В ресторанную залу отеля Риц, одного из самых роскошных и дорогих заведений Парижа, зашёл высокий худощавый шатен, невольно привлекающий к себе взгляды сидящих дам. Что-то отличало его от тех мужчин, которых можно было встретить в Париже. За изяществом манер и вежливой, немного извиняющей улыбкой будто скрывалось что-то ещё, заставляющее испуганно сжиматься тех, кто встречался с ним глазами. И лишь только один из присутствующих осмелился смотреть прямо в лицо вошедшему.

— Мне сказали, что месье Эмбер ждёт меня здесь. Весьма интересно, что вы выбрали это место для встречи, — сказал Михаил, усаживаясь напротив Рейнарда.

— Месье Паланок, — кивнул учитель. — Или лучше месье Ракоци?

— Лучше, чтобы этой встречи и вовсе не было. Я в ней не заинтересован.

— Могу я узнать о ваших дальнейших планах в Париже, месье Ракоци?

— Завтра я покидаю столицу, так что о планах говорить бессмысленно. И полагаю, в следующий раз вернусь, когда вас уже не будет в живых. Век смертных так не долог, — мягко и почти сочувственно сказал вампир, скучающе разглядывая Эмбера.

Рейнард наклонился вперед, с не меньшим интересом изучая Михаила.

— Не могу понять, почему вас вообще принимают за людей. Вы даже не слишком старательно притворяетесь.

— Смертные видят только то, что хотят видеть, — не стал спорить Ракоци. — Это все, что вы хотели мне сказать?

— Нет. Я хочу узнать, почему вы похитили Клэр Легран? Вас видели с ней здесь, в Рице.

— Похитил? В этом не было нужды. Она пошла со мной добровольно. Разве Франция — не страна свободных людей?

Рейнард сжал кулаки.

— Она вот так вот бросила все, никому ничего не сказав? Разве это похоже на Клэр?

Михаил пожал плечами.

— Думайте, что хотите. Сделать вы ничего не можете.

И это было правдой. Первое, с чем столкнулось общество Орлеанского — это с запретом хоть как-либо беспокоить Михаила Паланока. Глава жандармерии, до этого едва не лебезившего перед мастером ложи, в этот раз ясно дал понять, что помочь ничем не может. И если те решаться на открытый конфликт с высшими, вынужден будем им помешать. Понятно, что сам он такого решения самостоятельно принять не мог. Древние вампирские семьи на протяжении нескольких столетий были одними из самых сильнейших и опасных сил на политической карте Европы. И навредить без веской причины одному из Ракоци — означало потерять возможных союзников на востоке и понести огромные убытки в торговле.

Не ради обычной девушки. Но вот безумная вампирша, убивающая богатых и знатны парижан была все же достаточной угрозой. Почти все согласились, что лучше убрать её тихо, надеясь, что Михаил Ракоци не заинтересуется судьбой Истван Ракоци, которая давно была сама по себе. И не станет мстить после — ведь люди всего лишь защищали себя.

Но если в чем вампиры и были похожи на людей — так это в том, что ими руководили не рациональные убеждения, а желания и чувства. Потребность в любви, привязанность… Всё, то дает смысл жизни, и то, что делает слабее и уязвимее.

— Истван Ракоци казнят завтра. За множество убийств — почти с дюжину. Меньше чем за месяц.

Глаза Михаила непроизвольно расширились, выдавая его изумление.

— Истван здесь? В Париже?

— Какое-то время. Вы не знали? Может, как и то, что ваша мать напала на Клэр Легран? Вы должны были видеть раны.

Подошёл официант, чтобы забрать меню, но Эмбер отослал его взмахом руки. На лице его горело злое торжество.

— Иронично, не правда ли? Ваш отец, месье Ракоци, погиб в том числе и по вине моего отца, но сам был убит Истван. Теперь уже я буду присутствовать на её казни.

Михаил уже успел взять себя в руки, хотя радужки все ещё отсвечивали красным янтарём.

— Вы, видимо, хотите предложить обмен? Вернуть вам Клэр в обмен на Истван?

— Неравноценный обмен. И глупый. Если отпустить Истван, она убьет ещё многих.

— И всё же вы здесь, месье Эмбер.

Рейнард поднялся.

— Да. Но мне от вас ничего не надо. Я хотел лишь, чтобы вы знали, что вскоре потеряете. Хотя возможно, вам всё равно. Или я даже делаю вам услугу.

Вампир закрыл глаза, а затем открыл их, и вкрадчиво поинтересовался:

— Может быть. Но почему бы вам не сказать, где общество Орлеанского держит Истван?

— Не утруждайтесь. Я бы не стал приходить без защиты от внушения.

Оставив несколько банкнот за так и не заказанный ужин, Рейнард ушёл, оставив Михаила одного за столом. Некоторое время Михаил просто смотрел в окно. Солнечный свет уже не слепил глаза, но небо все еще было расцвечено закатными цветами. Но больше чем закат Михаила заинтересовал человек, прячущийся в тени под фонарем с газетой в руках. Выглядело это настолько подозрительно, что даже глупо. Или наоборот, слишком глупо, чтобы не быть подозрительным.

Михаил вышел на улицу. К тому времени никого под фонарем уже не было. Но он все ещё чувствовал взгляд на себе. И смутно знакомый запах, которого здесь просто не должно было быть… Нет, не совсем его. Скорее, похожий.

Загадка недолго оставалась таковой. Стоило Михаилу свернуть на тихую и пустынную улочку, как он услышал крадущиеся шаги за своей спиной. Михаил остановился, и потянул носом. Железо и порох.

— Откуда ты достал револьвер, Клод? — развернувшись, спросил вампир. — Это опасная игрушка для детей. Твоя сестра была бы недовольна.

Юноша выглядел скорее растерянным и испуганным, чем опасным. Высокий и долговязый, с едва заметным пушком над верхней губой и в явно коротких для него форменных штанах, Клод Легран казался легкой добычей. Впрочем, как и его сестра когда-то. И все же он смог где-то достать оружие, и выследить его.

— Ты вампир, так? Я видел тебя на рисунке.

— И что теперь? Выстрелишь? Довольно сложно будет доказать жандармам, что ты убил вампира, а не беззащитного человека.

— Если надо — выстрелю. Иди вперед, — отрывисто приказал Клод.

Они зашли в небольшой тупик. Из горы мусора, гниющего у потрескавшейся кирпичной стены, шмыгнула кошка, кинув напоследок на Михаила дикий взгляд. Зашуршали и запищали в коробках и тряпье крысы, но тут же стихли.

— О чем вы говорили с месье Эмбером? — спросил Легран.

— Так ты знаешь его? Как интересно.

— Он мой учитель, — Клод скривился, будто ляпнул что-то не то. — Я состою в братстве и все о вас знаю.

— Юный подмастерье, значит?

Михаил огляделся. Мальчишка стоял достаточно далеко, чтобы можно было схватить его без шума, но место было достаточно уединенное. Вряд ли их кто услышит. Вот только зачем применять силу или внушение, если Клод в своей юношеской самоуверенности и браваде сам был готов все рассказать?

— Я хочу, чтобы ты отвел меня к Клэр, вампир. Немедленно.

— Или? Да прекрати в меня тыкать револьвером! Ты не причинишь мне вреда, — Михаил приблизился к Клоду, и остановился, лишь когда револьвер практически уперся ему в живот. Он ответ стол ладонью, сочувственно улыбнувшись растерявшемуся юноше. — Внушение не так легко преодолеть, тем более кому-то столь юному как ты. Если бы ты и вправду был учеником Эмбера, то знал, что обществу Орлеанского плевать на твою сестру. Даже более того, они способны причинить ей вред. Что ты будешь делать, если обнаружишь, что Клэр уже не совсем человек? Убьешь?

— Нет!

— А Рейрнард Эмбер сделает это легко. Или поступит ещё хуже. Будет держать её на цепи, мучая ради удовлетворения собственного любопытства, — Михаил вырвал из рук Клода револьвер и толкнув, прижал юноше к скользкой стене. — Скажи, ты слышал о Истван от своего учителя? Вампирше, что они поймали?

Клод кивнул, не способный сопротивляться чарам высшего. Только сейчас он понял, насколько серьезно попал.

— И где её держат?

— В особняке, на севере Парижа, — отрывисто ответил студент, дрожа от напряжения в мышцах. Чёрт, он даже не мог шевельнуть пальцем!

— Мне известно о том месте, что ты говоришь. Они не слишком стремились её спрятать, — заметил Михаил, немного успокаиваясь. Его по-прежнему выводило из себя даже упоминание о матери. — Ты ведь понимаешь, что наша встреча совсем не случайна, Клод? А я всё гадал, почему Эмбер упомянул Истван, но не стал идти дальше. Он лишь закинул крючок. Наживка — ты. Я должен заглотить её и отправиться спасать Истван. И даже если я убью тебя, это тоже будет на руку Эмберу.

— Месье Эмбер не знал, что я следил за ним!

— Правда? Тогда почему другой мой преследователь, более искусный, чем ты, так ничего и не предпринял, когда мы ушли вдвоем? Возможно, он надеется найти здесь труп — скорее твой, чем мой. Не могут же они быть так наивны, думая, что со мной способен справиться мальчишка.

Михаил отпустил Клода, и высыпал пули себе на ладонь. Усмехнулся.

— Обычная сталь, даже не серебро.

— Они освящённые!

Высший закатил глаза.

— Как будто это может помочь. Держи свою игрушку и отправляйся домой, мальчик.

— Я хочу увидеть Клэр! И мне все равно, что будет со мной. Я должен, должен…

Клод согнулся, пытаясь справиться с внезапным приступом слабости и головокружения.

— У тебя весьма нетипичная реакция на внушение. Как и у твоей сестры, — задумчиво сказал Михаил. — Если братство поймет это, то у тебя будут неплохие карьерные шансы. Они любят талантливых людей. Хотя на твоем месте я был бы осторожен в выборе друзей. И держись подальше от Истван, если не хочешь стать её жертвой.

— Вам на самом деле не будете пытаться вытащить свою мать? Её же убьют.

— Я рационально рассматриваю свои шансы на победу. И не готов залить Париж кровью ради личных интересов. Тем более есть и другие способы.

Клод смог остаться на ногах, и лишь только когда вампир скрылся, практически сполз в грязь. Сил больше не было. Раздался тихий звук шагов, в проеме мелькнула фигура и тут же скрылась. Вампир был прав. За ними следили.

Почти весь день я провела в какой-то прострации — то вновь вспоминая тот ужас, что мне пришлось пережить, то коря себя за слабость, проявленную перед Михаилом. Нога всё ещё жутко ныла под бинтами, и наступать на неё было нельзя, так что приходилось полагаться на помощь Одри, до смерти на меня обиженную. Служанка постоянно делала вид, что не понимает, что я от неё хочу. А на всякую мою попытку самостоятельно встать она злилась ещё больше, едва ли не силком оттаскивая к кровати.

Михаил и Луи ходили где-то по своим делам. Мне бы радоваться, что богомерзкие упыри оставили меня в покое, но одиночество съедало как никогда, и наводило на грустные и пессимистичные мысли. То и дело вспоминая дом, родителей, брата и семью, я начинала плакать, и к ночи была совершенно разбитая и больная.

Заснуть так и не удалось, поэтому когда дверь тихо открылась, я тут же села и мрачно заявила:

— Ничего пить не буду, кровью делиться тоже, и в постель не пущу. И вообще, у меня голова болит.

Вошедший зажёг керосиновую лампу, скорее для меня, чем для себя, и я поняла, что не ошиблась. Михаил Паланок-Ракоци, собственной персоной.

— Всегда хотел знать, как живут смертные мужья, у которых сварливые жены.

— Вампирши сварливыми не бывают?

— Если они пьют кровь у своих мужей, это приносит тем удовольствие, а не заставляет искать успокоения на дне бутылки и в кабацких драках.

— Значит, все всегда счастливы и довольны?

— Нет, — глаза Михаила неожиданно были полны грусти. — Но я постараюсь, чтобы ты была.

Я обняла колени руками, и склонила голову, разглядывая вампира. Уж он то точно не выглядел счастливым.

— Пока у тебя плохо получается. Может быть, смиришься, и отпустишь меня?

— Ну вот поживем пару-тройку сотен лет вместе, и посмотрим, — скучным голосом ответил вампир. — Спешить то зачем?

И в самом деле. Радует только одно. В мои вечные мучители записался именно этот вампир. Странный конечно. Но не психопат, как та вампирша, что едва не разорвала мне горло, и не носящий женские платья хозяин борделя. И не кто-то вроде Адриана… Проклятье. Кажется, я снова проявляю к Михаилу нездоровую симпатию. От безысходности пытаюсь углядеть в нём что-то хорошее, а в своей ситуации хоть что-то приятное. Или наоборот. Приятное в Михаиле, хорошее в ситуации.

Нет, все же о приятном в Михаиле думать не хотелось, так как жутко смущало произошедшее между нами. Его прикосновения, моя реакция на них… Гораздо легче было бы, если бы я просто боялась и ненавидела его. Он вампир. Убийца. Хищник. Я жертва. И есть лишь похоть и жажда крови с его стороны, и ненависть с моей. Без примеси симпатии или благодарности. Без желания узнать его поближе и понять.

Так было бы проще. И легче.

— Ты закончила портрет Луи? — спросил Михаил.

— Да, сегодня завершила последние штрихи. И… не смотри без моего разрешения.

Пока я встала и доскакала на одной ноге до портрета, он уже успел развернуть его к себе.

— Мне нравится. Это тот Луи, который есть на самом деле, которого я знал когда-то. И в то же время тот, кем он всегда хотел быть. Ты не льстишь ему, но будто высвечиваешь в нем скрытое от людских глаз. Нарисуешь когда-нибудь и меня? Было бы интересно узнать, как ты меня видишь.

— Только как плату за свободу.

Стоять на одной ноге было неудобно. Заметив это, Михаил обхватил меня за плечи, притягивая к себе.

— Никогда не встречал кого-то столь упорного в своих желаниях. Но жажда жизни и преданность самой себе еще пригодится, чтобы не потеряться во тьме.

— Во тьме? — растерянно переспросила.

— Ты ведь большая девочка, и не боишься тьмы? Я не хочу оставлять тебя одну, но есть путь, по которому мне не пройти.

Озноб прошёлся по моей спине и рукам. Я вскинула голову, пытаясь понять, шутит ли Михаил, или пытается меня запугать.

— Это такая вампирская черта характера — говорить загадками?

Поцелуй в лоб, легкий и невинный, так несоответствующий скользящим движениям ладони по моей спине и плечам. Не успокаивающим, будоражащим, потому что кажется вот-вот, и прикосновения Михаила станут гораздо откровеннее.

— Я пил твою кровь. Ты пила мою. Не только чтобы излечить тебя. Мне было важно… подготовить тебя. Ты ведь уже почувствовала, что изменяешься, Клэр?

С трудом выпутавшись из объятий, я похромала к кровати.

— Ничего не хочу слышать. И не позволю ничего сделать со мной. Лучше умру.

— Правда? Предпочтешь умереть?

Ох, кажется, я его разозлила. Что-то упало прямо позади меня, и я подпрыгнув, оглянулась. На полу лежал кинжал.

— Клинок. Ты можешь перерезать себе горло или вскрыть вены. Сделай это сейчас или потом будет поздно. Ты хотела выбор? Вот он.

Воздух застрял в легких. Он это серьезно? Ладно, я тоже погорячилась. Это вообще наша семейная черта — любовь к драме и категоричность. Но вот этого типа мне, судя по всему, не переплюнуть. Хотя все же стоит попытаться. Посмотреть, чего он стоит. И чего стою я.

Упрямо сжала челюсть, и схватив кинжал, прижала его к своему горлу.

— Не боитесь, месье Ракоци?