В то утро Эрик пришел домой в десять сорок пять. И не успел он переступить порог входной двери, как почувствовал: что-то случилось. Обычно в это время дня в доме бывало тихо, если только Чарли не пытался реализовать какой-нибудь свой очередной реставрационный проект. Но то, что услышал Эрик, было совсем не похоже на звук какого-либо ремонта.

Это больше походило на плач. Кто-то еле слышно плакал, возможно, в одной из квартир.

Эрик на мгновение застыл и прислушался, на слух пытаясь определить, откуда доносится звук. Осторожно и тихо он направился в сторону всхлипываний.

Он обнаружил Эшли сидящей на третьей ступеньке лестничного пролета, сгорбившись, поджав ноги и обхватив их рукой. Другая рука лежала на коленях, и на нее Эшли опустила голову. Волосы выбились из обычно столь аккуратной прически и свисали, спутавшись в некое подобие золотистой вуали, почти полностью скрывая ее лицо.

На короткой серой юбке Эшли были заметны грязные пятна, а чуть ниже ободранных колен нейлон колготок был совершенно порван. Тыльной стороной ладони она пыталась заглушить рыдания, но у нее это плохо получалось, и звук плача переходил в жалобный, надрывный стон.

Глядя на Эшли, Эрик ощутил в себе ее отчаяние, и внутри у него что-то дрогнуло. Перед ним был не тот сгусток энергии и отблеск солнечного света, который согревал его и пробуждал в нем новые силы при каждой прежней встрече, нет, как будто кто-то отнял у нее главное, чем она жила и что было ее сутью, оставив только тень былого, плачущий призрак.

Эрик мгновенно охватил взглядом пролеты лестницы в поисках обидчика, затем сделал несколько шагов к Эшли.

— Что случилось? — спросил он, присаживаясь на корточки рядом.

Ему хотелось обнять ее, но он сдержался, готовый в любую минуту встать на защиту, если нападавший вновь объявится.

Эшли насторожилась при звуке его голоса, резко приподняв голову, глаза ее выразили ужас и ожидание опасности. Она узнала Эрика, и выражение ужаса сменилось гримасой муки. Закрыв глаза, Эшли снова уронила голову на колени. Ее душили рыдания, и дрожь сотрясала тело, но она все-таки попыталась овладеть собой.

— Они… — это было все, что Эшли смогла произнести перед тем, как ей пришлось закусить губу и плотно сжать веки, чтобы не разрыдаться снова.

Она таилась от несчастья, уходя в себя, и Эрик почувствовал, что Эшли таится и от него тоже, и его страх за нее поднялся на новый виток — он представил самое худшее. Эрик ощутил, как дикая мстительная злоба поднимается из глубин его естества, но принудил себя сохранять спокойствие, ради нее… Нежным, осторожным движением он прикоснулся к ее плечу:

— Что они сделали?

Эрик испытал некоторое облегчение, когда увидел, что она не отодвигается от него, а напротив, инстинктивно пытается опереться о его руку.

— Они, — повторила Эшли и еще раз взглянула на Эрика своими прекрасными глазами, голубизна которых мерцала и растворялась в капельках слез.

— Все хорошо, — сказал он успокаивающим тоном, смахивая ладонью слезинки с ее влажной щеки. — Ну ведь теперь же все хорошо. Расскажите мне, что произошло.

Она кивнула. В глазах снова сверкнули слезы, но Эрик почувствовал, что к ней возвращается самоконтроль. Еще один прерывистый вздох, и Эшли смогла говорить:

— Они отобрали мою сумочку.

— И?.. — его взгляд опустился на забрызганную грязью юбку и ободранные колени.

— И я попыталась их остановить. — Она шмыгнула носом. — Это же были дети! Подростки. Я никогда бы не подумала… Я хочу сказать… — у нее перехватило дыхание от напряжения и досады. — Они сбили меня с ног.

И снова Эшли сделала паузу. Эрик дал ей время собраться с силами, прежде чем попросил продолжить:

— И?..

— И один из них ударил меня. — Она немного выпрямилась, устроившись поудобнее на ступеньке. — Этот мальчишка ударил меня. Один из них выхватил сумочку, другой сбил с ног и ударил. Я содрала колени и руку… — Эшли показала ему правую ладонь: тыльная сторона была покрыта кровью, песком и грязью, затем она прикоснулась к ободранному колену. — Испортила только что купленные колготки!

Эшли выругалась, и Эрик улыбнулся, предпочитая ее гнев тому явно преувеличенному кошмару, что вырисовался у него в голове при виде Эшли. И все же беспокойство не проходило.

— Они еще что-нибудь сделали?

Она была явно удивлена этим вопросом.

— Нет. Когда один из них толкнул меня, я начала орать. Я хочу сказать, что, стукнувшись о тротуар, я совершенно обезумела. Абсолютно. Особенно после того, как мальчишка ударил меня. Они смылись… с моей сумочкой, конечно.

Эшли вздохнула, но Эрик почувствовал огромное облегчение. Ее ограбили, но ведь могло быть и хуже… гораздо хуже.

— А куда тебя ударил этот мальчишка?

Она дотронулась до своей юбки и провела ладонью по левому бедру там, где следы грязи были особенно заметны. Увидев пятна грязи, Эшли изменилась в лице и снова выругалась, затем взглянула на Эрика:

— Что за чертов денек! Вначале в приступе рассеянности я оставляю дома важные бумаги, потом моя машина отказывается ехать. Теперь это… И они даже поживиться по-настоящему не смогут, в кошельке почти совсем не было денег, но в сумочке лежали чековая книжка, кредитные карточки, ключи… Я не могу попасть в свою собственную квартиру!

Взмахом правой руки она показала в сторону дверей третьего этажа и сморщилась от боли, которую ей причинило это движение.

— Даже Чарли на месте нет! Никого нет. — Эшли взглянула на часы и грустно рассмеялась. — А через пять минут у меня должна начаться презентация!

— Ну, конечно, через пять минут вы ни в какой презентации участвовать не будете, — сказал Эрик. — Но я могу помочь вам попасть в квартиру.

— У вас есть ключ?

Он улыбнулся и помог ей встать на ноги.

— Нет, но я все равно могу помочь.

— Каким образом? — она не сопротивлялась, когда Эрик взял ее под руку и помог подняться на третий этаж.

— Коммерческая тайна.

— Научились этому как ниндзя? Или как сотрудник полиции?

Ей уже лучше, подумал он: любопытство берет верх над страхом и болью.

— Ни то и ни другое, — сказал Эрик. — Этот секрет известен большинству безмозглых хулиганов.

— О, звучит успокаивающе!

Вместо того, чтобы сопроводить к ее квартире, он отвел Эшли в свою. Эрик не знал, есть ли у нее что-либо, чем можно замазать царапины, но он прекрасно разбирался в своих лечебных средствах.

Она насторожилась снова, когда Эрик стал вытаскивать ключи. — Мне кажется, вы ошиблись квартирой, мистер Ньюмен. Моя вон там, впереди.

— Первая остановка здесь, — он открыл дверь и широко ее распахнул. — Мы немного подлечим вашу руку и коленки, а потом доставим вас домой.

Эшли знала, что ей следует сказать «нет», но она была не в силах спорить. Не сейчас. Не теперь, когда ощущение руки Эрика на ее талии так успокаивает, а его тело кажется таким сильным, а сам он — готовым защитить от любой жизненной проблемы, и когда просто находиться рядом с ним так необыкновенно приятно и хорошо.

Возможно, поступок был не совсем разумным, но в это мгновение Эшли очень нуждалась в самом Эрике. За последний час она пережила слишком многое: вначале раздражение на себя из-за забытых документов, потом подавленность и досаду из-за сломавшейся машины, затем страх и беспомощность.

Ей следовало бы уметь защищаться, но она не умела. Это были всего лишь подростки, но они пихали ее из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Эшли понимала, что именно выпытывал у нее Эрик, когда подгонял с рассказом. Он хотел знать, не была ли она изнасилована.

Только добравшись до дома в поисках кого-нибудь, кто мог бы помочь ей, Эшли осознала, насколько беспомощной она была б и в том случае, если бы мальчишкам захотелось чего-то большего, чем просто денег. И вот тогда ноги перестали ее слушаться, и Эшли не смогла идти дальше, единственное, на что она оказалась способна, это сесть на ступеньки и заплакать.

Эрик очутился возле нее несколько минут спустя, явившись ниоткуда, подобно ангелу-хранителю или, возможно, рыцарю в сверкающих доспехах — доспехах, состоявших из обычной черной футболки, черных спортивных штанов и легкой черной куртки. Мгновение до его появления она была еще одинока и охвачена страхом, а в следующее он уже был рядом, успокаивая и придавая силы.

Эрик никогда не узнает, как это прекрасно — поднять глаза и увидеть его, сидящего на корточках рядом. Эшли надеялась, что Эрик никогда не узнает и то, до какой степени в то мгновение ей хотелось броситься к нему в объятия и никогда-никогда не отпускать от себя.

После того как Эрик закрыл за ними дверь, он снял свои кроссовки, и Эшли сделала то же самое со своими туфлями. Он провел ее в кухню к обеденной стойке.

— Позвольте мне помочь вам снять пальто, — сказал он, уже расстегивая пальто в момент произнесения фразы.

Она наблюдала, как пальцы Эрика освобождают пуговицы от петель, затем взглянула ему в лицо — на его губы. Они были сжаты, и он сам сосредоточен на своем занятии, и Эшли вспомнила, какое ощущение эти губы оставили на ее губах, прикоснувшись к ней в тот вечер.

Ощущение уверенности…

…теплоты…

Вздохнув, она закрыла глаза, пытаясь отогнать воспоминания.

Эшли почувствовала, как Эрик начал снимать с нее пальто, и вновь открыла глаза, чтобы помочь ему и защитить поврежденную ладонь от прикосновения ткани. Эрик подсадил Эшли на сиденье у обеденной стойки.

Когда она облокотилась на стойку, ее охватило ощущение почти летаргической усталости, и оно лишило Эшли последних остатков энергии. Бессильно она взглянула со своего сиденья на телефон.

— Я должна позвонить в офис, — сказала она, обращаясь одновременно и к нему, и к себе. — Нужно сообщить, что со мной случилось.

— Да-да, конечно, — сказал Эрик, поднося телефон. — И как только мы управимся с этими царапинами, нам следует позвонить в полицию.

Эшли понравилось, что он сказал «нам», включив в местоимение и себя. В это мгновение она безумно нуждалась в нем.

Эрик направился в комнату, которая, по всем ее расчетам, должна была служить ему спальней — его квартира оказалась зеркальным отражением квартиры Эшли. Остановившись в дверях, он оглянулся, теплый и нежный взгляд медленно перемещался с ее лица по серому жакету и юбке к ногам. Несмотря на смертельную усталость, поглотившую всю ее энергию, Эшли ощутила некое движение в душе, какое-то пробуждение.

— Чтобы очистить ваши колени от грязи, — сказал он, — вы или я должны снять с вас колготки. Что вы выбираете?

Сама мысль, что Эрик будет снимать с нее колготки, окончательно возвратила Эшли к реальности. Внезапно ее сердце учащенно забилось и дурнота охватила весь организм. В мгновение ока она сняла с себя колготки и сунула их в карман жакета и только после этого взяла телефон и набрала номер офиса.

Эрик возвратился к тому времени, когда она повесила трубку. Он был уже без куртки и нес в руках три среднего размера широкогорлых флакона с белыми этикетками, на которых были нанесены какие-то японские иероглифы.

— Мне чертовски не повезло, — сказала Эшли, наблюдая, как Эрик расставляет флаконы по краю стойки. — Сегодня утром я должна была проводить презентацию для важных шишек из «Вэн Гард Констракшн». Не знаю, следите ли вы за новостями, но это как раз та самая компания, что построила дом, в котором обвалился балкон и при этом пострадало три человека.

— Ах да, я читал, — Эрик кивнул, подошел к буфету и достал чашку.

— Как бы там ни было, — продолжала она, слегка повернувшись на сиденьи, чтобы лучше видеть Эрика, — они сделали заказ нашей фирме как можно скорее подготовить презентацию, чтобы не была окончательно испорчена репутация компании. Они собирались позже подкрепить репутацию длительной рекламой. Вот почему я так много работала последнее время. Речь шла о подготовке проекта. От того, как я справлюсь с ним, зависит очень многое: и репутация «Вэн Гард», и моя карьера, и это главная причина, почему я была так расстроена несколько минут назад. Я думала, моя карьера рухнула. Но, видимо, я ошиблась.

Наливая воду в чашку, Эрик вопросительно посмотрел на нее. Она объяснила:

— Кажется, адвокаты компании захотели сегодня утром устроить срочное совещание с руководством «Вэн Гард», и представитель компании позвонил в нашу фирму и отменил презентацию в самую последнюю минуту.

— Вот и хорошо. Я рад, — он вытащил полотенце из ящика и перенес чашку с теплой водой поближе к трем флаконам.

— Я тоже рада, — с очевидным любопытством Эшли рассматривала флаконы. — Что в них?

— Чудодейственные бальзамы, приготовленные моей матерью.

— Вашей матерью? — Эшли не сводила с флаконов глаз. — Она врач или что-то в этом роде?

— Что-то в этом роде. Доверьтесь мне, — сказал Эрик. — Вам понравятся эти целебные мази.

Он взял ее оцарапанную руку и осторожно повернул ладонью вверх.

— Довериться вам? — она крепко сжала зубы и дернулась от боли, когда Эрик коснулся ее руки влажным концом полотенца. — Я где-то это уже слышала.

— Ну и?.. — он взглянул ей в лицо, искра удивления промелькнула в темных глазах.

— И слышала не однажды, и всякий раз, когда я следовала этому совету, мне приходилось потом горько сожалеть, — она не сводила глаз с его склоненной головы, пытаясь не обращать внимания на острую боль в руке.

Эрик громко усмехнулся, и прикосновения полотенца к ее ладони прекратились. Бросив взгляд себе на руки, Эшли убедилась, что царапины превосходно очищены и обработаны.

— Вы быстро это сделали, однако!

— Проворный Ньюмен к вашим услугам, — он протянул руку к стойке и открыл один из флаконов.

Флакон был до половины наполнен густым темным кремом, издававшим отвратительный запах. Когда Эрик взял небольшое количество крема на два пальца, Эшли сморщила нос:

— Вы действительно собираетесь намазать мне это на руку?

— Ну конечно, — он снова громко усмехнулся и нанес крем на ранки. — Поверьте мне, через несколько минут, когда вы начнете чувствовать себя лучше и увидите, насколько быстро заживают ваши царапины, вы станете умолять меня, чтобы я подарил вам точно такой же чудодейственный флакон.

Эшли снова принюхалась, шмыгнув носом, и у нее возникли непреодолимые сомнения по поводу того, что она когда-нибудь станет вымаливать у Эрика «чудодейственный» флакон.

— И все-таки что же это такое?

Он закрыл один флакон и открыл второй.

— В основном травы и коренья. Может быть, крыло или два крылышка летучей мыши, растертые в порошок.

— Порошок из крыльев летучей мыши? — Эшли пронзила его недоверчивым взглядом. — Вы что, издеваетесь надо мной?

Эрик посмотрел на нее и улыбнулся:

— Ну что вы! — Взяв немого мази из второго флакона, он продолжал: — Собственно говоря, все эти бальзамы готовятся по рецептам, передаваемым из поколения в поколение. Я помогал матери смешивать их, но не думаю, чтобы какие-нибудь из ингредиентов были б знакомы вам. Здесь травы и коренья, весьма распространенные в Японии. В Америке трудно найти что-либо подобное в супермаркете или аптеке.

Второй бальзам издавал, по крайней мере, более приятный запах, и к тому времени, когда Эрик начал втирать третий, боль в ладони Эшли уже почти исчезла. По сути дела, боль прошла вовсе, оставив лишь быстро тающее воспоминание. Теперь, практически забыв о боли, она как-то по-другому начала реагировать на нежное и ритмическое движение пальцев Эрика по ее ладони. Она ощутила невольное облегчение, когда он отпустил руку. Еще одно мгновение, и Эшли начала бы мурлыкать или же постанывать от удовольствия.

Осторожно она подвигала рукой, удивившись происшедшей перемене.

— Вы заставляете меня поверить вам, — призналась Эшли, почувствовав, что может сжать кулак, не испытывая никакой боли. — Но не надо мне ваших «я же говорил вам».

Он широко улыбнулся, отступив назад, чтобы лучше разглядеть ее колени. Взяв чистый край полотенца, Эрик начал ту же процедуру с ногами Эшли. И вновь сначала ей пришлось сжать зубы от боли, и вновь к тому времени, когда Эрик стал наносить третью мазь, боль прошла, и Эшли уже больше думала о нем самом, нежели о том, что он делает.

Просто быть рядом с ним значило для нее наполняться новой энергией какого-то радостного напряжения и ожиданием чего-то прекрасного. Его ласковые прикосновения, случайные и очень непродолжительные, заставляли все ее тело дрожать от тайного наслаждения.

Эрик, сосредоточившись, внимательно и осторожно обрабатывал каждый дюйм ее царапин и молчал, и, пока он был занят, Эшли, не отрываясь, смотрела на его затылок, на густые и спутанные черные волосы, которые, как ей казалось, умоляли ее прикоснуться. Она, как могла, сопротивлялась этому желанию.

Держа руки позади себя, Эшли оглядывала жилище. Общее расположение комнат было таким же, как и у нее: гостиная, объединенная со столовой, кухня с обеденной стойкой, ванная и спальня. И все же, несмотря на сходство, квартира Эрика выглядела совершенно по-другому. Ее жилище производило впечатление деловой, но лихорадочной спешки, цветастые ткани покрывали мебель, на каждом столе и любой другой горизонтальной поверхности стояло по несколько самых разнообразных безделушек. Атмосфера его квартиры была открытой и свободной, и в ней царила тишина. В той части, что отводилась под столовую, низкий черный столик был окружен не стульями, а яркими цветными подушками. Обстановка же гостиной, помимо низкого черного кожаного дивана и кресла, сочетавшегося с ним по цвету, сводилась к ярко-красному кофейному столику, покрытому лаком, и модному электронному «центру развлечений», включавшему телевизор и прочее. На стенах были развешаны черно-белые фотографии в рамках и стилизованные японские картинки, каждая из которых представляла собой сочетание поразительной простоты и захватывающей глубины одновременно.

Иными словами, все в квартире служило отражением необыкновенной силы и захватывающей таинственности хозяина. Взгляд Эшли переместился с обстановки на лицо Эрика.

Он так отличался от всех, кого она знала. Спокойный, без малейшего признака претенциозности, он был в то же время абсолютно уверен в себе. У нее появилось чувство, что Эрик гораздо ближе к своему мистическому постижению истины, нежели она к переводу в Чикаго. Он никогда не забудет важных бумаг дома и никогда двое подростков не нападут на него, застав врасплох.

— Мне кажется, я, действительно, должна записаться в вашу школу, — сказала Эшли. — Эрик поднял на нее глаза. В тот класс, — продолжала она, — о котором вы говорили мне несколько дней назад: для тех, кто хочет научиться основным приемам самообороны. Если бы я прошла у вас курс, то смогла бы защитить себя сегодня.

Он изучающе взглянул на нее и кивнул:

— Да, я думаю, что в этом случае все было бы по-другому.

Чем больше Эшли размышляла о своем новом намерении, тем больше оно ей нравилось.

— Как бы мне хотелось поставить этих двоих мальчишек на колени! О, как бы они удивились!

— Для вас и для ваших колен было бы лучше, — Эрик перешел к следующей мази, — вообще не оказываться в ситуации, в которой вы вынуждены защищаться.

Она отметила оттенок осуждения в его голосе.

— Ну да, я согласна, но что же мне оставалось делать? Мой автомобиль отказал по дороге. У меня был, конечно, выбор: можно было поехать с совершенно незнакомым мужчиной. Но я подумала, что пойти пешком будет во всех отношениях безопаснее.

— Я хотел сказать, что было бы лучше избежать опасности, заметив ее.

Эшли было неприятно признавать это, но, скорее всего, Эрик был прав. Конечно, было бы гораздо безопаснее отправиться домой по более длинному, но зато значительно более знакомому пути. И даже если бы, срезая дорогу по переулку, она не углубилась до такой степени в мысли о предстоящей презентации и в тревожные размышления, как же ей поскорее возвратиться в офис, она могла бы вовремя заметить этих парней и предпринять что-либо для своей более-менее успешной безопасности.

— Когда я была совсем юной, — сказала Эшли, — мой брат часто говорил мне: «Если ты помедлишь немного и подумаешь о том, куда ты идешь, то наверняка придешь быстрее».

— Он был прав, — сказал Эрик. — Быстрее и… наверняка!

Она широко улыбнулась:

— Я всегда полагала, что вы, ниндзя, живете опасностью.

— Вы говорите о тех, кого видите в кино и о ком читаете в книжках. Это писатели романтизируют воина-ниндзя, постоянно заставляя его красться в темноте от одной ловушки к другой. Но это не настоящие ниндзя.

— А кто же такой настоящий ниндзя?

— Воин, пытающийся избежать прямого столкновения. Для ниндзя мысль об уничтожении других людей не является главной, и столь же мало занимают его все эти страшные внезапные ночные нападения на жертву из-за засады.

— А как же насчет работы на полицию?

Он улыбнулся:

— Хоть я вовсе и не утверждаю это, но если я когда-нибудь и занимался чем-то подобным, то только потому, что меня попросили найти то, что на самом деле представляло чрезвычайную важность и, в конечном итоге, могло помочь очень многим людям.

Она заметила: Эрик ничего никогда не утверждает наверняка. В данном случае он не сказал, что помогал полиции, но и не отрицал этого. Многое в нем составляло тайну.

— Но что же заставляет человека стать ниндзя?

— Лично для меня быть ниндзя означает, прежде всего, знание самого себя, своих сильных и слабых сторон, то есть, это значит быть «да-дзу-джин», целостной человеческой личностью, и существовать в гармонии со Вселенной.

— А что, если человеку уже известны его сильные и слабые стороны?

Эрик пристально вгляделся в голубые глаза Эшли:

— Вам они известны?

— Я знаю многие из своих сильных и слабых сторон. Знаю, к примеру, что я реалистка и, возможно, никогда не приду к гармонии со Вселенной.

Он снова улыбнулся своей яркой и открытой улыбкой:

— Да, гораздо более вероятно, что вы перевернете эту Вселенную вверх тормашками, — Эрик закрыл последний флакон крышкой и вытер руки полотенцем. — Ну, как чувствуют себя ваши коленки?

— Хорошо.

Она попробовала двигать каждой ногой, немного поморщившись при движении левой: у нее болело бедро в том месте, куда мальчишка ее пнул.

— Ну, а теперь мы поработаем и с этим, — сказал Эрик.

И прежде чем Эшли успела понять, что он делает, он подошел к ней ближе и коснулся ее бедра как раз в том месте, куда пришелся удар, кончики его пальцев скользнули ей под юбку. И сразу же напряжение охватило ее, мускулатура бедер сжалась в резком спазме, и безумная круговерть заполнила весь организм. Вихрь странных ощущений взметнулся языком пламени, и Эшли внезапно ощутила поднимающийся в теле жар, и ей ничего не оставалось, как накрыть руку Эрика своей, остановив продвижение.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся:

— Доверьтесь мне.

— Вы это уже говорили, — напомнила ему Эшли, но ее голос дрожал больше, чем когда-либо раньше.

— И я разве причинил вам боль?

— Нет, но я… — она взглянула на свою левую ногу, — я думаю, в данном случае это несколько отличается…

— Расслабьтесь, — сказал Эрик успокаивающим тоном, — закройте глаза, подумайте о чем-нибудь приятном и предоставьте вашу ногу мне.

Эшли боялась, что скоро предоставит ему значительно больше, чем просто ногу.

— Все, что я собираюсь сделать, — сказал он мягко, — так это только немного помассировать мышцы, заставив кровь циркулировать более активно, чтобы поврежденная ткань начала быстрее заживать.

По тому, как стучало ее сердце и как куда-то мчался пульс, можно было решить, что кровь уже циркулирует более чем активно. Тем не менее Эшли промолчала. Боясь вступать в беседу, она пристально всматривалась в его глаза, зрачки и радужная оболочка которых были настолько темны, что почти сливались. В этих сумеречных зеркалах она видела отражение женщины, колеблющейся и уязвимой, страшащейся своих эмоций более, нежели вызывающего их человека.

Эшли закрыла глаза и взмолилась, чтобы ниспослана была ей способность не обращать внимания на мысли, постоянно всплывавшие в сознании. Она чувствовала, как его рука движется все выше, все глубже под юбку, и застонала, больше от экстаза, в который постепенно вплывала, нежели от мифической боли.

Эрик продолжал колдовать, а ею овладевали фантазии.

Каждое ласковое касание его пальцев и каждое поглаживание успокаивали остатки боли в мышцах и усиливали желание. Ощущения, пронизывавшие плоть, сводили Эшли с ума. Наконец ее способность сдерживаться иссякла.

— Нет… — прошептала она, открыв глаза и протянув руку, пытаясь прикоснуться к его руке.

Эрик остановился и взглянул на нее. Дотрагиваясь до ее ноги, он чувствовал жар и напряжение Эшли и понимал, что ни то, ни другое не имеет никакого отношения к боли. По крайней мере, не больше, чем имеет отношение к физическим усилиям лихорадка, терзающая в эту минуту его.

С того самого мгновения, как он увидел Эшли на лестнице, он пытался оставаться невозмутимым и сохранять лишь деловую заинтересованность. Перед ним была женщина, нуждавшаяся в помощи, и он мог ей эту помощь оказать, и было бы просто нехорошо требовать большего. По крайней мере, сейчас.

И только его тело отказывалось все это понимать. Обычное втирание мази в ногу Эшли вызывало у него определенные физиологические проблемы, и как бы сильно Эрик ни старался сохранять свои мысли в чистоте, не допуская в них излишних ощущений, это оказалось невозможно. Он думал только о мягкости ее кожи, приятном аромате тела и как прекрасна она, должно быть, без одежды.

И когда Эрик взглянул ей в глаза, он понял, что Эшли хочет его с той же силой, с какой он желает ее. Он протянул свободную руку и коснулся ее лица. Она прерывисто и неровно вздохнула и скользнула пальцами вверх по рукавам к его плечам. Медленно, но неизбежно они приближались друг к другу, притягиваемые какой-то незримой силой, бывшей выше и сильнее их.

Эрик не был уверен, ее ли губы первыми коснулись его губ, или он первым начал этот поцелуй, он знал только одно, что в то мгновение, как их губы соединились, его охватило чувство завершенности и осознание, что пути назад нет. В этом поцелуе он отдавал и забирал, поцелуй был вторжением в неведомое и потрясающим торжеством чувств. Ее губы были мягкими и твердыми одновременно, вкус их сладостен и напоен наслаждением.

Легкое прикосновение языком, и она открылась ему, приглашая войти. Эрик входил нерешительно, но постепенно смелел. На каждое движение его языка Эшли отвечала движением, дразня до головокружения.

Она горячо и страстно реагировала на его прикосновения, и рука Эрика скользнула все выше по ее бедру, отодвигая юбку к краю шелковых трусиков. Притянув к себе, он развел ей колени…

Эрик услышал громкий вздох и почувствовал, как руки Эшли сжались у него на плечах. Какое-то мгновение она была в напряжении, затем постепенно начала уступать и крепко обняла его, ее жакет соприкоснулся с черной футболкой, мягкая, полная страсти грудь ощутила близость широкой атлетической груди.

Эрик чувствовал, как испаряются последние проблески самоконтроля и как самые примитивные вожделения одерживают верх. Он пылал жестокой и непобедимой страстью и жаждал облегчения, которое только она могла ему дать. Мужской инстинкт заставлял идти до конца, все внутри него умоляло сбросить с себя одежду и снять одежду с Эшли. И только годы упорных тренировок и мысль, что Эшли может не ответить на его дальнейшие попытки, удерживали Эрика от последнего шага.

Со стоном, полным сожаления, он завершил поцелуй и отступил. Она попыталась удержать его, но Эрик быстрым движением возвратил юбку в прежнее положение, не осмеливаясь бросить прощальный взгляд на шелковые трусики или же в последний раз прикоснуться к тому влекущему соблазнительному холмику, который они скрывали.

Эшли смотрела на Эрика глазами, полными страсти, не в силах скрыть смущение. Она молчала, но по ее неровному дыханию и порозовевшей коже он мог сказать, что ее возбуждение достигло крайнего предела. Но насколько далеко Эшли позволила бы ему зайти, Эрик не знал. И не узнает, по крайней мере, сегодня.

— Вашей ноге, — наконец он нарушил молчание, — должно быть, теперь намного лучше.

— Моей ноге? — повторила она, словно в каком-то трансе.

— В том месте, куда мальчишка ударил вас.

— Да, моей ноге, — Эшли взглянула на юбку и закрыла глаза.

Он видел, что она дрожит.

— Теперь мы должны позвонить в полицию, — продолжал Эрик, — чтобы сообщить о случившемся.

Эшли кивнула, не открывая глаз. Она понимала его слова, но чего она не могла понять, так это того, что же произошло между ними несколько мгновений назад. Он массировал ее ногу, и не истекло и минуты, как вдруг они слились в страстном поцелуе. Нет, это был не просто поцелуй. Она готова была отдаться ему. Предаться любви.

Желание, переполнявшее ее, одновременно вселяло в Эшли ужас. Каждый нерв тела был предельно напряжен, неудовлетворенная страсть боролась с разумом. Уже во второй раз с тех пор, как она повстречала Эрика, какая-то часть ее существа требовала продолжения, зато другая благодарила, что он не стал продолжать.

Но больше всего пугало то, что она сама никогда бы не попросила его остановиться. Что мог подумать Эрик? Она ведь не принадлежала к тем женщинам, которые легко отдаются мужчинам. Она никогда не занималась любовью с теми, кого знала недостаточно хорошо. Несколько бывших у нее связей подготавливались многими месяцами встреч и дружбы, и никогда — о! никогда! — их первопричиной не бывала похоть.

Но с Эриком…

Она скорее почувствовала, чем услышала, что он от нее отошел. Какое-то мгновение Эшли еще продолжала сидеть с закрытыми глазами, затем открыла их. Эрик убирал флаконы с мазями, полотенце и чашку с водой — то, что использовал для обработки ран. Его движения были неторопливы и последовательны, и у Эшли могло бы сложиться впечатление, что произошедшее между ними не оставило в его душе никакого следа, если бы он не продолжал на нее смотреть.

Его взгляд был полон умоляющей и неудовлетворенной страсти. Но встретившись с ней взглядом, Эрик тотчас же отвернулся.