Однажды сидя на террасе кафе «Фукье» я любовался городом. Люди шумели за столиками. Неожиданно все головы повернулись в сторону. Из большой американской машины вышел высокий человек. Он шел по тротуару к кафе. «Шаляпин! Шаляпин!» – пронеслось по столикам. Он стоял на фоне заката – огромный, великолепный, на две головы выше всех. Его обступили, каждому хотелось пожать его руку. Меня охватило чувство гордости. Он стоял словно памятник самому себе. Я выждал момент, подошел, представился и почти до самой его смерти мы были друзьями. Для выступления Шаляпина в Париже, была создана «Русская опера». Оркестр и хор вызвали с Риги. Декорации писали лучшие русские художники. Со всей Европы были собраны лучшие оперные и балетные артисты и дирижеры.

«Борис Годунов». Как он пел! Как страшен и жалок он был с призраком убитого царевича! Какой глубокой таской и мукой звучали его слова: «Скорбит душа!…» И когда в последнем акте он умирал, заживо отпеваемый церковным хором под звон колоколов, публика дрожала. Волнение и слезы душили зрителей. Люди привставали, чтобы лучше видеть и слышать его шепот. Публика рыдала, ловя его последние слова.

У Шаляпина был свой дом в четыре этажа. Три нижних он сдавал. Только младшая сестра Даша жила с матерью и отцом. Остальные дочери повыходили замуж. Борис и Федор жили самостоятельно. Была у него и вилла в «Сен Жан де-Люс», но он ее не любил. «Вот», – говорит, – «землицу я купил в Тироле. Климат чудесный, лес, горы на Россию похоже. Построю дом с колоннами и баню, обязательно русскую баню, распарюсь и в снег! Ты с Иваном ко мне обязательно приезжай».