Эшли слышит, как над ее головой, курлыча и перекликаясь, летят канадские гуси. А вдалеке она видит своего брата, он стоит на противоположном крае поля, такой широкоплечий, с белокурыми волосами, развевающимися на ветру, словно та высокая трава, что их разделяет.

— Я полагаюсь на тебя, — кричит он ей.

— Я сделаю это, — обещает она.

Оглянувшись по сторонам, Эшли видит родителей. У отца такой гордый вид, а мать чему-то улыбается.

— Я сделаю это, — повторяет она им, но родители, кажется, не слышат.

Они смотрят на Джека.

— Я получила повышение, — кричит она Джеку.

Но теперь поле кажется шире, трава выше, и ей труднее видеть брата.

Она надеется, что он ее услышит.

— У меня есть шанс получить работу в Чикаго. Это то, чего ты всегда хотел.

В последней отчаянной попытке преодолеть разделяющее их расстояние, она бросается бежать, ноги путаются в высокой и густой траве.

— Джек! — надрывно зовет Эшли.

Ее разбудил звук собственного крика… и страшная головная боль. Резко сев в постели, она приложила кончики пальцев к вискам и уставилась на белые стены спальни. Ощущение немой пустоты вытесняло чувство безнадежности, только что владевшее ею.

Это был сон.

В течение какого-то мгновения она не была способна ни на что, кроме как, сидя в постели, массировать виски, уставившись на стену и переживая еще раз то, что всего несколько минут назад казалось ей таким реальным. Ногами Эшли чувствовала скомканное, скрученное одеяло, которое во сне она запихнула в самый угол кровати. А в окно доносилось печальное курлыканье летевших на юг гусиных стай.

Сон… Эшли вздохнула и снова легла.

Джек давно уже не приходил в ее сны. Но всякий раз, когда она видела его во сне, у нее возникали одни и те же ощущения: чувство пустоты и смущение, угрызения совести. В каком-то смысле она должна была бы предвидеть этот сон. Джек всегда снился ей, когда она делала еще один шаг к своей цели… их общей цели.

Постепенно воспоминание о сне начало угасать, реальностью становились головная боль и омерзительный ватный привкус во рту. Это было похмелье…

«Идиотка! — проклинала она себя. — Сколько же ты выпила вчера вина? И ты целовалась с Эриком Ньюменом! Тебе мало было одной глупости!»

И только подумать: она сама умоляла ее поцеловать! Практически заставила его сделать это.

— Идиотка! — повторила она вслух и сразу же пожалела об этом, ощутив в голове очередной удар похмельного молота.

Решив, что ей нужно как-то унять головную боль, Эшли, пошатываясь, прошла через беспорядок гостиной в кухню. Запах застоявшегося пива и сигаретного дыма вызвал у нее острый приступ тошноты. Когда же она взглянула на грязные стаканы и тарелки, сваленные в раковину, то издала стон.

В буфете у раковины Эшли отыскала пузырек с аспирином. Она проглотила две таблетки и запила их большим количеством воды. Взобравшись на табуретку у кухонной стойки и упершись в нее локтями, она крепко сжала голову ладонями и попыталась в точности вспомнить, что же произошло вчера ночью.

Все было хорошо до тех пор, пока Джун не уговорила Дейва поделиться своим профессиональным опытом стриптиза. Именно тогда увеличили громкость магнитофона, что и привело Эрика к двери ее квартиры. И вот с этого момента — Эшли прекрасно теперь все осознавала — она начала совершать ошибки, приветствовать его поцелуем для начала, а затем не позволив ему в нужный момент уйти.

Ну почему — о, почему? — она, извинившись, не уменьшила громкость музыки и не отпустила его? Зачем она удерживала Эрика, выставляя его напоказ всем, как какой-нибудь ценный музейный экспонат? Зачем она сказала Джун, что он принадлежит ей?

И самое главное — зачем она выпрашивала у него поцелуй?

Какой же дурочкой она оказалась, полагая, что поцелуй Эрика Ньюмена будет таким же, как поцелуи многих других мужчин, и что один единственный поцелуй сможет изгнать его из ее мыслей, уничтожив очарование.

Это смешно. Поцелуй пробудил у нее желание все новых и новых поцелуев, и, судя по тому, как она себя вела, это просто настоящее чудо, что, проснувшись, она не обнаружила Эрика рядом.

Стук в дверь заставил ее подскочить и вновь издать стон.

— Ты уже встала? — выкрикнул Чарли из коридора.

— Я уже встала, — пробормотала Эшли с явным желанием, чтобы он поскорей убрался.

Но он и не собирался уходить. В конце концов она сдалась и направилась к двери. Чарли взглянул на нее и расхохотался:

— Как ты себя чувствуешь, солнышко? Нельзя сказать, чтоб ты прекрасно выглядела.

— Убирайся!

Он снова рассмеялся, взглянув на ее волосы, спутанными прядями обрамлявшие лицо, и на ночную рубашку до колен. Затем Чарли бросил взгляд в сторону спальни.

— Наш друг все еще у тебя?

— Какой друг? — спросила наивно Эшли.

— Твой сосед. Вчера все выглядело так, словно вы поладили.

— Это из-за Джун. Эрик ушел, как только мы убедились, что проход свободен.

— Жаль, — Чарли протиснулся в ее прихожую. — Непохоже, чтобы ты уже успела навести порядок после вечеринки.

— Чарли, уходи, — меньше всего Эшли сейчас нуждалась в его добродушной болтовне.

— Ну-ну, сейчас мы поищем что-нибудь, что бы вылечило эту хорошенькую головку, — сказал он, направляясь вместе с ней в кухню.

Но ему пришлось вернуться к себе, чтобы найти, что нужно, и через полчаса целебный эликсир был готов.

— Выше голову! — подбодрил Чарли.

Эшли понюхала смесь и сморщила нос.

— Что ты там намешал?

— Чудодейственное средство, — он помог ей поднести стакан ко рту. — Ну, пей же! Я гарантирую, ты почувствуешь себя лучше после первого же глотка.

Она выпила, затем села на табурет и стала наблюдать, как Чарли убирает всю эту грязь в ее гостиной, складывает тарелки в посудомоечную машину и возвращает квартире некое подобие порядка. Где-то через полчаса Эшли почувствовала себя снова человеком.

Завершив уборку протиранием кухонной стойки, Чарли улыбнулся ей и произнес:

— Ну вот, здесь снова можно жить. А как ты? Вернулась к жизни?

— Вроде бы…

— Ну, что думаешь?

— Что мне не следует больше когда-либо еще так много пить.

— Нет, я спрашиваю о нашем друге-ниндзя. Он тот самый человек, о котором говорил мой знакомый? Он работает на полицию?

— Вполне возможно, — сказала Эшли задумчиво. — Но он, наверное, прав: чем меньше мы будем говорить на эту тему, тем лучше.

— Мои уста запечатаны, — Чарли сделал символический жест, означавший «нем, как рыба», и похлопал ее по руке. — Он был бы тебе хорошей парой.

— Чарли… — Эшли осеклась, осознав, что все ее слова, обращаемые к Чарли, будут бесполезны, он уже давно все решил для себя, и, улыбнувшись, она закончила фразу: —… спасибо за помощь!

— Не стоит благодарности, — он расплылся в улыбке и зашагал к двери. — Классная была вечеринка. Вот уж где можно хорошо узнать людей!

Вероятно, Чарли был прав, но Эшли вовсе не была уверена, что в стремлении узнать людей ближе есть какой-то смысл, по крайней мере, не в том случае, когда человек кажется тебе неотразимым. Сейчас не время ей заводить новых друзей. Может быть, еще и поэтому приснился Джек. Подсознание предупреждало: единственное, что она действительно должна сделать — это полностью сосредоточиться на работе.

Лучше для нее будет не только не стремиться узнать своего соседа ближе, но вообще избегать каких-либо встреч с ним.

В течение нескольких следующих дней Эшли обнаружила, что тонкие стены — вовсе не такой уж страшный недостаток. Она могла точно сказать, когда Эрик у себя, а когда его нет дома. Все, что теперь нужно ей было делать, — это так рассчитывать свои приходы и уходы, чтобы не встретиться с ним.

Да и у себя в квартире она находилась не так уж много времени. С тех самых пор, как ее назначили директором, большую часть дня она проводила в офисе. И это ей нравилось. Эшли любила свою работу и была уверена, что все дополнительные часы, отданные службе, только приближают ее к заветной цели. Скоро настанет день, когда она получит работу в Чикаго.

И это будет означать, что она выполнила обещание, данное Джеку, и обещание, данное отцу.

Ровно через неделю после вечеринки Эшли пришлось особенно долго задержаться на работе. По пути домой она остановилась у круглосуточного супермаркета, расположенного как раз напротив ее дома. Ей нужно было купить мясо, несколько личных вещей и немного еды. Большей частью она довольствовалась гамбургером в закусочной или пиццой, но время от времени ей нравилось и самой что-нибудь приготовить, хотя чаще всего это сводилось к разогреванию замороженных полуфабрикатов в микроволновой печи. Эшли объясняла моменты своей слабости бессознательными воспоминаниями о матери, постоянно ворчавшей на нее и на брата за то, что они так мало и так плохо едят.

Одно из немногих детских воспоминаний, сохранившихся у нее о матери.

Войдя в магазин, Эшли не стала терять времени на разглядывание товара, почти обрадовавшись, что выбор не очень-то велик. Пробегая взад-вперед по проходам, она хватала с полок то, что ей действительно было нужно, и то, что казалось привлекательным и быстрым в приготовлении. За очень короткое время она наполнила свою тележку двумя коробками с завтраками, множеством замороженных обедов, несколькими банками супа и упаковками охлажденных жареных цыплят под южным соусом и двумя пакетами с мини-пиццей. Единственное, что оставалось найти, были арахисовое масло, хлеб и кварта молока.

Эшли сделала резкий поворот, выкатив свою тележку из прохода между полками с крупами в тот, где она надеялась отыскать арахисовое масло. В пустом супермаркете она вряд ли могла в кого-либо врезаться, как бы быстро ни катила тележку. И тем не менее…

Увидев чужую тележку, Эшли прореагировала молниеносно: резким толчком вправо она убрала свою тележку с прохода. И сразу же поняла, что допустила ошибку.

У тележек, особенно тех, которые очень быстро движутся, постепенно развивается собственная и совершенно непредсказуемая воля. Именно это и произошло с тележкой Эшли. Вырвавшись из рук хозяйки, она покатилась прямо к стеллажам с соусами для спагетти. Эшли попыталась остановить тележку, но у нее не хватило ни ловкости, ни силы, необходимых для остановки мчащейся на бешеной скорости переполненной тележки.

Взмах чьей-то руки… и своенравная тележка была остановлена. По отделу пробежало дребезжание-дрожь. Казавшаяся неизбежной катастрофа была предотвращена, и бутылочки с соусом — спасены.

Ошалевшим взглядом смотрела Эшли на человека, спасшего ее от унизительной необходимости объяснять директору магазина, каким образом она «по чистой случайности» умудрилась уничтожить целую полку соуса. Эшли не удивилась, что ее добрым спасителем оказался Эрик. Она подсознательно понимала: никто другой и не мог им оказаться.

Он был одет во все черное — черную футболку, черные спортивные брюки и черные кроссовки — и казался столь же сексуальным и таинственным, как и тогда, при их первой встрече. Что-то внутри Эшли сжалось, а ее и без того колотившееся сердце забилось еще сильнее.

— Спасибо, — сказала она. Голос ее дрожал. Эрик едва заметно наклонил голову. — У вас это получилось так… — Эшли не могла подобрать подходящего слова: быстро?.. изящно?.. профессионально?.. — Вы, наверное, тренируетесь, останавливая тележки в супермаркетах.

Он улыбнулся:

— Я, на самом деле, тренируюсь каждый день, и определенная часть моих упражнений заключается в остановке движущихся предметов, но тележкой, поверьте, управлять гораздо легче, чем большинством тех вещей, с которыми упражняюсь я.

Взгляд Эрика изучающе остановился на ее изысканно скроенном темно-синем костюме в мелкую полоску и на темно-синих туфлях с двухдюймовым каблуком.

— Вы прекрасно выглядите. Настоящая деловая женщина, причем утонченная женщина.

— Я только что с работы.

— Уже довольно поздно.

— Я часто работаю допоздна, — Эшли знала, что ее ответ звучит глупо, но она сейчас была просто не в состоянии подыскивать нужные слова и строить точные фразы.

Взгляд Эрика поднялся к ее волосам, и Эшли вспомнила, как всего лишь неделю назад он говорил ей, что хотел бы, чтоб она носила волосы распущенными. Она вспомнила, как неделю назад он освобождал ее волосы от заколок, одну за другой убирая их из пышного потока золотистых прядей, и как его пальцы ласкали освобожденный поток.

При этом воспоминании Эшли почувствовала приятное покалывание в затылке и нервным движением прикоснулась к волосам, словно для того, чтобы удостовериться, что с прической все в порядке. Эрик же ничего не делал, он просто стоял и смотрел, а Эшли казалось, будто что-то внутри нее падает и разрывается.

— Вы тоже… хорошо выглядите, — выдавила она из себя, понимая, что должна что-нибудь сказать, и в то же время осознавая: признаваться мужчине, что он выглядит хорошо, не очень разумно.

Весьма неразумно, принимая во внимание, как целуется этот мужчина. Крайне неразумно, если учесть, что даже просто стоять рядом с ним для нее тяжелое испытание.

— Как продвигаются ваши дела с додзо?

Эрик кивнул:

— Строительство идет полным ходом. Большая часть уже закончена. Скоро я смогу додзо открыть.

— Это хорошо, — Эшли облизала пересохшие губы и лихорадочно стала придумывать, что можно было бы еще сказать и что не прозвучит при этом совершеннейшим идиотизмом.

— Вы придете? — спросил он.

— Приду?

— Ко мне в додзо. Чтобы взять несколько уроков самообороны.

— О, думаю, нет.

— Я собираюсь открыть специальный класс для тех, кто хочет научиться защищать себя в опасных ситуациях. Как только класс откроется, я буду рад видеть вас в качестве своей первой ученицы.

— Может быть… как-нибудь…

Он внимательно и напряженно вглядывался в Эшли, усиливая ее неловкость. Чтобы не встретиться с ним взглядом, она начала рассматривать содержимое своей тележки.

Эрик тоже заглянул в ее тележку.

— Так вот чем вы питаетесь!

Нотка высокомерия в его голосе удивила Эшли, и она подняла глаза, посмотрев ему прямо в лицо.

— Конечно! А чем же еще?

— Все это сплошные суррогаты пищи, место им на помойке.

Эшли извлекла из тележки первое, что попалось под руку:

— Это цыпленок, думаю, он и вам вполне понравился бы.

— О нет, если он вывален в сухарях и обжарен во фритюре, — Эрик протянул руки. — Можно мне взглянуть?

Она передала ему тележку. Эрик понимал, он мог бы взять тележку, не касаясь Эшли. Мог бы, но не сделал этого. Напротив, он словно невзначай провел пальцами по ее руке. Заметив, что зрачки Эшли немного расширились, он понял, ее нервы напряжены не меньше, чем его.

Она молча ждала, пока Эрик читал состав, указанный на этикетке. Он задерживался на каждом ингредиенте, вслушиваясь в отрывистый темп ее дыхания и чувствуя, что так же быстро бьется и его сердце. Наконец Эрик возвратил ей тележку.

Эшли приняла ее с особой осторожностью, так, чтобы избежать прикосновения. Это вызвало у Эрика улыбку.

— Ну? — спросила она.

— Очень питательно! Соль. Натрий и глютамат натрия. Химические жиры. Это, без сомнения, понравится любому американцу.

— А чем же вы питаетесь? — Эшли оглядела содержимое его тележки, издав презрительный смешок. — Рис? Горох? А это что за странная вещичка?

— Свежий имбирь.

— А!.. — она продолжила осмотр его продуктов, самым очаровательным образом морща нос.

— А это что такое? — спросила Эшли, указывая на квадратный пакет. — Что это за «тьфу»?

— То-фу, — поправил Эрик. — Бобовое молочко. Высокое содержание протеина и низкое содержание жиров.

— Ух!.. — она скорчила гримасу и пошевелила пальцем еще один пакет. — Рыба? — В ее голубых глазах сверкнул дразнящий огонек: — Разве вы не знаете, что все эти продукты буквально кишат жуткими химическими веществами?

Он усмехнулся:

— Да, но в значительно меньшей степени, чем то, что добавлено в ваши продукты для гарантии их сохранности.

— Неужели вы не едите ничего по-настоящему хорошего?

— А вы? — парировал Эрик.

Эшли внезапно бросила на него нахальный взгляд:

— Конечно, ем. Я знаю, где продаются самые вкусные гамбургеры и где можно найти лучшую в городе пиццу.

— В забегаловках фаст-фуд, быстрого приготовления еды.

— Да, именно так я и живу. Быстро. Всегда бегом. Всегда на предельной скорости. И это значит, что я либо что-нибудь перехватываю в ресторанчике, либо покупаю пищу, которую можно быстро приготовить. Я просто не беру такое, что нельзя за минуту разогреть в микроволновой печи или извлечь из коробки или банки в мгновение ока.

— Может быть, вам стоит попытаться не спешить, немножко снизить темп и поразмыслить над тем, что вы делаете со своим телом?

— Вы, как видно, один из чудаков, помешанных на здоровье.

Эрик почувствовал, что ей хочется подвести его под категорию «чудака», «психа» или чего-либо подобного. И он также понимал, что и ему было бы легче, если бы он мог «списать» ее с ярлыком «пустоголовая девица». Но Эшли не была пустышкой. Да и сам Эрик не собирался так просто подпадать под одну из названных категорий. Он отрицательно покачал головой:

— Нет. Мой отец — один из тех американцев, которые любят бифштексы с картошкой и жирные гамбургеры, и время от времени даже у меня возникает желание проглотить что-нибудь из этого. Но влияние матери на меня всегда было велико, и благодаря ей я научился ценить аромат и красоту пищи, приготовленной из свежих продуктов, и быть небезразличным к качеству того, что я кладу себе в рот.

— О, какие мы разные! — воскликнула Эшли. — Вы инь, я янь, или что-то в этом роде.

Он улыбнулся путанице терминов:

— Или что-то в этом роде.

— Противоположности.

— Со всех точек зрения.

— Если бы мы часто встречались, мы бы стали действовать друг другу на нервы.

— Возможно, — Эрик знал, что уже сейчас Эшли как-то странно воздействует на его нервную систему.

Никогда в жизни он не чувствовал себя более уязвимым, никогда его ощущения не были так остры — как у тигра, обхаживающего тигрицу и от страстного желания опасающегося сделать неверный шаг.

По тому, как она облизывала часто пересыхающие губы, глядя на его рот, внезапно затем отворачиваясь, Эрик понимал: Эшли вспоминает их поцелуй недельной давности. Да, они действительно противоположности. Но закон, который никто из них не осмеливался признать, гласил: противоположности притягиваются.

Эшли притягивала его. Эрик не ожидал, что найдет в Анн-Арборе женщину, которая так его заинтересует. Он и не искал. И вот теперь, встретив Эшли, Эрик понимал, что никогда не простит себе, если оставит ее, не попытавшись понять, насколько сильно она его интересует. Он осознавал, что ему будет нелегко с ней, но терпения ему было не занимать, и он был при этом уверен, что увлек ее не меньше, чем она его. Он обязательно должен найти время, чтобы углубить их взаимное влечение до той степени, когда Эшли перестанет ему сопротивляться.

Она в отчаянии вглядывалась в дальний конец прохода. Эшли понимала, что, если их беседа продлится еще немного, она обязательно снова скажет какую-нибудь глупость. Единственное, что ей следовало сейчас сделать, — это сбежать от Эрика. И как можно дальше.

— Я, наверное, пойду, — сказала Эшли, подталкивая свою тележку. — Еще раз спасибо.

— Не за что.

— Увидимся.

— Увидимся, — повторил Эрик.

Эшли не оглядывалась, пока не дошла до конца прохода, но перед тем как повернуть, оглянулась.

Его не было. Проход был пуст. Стоящий в проходе человек в черном остался только в ее воспоминании.

Эшли вздохнула, внезапно почувствовав себя очень одинокой и опустошенной. Быстрыми шагами она покинула супермаркет.

Возвратившись домой и уже наполовину разложив свои покупки по шкафам и холодильным камерам, она услышала — Эрик пришел к себе.

И только на следующее утро Эшли поняла, что забыла купить арахисовое масло, хлеб и молоко.

В течение следующего месяца они с Эриком изредка встречались: дважды в коридоре, один раз в прачечном отсеке подвала. Каждый раз они обменивались несколькими словами: «Привет!» — «Как поживаете?» — «Деревья прекрасны нынешней осенью, не правда ли?» И все…

Эшли любила и ненавидела мгновения встреч. В течение многих последующих дней она припоминала каждое слово, произнесенное им, и то, как он выглядел и как смотрел на нее. Она подолгу размышляла, заметил ли он, как розовеют ее щеки всякий раз при встрече, почувствовал ли, что у нее дрожат ноги и все внутри сжимается. Ее ощущения были ощущениями по уши влюбленной девочки-подростка, и это не могло не тревожить.

Но Эшли чувствовала себя более энергичной и деятельной, чем когда-либо раньше, может быть, даже на протяжении всей жизни.

В конце октября в «Анн-Арбор Ньюз» была опубликована статья, в которой сообщалось об открытии в городе додзо. В статье перечислялись достоинства Эрика, и эти достоинства произвели на Эшли впечатление. Он оказался не только экспертом боевых единоборств, но и обладателем диплома факультета восточных языков.

В газете, помимо статьи, она обнаружила фотографию, на которой Эрик, как обычно, был одет во все черное. Он выглядел столь же сексуально и таинственно, как всегда, и, зная, что поступает глупо, Эшли все-таки вырезала из газеты фотографию и спрятала ее.

Два дня спустя у своей двери она нашла приглашение на церемонию открытия додзо. Эшли предположила, что такие же приглашения получили и другие обитатели дома, и все же, разглядывая приглашение, она предпочла думать, что это обращенная к ней личная просьба Эрика прийти. Некоторое время она раздумывала, стоит ли идти, как вдруг позвонил отец.

— У твоей матери был приступ, — сказал он.

— Она что-нибудь пыталась с собой сделать?

— Она говорила об этом, и мне пришлось отправить ее в больницу.

— Мне приехать?

— Нет. Я просто подумал, что тебе следует об этом знать.

— Мама в Свит-Хейвен?

— Да.

— Я пошлю ей открытку.

— Да-да, обязательно.

Он вздохнул, и она ощутила тот груз, который отец нес все эти годы. Это казалось таким несправедливым, и у нее, как обычно, защемило сердце. У отца никогда не хватало времени для дочери, и однажды у Эшли промелькнула мысль: отец жалеет, что у него вообще есть дочь. Но Эшли понимала отца. Из-за нее не сбылись его мечты. Ни одна из них. Из-за нее у него на руках оставалась жена, большую часть времени проводившая в лечебницах.

— Меня могут перевести в Чикаго, — сказала она, хотя еще несколько минут назад собиралась приберечь радостную новость до Дня Благодарения.

Его голос зазвучал взволнованно, казалось, он действительно радовался за дочь, задавая ей разные вопросы и проявляя очевидную заинтересованность. После того как Эшли повесила трубку, у нее пробудилось гложущее чувство вины: она даже не попыталась изобразить хотя бы притворное сожаление по поводу положения матери! Но что она могла сказать? Эшли давно отбросила всякие надежды, что когда-нибудь матери станет лучше. Пребывание в больницах сделалось образом ее жизни, психотерапия и лекарства иногда ненадолго помогали, но не способны были вылечить. Мать пробудет в больнице неделю, может быть, дольше, но в любом случае достаточно долго, чтобы измотать отца эмоционально и в финансовом отношении.

Если посчастливится, подумала Эшли, на нынешний День Благодарения мать будет на подъеме, и если действительно у Эвелин Келер будет эмоциональный подъем, она, возможно, даже обрадуется, увидев дочь. Но Эшли в этом очень сомневалась. Единственным, кого хотела видеть Эвелин Келер, был ее сын, ее любимый Джек.

— Его нет, мама, — прошептала Эшли в пустоту, затем взглянула на телефон и улыбнулась.

Она не могла помочь матери, но скоро сможет помочь отцу в исполнении давней мечты.

— Я обещала тебе, что добьюсь этого, — сказала Эшли вслух, приложив руку к сердцу: жест, который часто делала в детстве, — и я добьюсь.

Она окончательно решила, что не пойдет к Эрику на церемонию открытия додзо. Зачем играть с огнем? Нравится ей это или нет, но этот парень притягивает ее, и если она пойдет, кто знает, что может случиться? Эшли не могла позволить себе отвлечься от своей главной цели. Не теперь, когда она так близка к ее осуществлению.

Эшли проводила на работе все больше времени, все сложнее становилось ей даже минутку выкроить для того, чтобы перекусить. И все же, всякий раз, проглатывая гамбургер или засовывая кусок замороженного цыпленка в микроволновую печь, она вспоминала Эрика и чувствовала легкий укол совести за высокое содержание жиров и натрия в ее рационе.

Эшли стала покупать больше овощей, заранее нарезанных и разложенных в пакетики, разумеется. Овощи-полуфабрикаты. Быстрое приготовление еды, фаст-фуд. Время от времени она стала заказывать себе салат.

Ну конечно же, Эшли вовсе не боялась пополнеть. «Весу за тобой не угнаться, ты слишком быстро бегаешь», — говаривал ей Чарли.

Удача, напротив, частенько догоняла ее.

Но и неудача тоже…

Было утро, вторник первой недели ноября. Отправившись на работу, она забыла дома некоторые документы из тех, над которыми работала накануне вечером. Эшли заметила отсутствие бумаг только около десяти часов, и, так как встреча с клиентами была назначена на одиннадцать, ей не оставалось ничего другого, как возвратиться домой и забрать оставленные документы.

Это не заняло бы много времени, если бы ее автомобиль внезапно не остановился в пяти кварталах от дома. Эшли почувствовала некоторое облегчение, когда двое мужчин помогли ей оттолкать машину с проезжей части к тротуару. Она поблагодарила обоих, но отказалась от их предложения подбросить ее до дома.

Главное, чему научила Эшли мать, — не садиться в машины к незнакомым мужчинам.

И к тому же был прекрасный день.

— У нас редко выпадают такие деньки, — сказала им Эшли. — Я лучше пройдусь пешком.

Чтобы возвратиться на работу, она могла из дома вызвать такси. Машиной же она думала заняться позже, во второй половине дня, когда будет посвободней со временем.

И все сложилось бы благополучно, если бы Эшли, как обычно, не торопилась и не решила сократить себе путь, пробежав по переулку, и если бы в этом переулке она не столкнулась с двумя подростками.