— А почему сегодня нет Питера? — спросил Алекс. Он лежал с закрытыми глазами на лабораторном столе, а Раймонд Торрес закреплял электроды на его голове.

— Сегодня же воскресенье, — напомнил Торрес. — Даже мой персонал иногда берет выходной.

— А вы?

— Я пытаюсь… но каждый раз делаю, скажем так, исключения. Для тебя, например.

Не открывая глаз, Алекс кивнул.

— Я знаю, это из-за тех тестов.

Ответа не последовало, и Алекс открыл глаза. Торрес, стоя у панели управления, поворачивал бесчисленные ручки. Сделав паузу, он обернулся к Алексу.

— Из-за тестов тоже, да… Но, если честно, меня больше интересует то, что произошло в Сан-Франциско.

— Похоже, память все же возвращается ко мне, верно?

Торрес пожал плечами.

— Вот это мы сейчас и попытаемся выяснить. А заодно — тот непонятный факт, что те воспоминания, которые тебе все-таки удалось оживить, оказались, в общем, неверными.

— Но мама мне сказала, что кабинет директора действительно раньше был там, где я встретил женщину в халате, — запротестовал Алекс.

— Верно. Только его перевели оттуда задолго до того, как ты пошел в школу. Так что по-прежнему непонятно, почему ты не помнишь, где он сейчас, но вспомнил, где он был когда-то? И самое главное: откуда эти воспоминания о миссии Долорес — ты же там никогда не бывал?

— Я вполне мог быть там, — покачал головой Алекс. — Может быть, я тайком ездил в Сан-Франциско и до аварии.

— Прекрасно, — согласился Торрес. — Примем это за рабочую гипотезу. Тогда объясни — почему ты вдруг вспомнил именно эту могилу, которой больше ста лет, и более того — подумал, что это могила твоего дяди? Никакого дяди у тебя нет… кроме как, по твоему утверждению, этого, который умер в тысяча восемьсот пятидесятом.

— И правда… почему я вспомнил именно ее?

Торрес удивленно приподнял брови.

— Если верить результатам тестов — подобные вопросы вряд ли соответствуют твоему интеллектуальному уровню.

— Может быть, он вовсе не такой уж высокий, — пожал плечами Алекс. — Может, я просто хорошо запоминаю — и все.

— Что делает тебя некой разновидностью idiot savant, — подытожил Торрес. — Но сам факт, что ты это предположил, — лучшее доказательство того, что ты им вряд ли являешься. — Всунув дискету в дисковод компьютера, он потянулся к склянке с дезраствором. — Кстати, Питер сообщил мне, что раза два ты просыпался во время тестов. Почему ты мне об этом не рассказал?

— Мне казалось, что это неважно.

— Гм… а что ты тогда чувствовал?

Алекс тщательно описал ощущения, возникшие у него, когда внезапно проходило действие анестезии.

— Но это не было… неприятно, — добавил он, — скорее интересно… и еще у меня было ощущение, что если бы я мог как-то замедлить это, то увидел бы что-то важное… — Он помолчал. — А почему мне нужно спать, когда вы проверяете мой мозг, доктор?

— Питер же уже объяснял тебе, — напомнил Торрес. Протерев кожу на предплечье Алекса дезраствором, он быстрым движением ввел иглу.

Алекс слегка поморщился, затем мышцы его расслабились.

— Но если вдруг что-то будет не так — если мне, например, станет больно, — вы же можете остановить тесты, да?

— Могу, но не остановлю, — ответил Торрес. — Кроме того, если ты вдруг очнешься, тот факт, что во время тестов ты думал, сведет их результаты к нулю. По условиям, во время испытаний мозг не должен работать.

Тридцать секунд спустя глаза Алекса закрылись, дыхание стало глубоким и медленным. Взглянув еще раз на мониторы, Торрес вышел из лаборатории.

* * *

Войдя в кабинет, Торрес сел за стол и принялся неторопливо набивать табаком трубку. Машинально зажег ее, не отрывая глаз от монитора, соединенного с установленной в лаборатории камерой. Все шло, как он и предполагал, а значит, целый час он может провести наедине с Эллен Лонсдейл.

— Наверное, ты хочешь объяснить мне, почему твой муж не пришел сегодня вместе с тобой — так?

Нервно выпрямившись в кресле, Эллен скрестила ноги и бессознательным движением натянула юбку на открывшиеся колени.

— Он… понимаешь, я боюсь, что у нас кое-какие проблемы.

— Это меня не особенно удивляет. — Казалось, Торреса больше занимала его трубка, нежели собеседница. — Поверь, я ничего не имею против твоего мужа — просто у многих при общении со мной возникают трудности… — Его глаза смотрели на нее не отрываясь, словно гипнотизировали. — Меня всегда считали лунатиком — ты же помнишь…

Эллен принужденно улыбнулась — разумеется, она помнила.

— Как бы там ни было, это давно прошло. А по правде — ты учился настолько лучше нас, что мы просто боялись этого!

— По-моему, многие до сих пор боятся, — заметил Торрес. — Твой муж, например.

— Боится, по-моему, но это не совсем так… — попыталась возразить Эллен.

— Да? А что же? — Торрес перебил ее. — Опасается? Сомневается? Или ревнует? — Нетерпеливым жестом он словно отшвырнул свои слова в сторону. — Что бы там ни было — уверяю тебя, что меня это нисколько не заботит, — это нужно прекратить. Исключительно ради Алекса.

Значит, дело всего лишь в этом. У Эллен вырвался невольный вздох облегчения.

— Я понимаю. Собственно, именно об этом я и хотела поговорить с тобой. Раймонд, я… я беспокоюсь за Марша. То, что случилось с разумом Алекса… Мне не хочется говорить, что Марш на этом свихнулся, но на самом деле боюсь именно этого!

— И кроме того, — добавил Торрес, — ты боишься его подозрений в том, что я преследовал какую-то свою цель при этом эксперименте. Так?

— Так.

— В таком случае, нам следует постараться, чтобы этого не случилось! — Торрес улыбнулся ей, и внезапно Эллен почувствовала себя увереннее. В ее давнем однокласснике была сила, уверенность в том, что он делает — и это против воли заставляло ее поверить: что бы ни случилось, он сумеет с этим справиться.

— А я… что-нибудь могу сделать?

Торрес пожал плечами.

— Пока он не предложит мне более не… опекать Алекса, не вижу, чтобы кому-то из нас стоило предпринимать что-либо. Но если такое произойдет — будь уверена, с твоим мужем буду говорить я.

С твоим мужем — повторила Эллен про себя. И попыталась вспомнить — называл ли Раймонд хоть раз в разговоре Марша по имени. Насколько она помнила — нет. Была ли какая-то причина для этого? Или это его обычная манера общения?

Внезапно она поняла, как мало, в сущности, знает о Раймонде Торресе. Практически ничего. Мелькнула мысль: не испытывает ли он неловкости от того, что Мария, его мать, — прислуга в их доме?

— Раймонд, можно задать тебе один вопрос? Только к Алексу он не имеет никакого отношения.

Слегка поморщившись, Торрес снова пожал плечами.

— Можешь спрашивать что угодно, но я, извини, оставляю за собой право не отвечать.

Эллен почувствовала, как лицо заливает краска.

— Да, конечно, — торопливо кивнула она. — Это… это насчет твоей матери. Ты ведь знаешь, она сейчас работает у меня и…

— У тебя? — неожиданно перебил ее Торрес. Отложив в сторону трубку, он наклонился к Эллен, в глазах зажглось нечто похожее на интерес. — И давно?

Эллен выдохнула.

— Бог мой, что я наделала? Я-то была уверена, что ты знаешь…

— Нет, — Торрес покачал головой. Проверил, горит ли трубка, и глубоко затянулся. — И перестань беспокоиться. О своей матери я не знаю почти ничего. Откровенно говоря, мы с ней редко видимся и еще реже находим общий язык. В частности, кстати, по поводу ее работы.

— О, Боже, — простонала Эллен, — разумеется, мне не нужно было ее нанимать… Я и не хотела, собственно, но Синтия просто настаивала на этом. И я… понимаешь, я… — Она замолчала, поняв, что оправдывается.

— Синтия, — повторил Торрес, лицо его помрачнело. — Что ж, Синтия всегда умела настоять на своем. И всегда получала то, что хотела. На то, что ей не было нужно, она просто не обращала никакого внимания…

Эллен поняла — он говорит о себе. Раймонд всегда мечтал встречаться с Синтией, а она его действительно не замечала. Неужели это вдруг ожило — через столько лет? Не может же быть такого. Но Торрес уже улыбался, Эллен почувствовала, как невесть откуда возникшая неловкость уходит.

— А что касается матери — я действительно не знал, что она работает у тебя, но это совершенно неважно. Я вполне способен просто содержать ее, но она ни за что не согласится на это. Боюсь, — добавил он, слегка подняв брови, — моя мать в принципе не одобряет то, что я делаю. Она… как бы это сказать… еще с тех времен; она родилась здесь, так же как несколько поколений ее предков. Возможно, она не может простить мне мой успех. Так что она в своем роде самоутверждается, делая то, что делала всегда, а в чьем доме она этим занимается — не мое дело. И уж если ей это необходимо, я бы предпочел, чтобы она работала у тебя, чем у кого-то еще. По крайней мере, я могу рассчитывать на достойное к ней отношение.

— Но я не думаю, чтобы кто-то другой… — начала было Эллен, но Торрес жестом остановил ее.

— Я уверен, что к ней все прекрасно относятся. Но она склонна к преувеличению и находит… какие-то шероховатости там, где их нет и в помине. Не поговорить ли нам об Алексе?

Эллен хотела продолжить разговор о Марии Торрес, но прямой взгляд темных глаз не позволил ей сделать этого. Минуту спустя они уже живо обсуждали возможные причины того, что случилось с Алексом в Сан-Франциско.

* * *

Алекс открыл глаза и с минуту вглядывался в окружавшие его мерцающие полотна экранов. Тесты были закончены, но сегодня, по мере того как проходило действие наркоза, его не преследовали, как обычно, странные звуки и образы. Он шевельнулся, затем вспомнил, что пристегнут ремнями к столу — для того, чтобы, случайно двинувшись, не нарушить тончайшую паутину опутывавших его электродов.

Он услышал, как отворилась дверь, секунду спустя глаза его встретились с глазами Торреса.

— Ну, как дела?

— Хорошо, — ответил Алекс. Когда Торрес, подойдя, начал отсоединять электроды, Алекс спросил: — А вам… что-нибудь удалось выяснить, доктор?

— Пока нет, — Торрес сматывал провода. — Анализ полученных данных займет еще некоторое время. Но тебя я хочу попросить кое о чем. Погуляй по городу. Просто посмотри на него.

— Это я уже делал, — ответил Алекс. Торрес отстегнул ремни, и Алекс сел на столе, потягиваясь. — Мы с Лайзой Кокрэн много гуляли по городу.

Торрес покачал головой.

— Я хочу, чтобы ты теперь побродил один. По центру, по окрестностям, главное — смотри и запоминай как можно больше. Не какие-то конкретные здания, места — просто, как говорится, разуй глаза, а твой мозг сам среагирует на то, что ты видишь. Как ты думаешь — справишься?

— Да, конечно. Но для чего?

— Можешь считать это экспериментом, — ответил Торрес. — Дело в том, что любой уголок Ла-Паломы может снова пробудить твою память, а дальше все пойдет по цепочке.

Сидя рядом с матерью на переднем сиденье машины, мчавшей его домой, Алекс гадал, о какой такой цепочке говорил доктор Торрес. Ладно, он сделает так, как просит его доктор, а там посмотрим, что из этого получится.

* * *

После того как Эллен с Алексом покинули кабинет, Раймонд Торрес еще долго сидел за столом, изучая данные сегодняшних тестов. Да, сегодня это были уже просто тесты — ничего более.

Никакой новой информации мозг Алекса сегодня не получил. Никаких попыток пополнить его память тоже сделано не было.

Вместо этого электрические импульсы блуждали по самым отдаленным уголкам его мозга, словно кладоискатели в поисках спрятанного сокровища.

Торрес знал — он ищет его не напрасно.

Сокровищем, правда, это трудно было назвать — где-то в глубинах мозга Алекса была нарушена связь неких элементов.

По мнению Торреса, только этим можно было объяснить то, что случилось с юношей в Сан-Франциско. Каким-то образом в работу компьютера во время операции вкралась ошибка, результатом которой стала возможность эмоциональной реакции.

Ведь он плакал.

Доктор Раймонд Торрес должен был сделать все, чтобы устранить малейшую возможность подобного.

Чувства и эмоции не входили в его планы.