила новый подъем. Вдохновленная пророками Аггеем и Захарием, а также Иисусом и Зоровавелем возобновлена постройка иерусалимского храма, закончившаяся на шестом году правления Дария Гистаспа в 516 г. (Езд 6:15). Восстановлению храма предшествовало возвращение плененных иудеев благодаря одержанным победам Кира. Однако постройка храма не возродила израильский народ, и не осуществились попытки возрождения Царства. Апокалипсиса не произошло. Но для поклонения Богу был восстановлен храм, и можно было заняться религиозной организацией на основе Второзакония. Однако религиозное рвение скоро остыло. Книга пророка Малахии, составленная в первой половине V столетия – это жалоба на недостаток рвения к Иегове, на несерьезное стремление исполнить свой долг. Пророк проповедует скорый суд Иеговы над Иудеей и призывает к религиозному обращению.

С появлением Неемии наступили новые времена. Он был человеком не слова, как пророки, а дела. Бывший царский виночерпий в Сузах, затем персидский наместник, он отдался служению пришедшей в упадок Иудее. С невероятными усилиями и стараниями ему удалось возродить государство к жизни, невзирая на тайное и явное противодействие, вновь воздвигнуть стены Иерусалима, привлечь в лежащий в руинах город новое население, устранить социальные невзгоды, возродить к вере народ израильский.

Видение пророка Захарии

Неемия встретил поддержку со стороны ученого книжника Ездры. Отношения этих людей вызывают разнотолки. По общепринятому мнению, основанному на изучении книг Ездры и Неемии, Ездра уже в 458 г. до н.э., т.е. за 13 лет до появления Неемии, вернулся вместе с другими пленными из Вавилона в Иудею и тогда уже сделал неудавшуюся попытку насильственно расторгнуть заключенные с нееврейскими женщинами браки и выделить иудейскую общину. Приблизительно в 445 г. до н.э. появился Неемия и начал претворять в жизнь намеченные Ездрой реформы, которые выразились в введении привезенной Ездрой из Вавилона Книги законов. Однако новое государственное устройство пришло в полнейший беспорядок во время отъезда Неемии в 432 г. до н.э. в Персию, и ему стоило по возвращении величайших усилий вновь заставить почитать законы. Изгнали видных священников, например, внука первосвященника Элиашива.

Неемия был облечен государственной властью. Невзирая на различие во времени, в положении, в характерах, верованиях и т.д., его можно сравнить с царем Давидом. Последний был отцом израильского государства, а Неемия – основателем иудейской общины. Неемия принадлежит к наиболее выдающимся людям израильского народа.

Ездра

Однако на внутреннее развитие израильской религии Ездра оказал огромное влияние. Соферимы (книжники) и ранее выступали в качестве придворных и государственных деятелей, но Ездра первый получил это звание в религиозной истории. По мировоззрению своему Ездра опирается на Иезекииля, он родоначальник плеяды лиц, которые в дальнейших столетиях стали законодателями, писателями и теологами иудейства. В хронике книжники выступают как определенное сословие. В иудейских преданиях они рассматриваются как наследники и последователи пророков. Пророкам иудаизм обязан религиозным величием, а книжникам – интеллектуальной сущностью. Еще во времена Иисуса они были истинными духовными владыками народа, и их значение трудно переоценить.

Иерусалим. Общий вид

Деятельность Ездры и Неемии подвела к логическому завершению религиозные реформы, начавшиеся с введением Второзакония. Была создана религиозная система, которая, в противовес языческому миру, должна была выражать единство, святость, господство и милость Бога. Государство превратилось в церковь; церковь сделалась государством. Весьма поучительно сравнить более древние книги царств с историческими летописями. Левиты занимают место царских телохранителей, на первом плане стоят не политические, а религиозно-обрядовые соображения. Проявляется вся разница между прежним и новым временем.

Иосиф Флавий впервые употребил слово теократия по отношению к конституции церковного государства. Это слово постепенно вошло в употребление. Его стали применять в более свободном смысле, в качестве характеристики израильской религии.

Человеческие властители, будь то судьи, старейшины, или цари, находятся под покровительством Иеговы и пользуются своими правами лишь до тех пор, пока выполняют волю его. Не таково историческое значение этого слова. Теократия – иерократия, т.е. форма правления, при которой власть находится в руках священника, а не царя. Таким образом, это слово стоит в ряду обозначений, как монархия, олигархия, деспотия и т.п.

Малозначительного соперника иудейская община получила в лице самаритянской общины, средоточием которой явился храм на горе Гаризим, близ Сихема. Эта община была учреждена Санваллатом, большим противником Неемии, для своего зятя, которого Неемия изгнал из Иерусалима (Неем 13). Хотя самаритяне называли себя законными сыновьями Израиля, на развитие религии они не оказали существенного влияния. От иудеев они переняли Пятикнижие, но не сразу, а позднее, ибо им необходима была благословленная Богом основа для своего культа.

Так как самаритяне изначально привлекли людей, недовольных иудейской законодательной реформой, они мало содействовали укреплению иудейской общины. Летописи называют былое северное царство языческой страной, и этим объясняется враждебное отношение иудеев к самаритянам. Это отношение не улучшилось и ко времени Иисуса. В 120 г. до н.э. храм на горе Гаризим был разрушен Иоанном Гирканом.

Иудейская община продолжала развиваться. Из летописей видно, что законоучители объезжали страну, повсеместно встречая радушный прием. К иудейской общине примкнула и расположенная к северу от самаритян Галилея. Как различны были условия религиозного культа в Палестине и Иудее, явствует из 2 Пар (30:10 и сл.).

Священный ковчег (с египетского памятника)

Упрочились значение храма и власть священнослужителей в Иерусалиме, во всех городах страны были выстроены синагоги, ставшие центрами духовной жизни. Для укрепления закона синагоги сослужили такую же службу, как бамоты в древнем иеговизме. Они приблизили религию к народной жизни. При политических неурядицах и различных местных столкновениях благодаря синагогам крепло осознание избранности Иеговой. Псалмы, относящиеся к этому времени, свидетельствуют об истинной набожности.

Царь иудейский

Наиболее значительным созданием посленеемиевского периода является канон. Предпосылки для его появления были заложены Второзаконием. Уже во время плена каноны связывали с более древними, историческими и законодательными произведениями, в то время как остальные книги были переработаны согласно установлениям Второзакония, как например, Книги Судей и Царств. К Второзаконию прибавились позднейшие собрания законов. Важнейший из них – так называемый Кодекс святости, или закон Синая, а именно Книга Левит. Как и положенные в основание сборника законы, все вместе взятое получило название Торы Моисея и в качестве закона Моисея составило первую Библию иудеев. Как можно заключить из летописей, это сочинение существовало в его теперешнем виде в конце IV века до н.э., однако труд по его исправлению и дополнению продолжался долгое время спустя. Но с завершением Пятикнижия законодательная работа не закончилась. Последовали Мишна и Гемара, была написана Тозефта.

Второе собрание Священного Писания составляют nebiim (пророки). Все, что сохранилось от древней исторической и пророческой литературы, соединилось с новыми произведениями, было приведено в порядок и представлено в виде единого целого. Древние писания получили значительную переработку, однако, тем не менее, трудно провести резкую грань между старым и новым. Главным принципом обработки древних произведений считается стремление поставить историю на службу религии, во-вторых, выявить настоящее как наказание или как знак божественного благоволения, являющееся результатом предопределения Иеговы. Последствием этого стало введение в закон задним числом определенных распоряжений и событий и внесение новых предсказаний в более древние писания. Ибо так как мировая история протекала по заранее определенному Богом плану, этот план был заранее известен пророкам, хотя и не заметен из написанных предсказаний. Прибавились писания современных, хоть и безымянных пророков (Ис 24-27, 34, 35; Иоил, Зах 9-14, Ион и др.). Эти писания отличаются от древних пророческих произведений более апокалиптическим характером и рассчитаны, главным образом, на современность. Для них идеалы прошлого могут с некоторой свободой применяться к ближайшему или отдаленному будущему и использоваться в качестве угроз или обещаний. В них не входит элемент псевдоииграфии, свойственный позднейшей апокалиптике и появляющийся в Ветхом Завете у Даниила. Ценность пророческих произведений в уверенности в близости спасения. Наряду со многими псалмами они носят мессианский характер, говорится ли в них о новом Мессии (Зах 9), или нет (Ис 24 и сл., Иоил). Характерным для настроений того времени является ненависть общины к притесняющему ее свету, ненависть, прорывающаяся в страстных мольбах о скорейшем наступлении суда и о мести. В книге Ионы мы встречаем не свойственную иудеям проповедь долготерпения и милосердия Бога и по отношению к языческому миру, ибо и его он тоже создал.

Иудейские пленники (с ассирийского памятника)

Иудейские пленницы (с ассирийского памятника)

Прямую противоположность Книге Иова представляет Книга Есфирь. Нельзя точно установить время происхождения этих позднейших пророческих книг. Многие из них относятся к греческому периоду. Тем не менее отнесение Захария к Маккавеевскому периоду не совсем основательно. К началу II века до н.э. собрание пророков было закончено и составило дополнение к закону.

Третий сборник, под названием "Кетубим" или "ксувим", никогда не сравнивался наравне с первыми двумя. В то время в народной жизни арамейский язык постепенно вытеснял иврит, и последний обязан сохранением в качестве святого языка именно Библии. Но религиозные тексты на иврите постепенно теряли свою жизненную силу в широких кругах народа, и на них стали смотреть как на мудрость ученых-книжников. Для чтения Священного Писания тексты приходилось переводить на местное наречие (таргумим).

Иудейство и Эллинизм. Иудейское благочестие

Во время персидского господства в V-IV века до н.э. иудейская община пребывала в состоянии стремительного развития. Под влиянием греческого мира в конце IV века она подверглась сильнейшим испытаниям: пришлось отстаивать свою религиозную оригинальность от натиска более развитой греческой культуры. Завоевательные походы Александра Великого и последовавшие после его смерти бесконечные войны принесли иудеям лишь изменение общей политики. В 320-198 годы иудеи находились под верховным управлением Египта. После принадлежали к сирийскому государству. Ни Египет, ни Сирия не оказали влияния на развитие иудейской религии. Евреи воздерживались от вмешательства в политику, а под управлением своих первосвященников оставались свободны в устройстве собственных религиозных дел. Напротив, вызванное Александром передвижение народов открыло новый мир. Александр хотел создать всемирное царство, которое держалось бы не только единством управления, но и единством языка, обычаев и образования. Евреи приняли участие в осуществлении этой идеи. Для становления иудейской религии важны два обстоятельства: 1) проникновение эллинизма в Палестину, 2) рассеивание среди чуждого народа.

Пустыня Нефуд

Со времени пленения можно было встретить евреев за пределами Палестины, но никогда в таком большом количестве. Возникли еврейские колонии на востоке, и на западе. Поселение иудеев в греческих городах поощрялось правителями всевозможными, даже насильственными способами. Обнаружилась необыкновенная способность евреев к торговле. Как когда-то они были пастухами, потом сделались земледельцами, теперь они стали заниматься торговлей. Столицей нового государства стала восстановленная Александрия, но очень скоро евреи расселились по всему миру. Они переняли греческие нравы и язык, необходимые для успешной торговли и ведения дел, не меняя внутреннего уклада жизни. Рассеявшиеся по миру иудеи чувствовали себя привязанными к иерусалимскому храму неразрывными узами. Они отсылали на восстановление храма денежные взносы, и чем далее они были отдалены от него, тем выше его ценили. Построенный Онием IV около 160 года до н.э. храм в Леонтополисе считался слабым подобием Иерусалимского храма, хотя в нем поддерживался иудейский культ вплоть до 73 г. до н.э. Даже проживавшие в Египте иудеи не считали его полноправным храмом.

Времена изгнания послужили на пользу и сохранению иудейской религии. Монотеизм исповедовался повсеместно, строились синагоги, соблюдались законы. Длительная связь иеговизма с Ханааном ослабела, и созданы были условия для превращения народной религии в мировую. Что и было сделано с помощью эллинизма.

Скиния

Во время царствования Птолемея II (283-247) Тора была переведена на греческий язык больше из литературных, чем из религиозных соображений. Вскоре перевели на греческий книги пророков и Кетубим. Становились известны широким массам и другие произведения, частью переведенные с еврейского (Сир, I Макк и др.), частью сразу написанные по-гречески (Песн, дополнения к Дан, Есф и др.), и все это вместе иудеи, рассеянные по свету, приняли за свою Библию. Значение Библии для распространения и дальнейшего развития иудейства, а в связи с этим и для христианства, чрезвычайно велико. Характерно название septuaginta (семьдесят): в письмах псевдо-Аристея это название выводится из числа переводчиков Библии, но, вероятно, оно относится к 70 народностям (Быт 10), читающих Библию, ведь греческий язык являлся языком космополитическим.

Монеты времени Маккавеев

Вследствие того, что христиане в спорах с иудеями неизменно ссылались на греческий перевод, евреи совершенно отказались от переведенных на греческий священных книг. Только благодаря христианской церкви они сохранились до наших дней. Этот перевод создал новый язык – греческий литературный, из которого христианская теология заимствовали специфическую терминологию.

В религиозном отношении значение слияния восточной и западной культур заключается в тесном взаимодействии иудейской веры с греческой философией. Священные книги сделались доступными всему миру, а учения греческих философов изображались как истины, давно известные из Библии, проповедовавшиеся Моисеем и пророками. Достигалось это при помощи аллегорического толкования Писания.

Еврейская религия повлияла на греческий мир, несмотря на презрение к евреям. Ей же обязано происхождением такое явление, как прозелитизм, т.е. присоединение многочисленных неевреев к еврейской общине. Движущей силой был монотеизм, непосредственное применение еврейской религии к практической жизни, равно как и ее глубокая нравственность. Было много степеней такого присоединения. Наряду с подвергшимися обрезанию и воспринявшими все обряды и на этом основании принятыми в общину (истинные прозелиты, называвшиеся обыкновенно "прозелитами справедливости"), были другие ("богобоязненные язычники", "прозелиты торы"), признававшие монотеизм и почитание Бога без образа, соблюдавшие субботу и посещавшие синагогу. В исполнении обрядов они ограничивались лишь главными законами и не вступали всецело в общину. Число таких прозелитов было несметно. Понятно, что именно они составили большее число будущих христиан.

Иудаизм на чужбине под влиянием эллинизма развивался своим собственным путем, однако греческая культура захватила и Палестину. Были основаны новые города с греческим населением, в существовавших ранее появились греческие колонии. Греческие нравы и греческий язык распространились повсеместно.

Иерусалим с видом на мечеть Омара, построенной на месте храма Соломона

Отношение еврейской общины к эллинизму было неодинаковое. В высших кругах он встретил сочувствие. В начале II века до н.э. эллинизм в Палестине сделал большие успехи. Язон в 175 г. предложил сирийскому царю Антиоху IV (175-164) не только огромные, взятые из храма денежные суммы, но просил также о позволении устроить школу в Иерусалиме и согласие на именование жителей Иерусалима антиохийцами. Симпатии к греческой культуре сказались в отмене тягостных и варварских постановлений и во введении греческих обычаев, например состязательных игр.

Процесс эллинизации, который неизбежно привел бы к растворению иудаизма в синкретическом язычестве, сдерживался жесткой политикой Антиоха IV. Получив, благодаря раздорам в среде еврейской аристократии, повод для вмешательства в дела общины, он насильственно отменил еврейский культ и запретил исполнение еврейских обрядов под страхом смертной казни. Главным образом это казалось празднования субботы и обрезания. Так он хотел закончить дело эллинизации иудеев. Иерусалим должен был стать греческим городом. На алтаре жертвоприношений в храме был поставлен языческий алтарь, "мерзость запустения" (Дан 11:31, 12:11), а сам храм был посвящен олимпийскому Зевсу.

Сопротивлявшееся население было уничтожено, стены разрушены, и в превращенный в крепость град Давида поставлены сирийские войска. Начались религиозные преследования, но именно они и спасли иудаизм.

Иерусалим. Дамасские ворота

Иудейская аристократия перешла к эллинизму, но народ всеми силами держался за старые законы. Иудеи образовали своего рода секту, которая, под именем хасидим (asidaioi, набожные), отличалась преданностью закону и верностью вере отцов, но не вмешивалась в общественные дела. С началом преследования все изменилось. Хасидимы верностью религии и готовностью к мученичеству привлекли широкие массы людей, которые отнюдь не желали отказаться от своей веры и обычаев. И после короткого времени пассивного сопротивления под предводительством священника Матафия из рода Асмонеев вспыхнула священная война. Она велась с удивительным успехом, одна победа следовала за другой, пока наконец Иуде Маккавею, сыну Матафии, не удалось завладеть Иерусалимом. Храм был очищен, воздвигнут новый алтарь и после трехлетнего перерыва восстановлено богослужение. В честь этого события был установлен праздник освящения храма. Иудейская религия победоносно утвердилась в противовес эллинизму. Дальнейшая война велась уже не за религию, а за господство Асмонеев. Последним удалось низвергнуть установившийся с Апкимом законный род первосвященников. В беспрерывных войнах, где интриги и политическая опытность заступили место честности и верности, они облекли себя властью сначала первосвященников, а затем и царей. Израильская религия снова поднялась до уровня политической силы. Община превратилась в государство, Идумеи и итуреи подверглись обрезанию. Падение сменилось неизмеримым величием.

Но лишь на короткое время. Вскоре Израиль перенес позор через правление царя идумеянина, затем началось владычество римлян, и с самостоятельностью Израиля было покончено.

В религиозном отношении значение этих столетий заключается в развитии еврейской набожности. Книга Даниила, рожденная под влиянием религиозных преследований, в апокалиптической форме свидетельствует о глубокой вере и живой надежде "благочестивых". Книга упования и утешения, она дает религиозное понимание мировой истории со времени разрушения Иерусалима халдеями, задавая тон на многие века также и христианской церкви. Книга Даниила говорит о том, что языческому государству наступил конец, на это, по мнению пророка, случилось в царствование Антиоха IV. Близок день, когда язычники будут сокрушены сошедшим с небес божественным воинством. Настанет время Мессии, и иудеи, уже не как народ, а как мировое государство, восторжествуют. Воскреснут и мертвые мученики. Мысль второ-Исайи, что из глубины скорби вырастет счастье, и чем ужаснее гнет, тем ближе спасение, повторяется в книге Даниила. На утверждениях книги Даниила основано ожидание воскресения и в христианской церкви.

Вопрос о происхождении некоторых псалмов в маккавеевскую эпоху еще не решен, но именно тогда создались все благоприятные условия для написания псалмов: наряду с доходящей почти до отчаяния жалобой на первый план выступает ожидание Мессии. Вызванная верой вопреки действительности, эта надежда находила оправдание не только в успехах первого Маккавея, но и в победах Ионафана и Симона. Ожидания, которые связывались с возвращением из Вавилона, постройкой храма и Зоровавелем, воскресли. Пришествие Мессии казалось близким, он царствовал по воле Иеговы над Сионом, и земля до крайних пределов была ему подчинена. Иегова звал его: "сядь одесную Меня", – и был он облачен званием первосвященника. Ожидания скорого прихода Мессии давали силу переносить социальные и политические невзгоды и вселяли самосознание своей святой обособленности.

Книга Геноха, Малая Соломонова псалтирь, составленная в середине I столетия до н. э, ясно показывает, как выступление Помпея, правление позднейших Асмонеев не только содействовали ожиданию мессианского времени, но и придали ему характер радостной уверенности. Уже намечаются противоречия между будущей судьбой верующих и безбожников (Пс 17). Мы стоим на пороге Нового Завета.

Второй, тесно связанный с мессианскими ожиданиями, признак еврейской набожности трех столетий – это проводимая в жизнь законность, основанная на деятельности Ездры и распрях между фарисеями и саддукеями.

Иерусалим. Яффские ворота

Саддукеи назывались так по имени Ца-дока, священника времен Соломона. Первоначально они считались единственно правоспособными иерусалимскими священниками. Когда право священничества перешло ко всем "сыновьям Аарона", саддукеи продолжали занимать как духовная аристократия привилегированное положение. В их руках находилось руководство общиной. Саддукеи поддерживали эллинистов. После маккавеевских войн саддукеев лишили господства, и их место заняли асмонеевские правители. Вместе со званием они унаследовали также и имя. Определение священнического рода стало обозначением духовной аристократии, а затем и общим названием сословия.

Под именем фарисеев, впервые упоминаемых при Гиркане I (135-105), выступали хасиды. Пока, в войнах Маккавеев, шла борьба за восстановление религии, хасиды поддерживали иудеев. Но когда Асмонеи воспротивились восстановлению законного рода первосвященников, они выступили против саддукеев и светского духовного сословия.

Это противодействие, которое привело при Иоанне (104-78) к открытому разрыву, относится к наиважнейшим в религиозном отношении событиям дохристианской эпохи. В принципиальном отношении его можно сравнить с борьбой между Илией и Ахавом.

Фарисей и мытарь

Главным моментом спора было различное понимание закона. Писаный закон был и для саддукеев непререкаемым авторитетом, и они в общем и целом держались в рамках его предписаний. Но в практике жизни закон отступал на задний план, главные стремления направлялись в область светской, политической жизни. Саддукеи жаждали могущественного государства. Для фарисеев же, напротив того, закон означал все, в отличие от светской и политической жизни со всеми ее треволнениями. Они презирали стремление еврейской аристократии к власти и почестям. Фарисеи хотели святой общины, но не государства. Для них имели значение интересы не национальные, а религиозные, достижение справедливости исполнением изложенной в законах божественной воли. Жизнь должна соответствовать закону, при этом мораль отступала на задний план перед внешней набожностью. Замена морали внешней обрядовой службой – эта опасность грозила иудаизму со времен Ездры.

Фарисеев интересовал не столько закон, сколько дух закона. В то время как саддукеи придерживались исключительно старого закона и отвергали всякое распространительное его толкование, фарисеи стремились к непрерывному развитию закона применительно к новым условиям жизни. Изучение закона было необходимо. Если и не все книжники были фарисеями и не все фарисеи книжниками, то все же между ними существовала тесная связь. "Народ, не знающий закона, проклят" (Иоан 7:49). Следствием этого явилось высокомерие и сознание собственной правоты, с одной стороны, равнодушие и отчаяние – с другой. Закон превратился в тяжелое бремя.

Что касается мессианских ожиданий, то в во время, как саддукеи стремились восстановить Давидово царство с оружием в руках, фарисеи ожидали пришествия Мессии, и только строго сообразованная с законом жизнь могла бы ускорить его пришествие. Так, в Псалтыри строгое исполнение закона составляет необходимый залог пришествия Мессии.

Не установлено, составляет ли небольшая секта ессеев, первое упоминание о которой встречается лишь в середине II века до н.э., разветвление секты фарисеев, как думают многие ученые. Во всяком случае они не могут сравниться по своему значению с фарисеями и саддукеями. Ессеи совершенно отказывались от мирского благополучия, жили тесно организованной общиной, доступ в которую открывался лишь после длительного испытания, и руководствовались высокими идеалами святости и чистоты. В мировоззрении ессеев чувствуется чужое влияние, отгораживанием от внешнего мира и замкнутой от внешней культуры жизнью они напоминают рехабитов прежнего времени. Нельзя категорически утверждать, что христианство развилось из учения ессеев. Но вполне вероятно, что последнее оказало сильное влияние на развитие монашества.

Кана Галилейская

Фарисеи подвели иудаизм к логическому концу, требовались новые пути развития религии, и они проявляются в так называемой "книге Премудрости". Это течение берет свое начало от Соломона и пытается приспособиться к обыденной жизни во всем ее многообразии. Преображенная вера сложилась в Палестине со времени проникновения эллинизма и стремилась достигнуть господства сохранением веры в Бога при одновременном частичном или полном отказе от закона, или, по крайней мере, от его ритуала.

"Книга Премудрости" обнаруживает религиозный характер в утверждении, что страх Иеговы есть начало мудрости. Затем дает бесчисленные практические советы, являющиеся в большинстве случаев плодом богатого жизненного опыта и серьезных размышлений, определяет линию поведения, которая могла бы указать верный жизненный путь при всех обстоятельствах.

Брак в Кане Галилейской

Явно обнаруживается индивидуализм этого направления, так как закон рассматривает отдельного человека лишь как члена единого целого, члена общества, связанного различными предписаниями. "Книга Премудрости", как Иезекииль и второ-Исайя, при крушении народа взывает к личному обращению и личной вере, на первое место выдвигается не религиозный, а нравственный идеал жизни. Индивидуализм составляет преимущество "премудрости", которая подготовила появление индивидуальной во всех отношениях евангельской проповеди.

Израильская религия в своем развитии подошла к логическому завершению. Ожидание Мессии, стремление к праведности как залогу к грядущему блаженству и вместе с тем соблюдение лишь внешних нравственных законов подготовили почву для появления Спасителя, Иисуса Христа. Когда понятие о Боге выразилось словами: "Отче наш, иже еси на небесех". Но это уже не относится к истории израильской религии.