Начинают их праздновать в городе, но самое главное — концерты на стадионе. Билеты лучше купить заранее, чтобы не выстаивать километровую очередь. Верней, очереди. От них можно слегка озвереть. Потому как сперва стоишь за билетами. Потом покорно становишься в очередь на вход. Проходишь через воротца — ощупывают в поисках спиртного и оружия. Вторые воротца — снова щупают. Дольше всех мучают Эву. Меня всегда пропускают. Даже по спине никто не похлопает. Эва утверждает, что это оттого, что вид у меня невинный и взгляд как у серны, но я-то знаю причину. Серна тут совершенно ни при чем, все дело в носе. Вот вчера, например, меня здорово щупали. К сожалению, женщина.

Как пройдешь через трое воротец, сразу же встаешь в очередь за жетонами на пиво. Лучше брать сразу побольше, чтобы потом снова не стоять. После чего с жетонами в кармане сражаешься за пиво. Давка страшнейшая. Затем уже после пива становишься в очередь в сортир. Неторопливо попьешь его — ну и тут же нужно опорожнять мочевой пузырь. Парням хорошо: они орошают растущие в сторонке липы, так что у них одной очередью меньше. Ну, а когда входишь, все кардинально меняется. Прямо Вудсток. Парочки на одеялах. Свобода полнейшая. И никаких тебе локонов, шпилек, накладных ресниц, атласных сумочек. У меня все четко отработано.

Во-первых, брюки, потому что юбка не для того создана, чтобы сидеть на плечах. А кроме того, небезопасно — обладатели плеч бывают всякие. Поэтому брюки, лучше всего грубые джинсы. У меня есть такие, серо-синие, обтягивающие.

Во-вторых, ботинки. Обязательно на «манке» и с жесткими носами. Это чтобы пальцы не оттоптали, когда доберешься до сцены и, смешавшись с толпой, будешь вместе со всеми прыгать в такт музыке.

Потом куртка, потому что может и дождь пойти. Куртка у меня кожаная, бордового цвета, и, как утверждает Эва, она напоминает времена Би Джи. Длиной до бедер, и ею очень удобно крутить над головой, когда сидишь на плечах.

Под курткой сексуальная блузка. У меня есть одна — с селедками и психоделическими фиолетово-бордовыми зигзагами, очень подходит к куртке. Под блузку я надеваю мой лучший лифчик, бордовый «Wonderbra». На всякий случай. Бывает, что, сидя на плечах, я вместе с курткой снимаю и блузку.

Завершает ансамбль индейское ожерелье из перьев, черный от туши взгляд и подведенные карандашом губы. Иола предпочитает блеск, он, по ее мнению, больше привлекает внимание. А я блеском пользуюсь на дискотеке, но это же совсем другой стиль. Мини, парча, блестящий топик или прозрачная блузочка. Нужно уметь одеться соответственно обстановке. Одно дело — на экзамен, другое — для прогулки по Рыночной площади и уж совсем третье — ювеналии.

А Иола вроде читает кучу газет, а совершенно не сечет. Зато уж Эва… Эве никакие ухищрения не нужны. Ей достаточно распустить волосы.

Но вернемся к ювеналиям… Одетая как хиппи, ты стоишь на стадионе и ощущаешь жизнь каждой клеточкой своего тела. Но при одном условии: нужно быть с компанией, иначе ощущаешь одиночество. Каждой клеточкой тела. Мы пришли втроем — Эва, Иола и я. Жетоны отоварили полностью. Вместе с Эвой мы стояли в очереди за пивом, а Иола заняла очередь в уборную. И едва начался концерт группы «Перси», мы были около сцены. Литр пива в желудке, пол-литра в пластиковом стакане и пустой мочевой пузырь. А в жилах почти шесть литров жаркой крови, пульсирующей в ритм музыке. И в два ряда мурашки по спине. Мы глубже внедряемся в толпу. Давка… Мы раскачиваемся и осматриваемся. Надо войти в общий тон, а тут как раз со сцены врезали «Будем вместе пиво пить». И вот на припеве «У меня с собой есть башли, у него как прорва глотка, будем вместе пиво пить» мы уже прыгаем вместе с толпой, а в желудках у нас прыгает пиво.

Нет, тут сплошные парочки. Идем дальше. Есть. Они просто созданы для нас. По крайней мере, на эту единственную ночь. Третий или четвертый курс. Джинсы, кроссовки, футболки с эмблемой «Майкрософта». Побриты одноразовой бритвой (одной на всех?). Самый высокий будет мой.

— Самый высокий мой.

Эва бросает на него взгляд и делает вид, будто утирает слезу. Будто она так огорчилась. Но тут же прячется за какую-то парочку. Если Высокий увидит ее, у меня не останется никаких шансов. Рядом с ней шансов нет ни у кого, потому что Эва — это польская Сельма Хайек. Смуглая кожа, кошачьи глаза цвета горького шоколада, небольшой пухлый рот и ураган черных волос. Это несправедливо, когда у одной столько волос, а другая тратит целое состояние на бальзамы, репейное масло, а толку никакого. К тому же ей, везушнице, не нужно думать о похудании. Она может нагло уплетать все, что только захочет. А я? С драконом диеты я кое-как справилась, но продолжаю навещать доктора Губку. Когда мы идем вместе с Эвой, я превращаюсь в невидимку. Это я-то, стройная блондинка с невинным взглядом. Все только и пялятся на мою спутницу с округлыми формами и глазами Сельмы. К счастью, Эва — верная подруга и моих парней не привораживает. Вот и сейчас она исчезла из поля зрения. Я приближаюсь к Высокому. Примерно под 190 сантиметров, так что, наверно, выдержит. Крепкие плечи, видно, качается. Шатен, голубые глаза. Журнальная красота, как говорит Иола. Он взглянул на меня, потом еще раз. Ну вот, контакт установлен. Он улыбнулся. Носик действует. Мы танцуем вместе. Он угощает меня своим пивом. Перерыв. Из репродукторов несется идиотская реклама. Мы бежим за пивом, потому что через несколько минут последний исполнитель. Казик. Это его дожидается большинство собравшихся.

Выступление Казика — гвоздь ювеналий, их сущность, нерв и соединительная ткань. Высокий быстро добыл пиво, и мы мчимся обратно. Еще целых пять минут. Оборотистый парень этот Высокий. Я тяну его на старое место. Там ждут Иола и Эва. Вон они стоят и пьют пиво приятелей Высокого. И вот наконец выходит он! Казик! Начинает он с «Барашка». Высокий сразу усек, что я почти ничего не вижу, и предложил свои плечи. Раз, два — и я вспрыгнула на них. «На ней веночек из ромашек, в руке зеленый стебелек. А перед ней бежит барашек, над ней порхает мотылек», — распеваем мы. Одно огромное стадо поющих барашков с восторгом в глазах, с поднятыми вверх руками. Я голову дала бы на отсечение, что воздух зароился мотыльками и бабочками. Капустницы, лимонницы, махаоны, адмиралы. Кто-то подает мне зажигалку, и я держу ее над головой. Господи, ради таких минут стоит жить! Стоит гореть. Надо дать Высокому отдохнуть. А теперь моя любимая: «Лево, лево, лево, loff, loff, loff, loff». Я опять на плечах. Вокруг меня море голов и лес рук. Мы раскачиваемся в ритме труб. А на сцене Казик со светлой гривой и в красной рубашке откалывает свои коленца. Румба Казика, как говорит Эва. О, пусть этот миг длится и длится. Пусть он никогда не кончается.

Молодчина Высокий, а я даже не знаю, как его зовут. Наверно, Петрек, а может, Марцин или Михал. Пусть немного отдохнет на «Песне молодых гребцов». Рядом несколько человек сбились тесным хороводом и кружатся, топча соседей.

Мы отодвинулись от них и оказались рядом с Эвой. Уж не снится ли мне это? Высокий не обращает на нее внимания! Ставлю ему 100 очков! Эва приклеилась к какому-то крепкому блондину в рубашке с эмблемой «Эппл». Мы с ней перемигиваемся — отличные барашки попались нам в этом году. Мы обе ждем «Польшу». Вот она! «Рассветные зори, рассветные зори, шагаю я в Сопоте берегом моря, по грязному пляжу, где пахнет мазутом». И когда мы вместе с Казиком поем припев: «Польша! Живу я в Польше, живу я в Польше, я здесь живу, я здесь живу!» — то забываем об алчности политиков, очередной хромающей реформе, о четырнадцатипроцентной безработице и отсутствии перспектив. Мы горды, что живем именно здесь, в этой бедной, униженной, загаженной маленькой стране, зажатой между Германией и огромной Россией, верней, тем, что от нее осталось.

— Не сейчас, когда будет «Селина», хорошо?

Он кивнул.

А вот и «Селина». Высокий танцует, а с ним вместе над пульсирующей толпой танцую и я. «Колышутся руки. Два странных цветка, нагая Селина в балете…» Звучат саксофоны, я кручу курткой. Она опять снялась у меня вместе с блузкой. Однако после четырех кружек пива не так-то просто попасть на нужные пуговицы, но спокуха — это не атомная электростанция. Кружат звезды. Над сценой мигают огоньки. Синие и зеленые. Желтые. Что такое счастье? Песня Казика. Море молодых голов. Терпкий майский воздух. Крутить курткой над вспотевшей толпой.

Но уже конец. Высокий весь взмок от усталости. Я тоже, но хорошо, что хоть не чувствую холода. А холодно, потому что пар от всех идет, как от чайников. И еще я пока не чувствую боли в ногах от скакания в течение двух часов. Вот завтра будут трудности с ходьбой. Но это только завтра.

* * *

И после ювеналий.

— Встала я утром с кровати — и сразу бух на спину, — сообщила нам Иола. — Видать, старею. Еще год назад я могла прыгать полночи.

— Я тоже с ювеналиями кончаю. Это не для моей печени, — простонала Эва.

— И не для моей кожи, — проскрипела я хриплым басом. После вчерашнего пения голос у меня стал на октаву ниже. — Я столько денег потратила перед праздником на косметичку. Вы посмотрите на мой лоб.

— Как будто ты не смыла маску из клубники, — оценила Иола.

— Огромное спасибо. Ты умеешь утешить.

— А мне ты и такой нравишься. Особенно слева в профиль. В точности Уиллис.

— Ничего не понимаю, — прохрипела Иола. — Какой еще Уиллис?

— Просто у нас свой шифр.

— Лучше расскажи, как ты до дому добралась, — поинтересовалась Иола.

— Я думала, вы меня отбуксировали. Нет?

Эва помотала головой.

— Ты скрылась от нас перед выходом.

— Тогда не знаю. Для меня это тайна.

Некоторое время мы сидели, слушая шум дождя.

— Кажется, у меня потихоньку проходит, — сообщила Иола.

— А у меня в голове по-прежнему рассыпанные пазлы, — прохрипела Эва.

— К утру уложатся, — утешила я ее.

— Да уж хорошо бы. Меня ждет важное свидание.

— С барашком? — заинтересовалась Иола. — Кстати, интересно, как наши носильщики.

— Наверно, лечат ожоги на шее и натертые плечи. По крайней мере, мой. Выдержал пять песен. А держать было что — я прибавила три килограмма, — похлопала я себя по бедрам.

— Все равно ты весишь меньше Эвиты.

— Но у Эвы всюду мяконько. А я как зонтик с торчащими спицами. Острые бедра, острые локти и лишь местами целлюлит…

— Длинный выглядел очень даже довольным. Ты оставила ему координаты?

— Нет, я растворилась в толпе. Зачем портить прекрасные воспоминания? Ну, встретились бы мы при ярком солнце — и все развеялось бы. А так я всегда буду помнить ювеналии, проведенные с Прекрасным Незнакомцем.

— Можешь не объяснять, — прервала меня Иола. — Ты просто бежишь от действительности. Стоит появиться хорошему парню, как ты тут же берешь ноги в руки. Ты предпочитаешь вздыхать вдалеке. Идеализировать.

— А даже если так?

— Тогда потом не жалуйся, что ты одна. Эва, у тебя тоже застой? Директор предпринимает какие-то шаги?

— М-м-м… Завтра в одиннадцать ноль-ноль я должна быть у него в кабинете. Потому я так старательно работаю над укладыванием пазлов.

— Ты должна прийти в чулках или без?

— Без, но зато в цепях и с хлыстом, — разозлилась Эва. — Тебе так нравится говорить гадости?

— Но я же просто пошутила, — обиженным голосом ответила Иола. — Хотела расшевелить тебя, прежде чем за это возьмется директор.

— Иола! — заорала я.

— Господи, Малина. — Эва схватилась за голову. — У меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Ну нигде покоя не найти. Пожалуй, пойду-ка я домой. У кого-нибудь есть желание оттащить меня на себе?

— Мы ведь тоже с похмелья, но я могу всех прокатить на такси. Виктор устроил мне работу на каникулы.

— Везушница. А я еще даже не начала искать.

— Можно подумать, что я рассчитываю только на везение, — прохрипела Иола. — Просто я выбираю полезных людей.

— Благодарим за признание, — бросила Эва.

— Я имела в виду Виктора и его знакомых, — объяснила Иола. — Ну, а что до вас, то дружба с двумя стрекозами еще никому вреда не причинила.

29.05. Сессия на носу, так что надо расслабиться. Кислородом подышать. Вот только где?

— Пошли со мной по магазинам, — предложила Иола. — Поможете мне выбрать платье.

— Подвенечное? — спросила Эва. — А чего, пошли.

— Ты покупаешь или берешь напрокат? — спросила я.

— Ясное дело покупает. Кринолин. Я права? А венчаться она поедет в тридцатиметровом «линкольне».

— Откуда ты знаешь?

— Твоя мама рассказала мне по телефону. И подружки будут точно в таких же платьях, а визажист приедет из самой Варшавы, с телевидения.

— Ну, у нас такой стандарт, — принялась оправдываться Иола. — Если бы ты только видела, какие свадьбы закатывают люди. У Виктора друг был в белом шелковом фраке из Китая с ручной вышивкой…

— …которую делали девятилетние девочки, получающие по доллару в день, — прервала ее Эва.

— Я не вникала, кто вышивал. Фата у невесты была длиной в двадцать метров. Они ехали в настоящей карсте, запряженной четверней. А у нашей соседки было целых восемь подружек, и каждая в платье из Парижа. Ну чего ты так смотришь? Разве плохо, что люди хотят подняться над заурядностью?

— Увеличивая число подружек, метраж фаты и диаметр кринолина? И это ты называешь «подняться над заурядностью»?

— А что, по-твоему, будет оригинально? Мешок из-под картошки и деревянные стукалки?

— Ты хочешь знать?

— С удовольствием послушаю. Только прими к сведению несколько предварительных условий. Во-первых, ты устраиваешь свадьбу в моем городишке, во-вторых, хочешь произвести на людей соответствующее впечатление, и при этом у тебя имеется, ну…

— …достаточно толстый бумажник, — помогла я Иоле.

— Так вот, если бы я хотела запечатлеть свою свадьбу в клетках серого вещества туземцев твоего городка, я сделала бы так. — Эва на несколько секунд задумалась. — Жених: белый парик в стиле Вальмона. Черный фрак с хрустальными пуговицами. Короткие штаны, застегивающиеся под коленями на такие же хрустальные пуговицы, а на ногах хрустальные башмаки.

— Попахивает Золушкой.

— Людям нравятся сказки. Фалды фрака длиною в несколько метров, и каждую фалду несет гном, наряд которого копирует костюм жениха. Точно такие же башмачки, парик, фрак с удлиненными фалдами, которые несут, ну, скажем…

— …карлики еще меньше, — предложила я.

— Не знаю, удастся ли найти еще меньше. Но их могли бы держать французские бульдоги в паричках. Это что касается жениха. А вот невеста была бы в обильно задрапированном кринолине из золотой фольги от шоколадок. А к спине у нее были бы прикреплены десятки белых шариков, благодаря которым она витала бы, точно ангел. Жених держал бы ее на поводке, увешанном малюсенькими колокольчиками, которые звенели бы при каждом движении. Перед алтарем дружки, одетые Купидонами, расстреляли бы все шарики, а невеста медленно опустилась на коврик. Во время венчания молодые надели бы друг другу обручальные кольца на безымянные пальцы ног. А после венчания…

— …их несли бы в носилках двадцать рослых пигмеев, — продолжила я. — Хотя от этого расходы могут здорово возрасти.

— Спасибо, вполне достаточно, — прервала нас Иола. — Вижу, вы крайне легко относитесь к серьезной церемонии.

— Зато ты придала ей тяжесть свинца.

— Пожалуйста, конкретные аргументы.

— Ах, конкретные? Твоя мама похвасталась мне, хоть я не уверена, повод ли это для гордости, что по причине этой важной церемонии они взяли кредит в шестьдесят тысяч злотых. Выплачивать они его будут десять лет. Десять! К тому времени ты можешь оказаться разведенной.

— Не окажусь, — заявила Иола.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Потому что я знаю Виктора. Представь себе, Эва, что ты — порядочный, честолюбивый мужчина с перспективами. Это трудновато, — язвительно улыбнулась Иола, — но воображения тебе не занимать.

— Хорошо, — приняла вызов Эва, — я — порядочный брюнет с будущим. Что дальше?

— Ты женишься на дельной и неглупой девушке. И знаешь, что ее родители выложились до конца, чтобы свадьба дочери стала настоящим событием. После нее они десять лет будут затягивать ремень. Ты бросил бы ее? Вот видишь!

— А тебе будет достаточно, что твой муж не уходит от тебя только потому, что у него угрызения совести из-за кредита?

— Надеюсь, у него будут и другие поводы оставаться со мной, но подстраховаться не мешает.

— Знаешь, мне как-то расхотелось отправляться по магазинам.

— Как знаешь, — обиженным тоном бросила Иола. — Схожу одна. А вам приятных грез о сказочном принце. Может, когда-нибудь он к вам и постучится.

И она ушла.

— Зачем ты ее дразнила? — после долгой паузы спросила я.

— Да не могу я смотреть, как она тонет в говне, — ответила Эва, выкладывая колодец из спичек.

— Ну, сразу уж и тонет! Во-первых, она знает, что делает. А во-вторых, Виктор вроде бы нормальный человек.

— Инспектор Гаджет. Все самого высшего сорта до кончиков намазанных гелем волос. Рубашка от Армани, на ногах Бразилия, а на заднице Калвин Кляйн.

— Задавака.

— Для меня он — ходячий склад гаджетов. И никаких угрызений совести у него не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Слушай, давай сменим тему.

— Ладно. Ну что у директора? Была?

— Да, в понедельник.

— Он придумал? — Эва кивнула. — Расскажешь?

— Ничего страшного. Я должна подтянуть его сына по химии и английскому. Парень едва сдал выпускные в техникуме, а через месяц у него приемные в институт. До сих пор он отбивался, как мог. Убегал с уроков, не ходил к репетитору. Директор считает, что я смогу воздействовать на него. У нас уже было первое занятие.

— И как прошло?

— Химию он знает лучше меня.

30.05. Эва по-прежнему не в настроении. Иола занята приготовлениями к свадьбе. Рафал молчит, мама тоже. Каждый занят собой. Тоска. Может, так выглядит одиночество?

Чем заняться? Сходить к Губке? Сегодня он не работает. Все, знаю. Напишу на листках имена всех знакомых и испытаю судьбу. Чье имя вытащу, тому и позвоню. Иола. Еще раз. Опять Иола. Хорошо, тяну в последний раз. Иола!

— Привет, Иола. Занята?

— Да, но когда я не занята?

— Платье купила?

— Сегодня утром, и знаешь, кого я встретила? Даже не знаю, стоит ли тебе говорить…

— Теперь уж придется, потому что неизвестность убьет меня.

— Девушку Рафала. Она тоже примеряла подвенечное платье. А на пальце у нее было твое кольцо. Золотое с несколькими жемчужинками. Оно?

— Оно. Рафал говорил, что вернет его ювелиру.

Вот это номер! Внезапно я ощутила безумную усталость. Пожалуй, на сегодня мне хватит.

— Малина, не клади трубку! Знаешь, Рафал, похоже, колеблется.

— Они уже помолвлены.

— Вы тоже были. Рафал один раз уже попытался отвалить. Она давит на него, и есть шанс, что это его напугает. Тебе надо только подождать.

— Знаешь что, Иола? Это тянется уже больше полугода! Самое время сказать себе «хватит».

Я бросила трубку, не дожидаясь очередных добрых советов. А потом отправилась на кухню и сожрала половину содержимого холодильника. Дракон возвратился!

1.06. Я все обдумала. Начинаю новую главу. С образом жизни стрекозы покончено. Покончено с ленью. Покончено с грезами. С сегодняшнего дня я веду жизнь ответственную, осознанную и спланированную в каждом дюйме. Для начала я составила список своих категорических решений:

Не буду покупать очередных заколок, пока не отращу волосы (хотя бы до линии подбородка).

Больше не позволю всучить себе очередной диск с программой изучения иностранного языка. Хватит и тех шести, что у меня есть: для изучения венгерского, эсперанто, шведского, латыни, арабского и японского.

Кончаю с покупками новых снарядов для моего домашнего тренажерного уголка. Хватит того, что велосипед, дорожка, эспандер и гантели заросли вековой пылью.

Кончаю с покупками лака для ногтей цвета «neon green». Все равно ведь красить мне нечего: все обгрызено.

Перестаю мечтать о Рафале.

Кончаю высиживать в его любимых кафе, ожидая чуда.

Прекращаю покупать одежду на размер меньше.

Вычеркиваю из своего словаря следующие слова: пицца по телефону, двойной чизбургер, большая порция картофеля фри, пышки, попкорн, кола навынос. Начинаю питаться дома — дешево, питательно и полезно для здоровья.

Буду выбирать только полезных людей (исключение Эва).

Пока достаточно. Как только развернусь, допишу новые. А сейчас примусь за уборку. Начнем с холодильника. Протухшие яйца — в ведро. Прокисший кефир — в раковину. Осталось немножко овощей. Привядших, но вполне еще съедобных. О, знаю! Сделаю-ка я из них весеннее овощное рагу. Я накрошила большущую кастрюлю и, пока рагу готовится, углубилась в чтение «Управления в организации».

— Что у тебя так воняет? — раздался голос.

Я даже вздрогнула. То была Эва.

— Как ты вошла?

— Обыкновенно, через дверь. Было открыто. Что у тебя пригорело?

— Весеннее рагу! — Я понеслась в кухню. — Господи! Хорошо, что ты выключила газ.

— Это не я. Ну, что ты туда накрошила? Давай похвались. — Эва заглянула в кастрюлю. — Морковка, петрушка, помидор, лук, картошка, рис какой-то. А это что? Лапша? И еще ячневая крупа? Неплохой набор.

— Я решила использовать все остатки, чтобы не пропали. Может, что-то можно будет съесть, хотя бы сверху?

— А я всю эту мешанину вывалила бы в ведро, где ей и место.

— Ну вот, сплошные убытки. А я собиралась начать экономную жизнь.

— Жаль, я раньше не знала, а то подкинула бы тебе руководство еще из тощих восьмидесятых. Называется «Зернышко к зернышку». Неплохое название, да? Это замечательное чтение, в сто раз лучше, чем «Трое в лодке».

— А о чем эта книжка?

— Если коротко, об эффективном и творческом использовании остатков. Как испечь бабу из черствого ржаного хлеба или оладьи из морковки. Как освежить заплесневевший джем и пригоревшую капусту. Что можно сделать из прогорклого творога, колбасы с прозеленью и гнилой картошки? Знаешь? — Я помотала головой. — Уланскую запеканку. Просто, а?

— Ты на практике проверяла?

— Нет, я лишь почитываю для улучшения настроения. Что это за записка? — заинтересовалась она моим листком.

— Да так. Я просто записала, что я решила для себя. Знаешь, я начинаю новую жизнь, — похвасталась я.

— В который уже раз в этом году? А последняя запись тоже твоя?

— Покажи? — Я выхватила у нее листок. — «Буду закрывать двери хотя бы на защелку».

— Что ты так глядишь? Это не я.

— А газ?

— Я же уже сказала: я не выключала.

— Рафал. Узнаю его почерк. Он спас мне жизнь. Я должна его поблагодарить. — Я огляделась вокруг. — Куда он опять подевался?

— Кто?

— Телефон. Эвик, большущая просьба: скакни к автомату и звякни мне, чтобы я смогла найти эту чертову трубку.

— Я могу скакнуть, но при условии, что ты не будешь звонить Рафалу.

— Я хочу лишь поблагодарить его.

— Если это Рафал, то он сам позвонит. Не навязывайся ему, имей хоть чуточку гордости. Обещаешь?

4.06. Вчера позвонил Рафал. Я как раз закончила раскладывать пасьянс «Отзовется — не отзовется» — и тут звонок.

— Малинка?

— Рафал! — Плохо, чересчур много энтузиазма. А ведь мужчинам нравится лед. Лед и водка. — Ну, привет.

Это уже лучше, дохнуло Сибирью.

— Я подумал, надо бы узнать, как у тебя дела.

— Нормально. Вот отдала дипломную работу, жду замечаний.

— Здорово. — Уж не легкая ли зависть? — А мне нужно дописать еще одну главу, но это совсем немножко.

— Ну, а кроме этого, как поживаешь? — И кто тебе эта пышнотелая?

— Потихоньку. В общем не жалуюсь.

— С кем-нибудь встречаешься? — поинтересовалась я, но как бы без всякого интереса. Признается или нет?

— Трудно сказать… — В его голосе я уловила нерешительность. — Пытаюсь, пробую.

— Рафал, можешь быть откровенным. Я не собираюсь плакать. Ведь мы же друзья.

— Собственно говоря, встречаюсь, хотя по-прежнему думаю о тебе.

Глупое сердце, зачем ты так колотишься?

— Я тоже иногда думаю о тебе, хотя последнее время гораздо меньше. — Пусть не воображает.

— Это здорово, что ты обо мне думаешь. Знаешь, а я подумал, а что, если нам встретиться?

— С какой целью?

— Друзья должны иногда встречаться. — Жаль, что он не вспоминал об этом несколько последних месяцев.

— Погоди, я загляну в свое расписание на ближайшие дни… — Старый номер.

— С каких это пор у тебя появилось расписание?

Уж не иронию ли услыхала я в его голосе?

— С Нового года. Знаешь, Рафал, я здорово изменилась.

— Завтра у тебя найдется время?

— Вот завтра у меня со временем туго.

— Жаль. Тогда как-нибудь в другой раз.

— Ой, погоди. Я спутала, думала, что завтра вторник.

— А что ты делаешь во вторник?

Ничего не делаю, но хотя бы фантазию от папаши я унаследовала.

— По вторникам у меня тренажерный зал и бассейн. И иногда солярий.

— Ты действительно изменилась, — признал он, не скрывая удивления. — Раньше тебя невозможно было никуда вытащить. Наш разрыв пошел тебе на пользу.

— Когда-то ты не использовал слово «разрыв».

— Я хотел, чтобы ты не так сильно переживала.

— Действительно, — соврала я, — с меня это сошло как с гуся вода. Наверно, это и не было любовью.

— Но в Новый год ты здорово ревела, — напомнил он.

— Я всегда плачу после шампанского. Ты разве не знал?

— На помолвке ты не плакала. — Ишь, подловить меня хочет!

— Разумеется, нет. Я плачу только после поддельного шампанского. А тогда мы пили настоящее, из Шампани.

— Которое отец привез, да? Я слышал, он вернулся.

— Полгода назад. Решил вознаградить нас за те годы, что его не было с нами.

— У него хоть есть чем?

— А как же! Корабль с золотом, куча счетов вдоль границы и неплохая пенсия шпиона, — пошутила я. — Но если серьезно, бездна раскаяния, масса благих намерений и немножко дойчмарок. Как-никак он там проработал пятнадцать лет. У него даже своя фирма была. Поэтому у меня и есть на что посещать все эти сауны и все остальное.

— А мне ты говорила, что он беден, как церковная мышь.

— А тебе я говорила, что всегда буду любить тебя, и ты верил.

— Малина, ты путаешь понятия, — произнес он наставническим тоном. — Когда кто-то говорит о чем-то настолько зыбком, как чувства, ему трудно верить. Но вот конкретные вещи, материальные вопросы — это совсем другое дело.

— А что, состояние счетов моего отца сейчас имеет какое-то значение? — холодно прервала я его. — Если нет, то вернемся к предыдущей теме. Ты хотел встретиться со мной.

— Даже не знаю, есть ли в этом смысл. В твоем голосе столько яда, неприкрытой злости…

— Ишь ты, какой хитрый! — не выдержала Иола. — Сперва предлагает свидание, а потом отказывается, чтобы тебе еще больше хотелось. Правило Ромео и Джульетты.

— Дай ей закончить, — остановила ее Эва. — И что ты ему сказала?

— Чтобы позвонил, когда будет точно знать, хочет он или не хочет встретиться.

— Отлично. Ты обратила правило Ромео против него. Теперь остается только ждать.

— Чего ждать? — возмутилась Эва. — Того, что он милостиво возьмет мобильник и позвонит? Надеюсь, ты швырнешь трубку.

6.06. Нет, я не швырнула. Если он звонит в именины месяца, это означает только одно. Судьба.

— Понимаешь, Малинка, у меня тогда был тяжелый день. Говоря откровенно, я рассчитывал, что ты меня утешишь, как друг.

— Если бы я знала… — Ну зачем я это говорю? Ведь никакие мы с ним не друзья! Дура! Дура! Дура!

— Может, все-таки встретимся?

— Не боишься змеиного яда?

— Рискну. Воскресенье тебя устроит?

— Погоди, загляну в календарь. Да, но только вечером.

— Хорошо, после шести буду. До воскресенья.

Наконец-то мы увидимся! Но что с тобой, Малина? Почему ты не радуешься?

8.06. Мы сидим в «Сингере», говорим о звонке Рафала.

— Ты правильно повела себя, — объявила Иола. — Иногда женщина должна уступить. Наш сосед влюбился в одну бизнесвумен, владелицу рыбного магазина. Он даже о разводе подумывал, но не смог решиться. В конце концов он вернулся домой, надеясь на прощение. Но его жена решила отыграться за каждую минуту разлуки. День за днем она устраивала ему скандалы, по-всякому обзывала, швырялась тарелками. Через месяц сосед подал заявление о разводе. Потом он женился на той бизнесвумен, а наша соседка шестой год пьет в одиночестве. Если бы она проявила хоть капельку рассудительности…

— Вполне возможно, он все равно бы ее бросил. Заранее никогда неизвестно.

— Но только не в этом случае, — стояла на своем Иола. — Ее муж был человек нерешительный и ждал, что жизнь сама решит за него. Если бы жена спрятала уязвленную гордость в карман, они бы и сейчас жили вместе.

— Большая радость! — фыркнула Эва. — Он со мной, потому что так сложилось. Не потому, что хотел или тосковал по мне. Очень романтично.

— Да кто сейчас ищет романтичности? — скривилась Иола. — Покажите мне такую.

— Вот она, сидит перед вами и допивает коктейль.

— Это не романтичность, а глупость, — бросила мне Эва. — У тебя есть еще возможность выйти из ситуации, сохранив остатки собственного достоинства.

— Мне не нужно собственное достоинство, мне нужны чувства, — проблеяла я, доставая платок. — Ты знаешь что это такое — любить?

— Так получилось, что вот уже неделя, как знаю.

— Втюрилась? В кого? В барашка?

— Холодно.

— В директора? — рискнула Иола.

— Молчу как вкопанная.

— Скажи хоть, как его зовут, — не отставала я, — или хотя бы как выглядит.

— И чем занимается, — присоединилась Иола.

— Расскажу, когда все прояснится, — решительно объявила Эва, — а пока пусть это остается моей сладостной тайной.

10.06. Отдала исправленный вариант диплома и жду. Человек постоянно ждет. Ждет квартиры, ждет любви, ждет дурацкого телефонного звонка. На этот раз от Иолы. Она должна принести мне образец мотивационного письма.

— Малина, да ты совершенно не умеешь рекламировать себя, — объявила она, прочитав мое резюме. Что это значит: «Надеюсь, я не слишком докучаю Вам»?

— Я хотела пробудить симпатию.

— Самое большее — жалость. Ты действительно хочешь найти работу? У меня такое странное впечатление, что нет.

— Так оно и есть — не хочу, но надо. Через неделю я получаю последнюю стипендию. Бабушка будет оказывать мне вспомоществование только до конца каникул. А с папашей, как всегда, ничего не понятно. Он то появляется, то исчезает.

— Счастье еще, что у тебя есть я. Я принесу тебе приличное резюме и CV.

И вот я жду. Иола не сказала, когда принесет. А я не давлю на нее, потому что у нее своих дел невпроворот. Букеты, всякие причиндалы, всевозможные формальности, предсвадебная гонка. Может быть, и меня ждет то же самое с Ра-фалом?

— Надеюсь, нет, — отрезала Эва.

— А я считала тебя лучшей своей подругой. Что ты имеешь против Рафала?

— Собственно, ничего. Если не считать, что он хитрый и непорядочный.

— Я с ним больше года ходила, и ты только сейчас говоришь?

— Я всегда утверждала, что ты заслуживаешь лучшего, — запротестовала она, — но ты же никого не слушаешь.

— Все, по-твоему, заслуживают лучшего! Рафал — хитрый и непорядочный, Виктор — склад гаджетов, Петр — карьерист. Но тут у нас с тобой мнения сходятся. Но можешь ты назвать мне хоть одного, с кем стоит ходить?

— Могу, — почти беззвучно ответила Эва.

— Я превратилась в одно большое ухо. И кто же этот принц?

— Сын нашего директора, — выпалила Эва, закуривая сигарету. Третью в жизни.

— Ты шутишь? — Она молчала. — Нет, не шутишь. Как его зовут?

— Томек.

— У тебя есть его фотография?

— Есть только вот это. — И она достала из рюкзачка мятый листок. — Ксерокс его характеристики из летнего лагеря трехлетней давности. Он стащил ее из школы, а я стащила у него, отксерила и вернула.

— Покажи! — Я взглянула на листок. — Так я знаю его. В лагере он был у меня в группе. Как раз три года назад. Блондин в очках, да?

— Ты серьезно? — оживилась Эва.

— Сама посмотри. Отзыв воспитателя: мой почерк и моя подпись.

— Действительно. — Она начала читать: — «Томек — мальчик творческий, наделенный огромным воображением и актерским талантом. Товарищи его любят. Доброжелательно относится к старшим по возрасту и к животным. Больших трудностей воспитателям не доставлял». Да, именно такой он и есть. Творческая и впечатлительная натура.

— Ты, видно, не знаешь, как пишутся характеристики в лагере?

— Как?

— Видишь, сверху есть характеристика классного воспитателя.

— Вижу. Ну и что?

— Берутся все карточки, тасуются, и мнение школьного воспитателя переписывается из одной карточки в другую. Иногда добавляешь что-то от себя. «Больших трудностей не доставлял» означает, что парень был пойман на курении или вышиб дверь. А если он оказывался смирным и послушным, то писалось «Никаких трудностей не доставлял».

— Загибаешь!

— Нет, Эвита, не загибаю. Я даже помню, что он натворил. Показал венграм в окно голый зад, потому что они забросали его яблоками. Венгры решили, что таким образом он вызывает их на поединок, и оставшееся время до конца смены подстерегали его, готовые сразиться.

— И что, они побили его?

— К счастью, нет. Я велела ему сидеть в здании, но где там! Он сказал, что вломит им по первое число.

— Какой смелый, — умилилась Эва.

— Дело тут вовсе не в смелости, а в отсутствии воображения. Это были мелкие розничные торговцы, которые не привыкли миндальничать. Нож в живот — и привет. Хорошо, что он попал ко мне в группу. Квятковская сразу сообщила бы в школу.

— За то, что показал голый зад?

— А ты не помнишь, как было в школе? И не за такое люди горели. Меня чуть не завалили на математике только потому, что я сказала учителю, что он не имеет права устраивать в один день две контрольных.

— Расскажи мне что-нибудь о нем. Какой он был?

— Да чего рассказывать? Толстый, провонял табачищем, вместо брючного ремня какой-то шнурок. При виде девочек в мохеровых свитерках он такие слюни пускал…

— Я про Томека спрашиваю.

— Ах, Томек. Да я почти ничего не помню. Как-никак три года прошло.

— Ну пожалуйста. Ну вспомни. — Эва сделала «чертика». «Чертик» используется для того, чтобы умаслить знакомых, и выглядит следующим образом: прикладываешь ладони к голове, согнутые указательные пальцы изображают рожки, и при этом ты строишь умоляющую гримасу. Действует.

— Попробую. Он носил темно-синие джинсы и красную блузу с надписью «Sexy boy», а на дискотеки надевал зеленую. У него были клетчатые плавки и смешные тапки для бассейна. На прощальном вечере он оделся рыцарем. Кольчугу он себе сделал из булавок.

— Малина… Я спрашиваю про характер, интересы.

— А-а. Ну что… У него был пунктик на почве зубов и волос.

— И сейчас тоже.

— Съев шоколадку, он тут же мчался в умывалку. Все время спрашивал меня, не замечаю ли я, что у него откладывается зубной камень и расходятся зубы. Ну что еще? Считал, что он слишком толстый.

— И сейчас тоже, — непонятно почему обрадовалась Эва.

— На первом этаже у нас было зеркало. Так он все время смотрелся в него, втягивал живот, поправлял прическу. И все время мучил меня: «Скажите честно, без уверток: я очень толстый?»

— И что ты?

— Я ему: «Томек, ты беспокоишься о своей внешности прямо как девочка». А он на это: «Времена меняются, пани Малина. Мы, парни, ощущаем все большее давление. Вы читали Твистера?»

— Бедный Томек, — растрогалась Эва.

— Он был слегка зациклен на том, как он выглядит, но знаешь что? У меня совершенно не возникло впечатления, что он пустой или избалованный, как, например, Виктор.

— Потому что он действительно не такой, — уверила меня Эва. — Он впечатлительный и интеллигентный. У него отличное чувство юмора. И еще он любит животных и тоже не ест мяса.

— Короче, ходячий идеал.

— К сожалению, есть один минус.

— Какой?

— Томску всего двадцать лет. Он на семь лет младше меня.

11.06. Сегодня тот долгожданный день. День разговора и истины.

— Я никогда больше не взгляну ни на одного мужчину!

— Трудно тебе будет: половина человечества — это мужчины. — Эва подала мне очередной платок.

— Хорошо, взгляну, но уже никогда не влюблюсь.

— Хотелось бы верить.

— Ты говоришь прямо как Иола.

Я высморкалась в поданный платок.

— Вполне возможно, но посуди сама. Я пережила двенадцать твоих любовных неудач. Почему бы мне не пережить и тринадцатую?

— Огромное спасибо.

— Наверно, я не слишком удачно выразилась, — спохватилась Эва. — Я двенадцать раз слышала от тебя: «Он — моя вторая половинка». Почему бы мне не услышать это в тринадцатый раз?

— Потому что я уже не верю во вторую половинку! — взорвалась я. — Не верю в любовь! Не верю в человеческое бескорыстие!

— Я же говорила тебе: «Не ходи!»

— А я ничуть не жалею. По крайней мере, теперь я знаю, какие мужчины. И вообще люди. Потому с сегодняшнего дня все изменится. С наивностью покончено. С мечтами покончено. Я превращаюсь в машину для достижения успеха. Только карьера, деньги и власть.

— Кто тут говорит о карьере? Малина? Не может быть! — услышала я.

В коридоре стояла Иола.

— Я стучалась, — стала она оправдываться. — Наверно, вы не слышали.

— Это из-за рыданий Малины. Она переживает.

— Рафал женится. — Слова эти прозвучали вовсе не как вопрос.

— Откуда ты знаешь?

— От Виктора, его отец дружен с отцом невесты Рафала. У них какие-то общие дела. Ну что ты так смотришь? Я узнала неделю назад.

— И всю эту неделю ты молчала? Позволила, чтобы я пошла туда и выставила себя круглой дурой. К чему были притчи про соседа и капельку рассудительности?

— Ты, похоже, меня не поняла. — В голосе Иолы я почувствовала холодок. — Неделю назад я узнала об их дружбе. Об их браке Виктор сказал мне только сегодня, и я сразу помчалась к тебе.

— Слишком поздно!

— Извини, но это не моя вина. Я понимаю, что информация дошла до тебя с опозданием. Понимаю, что ты страдаешь от пустоты, образовавшейся после разрыва вашей связи. Но это не причина, чтобы разряжать агрессивность на мне. Ты должна научиться контролировать свои эмоции.

В ответ я залилась слезами.

— Когда у них свадьба? — спросила Эва.

— В конце августа. Отец Виктора получил приглашение.

— Так это правда? Ну, теперь уже на все сто процентов конец с мужчинами! — взвыла я.

Мы втроем сидели в кухне. Я взяла следующий платок, а девочки терпеливо ждали. Наконец, примерно через час, запасы слез у меня иссякли.

— На твоем месте я легла бы спать, — посоветовала Иола. — Завтра ты почувствуешь себя лучше.

— Откуда ты знаешь? — спросила я в нос (распухший от слез). — Откуда ты знаешь, что я буду чувствовать завтра?

— Предполагаю. Но если нет, принесу тебе что-нибудь успокоительное. Ладно, мне пора. Поговорим завтра, когда немножко отойдешь.

Мы остались вдвоем с Эвой.

— Может быть, сожжем его фотографии и тебе станет легче? — предложила она.

Я кивнула. Она принесла спички и коробку с фотографиями. Эва знает, где что лежит в моей квартире, лучше меня.

— Которую первой? О. на этой он вышел полным идиотом. Давай ее.

— Чур, жечь буду я, — оживилась я и поднесла к снимку спичку. Сперва исчезла голова, потом шея, остался кусок рубашки.

И в этот миг в дверь позвонили. Пришел Лешек.

— Устроили Рафалу аутодафе? Смекаю, дело дошло до окончательного разрыва.

— До окончательного разрыва дело дошло еще в Новый год, — объяснила Эва. — А сейчас дошло до окончательного осознания этого печального факта.

— Я могу принять участие в празднестве?

— А входной билет у тебя есть?

— Да. — Он вытащил из рюкзака большущую бутыль джина. — Я как раз думал, с кем ее распить. Диди уехал в Берлин. А Петр в горах, у них там проходит школа менеджеров. Вскоре он получает повышение. И справедливо — в нем столько харизмы. Ладно, конец восторгам. Мы здесь собрались не для этого.

— Точно. Выбери себе фото, — пододвинула я к нему коробку.

— Вот это. Я помню у него эту прическу. Ты тогда познакомилась с нами. Господи, как он мне нравился. И знаете что?

— Ты был уверен, что он не гетеросексуал, да?

— Угадала, Эвита. Я даже получал определенные сигналы, свидетельствующие о его интересе. Странные взгляды. Признаюсь, что, когда он откидывал волосы, на миг сердце у меня начинало биться быстрей.

Я почувствовала, что сейчас снова раскисну.

— А глаза! — продолжал восторгаться Лешек. — Дивные голубые глаза. Такие бездонные, что в них можно было нырнуть и никогда уж обратно не вынырнуть.

— А на меня он уже ими никогда не посмотрит, — почти что взвыла я. — Никогда уже я не буду держать его за руку! Такую теплую и сильную. Больше никогда не коснусь его пальцев.

— И никогда не будешь видеть, как они настойчиво копаются в носу.

— Ну почему ты всегда стараешься все опошлить? — прервал Эву Лешек.

— Такова, к сожалению, реальность. Мне приходилось отворачиваться, чтобы не видеть пальца, углубившегося в ноздрю до среднего сустава.

— Интересно, но на людях он сдерживался. То есть, прости, Эвита, я имел в виду в обществе… ну, сама понимаешь, — засмущался Лешек.

— Понимаю. Иола сочла бы это оговоркой по Фрейду, но я не буду цепляться к словам.

— Я имел в виду большую группу людей, — не унимался Лешек. — Ладно, меняем тему. Ну как, сжигаем?

— Давай. А я принесу пива, чтобы залить огонь, что жжет изнутри.

После этого мы сожгли все остальные фотографии и выпили восемь банок пива, а также большую бутылку джина с тоником.

12.06. Страдаем втроем. Как отрыгивается елкой! В жизни никогда больше в рот не возьму джина.

13.06. Только что ушел Лешек. Едва мы закрыли за ним дверь, позвонила бабушка:

— Малинка! Ты простужена?

— Нет, то есть немножко. — Мне не хотелось посвящать бабушку в наши взаимоотношения с джином. — У меня уже проходит.

— Главное, как следует прогрейся. И принимай эхинацею, она усиливает сопротивляемость организма. Помогает от всего — переохлаждения, гриппа, отравлений…

— Сегодня же сбегаю в аптеку. А как у тебя?

— Понимаешь, вчера утром был странный звонок. Звонил твой парень.

— Рафал? Но мы уже не вместе. Помнишь, я порвала с ним?

— Помню. И когда он сказал: «Я — жених Малинки», я тут же напомнила ему про это.

— И что он?

— Хмыкнул, как будто смешался, но тут же сказал, что вы продолжаете оставаться друзьями.

— Мне про нашу дружбу ничего неизвестно. — Я постаралась, чтобы слова мои звучали как можно безразличней. — И чего он хотел?

— Он звонил по поводу того куска земли под Краковом, что я унаследовала от Антония. Спрашивал, говорила ли ты уже об этом со мной. Я ответила, что нет, а он: «Малинка обещала посодействовать».

— И выполнила обещание, — шепнула Эва.

— Он вел речь о продаже этого участка. Причем очень выгодной. «Я знаю, — сказал он, — что семье Малинки нужны деньги, и такая инъекция наличных, надо полагать, пошла бы ей на пользу». Потом сообщил, что у него имеется покупатель, но решение нужно принимать буквально немедленно.

— И что? — крикнула я. — Ты продала?

— Еще нет. Через час он должен сюда приехать подписать договор. Я пыталась тебе дозвониться.

— Я выключила телефон.

— Хорошо, что наконец я до тебя все-таки дозвонилась. Так что с продажей? Я собиралась завещать этот кусок земли тебе, но раз ты сама просила Рафала…

— Врет. Ничего не подписывай! Никакие мы с ним не друзья. Просто он попытался провернуть комбинацию за моей спиной.

— Не поняла.

— Сейчас я дам тебе Эву. Она лучше объяснит.

Я передала трубку Эве.

— Здравствуйте. Это Эва.

— Привет. Как там любовные отношения с блондином? В цвету?

— Появились первые бутончики.

— Он признался в любви?

— Набирается смелости. Дозревает. Так мне по крайней мере кажется, но я была бы благодарна за разрешение сомнений. Короче говоря, умоляю погадать мне.

— Ты должна рассказать о Рафале, — напомнила я.

— А, да. Но сперва мне надо рассказать о Ра-фале. Выглядит это следующим образом. Рафал порвал с Малиной полгода назад.

— Малинка говорила, что это она ушла.

— Она не хотела, чтобы в семье ее жалели. Но факты таковы, что порвал Рафал. И все эти полгода обходил ее стороной, не звонил, не поздравлял с праздниками — короче, никаких контактов. Если не считать контактом небрежное «привет», брошенное на праздновании валентинок, а также туманное обещание позвонить. Добавлю также, что почти сразу после разрыва он начал встречаться с давней знакомой, дочкой богатого адвоката.

— Каков негодяй! — возмутилась бабушка.

— А несколько дней назад он вдруг позвонил и предложил восстановить несуществующие узы дружбы. Малина, все еще влюбленная в него по самые кончики немалых своих ушей, не колебалась ни минуты. Она явилась на свидание, полная призрачных надежд. К счастью, поделиться ими с Рафалом она не успела, потому что тот сходу поблагодарил ее за то, что она не пыталась оживить нечто, давно уже ставшее лишь горсткой хладного пепла. Короче говоря, он благодарен Малине за то, что она не умоляет его вернуться к ней. А затем он выложил подлинную причину свидания. А причина эта — ваш участок, который соседствует с участком его соученика. Отец соученика хотел бы купить принадлежащую вам землю, поскольку он намерен построить там резиденцию. Кажется, он раньше уже встречался с вами по этому поводу, но получил отказ.

— Три года назад какой-то козел махал у меня перед носом пачкой банкнот. И приперся он, стервятник этакий, через день после похорон Антония. А когда я предложила ему убраться, он сказал мне, что я не способна мыслить абстрактно. Дескать, я не могу представить себе обмен большого куска земли на солидную пачку банкнот. Наглый до невозможности тип.

— Это и есть отец соученика Рафала. Рафал с ним очень дружен и потому предложил свою помощь. Он рассчитывал, что Малина его поддержит.

— Как он мог быть таким наивным? Порвать с девушкой без пяти двенадцать и верить, что единственным чувством, какое она питает к нему, будет симпатия?

— Малина сама убеждала его в этом. А мы обе прекрасно знаем, как она умеет скрывать свои душевные драмы.

— От меня уж точно, — согласилась бабушка. — Я была уверена, что Рафал ей надоел и она выбрала научную карьеру.

— Рафала она тоже ввела в заблуждение. Потому-то он ничтоже сумняшеся попросил ее о помощи.

— И что же Малинка?

— Вот тут-то, к сожалению, нервы у нее сдали. Вместо того чтобы для развлечения подать ему поначалу иллюзорную надежду, она высказала все, что об этом думает. А поскольку сна успела выпить два пива, то выражений она не выбирала.

— То есть выдала все, что накипело, без обиняков? Так ему и надо.

— В этом-то сомнений нет. Только нужно было сделать это полгода назад. Когда он порвал с нею в пять минут первого.

— Как это? Они успели пожениться?

— К счастью, нет. Я использовала выражение «пять минут первого» в буквальном смысле, имея в виду время на часах, а не как метафору. Просто Рафал объявил ей о разрыве помолвки через пять минут после наступления Нового года.

— Через шесть, — уточнила я.

— Великолепное чувство минуты, — прокомментировала бабушка. — Я не понимаю только одного: как после всего этого он мог просить меня о продаже участка?

— Рафал неглуп. После взрыва Малины он понял, что она страшно переживает разрыв. А поскольку он успел ее хорошо узнать, для него не секрет, как ваша внучка избавляется от горестей. Буду откровенна до конца: она их выполаскивает пивом.

— Так вот почему у нее такой голос. А я-то уж поверила было в простуду. Малинка рядом?

— Бабушка хочет говорить с тобой, — протянула мне трубку Эва.

— Да? — красная как рак, пролепетала я.

— Можешь не смущаться. Бабушке тоже случалось заливать печали. Помню, мне было шестнадцать лет, и я страшно перепилась самогоном. Меня так выворачивало, едва все зубы не вылетели. А тебя?

Меня? Что ж. Откровенность за откровенность.

— Хорошо, что я рот успела открыть, а иначе все пошло бы ушами и ноздрями.

— Моя порода, — сделала бабушка вывод. — В следующий раз можешь мне не врать. Говори правду. Я ведь не Хеня.

— Да, знаю, у мамы случился бы инфаркт. Это ее метод проявлять чувства.

— Но вернемся к похмелью… Принимай эхинацею — быстрей справишься с алкогольным отравлением. Две столовых ложки настойки…

— Вряд ли мне удастся их проглотить. От одной мысли, что настойка на спирту, у меня начинаются спазмы в горле.

— Тогда купи в таблетках. Дай-ка мне снова Эву.

— Я у телефона. Сейчас доскажу. Рафал рассчитывал на то, что Малина, борясь с последствиями перепоя, будет не в силах позвонить вам. И он решил ковать железо, пока горячо.

— И ему почти удалось. Я только пытаюсь понять, почему он так бьется за этот участок. Не из преклонения же перед талантами адвоката Носкевича.

— Носкевич? Так это же фамилия пышнотелой, то есть новой невесты Рафала! — Я запомнила ее, потому что она происходит от «носа».

— Если они поженятся, — подвела итог бабушка, — очень велика вероятность, что когда-нибудь вы окажетесь соседями.

14.06. Завлекательная картинка.

— Если бы я по-прежнему витала в мечтах, то могла бы сочинить следующий сценарий. Я через десять лет. Еще более привлекательная, чем сейчас. Окруженная поклонниками. Богатая и реализовавшаяся профессионально. Утомленная многочисленными путешествиями…

— …на Луну, — не преминула съязвить Эва.

— Нет, всего лишь на Кайманы, Балеары, Гавайи и тому подобные места. Утомленная интенсивной жизнью и путешествиями, я решаю поселиться на старом пепелище, то есть в гасиенде, которую я построила на бабушкином участке. Я приезжаю в своем «ягуаре» и встречаю его. Он тоже профессионально реализовался, но он несчастлив рядом с глупой растолстевшей женой. Он влюбляется в меня и вымаливает хотя бы один поцелуй. Я колеблюсь. Занавес. Аплодисменты.

— К счастью для тебя и друзей семьи, ты больше не витаешь в мечтаниях, и потому подобные грезы у тебя не возникнут.

— Да, потому что я, как и обещала, превращаюсь в женщину, стремящуюся к успеху.

— Серьезно?

— Я отослала ответы на два предложения. А сейчас дам агрессивное объявление в газету.

16.06. Дала я его сегодня: «Молодая, отважная, энергичная, с высшим образованием ищет творческую работу, дающую возможность роста. Контакт…»Напечатано оно будет в понедельник. А пока что я готовлюсь к защите. Она будет через три недели и три дня.

19.06. Сегодня объявление опубликовано. Может, потренировать сверхсознание? О, телефон! Стоило лишь удобно лечь — и пожалуйста. Вот это сила!

— Слушаю, — произнесла я глубоким альтом. Низкий голос якобы эффективней действует. Так утверждает Иола.

— Я по объявлению. Око актуально? — прохрипел кто-то на другом конце провода.

— Естественно.

— Естественно да или естественно нет?

— Естественно да, — отвечала я, не огорошенная подобной дотошностью.

— Сколько вам лет?

Что это может быть за работа, если этот хрипун начинает с вопроса о возрасте?

— Двадцать шесть.

— Угу. А где вы работали последние два года?

Почему два, а не четыре? Что он хочет вызнать?

— Почему именно два?

— Потому что вы закончили два года назад, да? — Я молчала, и он стал объяснять: — Вам двадцать шесть, институт кончают в двадцать четыре.

— Кто кончает? — уже слегка разозлившись, поинтересовалась я.

— Как это кто? Все! — В его голосе тоже проявилась какая-то нервозность.

— Я — нет. И большинство людей после техникума тоже, потому что в техникуме учатся пять лет.

— Значит, вы после техникума? — В его голосе я услышала легкое презрение.

— Нет, но какое это имеет значение? Лицей, техникум… Разве это важно? — Он не ответил, поэтому я продолжила: — Кроме того, надо принять во внимание направление обучения. Например, на медицинском учатся шесть лет. И многие поступают на медицинский по нескольку лет. А вот на экономическом курс обучения длится четыре с половиной года, тогда как в Академии физвоспитания и в актерской школе всего лишь четыре. Так что не стоит говорить, что все.

— А вы когда закончили? — Нет, ну какой дотошный.

— Как раз сейчас кончаю.

— С опозданием, — не без яда констатировал он. — Не хотелось учиться, да?

— А вам сколько лет?

— Тридцать семь. А что такое?

— Вам уже столько лет, и вы до сих пор не научились элементарным правилам поведения?

И я положила трубку, прежде чем он успел что-то ответить.

* * *

Вечером. Обмываем мою первую неудачу на пути к успеху.

— Круто ты ему ответила, — признала Эва.

— Просто классно, — кивнула Иола. — Вот только с таким отношением к работодателю тебе грозит безработица.

— А по-моему, нечего вести переговоры с хамами, — уперлась Эва. — Лучше подождать кого-нибудь нормального. Позвонят, наверно.

— Пока никто не звонил, — сообщила я и отхлебнула пива.

— На рынке труда застой, — проинформировала нас Эва. — К тому же у тебя нет опыта работы.

— Как это нет? — возмутилась я. — Каждый год я ездила в лагеря с детьми, потом перевод текстов, репетиторство.

— У тебя нет опыта в той сфере, в которой ты получила образование. Вспомни, ты учишься на «Управлении», а не на «Педагогике».

— Ну это же какой-то идиотизм! — вскинулась я. — Когда я, по-твоему, могла работать, если училась на дневном?

— Не знаю, — развела руками Иола. — По мнению экспертов, это возможно. Сама посмотри. — Она достала из сумки «Газету».

— Прочти сама, потому что после пива я не очень четко вижу. Не понимаю, что такое? Выпью всего три кружки, а зрение у меня садится, как от денатурата.

— Конечно, у окулиста ты не была? Ну что ж, Малина, это твоя жизнь, твои глаза. Если хочешь их окончательно загубить…

— Да отстань ты от нее, — заступилась за меня Эва. — Ты что, ходишь к врачам по каждому пустяку? Каждое утро делаешь зарядку? А каждый вечер на сон грядущий выучиваешь сто иностранных слов?

— Разумеется, — вскинулась теперь уже Иола.

— Разумеется да или разумеется нет? — ядовито усмехнулась я.

— Глупый вопрос.

— Шефу ты тоже так же буркнула бы?

— Малина, ты ничего не понимаешь. Одно дело — разговор с шефом, а другое…

— …с глуповатой, наивной подругой, не ориентированной на достижение успеха?

— Я отбросила бы слово «глуповатая», а все остальное в этой дефиниции очень точно.

— Большое спасибо.

— Не за что, — ответила Иола и приникла к своей кружке.

Последующие десять минут никто не произнес ни слова. Я от обиды. Иола от сознания собственной правоты, а Эва была какая-то отсутствующая.

— Ну хорошо. — Иола протянула руку в знак примирения. — Я не должна была так… В качестве извинения я напишу тебе, как отвечать на вопросы работодателя.

— Когда?

— Когда он позвонит.

— Когда ты мне напишешь? — уточнила я вопрос.

— Да прямо сейчас. У тебя есть какая-нибудь тетрадка? Погоди, у меня же есть блокнот. — Она вырвала листок. — Напомни мне только, чем ты занималась.

— Когда? — не слишком сообразительно осведомилась я.

— Господи, Малина, — не выдержала Эва, — не пей ты больше, а то и впрямь… Впечатление, словно у тебя кто-то выключил оба полушария. Ее интересует работа. Где ты работала?

— Не знаю, смогу ли я все вспомнить. Сейчас, сейчас… — Я принялась тереть лоб. — Значит, пять лет в лагерях в Эгере. Два года как перевожу для Interworld'a. Корочки с английских курсов и…

— Это все ты уже упоминала. — Иола нетерпеливо кивала. — А какие-нибудь стажировки, практика?

— Практика? — задумалась я. — В магазине после вступительных экзаменов. Я хотела заработать на какую-нибудь прикольную шмотку. Вы же знаете, как одеваются на «Истории искусства». Меня приняли с испытательным сроком, я соврала, что не поступила и собираюсь постоянно работать.

— Нет, я имею в виду заграничную практику, — прервала Иола. — Стажировку в крупных международных фирмах.

— Господи, Иола, — не выдержала я, — да кто на такое ездит?

— Сейчас люди начинают прокладывать дорожки своей карьеры уже на первых курсах. — Иола взяла газету, о которой все мы забыли. — Я как раз собиралась тебе прочитать. Томек, двадцать один год: «Я принадлежу к студенческой организации, а по выходным и в каникулы работаю в крупной компьютерной фирме. Времени на развлечения у меня нет, но зато я приобретаю опыт». Ася, четвертый курс экономического: «Я подрабатываю в банке. А в свободные минуты совершенствую английский. Благодаря этому у меня есть шансы в конкурсе». То же самое говорит Петрек, который, кроме английского, совершенствует немецкий и дополнительно изучает информатику.

— За борзых! — Эва подняла кружку.

Мы чокнулись. Иола искала очередные примеры.

— А вот твоя тезка Эва: «Если ты не начнешь на четвертом курсе, то шансов у тебя ноль. Конкуренция сейчас огромная». Еще один Томек, двадцать пять лет: «Уже не помню, когда мне удалось поспать больше шести часов. Зато я уже год веду проект. Только что купил квартиру. Такова цена успеха». Эти люди сознательно выстраивают свою профессиональную жизнь. Они начали еще во время учебы и теперь зарабатывают, продвигаются, — вздохнула Иола. — Я порой даже нервничаю, оттого что не начала раньше.

— На кой ты все это читаешь?

Эва забрала у нее газету, смяла и бросила к камину.

— Хочу быть в курсе. Хочу узнать вектор действия конкуренции. Возможности на рынке труда.

— Возможности? Половина этих заявлений — чушь собачья. Большая часть рабочих мест поджидает знакомых шефа.

— Да, знаю, но для молодых и честолюбивых всегда найдется…

— … место уличного пендера, — закончила Эва. — Не обижайся, Малина.

— Я говорю о таких, как эти, из «Газеты», которые работали уже на третьем курсе…

— …дневного, — прервала Иолу разозлившаяся Эва. — Вместо того чтобы читать, развиваться, ходить в театр. Что это за люди и что это за институты, если там так можно? У меня было всего двадцать два часа занятий в неделю, но мне и то не удалось бы. Надо же подготовиться к коллоквиуму, написать курсовую, посидеть в читалке. Как это возможно?

— За счет сна и общения, — объяснила Иола.

— Тогда что это за работа, если ее может исполнять невыспавшийся зомби?

— Может, они на амфетаминах катят? — подбросила я.

— Здорово! Иола, ты должна ликовать. Для тебя будет больше пациентов.

— Я не психотерапевт. Я хочу заниматься HRM.

— А это что еще за болезнь?

— Это никакая не болезнь, это аббревиатура. Управление людскими ресурсами.

— Боже, ну и название! — поморщилась Эва. — Совсем как управление пушечным мясом. Не человек, а ресурс. Кто это придумывает? Роботы?

— Прекрасное название, — выступила я в защиту. — И к должности подходит. Роботы управляют другими роботами.

— Но зато неплохо зарабатывают, — парировала Иола.

— Ах, я совсем забыла. — Эва хлопнула себя по лбу. — Ведь сейчас это самое главное. Правда, Томек из «Газеты» говорит, что он участвует в этой гонке исключительно ради внутреннего удовлетворения, а для Аси важней всего возможность развиваться, но в действительности все дело в капусте.

— Конечно, — согласилась Иола. — Удовлетворение — это для людей искусства, а не для заурядных служащих. Возьмем, к примеру, того же специалиста по HRM. Иногда ему приходится решать, кого уволить, кого понизить в должности, кому уменьшить зарплату. Думаете, это приятно?

— Нет? — ядовито улыбнулась я. Второй раз за сегодняшний вечер.

— Нет. — Иола не поддалась на провокацию. — Но можно выдержать благодаря зарплате. Настолько большой, что, к сожалению, желающих на такую должность очень много.

— А Виктор тебе не окажет содействие?

— Он пытается, но сами понимаете. При такой конкуренции. Со второго курса языковая стажировка за границей.

— Иола, но таких же можно пересчитать по пальцам.

— Ну, не знаю. — Иола покачала головой.

— Оглянись вокруг. Большинство — это наши знакомые. Кто-нибудь из них напоминает тебе борзую на собачьих бегах?

— Просто те не рассиживают по пивным, они сидят в офисе.

— Только не говори, что ты им завидуешь, — фыркнула Эва.

— Не завидую, просто боюсь, — прошептала Иола. — Боюсь, что если сейчас не зацеплюсь, то через несколько лет у меня и на пиво не будет. Я выпаду из обращения. Окажусь неудачницей, в отчаянии просматривающей газеты в читальне.

— Ты — и не зацепишься? А что тогда говорить обо мне, о Малине, о Лешеке?

Иола ничего не ответила. Дипломатка. Сделала вид, будто поглощена написанием советов для меня. Пожалуй, закажу еще пиво.

20.06. Снился мне сон. Будто я в пустыне. Ослепительное солнце светит прямо в глаза, язык у меня покрыт струпьями. «Воды…» — хриплю я и разрываю ногтями песок. И вдруг вдалеке замечаю что-то вроде ручья. Я стремлюсь к нему, бреду совершенно обессиленная, с трудом карабкаюсь на барханы. И вот я добрела. Окунаю сложенные ладони, набираю. Сейчас я наконец напьюсь. И неожиданно за спиной я слышу грозное рычание. Собака. Огромная черная собака справа. Сидит ко мне боком и рычит. Я выливаю воду, чтобы ее успокоить, но где там! Она продолжает рычать, причем все громче и громче. Ну почему солнце так ярко светит? И эта собака! Если она не прекратит, я не выдержу.

И вдруг меня что-то словно перетащило на другую сторону. Где я? И что это так звенит? Телефон! Ничего не соображая, я обвела глазами комнату. Боже, уже почти двенадцать. Я забыла выключить лампочку, и всю ночь она врезала мне по глазам. Какой суховей во рту после вчерашнего пива. Кажется, я выпила четыре кружки. Телефон наконец замолчал. Какое облегчение. Надо встать, что-то проглотить, иначе похмелье не отпустит. Я потянулась за халатом, брошенным на стул. Забавно, на фоне окна он похож на собаку. Длинная морда, уши, поясок лежит сзади, прямо как хвост. Но как я это могла видеть сквозь закрытые веки? Сколько времени длился этот сон? Пятнадцать минут, два часа, а может, всего несколько секунд? Мозг, он способен такого накрутить. Я возвратилась с кружкой кефира и села на краешек кровати. «Я просто должна сфотографировать тебя, — как-то сказала Эва. — Ты с кружкой кефира в руке. Волосы во все стороны, бессмысленный взгляд и эта тишина в воздухе. Я назову его «На следующее утро» и повешу у тебя над кроватью. Может, тогда ты реже будешь заглядывать в пивную кружку». Фотография пока еще не сделана, зато я «на следующее утро» сижу с кефиром в руке и бессмысленно осматриваюсь вокруг. Тишина, это хорошо. И вдруг телефон снова заверещал.

— Слушаю, — прохрипела я.

— Здравствуйте. Я звоню в связи с объявлением. Оно еще актуально?

— Естественно.

Я лихорадочно принялась обшаривать взглядом комнату в поисках листка, написанного Иолой.

— Это прекрасно. Вы уже закончили обучение в институте?

— Да. Через две недели защита.

— Очень хорошо. Когда вы могли бы прийти к нам на беседу?

— Сейчас, минутку… — Сегодня я с похмела, так что сегодняшний день отпадает. — Завтра, но после двенадцати.

— Отлично. Запишите адрес.

— А могла бы я узнать, что за работа?

— Наша фирма занимается консультациями, и мы ищем специалистов по управлению. Таких, как вы.

— У меня не слишком большой опыт, — выпалила я.

— Это неважно. Опыт вы приобретете у нас в фирме.

— Ну, если так, то, пожалуйста, скажите адрес.

Я записала и название фирмы: SMG. Сейчас буду вымучивать CV, но сначала допью кефир.

21.06. Только что вернулась с собеседования. Битых два часа! Я высосана до конца, а мое чувство собственной значимости все уместится под ногтем мизинца. Но начну с начала, то есть со вчера. Допив кефир, я выпила еще кружку, а потом полбутылки минеральной. Приняла холодный душ, убрала постель и собрала вещи. Около четырех я взялась за CV. Только настучала дату рождения, как зазвонил телефон.

— Малинка?

Это бабушка. Что могло случиться?

— Да, бабушка. Что случилось?

— Быстро зажги телевизор.

Хорошо, что тут нет мамы, мы мгновенно услышали бы: «Говорят включи, а не зажги».

— Какую программу?.. Ага, есть. Сейчас там реклама. Бабушка, а что там происходит?

— Сама увидишь. Господи, какой позор, — прошептала бабушка и положила трубку.

Вся напряженная, я сидела перед телевизором. Наконец реклама закончилась. Ведущая «Разговоров начистоту» объявила следующего участника: «Приветствуем Хелену, женщину незаурядную и привлекательную, но которой не везло с мужчинами». Раздались аплодисменты, и на сцену вышла моя мама.