Полночь.

Еще четыре часа.

Что ей делать?

Как-нибудь, сказала она себе. Я не дам Майклу умереть. Ни здесь, ни в любом другом месте.

Майкл внутри своей плексигласовой коробки, кажется, спал, хотя Катарине в это не очень верилось. Стивен Джеймсон смотрел на него сверху вниз так невозмутимо, словно у мальчика какая-нибудь простуда, не больше.

– Что ж, учитывая все обстоятельства, пациент наш держится молодцом, – произнес он профессионально-утешительным тоном, усвоенным, видимо, в годы обучения.

Пациент? И он смеет называть Майкла пациентом? Жертва, вот верное слово! У, с каким удовольствием она смазала бы ему по физиономии, засунула бы в зловонную коробку, где мается ее сын, и пусть бы он дышал там той мерзостью, которая по его милости вдруг стала единственным для Майкла спасением!

Почему он не уберется домой? Что, если он собирается торчать тут всю ночь? Боже, что ей тогда делать?

Но при всем этом ей удавалось прятать свои мысли за хорошо пригнанной маской, живописующей в равной степени заботу о сыне и веру во врачебное искусство Джеймсона. И тут она услышала долгожданные слова.

– Что ж, я, пожалуй, пойду попробую немного вздремнуть, – сказал Джеймсон, в последний раз бросая взгляд на монитор, отражавший работу жизненно важных органов Майкла. – Положение, кажется, стабилизировалось. Если возникнут проблемы, Лу-Анна знает, как меня найти.

Ay-Анна, повторила про себя Катарина, глядя на сиделку.

Одного взгляда этих стальных глаз хватало, чтобы понять: несмотря на белый халат, основное предназначение женщины, сидящей в предбаннике, – надзор и охрана. В целях маскировки Катарина спросила с тщательно срежиссированной смесью тревоги и надежды:

– Вы правда думаете, доктор, что с Майклом все обойдется?

– Уверяю вас, – вальяжно ответил Джеймсон.

Нашел дурочку!– подумала она, а сама изобразила вздох облегчения.

– Ну, надеюсь, вы отдохнете за нас обеих. Уж я-то наверняка глаз не сомкну. – Господи, только бы не переиграть. Но Джеймсон, похоже, принимал все за чистую монету.

Или он просто так твердо уверен в том, что никуда им не деться? Нет, об этом она думать не будет.

Минут через пятнадцать после его ухода она приступила к первому этапу того, что называла рекогносцировкой. Абсолютно уверенная в том, что каждое ее слово прослушивается, а каждое движение – просматривается, она заставила себя сказать Майклу, чтобы он не беспокоился и постарался немного поспать. Надеясь, что службе прослушивания эти речи не кажутся такими же смехотворными, как ей самой, Катарина достала кое-что из сумки и, выйдя из комнаты, спросила «сиделку», есть ли на этаже кухня.

– Если не выпью кофе, то просто не высижу эту ночь, – вздохнула она.

С подозрением на нее глядя, Лу-Анна на секунду задумалась, а потом указала все-таки в конец коридора.

– Но кофе там нет.

– Что вы, не беспокойтесь, – не обращая внимания на прохладный тон, Катарина показала ей упаковку, полную одноразовых, из фольги, пакетиков кофе. – У меня есть.

Лу-Анна промолчала, и Катарина направилась к кухне. Она прошла мимо двери в лабораторию проекта «Серинус», с которой уже исчезла медная табличка, и подавила в себе искушение попробовать, не откроется ли она.

В кухне она поставила чайник на огонь, вымыла две кружки и в каждую бросила по пакетику. Когда кофе настоялся, пакетики вынула и принесла обе кружки в предбанник.

– Я приготовила и вам тоже, – ставя кружки на стол, сказала она, стараясь не обращать внимания на мгновенно вспыхнувшую во взоре сиделки настороженность. – Вот эта – шоколад «мокко», а та – с ванилью по-французски.

– А вы какой предпочитаете? – спросила сиделка.

– Пожалуй, с ванилью.

– Тогда я возьму эту.

Катарина унесла свою кружку к Майклу. Тот, похоже, спал, но она была уверена, что он притворяется, и чувствовала благодарность к нему за это, потому что так они были избавлены от необходимости поддерживать разговор, который наверняка был бы нестерпимо фальшив и для них самих, и для тех, кто их слушал. Она погасила свет. Комната погрузилась в темноту, разбавленную свечением мониторов, по-прежнему демонстрирующих жизненные показатели Майкла и химический состав атмосферы в его застенке.

Катарина устроилась ждать в надежде, что к четырем утра темнота и тишина, царящие в комнате, убаюкают наблюдателей до такой степени, что удастся сделать последний из запланированных ею ходов.

Тихо, как мышь, она выудила из кармана сотовый телефон и переключила так, чтобы он не звонил, а тихо вибрировал. И темнота имеет глаза, подумала она, вспомнив камеры у въездных ворот.

Сорок минут спустя в соответствии со сценарием, намеченным пару часов назад дома, когда она собирала сумку, Катарина сделала себе и сиделке по второй кружке кофе. На этот раз, однако, она задержалась в предбаннике дольше и вызнала, что фамилия Лу-Анны – Дженсен, что живет она одна, семьи у нее нет и нет также ни малейшего интереса к любой из тем, которыми пыталась увлечь ее Катарина.

Но от второй кружки кофе она не отказалась и прикончила ее в десять минут.

То же было и с третьей.

За все время своих походов в кухню Катарина, кроме Лу-Анны, не видела на этаже ни единой живой души.

Из чего следовало одно из двух: либо они думают, что она купилась на версию Йошихары, либо так уверены в собственной системе безопасности, что не дали себе труда даже подстраховаться.

Когда минутная стрелка на наручных часах показала пять минут четвертого, Катарина подхватила свою пустую кружку и опять вышла в предбанник.

Трудно поверить, но Лу-Анна даже ей улыбнулась.

– Как раз собиралась пойти спросить, не моя ли очередь приготовить по чашечке.

– Ну что вы, я сама, – ответила Катарина, забирая пустую кружку со стола сиделки. – Майкл крепко спит, а я устала сидеть в темноте. Какой кофе предпочитаете на этот раз?

– Что если «мокко»?

– Отлично.

В четвертый раз войдя в кухню, Катарина опять приступила к приготовлению двух кружек кофе, но на этот раз уже достала из упаковки особый пакетик.

В нем находился не только кофе. Перед тем, как выйти из дому, она аккуратно вспорола его и добавила к первоначальному содержимому три таблетки сильного снотворного, прописанного ей год назад в период обострения астмы у Майкла, когда она от волнений совсем потеряла сон. Принимать их, впрочем, не стала, но хранить хранила – как амулет против бессонницы.

– Такая длинная ночь – кажется, никогда не кончится. Это что, всегда так? – пожаловалась она, ставя кружку на стол Лу-Анны Дженсен.

– Да, и каждая кажется длиннее вчерашней, – проговорила сиделка, дуя на свой кофе, и сделала первый глоток. – Кофе – просто спасение.

– Пейте на здоровье, – сказала Катарина, – тут еще много, – и ушла со своей кружкой.

В темноте она сняла с себя одежду, которую носила весь день, и натянула джинсы с рубашкой, захваченные из дому. Сотовый телефон занял свое место в переднем кармане джинсов, где она непременно почувствует, как он вибрирует, если Роб позвонит.

В 3:40 она выглянула, чтобы увидеть стол Лу-Анны. Та сидела на своем месте, но голова ее упала на грудь, а из открытого рта раздавался размеренный храп. Катарина снова прикрыла дверь.

В 3:45 она почувствовала вибрацию телефона. Выхватила его, откинула крышку и чуть было не произнесла имя Роба, но успела сообразить и взамен окликнула Майкла:

– Сын, ты не спишь?

– Угу, – немедленно донеслось из динамика.

В то же время она услышала в трубке голос Роба.

– Если ты ничего сейчас не скажешь, мы будем на месте ровно через пятнадцать минут. Если есть проблемы, скажи что-нибудь Майклу.

Катарина помедлила. У нее есть план, но нет никакого представления, как он сработает. Если нет... Впрочем, выбора у нее нет тоже.

Молча она нажала на кнопку «Отбой», захлопнула крышку и сунула телефон в карман. Потом подошла ближе к кровати. В смутном свете работающего монитора лицо сына было едва различимо. Но он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, и она больше не сомневалась, что они вместе провели эту ночь без сна.

Она прижала палец к губам, потом взяла стопку одежды, которую принесла ему из дома, и поместила ее в шлюз. Майкл тут же стал одеваться, извиваясь под одеялом и экономя движения. Когда с этим было покончено, Катарина сделала ему знак притвориться спящим, а сама вышла в предбанник.

– Как, Лу-Анна, не пора ли... – начала она и тут же запнулась. – Лу-Анна? Лу-Анна, в чем дело? – Обойдя стол, она потрясла сиделку за плечи, отчего та соскользнула на пол. Выпрямившись, Катарина растерянно оглядела предбанник, словно не знала, как поступить, потом схватилась за телефон и нажала на кнопку, помеченную «Пост в холле».

– Дженсен? – ответил кто-то на середине второго гудка.

– Это доктор Сандквист, – торопливо заговорила Катарина. – С Лу-Анной что-то не так. Я вышла сделать нам кофе и решила, что она спит, но когда я попробовала ее разбудить, она свалилась на пол.

Охранник чертыхнулся.

– Сейчас буду.

Катарина метнулась в комнату Майкла и выхватила из дорожной сумки еще три вещи.

Две из них – большие пластиковые мешки для мусора.

Третья – окаменелая бедренная кость антропоида, умершего несколько миллионов лет назад.

Сунув пластиковые мешки в шлюз камеры, она только сейчас рискнула заговорить с Майклом в голос.

– Прижми их к подающему воздух отверстию. Надуй побольше.

Затем она снова вышла в предбанник и еще раз нажала телефонную кнопку «Пост в холле». Когда на втором гудке не ответили, положила трубку на место, вышла к лифту и стала ждать у дверей, вжавшись спиной в стену.

Просчитывая про себя секунды, она молилась, чтобы видеокамера над ее головой контролировалась только одним охранником – тем, который через пять секунд выйдет из лифта.

Как бы в ответ на ее мольбу, ровно через пять секунд двери раскрылись.

Охранник вышел, и в то же мгновение Катарина вскинула окаменелость и с размаху дала ему по затылку.

Всхрапнув, он грохнулся на колени, подставив затылок еще раз.

Катарина возможности не упустила.

Охранник растянулся ничком и затих.

Схватив за руки, Катарина втащила его по коридору в предбанник. Закрыла дверь и телефонным шнуром связала ему руки за спиной, затем вытащила из заднего кармана брюк бумажник.

Если не сработает пропуск, который она стащила у Джеймсона, сработает этот.

Еще раз глянула на часы.

Прошло семь минут.

Вернулась в комнату Майкла и решительно включила свет. Он уже наполнил дымом один мешок и сейчас завязывал его.

– Не завязывай, – сказала она, – и скорей наполни другой, и...

И тут до нее дошло, что ни на одном углу плексигласовой камеры нет петель и ее не поднять.

– О, Господи, – прошептала она, в ужасе глядя на сына. – Как же я вытащу тебя отсюда?

Прижимая второй мешок к трубке подачи воздуха, Майкл мотнул головой в угол комнаты.

– Вон там. Кнопка.

Катарина лихорадочно обшарила угол и с трудом обнаружила маленькую, утопленную в стену кнопку. Нажала. Вроде бы ничего не случилось, но потом она заметила, что Майкл показывает на потолок.

Небольшая панель в потолке отодвинулась точно над центром плексигласовой коробки. Из отверстия вышел и стал опускаться стержень из нержавеющей стали в дюйм толщиной. Головка стержня точно вошла в гнездо на крыше коробки, и что-то щелкнуло.

Секундой позже коробка приподнялась с пола. Комната тут же наполнилась вонючим газом. Катарина, кашляя, кинулась к предбаннику.

– Возьми у меня один мешок, – настиг ее голос Майкла, когда коробка поднялась выше кровати.

Схватив протянутый им мешок за затянутые бечевки, она выскочила из комнаты и захлопнула за собой дверь.

Прошло девять минут.

Она подождала еще минуту и собралась было пойти за ним, как дверь распахнулась и Майкл вышел со вторым надутым мешком.

– За мной, – сказала Катарина и, рывком распахнув дверь в коридор, побежала к лифту, уже сжимая в руке пропуск. Прижала его к панели и замерла.

Огонек на серой панели из красного стал зеленым, и только.

Потом она поняла: лифт вернулся на верхний этаж.

На то, чтобы он спустился, ушло пятнадцать секунд, которые показались ей вечностью, но наконец двери раскрылись.

Катарина почти что впихнула Майкла внутрь, зашла за ним сама, нажала на кнопку «Вверх», и двери только начали закрываться, как вдруг в коридор вышел какой-то мужчина.

Из лаборатории проекта «Серинус».

На лице его отобразилось изумление, он бросился по направлению к Катарине, но двери лифта закрылись прежде, чем он успел добежать.

Лифт был на полпути вверх, когда она услышала слабый звенящий звук. Тревога.

Когда двери раскрылись на нужном им этаже, звон стоял такой, что уши ломило. Катарина снова глянула на часы.

Прошло десять минут.

– Бегом, – крикнула она Майклу.

И кинулась к двойным дверям, отделяющим их от холла. Надутый мешок нелепо подскакивал сзади. Майкл, помедлив немного, чтобы глотнуть смеси из своего мешка, догнал ее у самых дверей.

Катарина распахнула их.

Здесь звон тревоги звучал еще громче, но в холле никого не было.

– Наружу!

Они побежали к входной двери и через секунду вырвались в ночь. На мгновение, не видя преследователей, Катарина начала надеяться, что, в конце концов, побег удастся. Но тут черноту ночи прорезал ослепительный луч света.

Как две букашки, проткнутые булавкой, Катарина и Майкл замерли в этом луче.

Поверх звона тревоги Катарина уловила и другой звук.

Знакомое «уап-уап-уап» вертолета.

Заслонив от света глаза ладонью, посмотрела вверх. Прожектор погас так же внезапно, как и зажегся, и тут она увидела вертолет, который садился ярдах в двадцати от них.

Она застыла от ужаса, думая: Йошихара.

Потом, когда огни зажглись по всему поместью, она разглядела в кабине лицо.

Лицо Роба Силвера.

Одной рукой схватив Майкла, другой сжимая горло мешка с воздухом, Катарина, спотыкаясь, подбежала к машине и подтолкнула Майкла внутрь.

В тот момент, когда сильные руки Роба, поднимая ее в кабину, сжались вокруг ее запястий, мотор уже опять взвыл.

Вертолет поднялся с земли еще до того, как она оказалась в кабине, развернулся и исчез в темноте.

* * *

С веранды своей спальни Такео Йошихара проводил вертолет взглядом, а потом сказал в телефонную трубку, снятую, как только его разбудил сигнал тревоги.

– Следите по радару. Выясните, куда направляются. Мы их вернем. Понятно? И мать, и сына. – И прежде чем прервать связь, прибавил: – И еще: когда полетим за ними, мне нужен снайпер.