Энн вглядывалась в монитор компьютера и тихонько торжествовала: очерк, над которым она сейчас работала, получался что надо. В этом очерке она, в частности, собиралась сопоставить такие противоположные натуры, как Рори и Ричарда Крэйвенов, а кроме того, намеревалась представить на рассмотрение читателей свою теорию о том, что братья при всем их несходстве могли нести в себе общий «ген убийства», который и превратил их в так называемых серийных убийц. Хотя работа спорилась, Энн становилось все труднее сосредоточиться на теме — не только потому, что она лишний раз изумилась удивительному перевоплощению Рори Крэйвена, но и потому, что ее собственная жизнь тоже самым удивительным образом переменилась.

Ее смущало поведение Гленна, рассказ Джойс Коттрел о тоги, что она видела его голым, ну и, конечно, странный случай с кошкой. Даже самые элементарные вещи вроде искусственной мушки несказанно ее беспокоили. Более того, тот Гленн Джефферс, в которого она когда-то влюбилась без памяти, не отпустил бы ее нынче утром из дому без поцелуя. В их отношениях образовалась трещина, и Энн чувствовала, что эта трещина с каждым днем становится все шире.

Позабыв на время про компьютер, Энн сняла трубку и набрала номер телефона Горди Фарбера. Она ухитрилась застать его перед самым началом рабочего дня и торопливо рассказала ему о своих страхах.

— Вы, помнится, предупреждали меня, что он изменится, но я никак не думала, что эти изменения будут носить столь радикальный характер, — сообщила она врачу. Потом немного помедлила и добавила: — Иногда мне кажется, что я живу с совершенно незнакомым мне человеком. И дело не только в том, что он стал хуже ко мне относиться, доктор Фарбер. Он иногда совершает чрезвычайно странные поступки…

— Я позвоню ему, — коротко ответил Гордон Фарбер. Он посмотрел на часы и понял, что уже опаздывает. Энн же между тем собиралась разговаривать еще как минимум полчаса. — Я позвоню ему в самое ближайшее время. Может быть, мы встретимся с ним уже сегодня.

Энн почувствовала, как охватившее ее беспокойство стало постепенно сходить на нет.

— Благодарю, доктор Фарбер. Я очень ценю ваше участие. И будьте так любезны перезвонить мне после того, как переговорите с Гленном, ладно?

Попрощавшись, Энн уже собралась было повесить трубку и снова взяться за работу, как вдруг зазвонил второй телефон у нее на столе. Энн ткнула пальцем в красную кнопку и сказала:

— Энн Джефферс слушает.

— Это Марк, — послышалось в трубке. После некоторого колебания детектив добавил: — Марк Блэйкмур.

Энн улыбнулась, почувствовав его заминку. Неужели он и в самом деле опасается, что она не узнает его голос? И это после стольких лет совместной работы над делом Крэйвена? Однако стоило ей подумать о теплых чувствах, которые вызвал у нее звонок Блэйкмура, как она сразу же перестала улыбаться. Такого рода чувства ей уже доводилось испытывать — в прошлом, когда ей звонил Гленн. В прошлом? Господи, что же она такое думает! Разнервничавшись, она попыталась скрыть свое волнение за тоном истинно деловой женщины.

— Я узнала тебя, Марк. В чем дело?

— Ты можешь уделить мне часть утра?

Энн нахмурилась. Не в привычках детектива было ходить вокруг до около. Кроме того, в его голосе прозвучали странные нотки, каких ей не доводилось слышать ранее. Голос Марка звучал не просто неуверенно — в нем слышалась самая настоящая нервозность.

— Не могу сказать точно, — тщательно подбирая слова, начала она. — Дело в том, что у меня много…

— Отмени, — неожиданно резко бросил Марк, и Энн ощутила в его голосе невесть откуда взявшееся раздражение. Что это он о себе думает? Но Марк тем временем продолжал говорить, и возникшее в душе Энн чувство протеста вскоре исчезло. — Послушай, это не телефонный разговор. В сущности, мне вообще не следовало бы тебе об этом рассказывать. Однако я решил, что при сложившихся обстоятельствах ты имеешь право быть в курсе дела. Но то, что я скажу, — это не для записи. Повторяю — не для записи. Понятно?

Энн поняла. То, что он собирался ей сообщить, наверняка было связано с убийством Рори Крэйвена. Она также понимала, что дело не подлежит огласке. В таком случае зачем он вообще звонит? Ведь он должен знать, как она ненавидит все эти таинственные разговоры, о которых ни слова нельзя написать.

— Энн, это чрезвычайно важно, — сказал Блэйкмур, отлично понимавший, что означает молчание в трубке. — Поверь мне, если бы я не был уверен в том, что данная информация тебе просто необходима, я не стал бы тебя беспокоить.

— В таком случае где и когда? — спросила Энн, которая решила, что от встречи ей отказываться нельзя.

— В «Красном Робине» через полчаса.

— Отлично, там и увидимся.

Когда она через двадцать минут вошла в ресторан на Четвертой улице, Марк Блэйкмур уже ждал ее. Его лицо было бесстрастно, а в руке он сжимал большой конверт из плотной коричневой бумаги. Подхватив Энн под локоть Марк повлек ее вслед за хозяйкой заведения, которая привела их в тихий закуток, отгороженный от зала столами.

— Благодарю вас, Милли, — сказал детектив. — Сегодня мне чертовски нужно немного посекретничать.

Хозяйка расцвела в улыбке.

— Все нормально, только помните, что мне не по карману оставлять эти два столика пустыми. Когда настанет время обеда, придется усадить за них клиентов.

— Я принял к сведению ваш намек, — кивнул Марк и заказал Энн и себе по чашке кофе. Затем он подождал, пока хозяйка удалится, и пристально взглянул на Энн. — У тебя крепкий желудок?

Энн автоматически перевела взгляд на толстый конверт, лежавший на столе. Она начала догадываться, какого рода материалы заключены под внешне респектабельной оболочкой загадочного конверта.

— Более или менее, — ответила Энн. — Но все зависит от характера предстоящего испытания.

Детектив не поддержал ее шутливого тона.

— Я хочу показать тебе кое-какие материалы, которых никто не видел за пределами Департамента полиции, — сказал он. — Собственно, это фотографии некоторых людей, чьи смерти приписывают Ричарду Крэйвену.

— Приписывают? — переспросила Энн. Ее любопытство с каждой минутой возрастало. — Скажи, Марк, к чему ты клонишь?

Детектив — весьма крупный мужчина — вперил в Энн строгий взгляд.

— Дай мне слово, что все, услышанное тобой за этим столом, останется между нами. В случае чего я тебе ничего не показывал, ты ничего не видела, ничего не слышала и ни о чем таком не подозревала.

— Тогда зачем ты вообще затеял этот разговор?

Даже несмотря на полумрак, царивший в ресторанном зале, Энн заметила, что детектив покраснел.

— Потому что я слишком за тебя беспокоюсь и считаю, что ты имеешь полное право знать то, что знаю я.

Энн почувствована, как увлажнились ее глаза, и лишь усилием воли подавила в себе желание погладить детектива по руке.

— Хорошо, — согласилась она. — Давай разговаривать. Даю слово, что все, о чем я здесь услышу, останется при мне.

Детектив открыл конверт, выудил оттуда одну фотографию и щелчком переправил ее Энн — цветной снимок размером восемь на десять, отпечатанный на глянцевой бумаге. На фото было запечатлено место преступления — обнаженный труп мужчины, частично скрытый зарослями рододендронов. Человек лежал на спине, широко раскинув руки и подогнув одну ногу под другую.

Грудная клетка была рассечена, сердце и легкие вырваны.

— Юджин Макиктайр, — тихо произнесла Энн, ощутив желудочный спазм, которым ее естество протестовало против увиденного. — Жертва номер шесть, я не ошибаюсь?

Марк тяжело вздохнул.

— Все верно. А теперь взгляни на это, — произнес он. — Вот что обнаружил наш медэксперт, когда делал вскрытие.

Он снова перекинул Энн фотографию и при этом инстинктивно оглянулся, дабы убедиться, что за ними никто не следит.

Энн протянула руку и перевернула фотографию так, чтобы ей было удобно смотреть. Она увидела раскадровку из четырех кадров, запечатлевших рассеченную грудь Макинтайра, вернее, огромную, зиявшую пустотой каверну в его груди, — при разных степенях увеличения. Внимание Энн привлек четвертый кадр. Он демонстрировал в сильном увеличении всего несколько квадратных дюймов внутренней поверхности спинной части грудной клетки Макинтайра.

На тканях внутренней поверхности были тщательно вырезаны два аккуратных знака:

im01

Черные молнии! Они выглядели как два аккуратных изображения черных молний.

Пока Энн молча разглядывала странные знаки, Марк протянул ей еще одну фотографию, потом еще и еще. Все они выглядели одинаково: четыре кадра, смонтированные на одном снимке, причем каждый последующий кадр являл собой увеличенный фрагмент предыдущего. Все они изображали одно и то же место человеческого тела — разверстую грудь убитого, а на последнем четвертом кадре неизменно красовались черные молнии — своего рода личный знак человека, являвшегося виновником всех этих убийств. Своеобразная подпись убийцы, вырезанная на человеческой плоти.

— Это что, у всех? — печально спросила Энн. — Он что, отмечал подобным образом каждую жертву?

Детектив кивнул.

— Эта информация считалась секретом за семью печатями нашего особого подразделения. Это был наш единственный козырь, который мы приберегали напоследок.

Марк внимательно посмотрел в глаза Энн.

— Ответь мне, Энн, ты знала что-нибудь об этом? Может быть, до тебя дошли хотя бы слухи? Только честно.

Энн не пришлось долго раздумывать над ответом.

— Ничего, — еле слышно произнесла она.

— Тогда взгляни на это, — сказал Блэйкмур и передал Энн последнюю фотографию. — Эти четыре кадра были сделаны вчера вечером во время вскрытия тела Рори Крэйвена.

Энн, признаться, очень хотелось избежать финальной стадии демонстрации фотоматериалов, но она никак не могла найти для этого предлог. Пришлось рассматривать и последний снимок.

Раскадровка осталась прежней, но на этот раз на первом кадре можно было видеть тело Рори Крэйвена, запечатленное целиком. Потом снова шли кадры с увеличением. На последнем кадре, как обычно, красовалась монограмма в виде молний.

Все это было бы хорошо, если бы не было невозможно.

— Но мы ведь видели, как он умер, — прошептала Энн. Говорить нормально она не могла, поскольку от волнения у нее перехватило горло. — Боже мой, Марк, мы же там были! Мы наблюдали за тем, как он умирал!

— Мы наблюдали за тем, как умирал Ричард Крэйвен, — заметил Марк лишенным всяких эмоций голосом. — Но мы не видели, как умирал человек, совершивший все эти убийства.

Энн откинулась на спинку диванчика, пытаясь понять, на что намекает Блэйкмур.

Собственно, все было и так ясно: Энн оказалась неправа, как и все те, кто занимался этим делом.

— А как быть с посланиями? — спросила тем не менее Энн в отчаянной попытке ухватиться за последнюю соломинку. — Ведь наверняка это подделки. Если этот парень в состоянии подделать почерк Ричарда Крэйвена, то он в состоянии… — Энн замолчала, почувствовав ошибку в своем логическом построении.

— Единственный человек, который знает о монограмме, и является убийцей, — заявил Марк Блэйкмур, высказав ту самую мысль, которую Энн так и не отважилась облечь в слова.

Мысли в голове Энн закружились в бешеном хороводе. Ведь должен же быть какой-нибудь ответ, он просто обязан быть!

— Сообщник! — выпалила она. — Если у Ричарда Крэйвена имелся сообщник…

— Не проходит, — перебил ее Марк. — Я уже подумал об этом. У серийных убийц сообщников не бывает. Это сродни мастурбации — вещь чрезвычайно интимная.

— А как же Бонни и Клайд?.. — начала было Энн. — Или семейство Мэнсонов?..

— Не совсем то. Бонни и Клайд грабили банки — это просто и прибыльно. Они, конечно, были насильниками, но все-таки оставались до конца жизни обыкновенными грабителями. Что касается Мэнсонов, то у них в основе преступления лежал культ. А все культы, даже тайные, очень скоро становятся секретом полишинеля. Рано или поздно, но кто-нибудь обязательно проговорится. Что же касается данного дела, то здесь нет ни одной ниточки. Никто не сказал ни слова. Не было ни слухов, ни сплетен — одно только утверждение Ричарда Крэйвена, что он никогда в жизни не совершал преступлений.

У Энн округлились глаза.

— И теперь, стало быть, получается, будто он говорил правду? Но это невозможно! Ведь его осудили! Кстати, что говорят судейские?

— Я имел беседу с прокурором. Его сотрудники обнаружили аналогичные знаки на мертвых телах, которые были найдены на территории, находящейся под юрисдикцией прокурора. И что они сделали, как ты думаешь? Да то же, что и мы, то есть сохранили информацию в тайне, и по той же самой причине. Приходится оставлять про запас кое-какие улики, о которых не пронюхали всевозможные психи и шизики. Иначе можно просидеть весь день за столом, выслушивая всякого рода признания и самооговоры.

Энн чувствовала себя премерзко: казалось, ее ударили кулаком в солнечное сплетение. Что же она наделала?! Как она могла заблуждаться до такой степени? Она попыталась утешить себя: ведь заблуждалась не она одна — особое подразделение в полном составе было уверено, что убийцей является Ричард Крэйвен.

Но разве не она первая вцепилась в Ричарда Крэйвена, как только тот оказался в числе подозреваемых? Она, и никто другой, вынесла ему обвинительный приговор задолго до того, как Крэйвен предстал перед судом. Это она снова и снова настаивала на смертной казни, утверждая, что только смерть Ричарда Крэйвена оградит людей от новых убийств.

— И что же все это значит? — спросила она, но в тот самый миг, как эти слова слетели с ее губ, она уже знала ответ: карма, воздаяние свыше. С того самого дня, как казнили Ричарда Крэйвена, ее собственный мир стал разваливаться на части. Сначала у Гленна случился сердечный приступ, а потом начались печальные изменения в его личности, которые превратили ее мужа в незнакомца.

И вот теперь еще это.

А главное — некого винить, кроме себя самой. Это она уничтожила невинного человека, и настала пора платить по счетам.

— Стало быть, тот парень, из-за которого пострадал Ричард Крэйвен, по-прежнему находится на свободе, — ответил Блэйкмур. Он понял состояние Энн и, протянув руку, накрыл ладонью ее похолодевшие пальцы. — Принимая во внимание тот факт, что убийца, так сказать, «подписал» тело Рори, рискну предположить: он собирается возобновить свою карьеру после отпуска, который сам себе предоставил, дабы понаблюдать, как Ричард Крэйвен принимает за него смертную муку.

Энн воспринимала слова собеседника, знала, что в них скорее всего заключается истина, но так и не могла всем сердцем в них поверить. В концепции Марка существовал изъян, она это чувствовала. А может быть, она просто не в состоянии усвоить один-единственный факт, что она ошиблась? Неужели гордыня лишила ее способности понимать суть вещей?

Она услышала, как Марк Блэйкмур сказал:

— Послушай, давай-ка уйдем отсюда, ладно?

Энн молча позволила ему вывести себя из ресторана, а когда он обнял ее за плечи, как бы давая тем самым понять, что ей нечего бояться, если он, Марк Блэйкмур, рядом, она уже не пыталась его оттолкнуть, а наоборот, прильнула к нему, благодарная за любую поддержку, которую еще можно было отыскать в ее на удивление быстро рассыпавшемся мире.