Я лежу. Укрытая одеялом. Я не знаю, когда мама меня укрыла. Я смотрю в окно. Темно. Я вижу луну в окне. Мама говорит, она растет. Я вижу маму в окне. Как бежит время, говорит она, и я ее больше не вижу. Я знаю, что скоро я перестану видеть луну и что потом будет светло и наступит новый день. Сейчас еще нет света. Сейчас есть окно. Есть луна, которая растет. Я слушаю маму. Слышу ее слова. Когда-то, когда она стояла у окна со мной и рассказывала. Сречко получает пенсию после ухода мамы, сказала она. Крохотную, но, по крайней мере, у него есть что кушать. Только бы он не пропал, бедный Сречко. Он уже отправился в сторону вокзала, чтобы сесть на поезд, поехать в Вену. С сумкой для хлеба шел на вокзал, чтобы уехать в Вену. Его встретил Карло и объяснил ему, что он не может ехать в Вену с сумкой для хлеба. Кто знает, что бы с ним там было. В Вене, так далеко, где все эти улицы и площади, и с сумкой для хлеба.

Сейчас я не слышу больше ее слов. Я слышу шаги на лестнице. Четко их различаю. Каждый. На каменных ступенях. Я знаю, что это Карло. Он проснулся. Не спит, как и я. Он не заходит ко мне в комнату. Идет вниз по лестнице. Мама говорит, что иногда Карло встает с постели, когда светит луна, и бродит. Идет на кухню, потом в прихожую, во двор — и ходит по полю, где растет картошка и фасоль. Мама рассказывает, что слышит, как он выходит из своей комнаты под самой крышей и спускается по лестнице в прихожую, во двор, на поле. Ну когда же ты наведешь порядок в этой норе, сердится на него мама. Мама говорит, что Карло спит в норе и что он уже достаточно большой, чтобы самому навести у себя порядок. И работа у него есть, говорит мама, в лесу. Он зарабатывает и мог бы весь дом поправить или, по крайней мере, побелить. Мама хочет, чтобы в доме были стены белые, окна белые и двери белые. Папа говорит, что ему все равно. И мама расстраивается. Я знаю, потому что потом она уходит в кладовку, где запирали дедушку, когда он был пьян и буянил. Купи краску, просит мама Карло, когда мы сидим за столом, и папа кашляет в прихожей. Мы всё выкрасим в белый цвет, говорит она. И Карло молчит. Как сейчас. Я слышу его, он на кухне, в прихожей. Сейчас он открывает дверь. Мама говорит, что он спит и бродит, что его нельзя будить вдруг. Что он должен просыпаться потихоньку, как дети, говорит мама. Я хочу его видеть. Я хочу к окну, посмотреть на двор. Я встаю. Когда я встаю, я думаю о Иване. Мама говорит, что уже прошло несколько лет, как Иван не заходит к нам. Но я его вижу. Я думаю о нем и вижу его. Всегда, когда встаю с постели. Сама. Когда нет мамы, я вижу Ивана. Мама говорит, что сейчас он ходит в школу в Любляне, что скоро он вернется. Я думаю, что он меня вылечит и потом мы будем вместе ходить в школу. Я вижу его, он маленький, у него уши торчком и короткие штаны, и высокая трава. Я всегда вижу его, когда сама встаю с постели.

Сейчас я стою. Смотрю в окно. Приближаюсь к нему. Я вижу луну, как она приближается ко мне, и окно тоже. Окно с луной. Сейчас я здесь, я вижу крону, где спят птицы. Я вижу каштан. Вижу поле и чуть дальше черешню. Луна светит на поле и на черешню. Я вижу Карло. Я вижу его. Он вышагивает вдоль поля, как говорит мама. Сейчас он остановился. Я тоже стою у окна и смотрю. На него, как он стоит у поля. Я слышу маму, как она разговаривает со мной, у окна. Ее здесь нет, но я ее слышу. Мама хотела бы как-нибудь подойти к Карло и послушать, про что он говорит, потому как он всегда разговаривает, рассказывает мама, когда встает с постели, когда светит луна. И еще мама думает, что Карло говорит все то, чего не хочет ей рассказать, когда не спит. Что Карло единственный здоровый человек в доме и что они должны были бы чаще разговаривать, они вдвоем.

Я хочу вниз, по ступенькам, на двор, к Карло. Я хочу послушать, про что он говорит. Мамы нет. Она спит. Папа тоже. Я слышу его, он храпит. Мама рассказывает, что ей нравится, когда папа храпит, потому что точно так же было тогда, когда ей сказали, чтобы она подождала, подождала Франца, что он красивый и что они поженятся. И потом они поженились, рассказывает мама иногда, потому что он вернулся, и он был красивый, и они поженились, и он храпел, мама миа, как он храпел, боженька. Я иду к двери, выхожу на ступеньки. Луна. Светит. Слабо, чуть-чуть. Я вижу свои босые ноги на ступеньках. Сейчас я в прихожей. Дверь во двор открыта, я вижу двор, луну. Я иду по двору к полю. Я вижу его. Приближаюсь к нему. Я вижу его все ближе и ближе. Сейчас я почти рядом с ним. Я ничего не боюсь. Карло — мой брат. Он меня возит, если надо. К Элизабете меня возит. Он добрый, охраняет лес, деревья и животных, как говорит мама, он только краску должен купить, чтобы мы покрасили дом, и ту нору, где он спит, он должен ее привести в порядок и покрасить в белый цвет. Я стою и смотрю на него. Сейчас мне холодно.

Мамы нет, чтобы она меня укрыла. Есть Карло. Он мой брат. Я слушаю. Я не слышу его. Я вижу, что он шевелит губами, но я ничего не слышу. Карло разговаривает. На кухне он не говорит и не рассказывает. Сейчас я его не слышу. Губы шевелятся, но я не слышу, что он говорит. Я хотела бы, чтобы он видел, что я его слушаю. Я хочу его разбудить. Но мне нельзя. Мама говорит, что его надо будить потихоньку. Я бы влетела в него и отправила бы его в лес, пусть охраняет животных, пусть охраняет деревья, пусть едет за краской, чтобы мы покрасили дом, стены, окна и двери. Я смотрю на него. А он на меня нет. Он смотрит на поле, где растет картошка и фасоль, и шевелит губами. Потом говорит: Феликс! Я четко слышу. Он говорит: Феликс! Несколько раз.

Дядя Феликс. Он на небесах. Я знаю. Мама говорит, что дядя Феликс уже на небесах, и показывает на облака, когда мне так говорит. Он разговаривает с ним, я слышу. Его здесь нет, дяди. Только Карло здесь, и он разговаривает, смотрит на поле и разговаривает с Феликсом. Я думаю, что дядя Феликс пришел с небес, что он там, куда смотрит Карло, на поле среди фасоли. Я не знаю, кто такой Феликс, я не знаю, какие у него уши, какие глаза и какие ноги. Мама говорит, что он рано отправился на небеса, что я его никогда не знала, что я была еще очень маленькая. Возможно, он сейчас другой, дядя Феликс, и Карло уже знает, какой он. Карло — мой брат. Он смотрит на поле и разговаривает с дядей Феликсом. Его я тоже не слышу. Я смотрю на фасоль и не слышу его. Я хочу слышать. Дядю Феликса я хочу слышать. Хочу, чтобы он разговаривал со мной, рассказывал мне. Сейчас я чувствую ветер. Мне холодно. Я хочу его слышать, дядю Феликса, чтобы он рассказал мне о том, о чем говорит мама. Я хочу, чтобы он сказал мне, посмотри, Балерина, как я красиво пишу… Посмотри, Балерина, как я красиво рисую! Я хочу, чтобы он написал Да-здравствует-Югославия, хочу, чтобы он написал Наш Тито, хочу, чтобы нарисовал партизан, хочу, чтобы нарисовал Тито с усами, и если хочет, потом он может вернуться на небеса. Я приближаюсь к Карло, я хочу его разбудить, чтобы он мне сказал, где дядя Феликс, чтобы он сказал ему, пусть говорит громче, пусть кричит, если хочет, пусть поет, ведь никого нет, ведь еще темно, ведь еще луна там наверху, и Карло здесь, у нивы! Никто его не услышит. Только мы двое. Я и Карло. Сейчас, я этого хочу! Я влетаю в Карло, Карло содрогается, смотрит на меня. Я вижу его глаза. Я думаю, что ему страшно, он открыл рот. Он кричит: Балери-и-и-на-а-а-а-а!! Я смотрю на него. Мне страшно. Я больше не знаю, это ли мой брат Карло, тот, что стоит передо мной. Он держится за голову и ходит вдоль поля, спотыкается, падает, поднимается, идет к дому, потом останавливается, смотрит на меня, я стою, мне холодно… Сейчас он все ближе и ближе, он здесь. Берет за руку, тащит меня! Говорит, что осень, что я простужусь… Иди сюда, Балерина. Потом я вижу свет в доме. Слышу мамин голос. Зовет меня: Балери-и-и-на-а-а! Балери-и-и-на-а-а! Наверняка она уже во дворе. Да. Я вижу ее. Карло тащит меня, отпускает меня во дворе, идет в дом. Мама меня обнимает. Ну куда же ты ходила, Балерина? — спрашивает она меня. Я ведь тебе сказала, что Карло надо будить потихоньку. Видишь, какой он. Завтра ему на работу, а теперь он не сможет спать! Ох, Балерина, Балерина моя… Иди сюда, говорит она и ведет меня в дом.

Я не хочу в кровать. Не хочу на кухню, не хочу в дом. Мама держит меня за руку. Я смотрю на луну, я не хочу в дом. Я смотрю на крону каштана, где спят птицы, я смотрю на окно своей комнаты, у которого стоим мы с мамой и глядим в сторону ее Ангельской горы, потом мы вдвоем уже почти в прихожей, я вижу олеандры у входа, мама рассказывает, что они ядовитые, но очень красивые. Мама говорит, что олеандры белые, что у них белые цветы, как дверь, как стены, как окна, если бы их покрасили. Она тащит меня по лестнице. Тащит меня в комнату. Иди сюда, Балерина, говорит она, сейчас ты ляжешь и увидишь сны… Иди сюда!

Я не хочу. Беру подушку и бросаю ее в окно, иду к шкафу, беру юбки, бросаю их на пол, иду к окну, мама ловит меня, я бросаю подушку в окно, бросаю одежду в окно, беру стул. Внутри, там, где мама говорит, что у меня сердце, мне больно, очень. Потом шум в ушах. Я хочу на цыпочки, хочу петь, не могу. Я чувствую, что открываю рот и кричу, сейчас, кричу во весь голос. Я знаю, что папа проснется, знаю, что придет и Карло. Я кричу, я не хочу спать, я не хочу мамы, не хочу никого… Я вижу маму, сейчас она пойдет в кладовку за капельками. Даст мне капельки, и потом закроется в кладовке, и будет плакать, потому что Карло повезет меня к Элизабете. Я кричу. Пришел папа. Мама говорит: Франц, помоги, и плачет, я знаю, что она плачет. Карло уже во дворе. Я знаю, как всегда. Подбирает подушку, одежду. Стул у меня в руках, и я вожу им вокруг себя, чтобы никто не приближался. Франц, помоги, говорит мама. Папа в дверях, в широкой пижаме, он смотрит на меня, не говорит ничего, долго ничего не говорит, потом подходит ближе, я его вижу. Он совсем рядом со мной. Я знаю, он пришел, чтобы я схватила его за ухо, чтобы я его тянула за ухо, а ему не было больно. Он смотрит на меня. Я хватаю его за ухо. Я верчу его ухо. Мамы уже нет. Я знаю, что она готовит капельки. Я кручу и тяну ухо. Я знаю, что она готовит капельки. Я кручу и тяну ухо. Папа в пижаме спотыкается, но позволяет, чтобы я его тащила по лестнице, в прихожую, на кухню.

Сейчас светло. Утро. Мама опять синяя. Моя мама красивая, когда утро. Она сидит за столом. Капельки я уже выпила. Я стою на кухне в углу. Папа тоже сидит за столом. Он зажег лампочки на гондоле, смотрит на гондолу с зажженными лампочками и сидит за столом. Я слышу шаги. Карло спускается по лестнице. Я больше не кричу, не стою на цыпочках, не пою. На мне розовая юбка, та, с бантиком. Я не понимаю, почему мы все на кухне так рано. Утро синее, и на кухне тоже. Мы все синие от утра. Карло входит в дверь. Я вижу, что в руке он держит сумку. Я думаю о луне, и о поле, и о дяде Феликсе на небесах. Папа все еще смотрит на гондолу с зажженными лампочками. Карло стоит в дверях с сумкой. Потом мама говорит, что я поеду к Элизабете, что она устала, что она должна отдохнуть. Она обнимает меня, я чувствую ее щеки, ее острые скулы на своем лице. Потом она идет в кладовку и плачет. Я иду к Карло. Я иду всегда сама, когда мне говорит мама, что я еду к Элизабете. Я вижу, что папа смотрит на гондолу. Он говорит: Будь умницей, Балерина. И я иду через дверь в прихожую, мимо олеандров, из дома, к Элизабете.