Они приняли душ, но к тому времени, когда взялись за полотенца, поцелуи Паркера вновь заставили Эффи трепетать от восторга и желать его. Коробки, которые она сложила на свою кровать, были сброшены на пол. Эффи не могла поверить, какой ненасытной она была в занятии любовью. Она думала только о том, как бы поскорее оказаться в объятиях Паркера, насладиться его поцелуями, почувствовать близость его тела.

Мопси не могла понять, что происходит. В первый раз, когда она прыгнула на кровать, Паркер осторожно спустил ее на пол. Во второй раз Эффи сурово приказала ей убраться. Тогда Мопси, недовольная тем, что ее сгоняют с привычного для сна места, залаяла, и Паркеру пришлось вынести ее из спальни и закрыть дверь.

Через двадцать минут они впустили ее.

Не скрывая ревности, Мопси пробралась между ними и легла, прижавшись к Эффи. Паркер погладил ее по голове и рассмеялся.

— Подозреваю, что с ней у нас будут проблемы.

— Она не понимает.

— Я ее и не виню.

Эффи погладила ступней голую ногу Паркера. То, что он лежал в ее кровати, занимался — уже дважды — с ней любовью, все еще с трудом доходило до ее сознания.

— Мне кажется, что я вижу сон.

Паркер нежно прикоснулся рукой к ее щеке.

— Мы видим один и тот же сон.

— Забавно. У меня такое чувство, что я знала тебя всю жизнь, на самом же деле я совсем не знаю тебя. — Она прикрыла глаза, пораженная этим открытием. — Я занималась любовью с незнакомцем.

Он повернул ее голову к себе.

— Ты назвала меня незнакомцем, но мы хорошо знакомы. Пожалуй, ты знаешь меня так, как никто другой.

— Я не знала, что ты уехал в Нью-Йорк, что пытался написать книгу, пока ты об этом мне не сказал. Я всегда считала тебя настоящим консерватором. Степенным и серьезным деловым человеком. Человеком, который… Который не стал бы… — Она не решилась досказать свою мысль.

Паркер удивленно поднял брови.

— Делать того, чего мои родители не хотели или не планировали?

— Тринадцать лет назад все так и было. О, да, ты говорил о своем желании стать писателем, но я всегда думала, что это пустые разговоры, особенно после того, когда твоя мать сказала, что ты вернулся в колледж и не приезжаешь на озеро, потому что очень занят торговыми делами.

— Теперь ты знаешь, что все было по-другому.

— Да, но… — Высказать то, что она чувствовала, было нелегко. — В конце концов ты стал главой отцовской фирмы. Возможно, в этом сыграла роль смерть твоего отца, но в результате ты сделал то, чего хотели родители. Мало того, ты так увлекся работой, что она убивает тебя, как убила твоего отца.

— Этого я не допущу.

— Ты действительно думаешь, что сможешь измениться? — В ее голосе прозвучало сомнение. — Сможешь с такой же легкостью расстаться с магазинами, как ты забросил свой «великий американский роман»?

Он откинулся на подушку и нахмурился, явно недовольный ее словами.

— А что ты думаешь?

— Думаю, что опытный бизнесмен, которого я видела по телевизору в рекламных роликах, одержал верх над писателем. Думаю, что приезд на озеро всколыхнул в тебе воспоминания о юношеских мечтах и чувствах, но это не заставит тебя бросить фирму. В пятницу ты ездил в свой магазин. В воскресенье ты возил туда Берн. Сегодня вечером…

— Сегодня мне надо было побыть одному, вдали от тебя, мне нужно было время подумать.

Эффи молчала в нерешительности, но, затем, тряхнув головой, сказала:

— Я не должна была впускать тебя в дом.

— Ты жалеешь, что мы занимались любовью?

Она закрыла глаза, жалея, что не умеет лгать. Ее «нет» прозвучало почти неслышно.

— Тогда в чем дело?

— Мне будет больно.

Даже с закрытыми глазами она почувствовала его пристальный взгляд.

— Я причиняю тебе боль?

— Я имею в виду, что позже мне будет больно вспоминать об этом. — Она посмотрела на него, моля про себя понять ее. — Паркер, тринадцать лет назад, возможно, ты желал меня, и сегодня, я уверена, ты хотел меня, но я не та женщина, которой ты мог бы увлечься надолго.

— Почему? — Он окинул взглядом ее тело. — Ты привлекательная, интересная… Веселая.

— Привлекательная, возможно, но некрасивая. Не утонченная, не сексуальная. Не такая, как Берн. И во мне нет… — Она помолчала, а затем выпалила ненавистное ей слово, — класса.

— Забудь ты об этом классе. Когда-то мне действительно думалось, что именно это привлекает меня в женщине. Теперь я понимаю, что «классную женщину» ищет моя мать, а не я. — Он усмехнулся. — Вечером я разговаривал с мамой. Сказал, что встретил тебя и Берн, что, вероятно, предложу Берн пост генерального управляющего в своей фирме. Мать, кстати, упомянула, что всегда чувствовала в Берн этот «класс».

— Ну и? — Эффи очень хотелось услышать мнение Рут Морган о себе.

— И… — Он замолчал, подыскивая слова, и погладил ее по лицу. — Мать сказала, что ты всегда беспокоила ее.

— Я беспокоила ее? — Его мать никогда не выглядела обеспокоенной. Равнодушной? Да. Холодной и чванливой? Да. Но обеспокоенной? — Почему?

— Ты была «живой и задорной», как сказала мать. — Он улыбнулся. — Думаю, мои родители всегда чувствовали, что могут обуздать Бернадетту, но тебя… — Он покачал головой. — Отец говорил, что ты не ходишь, а летишь над землей. Он называл тебя «свободный дух». Если ты не чувствовала их дружелюбное отношение к тебе, то объяснить это просто: они боялись тебя.

— Ты шутишь. — Ей это и в голову не приходило. — Не могу поверить, что они боялись меня.

— И клоуны могут пугать. — Он ущипнул ее за нос. — Они оказались правы. Ведь это ты уговорила меня уехать в Нью-Йорк.

— Ты же сказал, что я не уговорила тебя. Кроме того, в тот вечер говорил в основном ты, а я просто слушала, — напомнила она.

— Да, а в конце посоветовала: «Если ты этого хочешь, то сделай». Я вовсе не виню тебя, а лишь говорю, что они были правы. И дело не в том вечере. Три лета, что мы провели вместе, я выслушивал твои шуточки и насмешки, которые заставили меня взглянуть на себя со стороны и понять, в какого робота я превратился. Двадцатилетним, практически взрослым мужчиной родители помыкали как маленьким мальчиком, все решая за него. Я ужасно виню себя за то, что не был рядом с отцом в последние минуты его жизни, но, с другой стороны, пережив приступ, я понял, что моего отца убила врожденная слабость. Она была бомбой замедленного действия и, когда взрывной механизм сработал, она убила его. И еще понял, что, не решись я уехать в Нью-Йорк, всю жизнь мучился бы вопросом, способен ли я был сделать это. В тот день, когда я думал, что умираю, мне пришла в голову мысль, что я сделал хотя бы попытку писать.

— И ты мог бы сделать это еще раз. Два года — недостаточный срок, чтобы понять, хорошо ты пишешь или нет. Сделай еще одну попытку.

Он пожал плечами.

— Может быть. Не знаю. Большого желания нет. У меня такое чувство, что мой бунт против родительской власти, стремление заняться чем-то наперекор желанию моих родителей, были для меня важнее, чем написание книги. Теперь я смотрю на жизнь более реалистично. Во всяком случае, смотрел, пока одна рыжеволосая пигалица не начала вить из меня веревки и лишила меня способности ясно мыслить.

Перегнувшись через Мопси, он поцеловал Эффи.

Заскулив, Мопси выбралась из-под него и спрыгнула с кровати. Отойдя в угол комнаты, она легла, положив морду на лапы, и черными бусинками глаз уставилась на них.

— Она явно недовольна, — сказал Паркер. — Мопси всегда так себя ведет, когда ты в постели с мужчиной?

— Нет.

Он посмотрел на Эффи. Ему не понравилось, с какой легкостью она ответила. Мысль об Эффи, лежащей в постели с другим, была нестерпима. Он откинулся на подушку, устремив взгляд в потолок.

— Ты права. Мы плохо знаем друг друга. За тринадцать лет люди меняются. Взрослеют. — Он покосился на нее. — Их было много? Я имею в виду мужчин.

— Нет.

Ее ответ прозвучал уверенно и спокойно. Паркер отвел взгляд и закрыл глаза.

— Не стоило спрашивать. Это не мое дело.

— Могу рассказать. — Она засмеялась, и это удивило его. Она перевернулась на бок и смотрела ему в лицо. — В сущности, и рассказывать-то нечего. С мужчинами мне не везло. Сама виновата. Выбирала парней, которые были либо не готовы, либо не способны выражать свои чувства.

— Возможно, именно так думают обо мне женщины. — Признаваться в этом ему было не очень-то приятно. Гордиться подобным определением явно не стоило. — В Нью-Йорке я встретил женщину, которая мне действительно понравилась. Но после смерти отца наша связь прервалась. После смерти отца мои отношения с женщинами вообще изменились. Женщины, как я убедился, недолго остаются рядом, если с ними встречаешься раз в несколько недель.

— Женщины склонны к таким причудам. Если за ними постоянно не ухаживать, они чувствуют, что ими пренебрегают.

— Никогда я не относился к ним с пренебрежением. Просто был очень занят. После смерти отца вначале приводил все в порядок, затем учился торговому делу. Позже у меня возникла идея открыть магазины в Каламазу и Лансинге, и я взялся за претворение ее в жизнь. Вплоть до этого мая для меня было обычным делом работать каждый день до десяти, одиннадцати часов вечера, включая выходные.

— Настоящий трудоголик. Не удивительно, что твой организм не выдержал и попросил пощады.

— По словам моего врача, я стал одержим работой. Теперь мне надо научиться отдыхать. Играть в гольф, найти себе хобби.

— Принимать раз в день. Пожизненно, — сказала Эффи, тоном передразнивая врача и делая вид, что пишет рецепт. — Пациент должен играть в гольф, ездить на рыбалку, заниматься любовью.

Паркер усмехнулся.

— Последнее предписание мне нравится больше всего. Играть в гольф еще куда ни шло, но рыбачить для меня наказание. Утром я потратил на это три часа. Кроме меня, на озере были только чайки да комары. Рыба вся куда-то пропала. Во всяком случае, на мой крючок ни одна не попалась.

— Дедушка всегда говорил, что ты должен знать места на озере, где рыба ловится отлично.

— Я не забыл то время, когда он брал нас с собой на рыбалку. — Он притянул Эффи к себе. — Было очень весело.

— Однажды ты поймал много рыбы. Больше, чем я. — Она провела рукой по волосам на его груди. — Но ты жульничал.

— В чем это выражалось?

— Ты все время улыбался мне, и я не могла следить за поплавком. Вообще не могла думать о рыбалке.

— Ну, извини. Теперь ты обвинишь меня и в том, что упала с лошади, когда мы однажды катались на лошадях.

— А кого же еще?

— Может быть, все-таки того, кто решил встать на седло? Заметь, встать не в седле, а на седло.

— Ну и что? В цирке это делают постоянно. У меня бы все прекрасно получилось, если бы ты не оглянулся и не посмотрел на меня.

— Знаешь, а ты крепкий орешек. Тебя не переспоришь.

Паркер поцеловал ее в лоб, мыслями уносясь в тот день, когда он отправился с ней кататься на лошадях. Узнав, что отец собирался покататься с ней на лошадях, Эффи пришла в такой восторг, что вприпрыжку побежала сообщить ему эту новость. Часом позже она появилась у его коттеджа с опущенными плечами и потухшими глазами. Оказалось, что ее отцу позвонили, и ему пришлось изменить свои планы. Он вынужден был уехать раньше, чем предполагал. Катание на лошадях отменялось.

Паркеру стало жаль ее, и он предложил ей поехать кататься с ним.

— В тот день ты был моим Зачарованным Принцем, — сказала Эффи. — Помню, как ты соскочил с лошади и склонился надо мной. Вид у тебя был такой встревоженный. — Она улыбнулась. — Мне хотелось, чтобы ты поцеловал меня, но, конечно же, ты не поцеловал.

— Я действительно испугался. Ты забралась на седло и вдруг свалилась на землю. Ты до смерти напугала меня. Главное, что меня тревожило, не сломала ли ты шею. Или позвоночник. Или в лучшем случае ногу.

— Ничего я не сломала.

— К счастью, ничего. — Тогда она даже не плакала. Он помог ей встать, она забралась на лошадь и поехала, как ни в чем не бывало. Он знал, что она расстроилась, и пообещал взять ее с собой в следующий раз. Но следующего раза так и не было.

— Я не виню тебя, что мы больше никогда не катались вместе, — сказала она, словно прочтя его мысли. — Кто захочет связываться с девчонкой, которая не может даже в седле усидеть?

— Ты отличная наездница и хорошо это знаешь. — Тогда его поразило ее умение управлять лошадью. — А что, если мы завтра покатаемся?

Она удивленно подняла брови.

— Завтра?

— Хочешь покататься на лошади? Я знаю, что клуб «Летучая подкова» все еще существует. Мне хочется, чтобы ты еще раз попробовала. Но при условии: никаких акробатических трюков.

— Хочешь сказать, что я должна сидеть в седле, вставив ноги в стремена, а в руках держать поводья?

— Да.

— Завтра мы с Берн собирались весь день посвятить разборке вещей.

— Уговори Берн закончить все пораньше.

— Она не согласится.

— Хорошо. Предлагаю такой вариант: я помогу тебе все здесь расчистить, а потом мы сделаем перерыв на час-полтора и поедем кататься. Все будут счастливы.

— Ты действительно чувствуешь себя виновным за то, что не выполнил обещания покататься со мной на лошадях?

— Так что, назначаем свидание или нет?

Она улыбнулась.

— Назначаем.

Ее улыбка была такой манящей, что его невольно потянуло к ней.

— Зачарованному Принцу еще не поздно исправить свою ошибку и подарить поцелуй?

— Никогда не поздно. — Эффи обвила его шею рукой и притянула к себе.

Проснувшись, Эффи подумала, что нынешнее утро напоминает те, что бывали в детстве: воздух был напоен свежими ароматами, яркие солнечные лучи наполняли комнату теплом, в разнообразие звуков за окном вливался детский смех. Разница была лишь в том, кто лежал с ней рядом.

Даже в восемнадцать лет Бернадетта не занимала столько места в постели, не дышала так громко, не пахла так по-мужски соблазнительно. Темные ресницы Паркера бросали густую тень на щеки, дыхание было ровным. Эффи боялась нарушить его сон, боялась разрушить иллюзию прошедшей ночи. Ведь очень часто при свете дня ночные иллюзии исчезают.

Он был ее Зачарованным Принцем, принцем в блестящих доспехах. А еще он был мужчиной, сильным и красивым. Он пробудил в ней новые чувства, возбудил страсть, доселе ей неведомую. От одного взгляда на его лицо с дугами черных бровей, с прямым носом и волевым подбородком в ней вспыхивало желание, которое, как ей казалось, за ночь они удовлетворили полностью.

Ей хотелось прикоснуться к нему, провести пальцем по темной щетине, выросшей за ночь на его щеках. Ей хотелось снова оказаться в его объятиях, ощутить тяжесть его тела, услышать восторженный крик удовлетворения, зная, что причиной тому была она.

Почувствовав какое-то движение около своих ступней, она посмотрела на край кровати и увидела Мопси. Она не знала, когда собака вернулась на постель, но по ее взгляду поняла, чего та ждала.

— Хочешь на улицу? — прошептала она, и в ответ Мопси помахала хвостом.

Эффи выскользнула из-под простыни как можно осторожнее, не желая потревожить Паркера. Достав широкую, длинную футболку из спортивной сумки, с которой она приехала из Каламазу, она пошла выпустить Мопси во двор. Пока собака искала подходящий кустик, Эффи занялась своим туалетом.

Встав перед зеркалом, она улыбнулась. На лице выступил румянец, явно от соприкосновения с подушкой, но ей хотелось думать, что щеки пылали от счастья.

— Я занималась любовью с Паркером Морганом.

Смысл сказанных вслух слов заставил затрепетать ее тело, и она посмотрела на коврик, где в первый раз их тела сплелись в любовном объятии. Если бы в тот день, когда она выбрала этот коврик для бабушки, кто-нибудь сказал, что на нем она будет заниматься любовью с Паркером Морганом, она подумала бы, что этот человек сошел с ума.

— Это ты сходишь с ума, — пробормотала она своему отражению в зеркале и принялась чистить зубы.

Но такое безумие было прекрасно. Она даже не чувствовала, что не выспалась. Такой энергичной и свежей она давно не была, и необходимости сделать «глоток утреннего воздуха» не появлялось. Волосы от частых прикосновений Паркера растрепались, и она довольно долго их расчесывала.

Рубашка Паркера пропиталась влагой, пролежав всю ночь на ее мокрой футболке, но брюки и трусы были сухими. Она отнесла их в спальню, стараясь идти на цыпочках, чтобы не разбудить его, и положила на край кровати. Мокрую одежду она засунула в старую стиральную машину. Через час его рубашка будет сухой и чистой.

Удивленная тем, что Мопси не скреблась в дверь, требуя впустить в дом, Эффи пошла искать ее и увидела, что она играла с двумя соседскими ребятишками. Маленькое представление было неизбежным: Мопси исполняла свои трюки, Эффи изображала простофилю-хозяйку, потерявшую собаку, дети смеялись. С Мопси на руках Эффи возвращалась к своему коттеджу, когда увидела, что Паркер наблюдал за ними через окошечко на входной двери.

— Доброе утро, засоня, — поприветствовала она его, подходя.

— Надо было разбудить меня, — сказал он, открывая перед ней дверь.

— Я подумала, что тебе надо отоспаться. Он надел брюки, но верх туловища остался оголенным. Эффи опустила Мопси на пол и ласково погладила черные завитки на груди Паркера. — Твоя рубашка стирается. Она была мокрая.

Он взял ее руку и поднес к губам.

— Вчера вечером я встретил русалку.

— Хм. — Она озабоченно сдвинула брови. — Врачи правы: ты явно переработал. Теперь тебе мерещатся русалки?

Паркер засмеялся и поцеловал кончики ее пальцев.

— Насчет того, переработал ли я, ничего не могу сказать, но знаю точно, что кое-что ночью хорошо поработало.

Его намек был настолько откровенен, что у нее немедленно напряглись мышцы в низу живота, и в голосе зазвучали чувственные нотки.

— Очень хорошо.

— И это кое-что снова готово к работе.

Он обхватил ее за талию, прижал к своим бедрам, и она почувствовала, что он был прав. Все опасения насчет его интереса к ней отпали. Его взгляд был полон желания владеть ею, разделить с ней его страсть.

— Что у нас на завтрак? — тихо спросил он.

— А чего бы тебе хотелось?

В ответ он улыбнулся и повел ее в спальню.

Эффи разбила яйцо в миску и посмотрела на часы, висевшие на стене. Готовить завтрак в полдень было безумием. Заниматься любовью всю ночь и все утро тоже было безумием. Но ей это нравилось.

— Я влюбилась в тебя, — пропела она. — Влюбилась, — повторила она громко, зная, что ее никто не услышит. Паркер ушел к себе готовить кофе. «Настоящий кофе» он предложил сварить, когда она взялась за банку растворимого.

— Я, Эффи Ли Сандерс, люблю Паркера Моргана. — Слова пугали и одновременно успокаивали ее. Все случилось так неожиданно, хотя она ждала этого всю жизнь. Провидение сработало. Только оно сработало не в пользу Бернадетты.

— Отплатило за то, что ты не приехала в пятницу, — пробормотала Эффи. — Будь ты здесь тогда, будь здесь вчера, будь здесь…

Она прервала свой монолог. Бернадетта Сандерс была здесь. Не узнать звук мотора «Акуры» было невозможно. Подойдя к окну, Эффи выглянула во двор и увидела выходившую из машины сестру.

Бернадетта была, как всегда, изящно одета. В бежевом костюме она выглядела шикарно. Волосы аккуратно уложены, на лице — идеальный макияж. В ней было все — красота, изысканность, класс.

«Но он достался мне», — пронеслось в голове Эффи, но она тут же недовольно поморщилась. Ей не хотелось соперничать с сестрой, не хотелось ничего у нее отбирать.

Бернадетта посмотрела в сторону коттеджа Паркера, и сердце у Эффи заныло от чувства вины. Как она скажет сестре, что занималась любовью с ее бывшим парнем? «Между прочим, прошлой ночью я переспала с Паркером. Надеюсь, ты не возражаешь?»

Еще как будет возражать.

— Почему я это сделала? — пробормотала Эффи, прекрасно понимая почему. Ей хотелось.

Но чего ради?

Любви? Действительно ли она любила его? Или ей просто хотелось доказать себе, что она могла вызвать у него настоящий интерес к себе? Могла отбить его у Бернадетты?

От этой мысли ей стало не по себе. Боль в низу живота, припухлость губ, чувствительность сосков уже не вызывали у нее чудесных эмоций. Подлая, развратная сестра — вот она кто.

Скрипнула входная дверь, и Эффи съежилась. В кухню улыбаясь вошла Бернадетта.

— Ого, как много ты сделала.

— Не так уж много. — Могла бы сделать больше, если бы не провела все утро в постели с Паркером.

— Извини, что мне пришлось уехать. — Берн подошла к окну и посмотрела на коттедж Паркера. — Свалила всю работу на тебя.

— Что ж, теперь ты мне поможешь. — Эффи надеялась, что Паркер вернется не раньше, чем через несколько минут. Не раньше, чем она расскажет обо всем сестре. — Я… Значит…

— Он дома? — прервала ее Берн.

— Паркер? Да. Но он… То есть, он и я… Мы…

Берн посмотрела на нее.

— Пойду поговорю с ним. Знаешь, ты была права. Это судьба, что мы снова оказались вместе. Когда-то Паркер изменил мою жизнь. Похоже, он собирается сделать это снова.

Эффи надеялась, что правильно поняла ее.

— Ты возьмешься за работу, которую он тебе предложил?

— Он рассказал тебе об этом? — спросила удивленно Берн, но затем улыбнулась и согласно кивнула. — Думаю, да. Но сейчас пока не буду говорить ему об этом. Сама знаешь, мужчины любят женщин, которых нелегко добиться. — Она усмехнулась. — Я собираюсь показать себя недоступной, но не удивляйся, если я проведу с ним ночь.

Эффи похолодела, представив Паркера с Бернадеттой. Не в силах вымолвить ни слова, она смотрела, как уходила Берн. Вот хлопнула дверь, Берн сбежала с крыльца, затем сквозь открытое окно донесся стук в дверь коттеджа Паркера, а вслед за этим раздался мягкий, призывный голос: «Дома кто-нибудь есть?»

Бернадетта вернулась через полчаса. Эффи наблюдала, как она взяла со стола сумочку, вынула зеркальце, посмотрелась в него и только после этого взглянула на нее.

— Думаю, все идет прекрасно. Мы уезжаем в Гранд-Рэпидс.

— Когда? — спросила Эффи, заранее зная ответ.

— Как только подкрашу губы. Да, Паркер просил передать тебе свои извинения, потому что катание на лошадях, которое вы планировали на сегодня, придется перенести.

— Он отложил нашу встречу, чтобы поехать с тобой в Гранд-Рэпидс? — Улыбка Бернадетты разъярила ее, хотя она понимала, что злиться должна была прежде всего на Паркера. Она подошла к сестре, мысленно проклиная природу, наделившую ее ростом на добрых шесть дюймов ниже, чем у сестры.

— Он собирается еще раз показать мне свои магазины. — Берн вынула тюбик помады из сумочки. — Отказать я ему не могла. Поговорим немного о деле, а потом поболтаем о том, о сем.

Эффи стало нестерпимо больно и обидно. Хотелось закричать или заплакать, наброситься на Берн с кулаками. Чтобы как-то излить боль, она разразилась упреками.

— А что делать со всем этим? — Эффи обвела вокруг себя рукой. — Пока ты будешь разгуливать по Гранд-Рэпидс с мистером Паркером Морганом, кто будет готовить все к распродаже? Я. Все делаю я. Ты не приехала в пятницу, уезжала на весь понедельник, теперь тоже собираешься уехать на целый день.

Бернадетта невозмутимо орудовала губной помадой.

— Я помогу тебе завтра. В конце концов ты тоже собиралась кататься с Паркером на лошадях. Почему бы тебе и в самом деле не поехать?

— А может быть, я не хочу кататься?

Берн подняла брови.

— Тогда не езди. Разве Паркер вчера не помогал тебе?

— Да, Паркер помогал мне вчера. — И занимался с ней любовью. А теперь собирается уехать с Бернадеттой.

— Как вижу, вы вдвоем много сделали.

Эффи не хотелось говорить о Паркере и о том, что они сделали. Даже думать об этом не хотелось.

— Мне нужна твоя помощь. Нам надо решить, что из вещей бабушки и дедушки мы хотим сохранить, что продать, а что выбросить. На то, чтобы все это сделать, у нас есть только две недели. Во всяком случае, у меня. В отличие от тебя, я не прогуливаю работу. У меня есть партнер, который рассчитывает, что я выполню свою половину работы.

— Половину работы, — передразнила Берн. — То же самое ты говорила в детстве. «Бабушка, она не выполнила свою половину работы».

— Может быть, я говорю как ребенок, но это потому… Потому, что ты ведешь себя как ребенок, думаешь только о себе.

— А кто другой подумает обо мне? Кто позаботится обо мне? — Берн убрала в сумку тюбик помады. — Единственное, чему научил меня отец, так это умению самой о себе заботиться.

— И сваливать работу на других. — Эффи сердито посмотрела на сестру. — Я тоже кое-чему научилась у отца. Научилась понимать, что люди не выполняют своих обещаний. Ты хочешь ехать в Гранд-Рэпидс? Поезжай! Хочешь Паркера? Отлично! Забирай его себе!

— Я хочу получить эту работу, вот что главное. Да что с тобой сегодня? — Бернадетта нахмурилась. — Мир не перевернется, если за две недели мы не подготовим коттедж к продаже. А мы подготовим.

— Это не имеет значения, — сказала Эффи раздраженно, зная, что лжет. Для нее все имело значение. С Паркером она занималась любовью не потому, что хотела отбить его у сестры, а потому, что любила его.

А теперь он собирался уехать с Бернадеттой, возможно, провести с ней ночь.

— Ладно. Уезжай. Добивайся своей работы. — Она махнула рукой и натянуто улыбнулась. — Считай, что я сорвалась из-за расстроенных нервов.

— Я помогу тебе завтра. Обещаю, — сказала Берн ласково. Подойдя к Эффи, она обняла ее. — Все будет хорошо. Понимаю, как тебе здесь тяжело. Вы с бабушкой были очень близки. Мне тоже ее не хватает.

Слезы подступили к глазам Эффи. Как бы она хотела, чтобы эти слезы были вызваны только воспоминаниями о бабушке!