Ане всегда казалось, что маленькие города не могут быть старыми, – говорила Тася, идя впереди Веньки по тропинке. – Я думала, раз городок не успел разрастись, значит, ему мало лет. А когда узнала, что наше Караваево старше Москвы, по-другому стала относиться ко всем развалинам, старым улочкам.

Венька слушал, глядя под ноги. Он уже два раза оступился, несмотря на предупреждения Таси, и чуть не вывихнул ногу. С утра Геля отправила их погулять по городку, попросила Тасю показать достопримечательности, главной из которых был парк – чистый, ухоженный, с летним театром, в котором целыми днями играли ученики музыкальной школы. Это была Гелина задумка: пусть дети репетируют на свежем воздухе и заодно привыкают к тому, что их слушают. Людям нравилось – они давно уже привыкли к звучанию в парке скрипки, фагота, гобоя.

Но Тася в парке не задержалась и повела Веньку на берег реки – наверное, потому, что Блэк сразу рванул к воде. Ну, и они пошли за ним, как сказочные герои за волшебным клубочком.

Защищаясь руками от крапивы, Венька шел по тропе, заросшей так, что не видно было, куда ступают ноги. Хорошо еще, что Блэк бежит где-то впереди, да и Тася, чувствуется, дорогу знает наизусть. И еще шпарит, не умолкая, как экскурсовод.

– Я даже пейзажи стала другие писать, – рассказывала она. – Раньше у меня были яркие и резкие краски, а сейчас я чувствую, что не могу такими пользоваться. Смешиваю, путаю – так хочется передать бесконечность времени, которое здесь скопилось!

«Надо же, бесконечность времени! – хмыкнул про себя Венька. – Слова какие придумывает… Вот кого бы в Америку отправить». Кэт Хэллбрук, преподаватель колледжа, в котором Венька целый год учился в Нью-Йорке, как раз и занималась поисками по всему миру таких вот, непохожих на своих ровесников, детей.

Венька с самого начала, конечно же, приглядывался к Тасе, с которой ему так неожиданно пришлось познакомиться. И постепенно до него доходило: эта девчонка – как раз тот случай, когда «не выпендриваются». Это открытие показалось ему таким удивительным, что он даже не сразу поверил.

И с не меньшим удивлением он чувствовал, что сам себя не узнает. Вот, например, Таська рассказывает о том, что ему и в голову никогда не приходило, – о городке, о пейзажах и красках, – а он сразу понимает, словно сам здесь живет, и сам все это чувствует… И даже догадывается, что такое бесконечность времени.

Они вышли на высокий берег реки. Странно: казалось, что спускаются с горы, а когда совсем спустились, то увидели внизу еще обрыв. Городок весь остался где-то наверху. Река делала широкую петлю, открывая за собой простор пойменного луга. А слева и справа над речной излучиной нависали заросли городского парка, садов, просто непролазных кустов по оврагам.

– А ты чем интересуешься, Веня? – спросила Тася.

Венька пожал плечами. Попробовала бы, например, Катюха спросить у него что-нибудь таким серьезным и искренним тоном – уж он бы ей ответил! Подумав про Катюху, Венька вдруг понял: а ведь он уже не может даже вспомнить, как выглядит его московская подружка… Он бросил быстрый взгляд на Тасю – и не удивился своей беспамятности.

– Что интересно, тем и интересуюсь, – засмеялся Венька, глядя прямо в широко открытые Таськины глаза.

– Ой, я, наверное, не так спросила, – смутилась она. – Я просто забываю, что ты все-таки привык к другому языку. Интересоваться – не в смысле забавляться, а по-настоящему… Ну, что тебе кажется важным в жизни, из занятий?

– Типа хобби?

– Ну конечно! О профессии еще рано говорить. Вот мама, например, даже специально просит нас с Женей, чтобы мы не мечтали пока ни о какой профессии. Она говорит: в вашем возрасте человек просто не может понимать, кем хочет быть. И пока лучше увлекаться всем – музыкой, живописью или той же математикой. Правда, я ее терпеть не могу, – добавила она.

– Я тоже, – кивнул Венька.

Ему так легко было говорить с этой девчонкой, он совсем не думал, что надо говорить, а что нет. Никогда с ним такого не бывало! Сколько Венька себя помнил, он готов был скорее язык проглотить, чем показаться кому-нибудь смешным. А что всегда найдутся желающие приколоться над излишней откровенностью – это он давно уже усвоил. Но теперь ему почему-то хотелось забыть все, что он усвоил до сих пор…

– Вообще-то, – сказал он, – особенной любви у меня ничего не вызывает. Так – компьютеры нравятся, видеокамерой что-нибудь поснимать. Например, один и тот же вид с разных точек. Почитать люблю, – сказал он и справедливости ради добавил: – Но только если книжка попадется, которую из рук выпустить жалко. Такие, правда, раз в сто лет встречаются.

Веньке не очень хотелось признаваться, что чтением он себя не особо загружает. Книг в доме было много, но он все время откладывал на потом знакомство с обширной родительской библиотекой. То, что проходили по программе, казалось довольно нудным. А что попадало в руки случайно, тоже редко шло в кайф. Тот же Пелевин, например.

Тася оживилась: видно, ей интересно было разговаривать о книгах. О компьютерах и видеокамерах она, конечно, побеседовать не могла.

– А что тебе понравилось из того, что ты недавно читал? – тут же спросила она.

– Лучше б ты не напоминала, – махнул рукой Венька. – Я, понимаешь, книжку эту как раз и забыл, когда сюда собирался. Ну, не дебил? А книжка – класс. «Папийон» называется. Это по-французски значит «бабочка», главного героя так прозвали. Представляешь, его несправедливо на каторгу упрятали, и он мечтал убежать, чтобы отомстить своим обидчикам.

– Так это же «Граф Монте-Кристо»! – засмеялась Тася.

– Не знаю, не читал, – пожал плечами Венька. – Хотя, конечно, слышал. Нет, ты прикинь: Папийон ни о чем не думал, только о побеге! Раз десять убегал. Его ловят, упрятывают еще куда подальше, на всякие тропические острова, на которых даже мухи дохнут, – а он опять… Не может человек жить без свободы, понимаешь? И не хочет. – Венька так увлекся, вспомнив Папийона, что указал рукой вниз, на открывшийся перед ними простор и добавил: – Вот если б он сейчас стоял на моем месте, то, наверное, подумал бы о путях отхода. Например, из во-он той церкви – если б там была тюрьма.

Тася слушала Веньку с таким интересом, что он мог бы рассказывать хоть целый час подряд. Тем более что книжка, которую он случайно нашел на столе у Сергея перед самым отъездом, и в самом деле оказалась необыкновенная. Венька целую ночь не мог от нее оторваться, даже в самую крутую компьютерную игру он никогда не играл с таким увлечением!

– А на каком языке книга? – спросила Тася.

– Как на каком, на русском, конечно, – удивился Венька и сразу прикусил язык.

Надо же, какой дурак! Все там в Америке сидят и, «конечно», читают книги на русском языке!

– Мне предки такие книжки подсовывают, – поспешил он сказать, тем более что это было недалеко от истины, – чтоб я язык не забывал. Маша говорит, что не переживет, если в моем русском акцент появится.

Тася улыбнулась:

– Здесь он точно не появится.

Они уже шли по берегу речки, подходя к тому месту, где вода переливалась через плотину. Хоть речка и не была многоводной, но здесь течение задерживалось, и вода с шумом переваливалась через старые скользкие бревна. А после плотины река разливалась, образуя широкий плес. Здесь и было самое излюбленное место всех караваевских купальщиков. Дети плескались на мелководье, подростки замеряли глубину под водопадом, ныряя прямо в белую, кипящую от пузырьков воду.

– Конечно, Веня, это не Ниагара… – начала было Тася.

Но Венька сразу перебил ее.

– Это и к лучшему, – серьезным тоном заявил он. – Я же плавать не умею.

Ему все-таки стало неловко оттого, что так восторженно говорил о какой-то книжке, и он решил слегка сбавить обороты. А то уж совсем как не в себе!

– Как, вообще не умеешь? – поразилась Тася.

– Ну, держаться на воде могу, а плавать не умею, – подтвердил Венька.

Таська ужасно расстроилась от его слов.

– Ты только маме об этом не говори, – попросила она. – А то вообще на речку не пустит.

– Да она же и сейчас думает, что мы по парку гуляем, – напомнил Венька.

– Да… – протянула Тася. – Но понимаешь, когда мама о чем-то специально просит, я уже не могу ее обманывать….

– Ладно, – едва сдерживая смех, успокоил он. – Скажем ей, что я чемпион штата Аляска по подледному плаванию.

«Интересно, – подумал Венька, – если б я сказал, что у меня на спине моторчик, как у Карлсона, она тоже бы поверила?»

У плотинки, как и всегда, ныряли дети. На высоком берегу устроила пикник веселая компания. Тут же стояли джип с распахнутыми дверцами и трактор с залепленными грязью колесами. Венька с первого взгляда определил, кто главный в этой компании. Сергей всегда говорил, что лидера видно за версту.

Главный мужик сидел, скрестив ноги, как Будда, и его толстый живот покачивался от смеха. Компания вокруг него была разношерстная: двое – крепкие и совершенно трезвые парни с мрачными взглядами, еще двое – наоборот, в стельку пьяные.

– Пошли отсюда, а? – тихо сказала Тася. – Мало ли что… Тут одни выпили и по бутылкам из ружья стреляли, я видела. Может, это они и есть.

Мужики заспорили. Молодой парень, который и сидя покачивался от выпитого, что-то пытался доказать толстяку.

– Константин… – Вялым языком он еле выговорил длинное имя. – Константин… Думаешь, только у вас в Москве крутые? Счас покажу…

Константин спокойно обгладывал куриную ногу. Парень обошел трактор, почему-то влез не через дверь, а через верх: крыши у кабины не было. На высоких оборотах взревел двигатель. Трактор качнулся, поехал по самому гребню берега. Правые колеса выдавливали с обрыва в воду сухие комья земли.

Венька машинально взял Тасю за руку. Они стояли совсем близко от трактора, и если бы парень вдруг ошибся и включил заднюю скорость, то у них был бы один путь к спасению – прыгнуть с обрыва в воду.

Но трактор, покачиваясь, кренясь и чуть не падая, съехал по крутому склону к воде и стал медленно въезжать в реку. Куда он собирался выехать – непонятно. Противоположный берег хоть и не был высоким, но в лучшем случае принял бы в себя не колеса трактора, а его фары.

Веньке показалось, что он смотрит какой-то старый фильм. Вроде этого, как его, что недавно крутили по ящику. Про кубанских казаков! И смешно, и непонятно.

На середине реки, когда вода поднялась до самой кабины, трактор заглох, продолжая погружаться в воду. Видно, дно в этом месте было илистым. Кабина превратилась в аквариум, в котором махал руками лихой водитель. Наконец он выплыл, выбрался на берег и закричал, словно радуясь:

– Утопил! Утопил!

«Может, они поспорили? – подумал Венька. – Что он не переедет реку, а просто загонит трактор в воду?»

Слишком уж бессмысленными были все действия этого парня. Такое только на спор и сделаешь!

От трактора по течению потянулось широкое мазутное пятно. Оно проплыло плес и заполнило всю речку.

– Дурак, – спокойно произнес толстяк. – Реку загадил. Быстро в воду! – крикнул он незадачливому водителю. – Разматывай трос! А ты, – взглянул он на одного из трезвых парней, – бегом на хоздвор. За гусеничным.

Тракторист нырял и нырял, возился под трактором, пускал пузыри, но было видно, что с каждой минутой силы покидают его.

Толстяк невозмутимо смотрел на все это. Похоже, он совсем не прочь был понаблюдать за интересным спектаклем.

Венька и Тася отошли в сторону от обрывистого берега и остановились посмотреть, чем все это кончится. Через десять минут приехал гусеничный трактор. Теперь уже двое ныряльщиков никак не могли справиться с тросом.

– Там надо болт открутить! А резьба длинная – дыхания не хватает! – кричали они.

Венька быстро разделся.

– Ты чего? – спросила удивленная Тася.

– Да откручу я им этот болт, не ждать же, пока вся солярка в речку выльется, – сказал Венька.

– Ой, Веня, не надо! – испуганно закричала она. – Ты же плавать не умеешь!

Но Венька уже вошел в воду.

Он что-то спросил у тракториста, потом взял у него разводной ключ и нырнул. Тася замерла от страха. Удержать и отговорить его она не успела, и теперь ей осталось только ждать.

Прошло секунд сорок. Все напряженно смотрели на бурлившую у трактора воду, в которой изредка мелькали Венькины пятки. Толстяк даже поднялся, вглядываясь вперед и машинально прихлебывая водку прямо из горлышка.

Венька встал на ноги: вода ему была по самую шею.

– Давай трос! – крикнул он трактористу, держа над головой огромный болт.

Поймав трос, он опять ненадолго нырнул, засунул петлю троса в замок и закрепил болтом. И махнул рукой – давайте, мол, тащите.

Когда Венька выбрался на берег, Тася бросилась к нему.

– Пошли отсюда, – торопливо сказал он, хватая ее за руку, а другой рукой поднимая с земли свою одежду. – А то сейчас еще благодарить начнут. Не люблю пьяных восторгов.

Пока они быстро шли по берегу, Тася несколько раз оглянулась. Трактор медленно выползал задом из реки, выливая из себя потоки воды. Толстяк смотрел им вслед.

– Ой, Веня! – снова воскликнула Таська. – Зачем же ты туда полез? Ты же мог утонуть!

– Да что ж я, топор? – хмыкнул он. – Где тут тонуть, воробью же по колено! Просто ноги затекли, размяться захотелось.

Ему действительно просто захотелось размяться. Да и жарко стало. Ну, и солярка эта дурацкая… Вот гады! Кругом дети купаются, а они черт знает что в речку льют.

Тася посмотрела на него каким-то странным взглядом и быстро отвела глаза.

– А где Блэк? – вспомнила она. – Вот вредный пес! Как только почувствует, что про него забыли, так и начинает фокусы выкидывать. То спрячется на сутки, то что-нибудь разобьет в доме, то еще что натворит. Внимание к себе привлекает! – Она говорила быстро, по-прежнему не глядя на Веньку. – А я хотела еще монастырь тебе показать. Отсюда он не виден. Помнишь, ты показывал на церковь? Так это и есть монастырь. Там сейчас восстановительные работы идут.

Блэк с громким лаем выскочил из-за кустов. Огромный черный пес появился так неожиданно, что Венька сам не заметил, как оттолкнул Тасю к себе за спину. Но тут же он узнал Блэка и засмеялся:

– А, вот и наш защитник!

До монастыря было довольно далеко. Это только казалось, что купол церкви виднеется совсем рядом, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Тропинка так петляла, на пути попадалось так много ручьев и топких мест, в которых надо было искать мостки или обходные пути, – что дорога до монастыря должна была занять не менее получаса.

– А еще я поняла, что здесь, в нашем городке, таится секрет не только времени, но и пространства, – объясняла Тася. – Вот видишь, кажется, все рядом. Но только кажется! Этот монастырь еще Иван Грозный штурмом брал, – сообщила она. – Представляешь: по лугу несутся всадники, а с монастырских стен обреченно, но с готовностью к последнему бою смотрят на них монахи…

– Да, сюда бы машину времени, – кивнул Венька.

– Все мальчишки – неисправимые мечтатели! – засмеялась Тася. – Вы только и думаете о чем-нибудь неосуществимом. Зачем тебе машина времени, неужели воображение хуже?

«Хорошо тебе с твоим воображением», – подумал Венька.

А вслух произнес:

– А по мне, так лучше – нажал кнопку, и там. Тебе только собрались по башке трахнуть, а ты опять на кнопочку – будьте здоровы!

Тася засмеялась так снисходительно, как будто слушала ребенка. Венька тут же опомнился.

– Кстати, такие машины уже существуют, – небрежным тоном заметил он.

– В Америке? – спросила Тася.

– Ну а где же еще! Правда, не для общего пользования, врать не буду. Но мне показывали.

– А как они работают? – тут же заинтересовалась Тася. – Ой, Вень, а ты летал куда-нибудь? Мы с Женей видели у знакомых фильм «Назад в будущее». Вроде этого?

Тася смотрела на Веньку так, что ему на минуту показалось, будто он слышит, как хлопают ее ресницы.

– Все просто, – сказал он. – Настраивают компьютер на местность, задают все параметры. Исторические там, всякие другие. Я уж не знаю подробностей, не специалист. И на экране появляется все, что было в то время. И те же звуки, те же цвета.

«Неужели и этому поверит?» – мелькнуло у него в голове.

Тася молча смотрела вдаль, прищурившись. Она долго молчала, потом тихо сказала:

– И тебе это понравилось?

– А что? Нормально! Для историков хорошее пособие.

– Я бы никогда не стала смотреть на этот экран. Никогда, – негромко, словно только самой себе, сказала Тася.

– Почему?

Венька подумал, что зря выдумал про этот компьютер, с которым можно путешествовать по времени. Он-то хотел просто стебануться слегка – ну вот как размяться хотел, когда нырял за тем дурацким болтом. А получилось что-то не то.

– Не знаю… – еще тише сказала Тася. – Я хочу все сама чувствовать. А этот компьютер… Понимаешь, вот если ты пишешь картину, а кто-то рядом тебе краски размешивает. Разве так можно?

Тася была искренне взволнована.

«Ничего себе восприимчивость! – подумал Венька. – Елки, из-за такой ерунды! Ляпнул же, что первое в голову взбрело. Придется поаккуратней…»

До монастыря они не дошли. Тася взглянула на часы и испугалась:

– Ой, совсем не заметили, как время прошло! Мама будет беспокоиться. Особенно после того случая с Женей… Пошли быстрее, маме покажемся, пообедаем, и сразу обратно.

– Пока-ажемся, – пробурчал Венька.

Заключенный он, что ли, отмечаться каждые три часа, являться на перекличку! Но есть, и правда, хотелось.

– А что за случай был с Женей? – поинтересовался Венька, когда они уже шли по улице к дому.

– Да один дурак… Знаешь, из тех, кто шляется днями без дела, пристал к нам, а потом они с Женей подрались. Такой молодец Женька! Драться, конечно, он не умеет, но зато какой он смелый – как лев!

«Представляю», – усмехнулся про себя Венька.

По всему, что он уже узнал о Жене, – по его книжкам, нотам, пианино и портретам путешественников на стенах, – он с трудом мог вообразить Тасиного брата дерущимся, да еще как лев.

«Одного дурака» они встретили у самого дома. Прицеп сидел на своем привычном месте и окидывал проходящих ленивым взглядом. – Это он и есть, – шепнула Веньке Тася. – Прицеп. Но ты не бойся, его уже предупредили, чтоб он к нам больше не приставал.

– Неужели? – усмехнулся Венька, бросив быстрый взгляд на Прицепа. – Думаешь, он может к кому-нибудь пристать?

– Еще как! – убежденно произнесла Тася. – А ты думаешь, не может?

– По-моему, нет, – пожал плечами Венька. – Уж скорее Блэк к кому-нибудь пристанет. – Притомившийся от жары Блэк плелся за ними, всем своим видом опровергая такое предположение. – Кто пристать может, того сразу видно, – объяснил Венька. – А этот – трус дебиловатый.

Тася засмеялась его словам. На ее смех из открытого окна выглянула Геля.

– Нагулялись? – весело спросила она. – И как раз обед готов.

Как ни голоден был Венька, но количество блюд, которыми был заставлен стол, привело его в ужас. Похоже, Геля решила за лето откормить несчастного американского ребенка до неузнаваемости.

– Геля, – торопливо сказал он, – в Америке совсем не принято заставлять есть. И я к этому привык. Я вас прошу не обижаться, если не попробую ваши фирменные пирожки или котлетки.

Геля улыбнулась и сказала:

– Веня, я не зря проработала столько лет в школе. Этот чересчур искренний тон я улавливаю сразу. Не бойся, демьяновой ухи из нашего обеда не получится.

– А что такое демьянова уха? – спросила Тася. – Если даже я забыла, то Веня, наверное, и вовсе удивился.

– Почему удивился? – спросил Венька. – Как раз-таки всякие особенности русского языка нам преподают. Демьянова уха – это когда сильно уговаривают и заставляют есть. У нас, как я понял, этого не будет. Да здравствует свобода!

– Ура! – Тася подбросила вверх полотенце.

– Ну-ну, успокойтесь, – замахала руками Геля. – Честно говоря, ни о какой свободе я и слышать не хочу. Никто никого не собирается силой кормить. Но вот это что такое, а?

Нахмурившись, она показала пальцем на Венькины волосы, которые хоть и высохли, но выдавали недавнее купание.

– Это… случайно, – промямлила Тася.

– Как это случайно? Ведь вы купались?

– Ну да…

Венька с интересом наблюдал этот детский сад. Он вообще не привык, чтобы родители интересовались такой ерундой. Сергею просто было не до этого, а Маша относилась к нему как к ровеснику, который сам в состоянии разобраться, что ему делать и как.

Ну, купался, и что? Неужели Геля не понимает, что невозможно выполнить все родительские пожелания и требования? Особенно во время каникул. Он по-мужски попытался разрядить ситуацию.

– Заключается двусторонний договор, – объявил Венька. – Мы обязуемся не нарушать правил, установленных для нас Гелей, она обязуется сделать эти правила более человечными. Идет?

Геля улыбнулась:

– Что ж, будем строить правовое государство. Молодец, Веня.

– Ой, мама, – воскликнула Тася, – ты заметила, что Веня говорит точь-в-точь, как дядя Леша: после фразы добавляет: «Идет?»

– Это понятно, – согласилась Геля. – Веня сейчас у всех что-то перенимает. Была бы ты в Америке, и с тобой происходило бы то же самое.

Опять эта Америка! Венька и сам не понимал, почему ему становится не по себе, когда он вспоминает о том, где находится сейчас Женя. Хотя, казалось бы, с чего ему переживать?

Они сели за стол, и Геля стала наливать суп. При упоминании об Америке лицо ее погрустнело. Наверное, вспомнила Женьку.

А Венька с удивлением понял, что устал за сегодняшний день. Едва ли это было связано с прогулкой или тем более с купанием. Плавал-то он как рыба, в воде мог находиться часами. А уж ходить – и вовсе. В любом темпе.

И то, что он ощутил сегодня, никак нельзя было считать обыкновенной усталостью, знакомой ему, например, по тренировкам.

Венька вдруг окунулся в такую жизнь, которой совсем не знал. И впервые растерялся, не понимая, как же ему себя вести в этой необычной жизни. Он, Бен Стрелецкий, который часа не мог пробыть с человеком, чтобы не приколоться посмешнее, за весь день, проведенный с Таськой, не смог выдумать ни одного нормального прикола. А ведь пытался, и еще как! Наверное, причина была в дурацкой Таськиной доверчивости. Слушает любую глупость открыв рот, не знаешь, что и сказать. Да еще эти ресницы ее, прям шумят и хлопают!

Только сейчас Венька понял, что имела в виду Катюха, когда возмущалась: «Ты меня все время грузишь!» Таська вот именно грузила его какими-то новыми, непонятными чувствами. И Венька не знал, как к этому относиться. Он просто не готов был к таким сложностям и даже попытался рассердиться на Таську.

«Привыкла, что у братца черт знает чем голова забита! – подумал он, с удивлением понимая, что рассердиться на нее почему-то не может. – Картинки эти, краски… Что там она говорила про бесконечность времени?»

На всякий случай он решил не задумываться о необычных и непонятных вещах. Ему тут еще куковать и куковать – авось потом разберется!