Я пришла к нему ровно через два дня после первого визита. Я еле-еле доползла, до такой степени меня умиротворило. Первую таблетку я проглотила вечером и спала до полвторого. В полубесчувственном состоянии я доплелась до ванной. Взгляд в зеркало. Ой! А еще говорят, будто сон – самая лучшая косметика.

– Губка явно не попал, – заметила Эва, взглянув на меня поверх книжки. – Сколько ты должна глотать этой дряни?

– Три таблетки ежедневно. Утро я уже пропустила, так, может, в обед принять две?

– А может, мне сразу вызвать «скорую»?

– Без паники. Наверно, это первая реакция. Организм не привык…

– Ты хочешь сказать, что еще не попала в зависимость? Я бы пошла к Губке и попросила что-нибудь другое.

– Ладно, завтра схожу, а сегодня еще попробую. Только приму пораньше. Чтобы не дрыхнуть до двух.

Я приняла таблетку и пошла в магазин. Она начала действовать, когда я подошла к кассе. Расплачиваясь за покупки, я обнаружила, что забыла проездной билет. Большое дело, поеду зайцем. И тут, как нарочно, контролер. Но у меня ни намека на стресс.

– Тридцать злотых штрафа плюс сумка с покупками, оставленная в трамвае, – закончила я свой рассказ Эве. – Впишу их в расходы на лечение. А сейчас я валюсь с ног и потому пошла баиньки.

* * *

На другой день я появилась у Губки.

– Здравствуйте. Садитесь.

– Доктор, я позавчера была у вас…

– Да? – насторожился он. – И в чем проблема?

– В том, что я ем, трескаю, жру.

– Ну и? – Те же усталые глаза, глядящие сквозь пальцы.

– Ну и вы мне выписали полдоксин, по он сшибает меня с ног. Я в полубессознательном состоянии, сплю по четырнадцать часов. Я пришла попросить что-нибудь другое… Вы обещали, что мы будем экспериментировать.

Губка все время кивал и говорил, что аппетит – это только вершина айсберга.

Я умолкла. Губка глянул в мою карточку.

– Мгм. Нарушения с едой, невроз навязчивых состояний, проблемы с засыпанием, – медленно прочитал он. – Огорчается. Это важно. И из-за чего ты огорчаешься?

– Я уже говорила. Из-за всего. Сомнительное будущее. Прошлое, которое невозможно изменить. Когда-то я боялась, что не сдам вступительные, теперь боюсь каждой сессии. Огорчаюсь из-за мамы и из-за того, что она огорчается из-за меня.

– Ну что ж, у нас есть некий эскиз.

– Эскиз? Но эскиз уже был у вас два дня назад.

– То был неверный след. На этот раз мы попробуем оксазепам. Он легонько тебя успокоит…

– А не будет сшибать с ног?

– Нет, вызовет лишь небольшую заторможенность. Полдоксин действует как антидепрессант, но в некоторых случаях и как снотворное. А зато оксазепам действует гораздо мягче. – Я вслушивалась в его спокойный голос. И вот мне уже легче. Он должен рассказывать о лекарствах и записывать кассеты. – А через неделю придешь ко мне, и мы будем дальше набрасывать эскиз. Как тебя зовут?

* * *

Через неделю я пришла.

– Здравствуй. Садись. Что нас сюда привело?

– Вы мне сказали явиться с контрольным визитом.

– Да? И как тебя зовут? Малина, вкусное имя. Ну и с чем у нас проблема?

«Со склерозом», – подумала я.

– С чрезмерным аппетитом. Вы помните? Я ем, уписываю, пожираю. Кроме того, огорчаюсь и иногда не сплю по ночам.

– Да, да. Я уже сверяюсь в карточке. Действительно, от всего огорчаешься. Ну и как полдоксин?

– Сшибал меня с ног, и теперь я принимаю оксазепам.

– Ага, я забыл записать. И как себя чувствуешь?

– Чуточку лучше. А откровенно, разницы почти не ощущаю.

– Отлично. Я выпишу тебе тиоридазин.

– А что с нашей картиной?

– С картиной? А! С картиной. – Он кашлянул. – Работаем, работаем. У меня уже есть определенная концепция. Я бы сказал, эскиз. Все идет в верном направлении. Нам нужно только распутать проблему огорчений, но это уже через неделю. А сейчас рецепт.

* * *

Две недели я у него не появлялась. Да и зачем? Сессия сдана, в доме тишь да гладь, дракон диеты усыплен. Не было причин загружать Губку работой. Но где-то под конец марта я стала тыкаться из угла в угол. Все бессмысленно. Чего ради стараться? Чего ради вставать с постели? Зачем я вообще живу? На одних депрессия нападает осенью, а я сламываюсь весной.

– Это никакая не депрессия, – возразила Иола, – а всего лишь пустота. У тебя нет цели.

– Зимой у нее тоже не было, – заметила Эва.

– Зимой праздники, карнавал, сессия. Нет времени думать о пустоте. Весна – это начало нового. Человек задумывается, что изменить, какую дорогу выбрать, и вдруг осознает, что у него нет цели. Он не знает, чего хочет. Пустота.

– Но я знаю, чего хочу. Хочу мужчину. С последним я порвала еще в ноябре. Он клеился к Эве, пытался назначить ей свидание.

– Это не цель. Это бегство от пустоты. Ты хочешь ее заполнить чем-нибудь или кем-нибудь. Это не тот путь.

– Так что же мне делать?

– Посоветуйся со специалистом. Я не могу тебе ничего диктовать. Это твоя жизнь.

* * *

К Губке я пришла сразу после Пасхи. Меня добили праздники в родном доме. Мама только что рассталась с очередным мужчиной ее жизни.

– Все мужчины – мерзавцы, кроме тебя, Ирусь, – обратилась она к моему брату.

– Сташек ушел, – сообщил мне брат, приканчивая на экране очередного монстра.

– Ты выгнала его? – удивилась я. – Но ведь он все за тебя делал. Убирал, готовил.

– Если бы только, – отозвался Ирек. – Пек, жарил, вышивал салфетки, рисовал на стекле. Ну ты же знаешь, какой был Сташек.

Знаю, редкостный был экземпляр.